Текст книги "Пропавший без вести"

Глава 15
Сара

День третий, 14:45

– Я сам схожу, – говорит Ник. – Если заявимся к Роберту вместе, он решит, что мы пришли устроить допрос.

– Может, так оно и лучше, – отвечаю я.

Ник вздыхает.

– По словам Люка, он просто искал Джейкоба на вечеринке. Думаю, этому найдется вполне логичное объяснение. Может, на самом деле Роберт хотел найти Каз.

Мы с Айлой недолюбливаем Роберта – между нами называем его петухом (хотя порой тянет выразиться и словцом покрепче), потому что отец Каз все лето расхаживает по пляжу, выпятив грудь, и сует свой клюв куда не надо. Когда он принимал участие в поисках Марли, его лодка первой вернулась на берег – этого Айла ему так и не простила. Роберт оправдывался тем, что у него было мало топлива, хотя на следующий же день мы все видели, как он помчал на катере к своему любимому ресторанчику у воды.

– Тогда иди ты, Сара, только будь осторожнее, – уступает Ник, а затем подает мне любовное письмо. – Если Каз дома, спроси ее об этом. Вдруг она что-нибудь расскажет.

Очень сомневаюсь, учитывая нашу вчерашнюю беседу.

– Может, показать письмо полиции?

– Сейчас сфотографирую и отправлю. – Ник достает свой мобильный и делает снимок.

Я выхожу из дома. По пляжу гуляет восточный ветер. Яркие паруса виндсерферов стремятся к горизонту, затем всего один поворот доски – и они снова мчат к берегу.

Пройдя совсем недолго, я почувствовала, что за мной кто-то следит. Я обернулась, но Ник уже зашел обратно в дом и прикрыл дверь. Мне кажется, будто некто смотрит на меня из своей хижины, прижавшись лицом к окну. Наверняка все уже узнали о пропаже Джейкоба – новость разнеслась по отмели со скоростью урагана.

Я осматриваюсь и, не заметив пристальных взглядов, иду дальше, но это странное ощущение не покидает меня, а, напротив, усиливается. Волоски на руках встают дыбом, плечи съеживаются.

Позади я вдруг слышу шаги. Мимо пробегает женщина и извиняется – говорит, не хотела меня напугать. Она примерно моего возраста, в бейсбольной кепке, кожа блестит от пота. Рядом с ней вприпрыжку бегут два серых пса, крепких и мускулистых, с блестящими глазами. И чего я перепугалась? Псы дурачатся на мелководье, а я, глядя на них, замечаю покачивающееся у причала судно. Катер Айзека. В рулевой рубке ничего не видно. Айзек давно работает на буровой вышке в море, и я прекрасно знаю его график – шесть дней через шесть. Сегодня у него точно не выходной.

Неужели Айзек на отмели? Или он сейчас наблюдает за мной с борта своего катера?

Я закутываюсь в кардиган и, опустив голову, иду дальше.

Дверь в дом Роберта открыта: Каз устроилась на диване с журналом. На ней длинный темно-серый топ, унылый и бесформенный, но на удивление удачно обтягивающий ее бедра и ноги. Увидев меня, Каз откладывает журнал в сторону и выходит на террасу.

– Твой отец дома?

Каз качает головой, и я замечаю на ее ровной загорелой щеке страшный синяк.

– Откуда это?

– А, да так. – Каз легким движением касается лица. – Ужасно стыдно. Упала по пьяни пару дней назад.

Вчера на этом месте сияла свежая красная отметина.

– На вечеринке у Люка?

– Да, споткнулась на лестнице, – отвечает она и отводит взгляд.

Слова Каз звучат настороженно – неужто врет?

– Можно зайти? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами и возвращается в дом.

– К тебе уже приходили полицейские?

Я-то знаю, что приходили – констебль Роум звонила нам. Девочка показалась ей нервной, отвечала уклончиво. Утверждает, что перебрала с выпивкой, и это привело к ссоре с Джейкобом, однако констебль Роум уверена – Каз недоговаривает.

– Мне нечего им сказать. Я не знаю, где он.

– Зато у меня кое-что есть. От Джейкоба. Сегодня мы нашли его рюкзак, он остался в доме у Люка. А в рюкзаке была записка тебе. – Я достаю из кармана письмо, но не спешу отдавать. Пусть подождет.

– И что там сказано? – спрашивает она, глядя мне в глаза.

Я отвечаю вопросом на вопрос:

– Как вообще у Джейкоба были дела? В последнее время ты видела его чаще, чем я.

– Да вроде нормально.

– У полицейских есть несколько версий, и, согласно одной из них, что-то заставило Джейкоба сбежать. Может, в тот вечер случилось нечто странное. – Я выдерживаю паузу. – Из-за чего вы поссорились?

– Из-за какой-то ерунды. Я уже и не помню.

– А ты напряги память!

Показная вежливость, скрывающая мое истинное отношение к Каз, понемногу исчезает. Если понадобится, я вытяну из нее правду.

Она поворачивает голову и смотрит куда-то вдаль. На гладкую кожу Каз падают лучи солнца. Джейкоб был от нее без ума.

– Ты ему изменяла?

– Нет! Вы что! Я любила его.

Немного помолчав, переспрашиваю:

– Любила?

Каз закрывает лицо руками, и сквозь ее пальцы я снова вижу синевато-багровый синяк.

Я представляю, как Джейкоб стоит у скал рядом с этой прекрасной девушкой, в которую безумно влюблен. Он переборщил с алкоголем, а во взгляде у него столько злобы… Я проговариваю свой вопрос едва слышным шепотом:

– Это Джейкоб тебя ударил?

– Что? Вы думаете, Джейкоб мог меня ударить? – удивленно отвечает Каз.

– Я… ну… – К горлу подступает ком. Я и сама удивляюсь собственным словам и качаю головой.

– Джейкоб и мухи не обидит.

– Знаю. Просто… – К лицу приливает кровь, мне ужасно стыдно.

– Он очень добрый. И хороший. – Каз прикрывает рот рукой, будто хочет сдержать всхлип. Она явно скрывает нечто важное. Джейкоб любил ее, доверял ей свои секреты.

– Зачем в тот вечер твой отец искал Джейкоба?

Каз смотрит на меня, широко раскрыв глаза, – такого она не ожидала.

– Люк сказал, что Роберт заявился на вечеринку. Жутко злой.

– Я… я не знаю.

– Еще как знаешь. – Каз опускает взгляд. –  Могу спросить у отца, если сама не скажешь.

– Отец не виделся с Джейкобом. Честное слово.

– Тогда зачем искать его? – Она качает головой. – Послушай, Каз, я вовсе не злюсь – ни на тебя, ни на твоего папу, – более спокойным тоном говорю я. – Я просто хочу скорее найти Джейкоба.

Я даю ей время собраться с мыслями, но когда Каз не отвечает, добавляю:

– Ты же понимаешь, что полиция снова придет к тебе, если ты будешь молчать.

Каз едва заметно кивает. Шумно сглотнув, она ловит мой взгляд и практически шепотом сообщает:

– Я беременна. – У меня резко опускаются руки. – Вот из-за чего мы ссорились. У нас будет ребенок.

Я смотрю на живот Каз, спрятанный под свободным серым топом.

– И Джейкоб в тот вечер об этом узнал?

– Нет. Мы вместе делали тест в прошлом месяце.

Я потрясена. А мне мой сын даже словом не обмолвился! Поразительно. И как я ничего не заметила?

– Папе все стало известно… Я рассказывала маме по телефону и не заметила, как он зашел в дом.

– Поэтому он и хотел найти Джейкоба.

– Да, но они не увиделись, и отец пошел в паб.

– Может, он продолжил свои поиски уже после?

– Нет, он бы мне сказал, – отвечает Каз, хотя в ее голосе звучит сомнение. Она подтягивает колени к груди и вдруг кажется мне совсем юной. –  Джейкоб не хотел ребенка.

– А ты?

– Я собираюсь в университет. Хочу поездить по миру. Побыть собой, понимаете? – Конечно. Прекрасно понимаю. –  И все-таки… это ведь ребенок. Настоящий ребенок внутри меня, и это мы его сделали. Малыш ни в чем не виноват.

Каз замолкает и смотрит на море.

– Но я все равно пойду. Завтра.

– На аборт?

Она кивает.

Я не могу понять, что чувствую. Слишком много всего и сразу. Несколько дней назад мысль о том, что мой сын сам станет отцом, показалась бы мне совершенно нелепой, однако сейчас я хочу лишь одного: чтобы Джейкоб нашелся, целым и невредимым.

– Почему ты молчала?

– Я… я думала, Джейкоб вернется, и все это будет не важно.

Теперь понятно, зачем ему деньги.

– Он предложил заплатить за аборт?

Каз выпрямляется.

– Да, но это никак не повлияло…

– Мы нашли у Джейкоба в ящике пятьсот фунтов. Все думали, для чего ему такая крупная сумма. – Наступает тишина, потом я спрашиваю: – Значит, Джейкоб не в курсе твоего решения?

– Я звонила ему, но телефон выключен, – качает Каз головой.

– Ты не видела, куда он пошел после вашего разговора той ночью? К домам или к мысу?

– Джейкоб сказал, что хочет побыть один. Он… он плакал. – Каз нервно сглатывает. – И все повторял, что он плохой человек, и мне без него будет лучше. Я не знала, как поступить, что ответить… Он попросил меня уйти, и я ушла.

Джейкоб считал себя плохим человеком?

Мне надо хорошенько все обдумать. Я отдаю Каз его письмо.

– Спасибо, – с улыбкой благодарит она.

Перед уходом я говорю:

– Хочешь, я съезжу с тобой завтра?

Она удивленно смотрит на меня.

– Со мной будет папа, но спасибо, что предложили.

Я возвращаюсь к себе, а навстречу идет Роберт. Его надутую грудь обтягивает оранжево-розовая рубашка-поло, воротничок поднят так высоко, что касается кончиков густых седых волос.

– Сара! – не останавливаясь, кричит он. – Так жаль, что Джейкоб пропал. Есть новости?

– Пока нет, – многозначительным тоном отвечаю я.

– Прибежит обратно, куда денется, – легкомысленно бросает Роберт.

– А я только что от вас. Разговаривала с вашей дочерью.

– Неужели?

– Она мне сказала. Про беременность.

Роберт замирает как вкопанный. Выражение его лица полностью меняется, уголки рта опускаются. Прищурив глаза, он оглядывается, нет ли кого поблизости, затем подходит ко мне вплотную.

– Семнадцать! – шипит Роберт. – Моей Каззи всего семнадцать! О чем ваш Джейкоб только думал?

– Чтобы сделать ребенка, нужны двое.

– Да, черт возьми, и я отлично понимаю, кто кого соблазнил! – злится он, сжимая руки в кулаки.

Я могла бы напомнить Роберту, что его Каз тоже не скромница – если верить слухам, до Джейкоба она сменила уже немало парней, – но спорить я сейчас не хочу. Мне нужно узнать лишь одно: видел ли Роберт моего сына в ночь его исчезновения.

– Наверное, вы были в шоке, когда узнали. Страшно рассердились. – Роберт настороженно смотрит на меня. –  И в тот вечер Джейкоб пропал.

Уголок его рта изгибается в кривой улыбке.

– Да, я был вне себя от злости, но он смотал удочки – в смысле, исчез – не по моей воле, если вы на это намекаете. Возможно, я бы и устроил Джейкобу взбучку, попадись он мне.

– Вот вы и пошли его искать.

– Вы прямо сыщик. Да, пошел, но, к счастью для Джейкоба, мы разминулись. Так что я отправился заливать свое горе в паб.

– Когда к Каз приходили полицейские, она ничего не сказала про беременность.

– Правда? – спрашивает Роберт, хотя в его голосе я не слышу удивления.

– Каз скрыла от них важную информацию, которая может помочь в поисках Джейкоба.

Вполне возможно, что это Роберт попросил ее держать язык за зубами. Я уверена: он что-то скрывает насчет того вечера.

– Я с ней поговорю, – совершенно неубедительно произносит Роберт.

Он смотрит поверх моего плеча, словно что-то привлекло его внимание. Обернувшись, я вижу Нила, мужа Дианы, – тот идет в нашу сторону, с опаской глядя на Роберта. Выражение его лица мне не совсем понятно. Я в курсе, что отношения у Нила и Роберта натянутые, но по какой причине – не знаю. По словам Дианы, они учились в одной школе.

– Сара, все в порядке? – спрашивает Нил.

Я поспешно киваю.

Воспользовавшись паузой, Роберт уходит, махнув на прощание рукой.

– Приятно было поболтать.

Я смотрю ему вслед, и по коже бегут мурашки. Перевожу взгляд на Нила: тот внимательно меня изучает.

– Говорят, Марли пропал.

– Что? – с раздражением переспрашиваю я.

– Я хотел сказать – Джейкоб! Джейкоб! – исправляется Нил.

В висках стучит пульс. Я понимаю, что для жителей отмели Марли ассоциируется с Джейкобом, но сейчас эта оговорка ранит, словно лезвие острого ножа. Вспоминается жуткая фотография из бумажника Джейкоба, с которой выскоблено его лицо.

Явно смущенный, Нил поспешно спрашивает:

– Когда вашего сына видели последний раз?

– В воскресенье вечером, в его день рождения.

– В воскресенье, – задумчиво повторяет Нил, почесывая затылок. – Ладно, что ж, я буду начеку.

Пока Нил не ушел, я решаю поинтересоваться его мнением о Роберте.

– Что ты о нем думаешь? Вы ведь давно знакомы?

– Ну, у нас не самые теплые отношения.

– Вы вместе учились, так ведь?

– Да, несколько лет. – Нил опускает взгляд. – И эти годы стали для меня адом. Роберт был страшным задирой, и, похоже, ничего не изменилось.

– В тот вечер он, ужасно злой, искал Джейкоба, – говорю я Нилу, чтобы посмотреть на его реакцию.

– Понятно, – коротко отвечает Нил.

Хотя дома меня ждет Ник, я не спешу возвращаться и иду к берегу моря. Мне надо побыть одной и все обдумать. Я снимаю сандалии и погружаю пальцы в прохладу мелководья. В голове скользкими рыбинами мечутся десятки вопросов. Похоже, исчезновение Джейкоба напрямую связано с беременностью Каз. Может, на парня столько всего сразу навалилось, что он не выдержал и сбежал, лишь бы не рассказывать об этом нам с Ником? Или он боялся Роберта? Ник теперь немного успокоится: беременность девушки – ответ на наш вопрос почему. Джейкоб перепугался, вот и удрал.

И все же остаются другие вопросы. Зачем бежать? Почему именно тем вечером? Ведь Джейкоб понимает, что мы вызовем полицию, понимает, что последствия будут куда хуже, что стоило бы сразу все нам рассказать…

Не задумываясь, достаю из кармана телефон и звоню Айле. Попадаю на голосовую почту.

– Это я. Боже… мне срочно надо поговорить с тобой. – Наша ссора кажется такой незначительной по сравнению с тем, что случилось с моим сыном. – Джейкоба по-прежнему нет. Ты, наверное, не получила мое сообщение. В воскресенье он не вернулся домой с вечеринки. Полиция его ищет… Господи, Айла, полиция, представляешь?.. Я только что от Каз – она беременна! Беременна от Джейкоба! Он знал об этом целый месяц, Айла, и ни слова мне не сказал.

Я смотрю на опустевший домик Айлы: лучи солнца освещают облезлую лимонно-желтую краску на вздувшихся от сырости деревянных стенах. Из-за проросших сквозь щели в террасе папоротников жилище выглядит заброшенным. Я представляю, как Джейкоб сидит здесь рядом с Айлой, они болтают и смеются.

Перед уходом Джейкоб заявил:

– Она меня понимает.

Понимает. Она его понимает.

От его слов мне стало ужасно больно, потому что это правда.

В этот момент до меня доходит. Я крепко прижимаю к себе телефон и говорю:

– Он рассказал тебе про ребенка, да?

Глава 16
Айла

Да, я знала, что Каз беременна.

Джейкоб мне доверился, а это разозлит Сару куда больше, чем новость о том, что он заделал ребенка своей семнадцатилетней подружке. Хотя я, может, и не права. В последнее время я столько раз ошибалась, что больше не доверяю своему чутью.

Я не просила Джейкоба изливать душу, он сам пришел. Что мне оставалось? Просить парня взять свои слова обратно?

Этим летом

– Мама на кухне, – сообщил Джейкоб, усевшись на диван напротив меня.

Я сидела, положив вытянутые ноги на стол.

– А, ясно. – Когда Сара готовила, Джейкоб держался подальше, лишь бы не заставили помогать. Я отложила книгу, высыпала в миску пакет чипсов и налила нам по стакану воды. – Катался сегодня на серфе? – Ветер стих, и в бухте стало спокойно – отличная погода для катания на доске.

– Что-то не хотелось.

Странно. Джейкоб теребил край шортов – привычка у него с детства. Сделав глубокий вдох, он стал расспрашивать о моем путешествии, в которое я отправилась, когда мне было девятнадцать. Я подумала, что Джейкоб хочет поехать куда-нибудь после окончания школы, но он вдруг спросил:

– Тогда ты и забеременела Марли?

– Да, на тот момент я была в Непале.

– Ты… планировала завести ребенка?

– Нет, – рассмеялась я, – совсем не планировала.

– И тебе не было страшно?

– Шутишь? Я была в ужасе.

Джейкоб заерзал.

– Ты сразу решила… оставить его?

Задумавшись, я подцепила из миски немного чипсов.

– Не сразу. Мое кругосветное путешествие было в самом разгаре – какие тут дети. Знаешь, я собиралась доехать до самой Австралии. Всегда хотела понырять на Большом Барьерном рифе. А потом… Даже не знаю. Я вдруг почувствовала себя совершенно другим человеком и поняла, что раз я достаточно самостоятельна, чтобы одной отправиться в дальний путь и забеременеть, то и с ребенком справлюсь.

– И так появился Марли.

По всему телу разлилось тепло.

– И так появился Марли, – с улыбкой подтвердила я.

Джейкоб долго смотрел на меня и молчал, явно желая что-то сказать. Наконец он сжал ладони, поднес их к лицу и шумно вдохнул.

– Каз беременна.

Я медленно кивнула в ответ.

– И что вы с ней об этом думаете?

– Нам охренеть как страшно.

– Вполне естественно.

– Каз хочет оставить ребенка.

– А ты?

– Ну, да, наверное, аборт – это плохо, и все же… я не могу представить себя отцом. Может, однажды мне захочется завести семью, но только не сейчас. Я все испорчу. – Джейкоб уставился в пол. – Не знаю, что и делать.

– Поговори с Каз. Расскажи о своих чувствах.

– Она сказала, это ее тело, так что ей решать.

Мы оба замолчали, и тишину нарушал лишь стук столовых приборов на соседней террасе.

– Несправедливо, да? – тихо спросил Джейкоб. – Я тоже имею право голоса.

– Я понимаю Каз, – осторожно сказала я. – Ведь в итоге воспитание ложится на женщину, это она рожает ребенка, поэтому ей хочется контролировать ситуацию. Однако я согласна и с тем, что ей стоит к тебе прислушаться.

Джейкоб опустил взгляд на руки.

– Ребенок навсегда свяжет меня с ней.

– А ты этого не хочешь?

– Не особо, – ответил Джейкоб, посмотрев мне в глаза.

На этом наш разговор закончился.

Мы допили воду, глядя на море, а потом Джейкоб встал и вытер рот рукой.

– Пока, Айла. Не говори ничего маме, хорошо?

Я и не сказала.

Я умолчала о многом, что произошло после той беседы.

Глава 17
Сара

День третий, 16:00

– Джейкоб и Каз, они же такие… юные, – говорит Ник. Он сидит на диване, подавшись вперед и уперев локти в колени.

– Мы были ненамного старше, – отвечаю я и осторожно перекладываю кружку из сушилки в шкафчик так, чтобы все ручки смотрели на юг.

Когда я забеременела, мы с Ником и года еще не встречались. Я всегда мечтала о семье, однако представляла, что сначала буду строить карьеру, а уже потом – весенняя свадьба со множеством гостей, медовый месяц в жарких странах и когда-нибудь, через много лет, дети. Два мальчика и две девочки.

– Знаю, но он еще…

– Ребенок? – заканчиваю я за Ника. – Для нас – да, хотя сам Джейкоб так не думает. Вспомни себя в семнадцать лет. Я, например, считала себя взрослой и верила, что вся жизнь впереди. Мы с Айлой постоянно представляли, чем займемся после учебы, куда съездим, кем станем. Заводить детей не входило в наши планы.

Ник задумчиво кивает.

– Мы ведь ничего не сказали нашим родителям, когда узнали, что ты беременна?

А я и забыла.

– Мы долго молчали – месяц, а то и два. Так что Джейкоб – не единственный подросток, побоявшийся откровенного разговора с отцом и матерью. Он сейчас жутко напуган.

Я была в ужасе, когда поняла, что у меня задержка. Сто раз пересчитала все по календарю, надеясь, что вышла ошибка, и когда я наконец сделала тест на беременность, то подала его Нику, даже не глядя. Он дрожащими руками повертел тест на свету и грузно, будто старик, опустился на край ванны.

– Ты беременна, – сказал Ник так тихо, что я не сразу расслышала.

Позже в тот день, когда мы уже легли спать, Ник повернулся ко мне и спросил:

– Наверное, нам стоит пожениться?

Спросил, а не сделал предложение.

– А ты как думаешь?

Скрипнула кровать – Ник повернулся на спину и подложил руки под голову. После долгих раздумий он ответил:

– Да, думаю, стоит.

– Ну хорошо.

Через пару минут я прижалась лицом к его шее и прошептала:

– Знаешь, Ник, люди будут спрашивать, как ты сделал мне предложение. Можешь как-нибудь потом… устроить это… как полагается? С кольцом и все такое.

Неделю спустя я приехала на отмель, и Ник ждал меня на пляже, спрятав кольцо в корзинку для пикника. Я с радостью крикнула: «Да!», и он надел кольцо с бриллиантом на мой палец.

Интересно, женился бы Ник на мне, не будь я тогда беременна?

– Тебе тоже хотелось сбежать? – вдруг спрашиваю я.

Ник проводит рукой по лицу, шуршит щетина.

– Возможно, – не спеша отвечает он. – Да, наверное, хотелось. – Глянув на меня, Ник решает уточнить: – Но не от тебя, а от самой ситуации. Не то чтобы ты меня заманила…

Только именно это я и сделала. Заманила его в ловушку.

– Вот и полицейские, – говорит Ник, заметив, как по залитому полуденным солнцем пляжу идут констебли Роум и Эванс.

Я подхожу к двери. Эванс шагает быстро, и Роум едва не отстает от него, внимательно прислушиваясь к каждому слову коллеги. О чем они говорят? Есть ли подвижки в деле? Или, может быть, они обсуждают информацию о Каз и Роберте, которую я им передала?

«Надо бы поставить чайник», – думаю я и вдруг замечаю, что Диана вышла на свою террасу и, не отрываясь, смотрит на полицейских. Увидев меня, она натянуто улыбается и тут же уходит в дом.

– Мы теперь главный источник местных новостей, – говорю я Нику, показывая на соседей.

– Они просто волнуются.

Не стану с ним спорить. Наливаю воды в чайник, зажигаю горелку и, когда констебли наконец появляются на пороге, ставлю на стол четыре кружки.

Роум заметно загорела. Работала над делом Джейкоба – или все это время провалялась на солнце? Ужасно хочется потрясти ее за плечи, крича: «Почему вы не нашли моего сына?»

Роум с искренней улыбкой спрашивает, удается ли нам нормально поспать, и мне становится стыдно за свои мысли. Эта молодая женщина очень вежлива и услужлива. Только мне плевать на ее вежливость. Мне нужен результат. Мне нужна целеустремленность, мне нужна полная отдача. Вслух я такого никогда не скажу, но прекрасно понимаю: Роум – молодая мать, и если ее малыш хоть отдаленно напоминает Джейкоба в детстве, то просто прийти на работу в чистой форме стоит ей огромных усилий. Маленькие дети отнимают у родителей все их время, а я хочу, чтобы Роум посвящала его поискам Джейкоба. Хочу, чтобы она днем и ночью работала, пока не найдет моего сына.

Я завариваю чай, добавляю в каждую кружку немного молока.

– Вы говорили с Каз о ребенке?

Констебль Эванс кивает в ответ.

– А с Робертом? Его вы допросили?

– Еще нет, но планируем.

– Он искал Джейкоба в тот вечер. Роберт сам признался, что был жутко зол. Я не намекаю, что он причастен к исчезновению моего сына, но мотив у него был.

«Мотив», серьезно? С каких пор я так выражаюсь?

Ник бросает на меня предупреждающий взгляд.

Эванса, похоже, мои слова не заинтересовали, у него, судя по всему, есть другие версии.

Я подаю чай и сажусь на диван рядом с Ником.

Сверившись с блокнотом, Эванс говорит:

– Мы побеседовали с Россом Уэйманом, владельцем парома. Он утверждает, что не видел Джейкоба – ни в день его исчезновения, ни после того.

Росс Уэйман уже много лет заправляет паромом. В шестнадцать он бросил школу, отправился в Лондон и нашел работу в банке. К девятнадцати Росса перевели в биржевой зал, где он заключал огромные сделки бок о бок с опытными трейдерами с престижным образованием. В тридцать он ушел из банка – говорят, накопив к тому времени пару миллионов, – и следующие десять лет провел где-то в Африке. Росс вернулся, когда умер его отец, и переехал вместе с матерью в эдвардианский дом с видом на залив. Паром как раз выставили на продажу; Росс купил его и стал заниматься перевозками на пару с мамой – она собирала оплату, а он рулил. Сейчас ему за шестьдесят, но Росс по-прежнему каждый день возит людей через залив. С восьми утра до восьми вечера, как сказано на табличке, триста шестьдесят пять дней в году.

Я стараюсь не тешить себя надеждой, что Джейкоб все еще на отмели, раз его не видели на пароме. Он вполне мог пройти пешком через мыс – быстрым шагом дорога займет всего час, хотя в темноте понадобится чуть больше времени.

Эванс смотрит на Ника, затем переводит взгляд на меня.

– Нам сообщили, что на день исчезновения Джейкоба приходится годовщина смерти другого мальчика, Марли Берри.

К лицу приливает кровь. Кто сообщил? Диана? Она с большим любопытством наблюдала, как полицейские идут к нашему дому. Не представляю, к чему ей или кому-либо еще вспоминать про годовщину.

– Марли был лучшим другом Джейкоба, – объясняет Ник. – А его мама, Айла Берри, приходится Джейкобу крестной матерью. Ее дом рядом с нашим.

– Я правильно понимаю, что Джейкоб был с Марли, когда тот утонул? – спрашивает Эванс.

Ник кивает.

– Странно, что вы об этом не упомянули.

– Мы думали, это не важно, – говорю я.

– Где все произошло?

Немного помолчав, я отвечаю:

– Здесь. В этой бухте.

Констебль Эванс переводит взгляд то на меня, то на Ника. Он говорит медленно, вкладывая смысл в каждое слово:

– Итак, Марли Берри, лучший друг Джейкоба, исчез здесь, а ровно через семь лет на том же месте пропадает и сам Джейкоб. Все верно?

– Марли не исчез, – поправляю я. – Он утонул.

Я не позволю ему связать воедино эти два происшествия.

– Как смерть Марли Берри повлияла на Джейкоба? – задает Эванс еще один вопрос.

– Он был страшно подавлен, – отвечает Ник. – Потерял лучшего друга. Они были неразлучны.

– Значит, в годовщину его смерти Джейкоб наверняка думал о Марли?

Я вспоминаю исцарапанный снимок из бумажника Джейкоба, и по спине пробегает дрожь. Во рту пересохло, но я заставляю себя сглотнуть и говорю:

– Вполне возможно.

Констебль Эванс отпивает чай и ставит кружку на приставной столик, хотя я специально положила для всех подставки из бананового дерева под цвет диванных подушек. Когда я купила их, Ник усмехнулся: «Боже, сколько наворотов для пляжного домика».

– Я хочу подробнее обсудить ваш последний разговор с Джейкобом. – Эванс откидывается на спинку дивана и придирчиво изучает меня.

– Что именно вы хотите знать? – резким тоном спрашиваю я.

– Вы упоминали о ссоре с Джейкобом.

Что же я им сказала?

– Да так, повздорили из-за какой-то ерунды.

Эванс заглядывает в свой блокнот.

– Свидетели утверждают, что в начале девятого из вашего дома доносились крики Джейкоба. Потом они слышали громкий стук и хлопанье двери.

Все внимательно смотрят на меня, и я чувствую, как под мышками проступает пот.

Видимо, это Диана. Она услышала, как мы ругаемся. Разобрала ли она, о чем конкретно? В какой-то момент ссоры я закрыла дверь, но не сразу.

– Что это был за стук, не припомните? – спрашивает констебль Эванс, не сводя с меня взгляда.

– Наверное, резко закрыла ящик или шкафчик. Или, может, уронила книгу. Точно не помню.

Эванс кивает, на лице – бесстрастное выражение.

– А дверью хлопнул Джейкоб?

– Кто же еще! – слишком звонко смеюсь я. – Выбежал на улицу и как хлопнет со всей силы!.. Он же подросток, его жизнь полна переживаний. Как все это поможет нам его найти?

– Мы просто пытаемся понять, в каком состоянии находился Джейкоб в тот вечер. Получить полную картину, – вкрадчиво объясняет Роум.

– Нам также стало известно, что Джейкоб иногда вел себя агрессивно, – продолжает Эванс.

– Что-что? – возмущается Ник.

– Как я понимаю, поступила жалоба о вандализме – в хижину бросались стеклянными бутылками.

– Это было всего один раз в начале лета, – сквозь зубы отвечает Ник. – Вечеринка на пляже, все напились – по словам Джейкоба, они думали, что в доме никого нет. Он извинился перед хозяйкой и убрал все битое стекло.

– В колледже говорят, что у него были проблемы с посещаемостью.

– Да это он так, дурачится, – говорит Ник. – Джейкоб умен, и на занятиях ему бывает скучно. Оценки-то у него хуже не стали.

– Да, мы видели табель его успеваемости. – Выдержав паузу, Эванс интересуется: – Джейкоба можно назвать депрессивным подростком?

– Ничего подобного! – машинально возражаю я.

– Однако Каззи Тайлер утверждает, что во время их последней встречи Джейкоб плакал и говорил: «Я плохой человек, без меня тебе будет лучше».

Она им рассказала?

Представляю, каким вырисовывается портрет Джейкоба: депрессивный парень с проблемами в семье, переживающий из-за смерти друга и беременности девушки. Видимо, полицейские уверены, что Джейкоб не пропал, а покончил с собой.

Констебли уходят, а вслед за ними и Ник – говорит, надо проветрить голову. Я только «за», потому что не готова обсуждать, был ли наш сын настолько несчастлив, чтобы совершить самоубийство.

Вскипятив чайник, я наливаю в ведро горячей воды и добавляю моющее средство. Потом опускаюсь на колени и надраиваю пол с такой силой, что краснеют руки. Неужели полицейские считают, что мне в голову не приходила версия о суициде? Еще как приходила, мать вашу! Я постоянно думаю об этом, перебирая бесконечные варианты, пока не закипают мозги.

Я прочитала в Интернете множество статей на эту тему, словно цифры и факты могут мне помочь. От них никакой пользы – напротив, стало только хуже. Теперь я знаю, что 1800 пропавших без вести находят мертвыми, и три четверти из них мужчины, а причиной смерти чаще всего оказывается самоубийство.

Я впиваюсь ногтями в мокрую губку. Представляю, как Джейкоб сидит на утесе и со слезами на глазах повторяет: «Я плохой человек».

Нет, я не позволю этой мысли засесть в голове, ведь тогда придется признать, что если Джейкоб мертв, то это моя вина.

Пол блестит. Я выпрямляюсь, споласкиваю губку в раковине и кладу ее на край тазика для мытья посуды. «Дальше займусь плитой», – думаю я… Эх, мне явно нельзя было прерываться на размышления. В этот момент все силы покидают мое тело, коленки подкашиваются, на глазах выступают слезы.

Сама того не осознавая, я сворачиваюсь на полу и рыдаю, не в силах сдержать всхлипы.

Джейкоб! Господи, Джейкоб!

Мне нужно знать. НУЖНО знать, что случилось с тобой!

– Сара?

Я поднимаю голову – в дверях, прижав руки к груди, стоит Лоррейн.

– Боже мой! – Она помогает мне подняться и дойти до дивана. – Тише, Сара, все будет хорошо. – Лоррейн садится рядом и поглаживает меня по колену.

– Это ты сказала констеблям про бутылки?

– Какие бутылки?

– Которыми Джейкоб бросался в твой дом. Полицейские узнали об этом.

– Конечно, нет, – с улыбкой отвечает Лоррейн. – Как будто меня напугаешь парой осколков. Знала бы ты, что устраивали в детстве мои сорванцы!

Я никогда не видела ее двадцатипятилетних сыновей-близнецов, однако Лоррейн не устает рассказывать всем вокруг, что они оба геи: «Оба, представляете!»

– Дорогая, я понимаю, что сейчас тебе очень плохо, но поверь, все будет хорошо. Вот увидишь. Так что там говорят полицейские?

Я плохо знаю Лоррейн, мы познакомились лишь в начале этого лета, так что я не уверена, стоит ли ей доверять – вдруг она потом будет сплетничать.

– Похоже, они… они считают… что Джейкоб… в общем, что он мог покончить с собой.

Эти слова звучат так дико и странно, будто не я их произнесла.

– Да с чего они это взяли? Вот придурки! Чтобы такой жизнерадостный парень покончил с собой? Быть того не может! – Мне уже нравится Лоррейн и ее безмерный оптимизм. –  Даже не думай! Он скоро вернется.

У Лоррейн нет никаких оснований утверждать подобное, но мне хочется ей верить, и я вытираю слезы рукой.

– Ты хоть что-нибудь ешь? Спишь? Не забывай пить воду! Давай-ка я налью тебе стаканчик. – Лоррейн бросается к раковине и наливает мне воды. –  Вот, держи. Пей-пей. За здоровьем надо следить.