Текст книги "Способен на все"

Глава 13

– Почему? – нахмурившись, спросил Бретт.

– Не может быть, чтобы ты хотел, чтоб твоя семья думала, будто ты планируешь на мне жениться. После отъезде из Джорджии я, вполне вероятно, больше никогда их не увижу, а тебе придется жить дальше и мириться с последствиями. Твоя мама наверняка расстроится, когда узнает, что из нашей дружбы ничего не получилось.

– Я не могу контролировать то, что думает моя семья, и я за их мысли не отвечаю. Я перестал переживать из-за планов, которые мама строила в отношении меня, еще в тот год, как пошел в армию.

Клер вздохнула. Он был непробиваем.

– Ты упрямишься, а в этом совсем нет нужды.

– Ты поедешь со мной, и если мне придется запереть тебя на ночь перед полетом и доставить на свой самолет связанную, я это сделаю, не сомневайся.

Бретт сказал это так спокойно, что вначале Клер даже не почуяла угрозы. Но когда смысл сказанного до нее дошел, она нахмурилась.

– Ты так не сделаешь.

– Ты в этом уверена?

– Да. Но что действительно меня заинтересовало, так это упоминание о личном самолете. – Заинтересовало – не то слово. Этот факт привел ее в замешательство, если не напугал. – У тебя действительно есть свой самолет? Ты не находишь эти замашки несколько декадентскими?

– Вообще-то нет. У Вулфа есть свой самолет, и мне та* понравилось на нем летать, что я тоже решил себе купить. Личный самолет сильно упрощает работу по некоторым правительственным заказам.

– Контрактникам, должно быть, хорошо платят.

– Ты и представить не можешь сколько.

Клер онемела от шока, но вскоре мозги снова заработали.

– Ты когда-нибудь слышал о Доме спасения или о Миссии спасения Портленда? – спросила она. – Им постоянно нужны пожертвования. Обе организации пытаются решить проблемы, стоящие перед сегодняшним обществом.

Бретт откинул голову и захохотал. Клер не поняла, что смешного она сказала, но Бретт засмеялся еще громче. Насмеявшись вволю, он заметил:

– Джози предсказывала такую твою реакцию на известие о том, что я богат. Она говорила, что ты для себя ни одного доллара не попросила, зато уговорила ее внести пожертвования в фонды, о которых она никогда даже не слышала.

Клер опустила голову и прикусила губу. После услышанного ей стало не по себе: может, она подтолкнула подругу к тому, чего та совсем не хотела делать.

– Мне не показалось, что Джозетта что-то имеет против пожертвований. Я не стала бы злоупотреблять ни ее добротой, ни нашими дружескими отношениями.

Бретт сразу сделался серьезным и взял Клер за руку.

– Она на тебя не в обиде. Доверься мне, она считает, что ты замечательная, и ее восхищает твое деятельное участие во многих добрых делах. И меня, кстати, тоже.

Клер вздохнула с облегчением.

– Тогда ты подумаешь о пожертвовании, ладно?

– Если ты поедешь со мной в Джорджию, я готов подписать чеки на хорошую сумму на три благотворительных счета по твоему выбору.

– Ты шутишь?

– Я бы все равно так поступил, но так я скорее заставлю тебя прекратить со мной спорить. Иногда ты бываешь чертовски упряма.

– Мне кажется, ты говорил, что я очень сексуальна, когда упрямлюсь.

Глаза его горели желанием такого накала, что у Клер сводило дыхание.

– Это правда.

Господи, она была готова повалить его на песок и овладеть им прямо здесь и сейчас. Надо срочно брать себя в руки.

– Надо распутать наших змеев и попробовать снова поднять их в небо.

Бретт покачал головой. Он смотрел ей прямо в глаза.

– Нет.

– Но...

– Мы их свернем и уедем.

– Назад в Портленд?

– Ты этого хочешь?

И снова она оказалась на прежних позициях. Все желания и мысли сводились к одному вопросу: хочет ли она возвращаться в Портленд или хочет остаться здесь, в Линкольн-Сити, и заняться с Бреттом любовью. В случае возвращения в Портленд постель с Бреттом удастся оттянуть еще на пару часов, но вечно оттягивать неизбежное все равно не получится. Если они останутся здесь, в этой первой ночи любви будет по крайней мере нечто особенное. Эта ночь превратится в красивое, не замутненное печалью воспоминание, тогда как Портленд в ее сознании всегда будет связан с постигшим ее там несчастьем.

– Яне хочу возвращаться в Портленд сегодня. Напряженность, волнами исходившая от Бретта, отчасти рассеялась.

– К югу от Линкольн-Сити есть курортный отель. Ты позволишь мне отвезти тебя туда?

– Да.

Бретт прищурился.

– Ты уверена?

– Да.

– Хорошо. – Вот и все, что он сказал.

И тогда он принялся сворачивать бечевку своего змея. Если Клер и ожидала более выраженной реакции на свое согласие, то ожидание ее было напрасным. Она это ясно видела.

Клер последовала примеру Бретта. Они молча распутали змеев и сложили их по пакетам. По сути дела, единственной репликой за все то время, пока они не тронулись в путь, было напоминание Бретта о том, чтобы Клер пристегнула ремень. И ехали они тоже молча. Молча Бретт притормозил у местной аптеки, зашел туда и вышел через пару минут с маленьким пакетом в руке. Клер было нетрудно догадаться о том, что он нес в этом пакете.

Бретт продолжал молчать по дороге в отель. Если он и говорил, то лишь с администратором за регистрационной стойкой, когда снимал комнату. И тем не менее от него исходила решимость, и Клер обнаружила, что у нее у самой нет никакого желания говорить о пустяках.

Бретт просунул в щель замка магнитную карточку и распахнул дверь в снятый им люкс. Клер сквозь застекленную дверь смотрела на гостиную номера, но не спешила заходить внутрь.

Бретт молча ждал, пока она зайдет.

Сделав глубокий вдох, Клер шагнула за дверь и оказалась в красиво декорированной комнате. Но не обстановка номера, а вид через застекленную стену так поразил ее. Администратор за стойкой сообщила, что их люкс выходит окнами на океан, но Клер и представить не могла, насколько захватывающим окажется зрелище. Не ожидала она, что вся стена будет прозрачной, если смотреть из номера.

Бретт закрыл за собой дверь. Клер с молчаливым удивлением наблюдала за тем, как он проверяет номер на безопасность. Похоже, он делал это машинально, по-другому вести себя он уже просто не умел. Но, наверное, он поступал правильно. По крайней мере не придется волноваться о том, что им помешают в самый ответственный момент.

Затем Бретт повернулся к Клер:

– Я хочу тебя, Клер. Сейчас.

Она открыла рот, но никакого звука не последовало. Она облизнула губы, глубоко вдохнула и повторила попытку:

– Я тоже тебя хочу.

Уголки его губ чуть-чуть приподнялись.

– Это хорошо.

Затем Бретт шагнул к ней, и Клер не успела опомниться, как оказалась у него на руках, прижатая к его груди. Он нес ее в спальню. Кремовые полупрозрачные жалюзи, закрывавшие стеклянную стену спальни, были задернуты, сквозь них пробивался дневной свет. Свет был неярким, но его вполне хватало, чтобы разглядеть черты лица Бретта, сведенные яростным желанием. И этот взгляд еще сильнее обострял и без того нестерпимо острое желание Клер.

Секс с этим мужчиной обещал невероятное наслаждение, и тоненький голосок в голове Клер предупреждал о том, что эмоциональная составляющая предстоящего опыта может оказаться куда значительнее, чем ей того хотелось. Но она готова была пропустить мимо ушей предупреждение. Всю жизнь ей приходилось иметь дело с болезненными эмоциями. Никто и никогда не предлагал ей такого наслаждения, которое она могла испытать в объятиях Бретта.

Клер обхватила ладонями его лицо и поцеловала в губы с жадностью, которую больше не в силах была держать в узде. Он ответил ей с той же страстью, и вскоре Клер уже пыталась сорвать одежду с его тела, и он старался добиться того же, не уронив Клер. Кровать была прямо здесь, рядом, но они никак не могли нацеловаться всласть, чтобы лечь на нее.

Клер не могла остановиться. Ей хотелось все больше и больше его губ, больше его обнаженного тела, открытого для ее прикосновений, больше его запаха, его вкуса. С рубашки его посыпались пуговицы, и наконец под ладонями ее оказалась его грудь. Клер гладила его гладкую кожу и шелковистые волоски на груди, а он каким-то неведомым образом умудрился, не спуская ее с рук, расстегнуть бюстгальтер и снять его с Клер.

Низкий грудной звук сорвался с ее губ, когда он сжал в ладонях ее пышную грудь. Затем Бретт зажал ее сосок между большим и указательным пальцами, и Клер показалось, что она взорвется от одного этого прикосновения. Сосок был настолько тверд, настолько чувствителен, что тело ее заныло от наслаждения, близкого к боли.

Она не могла напиться сладостью его рта. Она не отставала от него. Если он мог доставить наслаждение ей, то и она платила ему сторицей. Она отдавала не меньше, чем получала. Она старалась ловить каждый его отклик на ее прикосновения и старательно повторяла каждый удачный опыт.

Бретту нравилось, когда Клер чуть царапала темные диски его сосков, и поэтому она делала это и сама все ближе подступала к пику наслаждения. Бретт снял с нее белье, и она обвила ногами его за талию. Мускусный запах его возбуждения ласкал ее ноздри, и она терлась влажным набухшим лоном о его обнаженный живот.

И этого хватило, чтобы наслаждение плеснуло через край, взрыв новой силы потряс ее изнутри, и Клер застонала где-то возле самых его губ. Но Бретт не переставал ее ласкать, он мял ее груди обеими руками, он жадно целовал ее в губы. Ее оргазм, похоже, довел его почти до предела, потому что вдруг она почувствовала, что он опустил ее на кровать.

Клер не пришлось думать о том, что будет дальше. Она просто протянула руки, принимая его в свои объятия.

С хриплым стоном Бретт сорвал с себя джинсы и шорты, опустился на Клер и вошел в нее одним сильным безжалостным толчком.

Она закричала у его губ, тело ее сжалось и напряглось от шока, вызванного его проникновением. Он был велик и натянул ее чувствительную плоть до болевого порога, но все, что ее разгоряченный мозг смог зафиксировать, это потрясающее удовольствие, которое не заставило себя долго ждать.

Бретт оторвался от ее губ.

– Все в порядке, моя сладкая. Расслабься.

Клер смотрела на него во все глаза, и ум отказывался воспринимать его слова, но тело снова начало восхождение к вершине. Она не знала, переживет ли еще один оргазм, но женская плоть ее не знала этого страха. Она побуждала ее делать все, что угодно. Но только Клер не шевелилась.

Бретт отстранился и вышел из нее почти до конца. Клер едва не вскрикнула.

– Нет! Не уходи от меня!

Он засмеялся, и смех его был мрачным, без тени веселья.

– Я никуда не ухожу, но ты должна расслабиться, иначе ты не получишь такого удовольствия, как я.

Неужели он серьезно?

– Я просто умру, если получу больше удовольствия, – простонала Клер.

Бретт снова вошел в нее, и вдруг тело Клер вновь обрело способность к отклику. Она прогнулась ему навстречу, движимая насущной и острой потребностью тела.

Бретт застонал, выражение его лица было такое мрачное, что Клер поежилась.

– Молодец, моя сладкая. Двигайся для меня.

Она была только рада ему угодить, рывком подняла бедра вверх, встречая его толчки. Он наполнял ее собой раз за разом, лаская собой каждое нервное окончание внутри ее тела.

Клер положила ладони на его грудь, сминая ладонями твердые мышцы. Она никак не могла вдоволь насладиться чудесным сознанием того, что слилась в одно с этим необыкновенным мужчиной.

Бретт издал низкий гортанный звук и ускорил темп, через мгновение уже и Клер содрогалась под его толчками.

Бретт смотрел на нее, и синие глаза его горели желанием.

– Ты красивая, Клер.

Красивая? Нет, конечно, не это слово стало той искрой, что разожгла пожар. Сердце Клер сжалось, и сжалось оно не от примитивного чувственного наслаждения, в котором купалось ее тело. Бретт подумал, что она красива в своей страсти – не компьютерный червь, не провинциальная простушка.

О Боже, если то, что она чувствовала, не называлось любовью, то какое еще чувство по своей силе может сравниться с тем, что творилось с ней?! Клер хотела любить его до тех пор, пока у нее не иссякнут силы, но не только это, она хотела смотреть в его глаза, в окна его души, все то время, пока они будут любить друг друга. И она хотела держать его в объятиях после того, как закончатся силы, и хотела, чтобы он тоже держал ее в объятиях.

Пока ее сердце боролось с этим новым желанием, сильные мужские пальцы вжались в ее бедра, и Клер обнаружила, что Бретт крепко держит ее, не давая ей двигаться, а сам неутомимо входит и входит в нее. Каждое проникновение рождало новый всплеск наслаждения, и она вскрикивала от радости, и каждый раз, когда Бретт выходил из нее, предвкушение нового толчка рождало удовольствие еще сильнее.

Оргазм накрыл их одновременно, ревущий и мощный, пробравший обоих до дрожи, до самых костей. Бретт вздрагивал. А Клер вообще перестала дышать.

Бретт обессилено рухнул на нее сверху, и его крупное тело продолжало содрогаться – девятый вал откатившего шторма.

– Ошеломляюще, – прошептал он ей на ухо.

Клер пришлось сделать усилие, чтобы набрать в легкие воздуха.

– Да, – простонала она.

– Черт, моя сладкая, я знал, что будет хорошо, но не ожидал, что ты меня почти убьешь.

Клер улыбнулась, на нее накатывало приятное изнеможение.

– Все по-честному. Я думала, что уже умерла...

– Слава Богу, ты выжила.

– Угу, – пролепетала она, без успеха борясь с сонливостью.

Она еще никогда в жизни так не уставала. Но, с другой стороны, она никогда еще не подвергала свое тело такому испытанию.

Хотвайер нежно поцеловал Клер в шею. Ему было так чертовски приятно. Она была мягкой, тугой и наделенной такой фигурой, что дух захватывало. И она спала.

Не в силах поверить тому, что он чувствует, Бретт поднял голову и посмотрел ей в лицо. Черты были расслаблены. Клер крепко спала, как спит женщина, изнуренная своим любовником.

Он усмехнулся. Обязательно надо сказать ей, что она засыпает на нем всякий раз, как он доводит ее до оргазма.

При одной мысли о том, как она выгибалась ему навстречу и как сжималась вокруг него, наполовину эрегированный член Бретта, все еще находящийся в Клер, пришел в полную боевую готовность. Несмотря на то, что он только что испытал едва ли не лучший за всю жизнь оргазм, его голод к Клер все еще не был утолен. Напротив, теперь, когда его тело познало наслаждение быть в ней и касаться ее, оно стремилось получить еще и еще.

И вдруг Бретт замер от пронзившей его мысли. Был ли этот секс даже лучше, чем имел он с Еленой? Но это невозможно. Он любил Елену. Наверное, время притупило воспоминания о наслаждении, что получал он в объятиях невесты. Трудно поверить, что с тех пор прошло более шести лет. Воспоминания воспринимались сейчас как воспоминания, а не как острые приступы боли.

Но ничего притуплённого в воспоминаниях о том, что произошло за этот час, не было. И наслаждение помнилось как предельно острое и сильное. Там было что-то большее, чем простая разрядка и физическое удовольствие. За последние шесть лет он не отказывал себе ни в том, ни в другом, но это ощущение близости и тепла отличало этот опыт от всех предыдущих.

И это беспокоило Бретта.

Чувствовала ли Клер то же, что и он? Что ему делать, если она начнет думать, будто в него влюблена? Он не хотел, чтобы их дружбу разрушили несбыточные надежды с ее стороны.

Проблема состояла в том, что у него это чувство пройдет, как проходили чувства к женщинам, с которыми он встречался после смерти Елены. Ладно, может быть, точно таких чувств он ни к кому и не испытывал, но это не означало, что у них есть шанс продлиться дольше, чем с другими. Он сам этого не допустит.

Он дал обещание себе и той женщине, которую любил, даже если она и не могла слышать его обещаний. И никогда он не испытывал такого искушения нарушить свое обещание, как сейчас. Бретт не хотел причинять боль Клер.

«Ты слегка припоздал со своими переживаниями», – насмешливо сообщил ему внутренний голос. Женщины отличаются от мужчин. У них секс и эмоции переплетаются, и какая женщина не поверит в то, что влюбилась, после хорошего секса?

Член его ожил при таком напоминании, и чувство глубокого удовлетворения наполнило Бретта. Секс, который у них был с Клер, определенно заслуживал занесения в книгу рекордов. Он был таким головокружительным, таким всепоглощающим, что он забылся целиком, а ведь этого никогда не случалось. Он никогда не забывался настолько, чтобы не видеть, не слышать и не помнить ничего, а лишь чувствовать женщину в своих объятиях.

Бретт живо вспомнил то ощущение, когда Клер сжималась вокруг него, о том, как ее плоть охватывала его плоть, и член его внутри ее стал твердым как железо. Клер застонала во сне, и Хотвайер тоже. Менее щепетильный человек воспользовался бы ситуацией, особенно если воспоминания относились к тому, что произошло всего несколько минут назад.

Ему буквально снесло крышу, когда он кончал. Их страсть слилась в одно, и этот оргазм был едва ли не самым долгим в его жизни.

И тут до Хотвайера вдруг дошло, о чем именно он позабыл, и он застыл над своей спящей любовницей. Он, как подросток после первого сексуального опыта, переживает из-за чувств, тогда как совершил непростительное! Он забыл про чертов презерватив!

Как он мог совершить такую глупость?

Он помнил о резинке всегда, с тех пор как в возрасте шестнадцати лет впервые был с женщиной. Даже занимаясь любовью с Еленой, он про него не забывал.

Холодные мурашки побежали по телу Хотвайера. Он клял себя на чем свет стоит за непростительную глупость. Он хотел, чтобы для Клер все было на самом высшем уровне, он стремился к совершенству, а напакостил так, что и нарочно не придумаешь. Сейчас его сперма уже растекалась в ней, и один из маленьких головастиков уже мог прийти к цели первым.

Клер может быть беременна его ребенком.

Возможные последствия показались, как ни странно, куда менее пугающими, чем сама ошибка. Что бы она там про себя ни думала, из нее получится замечательная мать. И, представив ее с округлившимся животом, в котором жил его ребенок, Хотвайер, как ни удивительно, испытал не меньшее возбуждение, чем смакуя воспоминания о только что произошедшем акте любви. Он был на волосок от того, чтобы снова кончить, а ведь он даже не шевельнулся.

Хотвайер решил побороть эрекцию рассмотрением возможной реакции Клер на его ошибку. Что, если она и вправду забеременела? В ее ситуации она не сможет принять на себя роль одинокой матери.

Жизнь с матерью и так для нее была слишком тяжела.

И еще, по совершенно непонятным ему причинам, она сомневалась в своих способностях к воспитанию детей. Клер не была уверена в том, что сможет стать хорошей матерью своим детям даже при наличии мужа, что уж говорить о случайной беременности! Понятно, что Клер захотела бы дать своему ребенку все лучшее, включая полную семью и настоящий дом. А ведь именно это он обещал Елене никогда не иметь.

Или все же не обещал? Он обещал Елене, что ни одну женщину не будет любить так, как любил ее.

В представлении Хотвайера это означало, что он никогда не женится, никогда не заведет детей. Ни одна женщина не сможет получить пожизненно его тело, не завоевав сердца.

Но Клер приняла его в качестве любовника, не требуя любви. Хотя, должен был он признаться, если бы она вложила в любовный акт немного чувства, он не стал бы возражать.

Любя его, ей будет легче принять то, что, как он был уверен, при тщательном рассмотрении она примет как наилучшую альтернативу. Но даже если она не будет его любить, она захочет дать лучшее их ребенку. Собственные сердечные склонности уже не будут иметь решающего значения. Хотвайер был в этом уверен.

Та тяжесть, что сдавливала его грудь с того момента, как уснула Клер, ушла. Он сможет хранить обещание Елене и в то же время правильно поступить по отношению к Клер. Они могли бы неплохо жить вместе.

Он был уверен, что она будет смотреть на вещи так же, как он.

Глава 14

Клер проснулась с ощущением легкого пощипывания между ног и незнакомым чувством безмятежности. Чувство это было удивительно приятным. Клер с наслаждением потянулась и открыла глаза. Она увидела, что лежит в постели одна. За окнами наступал вечер, и предзакатные солнечные лучи проникали в комнату сквозь полупрозрачные жалюзи.

Комната была красивой и изысканно комфортной. Клер еще раз хорошенько потянулась, наслаждаясь сознанием того, что ей больше не надо готовиться к экзаменам, что ей не надо идти на работу. Она могла бы снова лечь спать, если бы захотела, могла бы дремать, валяясь в постели, дожидаясь возвращения Бретта.

Какое приятное, ни с чем не сравнимое ощущение – валяться обнаженной на огромной кровати и не иметь никаких срочных дел! Клер не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой свободной. Такой счастливой. Наверное, никогда.

Годы напролет она заботилась о матери – и до, и после того, как рак поразил ее. После смерти Норен Клер пошла учиться в колледж и, уйдя с одной работы с полной загрузкой, сразу поступила на другую. Она работала столько, сколько было необходимо для достижения текущих целей: и училась, и сама себя содержала.

После секса с Бреттом она, как ни странно, чувствовала скорее удовлетворение, чем тревогу из-за того, что эта связь не предполагала никаких обязательств, никакого будущего. Раньше, когда у нее был секс с другими, отсутствие прочных отношений больно ранило, но зато сейчас она никому ничего не была должна. Она сама приняла решение.

И ей это нравилось. Бретт хотел лишь получать удовольствие от секса, и она хотела того же.

Впервые за все годы она собиралась наслаждаться жизнью, и только. Она не станет переживать из-за будущего или стремиться привязать Бретта к себе, когда он соберется уйти. Он сообщил ей, чего ждать, и, вместо того, чтобы стенать по этому поводу теперь, когда они уже занимались с ним любовью, немалая часть ее самой упивалась сознанием того, что ока не вложила в.их отношения больше чувств, чем хотела сама.

По той простой причине, что Бретт ясно дал ей понять, что не хочет этого. Никакого будущего. Никаких обязательств.

Свобода.

Какое потрясающее понятие.

Как ни странно, сознание того, что она может не делать никаких телодвижений, подвигла ее на обратное. Она хотела увидеть Бретта, не затем, чтобы излить на него свои эмоции... просто, чтобы быть рядом.

Только в спальне его не было, и свет в ванной не горел. Из другой комнаты не доносилось никаких звуков. Что не означало, что Бретта нет в номере. Этот мужчина умел быть тише дыма, когда хотел.

Клер села в кровати и слегка скривилась от боли в мышцах, которые давно таким образом не работали. Душ все приведет в норму, но пару минут она еще поблаженствует, предаваясь воспоминаниям о том, как любил ее Бретт. На совесть. Страстно. И красиво.

Он был потрясающим любовником, он отдавался желанию целиком, без остатка, и он умел заставить и ее быть такой же. Ни одна женщина не посмела бы требовать большего от мужчины. В ушах ее все еще стоял тот крик, которым он возвестил мир о своей разрядке.

Как хорошо! Если бы она знала, что секс может быть таким чудесным, она не стала бы к нему так пренебрежительно относиться, не стала бы вычеркивать его из жизни. Но, с другой стороны, кто знает, был бы этот секс таким же значимым с другим мужчиной?

Отчего-то Клер сильно в этом сомневалась.

И эта мысль слегка ее отрезвила. Можно ли говорить о полной свободе, если наслаждаться ею она могла только с Бреттом?

Решив забыть об этой проблеме, как не имеющей прямого отношения к делу, Клер спустилась с кровати и взяла белый махровый халат, лежавший в ногах. Накинув халат, она пошла искать Бретта. Увы, в номере его не было.

Записка на обеденном столе сообщила ей, что он пошел купить кое-что необходимое, чтобы провести ночь. Она надеялась, что в числе этих покупок будет жестянка с чаем. Она бы с удовольствием выпила чаю прямо сейчас.

Клер увидела серебряный чайник на плите. Неужели в номерах люкс и это предусмотрено? Порывшись в буфете, она обнаружила всю необходимую кухонную утварь, но еды не было. Однако на последней застекленной полке она нашла маленькую корзинку с чайными пакетиками и пакетиками кофе. Отлично. Клер поставила чайник на плиту, а сама пошла принимать душ.

Она вымыла голову душистым шампунем, который нашла в ванной, затем намылила тело гелем для душа. Кожу приятно пощипывало. Еще никогда ощущения после секса не длились так долго. Не то чтобы у Клер секс был много раз, но в смысле удовольствия ее предыдущий опыт был настоящим разочарованием. А то, что она чувствовала сейчас, было поистине чудесным. Они занимались любовью примерно три часа назад, а тело ее все еще сохраняло такую высокую чувствительность. Просто в голове не укладывается!

Клер принялась отмываться. Она была ужасно липкая.

Может, Бретт забыл надеть презерватив? Все это происходило у них словно в горячке, так что она об этом даже не вспомнила. Все случилось как-то само собой.

Конечно, само собой ничего не случается, но у нее просто крышу снесло. Буквально. Она и представить не могла, что способна на такую безответственность. Не в ее характере такое. Но, возможно, он тоже был настолько возбужден, что потерял связь с реальностью, как и она. Клер стало стыдно за себя, так ей понравилось такое предположение. Если он мог забыть про все на свете, она действительно была для него особенной, потому что Клер знала на все сто, что Бретт не станет заниматься незащищенным сексом.

Она даже не могла с уверенностью сказать, что Бретт не воспользовался презервативом и в этот раз.

Чайник начал посвистывать как раз тогда, когда Клер принялась вытираться. Она выбежала на кухню, чтобы выключить плиту, и в этот момент открылась дверь.

Клер уставилась на Бретта, стоящего на пороге с несколькими пакетами в руках. Глаза его были непроницаемы, выражение лица – стоическое. Словом, он никак не походил на человека, купающегося в откатных волнах недавнего добротного секса.

– Ты собираешься выключить чайник?

С некоторым запозданием Клер осознала, что чайник отчаянно свистит.

– Ах да, конечно.

Клер поспешила выключить плиту и переставить чайник на холодную конфорку. Свист немедленно прекратился.

Между Клер и Бреттом повисла странная тишина. О чем он думал? Почему он такой серьезный? Он забыл надеть презерватив. Он только из-за этого так выглядит?

Клер очень хотелось на это надеяться.

Бретт поставил пару пакетов на кухонную стойку, а остальные понес в спальню. Клер стояла возле плиты, глядя ему вслед, стараясь придумать, что сделать и что сказать, когда он вернется.

– Ты пытаешься приготовить чай?

– Да.

– Я купил тебе чаю. Тот сорт, что ты любишь.

– Спасибо. – О непринужденности не было и речи. Момент был крайне неловкий.

Клер была фактически голой, а вели они себя как вежливые незнакомцы. Словно они не сняли номер в этом отеле с единственной целью – заняться любовью. Почему? Что произошло?

Из-за презерватива? Или он сейчас пытается вести себя так, словно ничего не произошло, потому, что жалеет о произошедшем?

– Я приготовлю чай, а ты пока вытирайся.

Не похоже на воркование любовника, но по крайней мере предложение дельное. И тактичное.

– Ладно.

Бретт ничего больше не сказал, и Клер отправилась в ванную.

Она остановилась у двери.

– Бретт?

– Да, моя сладкая?

Уже теплее. И вдохновляет.

– Ты сожалеешь о том, что у нас было?

– Ты про секс? – спросил он так, словно и в самом деле не совсем понимал, о чем она говорит.

Клер развернулась к нему всем телом.

– Конечно, про секс! А чем еще мы занимались?

– Ну, мы поели в китайском ресторане, запускали змеев на пляже, запутали бечевки, сняли номер в отеле, чтобы тут переночевать. – Если бы не предельно серьезный тон и вид, она бы решила, что он ее дразнит.

– С чего бы тебе сожалеть о чем-то таком? – спросила она, раздражаясь из-за того, что он все еще больше усугубляет.

– Не с чего.

– Тогда зачем поднимать такой вопрос?

– А зачем вообще поднимать вопрос о сожалении? Он не ответил. Клер была достаточно сообразительной, чтобы это понять.

– Потому что я хочу знать.

– Сожалею ли я о том, что занимался с тобой любовью?

– Да.

Его голубые глаза впились в нее.

– Сожалеть о том, чего нельзя изменить, – значит впустую тратить время.

У нее свело живот.

– Ты хочешь сказать, что хотел бы все изменить? Бретт определенно вел себя так, словно сожалел о том, что занимался с ней любовью. Что означало, что он, возможно, не захочет повторения. Клер почувствовала, как внутри у нее собирается комок боли. Какая горькая насмешка над счастливым обретением свободы. Она верила в то, что сможет пережить его уход, только ей никогда в голову не приходило, что это произойдет так быстро.

Сердце ее готово было закричать ему: «Не уходи!»

– Оденься, Клер. И тогда мы поговорим.

– Отлично.

Хотвайер вздохнул. Клер была не в настроении, и это все портило. Он собирался смягчить последствия своей глупости, но улаживать проблему, которая таковой никогда не была, не входило в его планы. Да и не привык он выступать в этой роли.

Он не привык быть причиной стихийного бедствия.

Клер вышла из ванной закутанная в белый махровый халат. Пригладила кудряшки, но, даже мокрые, они стремились показать свой непокорный нрав и ложились так, как им нравилось.

Лучше бы она надела что-нибудь из того, что он ей принес. В этом белом халате, который у него всегда ассоциировался со спальней, она смотрелась слишком фривольно. Ее вид его возбуждал, что было совсем некстати. Бретт не собирался возвращаться с ней в спальню до тех пор, пока они не придут к согласию по одному принципиальному вопросу.

Он еще не успел заварить чай, как поймал себя на том, что отошел в сторону, предоставив сделать это ей. Он не собирался впитывать то раздражение и гнев, что буквально клубились вокруг нее. Нет уж, увольте.

Для женщины, которая совсем не умела готовить, Клер вполне прилично справилась с завариванием чая.

Она закончила с чаем примерно в то же время, как он закончил выкладывать покупки на стойку.

Клер протянула ему чай:

– Вот. Мы можем поговорить в другой комнате. Хотвайер взял у нее кружку, заметив, как старательно Клер избегает прикосновений. Хотвайер нахмурился.

– Я не кусаюсь.

Она бросила на него хмурый взгляд.

– Может, я кусаюсь.

Он с трудом подавил желание рассмеяться. Сейчас этот ход был бы неуместен, но она была такая славная девчонка! Он сел на край дивана, но тут же пожалел о своем выборе, когда Клер тоже села на диван. В такой тесной близости сохранять достаточно самообладания для столь серьезного разговора было трудно.

Клер с ногами забралась на диван, так что он мог сколько угодно любоваться ее студнями.

– Итак, этот мрачный фатализм, которым ты потчуешь меня с момента твоего возвращения, имеет какое-то отношение к тому факту, что ты не использовал презерватив, заблаговременно тобою купленный?