Текст книги "Голос крови"

Глава 8
Обманщики

Мы ждем от каждого гражданина, что он будет во всём придерживаться установленных правил, независимо от своего возраста, пола и статуса. Ученику, который попытается нарушить правила, будет сделано предупреждение с занесением в личное дело. В случае повторного нарушения ученик будет наказан по всей строгости.

Из устава интерната

Натанаэль лежал в кровати и ждал. В интернате уже объявили отбой, свет потушили. Часы прозвонили десять, одиннадцать, двенадцать. Прозвучала короткая мелодия – так часы сообщили, что наступила полночь. Мальчик бесшумно встал. Ребята в постелях похрапывали, вертелись и разговаривали во сне.

– Удачи!

В темноте Натанаэль едва различил Жерома, который ободряюще улыбался с соседней кровати.

– Надеюсь, ни о чём жалеть не придется! – прошептал Натанаэль.

Он сунул ноги в ботинки, вышел в коридор. Воспитатель спал на стуле, разинув рот. Всё как обычно. При желании из спальни всегда можно было запросто улизнуть. Натанаэль тихонько спустился по лестнице. На нижних этажах было куда прохладней. В гостиной царил полумрак, его слегка рассеивало пламя свечей. У циферблата стояли Морда-Решетом и его телохранитель. Прислонясь к стене, Арман жевал лакричную палочку.

– Привет, Январский! Ну что, готов? – спросил Арман, зажимая палочку в уголке рта.

– Думаю, да.

– Тогда слушай, в чём дело. Наверняка знаешь: меня два раза уже не допустили к ярмарке.

Натанаэль кивнул.

– Мне всё это надоело, – продолжил Арман. – Хочу выбраться из нашей тюрьмы. Но с моим личным делом меня или оставят еще на год, или сразу отправят в исправительный лагерь. Ты, Январский, должен сделать так, чтобы этого не случилось. Мне нужен ловкач вроде тебя. Ты знаешь, что все наши личные дела хранятся в кабинете директора. Завтра их отправят в комиссию, где бородатые стариканы будут смотреть оценки и решать, кто достоин участвовать в ярмарке. Друзья уже неделю пытаются стибрить мое дело, чтобы кое-что там поменять. Но у них ничего не выходит. Старина, ты – моя последняя надежда.

От изумления Натанаэль примолк. Старался осмыслить то, о чём его просил парень, наводящий ужас на весь интернат.

– Хочешь, чтобы я пробрался к директору и исправил оценки?

– Вот молодчина! Уловил с первого раза.

– Я не смогу этого сделать. Я не умею ходить сквозь стены и стирать чернила. Тебе только волшебник поможет!

Морда-Решетом повернулся к оруженосцу.

– Как-то быстро он опускает руки.

– Ага, похоже на то, – проворчал амбал.

Арман порылся в сумке, протянул Натанаэлю ключ и стопку бумаг.

– Мы не смогли попасть в кабинет, но нам удалось украсть ключ и листы с оценками. Тебе не придется менять всё, исправь лишь то, что точно мне навредит. И напиши, что я старательный, смелый, преданный делу, ну, сам знаешь. Этого должно хватить, чтобы меня допустили.

Натанаэль глубоко вдохнул. Если его застанут за этим занятием, самому Натанаэлю о ярмарке можно забыть навсегда.

Арман словно прочел его мысли.

– Тебе сегодня здорово пригодится удача, старина! – усмехнулся он. – Надеюсь, твоя счастливая звезда светит ярко. Давай, валяй. Расскажешь мне, как всё прошло, завтра в восемь у библиотеки. Понял?

– Хорошо, – прошептал Натанаэль.

– Ах да, чуть не забыл. Жермен, покажешь ему, что к чему?

Бугай приблизился к Натанаэлю, прижал его к стене, зажал рукой рот и отвесил звонкую пощечину. У мальчика искры вспыхнули перед глазами. Натанаэль попробовал закричать, но изо рта, зажатого лапой Жермена, вырвался только жалкий стон.

Арман выплюнул лакричную палочку.

– Вот что ждет тебя и твоего дружка, если не справишься или выдашь нас. Отпусти его, Жермен.

Натанаэль сполз по стене. Щека горела. В глазах стояли слезы. Хотелось разрыдаться от боли. В висках стучало. Казалось, кровь обратилась в мощный поток, и он искал выход из тела, чтобы сокрушить всё на своем пути. Мальчик почувствовал что-то жидкое и теплое на верхней губе.

– А ты совсем сахарный, приятель. Ударили по щеке, и сразу кровь из носа?

Натанаэль приблизил ладонь к глазам. В полумраке гостиной кровь казалась совсем черной. Ему вдруг стало страшно. Кровь испугала больше, чем угрозы Морды-Решетом. У Девернуа тоже шла кровь из носа и из ушей, а потом он умер. Это эпидемия? Порывисто дыша, Натанаэль обтер руку о брюки. Арман смотрел на него с любопытством, но без малейшего сочувствия.

– Смотри у меня. Завтра в восемь! – бросил он, прежде чем уйти. – Мое будущее в твоих руках, ты уж постарайся, приятель!

Найти кабинет директора было совсем не трудно. Натанаэль прекрасно ориентировался в коридорах и мог отыскать нужное место даже ночью. Мальчик приник ухом к двери, а потом медленно повернул ключ в замке.

В комнате было темно и еще неприятнее, чем днем. В прошлом директор успел пожить в африканских колониях, где ему полюбились ритуальные маски. Несколько экземпляров украшали стены кабинета: страшные деревянные рожи с гигантскими ртами и клыками. Натанаэль вспомнил, как его несколько раз вызывали сюда, чтобы отругать за неподобающее поведение или плохую учебу.

Внезапно захотелось броситься вон, зарыться в одеяло и кричать изо всех сил, пока кто-нибудь не придет на помощь. Но у Натанаэля не было мамы, что приласкала бы и успокоила его. Оставалось лишь продолжать начатое.

Мальчик зажег лампу и огляделся. Он старался не обращать внимания на тени и не смотреть в пустые глазницы масок. Вдруг его сердце замерло. Лицо. Во мраке комнаты виднелось чье-то лицо. Совершенно бледное, испачканное кровью, оно внимательно изучало Натанаэля.

Натанаэлю не стало легче, даже когда он понял, что сам отражается в зеркале с массивной золотой рамой. Он посмотрел внимательнее, разглядывая следы запекшейся крови. Выругавшись, постарался их стереть, но не мог: кровь уже засохла.

– Всё в порядке, – прошептал он, успокаивая себя. – Просто след от удара. Я не болен, всё хорошо. Сделаю то, чего хочет Арман, и сразу уйду.

Натанаэль с трудом оторвался от зеркала, внимательно осмотрел письменный стол. Личные дела воспитанников были сложены аккуратными стопками и распределены по месяцам рождения. Только шесть учеников пятнадцати лет поступили в интернат в марте, и Натанаэль без труда нашел личное дело Армана. Он принялся его листать, расположившись в кожаном кресле.

В выпускном классе воспитанники изучали шесть обязательных предметов: французский язык, математика, история (Лариспема и всеобщая), технология, естественные науки и физкультура. И все учителя интерната сходились во мнении, что Арман представлял опасность для окружающих. «Вполне возможно, станет отъявленным хулиганом», – писал учитель французского. Учитель естественных наук жаловался, что Арман несколько раз пытался устроить в лаборатории взрыв. Он ничего не смыслил ни в арифметике, ни в истории. Только учитель физкультуры нашел пару добрых слов. «Арман старательный, у него большие задатки для занятий фехтованием и боксом». Натанаэль обхватил голову руками. Чтобы склонить весы в пользу Армана, придется переписать по меньшей мере три карточки. И нужно будет подделать почерк каждого учителя.

– Но у меня ведь нет выбора, да? – спросил он со вздохом.

Уставший и испуганный двойник из зеркала дал предсказуемый ответ.

Подражая выспреннему стилю преподавателей, Натанаэль не без усилий смог превратить Армана из отъявленного хулигана и невежды в обычного ученика средних способностей. Мальчик приписал ему качества, о которых Морда-Решетом мог только мечтать. Натанаэль отметил его пунктуальность, настойчивость, написал целый гимн его чистоплотности.

Часы пробили два часа ночи. Натанаэль протер глаза и перечитал личное дело, которое так удачно дополнил. Нет, Арман не заслуживал столь хорошей характеристики. Натанаэль заглянул на последнюю страницу. Там было написано, кем Морда-Решетом хотел стать. «МЯСНИК». «Ну разумеется», – устало подумал Натанаэль. Три четверти воспитанников мечтали убивать скот и разделывать мясо. Он сам, когда ему было десять, лишь об этом и думал.

Когда-то Натанаэль и Жером мечтали о жизни, полной приключений: они бы гоняли на мощных паромобилях и дрались на ножах. Мальчики вырезали из газет статьи о знаменитых лясникамах. Их кумирами были Вильям Англичанин, который мог разделать быка всего за час, и Марен Равиго, что колесил по миру и готовил жаркое из броненосцев, крокодилов и зебр. Но никто из них не мог соперничать с Гюставом Фиори. Никто не метал ножи лучше, чем он.

Сейчас Натанаэлю было пятнадцать, и он был совсем не уверен, что хочет всю жизнь разделывать туши. Может быть, у него призвание фотографа или журналиста, но как такое узнаешь наверняка, когда ни разу не покидал интерната?

Третьей в стопке дел воспитанников, поступивших в январе, лежала характеристика Натанаэля. Его имя было выведено синими чернилами на серой бумаге. Со страхом и любопытством мальчик открыл свое личное дело. Девернуа не успел сочинить подробный отзыв о его учебе и поведении. Тем лучше. То, что он всё же написал, и так не слишком обнадеживало. «Что ж, – подумал Натанаэль, – ничего удивительного». Девернуа никогда его не любил.

Но, прочитав, что написали другие учителя, мальчик не на шутку приуныл. Никто и не думал его хвалить. Хорошо учится, ничего более. Тихий. Незаметный. Особенно обидно было читать, что учитель истории, который так нравился Натанаэлю, считал его «безынициативным». Мальчик перебирал листки и чувствовал себя всё более потерянным.

Вот характеристика, которую написал учитель французского. Похоже, он был вдохновлен: расписался на полстраницы. «Натанаэля Январского нельзя назвать плохим учеником. Однако в свои пятнадцать он всё еще не знает, кем хочет стать. Если он не найдет цели существования, то рискует превратиться в бездеятельное, инертное существо, не обладающее развитой личностью. Таких людей мы забываем тотчас после встречи. Будь Натанаэль персонажем романа, едва ли он мог увлечь читателя. Однако он не персонаж, а мальчик из плоти и крови, и это делает его положение удручающим».

Натанаэль почувствовал, как у него горят щеки. Как этот наглый тип смел утверждать, что он «не обладает развитой личностью»? Однако на последней странице в графе «Профессия, которую желает приобрести воспитанник» действительно стоял прочерк. Натанаэль вспомнил, что в день, когда им задали этот вопрос, он просто не знал, что ответить, и решил доверить судьбу комиссии.

Мальчик повертел перо в руках, внезапно принял решение и написал: «Мясник». Затем вновь взял в руки дело Армана, зачеркнул слово «мясник» и написал на его месте: «Ассенизатор». Натанаэль представил Морду-Решетом, копающегося в содержимом городских сортиров, и злорадно ухмыльнулся. Он подул на чернила, чтобы скорее их высушить, положил дела на место и спешно покинул кабинет.

Пару минут спустя, поднимаясь бегом по лестнице в спальню, Натанаэль уже кусал себе локти. Ну почему он был так неосторожен? Что за муха его укусила? Даже если Арман никогда не догадается, благодаря кому он стал ассенизатором, то всё равно заставит свою ручную гориллу отлупить Натанаэля. Просто из принципа. Это уж точно. Еще Натанаэль не мог понять, почему написал в анкете, что хочет стать мясником. В ту минуту казалось, что так он отомстит всем этим глупым учителям, считавшим его недостаточно развитым.

Он остановился на лестничной клетке, вынул из кармана ключ. Еще было время вернуться в кабинет директора и всё исправить, вновь вписать слово «мясник» в дело Армана, придумать себе другую профессию. Что-то получше, чем лясникам, и при этом опровергающее характеристику, которую дал учитель французского.

Натанаэль прислушался. С нижнего этажа послышался слабый звук, приоткрылась дверь, кто-то тихо разговаривал. Не успев ничего толком понять, влекомый шестым чувством, Натанаэль на цыпочках спустился на один этаж. Из приоткрытой двери лазарета лился свет. С каждым шагом мальчик яснее слышал голоса.

– Я не уверена, что твое лечение ему помогает, учитель! Он слабеет. Думаю, надо позвать доктора.

– Сильви, голубушка, уверяю, не нужно никого беспокоить.

Натанаэль замер. Он уже слышал этот бархатный голос. Тот самый учитель, что разговаривал с Изабеллой.

Мальчик уже хотел уйти, но неловко споткнулся. Под ногами громко заскрипел потертый паркет. Казалось, на весь интернат. Медсестра с лампой выглянула в коридор.

– Эй! Кто там?

Бежать было поздно. Ничего не оставалось, как подойти к дверям лазарета.

– Что ты делаешь один ночью в коридоре? Ну-ка расскажи!

– Голова болит, – простонал мальчик. Ему даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы изобразить человека, страдающего тяжелой мигренью.

Медсестра взяла Натанаэля за подбородок и, опустив очки на кончик носа, внимательно на него посмотрела.

– Да, ты бледноват. У тебя что, кровь из носа шла? И щека красная? Ты с кем-то подрался?

– Я упал… – Натанаэль внезапно смолк. Учитель с бархатным голосом подошел к медсестре. У него были светлые волосы. На голове – шапочка из темной ткани с шелковым помпоном. Родинка под правым глазом напоминала слезу. Тот самый учитель химии, о котором они говорили с Жеромом.

– И что? – поторопила медсестра.

– Я упал на лестнице, пока шел вниз.

– Хорошо, иди ложись в кровать. Выбирай любую.

Медсестра подтолкнула его в палату и, еще сильнее сбавив голос, продолжила разговор с учителем. Как Натанаэль ни вслушивался, уже не мог разобрать ни слова.

Мальчик окинул взглядом комнату, прикидывая, с какой кровати откроется лучший обзор. Хотя пока даже не понимал, что именно хотел тут увидеть. Из двадцати кроватей заняты были только четыре. Один из больных сильно кашлял во сне – казалось, он сейчас выплюнет свои легкие. Мальчик лет десяти пристально смотрел на Натанаэля расширенными от лихорадки глазами. В огне свечей его рыжие волосы отливали медью. На пухлых щеках застыли капельки пота. Кажется, это про него говорил Жером. Ну конечно, Валер Ноябрьский, рыжий маленький толстячок со вздернутым носом.

– Привет! – поздоровался Натанаэль, присаживаясь на соседней кровати.

– Привет! – прошелестел Валер. Голос был таким тихим, что Натанаэль едва мог расслышать.

– Что с тобой?

Валер не ответил. Натанаэль склонился, чтобы расшнуровать ботинки. Когда выпрямился, перед ним стоял светловолосый учитель. Он улыбался.

– Здравствуй, дружок! Я – учитель Альсид Валентин.

Натанаэль вежливо ответил на приветствие.

Учитель присел на кровать Валера, осторожно открыл большую черную кожаную сумку. Вынул шприц с длинной тонкой иглой и маленькую склянку из коричневого стекла, наполненную темной жидкостью.

– Учитель, пожалуйста, нет… – простонал Валер. Он стал задыхаться.

Встревожившись, Натанаэль обернулся, ища медсестру. Но ее нигде не было.

– Бесполезно искать, дружок. Гражданка Сильви вспомнила, что не закрыла окна. А сегодня ночью разразилась гроза, – спокойно произнес Валентин.

– Но, учитель… сегодня нет никакой грозы.

Удивленный этим замечанием Альсид Валентин внимательно посмотрел на Натанаэля.

– Ах да, правда.

Он опустил шприц в склянку, набрал в него немного темной жидкости. В неясном свете она казалась совсем черной. Затем учитель ухватил руку Валера, а тот слабым голосом умолял его остановиться.

– Валер, – прошептал Альсид. – Ты же знаешь, я хочу помочь.

Чтобы совладать с мальчиком, не требовалось усилий: учитель прижал его к себе, как котенка, и ввел иглу в предплечье. В следующий миг лицо ребенка исказила судорога, он заметался по постели, как рыба, выброшенная на берег.

Валентин спокойно наблюдал, плотом вынул из сумки еще одну склянку, приложил ее к платку и придвинул его к носу мальчика. Тот вздрогнул и без чувств опустился на подушки.

– Хлороформ, – объяснил Валентин, поправляя мокрую прядь на лбу Валера. – Сейчас он спит.

Затем вынул еще один шприц и ввел иглу в руку больного.

Натанаэлю это нравилось всё меньше и меньше.

– Учитель, что ты делаешь?

– Стараюсь помочь.

Валентин вынул из руки мальчика шприц, наполненный кровью, и сразу перелил ее в прозрачную склянку. Затем стер ватой каплю крови, что текла по руке Валера.

Натанаэль заметил: кровь была очень темного цвета, с лиловым оттенком, и при этом удивительно вязкой. Словно деготь. Может быть, она так выглядит из-за слабого освещения? Натанаэль отодвинулся в дальний угол кровати.

Медсестра всё не возвращалась.

– Не думал, что у меня будут свидетели, – спокойно произнес учитель. – Ты не должен был этого видеть.

Натанаэль застыл от ужаса. Он попытался что-то сказать, но Валентин его опередил.

– Дай мне руку, пожалуйста.

– Зачем?

Учитель склонил голову и коротко вздохнул.

– Руку.

Натанаэль не двигался. Валентину пришлось наклониться, чтобы ухватить его за руку. Несмотря на хрупкое телосложение, хватка учителя была стальная.

Натанаэль не успел вымолвить ни слова, как Валентин приложил вату с кровью Валера к его ладони и крепко прижал. Мальчика бросило в холод, затем в жар. В следующую секунду по всему телу разлилась приятная теплота. Голос учителя звучал откуда– то издалека и совсем рядом, как если бы он исходил из головы самого Натанаэля.

– Слушай приказ. Ты должен забыть всё, что видел сегодня вечером. Завтра, когда проснешься, не будешь помнить ни о чём. А сейчас спи.

Он выпустил руку Натанаэля, и она безвольно упала на кровать. Мальчик уснул быстрее, чем голова коснулась подушки. Альсид Валентин аккуратно убрал вату в клеенчатый пакетик. Он сожжет ее позже в камине.

Учитель проверил пульс Валера – сердце у того едва не вырывалось из грудной клетки. В мальчике слишком рано проснулась сила, и тело никак не могло привыкнуть. Переливание крови, взятой у других Братьев, должно было ускорить процесс и завершить трансформацию. Но всё шло не так, как должно. Инъекция была их последней надеждой. Только бы Валер не умер сегодня! Тогда он выздоровеет и обретет полноту власти. Учитель ласково погладил мальчика по щеке и подоткнул одеяло.

– Пожалуйста, Валер, не сдавайся! Ты мне нужен. Ты нужен Парижу.

Он сложил руки перед собой и закрыл глаза, чтобы произнести короткую молитву. Затем поднялся, захлопнул сумку и быстрым шагом вышел из палаты.

Глава 9
Логово Морды-Решетом

Террорист – эксперт в вопросах смерти. Он умеет одно – убивать. Некоторые достигли такого совершенства, что начали уничтожать себя. В этом нет ничего трудного, ничего героического. Подумайте, насколько проще разрушать, чем созидать, насколько проще избавиться от неприятного человека, чем принять его.

Из речи Жака Вилена, 1872

Натанаэль проснулся с ощущением, как будто проспал целый век. Чувствовал он себя превосходно, словно всю ночь провел на мягкой перине. Луч солнца проник в комнату, и в пространстве, заполненном светом, в невидимых потоках воздуха кружили пылинки. Это завораживало.

Натанаэлю всё казалось прекрасным. Жизнь была замечательной. Он будто слышал шум волн, потом где-то зазвучала музыка. Сегодня какой-то праздник? Но вскоре туман рассеялся, и стало понятно, что это совсем не праздник. Снаружи кто-то громко повторял одни и те же слова. Голос был таким пронзительным, что в лазарете дрожали окна. «Кровь помнит всё!»

По металлическим оттенкам в голосе Натанаэль догадался: это воздушный голосомат, звук которого по непонятной причине включили на полную громкость. Натанаэль почувствовал вокруг лихорадочное возбуждение.

– О господи, – прошептал кто-то рядом с его правым ухом.

– Нам нужно сейчас же предупредить директора, – добавил кто-то другой.

Натанаэль с трудом повернул голову и увидел совершенно бледное лицо Валера. Мальчик смотрел в потолок. Его глаза и рот были широко открыты, как если бы он увидел что-то невероятное. Но вот Валеру закрыли лицо простыней, и Натанаэль понял, что тот мертв.

– И еще этот аэростат орет! Я с ума сойду.

Медсестра хлопотала у кровати Валера, зачем-то переставляя вещи на его тумбочке. Она была очень бледна.

– Не понимаю, – шептала она. – Как такое могло случиться?

Натанаэль внезапно понял, что знает ответ. Эта мысль привела его в замешательство. Он помнил всё, что случилось. Альсид Валентин, шприц, кровь Валера, приказ учителя. «Ты должен забыть всё, что видел».

Два года назад к ним в интернат на праздник основания Лариспема приходил гипнотизер. Его сценический псевдоним был Гонзаг Умопомрачительный. Он отрекомендовал себя как ученого, раскрывшего тайны человеческого мозга. На глазах у трехсот пораженных зрителей он ввел нескольких детей в транс. Одни сделались прямыми как доски, другие стали выполнять сложные гимнастические упражнения.

Натанаэль подумал, что его попытались загипнотизировать. Хотя способностей у этого Альсида Валентина явно меньше, чем у Гонзага Умопомрачительного, ведь Натанаэль, кажется, помнил всё. В сознании пронеслись вчерашние события, и сладкое оцепенение, которое владело мальчиком с утра, сменилось тревогой. Он отбросил одеяло, выпрыгнул из кровати. Снаружи голосомат продолжал выкрикивать одну и ту же бессмысленную фразу.

– Эй, юноша! – крикнула медсестра. Но он не отозвался и поспешил к выходу, лавируя между кроватями. У двери его чуть не сбил какой-то мальчишка. Вместо того чтобы извиниться, он схватил Натанаэля за рукав и начал ругать на чём свет стоит.

– Натан! Ну что за болван! Придурок! Бестолочь! Что ты засел в лазарете?

– Жером? Это ты?

Лучший друг смотрел выпученными от ужаса глазами. Можно было подумать, что кто-то вытащил его из кровати, хорошенько встряхнул и бросил на порог лазарета.

– Ты ведь должен был прийти в библиотеку в восемь! Морда-Решетом ждал тебя. Он подумал, что ты сбежал, и теперь ищет повсюду, чтобы шкуру содрать! – вопил Жером.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать: этой ночью умер мальчик, а один сумасшедший учитель ставит опыты на учениках! – быстро проговорил Натанаэль.

– Слушай, Натан, тебе нужно будет привести веский довод в свою защиту, иначе…

– У меня как раз такой! Я ведь только что сказал…

Их резко прервал чей-то голос.

– Вот где ты прятался, Январский…

К ним в сопровождении оруженосцев приближался Морда-Решетом.

Натанаэль выставил руки перед собой.

– Арман, послушай, я могу…

– Да-да, конечно, всё объяснить. Жермен, отведи-ка нашего друга в туалет.

– Стой! – завопил Натанаэль, чувствуя, как руки человека– гориллы с силой опускаются ему на плечи. – Я сделал то, что ты просил!

Арман нахмурил брови и почесал прыщик на подбородке.

– Я ждал тебя в библиотеке час назад.

– Пожалуйста, прости. Мне понадобилось пойти в лазарет, а там дали снотворное. Я только что проснулся. Что происходит снаружи? Вы знаете?

– Это… – начал было отвечать Морда-Решетом, но его прервал оглушительный звук. Пол затрясся, светильники в коридоре закачались. Повсюду слышались крики, мимо пробежала стайка мальчишек. В следующую секунду эхо взрыва рассеялось: голосомат наконец прекратил надрываться. – Айда в библиотеку! – позвал всех Арман.

Там на них никто не обратил внимания. Библиотекари позабыли правила достойного поведения. Взобравшись на стулья и прильнув к окнам, они высматривали, что происходит на улице, не сдерживая удивленных возгласов. Арман прошел к своему любимому столику и потребовал подробного отчета. Натанаэль заверил, что всё прошло безупречно, умолчав о последних изменениях, которые внес в личные дела.

– Результаты будут известны через три недели, в день ярмарки. Тебе же будет лучше, если я наконец смогу выбраться, – заявил Морда-Решетом.

– Надеюсь на это, – ответил Натанаэль, несмело улыбаясь.

– А что до твоего вопроса, Январский, у нас тут с самого утра полный кавардак. Голосоматы несут невесть что, аэростаты Стражи уничтожают их один за другим. Вот почему ты только что слышал взрыв.

За окнами еще что-то грохнуло.

– Ну и ну, – с ужасом и удивлением сказала какая-то библиотекарша, наполовину высунувшись из окна.

– А ничего так обстановочка, да? – произнес Арман, довольно улыбаясь. – Так, наверное, было во времена революции. Баррикады, пожары, бомбежка… Надеюсь, скоро начнется настоящая заварушка, и я наконец покажу, на что способен. А вы, ребята?

Жермен и второй оруженосец – Натанаэль наконец вспомнил, что его звали Рауль – радостно закивали. А вот Жерома, казалось, перспектива совсем не радовала.

– Я маловат ростом, простужаюсь от каждого сквозняка. Если вдруг начнется война, лучше останусь в тылу, – сообщил он.

– А ты, Январский? Никогда не хотел сражаться? Убивать врагов? – поинтересовался Арман.

– Даже не знаю, – начал было Натанаэль. Но, вспомнив комментарии учителей в своем личном деле, тут же поправился: – Думаю, я не хотел бы никого убивать. Я, наверное, пацифист. Ведь если кого-то убить, это уже не исправишь…

Внезапно Натанаэль осознал, что впервые увидел труп не далее как десять минут назад. При этой мысли у него заныло в животе.

– Это ты верно заметил, – усмехнулся Арман.

Натанаэль решил прекратить разговор. Искать аргументы в защиту своей позиции было не так-то легко.

– Я сделал то, что ты хотел, – объявил он, глядя Арману прямо в глаза. – Когда познакомишь меня с Изабеллой?

Рауль закатил глаза и захихикал.

– Да ты помешался на этой девчонке!

– Захлопни рот, Рауль! – приказал Арман. – Увидишь ее сегодня же вечером, Январский. Ты уже поднимался на крышу?

Натанаэль покачал головой.

– Сразу после спальни девочек карниз ведет к чердаку. Там будут открытое окно и свет. Это наше логово. Возьми с собой Жерома и будь осторожен. Там легко поскользнуться на черепице. Будет жаль, если свернешь себе шею, не успев встретиться с дамой сердца.

Рауль снова захохотал. Натанаэль посмотрел на него с беспокойством: он совершенно не мог понять причину безудержного веселья.

Остаток дня прошел в страшной неразберихе. Только и разговора было, что об испорченных голосоматах. Жером где-то раздобыл специальный номер «Маленького лариспемца». Газета была такой свежей, что непросохшие чернила пачкали пальцы. Натанаэль прочел ее первым, остальным пришлось ждать, а потом еще и приплатить Жерому за возможность узнать последние новости.

Над статьей, занимавшей две полосы, огромными буквами был напечатан заголовок: «АТАКА НА ЛАРИСПЕМ: КРОВАВЫЕ БРАТЬЯ ДЕЛАЮТ СЕБЕ РЕКЛАМУ!» Дальнейшее было изложено в обычной бойкой манере «Маленького лариспемца»:

Сегодняшнее утро в Лариспеме выдалось необычным. Начиная с шести утра наши сограждане просыпались под вопли десятка сошедших с ума голосоматов. Вместо того чтобы распространять обычные рекламные сообщения, которые наносят вред лишь кошелькам, аппараты выкрикивали зловещий боевой клич Кровавых братьев. Сотрудники сервисных компаний немедленно отправились в рейд, чтобы отключить взломанные аппараты. Большинство из них находилось в секторе кладбища Лашез, площади Бастилии и центрального аэровокзала. Для уничтожения пяти аппаратов, находящихся внутри аэростатов, потребовалось вмешательство воздушно-десантного подразделения Стражи: отключить их с земли не представлялось возможным.

Эти происшествия заставляют вспомнить, что случилось на улице Груссе и о чём мы писали совсем недавно. Возможно, то была «проба пера» перед сегодняшним выступлением. Террористическая организация «Братство крови» опять выходит из тени, и можно предположить, что, кроме взлома голосоматов, они готовят новые масштабные операции. Поэтому, пока бомба не разорвала нас на кусочки, а пожар не обратил в пепел, мы желаем воспользоваться случаем и сообщить этим господам, что их проделки нас совсем не пугают. Какие бы неприятности вы нам ни приготовили, мы видали и похуже. Кровь помнит всё? Лариспем тоже.

Рядом с текстом была нарисована карикатура: худой мужчина с заостренными чертами лицами, бледный как привидение, записывал что-то на фонографический цилиндр. Натанаэль прочитал подпись: «Луи д’Омбревиль, отправляя сообщение с того света, воскликнул: „Не могу придумать ничего нового! Нет вдохновения!“» Это было забавно, но потрясенный Натанаэль не мог улыбнуться.

– Всё? Прочитал?

Жером вырвал у него газету, прыгнул на стол и принялся вращать ее над головами одноклассников.

– Один поросенок, чтобы прочитать статью! Гоните поросят, граждане!

Натанаэль смотрел, как одноклассники бьются за газету. Они собрались вокруг Жерома, никак не реагируя на окрики учителя истории, пытавшегося восстановить порядок.

Натанаэлю было плохо. Знобило, волосы на затылке вставали дыбом. Тремя днями раньше он сидел на уроке математики в классе Девернуа, жизнь была понятной и предсказуемой. А потом развернулась цепная реакция, и в эпицентре оказался он сам. Вселенная трещала по швам, последние новости лишь больше сбивали с толку. Он очень рассчитывал на встречу с Изабеллой. А что, если всё пойдет не так, как он предполагал? Что, если она не захочет ничего объяснять? А если выдаст его светловолосому учителю?

Натанаэль провел остаток дня в лихорадочном возбуждении, какого раньше не испытывал. Он всегда считал себя спокойным человеком, способным взвешенно подойти к любой проблеме. А сейчас был вынужден признать, что заблуждался.

Жером отчаянно радовался приглашению в логово Морды-Решетом.

По этому случаю он где-то раздобыл бутылку шампанского с наполовину оторванной этикеткой.

– Где ты ее стащил? – недовольно спросил Натанаэль. – Хотя какая разница. Сколько сейчас времени?

– Половина десятого. Надо подождать, пока стемнеет. У нас еще пара часов. В картишки сыграем?

Не дожидаясь ответа, Жером подозвал четверых друзей, чтобы сыграть партию в покер. Не в силах сосредоточиться на игре, Натанаэль, к огромной радости товарищей, быстро продул всю мелочь.

Казалось, вечность прошла, пока часы наконец пробили одиннадцать. Мальчики тихо встали с кроватей и бесшумно ступили на карниз.

Стояла теплая ночь. В небе над Лариспемом сверкали звезды. Их свет был таким ярким, что проникал через смог, окутавший город. Снизу был слышен шум паромобилей, прямо под стенами интерната горланили песни ночные гуляки.

Проходя мимо спальни девочек, мальчики пригнулись, чтобы кто-нибудь их не увидел. Сделав еще несколько шагов, они заметили слуховое окошко – о нем говорил Арман. Подобраться к нему было не так уж трудно.

Мальчики постучали, Рауль с неизменной глупой улыбкой открыл окошко и впустил их.

– А вот и кошки с крыши! Здорово! Милости просим! – пропел он.

Подворовывая тут и там, Арман с дружками смогли обустроить гнездышко под самым носом у учителей, воспитателей и директора. На дырявых стульях и старых матрасах, покрытых одеялами, восседали как на креслах и диванах с десяток ребят – мальчиков и девочек. На вид им было от тринадцати до пятнадцати. Они качали головами и притопывали в такт музыке, которую играл видавший виды граммофон. Лишь двое мельком взглянули на вновь прибывших, остальные не обратили никакого внимания.

Здесь даже был камин – в нем на медленном огне жарилось мясо, наполняя чердак аппетитным запахом. Натанаэль пригляделся: было очень похоже на голубятину. Девочка, сидящая у очага, внимательно следила за мясом и время от времени поворачивала вертел. Десятки свечей, помещенных в пустые бутылки, мягко освещали чердак.