Текст книги "Пароходо-корвет «Америка» и его командир А. А. Болтин"

Илл. 30. Современная карта залива Посьет.

Будогосский доложил о впечатляющих результатах экспедиции, здесь же, на «Америке», были доработаны карты и согласованы с Н.Н. Муравьёвым-Амурским. В письме М.С. Корсакову Николай Николаевич писал: «Будогосский – молодец, прекрасно исполнил своё трудное дело и вовремя кончил. Бухту Посьета мы отмежёвываем себе, и границу проводит до устьев Тюмень-Ула, которая составляет границу Кореи с Китаем. Не хотелось бы захватывать лишнего, но оказывается необходимо: в бухте Посьета есть такая прекрасная гавань, что Англичане непременно бы её захватили при первом разрыве с Китаем. Я уверен, что убеждение это подействует и в Пекине»^[109].

А в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилась заметка: «…начальник нашей демаркационной комиссии подполковник Будогосский отправляется в Пекин для утверждения окончательной пограничной черты русских владений в Маньчжурии. По этой черте весь приморский берег Маньчжурии, прикасающийся к Японскому морю и, как по исследованиям оказалось, никому не принадлежащий, замежёван в черту русских владений. Южная часть этого берега близ Кореи, значит, в широте закавказских провинций, оказывается изрезанною таким количеством самых отличнейших бухт и гаваней, что едва ли можно найти другой берег в мире, где бы на таком малом пространстве прекраснейшие гавани следовали одна за другою в таком количестве, что трудно выбрать и определить, которая из них лучше. Знаменитая Севастопольская гавань и Золотой Рог в Босфоре должны уступить первенство здешним гаваням и бухтам. Вблизи этих гаваней местность покрыта девственными тропическими лесами, перевитыми лианами, в которых дубы достигают диаметра одной сажени. Образцы этой гигантской растительности изумительны и никогда нами не были ещё видимы; подобное что-нибудь можно встретить только в лесах Америки. Какая великая будущность таится в этих доисторических лесах в связи с великолепнейшими гаванями мира! Недаром этот лабиринт заливов носит название залива Петра Великого, недаром лучший из портов назван Владивостоком, потому что здесь колыбель нашего флота на Тихом океане, русского значения на его широком лоне, не запертом пушками Зунда, Гибралтара и Дарданелл, и нашего владения Востоком. Здесь все дары природы сосредоточены в одну группу и способны развить сильную колонизацию и сильное торговое движение»^[110]. Заметка была без подписи, но по весьма доказательному мнению известного дальневосточного историка А.А. Хисамутдинова, эти яркие, романтические строки принадлежали Д.И. Романову.

После доработок карт по размежеванию пароходо-корвет взял курс на Китай. 1 июля «Америка» пришла в бухту Вей-хай-вей, а 2 июля перешли Печелийский залив. Почти две недели ушло здесь у Н.Н. Муравьёва-Амурского на улаживание дел. Отправив К.Ф. Будогосского в Пекин к российскому уполномоченному Н.П. Игнатьеву, российская эскадра направилась в Японию.

Переговоры начались 12 августа в Эдо в храме Тэнтокуд. Муравьёв-Амурский выступил с обширным программным заявлением, суть которого сводилась к тому, что весь Сахалин должен находиться под защитой России. Далее Муравьёв внёс на рассмотрение проект соглашения, состоявший из четырёх пунктов: пролив между Сахалином и Эдзо признать за границу между Россией и Японией; японские рыболовы могут по-прежнему заниматься промыслом в заливе Анива; японцы могут поселяться в Приамурье; всем японцам, проживающим как на острове Сахалине, так и в других местах Российской империи, предоставляется полная свобода богослужений и постройка храмов по их вероисповеданию, и во всех случаях они подчиняются действию русских законов. Таким образом, впервые японцам официально было высказано видение решения сахалинского вопроса: принадлежность всего Сахалина России и проведение границы между двумя государствами по проливу Лаперуза.

Илл. 31. Пароходо-корвет «Америка» в Китайском море. Рисунок А.А. Болтина. (ЦМ ВМФ. КП № 24433. Инв. № 02 Р-1858).

Японцы сделали перерыв в переговорах для обсуждения предложений Н.Н. Муравьёва. Он был омрачён трагическим происшествием, убийством двух российских граждан. Вечером 13 августа на троих русских моряков, когда они, произведя закупки, возвращались в порт, было совершено неожиданное нападение. Был зарублен насмерть матрос Иван Соколов, смертельно ранен мичман Роман Мофет, а мещанин Александр Корольков, раненный в руку, успел укрыться в ближайшей торговой лавке. Преступники скрылись, захватив с собой ящик с серебром, принадлежавший русским.

Нужно отдать должное Н.Н. Муравьёву, который не счёл нужным употребить военную силу эскадры. Было принято во внимание участие японских властей в следствии и публичное соучастие в торжественной похоронной процессии убитых моряков, компенсация материальных затрат.

Переговоры были продолжены 18 августа 1859 г. Японские уполномоченные заявили, что они не могут пойти на уступку всего Сахалина, так как это противоречит второй статье Симодского трактата. На это Муравьёв заявил, что у Путятина в Симоде были полномочия устанавливать границу только на Курильских островах, но не на Сахалине, поэтому он ещё раз вынужден повторить своё предложение об уступке всего острова России. Переговоры зашли в тупик. Муравьёв заявил, что никаких изменений в своих предложениях сделать не может и считает переговоры оконченными.

Таким образом, Н.Н. Муравьёву не удалось повторить успех в Айгуни, продвижение в решении сахалинского вопроса не состоялось, но важно было уже то, что впервые Россия на дипломатическом уровне заявила, что её не будет устраивать никакой вариант, кроме уступки всего Сахалина.

В отчёте о переговорах в Японии министру иностранных дел А.М. Горчакову Н.Н. Муравьёв-Амурский писал: «…поставляю себе долгом довести до сведения вашего для доклада Государю Императору, что Японское правительство, основываясь на 2-й статье трактата, заключённого графом Путятиным в 1855 году, не признаёт возможным провести границу между нами южнее острова Сахалина, который считает, согласно с буквою вышесказанной статьи, неразделённым между Россиею и Япониею, но уполномоченные предлагали мне провести границу на Сахалине по 50˚ сев. широты.

Принимая в соображение, что права Японцев на Сахалин столь же неопределённы, как и наши, что остров этот, по обоим названиям своим – Сахалин и Карафто – ничего Японского в себе не заключает, я не могу согласиться ни на какое разделение его между Япониею и нами, и особенно в тех видах, что, по слабости Японии, всякое иностранное государство легко может овладеть тою частию, которая признана будет Японскою, утвердиться в ней и нанести нам тем существенный вред на все будущие времена, особенно в отношении Лаперузова пролива, который составляет ближайший и единственный выход для наших судов из Татарского пролива в Восточный океан.

… В заключении необходимым считаю просить ваше сиятельство испросить Высочайшее повеление о занятии, с открытием навигации будущего 1860 года, нашими войсками южной оконечности Сахалина и устройство там укрепления для пристанища судам нашим, которые будут проходить Лаперузовым проливом, и по буквальному смыслу трактата 1855 года, по которому остров Сахалин остаётся между Россиею и Япониею неразделённым»^[111]. (Пометка Александра II «Согласен»)

В донесении Александру II Н.Н. Муравьёв-Амурский был более краток, ссылаясь на отчёт А.М. Горчакову, который тот должен был представить императору: «…о переговорах моих в Японии, которые в отношении Сахалина не имели желанного успеха (Здесь пометка императора «Весьма жаль»); но настоящее посещение моё столицы Японии с приличною эскадрою будет, конечно, иметь полезное для нас влияние на умы Японцев»^[112].

28 февраля 1861 г. на заседании Амурского комитета было решено вопрос о разграничении Сахалина не возбуждать, пока само японское правительство не посчитает нужным начать новые переговоры.

7 сентября «Америка» прибыла в Николаевск. Граф Н.Н. Муравьёв-Амурский вместе с командиром портов Восточного океана, губернатором Приморской области П.В. Казакевичем поблагодарили команду пароходо-корвета за успешное плавание с генерал-губернатором Восточной Сибири за границей.

В октябре «Америка» разгружала потерпевший крушение корабль «Св. Иннокентий». «В продолжении 5 дней, – писал в рапорте А.А. Болтин, – подняли 2 паровых котла от машины в 60 сил и к ним один цилиндр, потом 2 цилиндра от другой машины и разные мелкие машинные вещи»^[113]. Затем оказывали помощь судну Амурской Компании «Орус» и купеческому бригу. 21 октября навигация была окончена.

Илл. 32 Одна из первых карт Залива Пётр Великий. (Из л/архива А.А. Хисамутдинова).

По итогам исследований в 1859 г. была составлена и выпущена в свет первая карта залива Пётр Великий, с примечанием: «Осмотр берегов залива Америка и гавани Находка произведён пароходо-корветом „Америка“ в 1859 году. Остров Путятина, Маячный и пролив Стрелок положены по описи клипера „Стрелок“ в 1858 году. Берега от мыса Майделя до залива Посьета сняты с английской карты, с теми дополнениями и исправлениями, которые произведены пароходом-корветом „Америка“ в 1859 году. Реки Суйфун и Цимуха взяты с описей взяты с описей офицеров клипера „Стрелок“ в 1859 году. Залив Посьета и берег до реки Тюмень сняты с описи фрегата „Паллада“ 1854 года. Новгородская гавань – с инструментальной съёмки Уссурийской экспедиции 1859 года»^[114].

Глава четвёртая
Пароходо-корвет «Америка» в 1860-е годы

1860 г. был насыщен для пароходо-корвета «Америка» новыми плаваниями в южные области Приморья. Ещё в ноябре 1959 г. П.В. Казакевич получил письмо от Н.Н. Муравьева-Амурского, в котором он определял задания военному губернатору Приморской области на 1860 г.

«Значительные приготовления, – писал Муравьёв-Амурский, – делаемые в Англии и Франции в новой войне с Китаем, поставляют и нас в необходимость иметь в готовности суда вверенной вам флотилии к выступлению в море немедленно по вскрытии льда в лимане. Поспешая уведомить об этом ваше превосходительство для благовременных с нашей стороны распоряжений, я вместе с тем имею сообщить вам, что эскадра наша должна будет выступить в море под личным вашим начальством и исполнить нижеследующие главнейшие предположения: 1) занять и укрепить два пункта для небольших команд в гаванях Новгородской и Владивостоке, в заливе Петра Великого; 2) занять и укрепить для двух рот место в заливе Анива на острове Сахалине, и 3) крейсировать вдоль залива Петра Великого и описать все берега оного от границы Кореи с юга (устья реки Тюмень-Ула) до бухты Ольги к северу с всевозможною точностью и подробностию.

Для исполнения всех сих предположений необходимо вашему превосходительству приготовить: все три корвета, оба винтовых транспорта, оба клипера и корвет-пароход „Америка“, а также две роты 4-го линейного батальона с надлежащим числом стрелков из стрелковой роты сего батальона и дивизион горной артиллерии с некоторым числом лошадей»^[115].

В марте 1860 г. в связи с изменившейся обстановкой Н.Н. Муравьёв-Амурский дополнительно предписывал П.В. Казакевичу, что «занятие с моря пункта в заливе Анива должно быть отложено до благоприятнейшего времени»^[116].

В середине июня 1860 г. пароходо-корвет «Америка» под флагом контр-адмирала П.В. Казакевича вышел в плавание. В рапорте в Иркутск П.В. Казакевич докладывал: «Отправляясь 18 июня на пароходе „Америка“ для обзора и устройства южных постов и других прибрежий Приморской области, (выделено – В.Л. и Г.Д.) управление Областью и портами Восточного океана я поручил Капитану 1-го ранга Петровскому»^[117].

На «Америке» проходили в разное время службу моряки, оставившие яркий след в истории российского флота и освоения Дальнего Востока. В 1860 г. старшим офицером на пароходо-корвет был назначен лейтенант Григорий Данилович Разградский^[118]. Прибыв мичманом на Дальний Восток на корвете «Оливуца», он перешёл в Амурскую экспедицию к Г.И. Невельскому и стал активнейшим его помощником. Принимал участие в сражении против англо-французской эскадры в заливе Де-Кастри. Навсегда вошёл в историю, связанную с потоплением фрегата «Паллада». Более двух месяцев, с конца июня до начала сентября 1854 г., «Палладу» пытались ввести в Амур, чтобы укрыть фрегат от кораблей английской эскадры адмирала Прайса, появившейся в дальневосточных водах. Несмотря на то, что фрегат полностью разгрузили, его осадка не позволяла преодолеть извилистый амурский фарватер. Фарватер не имел достаточной глубины, изобиловал мелями и подводными камнями. Пришлось поставить «Палладу» в дальнюю Константиновскую (ныне Постовую) бухту Императорской (ныне Советской) гавани. Для охраны здесь оставили команду из 14 матросов во главе с подпоручиком корпуса флотских штурманов Кузнецовым. Ему было предписано в случае входа неприятеля в гавань сжечь фрегат. Простояв в гавани около года, фрегат почти полностью разрушился. В ноябре контр-адмирал В.С. Завойко послал мичмана Г.Д. Разградского в Императорскую бухту с приказанием взорвать фрегат. Через глухую тайгу на собаках мичман добрался до места стоянки фрегата «Паллада» только в январе 1856 г. Скрепя сердце, с горечью вспоминая, как он служил на этом фрегате на Балтике, Разградский выполнил приказ, затопив «Палладу».

Илл. 33. Г.Д. Разградский (1830-1899).

Пароходо-корвет был хорошо знаком Разградскому. Он в 1857 г. уже служил на «Америке». Тогда его направили в пост Дуэ на Сахалине в качестве начальника над каменноугольными копями, где он сменил лейтенанта Н.В. Рудановского^[119].

На Николаевском рейде собралась эскадра, корветы «Воевода», «Боярин», «Гридень», клиперы «Опричник» и «Стрелок», транспорт «Манджур», готовые выполнять поручения контр-адмирала П.В. Казакевича. К этому времени на Дальнем Востоке была сформирована эскадра под командованием капитана 1-го ранга И.Ф. Лихачёва. В его распоряжение назначались из стоявших в Николаевске «Воевода» и «Боярин», а также клиперы «Опричник» и «Стрелок». Таким образом, в распоряжении П.В. Казакевича оставались корабли «Америка», «Манджур» и «Гридень».

«Америка» вышла в плавание, имея на буксире купеческий бриг «Грета», на котором находилась провизия, предназначенная для судов эскадры Лихачёва. По пути в залив Пётр Великий Казакевич посетил пост в Де-Кастри и Императорскую гавань. Груз на бриге «Грета» доставили в пост Ольга, который становился базой эскадры Лихачёва. Казакевич остался очень доволен тем, как шли дела в посту Ольга под командой лейтенанта А.С. Маневского, который, по мнению контр-адмирала, «отменно содержал» пост и большое хозяйство. Здесь была казарма на 40 человек, прекрасный офицерский флигель. В хозяйстве были коровы, быки, козы. Обрабатывался большой огород, команда всегда имела свои овощи, картофель и капусту. Матросы успешно освоили лов рыбы. Из хозяйства поста выделили несколько пудов говядины на транспорт «Манджур», который по распоряжению Казакевича направлялся в порт Владивосток для основания там поста, которому суждено было стать главным портом России на Дальнем Востоке.

30 июня «Америка» с контр-адмиралом Казакевичем отправилась в залив Посьет, при входе в который увидели выходящий транспорт «Манджур».

Илл. 34. Транспорт «Манджур» во Владивостоке. 1860-е годы.

«Желая знать, – докладывал позднее в рапорте великому князю контр-адмирал, – об исполнении данного мною поручения, сигналом приказал транспорту следовать за пароходом „Америка“ и 1 июля в 2 часа пополудни стали на якорь в гавани Новгородской»^[120].

Нужно отметить, что ко времени прибытия в залив Посьет П.В. Казакевича здесь уже обустраивался русский пост, выставленный 12 апреля по инициативе капитана 1-го ранга И.Ф. Лихачёва. Командир Тихоокеанской эскадры И.Ф. Лихачёв, прибыв в Новгородскую гавань залива Посьет на транспорте «Японец», оценил стратегическое положение места, богатого залежами угля, и, не ожидая дальнейших указаний, выставил здесь пост. Для этого он сформировал команду из 20 человек во главе с лейтенантом П.Н. Назимовым^[121], снабдив их провизией на два месяца. Дав чёткие указания П.Н. Назимову по разработке каменноугольного месторождения и заготовке угля для эскадры, он поручил обследовать место и окрестности, а «в случае прихода иностранных судов, Вы поднимете флаг Ваш и на вопросы их будете отвечать, что занимаемое Вами место и порт находятся на земле, утверждённой за Россиею Айгунским трактатом в 1858 году и заключающей всё пространство до корейских владений, и что Вы здесь находитесь, собственно, для пробной разработки угля… по прибытии г. Контр Адмирала Казакевича, Вы имеете явиться к нему и передать как самого себя, так и пост свой под его высшее начальство»^[122].

Ничего этого не знали на транспорте «Манджур». Став на якорь 21 июня в 18 часов в заливе Посьета, чтобы заложить новый пост, командир транспорта А.К Шефнер, чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири полковник Б.К. Кукель и командир 3 роты 4-го линейного батальона Восточной Сибири штабс-капитан И.Ф. Черкавский были немало удивлены, увидев, что такой пост уже существует. Тем не менее с транспорта начали выгружать строительные материалы и продовольствие, а 27-го были «свезены на берег – 1 обер-офицер, 4 унтер-офицера линейного № 4 батальона, 1 фельдшер, 1 денщик и 50 рядовых»^[123].

Таким образом, в заливе Посьет образовалось как бы два поста, один из моряков, второй из солдат. Осмотревшись на месте, П.В. Казакевич пришёл к выводу, что лагерь П.Н. Назимова расположен на очень удобном месте, и приказал лагерь, поставленный солдатами линейного батальона, перенести туда же. Начальником Новгородского поста П.В. Казакевич назначил штабс-капитана Ивана Фёдоровича Черкавского. С транспорта «Манджур» на «Америку» было перегружено 400 мешков каменного угля, и оба корабля 3 июля перешли в Бухту Экспедиции, где в течение нескольких дней помогали Черкавскому устраиваться на новом месте. Главной задачей, поставленной для нового поста П.В. Казакевичем, стала заготовка каменного угля. Контр-адмирал также сообщил, что для связи и защиты поста остаётся на зимовку корвет «Гридень» («Гридень» пришёл в залив Посьет 11 июля 1860 г.), которому поручалось охранять посты в заливе Посьет и в гавани Владивосток.

Нужно отметить, что в рейс с контр-адмиралом П.В. Казакевичем командир пароходо-корвета «Америка» А.А. Болтин ушёл уже женатым человеком. Его избранницей в 1859 г. стала Александра Владимировна Геблер, дочь иркутского надворного советника В.Ф. Геблера. И как раз во время хлопот по обустройству Новгородского поста у А.А. Болтина 5 июля 1860 г. родился его первенец, сын Владимир.

Стоит упомянуть об одном необычном пассажире «Америки». В бухте Св. Ольги на борт пароходо-корвета поднялся адъюнкт Санкт-Петербургской Академии наук, известный путешественник ботаник К.И. Максимович. Сам Карл Иванович писал об этом в Географическое общество: «27 июня прибыл сюда г. военный губернатор приамурской области на пароходе „Америка“. По его приглашению я на днях отправлюсь на „Америке“ в залив Посьета». В следующем донесении он отмечал: «29 июня перебрался на стоявший в заливе Св. Ольги пароход „Америка“. 30-го июня пароход „Америка“ снялся с якоря, а 1-го июля прибыл в залив Посьета. Во время этого, к счастию краткого, плавания заниматься не было никакой возможности. Стояли постоянные туманы, скрывающие берега, судно шло полным ходом, не дозволяющим держать за бортом сетку или подобного рода снаряд для ловли морских растений или животных, и, наконец, теснота помещений была такова, что нельзя было заняться пойманными растениями. В заливе Посьета я съехал на берег при первой возможности и занялся исследованием окрестностей залива, насколько позволяли средства и погода»^[124]. Перед уходом «Америки» во Владивосток К.И. Максимович перешёл на корвет «Гридень», и часть команды корвета сопровождала его в ежедневных походах по окрестностям.

13 июля пароходо-корвет прибыл в основанный десять дней назад пост Владивосток. Казакевич с интересом осмотрел уютную бухту, ознакомился с планом застройки поста и одобрил его.

Илл. 35. К.И. Максимович. Автопортрет.

В рапорте великому князю Константину он писал: «Из всех осмотренных мною в настоящее плавание гаваней, бесспорно, гавань Владивосток есть лучшая. Здесь превосходный во всех отношениях рейд соединяется со всеми другими условиями, необходимыми для устройства хорошего порта. Неудобство единственное заключается в неимении реки для снабжения водой, которую легко, впрочем, получать в изобилии, устроив колодцы и водопроводы. Несмотря на все эти выгоды, гавань Владивосток может иметь значение только в случае устройства хорошего берегового сообщения с рекой Амур и прочного заселения всего пространства, по которому сообщение это будет производиться. До тех пор и эта гавань может служить только временным пребыванием для судов»^[125].

Илл. 36. Памятник во Владивостоке Основателям города. Фото А.А. Хисамутдинова.

Через двое суток пароходо-корвет «Америка» снялся с якоря и направился в Хакодате. Здесь вместе с консулом И.А. Гошкевичем П.В. Казакевич встретился с японскими чиновниками, прибывшими из столицы, и заявил протест в связи с неоднократным нарушением Японией статьи Симодского трактата, касающейся Сахалина. В это время на Сахалине работала экспедиция Физического отдела Сибирской экспедиции Императорского русского Географического общества под руководством Ф.Б. Шмидта. П.В. Казакевич несколько раз выделял в распоряжение экспедиции пароходо-корвет «Америка» для доставки членов экспедиции и припасов на Сахалин. Но если работы на севере острова и в его средней части проходили нормально, то обследование южных районов встретило серьёзное противодействие со стороны японских чиновников. Обо всех случаях противодействия японцами работе экспедиции Ф.Б. Шмидт писал консулу И.А. Гошкевичу и просил содействия. И вот теперь П.В. Казакевич и И.А. Гошкевич потребовали от японцев выполнения японцами Симодского трактата, по которому Сахалин оставался неразделённым между Россией и Японией. Губернатор Хоккайдо объяснил это тем, что в Японии якобы растёт движение за расторжение неравноправных договоров с иностранными державами. Тем не менее члены экспедиции П.П. Глен и А.Д. Брылкин совершили путешествие и обследовали западное и восточное побережье юга Сахалина от поста Кусунай на западе до поста Мануэ на востоке, обогнув весь южный Сахалин на лодке.

О своих японских впечатлениях П.В. Казакевич докладывал в рапорте великому князю Константину: «Из гавани Владивосток я 17 июля отправился в Хакодате, для свидания с консулом и собрания сведений относительно острова Сахалина, и 19 числа стал на якоре на Хакодатском рейде; хотя при свидании с местным Губернатором я успел заметить, что вопрос о Сахалине сильно интересует японцев, но избегал разговора об этом и ограничился тем, что сообщил Губернатору намерение своё осмотреть, при обратном следовании, тамошние посты наши.

Илл. 37. Пост Дуэ в 1870-е годы. С гравюры неизвестного автора. (Из собрания Г.Н. Смекалова)

По мнению моему, частые переговоры с японцами о Сахалине только служат к внушению им мысли о правах их на этот остров; ибо до переговоров севернее Анивы никаких построек у японцев не было, ныне же они усиливают старые посты и устраивают новые близь Кусуная и Мануэ на Восточном берегу. Для беспрепятственного и прочного занятия Сахалина полезно б[ы] было увеличивать постепенно наши посты, спускаясь по мере возможности на Юг и занимая места на том основании, что остров остался не разграниченным. Когда таким образом мы дойдём до Анивы, то, конечно, японцы сами уже будут хлопотать о разграничении, опасаясь по японским понятиям и за остров Иессо. Тогда, оставив за японцами исключительное право вылова рыбы, которая им необходима для удобрения рисовых полей, нетрудно будет заставить их признать границею Лаперузов пролив»^[126].

27 июля «Америка» оставила Хакодате. На обратном пути П.В. Казакевич ещё раз зашёл в пост в заливе Ольги и затем направился в Императорскую гавань. В районе Дуэ А.А. Болтин сделал попытку заправиться сахалинским углём, но штормовая погода не позволила высадить людей на берег. Зайдя в Де-Кастри на сутки, «Америка» направилась в Николаевск. Поход закончился 5 августа 1860 г.

Отправив с Б.К. Кукелем донесения о плавании великому князю Константину и генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н. Муравьёву-Амурскому, П.В. Казакевич занялся разбором накопившихся бумаг, а через месяц и сам выехал в Петербург.

«Америка», простояв на якоре в Николаевске до 18 августа, продолжила свою ежедневную работу на Амуре и в Охотском море. Пароходо-корвет снова побывал в гавани С. Ольги и затем перешёл в Хакодате, где и зазимовал^[127].

В послужном списке А.А. Болтина записано: «В течении 9-тилетней службы в Сибирской Флотилии по распоряжению г. Командира Сибирской Флотилии и портов Восточного океана в зимнее время постоянно исполнял поручения по командировкам»^[128]. В конце 1861 г. он был командирован в Петербург, оставшимся вместо П.В. Казакевича капитаном 1-го ранга П.А. Петровским с докладом о делах в Приморской области и Сибирской флотилии. В Иркутске несколько писем в Петербург передал с Болтиным и генерал-губернатор Н.Н. Муравьёв-Амурский. В частности он писал П.В. Казакевичу: «Любезный друг Пётр Васильевич, Болтин приехал из Николаевска и едет к Вам в Петербург, и я пишу с ним и прилагаю в подлиннике письмо Иннокентия; – Вы же моряк, Вы русский, за что и люблю Вас, – посмотрите, что же делают моряки, – в Петербурге они, конечно, ещё хуже, чем в Николаевске, – я ничего неприятного не сказал Болтину, велел ему только поблагодарить Штудендорфа за то, что он доставил их хлеб из Якутска в Охотск, но на беду и в Якутске меньше хлеба в нынешнем году…

Илл. 38. Николай Николаевич и Екатерина Николаевна Муравьёвы-Амурские. 1860 г. (Из фондов Государственного Исторического музея).

Отъезд мой отсюда может замедлиться приездом Корсакова, тогда и ждите меня, и выезжайте из Петербурга 15 февраля; я уже больше никому не нужен, кроме бедной жены моей, которая давно меня ждёт»^[129]…

В Петербурге А.А. Болтину был предоставлен отпуск на три месяца с выездом в г. Торопец Псковской губернии, где у него была многочисленная родня.

1861 г. был отмечен крушением клипера «Гайдамак» у поста Дуэ на Сахалине. Начальник эскадры на Тихом океане контр-адмирал Лихачёв рапортом донёс командиру Сибирской флотилии и портов Восточного океана контр-адмиралу Казакевичу о том, что клипер «Гайдамак» выброшен на берег острова Сахалин в Дуэ. Доставивший рапорт лейтенант Свиньин (служивший на «Гайдамаке») «словесно объяснил, что 28 августа клипер „Гайдамак“ стоял на якоре в Дуэ для принятия угля. С утра в этот день дул NW, засвежевший к полудню до степени шторма. Клипер стоял на одном якоре, но с 9 часов утра имел пары разведёнными. Около часа пополудни лопнул канат при действии машины; тотчас же бросили другой якорь и вытравили его цепи до 45 сажень. Но почти с этого времени клипер начал претерпевать удар о грунт, и при одном из них клипер потерял задний ахтер-штевень^[130] с рулём и винт. В таких обстоятельствах командир признал, с помощью парусов, идти на берег на мелководье. В настоящее время воды около ахтер-штевня 5 фут, а у фор-штевня^[131] 4 фута. В клипере воды 42 дюйм»^[132].

Казакевич сразу же послал из Николаевска в Дуэ транспорт «Манчжур» с запасом провизии, рогатого скота, зимней одежды для команды и строительными материалами для работы у клипера.

На транспорте были командированы в Дуэ военный инженер штабс-капитан Овсеенко и корабельный инженер-подпоручик Титов. Командиру клипера «Гайдамак», капитан-лейтенанту Пещурову^[133], предписано «по соображении рабочих средств с положением клипера и той опасности, которой подвергается судно на отмели от наносимого зимой льда, принять меры к сохранению клипера и, если представляется возможным и нужным, сделать кругом его ряжевое ограждение».

20 сентября в Дуэ пришёл пароходо-корвет «Америка». А.А. Болтин совершил кругосветное плавание на фрегате «Паллада» в 1852-1854 гг. вместе с А.А. Пещуровым, который исполнял обязанности адъютанта вице-адмирала Е.В. Путятина. Он очень хотел помочь своему сослуживцу, были поданы буксиры на «Америку», но погода, «засвежевший ветер» принудили уйти «Америку» из Дуэ.

Илл. 39. Клипер «Гайдамак». С картины В. Шиляева.

Всю зиму команда клипера готовила его к снятию весной с мели. В мае 1862 г. попытки снять «Гайдамак» с мели продолжились. Усилия транспорта «Японец», корвета «Калевала», пароходо-корвета «Америка», команды «Гайдамака» наконец принесли результат. З0 мая «Гайдамак» вышел на чистую воду и был отбуксирован «Америкой» в Де-Кастри. Винт «Гайдамака» был поднят корветом «Калевала» и потом вместе с цилиндрами и другими вещами клипера перевезён на том же корвете в Де-Кастри. После ремонта в Шанхае клипер ещё долго и полезно служил в российском военном флоте.

Илл. 40. Крест и часовня у с. Дуэ в честь сошествия на берег святителя Иннокентия. Фото Г. Н. Смекалова.

Из Николаевска на клипере «Гайдамак» пассажиром направлялся на Камчатку архиепископ Камчатский, Курильский и Алеутский Иннокентий, будущий митрополит Московский и Коломенский. В 1977 году Русская Православная Церковь причислила его к лику святых, как великого миссионера. Несколько дней после аварии святитель пробыл в Дуэ, а затем прибывший на «Америке» начальник Тихоокеанской эскадры И.Ф. Лихачёв забрал его в Японию, откуда архиепископ Иннокентий отправился на Камчатку. В честь 150-летия сошествия святителя на сахалинский берег и к 155-летию основания поста Дуэ Сахалинское молодёжное православное братство Александра Невского установило здесь памятный крест и возвело часовню, которую 16 июля 2011 г. освятил епископ Южно-Сахалинский Тихон. Здесь ежегодно проводится православный молодёжный лагерь. Место активно посещается туристами^[134].

1862 г. стал памятным для А.А. Болтина. 17 февраля него родился второй сын, Арсений, а 5 мая Александр Арсеньевич произведён в капитаны 2-го ранга. 1862–1863 гг. прошли в заграничном плавании. В его Дополнительном послужном списке отмечено: «В 1862 г. на пароходе-корвете «Америка» сам Командиром с 15 мая в заграничном плавании по 30 сентября 1863-го, а 14-го сентября того же года в протоке Пальво спустил флаг и вымпел, окончил компанию»^[135].

В начале мая 1863 г. «Америка» стала на капитальный ремонт в г. Нагасаки. Предстояла сложная работа по замене котлов. А.А. Болтин доносил в рапорте из Нагасаки от 21 июля 1863 г.: «По приходе в Нагасаки тотчас же принял котлы и, получив позволение от японского правительства склёпывать их на казённом заводе своими людьми, немедленно приступил к работе; пароход поставил у самого завода, сгрузил с него орудия, порох и запасные вещи.