Текст книги "Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2"

Несмотря на то, что добровольная коррупция действительно часто встречается в посткоммунистическом регионе, главный принцип организации неформальных связей основывается там, как правило, на патронально-клиентарных отношениях и подчинении. Доминантные акторы добиваются подчинения других, стоящих ниже в иерархии акторов, путем создания неформальных сетей, которые начинают эксплуатировать формальные институты в качестве фасада. Именно такие случаи принудительной коррупции мы рассматриваем ниже.

Руководствуясь существующими исследованиями по данной теме, мы используем общий термин «захват» («присвоение») в контексте принудительной коррупции и определяем его следующим образом:

♦ Захват – это форма коррупции, включающая принудительные элементы, относящиеся лишь к какой-то части социального действия захватчика. Другими словами, захват описывает только ограниченное количество случаев принудительной коррупции.

В академической литературе, посвященной коррупции, под «захватом» понимается скрытое и незаконное подчинение государственных функций реализации специальных интересов экономических элит[52]52
  Anticorruption in Transition: A Contribution to the Policy Debate. Washington: World Bank, 01.01. 2000. P. 3.


[Закрыть]. Добавляя необходимый контекст к этому определению, мы выделяем три возможных варианта захвата. Во-первых, как подсказывает нам этимология слова «захват», в такой ситуации должен присутствовать кто-то, кого захватывают, то есть тот, кого некий захватчик принуждает действовать определенным образом. Таким образом, мы сужаем наше определение до принудительной коррупции. Во-вторых, мы выделяем три вида захвата, включая и такие, которые обычно не запрашиваются и не инициируются экономическими элитами. В этом мы расходимся с теми, кто привязывает понятие «захват государства»[53]53
  TI. Corruption Perceptions Index 2017 – Full Source Description // Transparency International, 2018. URL: http://files.transparency.org/content/download/2183/13748/file/CPI_2017_Technical%20Methodology%20Note_EN.pdf.


[Закрыть] к экономическим элитам. Наконец, мы добавляем оговорку о том, что захват, как правило, всегда является неполным. С одной стороны, отсутствие такого ограничения может привести к тому, что любая автократия или диктатура, стремящаяся показать себя с демократической стороны, то есть подменяющая демократический режим своими псевдодемократическими конструкциями, может быть расценена как захват государства[54]54
  Действительно, по определению захват также должен являться неформальным / незаконным, так как он предполагает сговор, но даже этот момент преодолевается некоторыми автократическими операциями по передаче власти, перекраивающими всю законодательную основу в целях прерывания легальной процедуры правопреемственности.


[Закрыть]. С другой стороны, мы хотим избежать путаницы и разделить случаи, когда олигархи захватывают некоторую часть государства, чтобы получать ренту, и случаи, когда то же самое делает однопирамидальная патрональная сеть приемной политической семьи с целью превратить все государство в организованную преступную группу[55]55
  Показательный пример смешения этих тем см.: Innes A. The Political Economy of State Capture in Central Europe // Journal of Common Market Studies. 2014. Vol. 52. № 1. P. 88–104.


[Закрыть]. Теоретически последний случай можно назвать «полным захватом», а первый – «частичным захватом», но на практике эти два случая проще разграничить, если определение захвата предварительно сужено до частичных случаев.

Главным смысловым измерением для разграничения видов захвата является его направленность. Можно выделить (a) захват снизу вверх, когда запрашивателем коррупционной сделки является частный актор, и (b) захват сверху вниз, когда запрашивателем коррупционной сделки является публичный актор.

Ниже мы описываем три типа принудительной коррупции, первым из которых является захват государства снизу вверх (Схема 5.5), то есть то, что в существующей литературе часто называют просто «захватом государства»[56]56
  Примером выдающегося исследования на эту тему является: Hellman J., Jones G., Kaufmann D. Seize the State, Seize the Day: State Capture and Influence in Transition Economies // Journal of Comparative Economics. 2003. Vol. 31. № 4. P. 751–773.


[Закрыть]:

♦ Захват государства снизу вверх – это тип коррупции, при котором частные акторы внутри элит вступают в сговор с административными служащими и государственными акторами, также принадлежащими к элите, для проведения принудительных коррупционных сделок время от времени или на постоянной основе (иногда с вовлечением административных служащих и частных акторов из неэлит в качестве посредника). Как сам сговор, так и коррупционная сделка инициируются (запрашиваются) частным актором, а удовлетворяются государственным актором.

В случае захвата государства снизу вверх процесс кооперации между акторами усложняется не только со стороны коррупционного предложения, но и со стороны коррупционного спроса, учитывая, что в частном секторе участниками коррупционных сделок являются олигархи или лидеры организованных преступных групп (ОПГ). Несмотря на то, что и те и другие являются частными лицами и относятся к экономической элите, необходимо отличать их друг от друга. Лидер ОПГ обычно занимается незаконной экономической деятельностью (торговля наркотиками, проституция, незаконная торговля нефтью, вымогательство, крышевание и т. п.) на незаконных условиях. Между ним и представителями власти формально существует конфликт, и он пытается вовлечь их в зону своего влияния, используя незаконные средства (взятки, угрозы, шантаж, а иногда и физическое насилие). Олигарх в посткоммунистических режимах обычно пытается добиться незаконной поддержки для законной во всех других смыслах экономической деятельности, прибегая к коррупции[57]57
  Sajó A. Clientelism and Extortion: Corruption in Transition // Political Corruption in Transition: A Sceptic’ s Handbook. Budapest; New York: CEU Press, 2002. P. 16.


[Закрыть]. На примере такого отличия мы можем провести грань между криминальным захватом государства – то есть захватом государства снизу вверх, осуществляемым лидером ОПГ, и олигархическим захватом государства – то есть захватом государства снизу вверх, проводимым олигархом.

Схема 5.5: Схематическое изображение захвата государства снизу вверх

Захват государства снизу вверх – это аналог протекции для корешей с использованием принуждения, при котором коррупция проникает в самые высокие слои государственной властной вертикали и окончательно подчиняет некоторых политических акторов экономической элите[58]58
  Клима утверждает, что то, что мы называем протекцией для корешей, является «инструментом для захвата всего государства через установление непрямого контроля над основными элементами политической системы. Только таким образом можно добиться конечной цели, то есть безраздельного обладания всей полнотой власти с возможностью эксплуатировать государственные ресурсы на всех уровнях. Другими словами, захват партии является основополагающим элементом и необходимым условием для полномасштабного захвата государства». Однако Клима определяет захват государства на основании масштаба, а не фактора принуждения: протекция для корешей может распространиться на все государство, но даже в этом случае она не будет подпадать под наше определение захвата государства до тех пор, пока не станет принудительной (что, безусловно, может случиться). См.: Klíma M. Informal Politics in Post-Communist Europe. P. 26.


[Закрыть]. Подчинение может осуществляться в результате шантажа или вымогательства; также чиновник может продать себя (или полномочия, закрепленные за его официальной должностью) в услужение за определенную сумму денег. Кто-то может возразить, что в последнем случае сговор происходит на добровольной основе. Однако в результате подобной сделки административный служащий (например, начальник полиции или глава государственного предприятия) или государственный актор (например, политик) теряют возможность свободного выхода, потому что частный актор, инициировавший сговор, может всегда принудить представителя власти к сотрудничеству, угрожая придать огласке факт коррумпированности последнего. Поэтому с момента «продажи» представитель власти вынужден использовать свои официальные полномочия в угоду «хозяину» вне зависимости от того, согласен он с ним или нет. И поскольку возможность свободного выхода представляется нам ключевым аспектом добровольных отношений, мы считаем все коррупционные сделки, проистекающие из подобных неформальных договоренностей, принудительными.

Ситуация, которую мы описали, показывает, что захват государства снизу вверх может быть постоянным (а также эпизодическим). Это заставляет нас провести еще одно различие между захватом государства снизу вверх и влиянием, которое оказывают большие государственные предприятия, часто доставшиеся государству в наследство от коммунистических режимов и также устанавливающие постоянные отношения (иногда эксплуатационного толка) с государственными акторами[59]59
  Hellman J., Jones G., Kaufmann D. Seize the State, Seize the Day. P. 760–763.


[Закрыть]. Главное различие проявляется как раз в момент самого сговора: мы может говорить о смешении сфер социального действия именно потому, что между государством и олигархом-захватчиком нет формальных отношений собственности. В случае с большими государственными предприятиями такие отношения есть: сами предприятия управляются государственными служащими, и поэтому их деятельность может рассматриваться как разновидность внутригосударственного лоббирования или коррупции без сговора.

В захват государства снизу вверх могут вовлекаться посредники как с уровня административных служащих, так и из частного сектора. Что касается последних, посредниками обычно являются подрядчики и поставщики, добровольно сотрудничающие с олигархом, как постоянно, так и эпизодически (они, соответственно, тоже становятся бенефициарами незаконных схем олигарха). Административные служащие обычно находятся в подчиненной позиции по отношению к государственным акторам, потому что последние могут всегда их просто устранить, если они не выполняют формальные правила (законы) или неформальное волеизъявление захваченных политиков. Однако важно подчеркнуть, что даже если цепочки постоянной вассальной зависимости присутствуют не только на местном уровне, а охватывают всю страну, захват государства останется частичным: то есть он будет включать в себя большое количество отдельных захватов, но никогда не перерастет в полное присвоение государства одной неформальной сетью [♦ 2.4.4]. В подобных условиях всегда остается место для плюрализма, и политическая конкуренция может продолжаться. Передача власти все еще возможна на конституционных условиях, а экономическая элита сохраняет относительную независимость, так как никто из ее членов не привязан к определенным политическим акторам навечно [♦ 3.4.1.3].

Второй тип принудительной коррупции – это захват государства сверху вниз (Схема 5.6):

Схема 5.6: Схематическое изображение захвата государства сверху вниз

♦ Захват государства сверху вниз – это тип коррупции, при котором государственные акторы вступают в сговор с экономическими акторами, используя аппарат управления, и систематически или время от времени заключают с ними принудительные коррупционные сделки. Как сам сговор, так и коррупционная сделка инициируется (запрашивается) административным служащим, который также является ее поставщиком.

Захват государства сверху вниз может инициироваться как одним единственным актором (например, мэром местной администрации), так и группой лиц (например, политической партией). В обоих случаях патрональное принуждение распространяется в первую очередь на работников госаппарата, а во вторую – на экономических акторов. Это подразумевает некую последовательность событий: во-первых, конкретный человек или группа лиц становятся государственными акторами; во-вторых, он или они патронализируют тот государственный институт, частью которого они становятся, создавая возможность свободно использовать (принудительные) механизмы государственного управления по своему усмотрению; и, в-третьих, эта новообретенная власть используется ими в целях патронализации экономических акторов. Естественно, некоторые экономические акторы вступают в такие отношения добровольно, и те из них, чья деятельность не зависит напрямую от захваченного сегмента государственного управления (например, местного правительства, министерства и т. п.), могут выбрать не вступать в добровольную коррупционную сделку. Однако те, чья деятельность невозможна без поддержки захваченного сегмента, вынуждены принимать условия, которые выставляют их местные патроны.

Так как часть государственного управления превращается в рэкет, организованный ее начальниками (то есть сверху вниз), подчиненная им иерархия внутри этой структуры, по сути, наполняется их клиентами, что приводит к патронализации. Захваченная часть госаппарата попадает под управление неформальной патрональной сети, систематически играющей по неформальным правилам и игнорирующей формальные.

Тем не менее попытки захвата государства сверху вниз часто сталкиваются с рядом ограничений в силу того, что обычно ни один патрон не обладает всей полнотой власти в определенной политической системе. Это, в свою очередь, ограничивает возможность каждого из них беспрепятственно использовать инструменты государственного управления: как правило, они могут пользоваться такими инструментами внутри своей собственной государственной сферы, то есть тех полномочий, которыми они наделены формально, но патронализация других сфер обычно слабо реализуема[60]60
  Хорошей иллюстрацией этого является дело Чжоу Юнкана, который занимался рэкетом внутри китайского государственного аппарата и постоянно расширял свою неформальную сеть по мере того, как шаг за шагом продвигался вверх по служебной лестнице и получал возможность патронализировать все новые и новые сферы управления. См.: Zhu J. Corruption Networks in China. P. 36–39.


[Закрыть]. Первым последствием таких ограничений является то, что скоординированная коррупция, требующая кооперации между несколькими государственными институтами, как правило, бывает затруднена. Во-вторых, положение патрона зависит от перемен в политической жизни государства. Если на выборах побеждает оппозиция, патрон может легко быть смещен со своей должности, что сразу же лишит его практической возможности дальше поддерживать деятельность своей патрональной сети. Это в особенности относится к тем посткоммунистическим режимам, где конкуренция политических партий часто является лишь фасадом для конкуренции патрональных сетей [♦ 3.3.7]. Наконец, отсутствие монополии на власть также означает, что патрону бывает не так легко обойти институциональные сдержки. Конституционные ограничения на чрезмерную концентрацию власти вкупе с отлаженной работой правоохранительных органов обычно позволяют сдерживать деятельность неформальных сетей и не дают их патрону заполучить всю полноту власти, которую тот может легко использовать для превращения государства в свое частное владение[61]61
  Hale H. Formal Constitutions in Informal Politics: Institutions and Democratization in Post-Soviet Eurasia // World Politics. 2011. Vol. 63. № 4. P. 581–617.


[Закрыть].

Для определения последнего типа принудительной коррупции мы заимствуем понятия, относящиеся к уже описанному нами явлению «криминального государства». Главным их отличием друг от друга является то, что криминальное государство, как правило, характеризует всю политическую систему целиком, тогда как криминально-государственная модель (Схема 5.7) проявляется только в малых масштабах:

♦ Криминально-государственная модель – это форма коррупции, при которой государственные акторы, являющиеся членами элит, вступают в сговор с экономическими акторами, также принадлежащими к элите, и используют весь госаппарат под ними для постоянного проведения принудительных коррупционных сделок. Как сам сговор, так и коррупционная сделка в данном случае инициируется (запрашивается) административным служащим, который также является ее поставщиком.

Главным отличием между захватом государства сверху вниз и криминальным государством является концентрация полной и безраздельной политической власти над определенной территорией в одних руках. Имея такое количество власти, верховный патрон может полностью отключить систему сдержек и противовесов и превратить (центральное и местные) правительства в коммерческие проекты своей приемной политической семьи. Используя терминологию Гамбетты, это единственная система, в которой роли доверителя, поверенного и развратителя сочетаются в лице одного человека – главного патрона, и нет никакого «невинного» конечного доверителя или другого центра власти над ним. Эта черта кардинально отличает такой вид коррупции от захвата государства, который – в силу своей частичности – всегда подразумевает присутствие конечного и невовлеченного доверителя на самом верху (которого предают его поверенные).

В отличие от предыдущих случаев, которые мы делили только на локальные и общегосударственные, мы выделяем три типа криминально-государственной модели, исходя из ее охвата. Во-первых, существует локальная модель, когда в качестве государственного актора выступает мэр, который патронализирует все местное правительство, превращая его в рэкет или фактически в «государство внутри государства». Знаменитым примером такой модели географически локализованного патронального рэкета (хоть этот пример взят и не из посткоммунистического региона) является дело Кевина Уайта, который был мэром Бостона на протяжении шестнадцати лет (1968–1984 годы) и построил криминально-государственную модель внутри своего муниципалитета, патронализировав фактически все уровни бостонского муниципального управления[62]62
  Schabert T. Boston Politics: The Creativity of Power. Berlin; New York: Walter de Gruyter, 1989.


[Закрыть]. Во-вторых, криминально-государственная модель может применяться на общегосударственном уровне и затрагивать одновременно большое количество локальных правительств, превращая их в патрональные рэкеты и становясь преобладающим способом организации управления в субъектах определенного государства. Пожалуй, можно утверждать, что современный Китай состоит из множества клептократических и мафиозных «субгосударств», управляющихся по криминально-государственной модели, что создает риск «мафизации» партии-государства [♦ 5.6.2.3]. Наконец, криминально-государственная модель может работать на уровне центрального правительства, когда сам верховный патрон сосредоточивает в своих руках всю полноту государственной власти и успешно проводит полный захват государства. Такой тип государства мы изначально назвали криминальным государством, и он же является одним из измерений мафиозного государства в патрональной автократии [♦ 2.4.5].

Схема 5.7: Схематическое изображение криминально-государственной модели

(Комментарий: все государственные акторы подчинены своему верховному патрону, то есть главе исполнительной власти. Мы решили не обозначать каждого государственного актора в виде кружка в целях большей ясности)

Криминальное государство создается через выстраивание однопирамидальной патрональной сети. Во-первых, акторы внутри государственных административных органов лишаются своей возможности предлагать коррупционные сделки частным акторам или принимать взятки в обмен на предоставление благоприятствующих условий. Вместо этого, они полностью подчиняются воле верховного патрона и создают благоприятствующие условия лишь для тех, на кого указывается свыше, то есть для клиентов верховного патрона. Во-вторых, построение единой пирамиды означает конец мультипирамидальной системы и соревновательности, характерных для захвата государства сверху вниз. Когда режим начинает функционировать на основании криминально-государственной коррупционной модели, это означает, что политическая оппозиция, включая официальные партии и НПО, полностью нейтрализуются, превращаясь, по сути, в то, чем все формальные институты становятся по отношению к патрональной сети, – в простые фасады.

В-третьих, процесс строительства единой пирамиды распространяется и на частный сектор, который вынужден подчиниться законодательным и надзорным инструментам, теперь полностью сконцентрированным в руках верховного патрона. Используя свою монополию на власть, верховный патрон лишает автономии самых крупных предпринимателей и олигархов, пытаясь их дисциплинировать и одомашнить, а также включить их в свою вертикаль подчинения [♦ 3.4.1.4]. При этом сеть субподрядчиков и поставщиков распространяется за пределы этих патронально-клиентарных отношений и достигает нижних уровней частного сектора, что означает, что плата за крышу внутри частного сектора взимается как с элит, так и с неэлит [♦ 6.2.2.3].

В Таблице 5.2 мы резюмируем все главные характеристики шести типов коррупции. Мы также добавили в таблицу еще одно измерение: «характер коррупции». Оно встречается в существующей литературе и помогает отличить незначительные коррупционные сделки на свободном рынке, заключаемые между частными акторами и мелкими чиновниками, не принадлежащими к элитам, – то есть мелкую коррупцию – от крупномасштабных сделок с огромной прибылью, заключаемых между государственными акторами внутри криминально-государственной модели, то есть крупной коррупции[63]63
  Мы благодарны Йожефу Петеру Мартину за то, что он обратил наше внимание на этот важный аспект. Также см. определение крупной коррупции, которое дает Transparency International: TI. What Is Grand Corruption and How Can We Stop It? // Transparency International (blog). 21.09.2016. URL: https://www.transparency.org/news/feature/what_is_grand_corruption_and_how_can_we_stop_it. Ср.: Moody-Stuart G. Grand Corruption: How Business Bribes Damage Developing Countries. Oxford: WorldView, 1997.


[Закрыть].

Кто-то может возразить, что протекцию для корешей можно также назвать «крупной коррупцией», как, собственно, и захват государства снизу вверх, тогда как сговор, инициированный государственным органом, не всегда подразумевает более крупные суммы коррупционных денег, чем протекция для корешей. На подобное возражение у нас есть два ответа. Во-первых, в своем описании коррупции мы используем идеальные типы, а значит, мы стремимся не к тому, чтобы точно описать каждый конкретный случай, а к тому, чтобы обозначить систему координат, с помощью которой эти случаи можно исследовать [♦ Введение]. Во-вторых, нам кажется, что, с точки зрения идеальных типов, сговор, инициированный государственным органом, является примером более крупной коррупции, чем протекция для корешей, потому что первый тип является системным, и в его рамках выстраиваются стабильные каналы для увода бюджетных средств в частные руки, охватывающие всю государственную организацию.

Таблица 5.2: Главные характеристики шести типов коррупции (типы принудительной коррупции отмечены серым цветом)

Эти две мысли приводят нас к необходимости сделать важную оговорку. Литература о коррупции обычно использует понятия «системной» и «эндемичной» коррупции как синонимы, когда говорит о «коррупции, интегрированной в политическую, социальную и экономическую системы в качестве неотъемлемых элементов этих систем»[64]64
  Beke M., Cardona F., Blomeyer R. Political and Other Forms of Corruption in the Attribution of Public Procurement Contracts and Allocation of EU Funds: Extent of the Phenomenon and Overview of Practices. Brussels: European Parliament Policy Department, 2013. P. 27.


[Закрыть]. Однако такой взгляд не позволяет нам отличить случаи, когда коррупция становится повсеместной, от тех случаев, когда она целенаправленно трансформируется в единую коррупционную систему усилиями некоего организатора на самом верху. Например, к первому случаю могут относиться такие социально принятые формы коррупции на свободном рынке, как «денежная благодарность», существующая в большинстве посткоммунистических стран Восточной Европы (пациенты регулярно доплачивают сверху докторам и медсестрам в государственных поликлиниках и больницах, так как без подобной доплаты бывает почти невозможно добиться нормального обслуживания)[65]65
  Kornai J. Hidden in an Envelope: Gratitude Payments to Medical Doctors in Hungary // The Paradoxes of Unintended Consequences. Budapest: CEU Press, 2000. P. 1–15; Patients Bearing Gifts // The Economist. 24.03.2015. URL: https://www.economist.com/europe/2015/03/24/patients-bearing-gifts.


[Закрыть]. Такие сделки не организованы в единую систему, происходят нерегулярно и только при личной встрече, а каждая пара акторов, вовлеченных в коррупционный обмен, не принадлежит ни к какой коррупционной сети. Очень важно отличать такие сделки от сговора, инициированного государственным органом, захвата государства сверху вниз и снизу вверх, а также от криминально-государственной модели. Во всех последних случаях коррупция систематизирована неким актором, то есть организована как совместное функционирование или сеть с постоянными связями и сложной коррупционной моделью. Поэтому мы считаем необходимым провести следующее различие:

• Коррупцию можно назвать эндемичной, если она становится социальной нормой, то есть неформально принятым поведенческим стандартом, разделяемым большинством социальных акторов. При этом она не подкреплена организующими усилиями центральной политической воли и приводит лишь к довольно большому количеству нерегулярных коррупционных транзакций между разными людьми.

• Коррупцию можно назвать системной, если она становится системой, то есть коррупционной машиной с постоянными связями. При этом она подкреплена организующими усилиями центральной политической воли и приводит к регулярным коррупционным транзакциям между определенными людьми.

Антонимами эндемичной и системной коррупции являются «эпизодическая» и «несистемная», соответственно. Как пишет Жан Картье-Брессон, в случае несистемной коррупции «не существует правил игры, а коррупционный обмен по своей природе нестабилен и совершается между акторами, которые изначально не знакомы друг с другом. В таких условиях существует высокая неопределенность как по отношению к сумме транзакции, так и по отношению к ее результату»[66]66
  Cartier-Bresson J. Corruption Networks, Transaction Security and Illegal Social Exchange // Political Studies. 1997. Vol. 45. № 3. P. 466.


[Закрыть]. С другой стороны, при систематизации коррупция выводится на уровень «политического, экономического и социального обмена. Происходит организация коррупции социальными сетями, что позволяет по-настоящему институциализировать этот процесс»[67]67
  Cartier-Bresson J. Corruption Networks, Transaction Security and Illegal Social Exchange. P. 466.


[Закрыть].

Еще одним измерением типологии коррупции, представленной в Таблице 5.2, является способ коррупционного обмена. В этом смысле необходимо различать два разных типа платежа: взятка и плата за крышу.

♦ Взятка – это тип денежного или иного вида платежа, осуществляемого неформально и добровольно в обмен на предоставление коррупционной услуги.

♦ Плата за крышу – это тип денежного или иного вида платежа, осуществляемого неофициально и под давлением, проявляющемся в актах вымогательства со стороны патрона.

К категории взяток относятся любые взятки и откаты, выплачиваемые в рамках коррупции на свободном рынке и протекции для корешей. Плата за крышу вымогается у подчиненных посредников из частного сектора или административных служащих, которые могут получать не вознаграждения за сопровождение коррупции, а возможность сохранить свою позицию и не попасть под преследование в рамках политически выборочного правоприменения. В то время как взятка обычно выплачивается в денежной форме, плата за крышу при захвате государства сверху вниз или в криминально-государственной модели, как правило, подразумевает выполнение определенных услуг и обязанностей подчиненными акторами.

Еще одним типологическим измерением коррупции является ее регулярность и продолжительность. В коррупции на свободном рынке сговор заканчивается сразу же, как только заканчивается сам коррупционный акт, а его участники получают то, чего добивались. В случае успеха частный актор получает интересующую его услугу, а административный служащий – взятку. Когда речь идет о протекции для корешей, обмен между сторонами не обязательно происходит синхронно. Как пишут исследователи этого вопроса, взаимоотношения между корешами обычно основываются на взаимности, подразумевающей, что «сторона А делает нечто ценное для стороны Б, не зная, когда Б окажет А ответную услугу (и окажет ли ее вообще), или что сторона А отвечает взаимностью на ранее оказанную Б услугу»[68]68
  Khatri N., Tsang E. W. K., Begley T. Cronyism: A Cross-Cultural Analysis. P. 62.


[Закрыть]. Таким образом, протекция для корешей может расцениваться как обоюдная инвестиция во взаимные одолжения, осуществляемая и принимаемая добровольно обоими участниками процесса. В случае с криминально-государственной моделью ситуация отличается, потому что в ней присутствуют патронально-клиентарные отношения, внутри которых клиенты находятся в принудительно подчиненном положении. В сформировавшейся однопирамидальной патрональной сети, «плата» подставному лицу, осуществляемая в виде компаний, которые номинально передаются этому лицу, никак не компенсируется верховному патрону сразу после их передачи. Но поскольку на практике верховный патрон сохраняет свою власть над собственностью подставного лица, в дальнейшем он может распоряжаться ею, как ему вздумается.

Два других измерения, тесно связанные с предыдущим, это автономность, которая определяет возможность свободного входа участников в коррупционные отношения, и зависимость, которая описывает возможные опции выхода из коррупционных отношений. Когда коррупционные сделки происходят нерегулярно, как бывает при добровольных формах коррупции, автономность участников полностью сохраняется, а отношений зависимости не возникает. Когда транзакции происходят регулярно, вероятность возникновения зависимости увеличивается, особенно потому, что чем более незаконными являются действия коррупционеров, тем легче обеим сторонам сделки прибегнуть к шантажу, принуждающему продолжить коррупционную деятельность. Принудительный сговор также, очевидно, подразумевает зависимость, так как даже вход одной из сторон в такой сговор не является добровольным. Что касается автономии, частичный характер захватов государства позволяет некоторым их участникам сохранить относительную автономию, переговорную позицию и конкурентоспособность. Однако в криминально-государственной модели монопольным обладателем автономии является верховный патрон. Это означает, что, во-первых, он единственный актор режима, который фактически никому не подчиняется, а во-вторых, он может делегировать частичную автономию с ограниченным набором полномочий субпатронам из своей патронально-клиентарной сети. Таким образом, субпатроны являются одновременно патронами и клиентами: клиентами по отношению к главному патрону и патронами по отношению к клиентам, находящимся на более низких уровнях приемной политической семьи. Важно отметить, что если речь идет о сравнении разных типов коррупции, то такие случаи характеризуются скорее вымогательством со стороны политических акторов по отношению к частным акторам и налогоплательщикам (через договоры или, как происходит в криминальном государстве, привилегии для подчиненных олигархов), чем притязаниями частных акторов по отношению к политическим, которые направлены снизу вверх.

Наконец, в случаях коррупции на свободном рынке и протекции для корешей смешение сфер социального действия остается частичным и нерегулярным. Поэтому мы можем, несмотря на (эпизодическое) присутствие случаев добровольной коррупции, рассматривать эти режимы с коррумпированным государством как режимы с преимущественно разделенными сферами социального действия. Такая позиция обоснована, потому что, с точки зрения идеальных типов, как и в случае с лоббированием, выгоды, приобретенные политическими акторами, обычно остаются в их собственной социальной сфере, что означает, что политические акторы не примеряют на себя роль рыночных игроков. До тех пор, пока коррупция не подразумевает постоянные взаимоотношения, постоянного смешения сфер социального действия не происходит.

Как только коррупционные отношения становятся постоянными, а патрон, находящийся внутри одной сферы социального действия, приобретает власть внутри другой сферы через формальные полномочия своего клиента [♦ 3.2], смешение сфер социального действия также становится постоянным и потенциально системообразующим свойством такого политического режима. Это происходит в случае сговора, инициированного государственным органом, а также во всех трех типах принудительной коррупции. Члены экономической элиты, формально не включенные в сферу политического действия, приобретают неформальную политическую власть и становятся олигархами. Члены политической элиты, формально не включенные в экономическую сферу, приобретают неформальную экономическую власть и становятся полигархами. Безусловно, степень смешения варьируется от случая к случаю. При захватах государства, которые всегда остаются частичными, лишь некоторые экономические акторы становятся олигархами, а политические – полигархами, что означает, что внутри каждой сферы остаются части, не подвергшиеся смешению. И только в случае криминально-государственной модели происходит полное смешение политической и экономической сфер социального действия, а ее верховный патрон становится главным полигархом и получает полный контроль над всей экономикой через свою однопирамидальную патрональную сеть.