Текст книги "Проклятие чёрной овцы"

– Ворона залетит, – весело подмигнул старичок Джулии, которая тут же покраснела и закрыла рот. – А ты не пыли зря, девочка разумно рассуждает. – Обратился он уже к остолбеневшему Джейку.

– Извините, но… Кто вы? – первым нарушил тишину Эрик, спрыгнув с водительского сиденья на траву. Старик уставился на парня немигающим взглядом, после чего твёрдо ответил, перекатив трость в другую руку:

– Я – Рональд Лангстон, житель этого тихого скромного городка под названием Глэнкерри, и, собственно, тот, кто может вам помочь.

– Нам немного непонятно, что вы имеете в виду. – Сказал Джейк и, как бы невзначай, подвинулся в сторону открытой кабины. – Помочь с чем?

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, Джейк. – Улыбнулся старик. Парень ахнул от неожиданности и в мгновение ока забрался на место водителя, никак не ожидав, что его назовут по имени.

– Откуда вы меня знаете? – спросил он уже более спокойно, однако из кабины не вылез.

– Я вижу.

– И что же вы видите? – тихо спросила Джулия, но потом, поняв, что, возможно, это был несколько бестактный вопрос, добавила: – Простите, в смысле, что вы можете увидеть? Вы что-то знаете про нас?

Старичок тихо хихикнул и постучал тростью по колесу уже два раза. Джулия напряглась, поймав этот узкий, пронизывающий взгляд морщинистых глаз. Незнакомец как будто почувствовал, что девушке некомфортно, и поспешил объясниться:

– Я – провидец в третьем поколении, – спокойно произнёс старик. – И я могу читать людей, как открытые книги. Думаю, об этом нетрудно догадаться, да, милая?

Джулия хотела было что-то сказать, но её перебила радостно мурлыкнувшая Кэрри, к которой, видимо, и обращались. Кошка спрыгнула в траву и принялась тереться об клетчатые брюки старика. Тот снова хихикнул и продолжил:

– Я знаю, зачем вы приехали, и могу вам помочь. Каролина Артурз была мне знакома, мы были соседями в далёком тысяча девятьсот… Запамятовал, простите. – Он откашлялся. – Вся её история лежит в моей памяти, как будто кто-то нарочно вписал её туда, как девчонка записывает своё первое свидание в секретный альбом. Наверное, виноват мой дар, но, так или иначе, сейчас это как никогда кстати, верно?

– Верно, – просиял Эрик. – Вы правда сможете нам помочь?

– Неужели вы ждёте другого ответа на свой очевидный вопрос? – улыбнулся старик. Трость ударила по тому же колесу три раза подряд. – Разумеется, иначе я бы и не появился здесь.

– Вот здорово! Вы отвезёте нас к дому покойной Каролины Артурз? Вы подскажете нам, где он? – восторженно произнесла Джулия. Она уже приготовилась ехать, поэтому поймала Кэрри на руки и посадила в кабину.

– Нет.

Подростки удивлённо переглянулись, окончательно запутавшись. Странный старик, обладающий даром провидения, объявился в самый разгар их спора, предложил свою помощь, а теперь отказывается провести их к разгадке, которая никогда ещё не была так близка?

– Я бы предпочёл рассказать вам всё с самого начала за чашкой чая с жемчужным молоком у меня в хижине. – Добавил Рональд. – Вам некуда торопиться, уверяю вас. Этим вечером и ночью вам и вовсе нежелательно посещать дом покойной Артурз, поверьте мне на слово.

– Мы вам верим, – убедительно произнёс Эрик. – Забирайтесь в кабину между мной и Джулией, мы с радостью примем ваше предложение.

– Спасибо, Эрик. – Ответил старичок и, подождав, пока Джулия присядет рядом с Джейком, как будто взлетел по ступенькам и оказался на середине сиденья. – Твоя очередь.

Очкарик неловко улыбнулся и забрался следом, закрывая за собой дверь. Джейк повернул ключ зажигания, заводя грузовик. Пока он возился с мотором, Рональд наклонился к Джулии и шепнул ей на ухо:

– Время придёт.

– Я вас не совсем понимаю, – ответила девушка.

– И не нужно, – тихо сказал старик. Джулия почувствовала себя очень глупо и покраснела, отвернувшись в другую сторону. Её спасло то, что, наконец, Джейк завёл грузовик, и тот тронулся по направлению в центр городка. Кэрри, принюхавшись, переступила через Эрика и легла на коленях у Рональда, позволяя морщинистой руке гладить её между ушек и по спине.

***

Около получаса грузовик петлял по самым причудливым и узким улочкам Глэнкерри, объезжая старомодные низкие домики с ржавыми крышами, уютные магазинчики с книгами и свечами – их пьянящий запах залетал в открытые окна, дешёвые забегаловки в стиле ретро, из-за дверей которых доносился старый джаз с пластинок, не видно было ни одного торгового центра, зато улицы наполняли секонд-хенды с иностранными вывесками. Разгуливающих в модной одежде от какого-нибудь «Burberry» жителей не встретилось, зато в глаза бросались молодые девушки и парни в, будто пошитых из мешковины, расклешенных брюках и клетчатых рубашках, старушки в вязаных платьях и с авоськами в руках, мужчины средних лет в неаккуратно сплетённых шляпах и ботинках на толстой подошве, и даже маленькие дети, которые сновали туда-сюда по улицам в джинсовых комбинезонах и блузках под ними. Казалось, весь городок застрял как минимум в шестидесятых годах, что чувствовалось в стиле одежды, зданиях, магазинчиках и даже в музыке.

За очередным поворотом возле кафе под названием «Саксофон Билли», Рональд откашлялся и стукнул тростью по полу, что, видимо, означало необходимость остановки.

– Где можно припарковаться? – спросил Джейк, замедляя движение грузовика. – Здесь слишком узко.

– Можете поставить свой автомобиль прямо во дворе моей хижины. – Спокойно сказал старик, указывая на небольшой участок рядом с очередной вереницей каменных домиков. – У меня достаточно места.

Джейк осторожно протиснулся на нужное место и ловко припарковал машину прямо рядом с настоящей глиняной хижиной, верхушку которой укрывал большой и толстый пласт какой-то шерсти. Абсолютно у всех присутствующих отпала челюсть при виде такого скромного и необычного для шотландского населённого пункта жилища. Рональд поймал удивлённые взгляды ребят и лишь рассмеялся, вылезая из грузовика следом за Эриком.

– Добро пожаловать, – коротко произнёс старик, одним движением руки отпирая тяжёлую деревянную дверь. Кэрри тут же ломанулась вовнутрь, виляя хвостом. Джулия, испуганно озираясь, вошла следующей. Последними, друг за другом, заползли Эрик и Джейк. Рональд махнул рукой, и дверь закрылась сама собой, как будто от сквозняка. – Присаживайтесь.

Хозяин дома встал и подошёл к камину, над которым висел ржавый котелок. Порывшись в кармане и достав оттуда кипу каких-то сухих листьев, старик кинул их в уже кипящее содержимое и помешал его черпаком. Блюдо громко забурлило.

Тем временем, Кэрри первая приняла приглашение Рональда и приземлилась на одну из подушек, раскиданных прямо на полу по кругу. Друзья робко друг за другом тоже присаживались на подушки, как будто боялись, что делают что-то неправильно. А вдруг где-то здесь есть диван и старик имел в виду то, что нужно сесть на него? Но кивок улыбающегося Рональда заставил все сомнения испариться.

– Верблюжья кожа, – сообщил старик, садясь напротив Джейка. – Рисовый суп скоро будет готов, а пока что располагайтесь поудобнее.

– Простите… Это ваш дом? – спросила Джулия осторожно, не силясь поверить в то, что в современном мире, в Шотландии, кто-то живёт так, как будто родился минимум в племени аборигенов.

– Вы думаете, Джулия, что я привёл бы вас и ваших друзей в чужой? – Рональд, похоже, нисколько не обиделся. – Во всяком случае, я уточню: дом действительно принадлежит мне.

Повисла неловкая пауза.

– Мы хотим послушать вашу историю, мистер Лангстон. – Нарушил молчание Эрик. – И узнать всё про некую Каролину Артурз. – Он замялся, как будто подумал, что слишком поторопился с этим. – Нам это очень важно.

Старик закрыл глаза и поднял левую руку четырьмя пальцами в потолок, жестом правой призывая сделать то же самое.* Подростки послушно подняли ту же руку, переглядываясь друг с другом, но потом также закрыли глаза. Едва веки сомкнулись, все почувствовали, что в грудную клетку разливается тепло; как будто электрический ток пустился по венам.

– Спасибо, это было необходимо, – серьёзно произнёс Рональд. – Теперь, пожалуй, начнём?

И, скрестив ноги на подушке из верблюжьей кожи, старик прокашлялся. Кэрри с самым сосредоточенным выражением мордочки мурлыкнула, как будто позволяя ему начать своё повествование. А между тем, мистер Лангстон шумно вдохнул и произнёс короткую католическую молитву, по предположениям ребят, местную, так как даже подобия произнесённых слов ни Джулия, ни Джейк, ни Эрик не слышали ни в одной английской церкви. Эрик украдкой записал на руке несколько строчек, чтобы перевести на досуге.

– В далёком тысяча девятьсот… Запамятовал, простите, – прошептал уже знакомую фразу старик. – Я думаю, что года в моей истории не играют большой роли, так что, надеюсь, никто из вас не против, что я не буду их упоминать. Я прожил долгую жизнь и настолько насыщенную, что сейчас сравнил бы её с мешком местного риса, удивительно вкусного и свежего. И года пронеслись мимо меня, как пролетают на велосипеде наперегонки неугомонные мальчишки из религиозной школы… Прямо сейчас.

Джулия остолбенело посмотрела на Эрика. Тот едва уловимо повёл бровью, и в следующую секунду за окном раздался вскрик и звук тормозов. Послышалась какая-то возня, и, несмотря на то, что все присутствующие в комнате ни на сантиметр не сдвинулись со своих верблюжьих подушек, каждый бы мог поклясться, что кто-то там, на улице, чуть не кувыркнулся с велосипеда.

– Неугомонный тринадцатилетний Бэдтонкью, – вздохнул мистер Лангстон. – Сейчас сбегутся мамочки, сёстры и прочие уважаемые люди, и начнётся совершенный кавардак. Вы не против, если я немного позабочусь о тишине?

И не дожидаясь ни от кого ответа, старик очертил рукой перед собой полукруг. Блеснули ржавые перстни на его сморщенных пальцах, и в доме стало совершенно тихо. Улица как будто угасла, заглохла, спряталась за грани купола, который представляла скромная хижина старца.

– Ну, вот и атмосфера. – Подмигнул старик и начал рассказ.

***

Глэнкерри – мой сердечный, старый дом. Всю жизнь я скитался по разным уголкам Шотландии, но всегда возвращался в этот уютный, запыленный посёлок. Здесь жила вся моя семья – мама, она очень любила грибное рагу, старший брат Джек, ему не повезло с женой, и младшая сестрёнка Тина, или Клементина, как её любили называть в нашей школе, превосходно играла на саксофоне.

Наша школа стояла на самой окраине, но её вы там больше никогда не увидите, даже руин. Я за всю свою жизнь никому так и не смог открыть истинную причину и историю её разрушения. Не видя всё своими глазами, но каждую ночь, ловя очередные вещие сны, начинаешь потихоньку сходить с ума. Но потом принимаешь свой дар, как он есть, и просто становишься кладезью для самых жестоких и самых бесчестных событий истории своего края. Однако, сделать ты с этим ничего не можешь. Лишь смириться и изучить себя с другой стороны, более скрытной и таинственной.

Возможно, именно мой дар стал причиной нашего знакомства с Каролиной. Мы попали в одну небольшую школьную группу в возрасте примерно десяти лет. Эта странноватая, бледная и, казалось, вечно унылая девочка, в первые дни появления на учёбе нажила себе, по меньшей мере, троих неприятелей, а ведь всего нас было семеро. Стоит ли вскользь упомянуть о том, что все трое погибли очень рано? Не в один день, не в одном возрасте, как любят писать в современных мистических романах, но очень рано и очень глупо. Определённо стоит об этом сказать, ведь я никогда не верил в то, что это произошло по велению Бога. Джеффри, соседский задира, на тридцатилетии своей жены поперхнулся апельсиновым соком и погиб. Мама вернулась с его похорон очень рано и долго молилась под старым тисом. Несколько дней ни я, ни брат не могли выдавить из неё ни слова, она лишь мотала головой и крестилась, стоило только упомянуть поминки Джеффри. Потом мы перестали на неё давить, и решили подслушать разговоры соседских старушек, так как посчитали, что это будет проще. И оказались правы: даже спустя несколько дней после похорон местные бабушки обсуждали таинственную смерть соседа. Мой брат после услышанного до самой смерти так и не посетил могилу Джеффри. Всё оказалось очень просто, но до безумия жутко: когда гроб начали опускать, во всех присутствующих на погребении со всех сторон полетели гнилые апельсины. Отовсюду. Старой тётушке Шарлотте даже выбило линзу на её любимых очках.

Вторая, лучшая ученица группы, Рхона, попала под паровоз зимней ночью. Она была сильно пьяна, как говорили соседи, но я сразу понял, что это ложь. Единственный раз, когда мы с ней разговаривали наедине, а это было в четырнадцать лет, когда мы убирали классную комнату, она рассказала мне одну страшную вещь из своего прошлого. В возрасте пятидесяти лет под поезд бросилась её старшая тётка, будучи сильно пьяной. Рхона была малюткой, поэтому ничего не знала о случившемся, пока однажды ей не приснился сон, в котором покойная тётка рассказала причину своей гибели. В день, когда я узнал самую сокровенную тайну на вид высокомерной одногруппницы, я случайно пересёкся с Каролиной под дверью класса, когда выносил вёдра с грязной водой. На тот момент мы уже дружили, и поэтому она не разозлилась, что я её обнаружил; и всё, что она сделала на мой вопросительный взгляд, – прижала палец к губам и загадочно улыбнулась. Рхоне исполнилось пятьдесят два за месяц до трагедии.

Третьей школьной жертвой Каролины стал Мэйтлэнд. Про его смерть я не знал толком ничего, да и не смог узнать за всю жизнь, за исключением одного момента: он умер в клетчатой рубашке и с набитым перьями ртом. Это всё, что я смог увидеть при всём своём желании. Видимо, более могущественные силы закрыли мне доступ к этим воспоминаниям.

В шестнадцать лет мы с Каролиной впервые попробовали взаимодействовать друг с другом мысленно, с помощью наших способностей. Она итак была необыкновенно красива – черноволосая девушка с жёлтыми, как у кошки, глазами; а в моменты единения становилась особенно прекрасна. В силу своей юношеской влюблённости я не разглядел истинную гнойную черноту её души, возможно, даже потому, что она сама скрыла её от меня. Она владела большими способностями, чем мог владеть я когда-либо. Мой дар – благословление, награда от Бога, в то время как её сила оказалась подарком от Дьявола. Тогда же, в знак дружбы мы обменялись деревянными колокольчиками, ниточки которых были вымочены в нашей собственной крови.

В восемнадцать лет мы окончили школу, и она переехала на соседний участок, наверное, чтобы быть ближе ко мне, ведь я был её другом детства и единственным человеком, который был ей дорог. Она никогда мне об этом не говорила, но и не спешила скрывать, и в какой-то момент я увидел это сам. Но судьба развела нас на несколько лет: я уехал в Эдинбург продолжать образование, а она осталась в Глэнкерри. До сих пор помню её укоризненный взгляд, когда я садился в повозку до нашего крошечного вокзала. Тогда она в первый и последний раз обняла меня. Я был одет в полосатый хлопковый костюм, и клянусь, на нём до сих пор отметины от её пальцев. Она как будто позаботилась о том, чтобы я о ней не забывал, даже будучи в разъездах.

Но я не вернулся в Глэнкерри, ни на следующий год, ни через два года, ни через десять лет. Городская жизнь так поглотила меня, что лишь спустя двадцать три года я вновь посетил эти безлюдные, пропахшие рисом и специями, улочки. Моя любимая мать навещала меня в Эдинбурге вместе с сестрой довольно часто, но они всё равно были рады меня видеть, как никто другой. В тот же день я пришёл домой к Каролине. Я мялся под дверями около часа, честное слово, но в какой-то момент просто развернулся и ушёл. Видение настигло меня прямо на пороге собственного дома: Каролина держит на руках годовалую дочь, пока рыжеволосый грузный мужчина нарезает сыр для ужина, стоя напротив окна. Если бы он меня увидел, подумал я тогда, нарезал бы мой полосатый хлопковый костюм так же тонко и скоро.

Шли месяцы в родном крае, а я всё никак не решался наведаться в соседний дом, где жила теперь уже взрослая женщина, которую я когда-то оставил. Несколько раз я видел на участке или в овощной лавке её мужа, который как-то представился как Сеорас Артурз; он держал на руках малютку Мэри с такими же забавными рыжими волосами, но жёлтыми глазами, как у матери. Я пытался поговорить с Каролиной мысленно, но все мои попытки были тщетны: с момента нашего последнего единения прошло двадцать пять лет, и связь значительно ослабла. Её я не видел ещё год точно.

На Рождество моя мама всегда пекла восхитительные булочки с корицей и сливовым повидлом и готовила своё непревзойдённое грибное рагу. В нашем посёлке существовала традиция, согласно которой, в Рождественское утро, семьи должны приготовить кушанья для своих соседей и нарядить не только свою собственную ёлку, но и дворовую, все вместе. Мама никогда не рассказывала, что готовила к соседскому столу Каролина, но накануне обмолвилась, что к прошлому Рождеству её муж принёс превосходный пирог из тыквы, поделившись также догадками, что в этом году, возможно, будет похожее угощение. Однако, на этот раз, мистер Артурз преподнёс грибное рагу, чем очень удивил всю нашу семью. Сияющий мужчина рассказал, что его жена весь день готовила это блюдо, но заболела и не смогла прийти на ужин. Маленькая Мэри не ела со стола абсолютно ничего, а вот другие дети, взрослые, в том числе и мистер Артурз, налегали на всё с двойной охотой. Мама, на своё несчастье, предложила смешать своё грибное рагу с рагу, приготовленным Каролиной, в одну миску, хотя по её лицу было видно, что она огорчена тем, что её фирменную закуску принёс кто-то ещё. Едва гости сели за стол, выставленный во дворе прямо рядом с уже наряженным рождественским деревом, пожаловал Билли, местный саксофонист, чьё кафе и по сей день работает у нас на улочке. Билли был очень взбудоражен, улыбался и подпрыгивал, несмотря на свой преклонный возраст. Оказалось, приехал из Лондона Джек, мой старший брат. Я, Тина и мама, с позволения соседей, покинули застолье на пару минут, чтобы встретить Джека и вернуться обратно уже с ним. Вернулись мы через десять минут. Соседи, все до единого, валялись мёртвыми вокруг деревянного стола. Одна маленькая Мэри сидела на пеньке и тыкала пальчиком в щёку отца, сложившего голову на локти, видимо, думала, что он уснул. Крики своей матери в тот день я не забуду никогда. Остолбеневшую Тину Джек увёл почти сразу же.

Доказать, что мама не причастна к убийству людей с десятка участков, было невозможно. Странное ядовитое вещество обнаружили в шампиньонах в злосчастном грибном рагу, от которого не осталось практически ничего. Каролина за десять минут погубила около тридцати жизней, включая детей. Мою мать посадили за решётку на пожизненный срок, и это стало ударом для всех нас. Тина угасла очень быстро, не оставив после себя наследников. Ей было тридцать два года.

Я всё ещё не оставлял жалких попыток связаться с Каролиной через мысли, но это было провалом. А в её двор меня просто что-то не пускало; я приходил, по меньшей мере, три раза за день, и каждый раз неведомая сила отталкивала меня от калитки её участка. Я сопротивлялся, делал шаги вперёд, но падал. Джек, вышедший один раз за капустой, сказал мне, что я выглядел очень странно: как будто исполнял причудливый танец рядом с соседским домом. Джек, кстати, как и все очевидцы преступления, даже не думали обвинить Каролину, ссылались на то, что грибы в общем рагу были просто испорчены и не верили в версию с отравлением ядом. Один лишь я знал, кто на самом деле виновен. И задавался множеством вопросов. За что? Почему? Почему позволила нам избежать этой участи, но сломала нам жизнь? Знала ли что-то маленькая дочка?

Мэри Артурз я увидел уже в подростковом возрасте, перед своим следующим отъездом. Она была живая, солнечная, совсем не похожая на свою холодную и жестокую мать. Веснушки покрывали кожу девочки везде, где только можно, а её рыжие волосы торчали во все стороны, как пушистое облако. Глаза у неё, как я уже упоминал, были лимонно-жёлтого цвета, как у матери. В ребёнке сплелись неизвестные корни Каролины и ирландские гены Сеораса Артурза. Сейчас ей, насколько помню, восемьдесят пять лет, и она прошлой зимой покинула Садоводчество Кёрс вместе со своей семьёй. Причины ясны мне, как никогда: мать сломала ей жизнь, и, лишь спустя несколько лет после смерти Каролины, Мэри смогла освободиться и изменить свою жизнь, пускай даже под старость.

А Каролина не остановилась на нескольких погубленных жизнях в Глэнкерри. Её переезд из посёлка практически совпал с моим возвращением в него, на этот раз навсегда. Мне было шестьдесят три года, и я только-только проводил в очередной рейс своего брата в Лондоне, после чего решил вернуться в любимый дом и зажить там свою спокойную старость. Я остановил свой выбор на постройке собственной хижины, что показалось мне невероятно удобным, правда, участок выбрал кварталами дальше. С паровоза меня с печальными новостями встретил сын саксофониста Билли, его имя я, наверное, уже и не вспомню. Он поведал мне о смерти отца, вскользь упомянув и отъезд из посёлка Каролины вместе с дочерью. Мною овладели смешанные чувства: с одной стороны, жители Глэнкерри теперь в безопасности, но с другой – какая участь настигнет тех, кто обитает в месте, куда направилась колдунья? Между тем, сын Билли ненавязчиво сообщил мне, что уезжает через месяц сам: нашёл престижную работу в Швеции. Бог с тобой, подумал я. А этот молодой безумец задумал отдать кафе папаши на управление мне! Вот же опала!

Про свою давнюю подругу я ничего не слышал вплоть до тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, когда газеты потрясло страшное сообщение: пожар в Садоводчестве близь Кирк-Йэтема, унёсший жизни практически всего населения. Почерк Каролины я узнал сразу: огонь был её любимой игрушкой, на втором месте после ядов. Вы спросите, почему же она? Ведь пожар мог быть следствием несчастного случая! В газете крохотным абзацем был опубликован список погибших, ровно шестьдесят восемь человек. Население на тот момент составляло семьдесят один. И я догадывался, кто выжил.

Третьим счастливцем оказался торговец рыбой, который по случайности задержался у любовницы и пришёл в садоводчество только под утро, в то время как ночью всё сгорело дотла. Каролина позаботилась о том, чтобы погибли все, кроме неё и дочери, забыв про несчастного торговца, изрядно подвыпившего и прибывшего на место трагедии буквально за час до появления полиции. В ночь пожара сама Каролина скрылась вместе с дочерью в лесах, а вернулась наутро под новым именем, Элизабет Грейс Эттвуд. Вот только она не учла одного: рассеянный продавец, даже будучи сильно пьяным, приметил очень интересную деталь, а именно убегающую в лес с дороги чёрную овцу, о чём он позже и сообщил полицейским. Его, разумеется, сочли за сумасшедшего, ведь пожар унёс жизни всех, даже скота, но чокнутых народ любит, и его последние слова поместили на первую полосу следующей газеты. Почему последние? Он попал под колёса грузовика следующим утром. Не случайно, далеко не случайно.

А чёрную овцу в тех краях никто не видел. Лишь однажды, уже после смерти Каролины, в лес убежала серая овечка из семьи Линдштейнов. А вернулась на сороковой день, чёрная, лишь серая корона на лбу прорезалась. Ну, Линдштейны и решили, что шерсть у их любимицы просто выгорела.

Я слыхал многое годами позже про это проклятое Садоводчество: там творились страшнейшие злодеяния, почему оно и получило название Кёрс. Каролина превратила это место в настоящий ад. И причина тому до сих пор неизвестна ни мне, ни вам, а будет ли известна кому-то – не ведаю, друзья мои.

***

Старик закончил свою речь и тяжело вздохнул.

– Рисовый суп сварился, – подмигнул он ребятам, чьи рты, казалось, уже были готовы для первого блюда: челюсти отпали абсолютно у всех, даже у Кэрри. – И жемчужное молоко для чая вскипело!

– Мистер Лангстон, – обратился к старцу Эрик, первый отошедший от шока. – Вы дали нам нереально ценные сведения. Мы вам очень благодарны.

– Не стоит благодарить, друг мой, – улыбнулся старик, и его морщинистое лицо вновь приобрело счастливый вид. – Я лишь говорю вам то, что видел, что вижу и что ощущаю. Но, к сожалению, любым способностям бывает предел. И в дальнейшей борьбе я бессилен.

Старик принялся насвистывать себе под нос старинную шотландскую мелодию, пока разливал рисовый суп по деревянным плошкам и добавлял в него кусочки манго. Джулия и Джейк сидели с поражёнными лицами вплоть до того, как им на колени не приземлились тарелки супа.

– Мы никогда ещё не были так близки к цели! – просиял Эрик, следя за тем, чтобы шокированные друзья не уронили с колен тарелки. – Теперь всё, что нам нужно – это посетить её дом. Наверняка, там мы найдём оставшиеся кусочки пазла этой страшной картинки.

– Ни в коем случае не стоит туда ходить ни сегодня вечером, ни ночью, ни завтра до двенадцати дня, – напомнил мистер Лангстон, разливая по фарфоровым чашкам чай. – Это грозит вам необратимыми последствиями. – И, добавляя в чашки жемчужное молоко из кувшина, добавил: – Вы можете заночевать в моей хижине, друзья.

Кэрри мурлыкнула и, подскочив с верблюжьей подушки, подбежала к старику и принялась тереться об его брюки ногами. Тот засмеялся.

– Моя религия предполагает сон на чистых половицах под верблюжьим покрывалом, – продолжил старик и расставил чашки с чаем на полу. – Поэтому, к сожалению, у меня нет софы. Но есть чудесные подушки, на которых вы сейчас сидите, и ещё три верблюжьих покрывала в запасе. Можете устроиться посреди комнаты, потому что моё место всегда вот там, – он указал в левый угол, над которым висела картина с большим бархатным лебедем и прибитый на гвоздь ловец снов.

– Большое спасибо, мистер Лангстон, – наконец, подала голос и Джулия. – Вы нам очень помогли. – Она в два счёта доела свою порцию рисового супа и поднялась с подушки. – Завтра в двенадцать мы отправимся в дом Каролины. Он не заселён?

– Бог не подпускает к нему никого, – на полном серьёзе ответил старец. – Туда никто не наведывался уже много лет. Поэтому, лучше выждать дня. Я пойду с вами.

– Хорошо, – ответил Джейк. – Только надо заранее приготовиться. И, если никто не против, после чая я предлагаю поездить по Глэнкерри на грузовике. Нужно развеяться.

– Грузовик – не лучшая идея, – мягко произнёс мистер Лангстон. – А вот повозка – неплохая.

– Настоящая повозка? – переспросил Джейк. – С лошадью?

– А как же?

Джулия и Эрик засмеялись. Кэрри мяукнула и облизнулась, долизывая последние капли супа из своей миски. Джейк улыбнулся и поднял большой палец вверх. Идея с повозкой его зацепила.

* – абсолютно индивидуальная традиция героя.

Глава 6.

Арендовать повозку с лошадью на вечер, как выяснилось, проще простого: лошадиный прокат находился за пару улочек от хижины Рональда, и, по его словам, всегда был значительно дешевле, чем в других населённых пунктах. По пути друзья решили взять с собой перекус, поэтому заглянули в кафе «Саксофон Билли», которое ещё во время рассказа мистера Лангстона вызвало у них большой интерес.

– Кто заведует кафетерием сейчас? – поинтересовалась Джулия, внимательно изучая облупившуюся вывеску, висящую на уровне её глаз. По-видимому, мужичок по имени Билли всю жизнь был низкорослым, оттого и повесил табличку с названием своего трактира так низко.

– Я думаю, вам лучше увидеть это самим. – Ответил Рональд и толкнул дубовую дверь. Та протяжно заскрипела, и имеющему музыкальный слух Эрику на минуту показалось, что скрип двери напоминает ему звучание саксофона.

Изнутри помещение напоминало плохо проветриваемый трактир. Тяжёлые барные стойки из светлого дуба пылились рядом с вереницей подгнивающих табуреток на высоких ножках, а на их поверхности лежали старомодные циновки. Дюжина деревянных столиков со скорлупками лака на столешницах и круглыми солонками в прорубленных ямках были окружены маленькими пластиковыми стульчиками; у одного из них была сломана спинка. В воздухе витал сильный запах перегара. На стенах висели потрёпанные веера, разнообразные птичьи перья и гравюры. А на полке за барной стойкой стояло главное украшение кафетерия – бронзовый саксофон.

Джейк сразу же присел за барную стойку и, радостно окинув взглядом друзей, громко спросил:

– Где же здесь меню?

Хлоп! Пухлая тетрадка на пружинке проехалась с другого конца стойки и легла ровно у локтя Джейка, который от неожиданности даже подскочил. Он опасливо перевернул тетрадь, повертел её в руках и затем открыл. Улыбка снова озарила его лицо.

– Да тут целый ресторан! Я буду сэндвич с говядиной и грибами и холодный чёрный чай. – Джейк протянул раскрытое меню Эрику, который, прежде чем озвучить свой заказ, внимательно осмотрел тетрадь, заглянув даже под обложку. Джулия недовольно вздохнула.

– Эрик, это можно сделать и потом, – сказала она и заглянула в меню через плечо друга. – Хочу салат с консервами и рисовые колобки.

– Фу, как ты можешь их есть? – спросил Джейк и раскрутился на деревянном стуле. – Это самая премерзкая еда, которая только может существовать. Кстати, куда говорить, что хочешь заказать? Это кто-то записывает?

– Нет, – ответил Рональд и снял шляпу. – Тут даже у стен есть уши, – старик многозначительно улыбнулся. Эрик посмотрел на него с подозрением.

– Я буду рагу с курицей, – сказал очкарик нарочито громко и чётко, как будто рассчитывал, что на его слова среагируют и в кафе обязательно кто-нибудь появится кроме них пятерых. Между тем, Кэрри заурчала, и Эрик добавил, не понижая тона: – И баночку мясного паштета, пожалуйста.

– А я, пожалуй, ограничусь бутылью апельсинового сока и пакетиком арахиса, – произнёс Рональд. – Билли! Где же тебя носит, дружище?

Джулия лишь успела прошептать «Билли?» В головах друзей пронёсся отрывок из рассказа мистера Лангстона, в котором он мимоходом сообщал, что его давний друг, по словам сына, погиб. Может, это и есть его сын? Просто Билли младший? Ответ последовал сразу же. Всех присутствующих в комнате как будто окатило волной тёплого ветра, и саксофон на полке издал несколько коротких глухих звуков. Прозрачный мужчина лет шестидесяти, с пышными усами и кожаной кепкой на слегка приплюснутой голове, проявился на полке рядом с музыкальным инструментом спустя несколько секунд. Внешне он напоминал Обеликса из фильма.

– Приветствую! – помахало привидение, спускаясь с полки на барную стойку. Джейк, сидящий за ней, от испуга отдёрнул локти. Призрак расхохотался и сделал пируэт в противоположную сторону. – Не пугайтесь вы так, юноша, я же привидение, а не директор!