Текст книги "Песнь бича"

Глава 13

Оставленные для охраны Доротеи стражники были самыми надежными ветеранами дона Лерраса. В ответ на крики девушки они издали грозное рычание и, держа по револьверу в каждой руке, ворвались в комнату.

Даже в рядах жандармерии вряд ли можно было сыскать таких бесстрашных бойцов. Тадео когда-то прославился как неуловимый скотокрад. На него долго охотились и в конце концов заарканили лассо, поставив перед выбором: смерть или пожизненная служба у дона Лерраса. Надо отдать должное Тадео – он колебался и чуть было не выбрал смерть, предпочитая ее полной потере свободы. Скотокрад искренне считал, что лучше подохнуть с голоду в горах, чем вырядиться в форму телохранителя. Однако, выбрав службу у дона Лерраса, не пожалел и рьяно служил ему, поскольку здесь можно было убивать значительно чаще, чем в бытность Тадео разбойником.

Матиас, выросший на грязных и темных улицах города, обладал прирожденным искусством обращаться с ножом. Но однажды, перерезав чье-то горло задолго до полуночи, он еще до наступления рассвета оказался в тюрьме. Когда стало известно, что Матиас с десяти шагов попадает из кольта в середину серебряного песо, его тут же завербовали на службу к Леррасу. Это был храбрый вояка, без промаха стрелявший с обеих рук. Вот и сейчас он первым ворвался в распахнутые двери.

И оказался в полутьме, потому что первым выстрелом Кид разнес лампу. Но оставался еще лунный свет, и Матиас на ходу пальнул из обеих револьверов в неясный силуэт у окна. К несчастью, фигура дернулась в сторону. Выглянув из окна, Кид мгновенно оценил обстановку внизу, где все еще было полно вооруженных до зубов охранников. Он не последовал совету Доротеи и не стал бросаться в «пекло», а резко развернулся и устремился к двери, петляя, словно бекас.

Если первая пуля Монтаны сбила лампу на пол, то вторая, попав в лошадиную челюсть Матиаса, прошла сквозь его череп.

Третий выстрел угодил прямо в хищный оскал Тадео. И не успело его тело рухнуть на пол, как Кид уже стоял возле двери.

Прекрасная, как греческая богиня, в своем льющемся белом платье Доротея даже не тронулась с места. В руках у нее ничего не было, но лицо выражало полное отсутствие страха. Мягко хлопнув в ладоши, она воскликнула:

– Браво, тореадор!

Кид, задержавшись на секунду в дверях, осмотрелся. Насколько он мог видеть, коридор был пуст, однако и слева и справа до него доносился бешеный топот бегущих ног.

Поэтому, вернувшись обратно, он запер дверь и выбросил ключ в окно.

В следующее мгновение в нем замаячили две фигуры, пытавшиеся забраться в комнату.

– Я только слегка попугаю их, Доротея, – предупредил Кид и выстрелом с бедра сбил одного из карабкающихся.

Падая, тот издал вопль, которого оказалось достаточно, чтобы его напарник последовал за ним. Теперь ничто не мешало чистому лунному свету литься в окно.

Снова взглянув на девушку, Монтана заметил, как та украдкой подбирается к телу Матиаса.

– Прошу прощения, однако тут так скользко, что вы можете упасть…

С этими словами Кид подхватил руку Доротеи в тот самый момент, когда она наклонилась к выпавшему из рук Матиаса револьверу, поблескивавшему у самого края лунного пятна.

Монтана поднял оружие и привычным жестом сунул под одежду. Оставалось еще три револьвера. Он отыскал их в темноте и забрал себе. Четыре запасных револьвера было уже слишком, однако, попади они в нежные ручки Доротеи, для Монтаны все могло бы закончиться весьма печально.

Вынув из барабана пустые гильзы, он принялся перезаряжать свой любимый шестизарядник.

Прикуривая цигарку от вспыхнувшей голубоватым пламенем спички, Монтана почувствовал в воздухе какой-то едкий запах, от которого у него перехватило горло и сдавило грудь. Это была пороховая гарь, смешанная со сладковатым запахом крови.

Кто-то забарабанил в дверь, и голос самого дона Лерраса позвал:

– Доротея! Доротея! Открой дверь! Ради Бога, что случилось?

После того как Монтана помешал ей завладеть оружием, Доротея так и не сдвинулась с места. Услышав голос отца, она спокойно спросила:

– Мне можно ответить?

– Дорогая, вы можете делать все, что вам заблагорассудится, – отозвался Монтана, всаживая пулю сорок пятого калибра в дверной косяк.

Стук прекратился, однако Леррас продолжал звать дочь.

Доротея молчала.

– Тадео! Матиас! – выкрикивал дон Томас. – Где вы?

– Сеньор, – окликнул его Монтана.

– О Господи! – закричал Леррас. – Это гринго! Доротея? Ты жива? Почему ты не отвечаешь?

Девушка снова промолчала. Кид пристально посмотрел на нее – она стояла неподвижно и, слегка вздернув голову, выжидала, что последует дальше.

Монтана приблизился к двери.

– Я на время завязал Доротее рот, – пояснил он. – Не хочу, чтобы от женского визга мне заложило уши.

Кто-то еще протопал по коридору, и запыхавшийся голос Эмилиано Лопеса воскликнул:

– Сеньор! Сеньор Леррас! Что случилось?

Дон Томас прохрипел в ответ:

– Он убил мою девочку!

Кид повернулся к Доротее, и она позвала:

– Эмилиано! Ты слышишь меня?

– Слышу!.. Ну-ка, все, замолчите! О Доротея!

– Тадео и Матиас убиты, – сообщила она. – Но со мной все в порядке. И если…

Тут Кид поднял палец, и она замолчала.

– Она жива! – простонал Леррас. – Есть еще Господь на небесах! Есть!

– Но ведь она в руках гринго! – воскликнул Лопес.

В дверь постучали три раза.

– Слушаю вас, – откликнулся Монтана.

– Велите прекратить эти вопли на улице, – приказал дон Томас. – Я едва не оглох от них, у меня голова идет кругом… Сеньор, вы можете выслушать меня как нормальный человек? Я хочу предложить вам честные условия.

– Честные? – переспросил Кид и громко рассмеялся.

Доротея опустилась в большое, заваленное чем-то кресло и теперь сидела в нем с опущенной головой.

– Именно – честные! – повторил дон Томас. – Потому что ваша честь и моя послужат гарантией чистоты имени моей дочери, сеньор.

– Ах да! – произнес Монтана. – Ведь есть еще чистое имя вашей дочери. – И снова рассмеялся.

Доротея подняла голову и стала слушать, не отводя глаз от лица Тадео, которое в лунном свете походило на маску ужаса. Его отброшенная рука лежала поверх спины Матиаса.

– Когда я говорю о чести, – заявил дон Томас, – именно это и имею в виду. Честь каждого из нас. И я намерен предложить вам самые выгодные условия. Все, что вы пожелаете… И в первую очередь возможность беспрепятственно покинуть дом.

– С пустыми руками?

– Нет, – с шумом выдохнул дон Томас. Видимо, теперь, когда он вел переговоры с Монтаной, ему стало легче дышать. – Вы унесете с собой столько, сколько сможете и пожелаете… В комнате моей дочери достаточно драгоценностей, чтобы сделать вас очень богатым человеком. Они ваши.

– Ну конечно, они мои, – отозвался Кид. – А как я могу быть уверен, что, покидая ваш дом, я не получу пулю в спину?

– Клянусь вам Матерью Божьей и священной честью Лерраса!

– Священной честью Лерраса? – переспросил Кид и снова весело рассмеялся.

– Скажите, чем я должен поклясться, и я сделаю это, сеньор. Я прикажу убрать всех из поместья. Вы сами сможете убедиться в этом, выглянув в окно. Путь будет свободен. Эмилиано, немедленно ступай и прикажи всем убираться от дома. Да будут прокляты те слепые псы, которые пропустили его в дом!

Эмилиано поспешил выполнить распоряжение. Приблизившись к двери, Монтана услышал, как поскрипывали сапоги переминавшихся с ноги на ногу людей. Ему даже показалось, что он слышит их дыхание, но все эти звуки перекрывал хрипловатый, дрожащий от напряжения голос дона Томаса:

– Видите, я готов на все, сеньор. Но, ради Бога, прошу вас, покиньте комнату моей дочери как можно скорее…

– Мне нужно немного подумать, – ответил Кид.

– Вы получите все, что пожелаете. В доме есть деньги. Их принесут сюда и подсунут вам под двери. Вы уйдете не с пустыми руками, сеньор.

– Можно сказать, что профессиональный долг не позволяет мне уходить с пустыми руками, – заметил Кид.

– Я все прекрасно понимаю, сеньор. И вижу, что вы настоящий джентльмен. А что касается прошлого… моих резких слов относительно вас… Приношу вам тысячу моих извинений. Я знаю вас теперь лучше.

– Это уж точно! – насмешливо отозвался Кид.

Отвернувшись от двери, он добавил через плечо:

– Немного погодя я дам вам ответ.

– Но что тут думать? Зачем вы тянете время, сеньор? Вы же слышите, что людей уже отводят от дома!

Дон Эмилиано выполнял данное ему приказание самым эффективным способом. Он посадил на коней дюжину охранников, и те плетками быстро разогнали толпу у дома. Что же касается благородных гостей, то их проводили до лошадей и экипажей, и теперь по маленькому мостику беспрерывно громыхали колеса.

Кид приблизился к Доротее, сидевшей с опущенной головой. Положив ладонь ей на лоб, он заставил девушку поднять голову.

– Как вы считаете, мне немедленно уходить или побыть здесь еще, чтобы все обдумать?

Огромные, бездонные глаза Доротеи смотрели на него. Внимательно, черточка за черточкой, они изучали лицо Монтаны.

– Сеньор! Сеньор! – позвал голос дона Томаса.

– Мне требуется время, чтобы кое-что тут посмотреть, – откликнулся Кид. – Например – драгоценности. Оставьте меня на несколько минут в покое, дон Томас. Вы же знаете, будучи знатоком, я не могу брать что попало.

Глава 14

Монтана подошел к столу и открыл шкатулку с драгоценностями. Когда он поднял руку, на ней повисло длинное жемчужное ожерелье. Повернув голову, он внимательно посмотрел на девушку. Она по-прежнему полулежала, откинувшись на спинку кресла, однако успела снять с себя колье, браслет, серьги и кольца; теперь все эти дорогие блестящие безделушки покоились на ее ладони, безвольно вытянутой вдоль мягкого подлокотника.

Кид опустил ожерелье обратно в ларчик, и жемчужины, мягко стукнув друг о друга, улеглись на место.

В коридоре ждали люди, однако единственным звуком, который доносился оттуда, был стук каблуков расхаживающего взад и вперед дона Томаса. Монтана открыл портсигар, извлек из него две цигарки и подошел к креслу. Усевшись на подлокотник, он вставил цигарку в безвольные губы Доротеи.

– Закурите?

Она ничего не ответила. Ее глаза, словно не замечая Монтану, уставились куда-то в терявшийся в темноте потолок. Лунный свет, протягивавший лучи все дальше в комнату, уже добрался до ее серебристых туфелек.

Кид зажег свою цигарку и поднес ее к кончику цигарки девушки. Язычок пламени осветил ее лицо. Если бы Доротея дышала, то цигарка непременно бы зажглась; но нет, она затаила дыхание, и огонек ожег кончики пальцев Монтаны.

Вытащив цигарку изо рта Доротеи, он глубоко втянул в себя дым и снова вставил ее между губ девушки.

Та тоже втянула в себя дым. Губы никак не участвовали в этом процессе, и дым выходил изо рта тонкой, ароматной струйкой.

– Доротея, вы хотите еще подумать? – спросил Кид.

– Да, сеньор.

Окинув взглядом комнату, Монтана наткнулся на мертвое лицо Тадео. Он подошел к кровати и провел рукой по украшенному арабесками тяжелого золотого шитья покрывалу. Сдернув покрывало с кровати, Кид прикрыл этим роскошным саваном оба трупа и лужи крови на полу. Потом вернулся к Доротее и снова устроился на подлокотнике.

– Спасибо, сеньор, – поблагодарила она.

– Доротея! – раздался взволнованный голос дона Томаса.

– Я здесь, отец!

– Сеньор! Сеньор! Ради Бога! – взмолился Леррас.

– Вы мешаете мне, дон Томас, – откликнулся Кид. – Я уже нашел изумруд с трещиной и рубин с пятном.

– Их вам заменят, но, бога ради…

– Когда я занят таким серьезным делом, мне нужен покой, дон Томас.

Ответом ему послужил стон, и по коридору снова застучали сапоги.

– Эти двое убитых на полу, – начал Кид, – они могут тяжким грузом лечь на мою совесть, Доротея.

– Да, сеньор, – не отрывая невидящих глаз от потолка, промолвила она.

– И все из-за вас, Доротея.

– Да, сеньор.

Она приподняла пригоршню драгоценностей, сделав это с таким усилием, будто камни были слишком тяжелы для нее.

Монтана вынул цигарку из ее губ, стряхнул с нее пепел и вложил девушке между пальцев. Она затянулась.

– Остается еще эта старая женщина, – напомнил Монтана. – Где ее держат?

Доротея ничего не ответила. Он поднес руку к ее щеке и, повернув девушку лицом к себе, тихо засмеялся.

Выбрав из пригоршни Доротеи кольцо с большим темным рубином, Монтана взял ее руку и надел кольцо на гладкий, нежный пальчик. Она подняла руку, повернула ее и принялась разглядывать камень, словно ребенок игрушку. Кид защелкнул на ее запястье тяжелый браслет. И на это украшение она посмотрела так, будто видела его впервые. Затем наступила очередь ожерелья, которое Монтана надел ей через голову, трижды обернув вокруг глеи.

– Вы ничего не оставите себе, сеньор? – поинтересовалась она.

– Послушайте, Доротея, даже в стране гринго самый подлый грабитель осмелится взять у женщины лишь то, что она сама пожелает отдать.

С этими словами он водрузил на место еще одно кольцо. Глаза девушки по-прежнему были уставлены в потолок, однако ее пальцы неожиданно нежно пожали руку Кида.

– И где же блуждают наши мысли? – ухмыльнулся он.

Губы Доротеи медленно растянулись в улыбке, но она ничего не ответила.

– И все же, – напомнил Кид, – остается старушка – мать моего друга. Где ее держат?

– А она вам действительно нужна?

Он наклонился поближе к ней. Взгляд ее, оставив потолок, медленно, с каким-то ленивым любопытством переместился на лицо Монтаны.

– Да. Именно за ней я пришел, – сказал Кид.

– Ну тогда…

Кид поднялся с подлокотника и выпустил вверх струйку дыма.

– Ее упрятали в южное крыло старой конюшни, – сообщила Доротея.

– Где это?

– Сами увидите – там над входом есть крест.

– Сколько человек ее охраняют?

– Сущий пустяк для вас, сеньор.

– Вы сможете показать мне безопасный путь туда?

Доротея встала и подошла к окну. Пошарив рукой за гардинами, на что-то нажала, и часть стены бесшумно повернулась.

Кид заглянул в открывшуюся перед ним черную пасть потайного хода.

– Ход ведет в дальнюю часть дома, уходя дальше в землю. Наружу выходит прямо в зарослях ежевики. Его прорыли, когда еще строили дом.

– Да, в те далекие времена дамам был необходим хоть глоток свободы, – заметил Кид.

Девушка улыбнулась:

– Проводить вас к выходу из дома?

– И там без труда можно выбраться наружу?

– Совсем просто, сеньор. Там есть рычаг. Поднимите его, и стена повернется… Я сама провожу вас.

– Но, дорогая, я не хотел бы вас компрометировать…

На лице Доротеи снова появилась улыбка.

– Вот это звучит намного убедительней, чем вся эта чепуха насчет крыльев, лунного света и холодной синевы, сеньор, – заметила она.

– Однако и стоит значительно дороже.

– Еще бы! – согласилась девушка. – Но вы, сеньор, позабыли о ларце с драгоценностями.

– Я ничего не забыл.

– Я могу быть уверена в этом?

– Ну да.

– Я дам вам кое-что на память, сеньор.

Сняв с руки одно из колец, Доротея взяла левую руку Монтаны и надела свой подарок на его мизинец. Когда кольцо оказалось на месте, она прикоснулась к нему губами.

Глава 15

Не успел Монтана шагнуть в проход, как стена за ним закрылась. Холодный страх охватил его, проникнув в самое сердце.

А потом он услышал крик Доротеи:

– Отец, ты слышишь меня?

Кид стиснул зубы. Посветив спичкой, он не обнаружил механизма, который мог бы открыть потайную дверь.

А нежный, высокий голос Доротеи продолжал выкрикивать:

– Потерпи еще немного, отец. Он клянется, что скоро уйдет отсюда.

Кид развернулся и, глубоко вздохнув, размашисто зашагал по проходу, который круто, без всяких ступеней, спускался вниз. Его стены были высечены в монолитной скале, и пламя спички освещало следы от кирок шахтеров-индейцев, прорубавших этот тоннель много лет назад.

Проход оказался довольно длинным и поначалу вел вправо, затем изгибался под прямым углом и, наконец, заканчивался. Чиркнув новой спичкой, Монтана увидел гладкую, сложенную из камня стену с рычагом. Он повернул его вверх, и немного погодя участок стены стал медленно поворачиваться прямо у него под руками.

Перед Монтаной открылся выход, и он шагнул прямо в заросли кустарника, серебрившегося в лунном свете. Сквозь кусты хорошо просматривались широко раскинувшиеся постройки огромного имения Лерраса. Царившая вокруг тишина поразила воображение Кида. По-видимому, страх изгнал из поместья всех. Только возле дальней стены наружного патио виднелось несколько оседланных лошадей, а рядом с ними – небольшая группа людей, передовой пост охраны Лерраса. Но Кид мог пробраться к старой конюшне, не приближаясь к ним. Он пригнулся и, хоронясь за кучами навоза, осторожными перебежками достиг задней стены конюшни, где до него донеслись голоса.

Кто-то звал:

– Эй! Где ты?

Из конюшни ответил хриплый, гортанный голос, лишь отдаленно походивший на женский:

– Я здесь!

– Замолчи! – оборвал его другой голос. – Умолкни, Мария! Если ты будешь так голосить, то накличешь Эль-Кида на наши головы. Сюда, Онате! Какого дьявола тебе надо?

– Я принес тебе новость. Больше не нужно караулить эту старую ведьму. Эль-Кид не явится за этим мешком костей, не беспокойся.

– Значит, его убили?

Послышался смех.

– Ага, убили… и похоронили в спальне сеньориты Доротеи.

– Эй! Что ты несешь? Я знаю, в гневе Леррас способен выпороть всех от мала до велика. Но не сошел же он… Что ты хочешь сказать?

– Ты знаешь Матиаса и Тадео?

– Знаю ли я их, болван? Конечно знаю.

– Они валяются мертвыми в комнате Доротеи. Эль-Кид тоже там, пересчитывает драгоценности из шкатулки, выговаривая Леррасу, что попадаются камни с изъяном.

– Дон Эмилиано просто сойдет с ума!

– Ага! Он уже обгрыз свои усы с одной стороны. А дон Томас мечется по коридору и взывает к небесам. В доме тихо как в могиле. Выходи сюда, сам увидишь, как вокруг тихо.

– Я не могу оставить Марию.

– Эй, Мария Меркадо, ты и в самом деле такая безмозглая дура, чтобы попытаться сбежать?

– Нет, не такая, – откликнулась Мария. – К тому же как я смогу пройти сквозь деревянную стену или же отпереть заднюю дверь стойла?

Прислонившись к этой самой двери, Кид удовлетворенно кивнул.

– Да никуда она не денется.

– Мы знаем, где сейчас Эль-Кид. И он оттуда не уйдет, пока не закончит торговаться с доном Томасом. О Господи! Я готов пожертвовать годом жизни, лишь бы послушать их разговор! Ты только представь – Леррас в собственном доме пытается выкупить свою единственную дочь и наследницу! Что ты на это скажешь, Онате?

Их голоса постепенно удалялись в направлении дальнего крыла конюшни, и Кид повернул ключ в замке задней двери стойла. Тихонько отворив ее, он увидел в лунном свете старушку со сморщившимся, как у обезьянки, лицом. Скрестив ноги, она сидела на охапке соломы в углу стойла, а в другом углу жевал свою жвачку длинноногий испанский мул. Даже в такой полутьме Мария продолжала вязать. И когда подняла на Монтану блестящие круглые глазки, ее пальцы не перестали двигаться, тихонько позвякивая спицами.

Голосов охранников уже почти не было слышно.

– Матушка, – позвал Кид, – ты готова в путь?

– Не ночного воздуха я боюсь, – прошептала она в ответ. – Но тебе лучше убираться подобру-поздорову… пока не поздно.

Монтана присел на корточки рядом с ней:

– А что я скажу Хулио Меркадо, если вернусь без тебя?

– Значит, ты и есть Эль-Кид? – пробормотала старуха. – Господи, какой же рослой стала молодежь!

– Ты пойдешь со мной, матушка? Или мне зажать тебе рот и взвалить себе на спину?

– Тогда я прокушу вам руку до кости, сеньор.

– Послушай, Мария! Я так долго добирался к тебе…

– Тогда так же долго выбирайся обратно.

– Не надо так говорить, Мария.

– Если я заговорю по-другому, меня услышат во дворе.

Ее спицы, позвякивая, продолжали мелькать в лунном свете. Усевшись рядом, Кид закурил цигарку.

– Ты что, собираешься, как дурак, сидеть здесь? – спросила старуха.

– Мария, я буду сидеть здесь, пока ты не согласишься уйти со мной. Вот смотри – мул, а вот и седло на стене.

Монтана встал и, забросив на спину мула седло, затянул подпругу. Потом перекинул уздечку через длинные, поросшие шерстью уши.

– Знаешь, что ты делаешь?

– Седлаю для тебя мула.

– Этот мул принадлежит надсмотрщику, Антонио!.. Ха-ха! Уж он-то посверкает зубами, понося всех на свете, когда узнает об этом!

– Что ты так беспокоишься об Антонио? Или забыла, что у тебя есть сын?

– А разве нужно выбрасывать хорошую монетку, а не гнутую?

– Хулио вовсе не плохой.

– Был, пока не сбежал к бандитам.

– А что, теперь он превратился в дьявола?

– Он круглый дурак, а это еще хуже… Сеньор, вы и впрямь побывали в спальне сеньориты Доротеи?

– Да, матушка.

– Господи, вы только подумайте, что за чудеса!

– Да вы только подумайте, что за спальня! – воскликнул Кид и тихо рассмеялся.

Старуха недоверчиво посмотрела в его блестящие глаза:

– Как можно поверить в такое? И как вы расстались?

– Честь по чести – друзьями.

– Как? Друзьями?

– Вот… видите? – Монтана поднял руку с кольцом, плотно охватившим мизинец.

Спицы прекратили звякать. Мария Меркадо наклонилась, чтобы лучше рассмотреть бриллиант и закивала.

– Так это правда? – прошептала она. – Это правда! Боже, спаси нас грешных! Господи, смилуйся над нами! Это то самое кольцо! Я видела его собственными глазами! Я видела, как оно сверкало на ее руке!

– Вставай, Мария. Пора в путь.

Старуха была настолько ошеломлена, что у нее пропала всякая охота сопротивляться. Она поднялась на ноги, и Кид вывел мула в полоску лунного света. С дальнего конца конюшни доносились еле слышные голоса стражников.

Мария Меркадо позволила Киду подсадить себя на мула, сотрясаясь при этом от беззвучного смеха.

– И эти руки касались самой сеньориты Доротеи! – сквозь смех шептала старуха. – А теперь они прислуживают донье Марии! Когда еще Меркадо удостоивались таких почестей? Да если меня теперь повесят, я буду только рада. Во мне и жизни-то осталось на донышке. Подумать только, у меня в услужении такой герой! Я готова петь от счастья… – И она продолжала смеяться.

Вернувшись в стойло, Монтана забрал большой, завязанный в черную тряпицу узел, который валялся на соломе рядом с Марией Меркадо. Вытащив узел на улицу, он привязал его позади седла, затем взялся за поводья и повел мула вперед, принуждая животное ступать бесшумно и осторожно.

Мария заговорила громче:

– Это правда, что они поймали тебя в моей прежней темнице?

– Да, Мария, я побывал там.

– Дохнул тамошней сырости?

– Да, Мария. От нее и крысу бросило бы в дрожь.

– А вот я не дрожала.

– Ты отважная женщина, Мария. А теперь скажи мне, это правда, что тебя побили как собаку?

– Нет, не как собаку, потому что с меня не содрали одежду. Это большая милость с их стороны. Я благословляла их за это.

– Но тебя все же высекли, Мария?

– Совсем чуть-чуть. Чтобы только припекло спину. Не стоит даже вспоминать.

Они спустились в балку за конюшней.

– Однако, несмотря на побои, ты не возненавидела семейство Лерраса?

– А за что я должна их ненавидеть?

– За что? – оглядываясь через плечо, удивленно переспросил Кид.

– За то, что меня выпороли? Ха! Они порют мой народ уже четыре столетия, так почему я должна считать себя самой несчастной? На этой земле всегда были Леррасы и всегда были Меркадо, пока мой безмозглый сын не вздумал нарушить заведенный порядок.

– А ты знаешь, что он будет иметь? – спросил Кид. – У него будет много денег, самая красивая жена в горах и четырнадцать сыновей. Что ты тогда скажешь, Мария?

– Скажу, что он вор и обманщик, – парировала Мария Меркадо.

– Вовсе нет. Он храбрый мужчина, готовый защищать свое добро.

– Да что у него было своего-то? Он ходил по земле Лерраса. Дом, в котором жил, принадлежал Леррасу. Леррас отдал меня в жены его отцу. На деньги Лерраса я одевала и кормила моего Хулио. А теперь он убежал от них к разбойникам.

– Но разве его нужно было бить как собаку?

– Если Леррасу угодно сделать из человека собаку, то так тому и быть. Но потом, если он будет послушным, его могут снова приласкать.

– Что-то не то ты говоришь, матушка. Неужели в тебе не осталось ни капли старой, доброй индейской крови?

– Я и сама не знаю, какая кровь течет в моих жилах, – произнесла старуха. – Поговаривают, что к ней когда-то давно примешалась капля крови самого Лерраса – для улучшения породы. Однако одни всегда рождались, чтобы владеть, а другие – чтобы ими владели. Такова воля Господня.

– А пороть людей до смерти?

– Когда человек ступает на скользкий путь, он может разбить себе голову. И потом, моего Хулио пороли не до смерти. Ему только хотели вправить мозги.

– Я видел, как кровь с его спины сочилась на землю, а он продолжал петь «Песнь Бича»…

– Тогда его нужно было пороть до тех пор, пока мясо не отошло бы от его костей. Но у дона Эмилиано слишком доброе сердце. Он не Леррас. Вот почему в мире столько беспорядка. Вот почему так много людей становятся подобны взбесившимся псам, рычащим на хозяев. Им не хватает таких, как Леррас… А скажи мне, сеньорита Доротея сама отдала тебе это кольцо или ты просто взял его?

– Она сама надела его мне на палец, матушка.

– О Матерь Божья Гваделупская! Вы только подумайте! Вот почему ты вышагиваешь так гордо, так легко. Если сеньорита из семейства Леррас коснется мужчины, то тот навсегда станет другим… Эгей! Дом-то пробудился! Ты слышишь крики? Зачем я, старая дура, позволила увезти себя из владений Лерраса? Сюда! Сюда! Ко мне, друзья! Эль-Кид здесь!