Текст книги "Песнь бича"

Глава 30

Вильяхен сомневался всегда и во всем. Он вместе с конокрадом Ороско, хладнокровным убийцей Колоньясом да еще непревзойденным стрелком Роблесом и были те четверо, кто остался с Эль-Кидом дожидаться Рубриса.

Вильяхен недовольно бурчал:

– Зачем вы отпустили ее? Зачем позволили уехать этой девице Леррас до того, как они вернули нам Рубриса, сеньор?

– Разве ты не понимаешь, Вильяхен, – отвечал Кид, – что если бы мы выказали им свое недоверие, то они не поверили бы нам.

– Да бросьте вы, сеньор! Они бы вам поверили. Ведь всей Мексике известно, что слово Эль-Кида дороже золота.

– Ты же слышал, как Тонио говорил, что сам Леррас клялся честью кабальеро?

– Не забывайте, сеньор, он клялся перед преступниками.

Тут в их разговор вмешался Ороско:

– Слышите? Что это за шум слева от нас?

Теперь уже всем было слышно легкое поскрипывание седел и глухой топот копыт.

– Наверное, это погонщики мулов направляются в горы, – заметил Кид. – Они зачастую выезжают еще до рассвета.

– Кажется, скачут со стороны города, – прислушался Роблес. – Нет, остановились! Неужели повернули назад? Точно, повернули! Что бы это значило?

– А теперь шум справа, – встрепенулся Ороско. – Тихо! И это тоже погонщики мулов, сеньор?

– Справа и слева от нас, – вслушиваясь в звуки, произнес Роблес. – Не нравится мне это. А что, если они нас обходят? Тогда мы как пить дать попадем в ловушку! Но где же Рубрис? Девица-то уже точно добралась до города, а Рубриса все нет!

– Тонио не повезет ее в город, пока не увидит Рубриса и не услышит его голос, – возразил Кид. Однако и он тревожился, конь под ним нетерпеливо перебирал ногами. Пристально вглядываясь в темноту, Кид неожиданно услышал окрик:

– Сеньор Эль-Кид! Это вы? Вы здесь?

– Здесь! – откликнулся Кид. – Рубрис, это ты?

– Тут тебя дожидается кое-кто получше Рубриса, – прозвучало в ответ. – Получай-ка, Эль-Кид! – И в тот же момент ночь разорвал грохот ружейного залпа.

Он визга пуль Кид пришел в ярость; пришпорив коня, он послал его вперед, прямо на многочисленные вспышки выстрелов, выдававших местонахождение противника.

Ухватив Эль-Капитана за поводья, Роблес завернул его назад.

– Давайте сюда! – крикнул он. – Они нас пока еще не поймали!

И он бросился вниз в лощину Эль-Сиркуло. За ним последовали остальные. Слева и справа по ним палили жандармы, но если бы им удалось на полном скаку взобраться на противоположный гребень холмов и, положившись на своих коней, пробить брешь в цепи неприятеля, то они были бы спасены.

Прорвавшись сквозь цепкий кустарник на дне лощины, они взлетели почти на самый гребень, с которого было рукой подать до безопасного места, когда услышали, как кто-то спокойно распевает прямо впереди них. Кид сразу узнал голос Бенито Халиски.

И вслед за этим вершины холмов озарились вспышками выстрелов. Беглецы остановились, словно перед ними возникла скала. Кид увидел, как двое его всадников упали с коней. Эль-Капитан, не дожидаясь приказаний, круто развернулся и поскакал назад, в лощину. Оказавшись внизу, Кид бросился на землю и потянул жеребца за собой. Теперь они лежали на самом дне лощины, где наметенные вокруг песчаные барханы создавали небольшое укрытие. Туда же скатились и двое оставшихся в живых товарищей Кида.

Надежды на спасение не оставалось. Эль-Кид и его спутники оказались в огненном котле ружейных залпов. Куда ни кинь, везде по гребням холмов мелькали вспышки выстрелов; в непрерывной линии огня не было ни единого просвета.

– Ороско, это ты? – окликнул Кид.

– Я, сеньор.

– И ты здесь, Вильяхен?

– Да, сеньор.

– А Роблес с Колоньясом уже, наверно, в аду, – заметил Ороско. – Ну ничего, они ненамного опередили нас. Пока ребята отыщут дорогу, мы их догоним… Сеньор, у вас есть бренди?

– Есть, ты что, ранен?

– Так… плечо царапнуло. Пустяки.

Кид достал полную фляжку и отвинтил колпачок. Ороско не спеша поднял ее и сделал несколько глотков; на металлических боках фляжки тускло отражались звезды. И тут же с десяток пуль, взметнув фонтанчики пыли, зарылись в песок. Но Ороско, не обращая на них внимания, спокойно закончил пить.

Тем временем Кид достал из седельной кобуры винчестер и принялся целиться в пляшущие огоньки выстрелов. Позади себя он услышал тяжелый хруст удара, словно кто-то стукнул топором по сырой древесине.

– Что это? – встрепенулся Монтана.

– Это мой конь. Ему угодило в голову, – спокойно ответил Вильяхен. – Так что теперь, Ороско, тебе придется украсть для меня другого коня – получше.

– Когда наступит рассвет, у нас будет кое-что почище коней – крылья, чтобы отправиться на небеса, – отозвался Ороско. – Боже милостивый! Что же они так бестолково расходуют патроны!

Кид нажал на спусковой крючок. И тут же, перекрывая грохот ружей, раздался пронзительный вскрик, прервавшийся на высокой ноте.

Монтана не мешкая послал вторую пулю по мигающему огоньку, в ответ снова послышался громкий вопль.

Кид засмеялся.

– Эти идиоты палят с колена, а то и стоя в полный рост, – заметил он. – Теперь им придется залечь и дать нам немного передохнуть. А то эти псы хотят, чтобы мы не спали в нашу последнюю ночь!

– Дайте мне тоже бренди, – попросил Вильяхен. – Ух ты! Обожаю, когда мне жжет горло! Если у человека есть хорошее бренди, ружье и по кому целиться, то зачем ему беспокоиться, когда он умрет?

– Надеюсь, что одного-то вы уложили наверняка, сеньор, – проговорил Ороско. – Не то утром, когда мы отправимся в наше последнее путешествие, нам будет скучно без приятной компании. И если…

Ороско внезапно замолчал. Послышался звук, будто он хлопнул в ладоши, но Кид знал, что это такое, – ему не раз доводилось слышать, как входит в тело пуля.

Ороско поднялся.

– Сядь сейчас же! – велел ему Кид. – Куда тебя ранило?

– В живот, – прошептал он. – Прощайте, друзья!

– Тогда прощай! – отозвался Кид.

И Ороско пошел вперед, волоча за собой ружье. Вскоре они потеряли из виду его силуэт, медленно поднимавшийся вверх по склону.

Потом, где-то на середине холма, послышалась стрельба.

– Он почувствовал, что умирает, и открыл огонь, – сказал Вильяхен. – Он герой, наш Ороско!

Внезапно ружейные залпы загромыхали с новой силой. Пули больше не летели туда, где прятались Эль-Кид и Вильяхен, потому что жандармы сосредоточили весь свой огонь на середине холма, в той его части, где сейчас находился Ороско.

Затем огонь Ороско переместился выше, значительно ближе к вершине.

– Смотрите! – воскликнул Вильяхен. – Он ползет все выше и не перестает стрелять. В нем теперь не меньше дюжины пуль… Все, он замолк… Он больше не двигается… О Господи! Господи! Какого человека убили!

Кид ничего не сказал. Слизнув с губ пыль, он прицелился в направлении очередной вспышки, нажал на спуск. И снова в ответ закричали от боли. Стрелявший в противоположную сторону Вильяхен спросил:

– Сеньор, как вам удается попадать в этих чертовых жандармов?

– А я как кошка, – пояснил Кид, – вижу в темноте. Ты целься пониже… Еще ниже, Вильяхен. Пуля пройдет сквозь песок.

– С них достаточно, – заметил Вильяхен. – Они прекратили стрельбу, будут дожидаться утра. Ну что ж, до утра мы подберем себе еще парочку партнеров для танца, верно, сеньор?

– Точно, мы заставим кое-кого из них поплясать!

– Слава Богу, что перед тем, как отправиться в мир иной, Ороско успел промочить горло, – произнес Вильяхен.

Однако жандармы прекратили огонь не только из-за метких выстрелов Кида. Возникла еще одна немаловажная причина – занятых стрельбой людей Халиски оторвали от дела довольно необычным образом. Из темноты, словно из ниоткуда, возникла огромная фигура в развевающемся, похожем на женское платье одеянии. Человек этот приближался широким, размашистым шагом, опираясь на тяжеленный посох, который крепко сжимал в руке.

– Кто идет? – окликнул странную фигуру один из жандармов.

– Брат Паскуаль, – ответил великан.

– Ну, брат, вы же видите, что сюда нет пути. Шли бы стороной, чтобы ненароком не угодить под пули.

– А кто там так громко стонет? – поинтересовался монах.

– Да тут один раненый, Гисберт. Пуля угодила ему ниже ключицы и пробила легкое.

– Бедолага! Он умирает?

– Да, брат.

– Может, мне поговорить с ним?

– Если хотите. Эй, Гисберт! Тут пришел брат Паскуаль!

Монах подошел к умирающему, опустился на колени и сел на песок, опершись задом на пятки.

– Гисберт, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой?

– Не надо, брат Паскуаль. Лучше возьмите меня за руку. Моя жизнь на исходе… Что поделаешь… Вот так лучше. О Господи! Как все-таки странно, что такая безделица, как маленькая пулька, может отнять у человека самое дорогое – жизнь!

– Да, это странно, Гисберт!

– Сдается мне, что мы заманили Эль-Кида в ловушку обманом. И вот Господь разгневался на нас, теперь кое-кому из ребят придется расплачиваться за это жизнью.

– Конечно, вы обманули его. Однако позволь мне помолиться за тебя, Гисберт.

– Потом, брат. Ох, как больно! Брат Паскуаль, если будете молиться за меня, не забудьте упомянуть мое имя перед всеми святыми. А то сегодня погибнет столько героев, что несчастного Гисберта и не заметят. Да и кто станет обращать внимание на меня, когда этот бренный мир оставит душа самого Эль-Кида? Но вы, брат мой, если будете повторять мое имя… повторять… мое имя…

У несчастного началась агония.

Тогда монах громовым голосом воскликнул:

– Покайся, Гисберт! Доверься Отцу Небесному! Покайся! Верь и надейся!

Охваченный душевными муками, не менее жестокими, чем страдания умирающего, брат Паскуаль подхватил его на руки и высоко поднял.

Гисберт замолк. Словно ребенок, он покоился в огромных ручищах монаха.

– Ну вот! – прошептал. – Я уже среди звезд. Кто бы мог подумать, что бедняга Гисберт удостоится подобной чести? Кто мог ожидать…

Голова жандарма откинулась назад, и монах опустил тело на землю.

– Он умер? – спросил другой жандарм.

– Да, – не вставая с колен, ответил монах.

– Нам никак не обойтись без жертв, – сказал жандарм. – От этого никуда не деться. Но тем, кто останется в живых, будет что вспомнить. Ведь нам посчастливится увидеть мертвым самого Эль-Кида… А такое не забывается, верно?

На что монах заявил:

– Я собираюсь спуститься в лощину, если вы пропустите меня.

– Но как вы можете идти туда, брат? Остаток ночи мы будем постреливать время от времени, чтобы не дать им расслабиться.

– И все же я должен выполнить волю моего Отца Небесного, – настаивал брат Паскуаль. – Поэтому должен спуститься в лощину… Со мной хочет пойти еще один человек.

– Кто это?

– Хулио Меркадо.

– Он что, сошел с ума? Неужто ему не терпится по собственной воле погибнуть собачьей смертью?

– Он хочет умереть рядом со своим господином.

– Подумать только! – воскликнул жандарм. – А где Халиска? Халиска! Эй, сержант!

Подошел Бенито Халиска. Ему передали необычную просьбу монаха и Хулио Меркадо. Стрельба к тому времени совсем стихла.

– Если Меркадо спустится в лощину, то обратно живым ему уже не выбраться, – заключил Халиска. – Он знает об этом?

– Да, знает, – кивнул монах.

– И вы сказали ему, что одобряете его намерение? – поинтересовался сержант.

– Я усердно молил Господа. Но не получил от него точных указаний на этот счет. Однако, когда спросил, следует ли человеку умирать рядом с другом, мне показалось, что небеса шепнули: «Да». Поэтому я не стал отговаривать Меркадо.

– Ну что же, нам меньше забот, – отмахнулся Халиска. – По мне, так пусть все преступники Мексики соберутся в эту ловушку. С первыми лучами солнца мы ее захлопнем. Однако вы, брат Паскуаль, можете вернуться обратно в любой момент. Мы не станем стрелять до самого утра – а до него осталось не так уж много времени. Только постарайтесь выйти оттуда, покуда не взойдет солнце.

– Хулио! Хулио Меркадо! – громовым голосом позвал монах.

Из темноты к ним медленно приблизился одинокий всадник.

– Так это ты Меркадо? – обратился к нему Халиска. – Ты знаешь, что если сейчас спустишься в лощину, то живым не вернешься?

– Сеньор, – отозвался пеон, – я делаю то, что велит мне сердце. И если погибну, на то воля Господа.

– Да ты говоришь как настоящий священник, а не как беглый пеон и презренный преступник, – удивился сержант. – Ладно, убирайтесь с моих глаз долой, оба. Идите на все четыре стороны. Однако готов поклясться, что Эль-Кид околдовал своих друзей, раз они готовы с радостью умереть за него.

Глава 31

Дон Томас чувствовал себя настолько счастливым, что был не в состоянии усидеть на месте. То и дело вскакивая, он принимался мерить шагами комнату.

Его мало расстраивало то, что в эту ночь из поместья увели огромный гурт скота, стоимостью не в одну тысячу песо. Точно так же он не горевал по поводу разграбленных драгоценностей дочери. Единственное, что имело для него теперь значение, так это то, что Доротея, целая и невредимая, снова была с ним, а все трое ненавистных ему врагов находились на волосок от смерти.

Не в силах сдерживаться, он обратился к дону Эмилиано:

– Вот видишь, Эмилиано, фортуна в конце концов всегда поворачивается лицом к Леррасам. Да, я, конечно, кое-что потерял. Но что из этого? Что значат деньги по сравнению со славой?

– Славой? – выкатив удивленно глаза и расстегивая воротничок сорочки, переспросил дон Эмилиано. – Вы сказали, славой, дон Томас?

– Ну да! – воскликнул Леррас. – А как вы еще назовете это? Столкнуться лицом к лицу с двумя самыми отъявленными в Мексике головорезами и лишь благодаря собственному уму и твердости остановить их и уничтожить? Разве это не славное деяние, друг мой? Не показывает ли это всему городу, что даже у пожилых представителей рода Леррасов кровь в жилах горячей и благородней, чем у простых смертных?

Дон Эмилиано смущенно кивнул.

– Даже самый последний из оборванцев на улице, – продолжал дон Томас, – да чего там говорить! – каждая голодная собака в городе должны знать, что Леррасы стали еще сильнее духом и плотью, чем были прежде.

– Люди говорят, – осторожно подбирая слова, начал Лопес, – что идти против Лерраса смертельно опасно.

– И не без основания, – подтвердил дон Томас. – Весь мир должен знать об этом.

– Однако идет молва, будто бы вы сначала дали обещание, а потом нарушили свое слово, сеньор.

– Обещание! Обещание? – воскликнул дон Томас. – О Господи! Неужели кто-то может всерьез полагать, что кабальеро из старого кастильского рода должен держать слово, данное бандиту-гринго, человеку без рода и племени? Неужели я настолько глуп, чтобы выполнить такое обещание?

– Совершенно согласен с вами, сеньор, – задумчиво потирая подбородок, кивнул дон Эмилиано. – У простолюдинов всегда не хватало мозгов.

– Да у них их и вовсе нет! Что они там болтают?

– Что если Эль-Кид погибнет, его смерть ляжет позорным пятном на имя Леррас, сеньор.

– Господи помилуй, Эмилиано! Мне кажется, ты думаешь так же, как эти грязные пеоны!

– Я, сеньор? Нет, конечно нет! Как я могу сомневаться в мудрости ваших поступков? И если вам нет дела до этих кривотолков, то к чему мне беспокоиться?

– Действительно, к чему? – повторил дон Томас. – Передай Доротее, что она может спуститься ко мне. Я готов выслушать ее злоключения.

Вошла Доротея и, улыбнувшись отцу, оперлась кончиками пальцев о стол.

– Ну что ж, доченька, – обратился к ней Леррас, – поведай мне обо всем.

– Лучше утром, отец, когда я вымоюсь раза три, чтобы почувствовать себя снова чистой.

– Вот собаки! Неужели посмели прикоснуться к тебе?

– Нет. По крайней мере, не руками.

– Ну что ж, можно подождать и до утра. Ты устала?

– Смертельно! Прямо засыпаю на ходу!

– Бедное мое дитя! Однако помни, что теперь они за все заплатят. Утром ты увидишь, как умрут Тонио и Рубрис. А с первыми лучами света падет и Эль-Кид… В чем дело, Доротея?

– Ни в чем. Просто зеваю, – отозвалась девушка. – Я слишком устала для разговоров, отец.

– Пошлю слуг, чтобы они занялись танцовщицей…

– Не надо. Она скоро уйдет отсюда. Она нам не опасна. Думаю, Розита собирается присоединиться к празднеству. Ты слышишь, как они веселятся?

Казалось, весь город высыпал на улицы, стремясь во что бы то ни стало превратить ночь в день. На улицах звучала музыка, люди танцевали, ночной воздух сотрясали аккорды гитар и более нежные звуки, извлекаемые из мандолин.

– Это народ празднует очередную победу Лерраса, – самодовольно произнес дон Томас.

– Победу? – переспросила девушка. – Ах да, конечно. А Эль-Кид? Ты уверен, что его еще не убили?

– Произошло нечто странное. Один монах, по имени брат Паскуаль – эдакий великан, настоящая гора мяса без всяких мозгов, – спустился в лощину Эль-Сиркуло, чтобы переговорить с Эль-Кидом, а за ним увязался… Кто бы, ты думала?

– Откуда же мне знать? Кто-нибудь из друзей?

– Тот самый ничтожный пеон, с которого и начались вся эти неприятности. Тот самый предатель Хулио Меркадо.

– Ах… я помню.

– Так вот, он пожелал погибнуть вместе с Эль-Кидом. Какое безумие самому лезть в ловушку, из которой ему уже не выйти живым! Несчастное, безмозглое создание!

– Или своего рода герой, – возразила девушка.

– Герой? – в негодовании воскликнул дон Томас. – Пеон – и герой? Да как ты можешь ставить рядом два этих слова?

– Извини, я пошутила.

Доротея пожелала отцу спокойной ночи и вернулась в отведенную ей комнату.

Там она застала Розиту, лежащую ничком на постели. Волосы танцовщицы разметались, крепко сцепленные руки не шевелились.

Доротея подошла к ней, взяла со стола стакан воды и завернутый в тонкую бумагу порошок.

– Выпей это, Розита. После него ты будешь хорошо спать.

– Не трогайте меня, – попросила та. – Прикосновение любого из рода Леррасов несет в себе проклятие.

Доротея спокойно отступила назад:

– Тебе нужно поспать, Розита. Знаешь, когда надвигаются несчастья, то лучше их встретить со свежими силами…

– Но он мертв! – воскликнула танцовщица. – О Господи! Мне кажется, что эти пули вонзились в мое тело!

– Нет, он еще жив, – успокоила ее Доротея. – К нему в лощину спустились брат Паскуаль и Хулио Меркадо.

Розита проворно вскочила с постели:

– Это правда? Оба? Благослови их Господь за их мужество!

– Вот видишь, пока ничего не должно случиться, и ты можешь спокойно поспать… Это очень сильный порошок. Через пять минут уже не сможешь раскрыть глаз. Я видела, как он действует.

– Зачем вы пытаетесь меня усыпить? – полюбопытствовала Розита. – Ведь не пройдет и пяти минут после восхода солнца, как и его не будет в живых!

– Странная вещь, – проговорила Доротея, – как в минуту опасности уличную танцовщицу подводит ее низкое происхождение!

Оскорбленная этим замечанием, Розита взвилась, будто от удара кнута. Даже скорбь не могла помешать ее гневу.

Доротея спокойно наблюдала за ней.

– А мне казалось, что раз мы любим одного человека, то должны быть сделаны из одного теста.

Наконец весь смысл сказанного дошел до Розиты. Гнев в ее глазах потух, теперь в них читалось удивление и испуг.

– Неужели, Доротея? Неужели и вы? – пробормотала она. – Мне казалось, вы просто забавлялись…

Доротея Леррас улыбнулась:

– Ну да, мы соперницы и должны ненавидеть друг друга. Но это потом. А сейчас мы должны попытаться ему помочь.

– Помочь? – переспросила Розита. – Помочь ему? Вы и я? Мы вместе? Даже Рубрис и Тонио не смогли бы помочь ему сейчас. К тому же они в тюрьме! Что же можем сделать мы с вами?

– Ну, – протянула Доротея, – я и сама пока не знаю. Возможно, последовать примеру брата Паскуаля и Хулио Меркадо.

Доротея говорила так спокойно, что Розита удивленно посмотрела на нее. В этот самый момент дон Томас постучал в дверь и распахнул ее:

– Доротея, ты еще не легла? Можно нам войти? Я хочу, чтобы ты сама услышала последние новости от нашего отважного друга, славного Бенито Халиски. Он поведает тебе, как идет осада этого негодяя, который осмелился похитить тебя. Послушай, что ждет Эль-Кида через пару часов.

– Сволочь… Кровосос, – прошептала Розита.

Но тут Доротея воскликнула:

– Ну конечно, пусть войдет! Я горю от нетерпения послушать его!

В дверном проеме появился сержант Бенито Халиска; слегка согнув колени, он трижды быстро поклонился. Затем вошел в комнату, потупив взор, чтобы было не так заметно, как он сияет от удовольствия быть принятым в покое дамы из великого рода Леррасов.

Сержант походил на пьяного. Глаза налились кровью, лицо было каким-то помятым и осунувшимся, он тяжело дышал, а его голос совсем осип. Но не вино вскружило ему голову, а эйфория предвкушения близкой победы.

– Отважный сержант Халиска, – начала Доротея, выходя в центр комнаты, в то время как застывшая от ужаса Розита замерла на месте. – Вы сейчас совершаете подвиг, который навсегда покроет вас славой. Истинное удовольствие видеть вас, сеньор! Возьмите стул и садитесь. Вот сюда. Вы весь в дорожной пыли, вам просто необходимо промочить горло. Я принесу вам вина.

– Молодец Доротея, очень хорошо! – похвалил ее отец. – Каждый из рода Леррасов должен знать, как чествовать отвагу. Не важно чью…

Доротея подошла к столику, на котором в чаше с водой охлаждалась фляга вина. Наливая его в большой фужер, приговаривала через плечо:

– Но сержант Халиска не просто отважен. Вы только подумайте, что он совершил! Подумайте, как он умен, – притворился, что готов отпустить Рубриса, а сам захватил его обратно и тем самым освободил меня без всякого выкупа! Думаю, я никогда не слыхала о более хитроумном поступке!

Халиска громко засмеялся. Он и в самом деле был пьян от радости. Подумать только, его отметил сам великий Леррас! Ему улыбалась, ему говорила лестные слова женщина из рода Леррасов!

– Каждый старается в меру своих способностей… Ну и удача, конечно, – хрипло выдохнул он. – Но теперь Эль-Кид в ловушке… А я пью за вас, сеньорита… Пью до дна!

Дон Томас стоял рядом с героем, как бы осеняя его своим величием. Улыбка Доротеи становилась все обворожительней, ее голубые глаза сияли небесной голубизной.

– А рано утром, – заявил сержант, – я поставлю Рубриса и Тонио к тюремной стене и сам возьму в руки ружье. Это, сеньорита, для начала. Видите, вот они, ключи от тюрьмы, всегда со мной. Все надежно заперто. А утром эти двое умрут. Если хотите, можете присутствовать.

– Вы настоящий герой, сержант Халиска! – снова воскликнула Доротея. – Конечно же я хочу видеть, как умрут эти мерзавцы. А вас произведут в капитаны. Нет, сразу в полковники!

– Ну что вы, что вы, сеньорита, – смущенно забормотал сержант. – Это уж слишком.

– Вам нужно выпить еще вина, – заявила Доротея.

– Я уже достаточно выпил, сеньорита.

– Нет, нет, еще пару глотков. Какой же вы полковник, если вам достаточно одного-единственного бокала? Так не пойдет, полковник Халиска.

Доротея снова наполнила вином бокал, но на этот раз ухитрилась подсыпать в него пару маленьких пакетиков. Тонкий порошок моментально растворился, не оставив ни малейшего следа, разве что в вине появилось чуть больше пузырьков.

– Итак, полковник, – продолжала щебетать девушка, – выпейте еще. За смерть Эль-Кида! Сколько новых песен будет сложено о ваших подвигах! Как народ будет воспевать полковника Халиску! А потом вы станете генералом! Вы будете командовать целой армией!

Закатив глаза от неземного блаженства, Халиска осушил второй бокал.

– На самом деле, – объяснил дон Томас дочери, – у Эль-Кида не осталось ни малейшего шанса. Можно считать, что с ним покончено. Лишь только рассветет…

– Кажется, я засыпаю, – вдруг зевнул Халиска. – Прошу прощения, сеньор, нельзя ли мне прилечь на…

– Мой храбрый Халиска! – воскликнул дон Томас. – Как раз напротив есть свободная комната. Идемте, мой друг. Ах, подумать только – за одну ночь всех троих… всех троих – одним разом! И не думайте, что я смогу забыть такое. И сам не забуду, и своим друзьям в столице не дам позабыть о вас. Вас непременно ждет повышение! Сюда, полковник!

И дон Томас вывел Халиску в коридор.