Текст книги "Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3"

Вечером, после девяти, дверь камеры открылась, и на пороге появился невысокий и плохо пахнущий мужичок в резиновых тапочках, тренировочных штанах, в тельняшке и с «машкой»8888
  скрутка из матраса, одеяла, подушки и постельных принадлежностей


[Закрыть]под левой подмышкой. Он поздоровался, представился и спросил разрешения войти в светлую «хату» на воровском ходу. Звали его Денис Сергеевич Приходько.

Перевели его в 288-ую с «кичи», где он провёл пять суток. До этого он сидел в 221-ой пока, в камере не провели шмон и не нашли в его постели сим-карту. Он, естественно, ни сном ни духом – понятия не имеет, откуда она там взялась – сотового телефона в их камере никогда не было. Но в этот же день Приходько отправили в ШИЗО.

Выслушав подробный рассказ штрафника, Иваныч подытожил:

– Спецом к нам кинули, как предупреждение, мол, ещё раз – и тоже поедете в изолятор…

– Помыться бы вам, любезный! – обратился к Денису Валера. – А то возле вас дышится, как на Медеу8989
  высокогорный спортивный комплекс, расположенный в высокогорном урочище Медеу на высоте 1691 метр над уровнем моря, вблизи «южной столицы» Казахстана – Алма-Аты


[Закрыть].

Приходько с удовольствием согласился и, расстелив скрутку на свободной шконке, разделся до трусов и принялся плескаться в раковине. Тщательно помыв с шампунем, полученным от Валеры в долг, голову и плечи, он поочерёдно занёс ноги в раковину и так же тщательно их вымыл. После водной процедуры, как следует, вытерся принесённым с собой полотенцем и вымыл за собой раковину и пол, после чего счастливый спросил разрешения лечь на свою шконку.

– Поймите, я пять суток на ногах. Возраст уже не тот. Очень хочется полежать и выспаться.

– Конечно, ложись! – тоном руководителя разрешил Иваныч. – А тебе сколько лет-то полных, Сергеевич?

– Пятьдесят пять! – поднимаясь на свою пальму, похвастался Денис.

– А что, там на киче нельзя ложиться? – спросил удивлённо Гриша.

– Почему же, можно, но только с 21 до пяти утра. Я так рано заснуть не могу без таблеток. Вот и мучаюсь до часа ночи. В пять приходит дежурный, пристегивает шконку к стене и оставляет только малюсенький стульчик, на котором лишь половина попы умещается, и такой же крошечный столик. Если ляжешь на пол или заснёшь сидя за столом, сразу же стучат в дверь и требуют встать. И потом: кровать такая жёсткая, а матрас такой тоненький, что спать больно. Зато кормят усиленно, лучше, чем в камере. Но очень холодно.

– Ты давно сидишь-то? – включился в расспрос Валера.

– Три месяца уже. Как в начале августа закрыли, так на Бэ-эСе и сижу.

– А что за беда-то у тебя, Сергеевич? – продолжил Валера.

– Так мошенничество с недвижимостью в особо крупном размере, – с гордостью и некими нотками важности в голосе ответил Приходько.

– Ты уж прости меня, Денис, но, при всем уважении к тебе и твоему возрасту, ты никак на мошенника, а тем более с недвижимостью, да ещё и в особо крупном размере не тянешь, – веселясь и задорно забрасывая в рот орешки, высказался Чурбанов.

– Вот и я ментам то же самое говорил! – рисуясь перед новыми сокамерниками, залепетал Денис. – Какой из меня преступник?! Я сам жертва обстоятельств.

– Сергеич, не томи! – включившись в беседу, полюбопытствовал Григорий. – Рассказывай, жертва, со всеми подробностями за что тебя посадили. Может, мы тебе каким советом и поможем.

– Ну, так я и говорю, за квартиру свою родную, от мамки с папкой мне доставшуюся, я здесь и чалюсь. Хорошая уж больно квартирка-то, трёхкомнатная, с двумя балконами, прямо рядом с Савеловским вокзалом. Но так расположена хитро, что ни поездов не слышно, ни шума дороги. Ремонт там справил недавно совсем…

– Про квартиру ясно всё, – прервал его Иваныч. – Ты про делюгу рассказывай!

– Про делюгу, значит, про делюгу, – загнусавил Приходько и продолжил. – Завелась у меня в начале этого года сожительница. Ничего так бабёнка – ладненькая, нескандальная. Кормила меня и водки подливала, не скупясь, ну и сама, конечно, со мной не ленилась выпивать. В общем, жили душа в душу…

– Сергеич, а ты женат-то был когда-нибудь? – снова влез в повествование квартирного мошенника Гриша, предугадывая дальнейшее развитие событий. – Родственники-то у тебя есть какие-нибудь?

– Да на кой мне эта жена?! Одни проблемы с этими женщинами. Не был я никогда женатым и не собираюсь, а все мои родственники на Митинском кладбище лежат, меня дожидаются.

– Рассказывай дальше, рассказывай! – веселясь ещё сильнее, сказал Валера.

– Ну так вот, жили мы, не тужили, как вдруг в конце июля приходит моя разлюбезная и говорит, что продала мою квартиру и что у меня трое суток на то, чтобы съехать и освободить жилплощадь. Я ей говорю, куда ж я съеду, если это моя единственная квартира? Она мне – ничего не знаю, выметайся. Я дождался, когда она уйдёт, и к соседу. Он у меня шибко образованный по юридической части. Рассказал ему, что и как. Вот он мне и посоветовал в ментовку пойти и заявление написать, а до этого мы с ним вместе съездили в регистрационную палату и подали заявление об отмене сделки купли-продажи.

– А бумаги по сделке купли-продажи квартиры в регпалату сожительница твоя подала по доверенности от тебя? – поинтересовался Гриша.

– Выходит, что так!

– А доверенность-то как ты ей подписал? Не читая, что ли?

– Пьяный, наверное, был, не помню совсем. Приезжал к нам мужик какой-то солидный с портфелем. Всё бумажки мне какие-то давал на подпись. Может, он и был нотариус.

– Ну, а менты чего? – еле сдерживаясь от смеха, спросил Чурбанов.

– А что менты?! В дежурке меня выслушали и отправили к капитану Миронову, который сперва меня допросил как свидетеля, а потом пообещал наказать виноватых и взял телефон Люськи—стервы. А через три дня пришёл ко мне домой вместе с Люськой и арестовал, надев наручники.

В суде Савеловском следачка молоденькая сказала, что я, обладая злым умыслом, взял деньги за проданную мной квартиру у потерпевшей, которой, как на грех, оказалась как раз Люська, а потом пошёл и отменил сделку, не вернув деньги потерпевшей, тем самым всех обманул и решил ещё ввести в заблуждение органы дознания. Я спросил, конечно, судью, где же тогда деньги за мою квартиру, я бы их вернул тогда, если бы знал, где они. Так она мне ответила, что место нахождения денег для суда неважно и, что, скорее всего, я их уже все прокутил и пропил. Прикиньте, там же мильоны!!! Как их можно пропить так быстро?!

– Люська твоя с Мироновым либо уже была в сговоре, когда знакомилась с тобой, либо вступила в сговор, когда ты заявление ему накатал, – подытожил немало повидавший в жизни Иваныч. – Теперь они тебя тут держать будут, пока ты им сам квартиру официально не отпишешь.

– Вот! То же самое мне наш бутырский опер Володя сказал, – подтвердил слова Степанова Денис. – Он сегодня, когда меня с кичи освобождал, долго со мной разговаривал. Рассказал, что знает этого Миронова и Люську мою тоже знает, что они давно на этой теме сидят и не одного меня на квартиру развели. Этот мент савеловский специально подыскивает одиноких с квартирами и подсылает к ним свою напарницу, которая спаивает нашего брата и потом своего нотариуса привозят и обтяпывают дельце. А дальше дело техники. Это мне ещё повезло– могли напоить какой-нибудь барбитурой и выкинуть пьяным за городом, где бы я загнулся окончательно.

– И предложил наш Володенька наверняка тебе помощь? – уже не смеясь, предположил Валера.

– Да, точно! Он предложил мне помочь выйти отсюда за половину квартиры. А мне-то одному куда трёхкомнатная?! Я вполне в однушке до конца жизни смогу перекантоваться, заодно не буду провоцировать мошенниц всяких с мошенниками.

– Молодец Вова!!! – с восторгом произнёс Иваныч. – За всё берется, на всём зарабатывает.

– А как он обещал тебе помочь? – поинтересовался Гриша.

– Я не очень-то понял, если честно. Он говорил, что скоро приведёт ко мне нотариуса, в присутствии которого я дам доверенность знакомому ему юристу на ведение моего дела. После этого он сделает всё от него зависящее, чтобы меня освободили и вернули квартиру, которую мы вместе с ним продадим и поделим деньги.

– И ты согласился? – в один голос спросили Гриша и Валера и улыбнулись друг другу.

– Конечно, согласился! Он же меня освободить обещал, да и целую половину от квартиры отдать.

– Ладно! Спать давайте! – обрубил общение сокамерников Иваныч, пресекая обсуждение обмана со стороны опера Володи, которое ни в коем случае нельзя было допустить, дабы не навлечь на себя гнев сильного мира сего.

На следующий день наивного бытового пьяницу перевели в другую камеру, к наркоманам, подальше от образованных и юридически подкованных мошенников – от греха, чтобы они своими умными советами не сорвали планы находчивого опера. Камера два-восемь-восемь осиротела на одного сидельца почти на неделю. Гриша по совету Валеры переехал на место Саши Ткаченко поближе к окну, потому что после того, как на централе в конце октября включили отопление в камере, на прежнем месте стало жарковато. Иногда ребята спали даже с приоткрытой форточкой, а днём ходили в шортах и футболках.

Дни тянулись, как обычно, долго. Валера с Гришей ждали, когда опер решится на непосредственный контакт для закрытия денежного вопроса. Иваныч скучал в ожидании начала судебного процесса, заседание которого было назначено на первые числа декабря. Через три дня после прощания с Денисом Приходько по «дороге» вечером пришла ТР, и жизнь в «хате» снова заиграла цветными красками. Снова возобновилось общение с родными и близкими, снова разыгрались эмоции, и проснулся интерес к жизни.

6 ноября 2014 года в 11 часов открывший дверь камеры выводной потребовал Тополева «налегке». Гриша знал, что сегодня адвокат точно не должен был прийти, а свидания он ни с кем не требовал, поэтому с искренним любопытством спросил сотрудника: куда и кто его вызывает, тем более этого дежурного по этажу они всей хатой хорошо знали и поддерживали коммерческие отношения. Но тот наотрез отказался раскрывать конечный пункт их похода.

По известному уже маршруту Григорий пересёк половину тюремного замка и оказался в адвокатском корпусе. Только на этот раз его провели чуть дальше камер сборки, прямо по светлому коридору, где они повернули направо и уткнулись в небольшую пластиковую дверь. Там был ещё один длинный коридор с открытыми маленькими комнатами по обе стороны, в которых находились кабинеты оперативного и режимного составов следственного изолятора.

В пятой по счёту комнате сидел за небольшим деревянным столом, сделанным ещё при Советском Союзе, знакомый Грише оперативник Владимир Клименко. Выводной постучал в открытую дверь и завёл Тополева.

– Вы свободны! – тихо скомандовал капитан охраннику, который незамедлительно покинул ненавистный ему коридор, где его самого неоднократно допрашивали по поводу появления на вверенном ему продоле различных «запретов». – Присаживайся, – так же тихо предложил Клименко, указывая Григорию на единственный стул в его комнате.

– Доброе утро! – тоже тихо поздоровался Тополев.

– Привет! – уже более громко произнёс Владимир и, не поднимая глаз, продолжил что-то писать в своем блокноте, дожидаясь, что приглашённый сам начнёт разговор.

Гриша тем временем, воспользовавшись паузой, с любопытством изучал убранство оперской и пейзаж за окном, на котором тоже были внешние решётки, но не такие безобразные, как у них в камере. Комнатка была квадратов шесть, не больше. Кроме стола, кресла и стула в ней были ещё два чёрных шкафа для бумаг и для одежды. На полках стояли папки с отчётами за 12-ый и 13-ый годы. Вид из большого окна был привлекательным. Часть улицы, жилой дом, парковка автомобилей и прохожие напомнили о том, как хорошо на воле и как уже все обрыдло в тюрьме. Клименко первым нарушил молчание и начал разговор издалека.

– Ну, что, как дела?

– Хорошо.

– Как отношения с сокамерниками?

– Прекрасные. Товарищеские.

– Никто не беспокоит?

– Нет… А что? Кто-то должен беспокоить?

– Я не знаю. Тебе виднее, кому ты остался должен на свободе огромные деньжищи.

– Какие деньжищи? – недоуменно спросил Гриша и поёжился на стуле. – Кому должен?

– Фамилии Гинзбург, Тростанецкий тебе о чём-нибудь говорят? – посмотрев прямо в глаза Тополеву, снова тихо спросил опер.

– Да, говорят. Это мои знакомые.

– Ну так вот, эти твои знакомые по различным каналам вышли и на меня и на блатных и уверили, что ты должен им полмиллиона долларов. Якобы у них есть твоя расписка, и они хотят за определённый процент вытрясти эти деньги из тебя. Сам понимаешь, сумма немаленькая, поэтому интересантов в получении с тебя денег немало. Пока я, естественно, всех сдерживаю, но и от тебя тоже многое зависит.

– Они говорят, что у них есть расписка? – абсолютно спокойным и уверенным в себе голосом спросил Гриша.

– Говорят, что есть, – игриво ответил оперативник.

– Так пусть пришлют копию. Очень хочется на неё посмотреть перед тем, как вступать в какие-либо переговоры.

– Хорошо, – не ожидав такой реакции, согласился Володя. – Я попрошу их отправить фотку в «Вотсап»9090
  Телефонный мессенджер


[Закрыть].

– Да! Пусть присылают. А пока даже говорить не о чем.

– То есть ты хочешь сказать, что никакого долга нет, и эти господа, пользуясь твоим нахождением в тюрьме, пытаются тебя развести на бабло?

– Я хочу сказать, что хорошо знаю мошенников и ранее судимых Гинзбурга и Тростанецкого по кличке «Трост». Сам Игорь Гинзбург, проживающий в Израиле, должен мне и моей семье порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов, а его подельник «Трост», ранее работавший в моей компании советником по связи с преступным миром, всегда пытается поймать рыбёшку в мутной воде. Поэтому я очень хочу увидеть от этих господ любое подобие документа о моём долге, чтобы через вас подать заявление в правоохранительные органы о вымогательстве и угрозах причинения насилия.

– Уверен, что до этого не дойдёт, Григорий Викторович, тем более, что мы собираемся с вами поддерживать дружеские отношения и не допустим ничего подобного, – произнёс Владимир и ещё более тихо и заискивающе посмотрел в глаза Тополеву.

– По поводу наших с вами дружеских отношений… – также тихо, но жёстким тоном ответил Гриша. – Я готов рассматривать коммерческие отношения, но только лично с вами, без посредников, чрезмерных накруток и по «рыночным ценам». И только после данных вами моей жене гарантий. – Григорий взял лист бумаги и карандаш со стола, нарисовал единицу с шестью нулями и перечеркнул надпись крест накрест. Указал на это пальцем и произнёс. – Вот это я точно платить не буду! Пускай Валера дураков в другом месте ищет.

Клименко с большим интересом взглянул на Тополева и даже, приподняв брови и раскрыв пошире глаза, гукнул.

– Если вы сами готовы на контакт со мной или с моими родственниками, то вот вам телефон моей жены для связи.

Гриша на этом же листке написал номер Ларисы и подвинул его поближе к оперативнику. Володя открыл средний ящик стола и одним движением отправил туда бумажку с записями.

– Я надеюсь, всё, что мы с вами обсуждали останется между нами? – подытожил разговор оперативник. – Я провел с вами разъяснительную беседу на тему пребывания в следственном изоляторе и опросил вас насчёт поступившей мне оперативной информации.

– Договорились. Именно так я и расскажу в камере о нашей встрече.

Клименко поднял трубку стоявшего на его столе стационарного телефона и набрал четыре цифры. В трубке послышался доклад дежурного. Когда голос смолк, Владимир попросил забрать у него арестованного и отвести обратно в камеру. Ровно через минуту Гришу уже вели мимо адвокатских кабинок назад в тёмную пасть тюрьмы.

Разумеется, по возвращении не обошлось без подробных расспросов, особенно усердствовал Валера, который одновременно боялся и надеялся на эту встречу. Тополев, как и договаривался с Володей, отделался кратким описанием разговора. Однако подчеркнул, что не получил пока прямого ответа на своё предложение – передать деньги непосредственно оперу взамен на гарантии.

– Я оставил ему номер телефона Ларисы, – медленно сказал Григорий. – И, как я понял, он взял паузу на размышление. Поэтому, Валер, он может связаться и с Ириной, так что предупреди её вечером. Мяч теперь на его стороне, и нам с тобой только остаётся ждать.

Чурбанов был несказанно счастлив такому итогу встречи и даже не мог этого скрыть. Он ходил по камере, часто поправляя падающий на лоб чуб, задорно рассказывал, как ему видится их дальнейшее совместное проживание в «хате», как они вместе будут весело встречать Новый год и Рождество, как в тепле и комфорте проведут холодную зиму. А летом, проводив Иваныча в лагерь, вместе попробуют уйти под домашний арест.

Гришу тоже устраивало такое развитие событий. Конечно, он и не собирался платить оперу даже по 50 тысяч – столько стоит аренда хорошей двухкомнатной квартиры в Москве. Да и возможности такой, как оказалось в свете последних событий, у него не стало. На этой неделе Григорий уже отказался от походов в спортзал. Не хотел контактов с тамошними завсегдатаями, которые только и рассказывали о годах, проведённых в следственных изоляторах в борьбе с системой, об огромных «конских» сроках, которые получили их бывшие сокамерники, так же не признавшие своей вины, и о полном отсутствии презумпции невиновности в нашей правоохранительной системе.

Несомненно, ему хотелось как можно дольше продлить пребывание в уютной, по сравнению с общей, камере, но он уже был и морально, и физически готов к переводу и выделил себе ещё максимум неделю поморочить голову Валере, так, чисто для получения удовольствия от этого процесса.

Отказ от спортзала был связан не только с переходом в режим глобальной экономии, но в большей степени с подавленностью и чувством нарастающей тревоги после встреч с посетителями качалки. Тополев необъяснимым образом чувствовал, что путь борца с несправедливостью – не для него. Его совсем не прельщала перспектива длительного нахождения в СИЗО, связанная с затягиванием следственного процесса, отказом давать показания, поиском правды и борьбы с ветряными мельницами, чем занималось большинство незаконно, по их мнению, арестованных. Гриша почти сразу, оказавшись в заточении, понял, что систему побороть невозможно. И, как ему говорили умные и опытные люди, если тебя после ареста в суде отправили в следственный изолятор, а не домой в качестве подследственного, то тебе точно дадут срок. Но вот какой – зависит только от тебя самого и никак не от адвоката, какой бы сильный и опытный он ни был.

Поэтому в голове Григория созрел план действий, основанный на его текущем финансовом и морально-волевом состоянии. Основными его задачами было скорейшее завершение следствия, перевод дела в суд и проведение суда в одно заседание, желательно – с получением минимального срока. Условного, конечно. Для сокращения срока следственных действий необходимо было чистосердечное признание, которое он готов был сделать. Однако, по словам его адвоката, следователь Валерия никак не соглашалась на встречу с Романом. Поэтому Тополев решил написать заявление на имя Черноус с просьбой посетить его в СИЗО для снятия признательных показаний по делу и передать его не через Шахманова, а через администрацию тюрьмы. Признание тоже надо было хорошенько обдумать и желательно проговорить его со следачкой, чтобы были и овцы целы, и волки сыты. Вносить в протокол допроса рассказ о реальном раскладе по этому делу было бы роковой ошибкой – необходимо было придумать более-менее реальную историю, подходящую как для следствия, так и для Гриши. И для этого ему очень нужна была Валерия Черноус.

За месяц пребывания в камере Тополев почти наизусть выучил Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, набрался тюремного опыта, наслушался историй и сделал для себя печальный вывод: в случае доведения до суда настоящих обстоятельств его дела наличие подельников в лице Антона Животкова и Сергея Гнедкова, а также красотки Милены и подробного рассказа об обналичивании средств «Азимут-Гео» через компании Андрюши Южакова, то банальная статья «мошенничество» сразу же пополнится созданием преступного сообщества, неуплатой налогов и незаконной финансовой деятельностью. Всё это вкупе даст минимум лет пятнадцать строгого режима вместо ожидаемых двух общего.

Конечно, было бы приятно, что в этом случае в камере окажутся и теперь уже бывшие Гришины друзья. Но ради сомнительного удовольствия тратить далеко не лишние 13 лет своей жизни совсем не хотелось. Поэтому, несмотря на подлость Антона, приходилось оставлять его в тени преступления, выдумывать новые обстоятельства и, конечно, брать всю вину только на себя.

Приняв окончательное решение, Тополев вырвал из тетрадки листок и написал первое заявление на имя своего следователя, которое на следующий же день передал дежурному на утренней проверке. Валера с Иванычем, естественно, расспрашивали его об этой бумажке, на что Гриша отшутился, сказав, что соскучился по красивым женщинам и поэтому хочет повидаться со своей следачкой.

В этот же день после вечернего созвона с родными Чурбанов поднял вопрос выплаты миллиона рублей ребром, заявив, что опер Володя созванивался сегодня с его женой и просил назвать окончательный срок оплаты проживания в их «хате». Гриша также, поговорив с женой, получил информацию, что сегодня был разговор по телефону и наши требования о передаче денег из рук в руки Клименко отвергнуты.

– Валера, я, как и прежде, настаиваю на личной встрече Ларисы с Володей. Только в этом случае я готов платить за своё нахождение на Бэ-эС, – тёердо и безапелляционно заявил Гриша.

– Ты же знаешь, что это невозможно! – возмущённо, с надрывом сказал Чурбанов. – Он боится встречаться с кем-либо кроме Ирины, поэтому необходимо срочно, в течение ближайших двух-трёх дней передать деньги.

– Почему же? Выход всегда есть. Просто решение может оказаться непростым. Например, при передаче денег вдруг неожиданно окажутся оперативные сотрудники, проезжавшие мимо, и задержат двух симпатичных дам с крупной суммой денег. И я не уверен, что кто-нибудь из этих дам под нажимом не расскажет о реальном предназначении этой суммы.

Или вот тебе другая ситуация: Ирина получает завтра деньги, отдаёт их Володе, а тот берёт и нарушает данные им обязательства. В этот же день, поверь мне, к ней приедут очень неприятные люди – знакомые Ларисы – и попросят вернуть не только миллион, но и некоторую сумму сверху за моральный ущерб и их работу. Надо тебе это?

– А что ты сразу в крайности какие-то лезешь? – совсем раздухарившись, перешёл на полукрик Валера. – Я никому не позволю со своей женой так себя вести! Даже в мыслях!!!

– Да успокойся, ты! – тихо и слегка пренебрежительно парировал Тополев. – Если кроме озвученного тобой варианта передачи денег больше нет, то, значит, и никакой передачи не будет!

– Как так, не будет? – опешив от такого решения, зачмокал губами Чурбанов.

– Вот так, не будет и всё! – произнес весело и непринуждённо Григорий.

– Ты что, отказываешься от данных ранее обязательств?

– Я отказываюсь от введения в заблуждение близких мне людей и твоей жены, – осторожно взвешивая каждое своё слово, произнёс Тополев.

– Это твоё крайнее слово?! – гневно спросил Валера.

– Да, крайнее. Крайней не бывает!

– Ты последствия своего отказа понимаешь? Ещё раз подумать не хочешь? – подключился к разговору Иваныч, находившийся до этого момента в тени и не вмешивавшийся в разговор.

– Всё я прекрасно понимаю! Знаю и расценки по Бэ-эС, и про твои долги Руслану и Ибрагиму слышал и про многое другое. Поэтому считаю дальнейший разговор бесперспективным, – посмотрев на Владимира Ивановича, ответил Гриша.

– Значит, мне передать оперу твой отказ платить деньги? – ещё раз поинтересовался Валера.

– Делай, как хочешь, я всё сказал! Пока у меня не будет с Клименко прямого общения по этому вопросу, я не буду никому ничего передавать.

Валера снова уединился в переговорный угол своей шконки и набрал номер жены. Громко, так, чтобы слышали все присутствующие в «хате», он попросил Ирину срочно связаться с Володей и передать ему отказ Тополева об оплате. Та что-то ещё долго отвечала ему в трубку. Валера, молча, слушал её, и было заметно, что ему не нравится то, что она ему говорит. Закончив разговор, он передал трубку Иванычу, лёг в свою любимую позу мыслителя и мученика и закрыл глаза. Гриша тоже решил пораньше лечь спать и, раздевшись, запрыгнул к себе на «пальму».

– Завтра уже могут перебросить в общую камеру, – подумал он, – поэтому надо поспать и набраться сил перед предстоящим испытанием.

Через мгновение он уже спал крепким молодецким сном, посапывая над терзающим себя за жадность и дрожащим от ужаса перед завтрашним днём Валерой.

С утра Гриша ощутил все последствия вчерашнего разговора с сокамерниками. Разговоры и вообще любые формы общения были прекращены. Ни тебе «доброе утро», ни «здравствуйте». Утренняя прогулка также прошла раздельно. Валера с Иванычем гуляли вместе поодаль от своего ещё недавнего семейника и тихо шушукались. Приёмы пищи на завтрак и в обед также прошли раздельно, по очереди и без слов. Естественно, ни о каких настольных играх и совместных посиделках речи быть не могло. Каждый лежал на своей шконке и смотрел выбранный Иванычем телевизионный канал. Степанов специально решил включить канал «Культура», который прежде никогда не смотрел. И это вместо фильмов и сериалов, которые ещё вчера почти весь день скрашивали быт камеры двести восемьдесят восемь.

Около трёх часов дня в дверь камеры вставили ключи и стали громко открывать замки.

– Ну вот, это уже за мной, – подумал Григорий и спрыгнул с кровати, готовясь встретить известие о переводе в общую «хату». Дверь открылась, и через мгновение в ней оказался огромных размеров молодой парень с несчастным выражением лица и со скруткой под правой рукой. Высокий, темноволосый с короткой стрижкой, с маленькими заплывшими глазками, очень грузным телом, большим животом и тяжёлыми, но пока ещё стройными ногами, он весил, наверное, хорошо за сто пятьдесят килограмм. Его практически силой затолкал внутрь выводной и закрыл за ним с грохотом дверь. Грустный толстяк вздрогнул и стал ещё более несчастным. Гриша на радостях, что это пока пришли ещё не за ним, подошел к парню с широкой улыбкой, забрал его «машку» и водрузил её на свободную шконку со словами:

– Добро пожаловать в «хату» два-восемь-восемь! Проходи, присаживайся за «дубок» и чувствуй себя, как дома.

Иваныч с Валерой настолько опешили от такого поведения Гриши, что некоторое время находились в ступоре. Первым пришёл в себя считавший себя старшим в хате Степанов. Соблюдая тюремный этикет и положуху, дождавшись, когда новичок усядется на скамейке и выпьет предложенный Гришей стакан воды, он начал опрос.

– Меня зовут Владимир Иванович, это Валера и Григорий. У нас у всех статья сто пятьдесят девять – мошенничество. А как тебя зовут, и какая у тебя беда?

– Меня зовут Руслан Ильин, – чуть ли не хлюпая носом от слёз, начал он. – У меня редкая статья – триста двадцать два точка один, пункт два.

– Это что за статья такая? – недоумевая, переспросил Валера.

– Организация незаконной миграции, совершенная группой лиц по предварительному сговору, – грустно ответил Руслан.

– У тебя прямо как от стены отскакивает название! Выучил что ли? – весело подметил Валера.

– За последние девять дней название этой статьи и её полный текст я слышал чаще, чем своё имя. Выучишь тут.

– А где ж ты организовывал эту самую незаконную миграцию? – улыбаясь, спросил Иваныч.

– В Бутово… – грустно ответил Ильин.

– Где? – в один голос закричали остальные присутствующие и громко засмеялись.

– В Бутово! – несмотря на смех, продолжил Руслан. – Я там работал менеджером по приёму жалоб от населения в управляющей компании по ЖКХ9191
  Жилищно-коммунальное хозяйство


[Закрыть].

– И каким же образом ты осуществлял миграцию, да и к тому же незаконную? – продолжая смеяться, спросил Иваныч.

– В том-то и дело, что я не знаю! Ничего я не осуществлял. Нас всей управляющей компанией арестовали неделю назад. Меня вообще с ОМОНом9292
  ОМОН – отряд милиции особого назначения


[Закрыть] брали в шесть утра. Этот сюжет даже по телевизору показывали, может, видели?

– Нет, не видели. Расскажи.

– Я квартиру однокомнатную снимаю в доме на первом этаже в том же Бутово, недалеко от работы. Так вот, спим мы с моей девушкой, и вдруг дверь с грохотом выбивают, с криками влетают семь «тяжёлых»9393
  сотрудники спецподразделения в полной экипировке: с бронежилетами, в масках, с автоматами


[Закрыть], кладут меня и девушку мордами в пол. Мне ещё пару раз сапогами по ребрам проехались, – Руслан поднял майку и показал большущие синяки на спине и боках. – В таком положении я пролежал пару часов голым, пока обыск в квартире делали.

– Нашли чего? – поинтересовался Валера.

– А что у меня можно найти кроме тараканов? Я бедный парень из Ижевска, приехал в Москву на заработки, устроился менеджером на сорок тысяч в УК, с девушкой познакомился, квартиру снял. У нас с ней один ноутбук на двоих и то, в основном, для скачивания фильмов и для соцсетей. И телевизор с микроволновкой. Остальное всё хозяйское.

– Так почему же тогда тебя так жёстко «принимали»? – влез в беседу со своими непростыми вопросами Гриша. – ОМОН так просто не вызывают на задержание!

– Я и сам думаю… Может быть, из-за моих больших размеров? Хотя, когда меня допрашивали, следователь сказал, что в деле есть показания, что я, якобы, гастарбайтеров устраивал на постой в свободные непроданные квартиры. Поэтому менты подумали, что я главарь и решили так меня запугать.

– Так ты устраивал или нет? – продолжил Гриша.

– Честное слово, один раз по просьбе моего руководителя водил одного «гастера»9494
  гастарбайтера


[Закрыть] с вещами в подвал здания нашей управляющей компании – там у нас помещение большое, где они спят, кушают. Их в подвале человек пятнадцать живёт.

– Ты говоришь, вас всей компанией арестовали?

– Да. Потом после обыска меня в Чертановский ИВС привезли. На следующий день в суд – на избрание меры пресечения. Там мы все в одном зале и сидели в наручниках – и начальники, и подчинённые, человек двадцать. Всех по очереди вызывали в клетку и судья арестовывала. Только двух женщин под домашний арест отправила, а остальных – в тюрьму. Вот меня на Бутырку и привезли. Семь дней в карантине просидел из-за праздников, сегодня к вам подняли.

– А что же ты сразу операм и следаку не рассказал, что ты тут вообще не при чём? – искренне возмутился Григорий.

– Я сразу им и сказал, что я обычный менеджер. Причём менеджер по приёму жалоб от населения и никакого отношения к незаконной миграции точно не имею. Но меня и слушать не стали, только по морде лишний раз заехали и сказали, чтобы умолк, – Руслан снова показал синячок над правой бровью в подтверждение своим словам.

– Они теперь всех метут без разбора, – заключил опытный Владимир Иванович. – Видимо, ваша управляющая компания попала под заказ или под мероприятие какое-нибудь. Надо ментам «палку»9595
  план по раскрытию


[Закрыть] сделать по данной статье, вот они вас всех и «приняли». А теперь будут фактуру собирать, допрашивать, запугивать, сталкивать лбами и так далее. Кого-нибудь, кто посговорчивее, отпустят, а остальные поедут в Коми лес валить.