Текст книги "Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3"

Как назло, пробок было мало, и они быстро домчались до здания суда. В боксах судебной конвойки свободных мест не оказалось, поэтому Грише и Алиаддину пришлось больше часа сидеть в автомобиле и ждать, пока не вывезут утренних отсудившихся зэков. Воспользовавшись случаем, Григорий расспросил своего визави о его беде. Мамедов с удовольствием и в деталях рассказал, кем он был на свободе и за что оказался за решёткой.

– У меня в Волоколамске кондитерская фабрика «Русский шоколад» была, большая с современным немецким оборудованием. Я вообще в этом городе известная персона! Я даже пытался баллотироваться на место мэра в этом году! Но все перечеркнул один августовский день, когда я поехал снимать со своей карточки деньги. У меня есть знакомый, который частенько занимал у меня разные суммы, но всегда отдавал. Вот и в этот раз он попросил в долг довольно много для него – пять миллионов рублей. Я, не задумываясь, ссудил ему. Но в этот раз с отдачей случилась заминка. Он долго мурыжил меня, без конца переносил дату возврата. Наконец он позвонил мне и попросил продиктовать данные банковской карточки, чтобы перевести на неё сумму займа и проценты. Я, естественно, без зазрения совести сообщил ему цифры карты и стал дожидаться поступления. Через пять или шесть дней приходит СМС из банка, что деньги поступили. Я набрал своего знакомого и сообщил ему, что всё в порядке, деньги получены и претензий к нему больше нет.

Прошло больше месяца. Я несколько раз посещал банк—эмитент моей карты по своим делам, но не было нужды или случая, чтобы как-то воспользоваться этими деньгами. Но вдруг, в этот злополучный августовский день, я забыл на работе наличные и оказался совершенно без денег, а захотелось купить цветы жене и игрушки детям. Я решил заехать в банк и снять в банкомате сотню тысяч на расходы. Вечером у меня дома в Москве была полиция с обыском. Меня обвинили в краже в особо крупном размере. Да, у меня сто пятьдесят восьмая статья часть четыре! – Аладдин прервался и посмотрел на реакцию Гриши.

– Я ничего не понял, – обескуражено произнес Тополев. – Как так получилось?

– Очень просто! – продолжил Мамедов. – Мой знакомый оказался отличным хакером и банковским мошенником. Он поехал в Ставрополь и там открыл фирму по продаже строительных материалов. Снял офис за городом и даже завёз для антуража мешки с цементом, гипсокартон и прочую дребедень. Затем он в ставропольском банке получил машинки для приёма платежей по пластиковым картам, как-то их перепрограммировал, зашив туда данные моей карты и ещё одного бедолаги. А потом стал набирать заказы на товар с предоплатой. Вот таким образом мне на мою карту поступили деньги не как возврат долга, а, как интерпретирует следствие, за фиктивный товар. Я, естественно, ни сном, ни духом не знал о его проделках, но следователь мне не верит и требует признательных показаний. А я только себе признаться могу, что до сих пор не понимаю, как он это сделал! У меня ума не хватает, чтобы понять до конца эту схему и все технические термины, которыми сыпет на меня следак. Вот ты в банках работал, финансово грамотный человек. Может быть, хоть ты мне объяснишь, как это всё произошло?

– Аладдин! Я сам ничего не понял, правда. Может быть, если ты мне покажешь материалы своего дела, я из него смогу понять, что произошло, и как ты в этом завяз.

– Хорошо, я попрошу адвоката, чтобы он принёс в следующий раз в Бутырку. Или пусть сегодня даст, если у него эти бумаги с собой.

В микроавтобус вернулся старший смены и сообщил, что подследственных готовы принять. На этот раз Гришу и Аладдина посадили в первый бокс, наполненный до предела, забитый ожидавшими суда арестантами. Вытяжка в камере не работала, поэтому от жуткого смрада выкуренных за день сигарет глаза сразу заболели и зачесались.

– Нас тут, как килек в бочке, – подметил весело Аладдин. – И этот дымок и холод от стены… к вечеру будем кильками холодного копчения. – Камера содрогнулась от смеха.

Начали знакомиться и обсуждать уголовные дела присутствующих, на местном наречии – «делюги». Рядом с Григорием сидело трио вымогателей: славянин с рязанской мордой по имени Слава – тот, кому должны были деньги и два кавказца – боевика, по повадкам и говору явно бандиты. Славик был обычным бизнесменом, которого можно смело причислить к немногочисленной прослойке российского среднего класса. Честный бизнес, белые налоги и доходы, семья, дети – всё, что нужно человеку для счастья. Но вот незадача – дал в долг своему другу 20 миллионов, а тот возьми и не верни. Конфликт, ссора, слово за слово и конец многолетней дружбе. Непонятно, кто надоумил Вячеслава прибегнуть к услугам коллекторов, его нынешних подельников, но на первой же встрече с должником их всех троих повязали, и теперь ему ни денег не видать, ни свободы. Он долго тряс бумагами и говорил, что докажет свою невиновность, потому что всего лишь требовал вернуть свои кровно нажитые. Кавказцы дружно поддакивали ему, пожирая захваченные им из камеры бутерброды и фрукты.

Аладдин после рассказа Славы о постигшей его несправедливости шёпотом одному Грише сообщил, что эти гости с Кавказа – бывшие менты, которые, опасаясь гнева преступного сообщества, выдают себя за бандитов. Но он, как сокамерник смотрящего за БС, их историю хорошо знает. Псевдополицейские каждый месяц на общак полтос кидают, чтобы их тайна не раскрылась. Причем Руслан двадцатку себе берёт и только тридцать переводит Ибрагиму. И самое интересное, что они, находясь в тюрьме, продолжают доить этого олуха Славу, получая с него сотню в месяц – якобы за то, чтобы его не трогали жестокие чечены.

Завели ещё одного в и без того переполненный бокс. Дорогой костюм и ботинки на тонкой подошве, в руках кашемировое пальто. Явно приехал не на автозаке. Представился – Вадим. Председатель правления среднего московского банка. Приехал в суд на машине с водителем. После того как судья вышла в совещательную комнату, к нему подошли приставы и попросили пройти вместе с ними. Его привели сюда и закрыли в бокс. Надеется, что выпустят под подписку о невыезде или залог, потому что он ни в чём не виноват. Наоборот, это он обнаружил у себя в банке мошенническую схему с векселями и сам написал заявление в правоохранительные органы с просьбой разобраться и наказать виновных. Это было полгода назад. Он несколько раз ходил в следственный комитет и давал показания, рассказывал, как он выявил поддельные векселя на общую сумму 500 миллионов рублей. Ему даже был присвоен статус потерпевшего по заведённому уголовному делу, а вчера вдруг позвонил следователь и попросил подъехать к 16 часам в Таганский суд для проведения необходимых мероприятий. Он, естественно, прямо с работы приехал, и ему в зале суда объявляют, что его статус изменился на подозреваемого, и что сейчас состоится суд об избрании ему меры пресечения. Следак сообщил, что беспокоиться ему нет причин, что ему изберут максимум подписку о невыезде, поэтому бесплатного государственного адвоката, которого следователь привез с собой, будет вполне достаточен для такой простой формальности.

Григорий с Аладдином переглянулись и, усмехнувшись, попросили Вадима, стоявшего рядом, присесть между ними.

– Теперь слушай сюда, дорогой товарищ! – начал негромко курд. – Судя по тому, что тебя спустили в «конвойку», это уже плохой знак. С вероятностью девяносто девять процентов тебя сегодня арестуют и повезут на Бутырку, – Вадим попытался перебить, но Аладдин жестом руки остановил его и продолжил. – Все вопросы и предложения потом, не будем терять время, а то тебя или нас сейчас пересадят в другую камеру, и я не успею тебя научить, как не вляпаться в жир ногами с самого начала. Поверь мне, как только ты окажешься на карантине Бутырки, тебя уже будут делить между собой блатные с ментами, чтобы заполучить в нужную им «хату» для дальнейшей дойки. Я знаю, о чем говорю, я это наблюдаю с августа воочию. Готов слушать?

– Да, – грустно ответил банкир.

– Во-первых, как поднимешься наверх, отдай все дорогие вещи адвокату, чтобы он передал водителю, который тебя привёз, или родственникам. Часы, ремень, документы, кошелек, всё! – Мамедов сделал паузу, посмотрел пристально на Вадима и, поняв, что тот находится в прострации, толкнул его слегка плечом. Финансист встрепенулся и посмотрел на собеседника.

– Я очень внимательно вас слушаю. Меня просто напугала цифра девяносто девять процентов вашей вероятности.

– Это не так страшно по сравнению с ошибками, которые ты можешь допустить, если не будешь следовать моим рекомендациям.

Продолжим. Во-вторых, когда тебя привезут в Бутырку, ни в коем случае ни с кем, ни о чём не договаривайся и ничего не обещай, а то разведут на деньги. Будут обещать вип-камеры, женщин, и самого чёрта – не верь никому! Вежливо отказывайся и говори, поживём-увидим. В-третьих, когда распределят в камеру, а с вероятностью опять-таки 99,9% это будет камера Бэ-эСа, тебе будут звонить разные смотрящие и просить денег на общее. Так вот, тут самое главное тебе не сделать ошибку. Напрямую сумму тебе называть поначалу не будут, стараясь вывести тебя на вопрос «а сколько надо?». Как только ты произнесёшь эти слова, твоя судьба окажется в их руках, и сумма, которую они тебе озвучат, будет такой большой, насколько хватит воображения звонящего. Поэтому сразу же дай понять, что ты знаешь правила: общак – дело добровольное, и ты сможешь уделять пять тысяч рублей в месяц. Этой суммы будет достаточно, поверь мне. В-четвёртых, если захочешь с комфортом сидеть в камере с телевизором и холодильником, с двумя сокамерниками, то стоит это не более 150 тысяч одноразового платежа или двадцатка в месяц. Договариваться надо только с опером напрямую, ни в коем случае не через зэков или блатных. Вроде всё. Ясно?

– Да. Спасибо вам большое за инструктаж. Но я всё-таки надеюсь, что это мне не понадобится, – сказал Вадим и грустно улыбнулся, после чего встал, подошёл к двери и постучал.

Открылся глазок, и конвойный громко прокричал: – Чего тебе?!

– В туалет хочу! – так же громко выкрикнул банкир. Дверь открылась, и он исчез в проёме.

– Жалко, если разведут парня! – проводя его глазами, подытожил Аладдин. – Я видел, как такие фортели выкидывают. Вот, к примеру, Руслан – мой сокамерник, для устрашения твоих Валеры с Иванычем, попросил опера Володю, перевести его на недельку в два-восемь-восемь. Это как раз было незадолго до твоего заезда. Ох, он там им концерты устраивал! Звонил мне на трубу и представлял меня то вором, то положенцем, разыгрывал перед ними переговоры на высшем уровне с решением их вопросов. А то позвонит мне и начинает орать, как подорванный, ругаться, угрожать, называя меня разными именами других зэков, изображая, что наводит порядок таким образом на вверенном ему Бэ-эСе.

В общем, за неделю он развёл Валеру на гараж в районе Новослободской улицы, а Иваныча на триста тысяч. Ткаченко вашего тоже, кстати, Руслан подставил с телефоном на «курке». Он-то знал про этот «курок» и слил его режимнику, а потом ещё попытался и Сашку нагнуть на деньги, обвиняя в стукачестве администрации и сдаче «запрета».

– А меня на «лимон» шваркнуть тоже он решил через Валерьянычей? – возмущенно спросил Гриша.

– Конечно, он! Валера твои данные, которые ты ему в автозаке сообщил, в этот же вечер Руслану передал. А тот уже, в свою очередь, согласовав сумму кидка, позвонил оперу и попросил о распределении в два-восемь-восемь. Так что ты молодец – не стал платить этим аспидам. Руслан, между прочим, до посадки работал охранником у барыги – у наркодилера. Он сам должен на общее уделять, грехи замаливая. По понятиям он не может быть смотрящим, потому что с дурью связан был. Но так как он дальний родственник положенца, то ему сделали преференции.

– Валера говорит, что меня не сегодня-завтра в общую камеру переведут, – сказал Григорий, вопросительно посмотрев на информированного собеседника.

– До десятого января наш опер Володя в отпуске, поэтому до его выхода ничего не случится. Не переживай! Встречай спокойно Новый год и Рождество. У меня у самого конфликт с Клименко – я ему в глаза говорю, что он подонок и мерзавец, так что меня тоже могут выкинуть с Бэ-эСа в любое время.

– А ты чего с ним конфликтуешь?

– Этот гад, пользуясь своим положением, пытается заработать на чём только можно! На доставке наркотиков в камеры, за пронос телефонов и симок, за распределение по камерам, даже свидания с жёнами и проститутками может организовать. За всё у него свой тариф, который зависит от просителя и его просьбы. Мы с ним схлестнулись, когда твой Иваныч через Руслана заказал опустить107107
  Снасильничать, после чего объявить «обиженным»


[Закрыть] своего подельника Армена.

– Что-что? – возмущённо перебил Гриша.

– Что слышишь! Прямо над вами хата три-ноль-один. В ней сидит подельник Степанова Армен. Он был генеральным директором микрофинансовой компании Иваныча, и когда его «приняли», дал показания на собственника. Володю вашего тоже «приняли», причём прямо на трапе самолета. Так вот, когда Руслан жил в вашей камере, они и сговорились, чтобы за триста тысяч Арменку опустили в душе по полной программе.

– В жопу трахнули? – с ужасом спросил Гриша.

– О-пус-ти-ли! – по слогам произнёс ещё раз Аладдин. – Под этим словом подразумевается любое насилие против личности, которое впоследствии влечёт к определённому статусу зэка – «обиженному».

– А как же ты в этот конфликт влез?

– Я, когда узнал об этом, вышел на вора в законе Эдика, который на Бутырке сейчас на воровском продоле сидит. Донёс до него, что готовится беспредел. Реакция была мгновенной и суровой. Руслан, конечно, отмазался пока. Но я думаю не надолго, деньги – триста косарей, правда, вернул в общак, а вот Иваныча ещё на столько же поставили. Он теперь на свои суды ездит исключительно через кабинет врача, а не через сборку. И в автозаке в отдельном «стакане» сидит и мучается – очень боится, что может по башке своей дурной получить.

Так вот, Клименко, узнав, что я ему кайф обломал и его финансовую многоходовочку порушил, очень на меня обозлился. Тогда он со мной попытался на повышенных тонах отношения выяснить, но я объявил, что знаю про его «Порш Кайен», и где он его паркует. И про его три квартиры в Москве, и про дом на «Новой Риге» знаю. Поэтому со мной лучше не связываться.

– Аладдин, как они все не боятся хапать и ртом, и жопой?! Они думают, что кругом все идиоты? Что их никогда никто не спросит, откуда у вас при зарплате в пятьдесят тысяч джипы за пять-десять миллионов, квартиры, дачи, золотые часы «Ролекс»?

– Правильный вопрос, Гриша! Я бы его дополнил. Какое имеют право настоящие бандиты в полицейской форме отвечать за закон в нашей стране? Это не они нас должны судить, а мы их!

Народу в боксе становилось всё больше. Судебный предпраздничный конвейер работал без перерыва и в ускоренном темпе. Дышать в камере становилось всё труднее, несмотря на иногда включающуюся вентиляцию. В следующий раз, когда дверь камеры открыли для завода очередного бедолаги, Аладдин обратился к конвойному с вопросом, существует ли в их заведении бокс для не курящих. Получив утвердительный ответ, Тополев и Мамедов попросили перевести их в эту камеру.

Бокс №1 был более светлым и практически пустым. Трое некурящих сидели на скамейках, которые располагались по разным стенам камеры. Воздух здесь был настолько свежим, что вновь вошедшие почувствовали, как от их прокуренной одежды разит табаком.

Некурящая камера оказалась ещё и молчаливой. Один из ожидавших судебного заседания разложил на лавочке бумаги и словно студент перед экзаменом нервно изучал их, стараясь запомнить содержание, шевелил губами и перекладывал листы из стопки в стопку. Второй тоже читал материалы своего судебного дела, не обращая внимания на присутствующих в боксе.

В углу сидел высокий, бритый наголо, уже не молодой человек, одетый в дешёвый тренировочный костюм из советского прошлого с отвисшими коленями и протёртыми локтями. Он мирно спал, изредка приоткрывая глаза и осматриваясь, делая это, видимо, машинально. Аладдин долго изучал его лицо, пытаясь вспомнить силуэт и черты.

– Это вор в законе – Юра Лазаревский! – тихо на ухо Григорию шепнул информированный курд. – Его из Медведково привезли на «продлёнку». Я его видел несколько раз у общих знакомых и узнал. А то, что он в СИЗО «Медведь» сидит, услышал из разговоров Руслана с Ибрагимом. Они радовались, что его там держат в строгости и без связи. Поэтому люди до него дотянуться не могут и справедливости просить тоже. Я слышал, что он не терпит беспредела и всячески с ним борется. Не то, что наши местные.

Около восьми часов вечера Тополева подняли на суд. Тот же зал, те же судья, прокурор и адвокат. А вот вместо следователя Валерии Черноус – молоденький и, видимо, наглый парнишка. В зале на удивление Гриши вместо ожидаемой им Ларисы или кого-то из семьи он увидел своего отчима Богдана и тётку Наталью. Они были с ним на редкость ласковы и приветливы. Наташа эмоционально общалась со следователем, но, увидев вводимого охраной в зал племянника, бросилась к нему с распростёртыми объятиями и, несмотря на запреты конвоя, обвила Гришу руками и повисла на шее, причитая: «Ничего, ничего… мы со всем справимся и всё пройдем вместе… помни, что у тебя есть мы, твоя настоящая семья…». Сотрудник полиции всё-таки оттеснил её от арестованного и завёл в клетку скамьи подсудимых. Наталья села на ближайшую скамейку и позвала знаками к себе Бадика. Тот быстро передислоцировался к ней, приветствуя пасынка рукой и натужно улыбаясь в свойственной только ему манере.

Рома вышел из-за своего адвокатского стола и прильнул к прутьям клети, протянув Грише руку. Они поздоровались.

– У нас замена следака! – радостно произнёс адвокат.

– Я заметил, – отреагировал Гриша.

– Лера отказалась от ведения твоего дела. Этого зовут Сергей. Он ещё совсем не в теме. Я с ним начал общаться сегодня перед заседанием, он сказал, что пока ещё не разобрался, что к чему, но попросил связаться с ним после новогодних праздников. Тётка твоя тоже с ним говорила. Пыталась объяснить ему, что ты ни в чём не виноват.

– А как они-то тут оказались? Ты их пригласил? – спросил Григорий.

– Да! – радостно ответил Роман. – Я им позвонил на днях и попросил прийти в суд на случай, если удовлетворят наше ходатайство о залоге. В этом случае надо будет оперативно внести на счёт суда всю сумму сразу. Они согласились и готовы отдать несколько миллионов рублей. Если всё пойдет так, как я думаю, то ночью будешь дома.

– Встать! Суд идёт! – скомандовал секретарь громким и чётко поставленным голосом.

Судья Тимакова вышла из своей секретной комнаты и в пять-шесть шагов достигла кресла. Судебное заседание началось. Всё произошло слишком оперативно. Роман в присутствии судьи сдал следователю оба заграничных паспорта Тополева – российский и израильский, документы на иждивенцев – детей Григория и его бабушку с дедушкой, положительные характеристики с места постоянной регистрации – соседи вместе с участковым расстарались, медицинские справки, переведённые с иврита на русский язык и выписку с банковского счёта Натальи Алексеевны с согласием родственника о залоге в размере одного миллиона рублей. После этого адвокат запросил суд об избрании меры пресечения, не связанной с лишением свободы. Прокурор со следователем Серёжей, естественно, были против. Альбина Юрьевна без интереса выслушала мнение обеих сторон и ушла в совещательную комнату. Вышла она минут через пять и с заранее заготовленным решением – продлить срок ареста ещё на два месяца.

Тополев подозвал к себе следака и попросил прийти к нему в Бутырку на разговор – пора договариваться и выходить на суд по существу. Тот обещал посетить его сразу после Нового года. Наташа снова подошла к Грише, когда его вывели из клетки, не испугавшись конвоя, обняла и поцеловала его. Она что-то шептала ему на ухо, но он уже ничего не слышал. Надежда, жившая в его мыслях и мечтах, растворилась вместе с услышанным решением судьи. Он так был уверен, что сегодня окажется на свободе, дома, в кругу близких и любимых людей, что совсем не был готов к такому повороту событий. Естественно, он как мог сдерживал себя от проявления эмоций, и это у него получалось неплохо.

Ждать обратной доставки в Бутырку в боксе пришлось недолго. Как только с суда вернулся эмоционально взвинченный Аладдин, их тут же забрал тюремный конвой и на том же полупрозрачном микроавтобусе повез в СИЗО. Всю дорогу Мамедов жаловался на безграмотных судью и прокурора, бездельника адвоката и подонка следователя. Возмущался, что ему так и не дали пообщаться с пришедшей на заседание женой Фатимой. Под этот поток проклятий и сетований Григорий постепенно пришёл в себя и успокоился. Всегда приятно, что у кого-то дела обстоят ещё хуже, чем у тебя.

На сборке их распределили в одну камеру вместе с Александром Емельяненко – известным боксёром и бойцом без правил. Он сидел одиноко на лавке у дальней стены, и когда вошли Аладдин с Гришей, то сразу направились к нему. Саша привстал, узнав приветливого курда и, дождавшись, когда тот подойдёт, по-родственному обнял его. Мамедов представил ему Гришу, они пожали руки. Емельяненко был на голову выше Тополева и на две головы – Аладдина, а в ширину больше их обоих вместе взятых. Вблизи он казался ещё больше и массивнее, чем по телевизору. Малоэмоциональное лицо Александра было морщинистым и не блистало интеллектом. Он на людях старался казаться задумчивым, был немногословным и при этом выдавал одну и ту же реакцию на любую информацию или событие, случавшиеся рядом с ним. Он сидел по не очень приличной в тюремном мире статье – изнасилование. На него подала заявление молодая девушка, работавшая в его доме прислугой, утверждая, что Саша силой овладел ею, причинив моральную и физическую боль. Ходили слухи об её требовании многомиллионной компенсации от Александра. Он отказался ей платить. В итоге – уголовное дело и жёсткое задержание подозреваемого полицией, когда он ехал пьяный на машине по области, отказался останавливаться на требование инспекторов ГИБДД108108
  Государственная инспекция безопасности дорожного движения.


[Закрыть] и долго играл с ними в догонялки. После гонок машина врезалось в отбойник, а водитель, повредив ногу, покинул автомобиль и побежал в поля, где его настигли представители правопорядка.

Было уже ближе к полуночи, и все, кто находился на сборке, устали и хотели спать. Тополев размышлял о том, что надо готовиться к Новому году на централе – после этого суда у него появилось много вопросов к Роману. Их надо было грамотно сформулировать на бумаге и потом озвучить при первой возможности. Думал о том, как на оставшиеся деньги купить продукты – Лариса не пришла на суд и ждать передачек теперь неоткуда. Увидев Емельяненко, Григорий понял, что ему необходимо срочно заняться физкультурой в камере. Он сильно похудел на баланде, но лежачий образ жизни надо было компенсировать физическими упражнениями и нагрузками. Впереди маячила общая камера, и надо было срочно приводить себя в форму.

Тишину в «сборке» прервал громкий и разгневанный голос Аладдина, который обратился к двум молодым кавказцам, тихо общавшимся до этого между собой на своём языке.

– Молодые люди! – начал он. – Вы думаете, в этой комнате никто на азербайджанском не говорит и не понимает, что вы там балакаете?! – Кавказцы встрепенулись и явно занервничали. – Саша! – обратился Мамедов к боксеру. – Они тут обсуждают, как им неприятно сидеть в одном помещении с насильником, что они не понимают, почему тебя до сих пор не «опустили» и, что они сами с удовольствием это сделают, если будет такая команда от воров.

Емельяненко, молча, поднял голову, вышел из позы роденовского мыслителя и уставился на молоденьких азербайджанцев. Этот взгляд надо было видеть! В нём было всё: ненависть и злость, безразличие и ленность, удивление и любопытство. Кавказцы не стали дожидаться развития событий, вскочив, забарабанили громко в дверь и закричали по-русски: «Откройте! Убивают!». Калитка открылась довольно быстро, и двое бесстрашных выпорхнули в коридор с лёгкостью бабочек. Дверь закрылась. Камера разразилась громким и здоровым смехом. Саша, не издав ни звука, вернулся в излюбленную позу.

Гриша оказался в своей камере далеко за полночь. Валерьянычи спали или делали вид, что спят, Русик спросонок улыбнулся и пожал руку соседу.

За несколько дней до Нового года Григорий получил крохотную передачку: две шоколадки, две тетрадки и две ручки – правда, так и не понял, от кого. Когда расписывался за получение, не разобрал фамилии отправителя. Ему было очень приятно. «Значит помнят», – подумал он тогда.

В этот же день пришёл Володя Клименко, который вышел из отпуска на один день по требованию руководства и сказал, что скоро разгонит всю «хату» кроме Иваныча. Валеру «нагонит» за то, что он не платит деньги с августа за своё пребывание в люксовых условиях, Григория за то, что не платит Валере, а Руслана по его просьбе переведёт в курящую камеру. Вызывал Валерьянычей на продол по одному – вернулись невесёлые и озадаченные. Тополева подозвал к закрытой двери и громко, чтобы слышали все в камере, спросил:

– Ну что, переводить тебя в общую или нет?

– Переводить! – прокричал в ответ Гриша.

– Или, может быть, всё-таки оставить?!

– Можно, конечно, оставить, но лучше перевести…

– Ну, всё! Готовьтесь! На днях разбросаю вашу «хату», – прокричал напоследок опер и ушёл.

Вечером на ТР поступил звонок с зоны. Валера долго расспрашивал, кто звонит и что надо. Потом подошёл к Грише и передал ему трубку со словами:

– На! Разбирайся со своими проблемами теперь сам!

– Опер вернулся из отпуска, и так как я денег не заплатил, решил допустить до меня бандосов, – подумал Григорий, забирая трубку.

Но это оказался знакомый Гриши по адвокатскому «стакану», с которым он ещё в ноябре обсуждал свои проблемы, возникшие с сокамерниками, которые отказали ему в телефонной связи с родными и с адвокатом. Олег уже доехал до строгой зоны в Иваново и первым делом, обзаведясь своим телефоном, решил устранить несправедливость в их камере. Он подключил по конференцсвязи своего друга Аслана – смотрящего за «хатой» один-шесть-один и одновременно подельника положенца, имеющего огромный авторитет на централе. Пообщавшись, Гриша получил полную поддержку от братвы, но отказался от их помощи, сославшись на скорый переход в общую камеру. Тополеву блатные продиктовали свои номера телефонов и вручили «охранную грамоту» – предложили обращаться в любое время и по любому вопросу. Пожелали друг другу хорошего Нового года, расстались друзьями.

Естественно, все в камере слышали разговор в подробностях, поэтому вопросов никто не задавал и ни о чём больше не расспрашивал.

30 декабря 2014 года в 298-ую камеру заехал брат политика и оппозиционера Провального, который проходил вместе с ним по одному уголовному делу о мошенничестве в особо крупном размере. Олегу дали реальный срок четыре года, а политик получил условные три с половиной. За день до заселения по всем камерам БС, прилегающим к «два-девять-восемь» прошёл прогон от смотрящего, запрещающий какой-либо контакт с этой «хатой». Не разрешалось ни принимать оттуда, ни передавать туда малявы, бандюки и тем более «запреты». Позволен был только голосовой контакт через окно. Такова была установка блатных по требованию начальника следственного изолятора, а ему, в свою очередь, приказали откуда-то очень сверху.

Все искренне пожалели будущих сокамерников Олега Провального, потому что суровые условия его содержания в первую очередь коснутся их. Одного его держать в камере не станут – это запрещено законом, добровольцев на такой аскетизм найти будет трудно, поэтому кроме «наседок», заинтересованных в покровительстве администрации, других кандидатур и не предвидится. Даже если какой-нибудь честный сиделец по незнанию залетит в эту «хату», то быстренько захочет соскочить, дабы не прослыть стукачом.

За несколько часов до Нового года в камеру 288 зашел заместитель начальника СИЗО-2 по воспитательной работе Михаил Артемьевич Петросян. Появился он так стремительно и неслышно, что Валера не успел прибрать со стола мобильник. Майор, естественно, заметил маленький черный предмет, но сделал вид, что ничего запрещённого не увидел. Осмотрел стены, пол, потолок, заглянул в санузел, проверил работу крана и наличие горячей воды и после этого произнёс:

– Большая личная просьба! Не бухать! И пораньше ложитесь спать, завтра в честь праздника подъём в семь утра, – он посмотрел ещё раз на телефонную трубку и сказал, не отрывая глаз от предмета. – Это мой вам подарок на Новый год. В следующий раз будут неприятности! – развернулся и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

По такому случаю сидельцы «хаты» объявили праздничное перемирие. Скинулись и организовали шикарный стол: нарезали колбасу, сыр, помидоры, огурцы, сало, разлили по пластиковым стаканам сладкую газировку вместо шампанского. Все вчетвером чокнулись, поздравили друг друга, пожелали здоровья и скорейшего освобождения. Валера и Иваныч были улыбчивы и учтивы, как в первый день знакомства с Гришей. Русику даже разрешили покурить в форточку несколько раз, чему тот был несказанно рад и по-праздничному весел. Тополев тоже наслаждался этой удивительной ночью, поддерживая шутки сокамерников, рассказывая анекдоты и весёлые истории. Полное понимание и взаимное уважение вернулись в разрываемую ранее конфликтом «хату». Все были довольны. Когда ты уже в тюрьме, а суда над тобой ещё не было, ты даже не догадываешься о своем будущем. И это прекрасно, потому что в ужасе заточения, катастрофе маячащего срока есть спасительная неизвестность, которая вселяет надежду и временное счастье. Никто из них ещё знал и даже не догадывался, сколько Новых годов им ещё предстоит отметить в неволе. Этот, свой первый праздник за решёткой, они запомнят на всю жизнь.