Текст книги "Презумпция виновности. Россия. Наши дни. Книга 3"

– Может быть, и меня отпустят? – жалобно заныл Ильин. – Допросят меня, остальных, разберутся, что я не виноват, и отпустят?

– Это навряд ли! – заключил Валера. – Зря они тебя, что ли, с ОМОНом брали? Как они это объяснять будут вышестоящему руководству? Что, мол, брали невиновного человека по жёсткому, потом извинились и отпустили. Да их поувольняют сразу всех. Дешевле тебе срок минимальный впаять, и все довольны.

– Так ведь я жаловаться ни на кого не буду, пусть только отпустят! Я в Ижевск вернусь к маме и буду там сидеть тише воды, ниже травы.

– Смирись! Ты здесь надолго. Годик точно просидишь… – вынес свой жестокий вердикт Валера, чем сильно расстроил Руслана, на котором и без того не было лица.

– А у вас в камере курят? – с надеждой поинтересовался толстяк.

– Нет! – жёстко ответил Иваныч. – У нас не курящая « хата»! Курить можешь во время прогулки, утром, и то, если дворик большой, и в противоположном от нас углу.

– Как? Только один раз в день? – чуть ли не заныл бедняга.

– Бросать надо курить! – заявил Валера. – В тюрьме это очень накладно обходится, да и проблемы можно нажить. Так что, если хочешь в нашей «хате» закрепиться, с курением завязывай.

После этих слов Руслан окончательно расстроился и сдался. Это заметил Гриша, который благодаря своему характеру не мог сидеть сложа руки в тот момент, когда другой страдает и мучается.

– Ладно, Рус, не грусти! – начал успокаивать его Григорий после того, как Валера с Иванычем разошлись по своим койкам. – Вот тебе ручка с бумажкой, сейчас мы с тобой напишем список того, что тебе твоя невеста привезёт в ближайшее время сюда в тюрьму. Продукты и вещи, а то я смотрю, тебя как повязали, в том ты и приехал. А вечером сегодня ты с ней поговорить сможешь по телефону и зачитаешь всё это, чтобы не забыть.

– А у вас что, телефон в камере есть? – с большой надеждой и радостью спросил Ильин.

– Вечером для тебя найдем, не ссы!

Руслан успокоился и перестал хлюпать носом. Они уселись за «дубок» и принялись составлять перечень необходимой одежды и еды. Это занятие окончательно отвлекло пухлого менеджера от плохих мыслей и помогло включиться в процесс адаптации к новой неизведанной тюремной жизни.

Гриша подробно и доходчиво объяснял новичку не так давно полученные им самим Бутырские лайфхаки, делился полученным опытом. Руслан рассказал в подробностях о своей жизни. Выяснилось, что ему всего 24 года, что он закончил школу и институт в Ижевске, служил в армии в подразделении ГРУ9696
  Главное разведывательное управление Министерства обороны РФ


[Закрыть] в Московской области. А потолстел он совсем недавно, после удаления щитовидки, аж до 156 килограммов – судя по весам в медицинском кабинете Бутырки.

Услышав эту страшную цифру, Иваныч оторвался от чтения книжки и разразился злобной репликой.

– Не крутись сильно на шконке, а то на меня упадёшь!

– Русик, даже не пытайся, а то заимеешь себе как минимум двести врагов в лице потерпевших по делу Иваныча, которые мечтают его порвать сами, – пошутил Григорий, увидев, что Ильин снова загрустил. Да и уколоть лишний раз Степанова было приятно.

Но, как ни старался Гриша отвлечь своего сокамерника от мыслей о несправедливости и загубленной жизни, Руслан каждую свободную минутку пытался использовать для самобичевания и депрессивной задумчивости. Вечером, поговорив по телефону со своей невестой, он даже пустил слезу и заснул одетым, уткнувшись лицом в стену. Грише в этот вечер уже не предложили ТР для связи с домом, а сам он настаивать не стал.

С утра Владимир Иванович долго брюзжал по поводу беспокойного и громкого сна своего соседа сверху, обвиняя его в громком храпе и сильно прогнувшихся металлических прутьях под матрасом. Руслан в свою очередь жаловался Грише на слишком тонкий матрац, из-за которого ему было очень неудобно спать, и теперь у него болит всё тело. Матрац, по правде, у Русика был нестандартным. Видимо, на приёмке его сильно пожалел кто-то из «козлов»9797
  осужденные, оставшиеся работать после суда в тюрьме


[Закрыть] за его вес и страдальческое выражение лица, поэтому выдал в нарушение инструкции сшитый из двух обычных толстый матрац. Но даже он не спасал своего хозяина от болезненных ощущений. А когда Руслан поворачивался с боку на бок, то, действительно, все шконки ходили ходуном. Иваныча же трясло, как в плацкартном вагоне поезда на большой скорости по ухабам.

Жители в «хате» два-восемь-восемь разделились на два лагеря: Валера с Иванычем и Гриша с Русиком. Связанные общим бытом они, конечно, не враждовали, но при этом их отношения нельзя было бы назвать даже приятельскими. Продукты, бытовая химия и даже тазики для стирки были уже не общими и зорко охранялись противоборствующими сторонами. Телевизор, некогда приобретённый Иванычем на свои кровные, теперь был полностью в его власти, а пульт, как символ самодержавия, не выпускался из его рук. Общими оставались «запреты»: заточка и мобильный телефон. Валера, как смотрящий за «запретами» в камере, продолжал прятать сотовый телефон, но теперь уже в новом месте, о котором ни Гриша, ни Руслан не знали. Тополеву так и не давали связь, а сам он из гордости не требовал, хотя имел полное право. Всё общение с домом теперь шло через адвоката, который по-прежнему посещал его раз в две недели.

Руслан очень ценил дружбу с Григорием и относился к нему как к старшему товарищу, прислушиваясь к его советам и жизненному опыту. Взамен он доказывал свою преданность тем, что не переходил в стан врага, не поддавался на уговоры Иваныча и заманчивые предложения Валеры. При этом наоборот рассказывал Грише о разговорах и действиях «Валерьянычей», как прозвали их ребята, в те моменты, когда Гришу вызывали к адвокату, и его не было в камере.

В середине ноября как-то вечером, около десяти, Валера подошел с ТР к лежавшему на своей «пальме» Грише.

– С тобой тут хотят поговорить, – загадочно сказал он и передал трубку Тополеву.

– Алё! – произнёс он, обозначая свое присутствие.

– Привет, Григорий! Это Руслан говорит. Узнал?

– Да, конечно, узнал. Привет, Руслан! – ответил Гриша, распознав смотрящего за БС на другом конце провода.

– Ты же Григорий Викторович Тополев, правильно?

– Да, абсолютно, верно.

– А знаешь таких Гинзбурга и Тростанецкого?

– Знаю, конечно.

– Вот они тут дотянулись до воров и утверждают, что ты им большую сумму денег должен. Это так?

– Врут они всё, Руслан! Это Гинзбург со своим сыночком мне денег должны.

– А они утверждают, что у них расписка твоя есть, и они готовы её предъявить.

– Ну так пусть предъявят, а мы все вместе и посмотрим.

– Ты пойми, я тут сторона незаинтересованная, меня просто попросили тебя найти на Бэ-эСе и соединить с положенцем. У него скоро будет конференцсвязь с этими «пассажирами», поэтому телефон не занимайте, я скоро наберу ещё раз и выведу тебя в эфир, чтобы вы все смогли поговорить и выяснить кто прав, а кто виноват. Хорошо?

– Хорошо. Буду ждать твоего звонка.

Гриша протянул трубку обратно Чурбанову со словами:

– Руслан просил не занимать телефон. Он скоро свяжется ещё раз для конференции с положенцем.

– Оставь тогда трубу у себя. Потом отдашь, после разговора, – сказал Валера и лёг обратно к себе на кровать.

Иваныч нажал на кнопку пульта, сделав громкость телевизора потише, чтобы расслышать все детали будущего разговора. Ждать пришлось недолго. Минут через пять на экране трубки возникли знакомые цифры смотрящего, и Гриша нажал на зелёную кнопку приёма вызова.

– Снова привет! Ты готов?

– Да, готов!

– Предупредить тебя хочу – говори только правду. Иначе, если раскроется, что ты врёшь, то будут очень большие неприятности. Как говорится, за «фуфло» ответить придётся.

– Мне скрывать нечего. На моей стороне правда.

– Вот и хорошо, тогда соединяю.

В телефоне после десятка секунд тишины послышались голоса людей с кавказским акцентом. Руслан поздоровался с кем-то по-чеченски, в ответ ему ответили сразу несколько кавказцев «Ва алейкум ассалам».

– Григорий с нами? – спросил один из участников конференции с классическим московским произношением.

– Да, я здесь! – стараясь не выдавать волнения, ответил Гриша.

– Приветствую! Меня зовут Ибрагим. Я положенец Бутырского централа. Слышал обо мне?

– Здравствуй, Ибрагим! Да, конечно, слышал. Руслан рассказывал о тебе много хорошего.

– Я представляю, что он вам там про меня наговаривает, – прокомментировал положенец, после чего кавказцы громко рассмеялись, комментируя сказанное на своём языке. – Ладно, вернёмся к нашему вопросу, – продолжил он. – С нами на связи Анзор – смотрящий за общим, Ваха – смотрящий за первым корпусом и Руслан – смотрящий за Бэ-эС. Так что если задумаешь врать, то врать будешь первым лицам тюрьмы. Это понятно?

– Да! – продолжая скрывать волнение, ответил Гриша.

– У нас на ожидании висят Радж, Сергей и Игорь. Знаешь таких?

– Магушков, Тростанецкий и Гинзбург?

Ибрагим переспросил своих подручных что-то на чеченском и, дождавшись ответа, подтвердил фамилии ждущих разговора на другом конце.

– Этих знаю хорошо! – ответил Григорий, окончательно победив своё волнение. – Первые двое работали на меня в середине двухтысячных, а Игорь с сыном кинули моих пожилых бабушку с дедушкой на квартиру в Москве. Что, звонят, чтобы извиниться и вернуть мою недвижимость?

Валерьянычи аж повскакивали со своих шконок, Русик отпрял от «тормозов» и уставился на соседа по камере.

– Сейчас мы их подключим и послушаем, кто кому должен и за что, – сказал положенец, понизив при этом голос на несколько тонов.

В трубке зазвучали знакомые Грише голоса его бывших приятелей.

Ингуш Радж по-чеченски обратился к блатным, показывая свою причастность к кавказским народам и воровскому движению. Когда-то в 90-ых он пару раз оказывался на непродолжительное время в местах не столь отдаленных. И считал себя криминальным авторитетом.

«Трост», как обычно громко, смеялся характерным идиотским смехом. Он тоже в конце 90-ых отсидел около года в тюрьме за хранение дома пистолета. Факт из его биографии, которым он так кичился, довёл его до того, что он набил себе на всю спину татуировку в виде храма с тремя куполами. Когда-то давно Серёженька был отдалённо связан с известным чеченским бандитом и террористом «Хожей»9898
  Хож-Ахмед Таштамирович Нухаев


[Закрыть]. И теперь считал, что это позволяло ему придумать кучу захватывающих историй на данную тему. Он с удовольствием их всем рассказывал, стараясь вызвать у собеседников страх и уважение к собственной персоне. Игорёк сидел в начале 80-ых годов за расхищение социалистической собственности и валютные операции – работал барменом в Москве. В начале 90-ых примкнул к бандитам и познакомился с «Тростом» и Раджем. После того как погорел на чеченских авизовках и чудом избежал смерти от разгневанных детей гор, сбежал в Израиль, где проживает до сих пор. Пытаясь заработать любым способом, не гнушается ничем, даже своим внешним сходством с певцом Розенбаумом.

– Игорь, какие у тебя претензии к Григорию?! – Ибрагим вернул базар в деловое русло. – Выскажи свою позицию.

– Он должен мне по расписке четыреста пятьдесят тысяч долларов, – спокойно с хрипотцой в голосе объявил Гинзбург. – Я ему давал деньги еще в 2010 году. Срок возврата давно истёк, поэтому требую спросить с Григория по полной.

– Что скажешь, Гриша? – перевел мяч на сторону Тополева положенец.

– Начну с того, что я никому ничего не должен! – негромким и размеренным голосом ответил Григорий. – Если и есть у Игоря какая-то расписка, то это подделка, которую легко проверить. Потом…

– Это настоящая расписка! – закричал вдруг Гинзбург. – У меня есть свидетели того, как ты её подписываешь!

– Да откуда у тебя деньги? – чуть повысив голос, прервал его Гриша. – Ты же голожопый. У тебя и десяти тысяч долларов никогда на руках не было. Ты даже представления не имеешь, как выглядят полмиллиона баксов…

В разговор включился Радж и Трост, которые наперебой стали выкрикивать разные обидные для Григория реплики, стараясь вывести его из равновесия. Магушков громко жалел о том, что не может сейчас оказаться с ним в одной камере, чтобы проучить по полной программе. Серёженька начал вспоминать далекие моменты несправедливой, по его мнению, делёжке куша от продажи недвижимости на улице Полянка в 2005 году. Это гавканье быстро прервал Ибрагим требованием дать договорить Григорию.

– Два основных тезиса по этой теме… – продолжил также размеренно и спокойно Тополев. – Во-первых, с этой распиской Игорь уже обращался к ментам, и меня уже допрашивал по этому поводу наш опер Володя. Видимо, менты его послали на все четыре стороны, разобравшись в сути проблемы, и Игорь решил пойти по чёрной масти и ввёл в заблуждение уважаемых людей. Во-вторых, как мне сказал на сборке один уважаемый арестант, вольные дела решаются на воле, а тюремные в тюрьме! Поэтому, если Игорёк считает себя обманутым терпилой с 2010 года, то пусть дождётся моего освобождения. На свободе мы разберёмся на любом уровне, на котором он только пожелает. Четыре года ждал и пару лет тем более подождёт.

Триумвират бывших знакомых снова загалдел невпопад, пытаясь продолжить дискуссию и выяснение отношений. Но Ибрагим снова остановил одностороннюю перепалку.

– Мы всё ещё раз проверим! Переговорим с ментами, которые с Григорием общались, наведём справки и после этого примем решение. А пока все ловим тишину по данному вопросу. Всё! На этом со всеми прощаемся. Отбой связи.

В трубке возникла тишина, которую прервал взволнованный голос Руслана.

– Ну, вы даете, мужчина! Григорий, а ты часом не второход? Раньше не сидел?

– Мы с тобой одни остались на связи, Руслан? – вопросом на вопрос ответил Гриша.

– Да! Все отключились. Они тебя собирались порвать, я точно знаю. А ты вон как всё вывернул. По понятиям развёл, не подкопаешься. Как опытный сиделец.

– Я просто знаю, что я прав! – завершая разговор, ещё раз обозначил свою позицию Тополев. – А когда я прав, мне ничего не страшно. И никто не страшен.

– Ладно, закругляться будем. Пацанам в «хате» привет от меня. Если что-то новое по этому вопросу возникнет, я отшумлюсь.

Гриша нажал на красную кнопку телефона и передал его сидящему с открытым ртом Валере. Иваныч был зелёного от злости цвета и не скрывал своей неприязни ко всему происходящему вокруг. Он выхватил у Чурбанова ТР и улегся к себе на шконарь. Через мгновение послышался тихий шепоток общающегося с молодой женой старика.

Дни продолжали тянуться невыносимо долго. Трудно объяснить не сидевшему человеку те ощущения времени, с которыми сталкивается впервые оказавшийся в заключении бедолага. Григорий вспомнил, как в раннем детстве, когда его, трёхлетнего Гришу, оставляли надолго в одиночном боксе инфекционного отделения кремлёвской больницы ЦКБ на западе Москвы. Тогда он грустно сидел у огромного, как ему казалось, окна, смотрел на фрагмент морозного заснеженного пейзажа во дворе корпуса. Огромные ели и сосны в белых одеяниях были его единственными друзьями и собеседниками в те далекие и самые врезавшиеся в память моменты детства. Психиатр доктор Келидзе, который возвращал ему память в 2007 году в клинике института имени Сербского, говорил, что первыми будут всплывать самые горькие и болезненные воспоминания. Одним из того, что вернулось Тополеву тогда в сознание, были как раз эти его детские ощущения одиночества и грусти. Они нахлынули на него теперь так же стремительно и безотрадно. Тогда время тоже тянулось катастрофически долго и отвратительно медленно. Настенный радиоприёмник, висевший почти под потолком, передавал каждый день детские радиоспектакли, которые с таким нетерпением ждал маленький болеющий ребенок. Это было его единственным развлечением и событием, хоть как-то ускоряющим время. Теперь же в камере у него был и соратник, и враги. Были даже телевизор и утренние прогулки. Но фактор медленно текущего времени никуда не исчез, он стал неотъемлемой частью тюремной жизни.

Просыпались каждое утро в 6 утра по команде продольного, после туалета и умывания по очереди с сокамерниками, после подготовки к прогулке ждали открытия двери и разрешения погулять часок в такой же камере, только на свежем воздухе. Потом были уборка «хаты» и завтрак.

Затем самое тяжёлое и сложное время – семь долгих часов ожидания до 16:00, когда становится понятно, что сегодня тебя уже никуда не вызовут – ни на допрос, ни к адвокату, ни к оперу. После ужина начинаешь ждать восьми, когда Валера достанет телефон из «курка» и можно будет, прислушиваясь, окунуться в домашние вопросы сокамерников и терзать себя желанием попросить ТР, чтобы набрать номер и просто поболтать всласть. А после этого, закутавшись в жиденькое хозяйское одеяло, мысленно перевернуть лист календаря и забыться до следующего утра – до нового «дня сурка» в мире закрытого камерного пространства размером в 12 квадратных метров.

Григорий прекрасно понимал, что беспредел с телефоном, который затеял Валера и Иваныч, он мог прекратить в любой момент – просто отобрать запрещённый предмет силой, а в случае недовольства оппонентов поднять этот вопрос перед смотрящим. Так поступить ему неоднократно советовали бывалые сидельцы в «стаканах» блока встреч, допросов и свиданий. Но он не торопился этого делать. Ему надо было набрать как можно больше компромата на своих врагов, пока те чувствовали свою силу и были расслаблены своим преимуществом перед ним.

А уж через «Валерьянычей» он собирался добраться и до опера Володи, от которого, как ему казалось, частично зависела его судьба. Поэтому Григорий решил ждать момента и собрать как можно больше фактов из подслушанных им разговоров – друг с другом и с домашними. Если честно, то звонить Тополев никому не хотел: после последнего визита адвоката он понял, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А в том, что он тонул, и ещё как тонул – сомнений не было.

Иваныч, как бывалый сиделец, разговаривал по телефону очень тихо. Цедить информацию из его бесед надо было ситечком, зато Валера пел, как соловей. Григорий добросовестно делал вид, что спит на шконке над Чурбановым. Заметив это, Валера начинал говорить чуть громче и обсуждал с женой многие тайные факты своих взаимоотношений как с опером Володей, со смотрящим Русланом и даже с положенцем Ибрагимом.

Так Тополеву стало известно, что Иваныч за свой перевод с воровского продола в эту камеру отдавал деньги оперчасти через положенца. Сколько получил Володя, а сколько оставили себе реальные хозяева тюрьмы, он не знает. А вот Валера, наоборот, не выплатил положенную и оговорённую с Русланом сумму, но пообещал рассчитаться гаражом в районе Бутырки, принадлежащим ему как собственнику. После провала плана Валерьянычей заработать на Григории миллион за «прописку» на Большом Спецу Руслан начал ежедневно названивать Валере с напоминанием о должке. Валера ныл в трубку и умолял об отсрочке. С уходом опера Володи в отпуск Чурбанов лишился негласного покровителя, который не мог или не хотел спасать своего «сексота»9999
  Секретный сотрудник


[Закрыть]. Как ни пытался связаться с ним Валера по телефону сам или через супругу, Владимир Клименко был недоступен.

В ночь на третье декабря конфликт Чурбанова с Русланом и Ибрагимом достиг своего апогея. Сперва на совместной телефонной конференции Валере объявили решение, что продавать гараж, как он хотел, по рыночной цене ему больше не разрешают, ибо считают такой вариант обычной оттяжкой времени, чтобы соскочить с договора. Но этого они Валере позволить не могут и за такое поведение наказывают его – пусть отдаёт гараж целиком. У жены есть доверенность от него, пусть она подарит гараж их человеку. Причём сделать это надо прямо завтра, оформив документы у их нотариуса. Валера дрожал, лежа на шконке, как кролик, окружённый стаей волков. Не возражал, лишь изредка хлюпал носом в трубку. Голос Ибрагима горячим гвоздем жёг ухо Чурбанова, заставляя трусливого человека превратиться в податливый скот. Согласившись со всеми требованиями чеченцев, Валера дрожащими пальцами несколько раз набрал номер жены, не попадая в нужные цифры на трубке.

– Привет! – сказал он ей дрожащим голосом.

Тишина в камере была звенящей. Даже Иванович перестал сопеть и прильнул ухом к простыне, разделяющей его шконку с Валериной. Руслан вообще перестал дышать, чтобы не мешать себе и остальным подслушивать. Несчастный и подавленный Валера даже не замечал происходящего вокруг и вёл себя так, будто разговаривает у себя дома – не прижимал трубку к уху и не переходил на шёпот. Разговор стал достоянием всей камеры.

– Привет, родной! Что у тебя с голосом?! – поинтересовалась взволнованная Ирина.

– Я только что разговаривал с Ибрагимом… – ответил Валера убито-подавленно. – Ты дозвонилась до Володи?! – вдруг как-то взбодрясь, спросил он.

– Нет, любимый. Он не берёт трубку. Я звонила с разных телефонов!

– Это плохо… Это очень плохо… – кусая ногти, задумчиво произнес Чурбанов.

– Что хотели эти? – тихо, нараспев, со страхом спросила Ира.

– Чтобы ты завтра их человеку подарила наш гараж, – после небольшой паузы в отчаянии прокричал Валера.

– А что будет, если я этого завтра не сделаю? – твёрдым и спокойным голосом спросила жена.

– Они меня покалечат! Ты что, не помнишь, что они сделали с Женей Колокольниковым?

Эту историю Григорий хорошо знал. Её как притчу во языцех рассказывал весь централ на сборках и в «стаканах» ожидания.

Женя Колокольников – сотрудник крупного банка, которому вменялось мошенничество в особо крупном размере. Он был человеком состоятельным и активным в социальных сетях и прессе. Поэтому, когда он заехал на Бутырский централ, его персону тщательно пробили в интернете, как блатные, так и опера. А там было на что посмотреть: фотографии на фоне роскошной дачи на Рублево-Успенском шоссе, квартиры в элитном жилом квартале, дорогие автомобили и шикарные яхты. Поэтому его ценник за беспроблемное проживание в камере оценили в десять миллионов рублей. Он поначалу согласился, но потом дал заднюю и собирался через адвокатов подать жалобу начальнику тюрьмы о вымогательстве. Пока он ждал вызова к адвокату, его по какой-то причине отвели не в «стакан» ожидания, а на «сборку» первого корпуса. Туда завели трёх бритоголовых молодцов, и они за пятнадцать минут убедили его заплатить всю сумму, причём в этот же день. Адвокат его так и не дождался, зато жена по телефону, принесённому операми в камеру «сборки», отлично видела и слышала по видеотрансляции всё происходящее с её любимым человеком. После поступления денежных средств на киви-кошелёк Ибрагима в камеру к Евгению позволили зайти сотрудникам Бутырки. Последующие три недели Женя провёл в городской больнице с диагнозом: переломы трёх пальцев на правой руке и предплечья левой, а также тяжёлое сотрясение мозга из-за падения со второго ряда шконки. После этого Колокольников передал судье через адвокатов взятку в размере миллиона евро, и его перевели под домашний арест, где он и находился до суда.

– Не переживай, Валерочка. Я всё сделаю, как ты хочешь, – дрогнувшим голосом прошептала в трубку Ира.

Чурбанов расплакался, как ребёнок, не имея больше сил держать весь этот кошмар в себе. Он рыдал надрывно, трясясь на шконке и хлюпая носом, затем постарался взять себя в руки и, слегка заикаясь, сказал:

– Позвони, пожалуйста, Руслану прямо сейчас и обо всём договорись. Как закончите, сразу же набери меня. Хорошо?

– Хорошо, любимый! Я всё сделаю. Только не плачь и не расстраивайся. Всё будет хорошо.

Валера нажал на кнопку телефона, оборвав связь, и прислушался. В этот момент Григорий с Иванычем характерно засопели, как во сне, а Руслан даже постанывал.

«Станиславский сказал бы – верю», – подумал Григорий о своих сокамерниках.

Ира перезвонила спустя минут десять и подтвердила мужу, что обо всём договорилась. И даже созвонилась с их человеком на воле. Так что уже сегодня, потому что было за полночь, закроет этот вопрос. Только после этих слов жены Чурбанов окончательно перестал икать и шмыгать. Спрятал телефон в «курок» и лёг спать.

4 декабря 2014 года после отбоя дверной глазок камеры 288 открылся, и продольный громко прокричал в закрытую дверь: «Тополев! Завтра утром на суд! По сезону!!!». Затем посмотрел через мутный пластик на происходящее внутри, отпустил железную створку и пошёл дальше.

– У тебя что, завтра суд? – переспросил сокамерника Руслан, приподнявшись со шконки, чтобы увидеть Григория.

– Продлёнка… – тихо ответил он, даже не пошевелившись.

«Хоть какая-то смена декораций, – подумал Тополев. – Моя первая продлёнка… Сколько их ещё будет впереди?» – повернулся на бок и уснул.