Текст книги "Желчь"

Глава 10
Пироз

Следующий день не дарил никаких положительных эмоций. Лишь тоска и суета людской беготни – видимо, та самая суета, что живет в каждом, заставляя двигаться во имя благополучия своей жизни и жизни близких. Эта картина отдавала эмоциями безразличия, где каждый, не замечая ничего вокруг, банально существовал. В этой обыденности ехал на работу Егор Здравский: тупо пешком до метро, тупо поездка в метро, тупо на остановку автобусов, тупо на автобусе до места назначения; и получается, все тупо, и так все…

Егор прокручивал мысли о бытии: «Почему именно так должно, а не иначе. Почему просто нельзя лежать на берегу моря и ничего не делать или податься в путешественники, но так, чтоб денег было неограниченное количество. Почему нужно ходить на эту долбанную работу и тухнуть, да ладно бы тухнуть, еще и вникать в эти все убийства, вот мне оно надо? И мало того что я жалуюсь и не понимаю, ведь каждый человек про свою работу может сказать то же самое – и так же не понимать, почему это происходит с ним».

Егор не успел подняться по лестнице на входе в здание, как его встретил Тимофей Геннадьевич,

– Где твой телефон? – Этот вопрос заставил Егора рыскать по карманам в поисках мобильника.

– Не нахожу… наверное, дома забыл… а что?

– Петруха мертв!

– Как мертв? – Лицо помощника следователя словно скривилось от услышанной новости, он не мог переварить эту информацию, она никак не укладывалась в голове.

– Выпал из окна кабинета… ночью все произошло! – Егор слушал криминалиста, его ноги пристыли к бетонному полу на входе в здание, он не знал, что делать дальше, полная потерянность, словно из мозга достали всю информацию, а точнее – алгоритм действий, по которому он существовал в этом мире, и теперь его тело могло только стоять и слушать. – Егор, Егор? Парень, очнись!

– Я вас слышу, но… – Слезы, словно направленные по магистрали, стекали по щекам. – Он точно?..

– Петр умер, разбился, упав из окна!

– А я сейчас шел, и даже не придал значения тому, что под окнами копошатся полицейские, даже мыслей не мелькнуло о чем-то подобном, хотя там лента развевается, все огорожено, проход людей запрещен… я просто прошел мимо, даже не обращая внимания… – Заторможенность в словах помощника чувствовалась очень сильно.

– Давай заходи, попей воды!

– Мы вчера только с ним разговаривали, я его разыграл так здорово еще… он никак не ожидал! Я его попросил рассказать, почему же его прозвали «Пироз», и он, усмехнувшись, махнул рукой в мою сторону, дал добро… сказал, что расскажет завтра…

Глава 11
Дневник

Жизнь этого большущего города кипит, этакий муравейник растет в геометрической прогрессии, а я, пребывая в режиме бумажного червя, вдруг спонтанно решил завести дневник, который не раздумывая назвал «Жизнь прожитого с пользой дня». Почему именно так? Да потому что записывать всякую всячину в течение дня некогда особо, а вот подбивать итог именно принесшего пользу дня – это совсем другое дело.

Всегда задавался вопросом: зачем люди ведут дневник? А сейчас сам начал вести; может, потому что только дневник может в себя впустить такое содержимое, которое не хотелось бы делить с окружающими, и ни при каких обстоятельствах его не выдаст наружу, если, конечно, ты этого не хочешь. Получается, знать будем только я и дневник, но вот опять вопрос: а зачем мне записывать то, что я и так знаю, или чтобы не забыть? Ну конечно нет, я все продумал, когда-нибудь я сделаю так, чтоб этот дневник пользы попал в руки ищущих разгадки… Такой получается первая страница дневника…

Еще вот чем хочу обусловить то, что в дальнейшем будет написано в тексте моего первого дневника… тут не будет имен… тут будут отражаться лишь действия… нет, не рабочие, а только действительность жизни.

Первое, что я хочу внести в дневник, касается моей тетки, которая живет в доме с ужасным соседом. С одной стороны, можно подумать: а что ужасного может быть в соседе? Он вроде как живет в своей квартире, его не видно… но его очень хорошо слышно! Настолько хорошо, что люди на несколько этажей вверх и вниз его слышат… ну да ладно, начнем сначала…

Я живу в своем мире, со своими правилами и своим распорядком дня, но при этом чту законы, которые существуют в этой стране, и мне не нравится, когда кто-то их нарушает. Я не про нарушения, которых никто бы и не заметил, я про нарушения, которые, как зияющая на теле рана, так и норовят напоминать о себе.

Эх, моя тетушка живет в таком хорошем доме, он высокий, с красивым фасадом и ухоженной придомовой территорией, что может быть лучше… я с ней общаюсь редко, в основном узнаю о ее жизни через родных, которые мне и поведали про ад… ад в образе соседа, который словно испытывает людей на прочность.

В тот момент я решил проверить, насколько плох уровень жизни людей. К дому пришел пешком и уселся на детской площадке. Буквально сразу сверху на траву упала бутылка. Из открытых окон, разрываясь об воздух и насыщая двор атмосферой клубной жизни, неслась музыка, от которой даже дети прикрывали уши. Мне сложно представить, что я буду слушать подобное двадцать четыре часа в сутки, так как моя злость уже на пределе. Подойдя к домофону, я набрал номер квартиры тетушки, которая незамедлительно меня впустила.

– Привет, сынок… – Всегда так меня называла, скорее всего, по причине отсутствия своих детей.

– Привет… и давно такое звукопреставление на ваш дом упало?

– Не сказала бы, что давно… раньше как-то реже было, но было, и мы жаловались… только чего жалобы-то? Он из тех же… – Она замолчала, приглашая на кухню. – А сейчас он, видимо, в отпуске, так куролесит вот уже неделю или больше… и мы тоже обращались, только смысл-то какой, нас не слушают, только и говорят «разберемся»…

– Может сходить к нему, поговорить?

– Так ходили ведь, и не раз. – Тетушка покачала головой, посмотрела наверх. – Бесполезно! Дед Вова получил от него, теперь не ходит… когда вот теперь поправится? Мы ведь старые, так он и с молодыми церемониться не будет…

– Эта музыка днем и ночью так громко?

– Так вот ведь говорю тебе, неделю как или больше уже…

– Попробую лично составить претензию, может, получится. – Я пожал плечами специально, чтобы это не выглядело как стопроцентное решение проблемы.

Спускался вниз по лестничной клетке, специально не задействовал лифт, потому как нужно было окончательно все оценить и вернуться в этот подъезд снова, но уже не с пустыми руками. Летняя погода дарила тепло, а в голове зарождался план, и хотелось страшных сцен для того человека, несущего дискомфорт.

Я проходил по улицам города, когда меня как-то неожиданно привлек строительный магазин, а именно отдел с инструментами. Как только я вошел внутрь, мое воображение заполонили картины, в которых я забивал молотком того наглеца, или пилил его бензопилой, или вовсе прикручивал к полу шуруповертом, но попавшийся на глаза электорошокер китайского производства с мощными характеристиками заставил остановить выбор на себе.

Добравшись до дома, я не стал экспериментировать и подробно изучать, как им пользоваться, достаточно было того, что есть кнопка спуска. Наступившие сумерки были нужным атрибутом сегодняшнего похода в гости. Моя одежда черного цвета, спортивного пошива – что немаловажно, имеется глубокий капюшон, ну и, соответственно, перчатки. С перчатками вообще все интересно: я надел сначала медицинские резиновые перчатки, а поверх натянул хлопчатобумажные также темного цвета, на голову надел шапку, чтобы предотвратить падение волос.

…подъезд открылся ключом, который я позаимствовал из второго комплекта тетушки, чего она даже не заметила. Аккуратно, медленно поднялся по лестнице до этажа, рассылающего музыкальные напевы. Страх одолевал изнутри, появилась одышка от неправильного дыхания, ноги, словно после спортзала, не слушались и дрожали. Нужен был перерыв – или так называемая выдержка – перед боем с противником. Я уселся на ступень, достал из рюкзака сигареты и нервно закурил, дым застилал пространство между лестницами, стремясь раствориться, перетекал вверх. С каждой затяжкой росла уверенность, настрой на совершение благого дела перевалил за рамки страха. Сигареты таяли в руках, словно это была игра на скорость выкуривания – в ней бы я точно стал бы победителем.

Тогда, когда я сидел на лестнице и выкуривал сигарету за сигаретой, от них остались фильтры, и мне просто захотелось их сжечь, чтобы еще скоротать время, и тогда я сочинил первый, пусть даже бредовый стих:

 
Страх убиваю в сигарете,
Тяну ее, пускаю дым,
Тут лезу сразу за второю,
Хочу курить, что нету сил,
Третью поджигаю смело,
Звук розжига, подача, газ,
Четвертую, пятую, шестую,
Как выкурил я все за раз?
Семь, восемь, девять,
Сжигаю фильтры за собой,
И напоследок десять,
Прощай, мой «друг», я за тобой.
 

Так как я сидел на ступени между этажами, то сгоревшие фильтры сгреб, казалось бы, неприметно, в угол. Поднялся и достаточно сильно постучал в дверь молотком, четко попадая в такт музыке. Дверь открылась быстро, и меня встретил человек, одетый в семейные трусы и майку,

– Тебе чего надо, смертник? – Пистолет, который был в руке мужчины, был пригоден для запугивания, не более…

– Я бухну с тобой?

– Бухни, коль не шутишь! Заходи и дверь закрой…

Мужчина не успел отойти и на несколько метров, как получил разряд тока из-за спины, отчего потерял пистолет. Он пытался бежать, но когда сзади дышит в спину охотник, который превосходит по скорости, все становится бессмысленным. Я нанес мощнейший удар молотком в область спины и получил полный доступ к телу местного диджея. Музыку не выключал специально, чтоб оставить завесу таинств над мучениями этого человека.

– Остановись, будь человеком! – Он говорил сквозь кровь, льющуюся изо рта: по-видимому, тот удар молотком что-то пробил.

– Тебе нравится то, что с тобой сейчас происходит?

– Сделаю все… все…

– Молодец, ты уже все сделал! – Я приставил электрошок к ушам дьявола поочередно, пытаясь искоренить в нем все живое… да… у меня получилось. Музыкальный центр поставил на таймер, чтоб он выключился через пять минут после моего ухода.

Труп обнаружили не сразу, а спустя пару дней. Самое интересное было наблюдать за людьми, живущими в этой самой музыкальной многоэтажке, смотреть на их дикость, словно они потеряли что-то, что их сопровождало долгое время… но потеряли они раковую опухоль одного из подъездов, испытав при этом нескончаемую легкость, тишину…

Мне выпала возможность понаблюдать за происходящим, посмотреть на эмоции людей, и знаете что… на их лицах эмоции удивления перемешивались со страхом, но в то же время накатывало выражение сдержанного восхищения.

Глава 12
Дневник 2

– Где вы взяли этот дневник? – очень взволнованно спросил Егор.

– Он был у Петра во внутреннем кармане…

– Что-то еще было при нем, или это все? – Задавая вопросы эксперту-криминалисту, Егор осматривал кабинет, в котором они беседовали еще вчера. – Тут явно чего-то не хватает!

– У него была пачка сигарет и вырванные, свернутые в свиток блокнотные листы!

– А как же мобильный телефон?

– Его нет нигде, как и самого блокнота!

– Вы уже всех оповестили? – В ответ на заданный вопрос Егор получил кивок. – Как хоть так-то? – Помощник вцепился в волосы, пытаясь их вырвать.

– Егор, тебя начальник вызывает, давай дуй…

Разговор с руководством проходил в достаточно спокойной обстановке. Егора поставили временно исполнять обязанности Петра Васильевича, но перед этим провели полный опрос о вчерашнем дне. Прошедший опрос состоял в незначительном давлении на Егора, которое должно было заключить его в некие рамки обвинения, но грамотные ответы молодого помощника сняли все обвинения, поскольку после его ухода домой в кабинет Пироза зашел криминалист, как ему показалось.

Егор остался один в бое против неизвестного курящего убийцы, уничтожающего всех мешающих ему жить. Дневник с достаточно интересным стилем изложения, с достаточным количеством подробностей мести и жестокости, которую сам же убийца называл ЖЕЛЧЬЮ. Зацепок, конечно, из нее было не взять по причине чистоты всех деяний, но была и интересная деталь, а именно: те самые описанные в дневнике убийства разделялись десятью чистыми листами, а на каждом предпоследнем чистом листе из десяти, ближе к переплету, лежали волосы. Что самое интересное, после последнего дела волосы лежали между каждым чистым листом, и так на трех последующих страницах. Эти загадки заставляли Егора чувствовать себя некомфортно, ощущая превосходство умственных способностей убийцы и его хорошей игры с законом…

– Геннадич, что там с Петром Васильевичем? – Держа в руках дневник, Егор, словно боясь потерять, теребил его. – Ты его уже осмотрел?

– Осмотрел, – тяжело выдохнув, ответил криминалист. – Лица нет, кости переломаны, похоже, сильно досталось.

– Что с лицом, почему его нет?

– По всей видимости, весь удар при падении пришелся на лицевую часть… – Слушая, Егор представил картину случившегося.

– При нем еще что-то было, кроме дневника?

– Нашли пачку сигарет, монетки, раздавленный мобильник, ключи от кабинета…

– А дверь в кабинет была в каком состоянии?

– Закрыта. А окно, через которое он сиганул, было в таком состоянии, как будто в него прыгнули с разбега.

– Получается, вы к нему зашли… Кстати, чем он занимался?

– Я забежал на секунду, передал отчеты и убежал домой…

– Камера зафиксировала падение? – Егор продолжал мыслить вслух. – Вы забежали, он принял у вас бумаги…

– Нет, не принимал, он сидел на стуле и смотрел в окно…

– Ну пусть, а дальше получается, он заперся и прыгнул в окно?! Странная схема такая! Зачем?

Егор шустро вышел из кабинета, рукой призывая криминалиста идти за собой. Нынешний следователь за время общения с Петром привык к его привычкам, и, чтобы перепроверить схожесть постоянных с теперешними, решил удостовериться во всем лично.

Они подошли к бывшему кабинету Пироза, в котором все еще работал фотограф. Егор смело передвигался по кабинету, в котором было расставлено достаточно много карточек с цифрами, указывающих на улики. Он молча тыкал пальцами то в пепельницу, то в приоткрытый ящик стола, то вдруг, наклонившись к столу, нюхал содержимое стакана с отколовшимся краем, а потом и вовсе упал на колени, заглядывая под стол. Егор встал и уставился на Геннадича, махнув в сторону, что явно значило «пойдем выйдем».

– Что ты увидел? – Не успев выйти из кабинета, выплеснул он скопившийся как воздух вопрос.

– Окурки видел? Там их больше семи штук, а это не по законам Василича, потому как он всегда придерживается одного числа… Значит, он нервничал или в его кабинете был еще кто-то, тот, кто закрылся изнутри. В стакане остатки чая, а пакетика чайного нет, потому как он лежит в мусорном ведре, хотя Пироз всегда оставлял пакет в стакане до полного его опустошения… Как-то слишком все коряво, тебе так не кажется?

– Следствие покажет.

– У него под столом была еще обувь, в которой он, бывало, ходил тут в здании, а в ящике всегда целая пачка сигарет, и, кстати, в самой мусорке тоже должна быть пустая пачка, но она валяется рядом, столько расхождений… – Егор затих, смотря на рваную дырку в линолеуме. – Страшно… Покажи мне все…

Геннадич что-то бормотал и неспешно вел Егора в свои владения.

На столе лежали открытая пачка сигарет, мобильный телефон, по которому словно проехал грузовик, и нагрудный крестик. В пачке лежала одна сигарета, что сразу привлекло внимание Егора.

– Звонки с телефона не пробивали?

– Он никому не звонил, и ему не звонили! На пачке его отпечатки. Единственное, что непонятно: по всем показаниям он умер раньше, чем прыгнул из окна.

Полная путаница – и дневник, который Егор никак не выпускал из рук. – Геннадич, вот ты мне дал дневник… – следователь начал говорить так, как будто хочет высказать претензию, на что неминуемо поступила встречная, столь же резкая обратная связь,

– Полностью проверили, волосы на экспертизу взяли…

– Спасибо. – Егор отвернулся, открыл дневник, и, медленно покинув помещение, начал изучать рукописи:

* * *

…Я предполагал, что дневник буду вести постоянно, но не тут-то было, писать, как оказалось, нечего.

Но сегодня есть что написать, и поэтому достаю свой дневник. Открыл его, и сразу в глаза бросилась история с полицейским-меломаном. Кстати, сегодня открыл дневник неслучайно, произошло что-то хорошее, и что-то похожее на случай с полицейским… начну с подробностей.

Мой хороший знакомый, с которым мы встречаемся раз в месяц в бане, поведал мне историю о хулигане одного из дворов города. Хулиган примечателен безнаказанностью и вседозволенностью, его родители делают все, чтобы мальчику доставалось только лучшее. Я решил проверить данную информацию, посетив этот загадочный двор…

Моя одежда темного цвета стала, видимо, стандартной для данных походов. Я выбрал выходной день, чтоб собрать полную картину об этом мальчике-школьнике. Конечно, хулиганское поведение отметил сразу, как только его увидел, но не более. Это «не более» длилось до вечера, а вечером в него словно дьявол вселялся, и творилось что-то немыслимое: стрельба из пневматики по птицам, по людям, по машинам; он вырывал сумки у женщин и вываливал все содержимое на землю – и прочие, казалось бы, мелочи; так казалось родителям, но не людям, которые строчили заявления – но они так и не рассматривались никем. Что еще очень странно, он обмазывал стены подъезда своими фекалиями, что у него творится в голове?

Может быть, я жестоко поступил, но я убрал этого хулигана с далеко не его света, в котором он себя почему-то не научился контролировать, заставляя страдать окружающих. Кто-то скажет: нужно начинать было с родителей, это они его так воспитали, не объяснили, как себя вести в обществе… но мой выбор был таков, потому как, потеряв ребенка, родители задумаются или, может, вообще никак не воспримут…

Поздним вечером я пришел на детскую площадку, безлюдность и тишина указали мне прямую дорогу в детский домик, в котором я мог уединиться в четырех стенах. Выложил на лавочке десять сигарет:

 
– Страх убиваю в сигарете,
Тяну ее, пускаю дым.
Я наслаждался дымом, проникающим в меня, ощущая густоту и плотность его клубов.
Тут лезу сразу за второю,
Хочу курить, что нету сил.
Тлеющий огонь усиливался от тяги, освещая небольшое помещение.
Третью поджигаю смело,
Звук розжига, подача, газ,
Четвертую, пятую, шестую,
Как выкурил я вас за раз?
Семь, восемь, девять,
Сжигаю фильтры за собой,
И напоследок десять,
Прощай, мой «друг», я за тобой.
 

Да, я стандартно сжег фильтры, оставил их под лавкой, а сам выдвинулся за мальчишкой, который вышел из подъезда с ружьем наперевес. Он шел быстро, уверенность куда-то его тащила. Мне приходилось несколько раз перейти с шага на легкий бег, чтобы не отстать.

Место, в которое он пришел, было недостроенным зданием, в котором сливаются несколько потоков, а именно: молодежь, собирающаяся пожечь костры, паркур-движение; и отдельно от этого всего ютились бомжи – они и были желаемым лакомым куском или живой мишенью, которая ничего не скажет точно, молча получая порции свинца.

В тот день мне не повезло, я сорвался вниз в отверстие в полу, его было не видно. Благо мне помог парень, жаль, что так и не разглядел его тогда, да и этого черта-школьника упустил.

После похода в здание я никак не мог восстановиться несколько дней по причине болезненных ощущений в районе голени. Мне потребовалось две недели, чтобы встать в строй и выйти на дело. Конечно, все две недели я не сидел на месте, приходилось наблюдать за малым, даже удалось собрать его фекалии, которые он разбрасывал всюду, что очень странно, в носке… это надо же додуматься до такого, чтоб свое говно пихать в носок! Жесть!

Все свершилось в будни, этот малолетний придурок стрелял с дворовой территории в сторону проезжей части, при этом хорошо скрывшись от взглядов людей. Он находился в кустах, и они явно принимали его часто, потому как оборудованность их удивляла.

Я вошел в кусты через узкий проход, сделал это очень резко, отчего жертва сильно испугалась и бросилась на задок с испуганными криками.

– А-а-а-а-а…

– Ссышь!

– Иди на… – Он так ничего больше и не сказал, ему мешал тот самый набитый носок, который он когда-то кинул.

– Послушай меня! – Жертва достаточно сильно вырывалась из-под моей ноги, мне даже пришлось достать шокер и вхолостую продемонстрировать серьезность сего положения. – Расскажу тебе страшную тайну, ты, поди, сам-то не догадываешься… так вот, ты очень плохой мальчик, за которым родители не смотрят, не объясняют тебе, что хорошо в этой хорошей для тебя жизни, а что плохо. Так вот, чтобы приоткрыть завесу всех тайн, которую тебе не открыли почему-то на этот счет, появился я!!! Дай мне, пожалуйста, ружье… давай, давай, не жалей! – Зарядив пулю, я направил ружье в сторону улицы. – Хорошо тут вести огонь, можно прицелиться. – Резким движением руки, удерживающей ружье, я перевел дуло на шею школьника и тут же выстрелил. В болевом шоке он свернулся, пытаясь кричать, но тот самый плотно набитый носок не позволял этого сделать. Жертва все-таки смогла вырваться, и мне не пришлось мешкать, я щелкнул его в бок с небольшой оттяжкой, фиксируя и даже прижимая тело к земле. Я, конечно, видел глаза, в которые закрался страх, но уже окончательно решил освободить улицы от дерьма дьявольского отродья.

Не было сожаления и какой-либо жалости, хотелось только жестокости… Я просто изливал на эту мразь скопившуюся желчь, которая скапливалась по объяснимым причинам… И вот еще что, дневник существует далеко не с первого убийства…

Прочитав о втором убийстве, Егор почувствовал недомогание и упал на старый диван в коридоре, тянущемся к кабинету Пироза. Сердце пыталось вырваться наружу, перекачивая кровь и поглощая кислород, который поступал тяжело, даже несмотря на глубину вдохов. Он извлек из этого убийства недостающие паззлы своей жизни – или, точнее, маленького, но значимого куска этой жизни, настолько значимого, что его организм дал сбой в виде слабости.

Егор, будучи студентом, часто бывал именно в этом описанном в дневнике здании, где проходили тусовки молодняка. Здание было достаточно безопасным, исключая несколько мест, в которые ходить было нежелательно, и те, кто часто посещал эту площадку, о таких местах знали. Та яма была когда-то как лаз в подвал, но в процессе жизнедеятельности ее закидали кирпичом, блоками и арматурой, и провалиться в нее грозило явной опасностью для жизни. Что и произошло с убийцей: он провалился, издав крик, ему еще повезло, что он зацепился за штырь, торчащий сбоку от отверстия ямы.

Егор, увидев рухнувшего вниз человека, тут же поспешил на помощь. Он вытянул человека из этой ловушки и хотел перекинуться с ним парочкой слов, но тот, не сказав даже «спасибо», хромая и не показывая лица, шел в сторону выхода. Человек ему показался странным только потому, что его одежда была достаточно закрытой для такого времени года, словно он от кого-то прячется или хочет быть незаметным…