Текст книги "FAKE – структуры. Призраки российской политики"

Глава VI
FAKE-СТРУКТУРЫ ПРАВОЗАЩИТНОЙ ТЕМАТИКИ – РОССИЙСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Правозащитное движение в России находится в кризисе. Об этом говорят с сожалением или злорадством, но признают практически все: сами правозащитники – вне зависимости от степени вовлеченности в политику или занимаемой «стороны баррикады», политические партии, экспертное сообщество, государственные структуры. Отношения государства и правозащитников также находятся в тупике. Любой региональный чиновник средней руки при упоминании правозащитников как минимум начинает креститься и говорить «чур меня». Рука хочет написать: правозащитники раздают свои рукописи по знакомым, готовятся к психбольницам и сушат сухари. Нет, конечно, не так. Наиболее известные правозащитники, в особенности старой московской школы, участвуют в ток-шоу на российском телевидении и радио, раздают интервью о «кровавой» власти и тотальном «зажиме» печати, используют свои заготовки тридцатилетней давности – они хорошо ложатся на стереотипы западной прессы, активно участвуют в борьбе за власть – поддерживают тех или иных политических игроков, призывают исключить Россию из международных организаций и так далее. Активная финансовая и организационная поддержка западными странами российских структур правозащитной тематики привела к тому, что в этой области появилось множество организаций, с самого начала представлявших собой fake-структуры.

Высказывания, поведение и идеология большинства «раскрученных» правозащитных структур не только не соответствуют русской политической культуре, но даже базируются на отрицании права существования таковой.

Характерным примером является поведение одной из видных представителей организаций такого рода – Л. Алексеевой, которая в своем интервью газете Die Tageszeitung (Германия) от 17 мая 2007 напрямую заявляет: «У нашего народа нет никакой политической культуры. У нас еще не было времени, чтобы развить ее, так как мы практически никогда не жили в условиях свободы».

В данном случае не так важно даже сочетание безапелляционного тона и непонимания употребляемых терминов: суверенный народ с тысячелетней историей даже в случае полного отсутствия свободы или, например, рабовладения не может не иметь политической культуры – в силу самого определения этого понятия. Читатель справедливо отметит, что мы не вправе пенять правозащитнику на недостаточный уровень образования. Характерным является отрицание права на возможность наличия собственной политической идентичности и права на самостоятельную форму устройства общества в России.

Другим показательным примером является позиция известного российского юмориста В. Шендеровича, также причисляющего себя к оппозиции. В интервью «Газете по-киевски» (Украина) от 6 декабря 2005 года он говорит: «Россия в холопстве у имперской идеи, у собственных тяжелых иллюзий». И продолжает в газете Die Welt (Германия) 1 марта 2005 года, описывая русскую политическую культуру следующим образом: «Россия имеет тысячелетний опыт рабства и тоталитаризма, потому что это русская модель власти». Остается загадкой, где именно актер «разговорного» жанра сумел найти в истории страны тысячелетний опыт рабства, совершенно нехарактерного для России в отличие, например, от Соединенных Штатов Америки. Вероятно, Древний Рим, несмотря на реальное, а не выдуманное наличие рабства, является для него образцом демократии.

Все вместе это привело к потере когда-то высокого морального авторитета правозащитников и вызвало потерю поддержки со стороны общества. Засилье fake-структур в этой области приводит к тому, что «нераскрученные» правозащитники сталкиваются с отсутствием средств, с нарастающим непониманием в обществе и неприятием со стороны государственных организаций, подозревающих в них подрывные организации.

Ниже читатель ознакомится со структурами правозащитной тематики, обладающими целым рядом черт типичных fake– структур. Интересно отметить, что, также как и fake-оппозиция, псевдоправозащитники не соответствуют не только русской политической культуре, но и западной. Их поведение и идеология резко отличаются от описанных выше западных правозащитных структур в отрицательную сторону. Это несоответствие лишает их оставшейся части морального авторитета и дискредитирует само понятие «правозащита» в России.

В предыдущей главе читатель мог убедиться, что важнейшей чертой настоящих правозащитных организаций является отсутствие «страновых» исключений отказа от критики тех или иных стран или фигур. К сожалению, в деятельности большей части российских fake-структур правозащитной тематики нельзя обнаружить эту черту. Скорее для них характерно обратное – не только сознательное исключение из критики США, стран Евросоюза, но и попытка ориентироваться на них в качестве единственных образцов соблюдения прав человека. Отчасти это связано с источниками финансирования, а в определенной степени и с историческим характером связей советских правозащитников с американским правительством.

Например, Human rights watch ясно пишет, что «правозащита» использовалась в виде идеологического оружия:

«На протяжении долгих лет холодная война создавала для правительств соблазн использовать права человека как политическое оружие. Соединенные Штаты с готовностью размахивали флагом прав человека в идеологической войне с Советским Союзом и соцлагерем, что не мешало им покрывать (если не прямо спонсировать) произвол авторитарных режимов, которым оказывалась помощь как заслону от коммунизма».

Так, нынешний руководитель структуры под названием «Московская Хельсинкская группа» Людмила Алексеева работала на радиостанциях «Свобода» и «Голос Америки», а во второй половине 1980-х годов участвовала в работе конференций ОБСЕ в составе делегации США. Кстати, изначальная антисоветская направленность Американской Хельсинкской группы не помешала ей, преобразовавшись в Human rights watch, стать одним из наиболее яростных современных критиков правительства США. Этого, безусловно, нельзя сказать о российских правозащитных fake-структурах, большинство которых так и не смогли преодолеть восхищения перед давно фантомом «прав человека» в Америке.

Движение «Мы», которое возглавляет дочка бывшего председателя правительства Т. Гайдара, так прямо и пишет в своих программных документах: «Лучшим выходом из ситуации должна стать ориентация на те государства, которые успешно преодолели социальные проблемы (как, например, страны Северной Европы и другие демократические страны)». Вряд ли с этим мнением согласятся жители Парижа и его предместий после известных беспорядков. Впрочем, точностью суждений отличается не только дочь известного экономиста.

Сергей Ковалев на церемонии вручения ордена чеченских террористов «Рыцарь чести» в январе 1997 года предложил более интересную теорию: «Меня не слишком волнует вопрос, является ли Чечня частью России или нет… Но зато я глубоко убежден в другом, а именно в том, что Чечня является частью Европы. И, стало быть, – частью современного цивилизованного мира, который основан на демократических принципах, уважает свободу и достоинство личности, права граждан, защищает свои национальные и религиозные меньшинства, имеет достойное и гуманное законодательство». Как можно было разглядеть демократические принципы, уважение свобод и прав личности в Чечне времен Д. Дудаева, остается загадкой, однако восхищение fake-правозащитника перед Европой очевидно.

Такие же «страновые» исключения российские fake-структуры правозащитной тематики делают по отношению к странам Прибалтики. Эти страны обладают в их сознании своеобразной двойной «презумпцией невиновности» – как соратники по борьбе против СССР и как члены европейского сообщества.

Хорошим примером является Эстония, в которой нарушения прав русских признаны даже на уровне ЕС. Фактически в ней сформирован специальный режим так называемой этнической демократии, в которой закреплены инструменты сохранения неравенства групп населения по этническому признаку, а именно – эстонцев над русскими.

В стране существует целый ряд механизмов, направленных против русских:

1. Первоначальное поражение в правах большей части русского населения с помощью отказа от предоставления им гражданства страны, введение специально усложненной процедуры получения гражданства страны в дальнейшем.

2. Создание худших условий жизни для неэстонцев дефакто, сочетание политики их вытеснения за пределы страны с политикой натурализации той их части, которая полезна и лояльна нынешнему строю, и маргинализацией оставшейся части внутри государства.

3. Консолидация эстонской элиты под влиянием идей о необходимости защиты страны от роста влияния собственного русского населения внутри и влияния России извне.

4. Непропорционально высокое представительство правых и ультраправых, выступающих с антирусских позиций, в органах власти, средствах массовой информации, политической сфере.

5. Разработка и насаждение новой версии истории страны антирусской направленности, включая создание общественного механизма контроля любых отклонений от официальной версии. Частью этой истории является позиционирование эстонцев, служивших в СС, в качестве борцов за независимость страны.

В Эстонии активнейшим образом работают спецслужбы – полиции безопасности (КАПО), осуществляющие политический контроль и поддерживающие режим преследования политических организаций, отстаивающих права русских. Например, в период активной работы Объединенной народной партии Эстонии публично оказывалось давление на ее руководство, включая задержания под надуманными предлогами. Ведется адресная работа со спонсорами организаций, отстаивающих права русских. Следователями полиции безопасности неоднократно задерживались предприниматели, поддерживающие русские общественные организации, например О. Оссиновский. Преследованиям подвергается Центр информации по правам человека – одна из организаций, активно работающих с ЕС в области прав. Он неоднократно подвергался налоговым проверкам, обвиняется в налоговых нарушениях, несмотря на положительное заключение международной аудиторской компании Ernst &Young.

Чиновники, работающие с организациями, отстаивающими права русского населения, подвергаются прямому давлению со стороны полиции безопасности Эстонии, против них фабрикуются уголовные дела и компрометирующие публикации в СМИ.

Например, еще в 2001 году против руководителей Департамента социальной безопасности и интеграции Таллина, поддерживавших Центр информации по правам человека, были возбуждены уголовные дела, которые вели следователи полиции безопасности. Одновременно в ряде газет появилась серия негативных публикаций. Только в 2003 году Таллинский суд прекратил эти уголовные дела в связи с отсутствием состава преступления. Полиция безопасности Эстонии большим тиражом издает свой ежегодник, в котором открыто пишет о «подрывной» работе тех или иных партий или общественных организаций. Эти материалы намеренно широко распространяются среди государственных служащих и цитируются прессой, разрушая репутацию попавших под подозрение организаций, ставя под угрозу их существование и работу. Полиция безопасности также активно ведет контрпропагандистскую деятельность и осуществляет идеологический контроль, нейтрализуя невыгодные для политического режима темы. Одной из таких тем является судьба народа сету в Эстонии, находящегося на грани вымирания и не признанного в качестве самостоятельного этноса официальными властями.

Между тем для российских псевдоправозащитных структур характерны либо уклонение от этих вопросов, либо удовлетворенность текущим положением. Процитируем передачу радио «Свобода» с участием Людмилы Алексеевой и эстонского «правозащитника» Марта Никлуса от 15 февраля 2007 года.

«Людмила Алексеева: Сегодня у меня очень редкий собеседник – эстонец Март Никлус. Это имя в Эстонии известно каждому, он вместе с Эрном Тарта и Эриком Удомом был ранним провозвестником эстонского национально-демократического движения. Сейчас Эстония является независимым государством – в этом огромная личная заслуга Марта Никлуса… В России многие считают, что если в советское время эстонцы обижались на русификацию, то сейчас в Эстонии очень обижают русских. Что вы по этому поводу скажете?

Март Никлус: Никто русских в Эстонии не ущемляет. Если им не понравятся наши порядки, наш эстонский язык, который является государственным языком, любой русский может покинуть нашу страну, возвратиться в Россию, где, как мы предполагаем, никто прав человека не нарушает.

Людмила Алексеева: Как вы могли убедиться, Март Никлус и сейчас бунтует, несмотря на преклонный возраст и тяжкие жизненные испытания. В его характере по-прежнему сочетается сочувствие к людям и требовательность к власть имущим, безотносительно к их национальности. У этого человека поразительная чувствительность на справедливость и несправедливость, на правду и ложь. Посвятив всю свою жизнь без остатка своей родине, своему народу, он ни в каком качестве не вошел во власть, когда Эстония обрела самостоятельность, он по-прежнему критичен по отношению к существующей системе в стремлении к ее совершенствованию. Вот таков Март Никлус, национальный герой Эстонии».

Вот так – национальный герой Эстонии, «сочетающий сочувствие к людям и требовательность к власть имущим, безотносительно к их национальности».

Особенно ярко проявилась эта политика «страновых» исключений в ходе недавнего резкого неприятия fake-правозащитниками активности российских молодежных общественных организаций, митинговавших около посольства Эстонии в Москве в начале мая 2007 года. Митинг был направлен против сноса памятника Воину-освободителю, который русское население оценило как глумление над памятью павших и неправомерное использование эстонской полицией силы и специальных средств против демонстрации в Таллине. В результате более ста задержанных подверглись моральным унижениям и оскорблениям, многим из пострадавших не была оказана медицинская помощь, имеются данные о человеческих жертвах. На противозаконные действия полиции поступило более 20 жалоб, были возбуждены четыре уголовных дела по статье «превышение служебных полномочий». Международная правозащитная организация International Federation of Human Rights (FIDH) в открытом письме потребовала от властей Эстонии провести расследование нарушений прав человека в ходе беспорядков.

Какова же была реакция российских fake-структур правозащитной тематики? Например, Л. Алексеева известна своими многочисленными заявлениями против действий милиции во время неразрешенных митингов в Москве. В интервью на радио «Свобода» от 14 апреля 2007 года она четко высказала свою позицию: «Насильственные действия по отношению к своим гражданам предпринимала власть. Главный, я бы сказала, единственный сейчас в стране экстремист у нас – это власть, а не те, кто с ней не согласны».

Логично было бы предположить, что поведение эстонской полиции, приведшее к человеческим жертвам, должно вызвать аналогичное негодование и поддержку протеста российской молодежи. Между тем в своем интервью «Национальному журналу» fake-правозащитник Л. Алексеева назвала участников митинга у посольства Эстонии «мерзавцами и негодяями» и сравнила членов российских общественных организаций с отрядами турецкой иррегулярной пехоты, известными своими жестокостью и насилием над мирными жителями.

В целом для российских fake-структур правозащитной тематики характерно наличие жестких «страновых» исключений – списка стран, которые не подвергаются критике.

Важной чертой настоящих правозащитных организаций являются беспристрастность или одинаковая пристрастность с точки зрения национальной, религиозной или культурной принадлежности объектов и субъектов нарушения прав человека. К сожалению, целому ряду российских fake-структур правозащитной тематики свойственно обратное – не только фактический отказ от признания конкретных случаев нарушений прав человека со стороны тех или иных национальностей или по отношению к этим национальностям, но и сознательный отказ от самого рассмотрения вопроса применительно к определенным нациям. Надо ли говорить, что такого рода поведение намеренно построено на отрицании русской политической культуры, национального образа жизни, характера и мировоззрения?

Например, во многом именно таким образом ведет себя информационно-аналитический центр «Сова», созданный центром «Панорама» и Московской Хельсинкской группой. Основное заявляемое направление деятельности – изучение и борьба с национализмом, ксенофобией, политическим радикализмом. Посмотрим последние новости центра: «убит уроженец Армении», «нападение на студента из Шри-Ланки», «убит выходец из Чечни», «избит темнокожий подросток», «нападение на еврейскую общину», «нападение на гражданина Кении», «избит студент из Индии», «убит азербайджанец», «нападения на африканцев», «нападение на семью граждан Сирии» и прочее, прочее. Любого непредвзятого читателя смутит общая направленность – все новости как на подбор создают стойкое представление, что людям неславянской внешности в России просто опасно появляться на улице. Впрочем, мы готовы поверить, что большая часть перечисленного выше – правда, с поправкой на общий высокий уровень хулиганства, криминала и т. д.

Однако где упоминается хотя бы одно событие, в котором основной мишенью стали русские? Где описание событий в Кондопоге, городе Суровикино (Волгоградская область), в селах Богородицкое и Ремонтное, в городе Сальск (Ростовская область), поселке Черниговский (Челябинская область), райцентре Малая Пурга (Удмуртия), селе Сухие Аврали (Самарская область), городах Харагун и Приаргунск (Читинская область), в селе Яндыки (Астраханская область) и так далее? Ни одного упоминания об этих событиях нет.

Может быть, подборка новостей центра неправильна? К сожалению, нет. В докладе «Преступления на почве ненависти в России: краткий анализ, статистика, рекомендации», подготовленном центром «Сова» к ежегодной встрече ОБСЕ по человеческому измерению, состоявшейся в октябре 2006 года в Варшаве, в первой же строчке четко обозначается их общий подход: «Россия переживает бурный рост агрессивного русского национализма». Именно русского национализма. Более того, в приводимой ими же статистике объекты нападения детально классифицируются: «темнокожие», «уроженцы Центральной Азии», «уроженцы Кавказа», «уроженцы Ближнего Востока и Северной Африки», «уроженцы стран АТР (Китай, Вьетнам, Монголия и т. д.)», «другие люди „неславянской внешности“„, „представители молодежных субкультур и левацкой молодежи“. А где упоминания о русских или людях „славянской внешности“? Почему они учитываются только в том случае, если относятся к «левацкой молодежи“? Очевиден сознательный отказ от самого рассмотрения вопроса применительно к определенным нациям, а именно нарушения прав человека по отношению к русским со стороны нерусских.

Этот пример не исключение. Заявление такой известной fake-структуры правозащитной тематики, как Московская Хельсинкская группа, по поводу событий в Кондопоге имеет еще более гротескный характер: «… стычки между группой выходцев с Кавказа и группой этнических русских. Четверо человек погибли в результате драки, еще несколько получили серьезные телесные повреждения» и «Нетерпимость и враждебность по отношению к выходцам с Кавказа широко распространены в России, и члены этой группы чаще всего оказываются жертвами атак расистов». Русские были убиты «выходцами с Кавказа», следовательно, выходцы с Кавказа все чаще оказываются жертвами атак расистов? Налицо явная сознательная политика отказа от признаний конкретных случаев нарушения прав человека русских со стороны нерусских.

Казалось бы, что плохого в том, чтобы быть объективными? Вот столько-то проявлений экстремизма против иностранцев или выходцев с Кавказа, а вот столько проявлений экстремизма по отношению к русским и славянским народам. Повторюсь – по последним нет ни одного упоминания. Очевидно, что большинство русских, ознакомившись с деятельностью этого центра, как минимум решат, что его деятельность несправедлива и тенденциозна, а как максимум – что центр намеренно работает против русских. Уменьшает ли это ксенофобию? Ответ на этот вопрос оставим на усмотрение читателя.

При этом работа таких структур, как Московская Хельсинкская группа или центр «Сова», вероятно, имеет право на существование. Только называйте Хельсинкскую группу как группу по борьбе с нарушениями прав нерусских и неславянских национальностей, а центр «Сова» – как «Центр по изучению нарушения прав выходцев с Кавказа со стороны славян». Только не надо вводить людей в заблуждение, занимая одностороннюю позицию и претендуя на объективный подход. Не быть fake-структурой: называться одним образом, вести себя по-другому, а подразумевать под этим третье. Потому что результатом этого становится «раскачка» взаимного недоверия людей разных национальностей, увеличение ксенофобии и уменьшение толерантности.

Наиболее тяжким и обоснованным обвинением, скомпрометировавшим само понятие «правозащита», стала поддержка российскими fake-структурами правозащитной тематики чеченских террористов и пренебрежение правами русских:ужасный геноцид русского населения, организованный режимом Дудаева, они оставили практически без внимания, тяжелейшая ситуация, в которой оказалось русское население как в странах Прибалтики, так и в некоторых других, также не вызвала их интереса. При этом российские правозащитники старательно описывали случаи «зверств русских войск», призывали к переговорам с террористами и дошли даже до того, чтобы объявить чеченских террористов стороной, пострадавшей во время их терактов.

Именно таким образом себя вел такой известный fake-правозащитник, как С. Ковалев, возглавляющий fake-структуру правозащитной тематики под названием «Институт прав человека». Его поведение по отношению к различным национальностям в ходе событий в Чеченской Республике кардинально отличалось от принятых настоящими правозащитными организациями принципов беспристрастности (см., например, оценку войск Израиля и палестинских формирований в докладе «Международной амнистии» за 2006 год).

В своем выступлении в комиссии Парламентской ассамблеи Совета Европы по чеченской проблеме в сентябре 1996 года он говорил о том, что «нарушения прав человека, практикуемые военными и полицейскими силами, находящимися под контролем международно-признанного правительства России, несравненно опаснее по своим последствиям, нежели действия сепаратистов» и «… чеченцев. Я люблю этот народ, доверчивый, талантливый, артистичный, по-детски жестокий и по-детски тщеславный, народ поэтов, торговцев, землепашцев и рыцарей»[14]14
  Ковалев С. Прагматика политического идеализма. – М.: Институт прав человека, 1999.


[Закрыть].

В одном из материалов fake-структуры «Институт прав человека» С. Ковалев предпринимает попытку оправдать бездействие в сфере защиты прав человека русского населения Чечни, однако делает это крайне неудачным образом. По его мнению, чеченские террористы лишь «не торопились расследовать жалобы на бандитизм» по отношению к русскому населению, а основной причиной ухода русских из Грозного стала безработица.

Приведем этот материал полностью:

«Чеченскую администрацию (то, что называют режимом Дудаева) принято сегодня обвинять в массовом исходе русского населения из республики в период до первой войны, а правозащитникам и всем противникам идущей сегодня в Чечне войны говорить: чего ж вы молчали раньше? Действительно, те, кого мы условно называем „русским населением Чечни“, покидали тогда ее пределы. И тому есть две основные причины…

Первая причина оттока русских из Чечни касается прежде всего казачьих станиц типа Ассиновской, малых поселений, где русских было достаточно много. Этот исход происходил под очень сильным криминальным давлением. Об отношении к этой проблеме высшего ранга чеченской администрации можно лишь строить предположения. Но я могу с полной уверенностью сказать, что среднее и низшее звенья чеченских правоохранительных органов относились к этой проблеме не лучшим образом. Пусть мне неизвестны случаи, когда они покрывали бандитский произвол. Но жалобы на этот бандитизм они не торопились расследовать. Но эту первую из названных нами причин надо довольно резко отделить от оттока из крупных городов и прежде всего из Грозного. Я думаю, что в этих городах какое-то давление тоже могло существовать.

Но основной причиной довольно-таки массового оттока была безработица. И все же: было ли криминально-националистическое давление на русское население в больших городах, в Грозном? До первой чеченской войны, наверное, определенные преследования кто-то испытывал… Так что речи о геноциде русского населения в Чечне – это недобросовестное упрощение проблемы и преувеличение действительно существовавшего давления».

Итак, по мнению fake-правозащитника С. Ковалева, основной причиной массового выезда русских из Чечни времен Д. Дудаева была безработица. На самом деле, только по официальным данным Министерства по делам национальностей РФ, в Чечне с 1991 года было убито более 21 тыс. русских (не считая погибших в ходе военных действий), захвачено более 100 тыс. квартир и домов, более 46 тыс. человек были фактически превращены в рабов. Более 200 тыс. были вынуждены покинуть республику, опасаясь этнических чисток.

Продолжателем дела С. Ковалева является Б. Стомахин – экстремист, издававший бюллетень, открыто призывавший к уничтожению русских и прославлявший чеченских террористов:

«Чеченские шахиды взрывают это тупое и бессмысленное российское население не зря… Все равно только зря землю бременят… Убивать, убивать, убивать! Залить кровью всю Россию, не давать ни малейшей пощады никому, постараться непременно устроить хотя бы один ядерный взрыв на территории РФ… Эта страшная и зловонная Россия должна быть уничтожена навеки».

Или:

«Салман Радуев воевал с Россией до последнего, не идя с убийцами своего народа ни на какие компромиссы. Его жизнь была примером того, как надо воевать с Россией. Салман Радуев – это ярчайшая страница героического чеченского Сопротивления. Он был героем целого поколения, и не только в Чечне, но и в самой России. Его жизнь и его смерть – гарантия того, что проклятая имперская Россия будет уничтожена, а чеченцы и все остальные оккупированные ею народы получат наконец-то свободу. Мы отомстим за тебя, Салман!»

(Бюллетень «Радикальная политика», № 1 за январь 2003 года)

«Масхадов, Басаев, Хаттаб и другие герои чеченского сопротивления, мужественно и твердо встав на пути российской агрессии, фактически спасли независимость и само существование не только Чечни, но и остальных государств Кавказа».

(Бюллетень «Радикальная политика», № 9 за сентябрь 2003 года)

«Пусть же десятки новых чеченских снайперов займут свои места на горных склонах и в городских развалинах и сотни, тысячи агрессоров падут от их праведных пуль! Никакой пощады! Смерть российским оккупантам!»

(Бюллетень «Радикальная политика», № 1 за январь 2003 года)

«А если удастся – то и забрать с собой на тот свет хотя бы несколько своих врагов, как это делают самоотверженные чеченские женщины, обвязываясь „поясами шахидов“.

(Бюллетень «Радикальная политика», № 9 за сентябрь 2003 года)

«Взрыв в московском метро оправдан, естественен и законен… Чеченцы имеют полное моральное право взрывать в России все, что захотят, – после того, что с ними сделала Россия и русские, никакие возражения о гуманизме и человеколюбии не принимаются».

(Бюллетень «Радикальная политика», № 3 за март 2004 года)

Преступный характер его призывов, являющихся противопоставлением любым понятиям о правах человека или демократических ценностях, очевиден. Политической субъективностью и непрофессионализмом в определенной степени можно оправдать реакцию зарубежной прессы, воспринимающей многие события и людей с «точностью до наоборот», как, например, газета L'Espresso, которая в статье «Великая мать КГБ» от 4 декабря 2006 года упоминает о Б. Стомахине в следующем контексте:

«Последней его жертвой оказался не националист и не радикальный религиозный деятель, а журналист по имени Борис Стомахин, которого приговорили к пяти годам за публикацию статьи на сайте „Кавказ-центра“, портале чеченских повстанцев».

Понятна и позиция Freedom House, который в своем докладе за 2007 год «Свобода прессы» в разделе, посвященном России, пишет:

«В 2006 году журналисты продолжали сталкиваться с обвинениями в клевете за материалы, которые были неблагоприятными для официальных лиц… Борис Стомахин (ежемесячник „Радикальная политика“), который написал ряд критических статей о российских действиях в Чечне, был осужден на пять лет заключения».

В этом же контексте, но с изрядной долей неадекватности, лежали и выступления А. Литвиненко в поддержку Б. Стомахина:

«В своих статьях и публичных выступлениях они неоднократно обличали кремлевскую верхушку… видя, как наши товарищи Михаил Трепашкин и Борис Стомахин, находясь в чекистских застенках, отдают свои жизни за свободу Кавказа, проявляя при этом высочайшее мужество, отвагу и несгибаемую волю, я обращаюсь к руководству Чеченской Республики Ичкерия и лично к Президенту страны Садулаеву Абдул-Халим… по фактам совершения подобных преступлений проводить специальные расследования прокуратуры и спецслужб для их дальнейшей передачи в шариатский суд Чеченской Республики Ичкерия».

(Сообщение «Чеченпресс» от 8 мая 2006 года)

Однако нельзя оправдать широкий спектр fake-структур правозащитной тематики, которые выступили в поддержку Б. Стомахина, прекрасно понимая и зная его деятельность (например, С. Ганнушкина, возглавляющая структуру «Гражданское содействие» в интернет-газете «Грани.Ру», ясно об этом говорит: «Я категорически не согласна с тем, что писал и говорил Стомахин. Некоторые его тексты были совершенно возмутительными»).

Приведем их высказывания, поддерживающие антирусского экстремиста Б. Стомахина. Обращение, подписанное Е. Боннэр 19 ноября 2006 года:

«… Совершенно очевидно, что тексты Стомахина о Чечне – это крик человека, глубоко потрясенного и тяжело раненного преступлениями силовых структур его родной страны, что это – пробужденное чувство гражданственности и голос души, которая потеряла покой и не может найти себе места… Я прошу выступления правозащитного сообщества в защиту Стомахина. Прошу заявлений правозащитных групп. Прошу всеобщего участия. Сегодня в Москве идет политический процесс над инакомыслящим в духе брежневско-андроповских времен. Не оставайтесь равнодушными! Заступитесь за Бориса Стомахина!»

Только fake-логикой можно объяснить то, что в сознании Е. Боннэр призывы к убийствам российского народа («чеченские шахиды взрывают это тупое и бессмысленное российское население не зря», «страшная и зловонная Россия должна быть уничтожена навеки») странным образом являются «пробужденным чувством гражданственности и голосом души, которая потеряла покой». Очевидно, что такого рода поведение, помимо специфической формы морали, или скорее безнравственности, продиктовано полным отрицанием права на существование русской политической культуры.