Текст книги "Хроника стрижки овец"

Гандонизация всей страны

– Хотим честных выборов!

Ложь. Не хотят честных выборов. Кричать хотят, а выборов не хотят.

Зачем кричат? Чтобы иметь активную позицию в жизни.

– Хотим независимого беспристрастного суда!

Вранье. Никто не хочет суда, результаты суда никому не нужны.

Кричать про объективный суд хотят.

Зачем кричат? Ради обретения гражданского достоинства.

– Хотим бороться с коррупцией!

Неправда. Никто не хочет бороться с коррупцией.

А кричать про борьбу хотят.

Надо же что-то кричать. Можно кричать: «Перестройка, гласность», можно: «Слава КПСС». Глотки луженые, кричать обучены.

Суда вы хотите? Беспристрастного, не Басманного? Чтобы выявить все преступления власти? Хотите независимого полного расследования?

Врете.

Потому что суд уже был.

Беспристрастный и независимый. И этот суд расследовал преступления власти.

Только вам это не интересно.

В течение года шел Королевский Лондонский суд – и там слушали дело о пяти миллиардах: Березовский против Абрамовича.

Два жулика публично признались в том, что они ограбили народ, – они на суде под присягой рассказали – как они украли астрономические суммы, как присвоили себе недра и богатства страны. Рассказали, что залоговые аукционы были поддельными. Рассказали, что деньги за них вносили бандиты. Рассказали, что в составе Правления их компаний были рэкетиры и главари преступных группировок. И имена бандитов назвали. Рассказали, как в чемоданах передавали друг другу по миллиону долларов – ворованного.

Два негодяя, два вора на глазах всего мира, а значит, и нашей страны – публично делят между собой украденное.

Суд чужой страны изучает, кто из воров имеет больше оснований считать ворованное своей добычей. Вопрос о том, что первый украл.

Чужой стране – безразлично, откуда деньги.

Но это безразлично и тем, кто борется за свободу и совесть в своей собственной стране.

Вот они смотрят на двух обнаглевших бандитов, которые, уже не таясь, рассказали Британскому суду, что обокрали русский народ, – правозащитники России смотрят на это с интересом.

А потом идут на площадь и кричат: требуем справедливого беспристрастного суда!

Хотим правосудия!

Так вот оно – Правосудие. Вот ваш искомый суд. Обратите внимание.

Перестаньте трясти ленточками – присмотритесь: вот воры.

Почему вы не устроите пятисоттысячный митинг: «Требуем данные, полученные в Лондонском суде, передать в Москвскую прокуратуру! Требуем подельника Антона Могилы судить народным судом! Требуем убийц и казнокрадов призвать к ответу!»

Отчего бы на транспарантах не распечатать все реплики, сказанные под присягой, – и не выйти на Болотную? Или к Кремлю? Или прямо к Сбербанку? Или к зданию компании Сибнефть? Ведь воры же. Вы воров искали – так вот, доказано уже, сами сознались.

Нет – это никому не интересно и не нужно.

Иначе вскроется попутно, что Путина привел к власти именно Березовский, Дьяченко, Юмашев. Путин, что ли, залоговые аукционы проводил? Да нет же! Путина сторожем награбленного позвали. Увидели: парень надежный – так пусть склады краденого сторожит. Березовский платил и содержал сотни прогрессивных людей – заказывал нынешним правозащитникам книги про Путина, покупал журналистам резиденции, кормил редакторов газет, оплачивал привольную жизнь прогрессистов – и все на краденное. Абрамовича как тронуть? Да все современное искусство на нем, родимом, стоит, выставочный зал «Гараж» и все прогрессивные деятели окармливаются из этих рук. Воры вырастили верный штат холуев, а холуи ничем не брезгуют – и за свободу готовы бороться.

Хотим справедливого суда! Доколе!

Почему суды коррумпированы?! Даешь объективное правосудие!

Выборов честных хотите?

А разве кто-нибудь хочет в президенты? Это кто ж такой, не скажете?

Зюганов, может быть? Нет, он не хочет. Он в 96-м реально победил – а в сторонку ушел, в сторонке покойней.

Жириновский хочет в президенты? Господь с вами. Он двадцать пять лет играет дивную роль на высоком окладе – вечный претендент.

Явлинский, может быть? Прожить жизнь, ничего не делая вообще, только рот открывая и собирая недурные чаевые, – это неплохая работа, ее на президентское кресло не меняют.

Кто еще? Каспаров? Акунин? Немцов? Касьянов – два процента?

Никто не хочет быть президентом.

И выборы здесь абсолютно ни к чему: нет желающих. Надо миру показывать, что у нас идут выборы, вот и все. И этим фактом пользуются те, кто хочет кадровых перемен.

А выборов не надо – их никогда не было в России, ни одного раза. И никогда не будет.

Вообще никогда не будет.

Знаете, из-за чего волнение?

Не из-за выборов вовсе. Стране президент не нужен – выбирай или нет, такая должность ни к чему: все крупные и мелкие бизнесмены давно сказали, что им лидер без надобности, им нужен хороший управляющий. Скандал вышел из-за того, что пришла пора менять сторожа воровских складов – а сторож не меняется, сам захотел воровать и ключи от склада спрятал.

Волнения начались до выборов – когда игрушечный президент Медведев отказался от царства. Не видели прежде, что он игрушечный? Отлично видели. Но это был – новый, управляемый сторож складов краденного, – и владельцы складов возбудились. Сколько же добра можно перетасовать!

Когда кукольный президент отказался – расстроились. Под нового сторожа уже стали журналисты сочинять биографию, либералы заговорили о нем, в Оксфорде прошла конференция «Юрист против чекиста», я присутствовал.

Не видели, что Медведев – кукла?

Видели, но важно было то, что кукла – управляема. И веревочки видны, за что дергать. Появилась надежда у страны.

Сторож должен знать свое место. При нем будут пилить страну так, что небу станет жарко, а сторож отвернется. А когда сорвалось, вот тут заговорили о РосПиле – и разве оттого, что страну хотят спасти? Да нет, как вы могли такое подумать! Заговорили именно те, кто ее пилит. Только потому заговорили, что страну не дали пилить активно, – а вот разваливать страну уже давно пора.

И при чем же здесь выборы, граждане? Президент не нужен. Кандидата на этот пост нет. Покажите, если знаете, какого-нибудь.

Знаете, когда возникает термин «культ личности»? Его придумывает новый бандит, один из членов старой команды – когда надо прятать общие преступления в одном саркофаге. Это сказал член московской расстрельной тройки, секретарь Украинского ЦК и Московской парторганизации в те роковые годы, который наряду с Ягодой подмахивал проскрипционные списки – только потом эти списки стали изымать и уничтожать. Но что-то осталось в архивах. Судить можно.

Это всегдашняя российская привычка, азиатская привычка – валить все вины разбойной шайки на одного старого вожака. Стая чует, когда пора. Еще вчера по струнке ходили – а сегодня можно. Потом будут грабить с большим размахом.

И гудит прогрессивная толпа! Прогресс! Гласность! Желаем суда справедливого! Долой культ личности! Сбросим бандитское ярмо!

Средняя пенсия по стране – шесть тысяч рублей. Когда одна из куршавельских барышень, вывезенных прогрессивным Прохоровым на отдых, давала интервью, она, в частности, отметила, что бутылки за столом стоили по тысяче долларов. То есть одна бутылка – полгода жизни бабки. Там, за столом, за ночь, среди прогрессистов – сколько жизней пропили?

К организаторам премии «Нос» вопрос: скольких с носом оставили?

А ведь за этого человека голосовали: он – наш президент! За ним будущее! А про Таймыр – и то, как именно Таймыр и Норникель достался этому будущему, – спросить забыли. Неловко как-то спрашивать.

Вы посчитайте весь этот прогрессивный штаб прохоровских журналистов, загляните в их белые прогрессивные глаза, поинтересуйтесь, сколько красных директоров пропало без вести во время залоговых аукционов. А потом на демонстрацию идите – требуйте справедливости.

Суда хотите? Реальных дел?

Неправда. Не хотите.

Вот у вас на глазах идет суд в Лондоне – всем нам, всей стране публично харкнули в рожу. Мужичкам-то не привыкать, им всегда плюют в лицо, они же чернь, анчоусы.

А правозащитники утерлись.

Когда Путин грубо пошутил насчет ленточек – сравнил символ борьбы с презервативом, все возмутились. Кто-то даже нарядился презервативом в знак протеста.

Но Путин сказал правду.

Используют всех. И люди к этому привыкли. На реальный протест люди не способны. И, что главное, всеми силами реальных дел избегают. Демонстрация чем хороша? Покричал – и домой. И за свободу поборолся, и к ужину не опоздал.

Собственно, именно за этим и придумали гандоны – чтобы избежать событий.

Что такое либеральная демократия?

Это просвещенная олигархия плюс гандонизация всей страны.

Хотим справедливого суда!

Даешь честные выборы!

Мы не рабы!

Суд идет

Сегодня в мире одновременно проходят два судебных разбирательства. На самом деле – это единый процесс, просто слушания проходят в разных залах.

Первое дело – это дело о ста тридцати миллиардах, которыми Евросоюз пытается остановить финансовую катастрофу Греции.

Второе дело – это дело о миллиардах, которые Березовский пытается отсудить у Абрамовича, считая эту сумму финансовым эквивалентом своей деятельности в России.

Если помочь Греции не удастся, то с большой вероятностью рухнет конструкция Объединенной Европы. Если рухнет конструкция Европы, пошатнется мировая система – это чревато войной. Экономический кризис тридцатых вел к мировой войне; массовые смертоубийства всегда применяют как средство оживления экономики. Мирное хозяйство буксует – тогда экономика поднимается за счет войны. Война – более выгодное производство, чем мир.

В экономике войны сегодня больше денег, нежели в экономике мирной. На оружие тратится в десятки раз больше средств, чем те, что необходимы для спасения Греции. Более того, война фактически постоянно разогревается на медленном огне – Ирак, Афганистан, Ливия. Так ли была необходима операция в Ливии – или эти самые деньги следовало употребить на спасение мирной экономики? Так ли необходимо увеличить бюджет промышленного комплекса до астрономических цифр – или все-таки спасти Грецию? Ответ дан. То есть вместо того, чтобы спасти людей от растерянности и нищеты, – государства предпочитают вложить триллионы в производство орудий убийства людей. Это не вопрос гуманизма: это циклы капиталистического производства.

Сегодня мирная жизнь десятков миллионов людей под вопросом – цикл мирной экономики закончился. Еще пытаются лечить мир медикаментами. Пытаются вяло, но делают вид, что стараются. Врач заходит в палату, без энтузиазма щупает пульс. Требуется сто тридцать миллиардов, чтобы не рухнула Европа. Всего лишь! Дайте сто тридцать миллиардов – и, возможно, не рухнет мир.

Эту сумму стократно прожрали на корпоративных фуршетах, пропили на яхтах, проиграли в казино в Куршевеле. Это вообще – не деньги для хозяев жизни. Совокупное состояние пяти олигархов – вот вам и спасение Европы. Впрочем, мир не пользуется логикой продразверсток: непосильным трудом нажитые миллиарды богачи вправе потратить на свои нужды, а вовсе не на спасение человечества.

Дело о ста тридцати миллиардах слушается сегодня на европейских саммитах, и население Европы ждет приговора: дадут таблетку больному – или будут резать? Хотелось бы таблетку – однако, как бы ни ничтожна была сумма, ее надо где-то взять.

Одновременно с этим в Лондонском суде слушают дело Абрамовича – Березовского. Два человека со шкодливыми лицами рассказывают миру, как они стали богачами.

Они говорят о том, что давно все знали, – но, как говорят в таких случаях, доказательств не было.

Все в России понимали, что залоговые аукционы – фиктивны. Недра земли, промышленность, ресурсы, формально принадлежавшие народу, были переданы частным лицам, – по-видимости, это произошло на соревновательных началах, а деньги от аукционов якобы шли в бюджет. На деле же коррумпированные чиновники распределяли собственность между собой и организованными преступными группировками. Обычно, когда такая реплика произносится, собеседник возмущается: а ты что, доказательства имеешь? Честно все было! Но вот владелец собственности рассказал, что он купил ее, не имея денег, получил по договоренности, взяв в партнеры известных воров.

Это было сделано с ведома руководителей государства. Это произошло не при царе Горохе – это сделали вчера люди, которые уже перестали считать, что ограбили собственный народ. Это было фактически вторым закрепощением российского народа, сделали недавно. И даже известно, каким образом и кто.

Абрамович рассказывает, что в состав акционеров компаний входили лидеры организованных преступных группировок (Антон Малевский и т. д.); он описывает, как передавал взятки в размеры миллионов долларов Березовскому, он объясняет, как действовала система договоренностей между преступниками и чиновниками.

Он объяснил, как присвоил себе миллиарды – не создав ничего, не придумав ничего, не производя ничего. Его работой было умение договариваться с бандитами и администрацией, устройство корпоративных дел. И мир согласился, что такое умение договариваться и есть подлинная работа, – а то, что прежде считалось работой, теперь не столь важно.

Происходящее – плевок в лицо законодательству.

Если правда, что взятки караются законом, – то вот человек признался, что давал миллионные взятки наличными.

Если правда, что связь чиновников с организованной преступностью карается законом, – то вот человек признался, что обеспечивал связи организованной преступности с правительственными чиновниками.

Если правда, что вопрос легитимности капитала важен, – то вот человек на суде показал, что аукционы, приватизация, покупка активов была фальшивой.

Если правда, что закон равен для всех, – то данный человек безусловно преступник.

Вор стоит перед миром и говорит, что украл.

Чтобы не делиться, ему пришлось сказать, что все деньги вообще – ворованные.

Мир привык, что ему плюют в лицо, мир утрется. Данные преступники приняты просвещенным человечеством. На ворованные деньги куплены лучшие особняки Лондона, политики, бизнесмены и художники почитают за честь посетить приемы на яхтах и открытия спонсируемых выставок. Лучшие люди Запада чокаются шампанским на вернисажах – а то, что все они пьют ворованное шампанское, их давно не интересует. И сказать по совести, никогда не интересовало.

Время от времени – когда это становится выгодным – Запад вспоминает о справедливости и устраивает охоту на диктатора, которому сорок лет перед этим пожимал руки и с кем делил барыши.

Еще вчера палатка Каддафи стояла на лужайке перед Елисейским дворцом – что, французский президент не подозревал о зловещей сущности полковника? Еще недавно Саддам был гостем – вместе с ним воевали Иран, – но потом вдруг выяснилось, что Саддам – потенциальный Гитлер.

А до тех пор пока не понадобится вспомнить о морали – ворованному капиталу на Западе традиционно рады. И в Штатах, и в Европе – в банках, в акционерных обществах, в политике и в экономике – находятся миллиарды ворованных денег. Западные политики идут советниками к российским олигархам, отчетливо зная, что зарплату получают из награбленного. Они знают это прекрасно – однако работают. Из мазуриков в Лондоне стремительно делают уважаемых граждан и узников совести, а на Биеннале художники ищут покровительства бандитов и наркоторговцев. В сознании интеллигенции произошел переворот: те, кто некогда боролся с казарменной советской властью, сегодня расшаркиваются перед паханами, гнут шею перед ворами – и это прогрессивно. Обнаружилось, что владелец «Open space», прогрессивного издания, – вор; и разве это подорвало веру в идеалы? Обнаружилось, что главред «Сноба» растратил миллионный бюджет, и никто не удивился. Жулики по-прежнему любимы обществом.

Весь мир согласился с тем, что привычные критерии труда – уступили критериям труда криминальным.

Точнее сказать так: население планеты (и обслуживающее его законодательство) – это как бы тыл. Безработица, падение производства, инфляция, беженцы, беспризорники, низкая рождаемость, высокая смертность – это все проблемы тыла. Жаловаться не годится: тыловая жизнь вообще возможна постольку, поскольку идет война. Настоящая работа происходит не на производстве – заводы банкротят и закрывают, – подлинный труд идет на воровской передовой, среди хозяев жизни, там, где царит другая мораль и властвует другой закон. Мирная экономика давно подчинилась экономике военной, мы давно уже живем по законам военного времени.

А если бы было иначе – разве стоял бы вопрос, откуда взять деньги для Греции?

Да вот откуда: из ворованных Абрамовичем и Березовским.

Из денег, украденных руководством редакции «Сноба». Из тех денег, что отжулил бывший владелец «Open Space».

Из тысяч миллиардов, украденных у людей за последние двадцать пять лет.

Но этого не произойдет: награбленное не вернут. Воров не осудят. Мир не спасут.

Сегодня благосостояние одного вора – практически приравнено к здоровью мира.

И это нормально: на войне жизнь генерала стоит сотен тысяч солдатских жизней.

Нас призвали на войну – вы хотите воевать в такой армии?

Горсть бабла

Умер богатый авантюрист, символ приватизированного общества – Березовский. Чтобы осознать размер потери, столичные журналисты сравнили покойного авантюриста с Герценом, Распутиным, Троцким и Парвусом – но убедительно не получилось.

Герцен не был жуликом; Троцкий не любил капитализм, Распутин не воровал; сравнение с авантюристом Парвусом удачнее, но и оно неточно.

Разумеется, все авантюристы друг с другом схожи; авантюристов, вообще говоря, очень много, примеры одним Парвусом не ограничиваются. И торговец оружием Бэзил Захаров, и Гурджиев, и Ходорковский, и Гусинский, и Парвус, и Березовский, и сотни прочих – они все авантюристы; метод работы у всех авантюристов один – перманентые челночные переговоры; сидя за столом, интригу не сляпаешь, надо сводить всех со всеми, создавать трения и конфликты, временные союзы и заговоры. Это именно то, чем занимается всякий светский человек – тот же журналист, например, проводит жизнь именно в таких вот перемещениях – просто авантюрист международного класса оперирует большими цифрами на переговорах, вот и все. Ни один из авантюристов не политический мыслитель, хотя риторика у многих оснащена социальными прожектами. Слух о том, что Парвус предвосхитил идеи Ленина, – не более чем газетная выдумка. Ленин интересен тем, что отдал себя служению революционной идее, а Парвус неинтересен тем, что он ничего никому не отдал, а все хотел присвоить. Подобный тип международного приобретателя очень распространен. Сравнить всех подобных со всеми подобными – легко, но это останется внутривидовым сравнением и к пониманию роли персонажа в обществе не ведет.

Здесь существенно следующее. Когда авантюристу приписывают обладание идеей, приходится извратить само понятие «идея». Скажем, сегодня говорится, что Парвус «придумал идею перманентной революции». Но такой идеи не существует в природе. Представление о том, что революция перекинется из одной страны в другую – это совсем не идея, это просто техническое соображение, известное за много столетий до Парвуса или Троцкого. Это техническое знание можно оснастить теорией, применительно к культурам разных стран – но этим Парвус заниматься не пытался, он был спекулянт, а не мыслитель. Схожим образом у Березовского в арсенале фраз существовали филиппики о демократии, судебной системе, правовом государстве, православии. Значит ли это, что покойный был социальным мыслителем? Нет, покойный был точно таким же христианином, как либералом, таким же либералом, как демократом; он переживал за свои убеждения в том смысле, что они были необходимой компонентой проекта – данным набором слов покойный добивался эффекта на переговорах. Подобно всем крупным авантюристам, покойный рассматривал страну с ее населением – в составе решаемого им финансового уравнения и украшал уравнение фразами гражданского звучания. Ни Парвус, ни Березовский, ни Захаров, ни Ходорковский – политическими мыслителями не являются, хотя их менеджмент построен на использовании политического словаря.

Случай в Аскоте любопытен – и этим уход Березовского отличается от смерти Захарова или Парвуса – потому, что вызвал растерянность у интеллигенции. Это, конечно, не всенародная скорбь, но взволнованность образованной части публики. Кто и когда скорбел об Израэле Гелфанде (Парвусе)? Стараниями Солженицына спекулянта воскресили из небытия, но удержать его в памяти сложно – помнить нечего.

А сегодня волнуются многие и стараются свое волнение объяснить и оправдать.

Объяснить этот эффект можно: покойный Березовский являлся собирательным образом постсоветской интеллигенции, зеркалом образованщины. В лице Березовского та часть русского общества, которая машинально продолжает себя называть интеллигенцией, хоронит сама себя.

Мало найдется светских персонажей, не обязанных Березовскому – не получавших от него зарплат, не охваченных его интригами, не входивших в коллективы, обслуживавшие его проекты. Журналисты «Коммерсанта», телеведущие, правозащитники, национальные борцы, обладатели премии «Триумф», артисты, комментаторы, политики, персонажи журнальных хроник – каждый из этих ярких людей чем-нибудь обязан суетливому человеку.

Многие октябрята считали своим символическим дедушкой Владимира Ильича Ленина – он создал мир, в котором проходило их детство. В этом самом смысле Березовский – родитель интеллигенции: он создал среду, в которой существовала постсоветская интеллигенция, и более того – он интеллигенцию и ее чаянья воплощал живым примером. Когда видишь на сцене парад умственных звезд, то мысленно объединяешь их лики в единый образ – и получается Березовский.

До Березовского ту же роль – собирательного образа интеллигенции – играл поэт Бродский, во многом Березовский выступил преемником поэта, причем некоторые черты из одного образа перешли в другой – космополитизм, любовь к свободе, стоическая фразеология. Подобно тому как все постсоветские умственные молодые люди копировали стиль речи Бродского и завидовали его судьбе, так все образованные карьеристы нового типа усвоили систему ценностей Березовского: главное – свобода, демократия, прогресс; к прогрессивным взглядам в обязательном порядке прилагаются доходы и приличный убеждениям материальный достаток. Более того – установилась логическая связь: чем гражданские убеждения качественнее – тем доход выше.

Березовский – был мошенником, те деньги, коими он одаривал своих приживал, были ворованными. Но тем, кто получал из его рук краденые деньги, необходимо было называть мошенника харизматической, трагической фигурой, так звучало приличнее. Интеллигентные приживалы старались забыть, что они – приживалы у вора. Приживалы вора хотели видеть себя соучастниками непростого момента в истории, когда воровство – как бы и не вполне воровство, а закономерный этап на пути к цивилизации. Приживалы сформулировали свою нехитрую философию, позаимстовав логику у суетливого человека, заразившись его верой в успех.

В последние годы в полуинтеллигентных кругах России главным врагом была не тирания и не «закрытое общество» – но чистоплюйство. Чистоплюй, то есть тот, кто не понимал всей противоречивости момента, не понимал того, что ворованное уже как бы и не ворованное, был крайне неприятен собранию. Чистоплюй не понимал того, как устроен реальный мир, – и, скорее всего, чистоплюй толкал вспять к тоталитаризму. Смысловая связка: «продажность – прогресс» была установлена, эту формулу варьировали, но суть неизменна.

Камертоном, круговой порукой умеренного блядства – служила противоречивая личность покойного. Говорили так: политика и бизнес – это вам не детский сад; демократию в белых перчатках не строят; и главное говорили: все значительные люди что-нибудь тибрили, вот Парвус, например, или Веспасиан. А как иначе строить, не на субботниках же? Это стало правилом жизни, условием работы: мы боремся за прогресс и демократию ради блага человечества, но еще и потому, что в открытом обществе уровень жизни значительно выше, нежели в закрытом обществе. Каждая отдельная биография идейного борца за права на материальные ценности убеждает: вера в прогресс вознаграждается достатком при жизни. Следует отдать себя борьбе с государством во благо корпораций – и тебе воздастся сторицей.

Капитализация прогрессивных взглядов – это и была программа последних лет у подавляющего большинства. Никакой иной программы просто не было.

Надо сказать, эти убеждения (которые Березовский воплощал), равно как и копирование стоических интонаций Бродского, – почти ничем не плохи. Изъян в этих воззрениях лишь один: на успешном пути к открытому обществу и прогрессу образованная часть общества совершенно забыла, что идее служат задаром. Ленин потому значительней Парвуса, что он не хотел на революции заработать. Идее служат беззаветно – иначе становятся холопами, обслуживающими барские вкусы; но этого помнить не желали – слишком хорошо и гладко все было устроено: жизнью жертвовать не требуется, убеждения необременительные, а зарплата идет.

И вдруг он умер – и умер скверно. Отдал жизнь не за идею, а за бабло. Эту смерть бы и не заметили вовсе, мало ли авантюристов сгинуло – но в его лице погибла мечта о необременительных оплаченных убеждениях.

Хорошо бы к старости обзавестись такими убеждениями, за которые не стыдно отдать жизнь, хорошо бы иметь эти убеждения задаром, не требуя взамен зарплаты. Хорошо бы иметь такие убеждения, которые бы сплотили людей, защитили обиженных и нищих.

Но таких убеждений – нет.