Текст книги "Избранное. Поэзия. Драматургия"

ГОЛОС ТЕНИ: …Опыт говорит нам, что магическим эффектом, путём трансмиссии грёз, ему невозможно было создать в женщине синтетическое чувство, и тогда, распрощавшись со своей мечтой о взаимной любви, он овладел временем влеченья в подчиняемом предмете своего обожания. В том, однако, ему суждено было узнать о том, что обретённое, вслед сему, время обладания предметом женского естества нисколько не избавляет его от ответственности пред той же всё, неподвластной рассудку, силой враждующих чувств…

 
ПАСТОР:
          Петля,
          Мир прежде не был до тебя, ведь так?
          Вся двойственность —
          Галлюцинация лишь, без разницы добра и зла;
          Петля, тебе поверит не-существовавший день Любви,
          Моя тень, в языках предательств…
 
 
    Кто-то ожидает за дверью, чтобы Пастор впустил его.
                     Пастор не успевает повеситься.
 

ГОЛОС ДАМЫ: Господин пастор?

На четвереньках, как в Д.1, по-собачьи, он крадётся к двери; у двери лишь поднимается в рост; тогда он и видит, в приоткрытой двери Даму, но на этот раз – Даму, в одеянии её дневного туалета. Их обоих смущение.

ДАМА: Господин…/заминается /…Мастер…, вы не заняты? Вы… вы позволите мне войти?… Тогда, на исповеди, Я не успела вам всё рассказать…

 
                     Смущение и смятение Пастора.
              Он впускает Даму, робко пятясь при этом.
 

ПАСТОР: Мне…? Вам, снова, мне… всё стать рассказывать…

ДАМА: Перед отъездом, перед отплытием,…мастер, Я подумала, что… Я… Ах, что это?! Господи, у вас в комнате петля?!

Пастор пытается сторониться Дамы и виснет руками на своей петле. Она обнимает его, и, тогда, они танцуют свой фатальный эротический танец вокруг петли.

РАБОЧИЕ:

1) Вот, это да! Ужель это и есть дом пастора? Ну, и чёртово место, а?!

2) Эй, шут с тобой, побоялся бы! В подвал, хоть, и заходил священник, и читал что-то, но всё же… Всё же, это – дурное место.

3) С месяц он провисел здесь? Интересно, что он делал здесь? В своих опытах, в этой норе…

1) …Жаль, – да, – всё же, жаль пастора. Ведь, мягкий пастор… А то, что он из-за бабы… ну, так это, знаешь… Нет, жаль его, знаешь… Учёный, ведь, – сейчас занимался бы своими колбами и, глядишь…

3) /смех/ И, глядишь, сотворил бы тебе волшебную бабу в небесах и вечное вино!

2) …Нет, но он, и вправду, колдун был. Ты же слышал…? Ой, здесь что-то…

1) …Ты о том, что его призрак вновь видали девки в генеральском доме? Вначале, наврали про призрака, а потом, как повесился, так и привиделся… А-га… А Даме тогда, ведь, тоже виделось чудо, – никому, но ей одной только, на балу; тогда-то с ней и случился нервный припадок, а после, говорят, перед отъездом, она ещё к нему заходила… Тайно…

3) Сюда? Ни за что не поверю.…Ах, чёрт, кто это? Сгинь!…Ах, вот, дерьмо – гляди, пёс откуда-то… Что ему здесь делать? Эй, приятель!

1) Экий, а!…Хитёр подлец, а как испугался… А?! Каково!… – Ну-ка, иди отсюда, иди, иди! Пошёл, говорят! Не мешай. – В щель должно быть заполз, – гони-ка, гони его.

2) Ну-ка, иди; иди, иди, ступай – ну-ка, быстро отсюда!

 
        Пёс наконец-то выбегает из подвала в дверь.
  Один из рабочих – ему вслед; стоит потом в двери.
                     Стук копыт. Ржание лошади.
 

1) Смотри-ка, как помчался, а! Да не дурно увязался, – ай, чёрт ему в путь, за самой коляской…, – точь в точь, генеральская…

3) А, вот вдруг, и ихняя, как раз, а? генеральская. – И пёс, так пёс – сразу знает за кем увязаться, а? – А в коляске-то, нет, не утопшие Генерал с Генеральшей? Глянь-ка, души их с того корабля – и уж сюда, обратно: и ездят по городу белым днём.

2) Бес с тобой и с твоей ересью, дурак! Смеешь шутить, этак! Грех! Ещё ж ничего не известно: корабль, то верно, пропал, но… а, может, всё ж и найдутся, а если таки утопли, то и подавно – грех! Бога ты искушаешь…

1) Вот так история, ну и ну… Что ж, кажется, всё? Сделали?..Ах, вот, ведь, петля ж ещё…

2) Вот и петля, вот и думай, о чём языком мелишь. А то живы ли они, мертвы ли…

 
  Появляется Тень. Подходит к петле и сам снимает её.
                        Пространство исчезает.
 
 
ТЕНЬ:
                     Конец Греха,
                     И двое, и одно;
                     Коварный миг, коварно зло;
                     Что живо, то уже давно мертво,
                     И мир лишь – зыбкое видение.
 
 
                      Конец Сцены, Действия и Драмы.
 
 
                                            (03.08.2011 – 04.10.2011; Москва)
 

Gloomy Sunday
Трагическая пьеса в одном Действии

Пьеса сия (в пер. с Англ. – «Мрачное Воскресенье», одноимённое название песни композитора, 1932) была написана на основе реальных событий, взятых из биографии парадоксального Венгерского композитора-самоубийцы Реццо Сересса (Rezso Seress, 1899 – 1968). Сотни смертей, прямо и косвенно связанных с творчеством сего композитора в годы прошлого века, до сих пор, порождают психологический страх в напоминании о всей той истории, что воплотилась в сочинённых им музыкальных этюдах. О выводимом здесь на сцену, этаком произведений116116
  «Gloomy Sunday», роковая песня Сересса, (будучи долгое время запрещённой для прослушивания на радио-волнах BBC, а, также, иных компаний мира), за время оной существования, была исполняема множеством известных артистов, в том числе – и Русских. Пётр Лещенко (1935), Билли Холидэй (1941), Рэй Чарльз (1969) и многие другие современные исполнители, среди которых Diamanda Galas (1992), Marianne Faithfull (1998), Bjork (1999) и Portishead. Песня сия, и до сих пор, не теряет своей оригинальности и значения.


[Закрыть] до сих пор ходят толки, что всякий, кто найдётся слушать эту песню, делается потенциально ближе к тому, чтобы покончить с собой. Старавшийся быть предельно психологически-объективным в сочинении Пьесы, Автор находит своим долгом лишний раз подчеркнуть то, что таковая, ни в коем разе, не может быть предоставлена вниманию слабонервной публики.

(М. Гюбрис, ПТ 13.11.2010 – 00.00 time)

Действующие Лица

РЕЦЦО – молодой человек нежизнерадостной внешности; в меру темпераментен и экспрессивен, не поверхностный, чувственный характер;

МАДМУАЗЕЛЬ – возлюбленная Реццо, молодая небогатая девушка, приятной внешности;

ПАРИЖСКИЙ ИЗДАТЕЛЬ (МУЗЫКАЛЬНЫЙ) – невысокий, буржуазного типа персонаж, с маленькими французскими усиками; любит закладывать пальцы в карманы жилета;

ТОФЕЛЬ – (…вид коего всё же не окончательно определён в сценах, однако будто бы так, что это…) – модернистического стиля элегантный господин неопределённого возраста;

А, также: – ПОЧТАЛЬОН, ПОЛИЦЕЙСКИЕ;

 
                Действие происходит в Париже.
Время действия – 1932 г., декабрь. Близится Рождество.
 

Сцена 1
Маленькая чердачная квартира с роялем. Двое любящих друг друга людей. Вино и цветы. (Открытое окно). Вечер.

МАДМУАЗЕЛЬ (стоит пред окном): Ты слышишь? Там, где-то звучит прощание…

РЕЦЦО: Оно всегда звучит.

МАДМУАЗЕЛЬ: Мне так грустно думать, Реццо… Жизнь могла б быть… столь легче.

РЕЦЦО: Всё из-за этих туч. Какая-то проклятая пасмурность. Целый день так… Они, правда, красивее немного вечером…

МАДМУАЗЕЛЬ: (с грустным смехом) Да, как те, кто вдруг столь бледен под утро.

РЕЦЦО: …Да, и люди, и цветы.

 
       Реццо подходит к роялю, садится за него и играет.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Соната бледной жертвы – вот, мой удел.

РЕЦЦО: (распевно) …Но вино не бледнеет, любимая. Не побледнеет для нас вино.

 
    За окном слышится чей-то крик, как будто бы драка;
         Реццо на миг сбивается в исполнении мелодии.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: …Как кровь, не бледнеет… Даже ночью.

РЕЦЦО: Ночь и вино. Кровь жертвы… Кровь Христа… Мы искупим сегодня всё Зло, любимая.

За окном слышится ещё, как хамы грубо вторят словам их диалога.

…Ибо Тот заповедовал, что сегодня пианист Реццо и его возлюбленная пьют кровь Бога и врачуют Ночь от насилия и ненависти, и нелюбви.

 
             За окном, должно быть обидели мужчину;
              вдогонку уходящим драчунам слышится
                                КРИК ЖЕНЩИНЫ: —
                   «Ублюдки! Кровавые ублюдки!»
 

Реццо играет, Мадмуазель смотрит в окно; она берёт из вазы отдельный цветок, берёт в обе ладони, целует лепестки бутона и бросает обиженным и оскорблённым на улицу из окна.

РЕЦЦО: Когда Я умру, той бледной жертвой, всё же, не станут цветы. Да. Это будет время цветов, их эпоха, их годы.117117
  Реццо Сересс покончил жизнь самоубийством задолго после окончания Второй Мировой Войны в 1968г в Будапеште, во время роста хиппиистического движения в Европе; как известно, олицетворяющим символом хиппи всегда были цветы.


[Закрыть] Они станут петь, напоённые красным, и будет литься вино. Вино свободы… Вино освобождения. И, вот, как в этом месте,… (он нашёл какую-то музыкальную тему и пытается чётче выразить образ в игре).., да, вот такая мелодия будет предвосхищать их чувства, послушай,…и То будет в истории… Это будет самая красивая мелодия в истории музыки..!

МАДМУАЗЕЛЬ: …Или чей-то конец, мой Реццо.

РЕЦЦО: Ты мне не веришь?

МАДМУАЗЕЛЬ:…Ах, ты играешь эту мелодию уже в тысячный раз. Будь добр, перестань же.

РЕЦЦО: (чуть улыбнувшись, прерывается) Это – Вечное повторение, моя душа. Это… Круги кругов, поэтический Ницше, Заратустра, вечное повторение… (опять играет)

 
МАДМУАЗЕЛЬ:
(пьёт вино): —
                Мой Сизиф, Я до смерти любила Вас,
                Эклезиаст мой, где ваши волшебные дни?
 

…Реццо, мой добрый Реццо, когда ты умрёшь,..да, ты будешь потом опять играть на этом фортепьяно, целую вечность, вселенскую вечную ночь, эти нежные аккорды… Снова и снова, доводя и добрых, и злых до самоубийства, и… (она подходит к нему, и нежно кладёт руку на клавиши) …Перестань, пожалуйста.

 
                              Между ними пауза.
Она случайно пролила немного красного вина на клавиши.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Я устала, прости. Я никуда не хочу идти. Не могу их терпеть, не могу их видеть.

РЕЦЦО: (смущённо) Я даже не думал, что ты должна уходить сегодня… Конечно, тебе необходимо отдыхать. Я сам приготовлю бифштексы.

 
                 За окном голоса о проститутках.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Я, вообще, устала, Реццо. От всего устала. (чрез молчание Реццо) …Близится Рождество, любимый, не правда ли?

РЕЦЦО: Тысяча девятьсот тридцать третье Его Рождество… Тридцать три года Христа, тридцать три года этому Столетию; весьма символично.

МАДМУАЗЕЛЬ: …Ты узнавал про работу, Реццо?

РЕЦЦО: Я должен докончить ещё одну вещь. Фортепьяно и Голос. Я говорил с одним музыкальным издателем.

 
                 Мадмуазель молча отворачивается.
 

РЕЦЦО: Ты больше не веришь в меня?

МАДМУАЗЕЛЬ: У нас совсем нет денег, мой друг. Твои сочинения, увы, не приносят дохода. Зачем ты так смотришь на меня? У меня в кошельке осталось несколько мятых бумажек… до воскресенья.

РЕЦЦО: Я уверен, что мне повезёт в этот раз. Издатель… это вполне серьёзный Парижский издатель. Он обещал.., и, к тому же, ещё только начало недели. Любимая, ты знаешь, как Я стараюсь.

МАДМУАЗЕЛЬ: (очень грустно) Да, Реццо.

РЕЦЦО: В этот раз обязательно повезёт.

МАДМУАЗЕЛЬ: (как если бы иронизирует) …«Тебе обязательно в этот раз повезёт, любимая»…Реццо, Я не могу больше. Я не хочу больше работать там. Ни у кого не хочу. Ты знаешь.., они могут совершенно унижать, обращаться, как с подержанной вещью. Дурно, так дурно подчас. Это всегда так: если к тебе привыкают, то тобой помыкают, а если ты не приемлешь.., то пошла вон отсюда, как мокрая мышь. И, вот, оно моё – также искусство, искусство выживания.., продолжения жизни, искусство чего? Не правда ли?…

 
                         Реццо молчит, хмурится.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Мне теперь тошно, милый… Что ты молчишь?

РЕЦЦО: Я не знаю… Чёрт, Я не знаю… (он пьёт вино.)

МАДМУАЗЕЛЬ: Я – девушка. Я – не механическая курица и не машина навыворот, понимаешь? Я…Я люблю тебя, да… Но где наша жизнь, в чём она? Я не хочу страданий, милый, Я хочу чуть-чуть жизни. Человеческой, спасённой жизни. Я хочу, чтоб мы жили с тобой не как нищие, не как изгои в этом городе.., чтоб мы что-то имели… Чтобы пьяные жлобы не орали в окно. (Реццо сглатывает своё смущение) Я хочу, чтоб эти цветы… ты сказал, «они будут петь»… так не в чувстве же сожаления, и не в чувстве слабости и презрения. Ты должен работать Реццо, ты должен зарабатывать деньги.

РЕЦЦО: Деньги, несомненно, найдутся, любимая… Я… увы, у меня слабая спина, и мне невозможно таскать камни…

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты слышал, говорят, что Гитлер, собирается быть здесь вскоре, этот архитектор, зодчий дьявола118118
  Известно особенное увлечение Гитлера архитектурой;


[Закрыть]. Люди будут таскать камни, мой друг, чтобы выжить. Люди и сейчас таскают камни. И ты, скромный Венгерский еврей из Парижа, будешь и ты… Когда ты останешься один… без меня… и без денег…

РЕЦЦО: Ты нарочно причиняешь мне боль?

МАДМУАЗЕЛЬ: Нам нужно есть, нам нужно пить это кровавое вино… Нам нужно думать, как выжить, мой.

РЕЦЦО: У меня нет выбора. У меня есть только этот чёрный рояль. Чёрт!

МАДМУАЗЕЛЬ: Помог бы ещё Тот, кого ты заклинаешь… Нет, не глядит из-под крышки?

РЕЦЦО: Любимая, Я обещаю тебе… На неделе, издатель сам зайдёт ко мне… И…

МАДМУАЗЕЛЬ: …Я думаю, что нам нужно расстаться, любимый.

РЕЦЦО:..Ты не веришь! Ты губишь опять, как всегда, как только что-то получается! Разве не должно мне теперь желать убить себя?!

МАДМУАЗЕЛЬ: Нам будет лучше врозь, милый. (Она будто собирается уходить.) Ты найдёшь деньги…

РЕЦЦО: Всё, ведь, найдено! Я прошу… Я же сказал тебе… Или мне купить себе пистолет? Как мне убить себя?! Чтобы отошёл этот проклятый смысл, этот талант, это… искусство… (он удерживает её нежно.)

МАДМУАЗЕЛЬ: Перестань. (с грустью) …Даже пистолет стоит денег, Реццо. У тебя их нет… Нет, не ты убиваешь себя, но это Я себя убиваю. Я знаю, ты стараешься… Но Я хочу гордиться тобой. Ты говоришь, ты любишь… Ты обещаешь мне, Реццо..? Обещай же мне: ты можешь пообещать, что не будешь думать только о своих навязчивых сочинениях, но о нас. Здесь, остающихся в этой убогой квартире, с дешёвыми бифштексами и кислым вином. Обещай мне, что ты сделаешь всё, чтобы у нас были деньги. Тебе…

Реццо молча теперь оставляет её, и вновь садится за рояль.

РЕЦЦО: (чрез паузу; его депрессивная чувственность) Мне? Мне, и вправду, нужно работать. Издатель ожидает от меня законченное сочинение. Ты можешь уйти…«в своё воскресенье». Уходи же. Знаешь, Я – всё таки, не последний композитор на этой Земле. И мир ещё будет иметь шанс подтвердить… Да. А ты… ты теперь только мешаешь мне заниматься. (играет). Знаешь ли, это требует… глубокого погружения.

МАДМУАЗЕЛЬ: (чрез паузу; она как если бы не знает, что ей делать; – начинает собираться, но не может уйти) …Боже, прости мне… человек… Реццо, прости… (и смиренно, и снисходительно) Конечно, ты – композитор, ты – настоящий композитор… Мой.

Она отнимает его руки от клавиш, целует их, а потом кладёт их обратно; Мадмуазель присаживается на колени рядом с играющим Реццо.

Пластическая Сцена 1

В музыкально-звучащем чувстве, Мадмуазель после поднимается, и отнимает Реццо от рояля, и это так, что музыка продолжает звучать; тогда, в исполняемой мелодии, они любяще танцуют вдвоём, в паре.

Сцена 2
Несколько дней спустя, та же комната. Реццо пока один. Мадмуазель где-то отсутствует

РЕЦЦО: (он пишет ноты, сидя за столом): Вот, здесь вот, до-ми-соль… М-мм, соль и… до-ми… соль… Ах, всё никак не могу это выразить. (отрывается от нот). Это как само себя нечто и умаляющее, и превосходящее.. – та магическая фраза, ритмическое заклинание… Но, может быть, это должно звучать скорей в головах слушателей, исходя из моей недосказанности? В конце концов, Я не хочу сказать только то, что у меня вполне …неудачная жизнь… Я, однако, чувствую себя усталым…

 
                              Он оставляет стол.
 

Иногда мне кажется, что Я слышу Мир изнутри. И Грусть тогда самого Мира… И мне слышатся, оттого, разные голоса.

 
                 ГОЛОСА:
                 (незримое их присутствие):
                            People are sinners…
                                   and they…
 
 
                 ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ:
                            Совершают ошибки,
                               они грешники…
 
 
                 ГОЛОС ГРУСТИ:
                            Любовь умирает на земле.
 
 
                 ГОЛОСА ЗЛОГО СМЕХА:
                            Там, гляди, её catafalque..,
                            Чёрный гроб в белых цветах…
 
 
                 ГОЛОС РАЗВРАТА:
                            Ты всегда умираешь.
 

РЕЦЦО:… И Любовь, и извечное как будто Прощание,…и их Мир в том, и Я, и любимая…

 
                 ГОЛОСА ПОРОКА И РАЗВРАТА:
                            Ты всегда умираешь.
                            Изогнись змеёй, поиграй.
 
 
                 ГОЛОС ЛЮБВИ:
                            Я не хочу…
 
 
                 ГОЛОСА ПОРОКА И РАЗВРАТА:
                            Она всегда умирает.
                            Как змея, ползёт в гроб,
                            В катафалк, поиграй с ней.
 
 
                 ГОЛОС ЛЮБИМОЙ: Я не хочу…
 

РЕЦЦО: (взмахами руки избавляется от присутствующих Голосов): О, все эти страдания, бездны, трагедии… чувства! О, сколь Я знаю, сколь хочу, чтобы всему этому было отзываться в их головах. О, как Я хочу отомстить всей неблагодарности на этой земле, всей их недоброте! Опять вижу, их порочную зависть, порок, их маленькие кривые мысли в отворот, их… то, что губит творение, искусство – всё, чему истинно жить… Я должен, однако… Скоро, таки, очень скоро, мои ноты станут заклятием для Мира, ибо Я самой Любовью и её слезами плачу… Ах, где же Мсье..? Пока ещё милая не вернулась, было бы… Ах, да, вот и он, наконец-то!

 
                        Раздаётся звонок в дверь.
 

Мсье, дорогой Мсье Публикация.

ГОЛОСА МИРА: Люди грешны, и им грешить. (People are sinners, and they make mistakes.)

Сцена 3
Реццо и Парижский Издатель.

РЕЦЦО: (открывает дверь, впускает гостя): Ах, как хорошо, мсье, вы всё-таки решили заглянуть ко мне. Проходите, вот сюда, прошу вас.

ИЗДАТЕЛЬ: Найти вас, однако, было дьявольским трудом, мой милый. Что ж, это и есть та самая лачуга гения?

РЕЦЦО: (смущённо улыбается): Да, вот видите, здесь мой рояль.

ИЗДАТЕЛЬ: Вы неплохо устроились. Место, где так премило разыгрывать прелюдию с интермедией.

 
    Слышатся Голоса за окном, вульгарно-брутальные реплики:
                           о проститутках, о голубых…
 

ИЗДАТЕЛЬ: …Рояль, и это романтически-пружинистое ложе… Я присяду, однако. Вы не против?…

 
                 Реццо в секундной нерешительности;
                 Мсье тогда сам усаживается… на стул.
 

ИЗДАТЕЛЬ: Гм-мм… Вы досочиняли уже свой концерт? Вы говорили, что пишете.

РЕЦЦО: Концерт, мсье, увы, ещё не доработан. Это требует времени, а потом мне очень нужны деньги…

ИЗДАТЕЛЬ: Но у вас хорошие миниатюры. Да. Загадочные такие этюды.

РЕЦЦО: Вам, правда, нравится, мсье?

ИЗДАТЕЛЬ: М-м… Да. Я заглянул к вам за тем, чтобы нарочно сказать вам.

 
                     Пауза. Они смотрят друг на друга.
 

РЕЦЦО: Так, собственно…

ИЗДАТЕЛЬ: (каким-то противоестественным тоном): Да, Реццо…

 
                                       Вновь пауза.
 

РЕЦЦО: Мсье, тогда может…

ИЗДАТЕЛЬ: Да, мой милый.

РЕЦЦО: (чрез паузу):…У меня закончилось вино, мсье, Я извиняюсь…

ИЗДАТЕЛЬ: (со вздохом): Я ж таки ненадолго к вам.

РЕЦЦО: …Так, что тогда… с моей музыкой? Мсье, вы публикуете? Я бы хотел иметь деньги сразу, пусть не все…

ИЗДАТЕЛЬ: Мой друг, признаюсь: Я, однако, пришёл огорчить вас. Увы, но ваши сочинения не подходят для издательства. Я вынужден отказать вам.

РЕЦЦО: Но как же? Вы же обещали?

ИЗДАТЕЛЬ: Знаете ли, при всей красоте их и оригинальности, они слишком грустны. Так сказать, давят на психику.

РЕЦЦО: Но это – эмоция, живая эмоция… Вы же… Вам нравится, вы говорите…

ИЗДАТЕЛЬ: Разве настоящее произведение искусства может не нравиться, Реццо? Оно – потому только и есть искусство. Но миром управляет вкус, милый друг. А о том – и счёт. Сейчас в моде больше всё джаз и танго, старый добрый шансон… Вы же знаете, чем полнятся радиоволны. А ваш минимализм, смешанный с плакучим фолком и тёмным чувством, увы, угнетает… Это всё оттого, что вы подолгу дома и мало слушаете радио…

РЕЦЦО: (он сражён): Но как же мне быть, мсье?

ИЗДАТЕЛЬ: Вот, если бы вы сочинили нечто весёлое, нечто…, как блаженство птиц в любовный день… Знаете, в роде таком, к примеру: – «Я – весёлая Птичка, со мной дружит господин Кот..» Кстати, близко уже Рождество.

РЕЦЦО: И мне тоже тридцать три… было.., и Христу… Я, однако, очень прошу вас, мсье…

ИЗДАТЕЛЬ: Хм, распятый Год распятого Века и его Жертвы, как странно… Нет, Реццо, увольте.

РЕЦЦО: Я напишу, Я приготовлю вам другие этюды. Я прошу вас; хотя бы в долг… Я буду работать целыми днями, Я… Это принесёт вам большую славу…

ИЗДАТЕЛЬ: Мой друг, вы – необычный композитор. Вы, скорее, относитесь к разряду гениев, нежели как хорошо лишь продающихся талантов. И, ведь, вы стремитесь к особенному значению себя в искусстве. А это всегда порождает большое сопротивление, и зависть, и порочность вокруг и… лукавство. Вы же не хотите себя видеть посредственностью, не так ли? Вот, и ответ…

 
                         Реццо теряется в словах.
        Мсье подошёл к роялю и, стоя, пликает что-то.
 

ИЗДАТЕЛЬ: Я ж, таки, слишком долго теперь у вас.

РЕЦЦО: (идя за мсье): Мсье… Это тайна, я открою вам: Я должен жениться, у меня намечена свадьба вскоре, мсье…

 
           За окном Голоса о бездельниках и безделье.
 

ИЗДАТЕЛЬ: Ах, вот в чём дело! (на его лице противоречивая гримаса). Не секрет, отчего вы столь беспокойны. О, эмоциональнейшее время, мой друг! Мои поздравления вам. (он уже одевается) Знаете, это как Волконский сказал у Толстого119119
  «Если вы всерьёз надеетесь создать нечто великое в этой жизни, никогда не женитесь; но если вы в чём-то считаете себя дураком, то женитесь всенепременно.» – рефразированные здесь слова А. Волконского в его беседе с П. Безуховым, из романа Л.Н.Толстого «Война и Мир» (Т.1)


[Закрыть]: если ты в чём-то… …находишь себя глуповато – обязательно женись, непременно, да-да, но уж такова правда жизни. (его дружеские смешки) …О, Я ж таки не сомневаюсь нисколько в силе вашего вдохновения.

РЕЦЦО: (он чуть не плачет): Мсье… Я очень прошу вас, дайте мне хоть сколько-нибудь денег. Пожалуйста.

ИЗДАТЕЛЬ: Ну, что вы… Ну, перестаньте, в самом деле. Возьмите себя в руки, молодой человек. Приходите с новым этюдом, и там посмотрим. В этот раз, может быть, вам удастся некий… гм-мм… Весенний Марш… А почему бы и нет? Постарайтесь, постарайтесь, Реццо.

 
               Мсье залезает в карман своего пальто,
               и достаёт оттуда небольшую книжицу.
 

ИЗДАТЕЛЬ: Кстати, у меня для вас подарок. Ко всем заведомо поздравлениям. Возьмите, это – стихи Венгерского поэта, вашего соотечественника. (Реццо безвольно принимает.) Небезинтересно, но тоже как-то грустно, в вашем духе… А, вообще, не понимаю, как можно грустить пред свадьбой, мой друг. Ну, успехов!

РЕЦЦО:…Скажите, зачем вы, вообще, приходили ко мне? Это было вовсе необязательно. Вы оторвали меня от занятий.

 
                                     Пауза.
 

ИЗДАТЕЛЬ: Люди грешны. Мне хотелось видеть ваше доброе, чувственное лицо, мой друг. Прощайте.

ГОЛОСА МИРА: People are sinners, and they make mistakes.120120
  Иностранные эти фразы вполне бы могли быть фразами на Немецком, и это бы более контрастно характеризовало приближение времени Германо-фашистской экспансии и его интонаций; однако, за написанием пьесы, в большей степени, конечно же, Я уделял внимание тем акцентам, кои, собственно, составляли фактическую судьбу самого по себе произведения, в истории его сочинения и последующего признания: в явлении Голосов Мира, Я не мог параллельно не думать о перво-признании песни, именно, в сферах Англоязычных пространств: – естественно, что Голоса Мира едва ли могут быть соотносимы только лишь намёкам на ещё далёкое от Сересса BBC и т. п. пр. (всё, что вскоре, потом, найдётся в ореолах его артистического признания); естественно, Голоса Мира выражают в себе более объективный духовно-признательный и, потому только, кармический смысл здесь; при всём этом, возможно-таки, сама диалектика судьбы песни Сересса не позволяет смотреть на ситуацию только лишь в свете Германо-нацистского схизма. – от Автора.


[Закрыть]

 
             Издатель уходит. Реццо швыряет книжку.