Текст книги "Избранное. Поэзия. Драматургия"

 
ПАСТОР
…О, нет! Судьба не может более обмануть,
Коль сам ты ею стал тут для другого. – …Нет? Блеф
Это? Бред ли?… – разве ль?! Когда теперь всё то,
Что лишь казалось, сделалось реальностью самой,
В мирах, соединённых произволом чувства!
Стыд, лишние сомнения – упрёк душе. – Я…
О, Я уверен, да: она, конечно, любит,
И всерьёз – меня! И только стеснена еще…
Все эти совпаденья в наших днях и в грёзах:
Расколотая раковина и вдруг – во сне,
Во сне ЕЁ, и… всё-всё-всё к такому схоже,
Также точно, как и…., – да… и урна эта вдруг,
В их доме, – та, что разбивал Я, обратившись мёртвым, —
Но… ОН её, ведь, сам же, НАЯВУ, разбил своею злой рукой!
О, таинство признаний Дамы, и её слова…
Я должен стать, конечно, для неё спасеньем —
Освободить её из зло-цепей ревнивца,
Монстра-мужа, и стать…, и… сохранить любовь в нас!
 
 
Вот, вижу как играют бал. – Там всё решится.
Да! Должно свершиться нечто перед всеми, враз.
…Ай! Вот, и Тень моя уж снова рядом…
 

Тень приблизилась незаметно. В руках у Тени – половинки Морской Раковины. Тень, тогда, их демонстративно соединяет.

 
ТЕНЬ:
                 …………………Глянь, друг мой:
То, что разбивает Случай – Слепой Дурень, – то
После склеивает Чувств Декоратор – Время.
Не правда ли?…Ийй…, болит как шея после ваших этих                                                                              удушений!
 

Тень вдруг находит бюстгальтер Дамы, что был сорван с той рукою Пастора. В элегантном жесте, Тень кладёт сию вещь в Раковину. Вращается вокруг себя, подобно тому, как это прежде делал Генерал в 1-м Д.

 
А? Недоуменный взгляд? Тебе, быть может, не понять правд
Стороны другой се бытия, коль уж не мыл,
Сколь долго, рук своих ты во святой воде111111
  – ритуал омовения рук в католичестве;


[Закрыть], но…
 
 
ПАСТОР:
 /не слушая/:
                   …Да, именно, и будет так. – Туда явлюсь Я,
                      Истинно, пред всеми – множеством глаз и ушей;
                      Там Я и преподам урок всех грешных таин.
                   …Тень! Ты не исчез совсем; – туда ступаем!
 
 
ТЕНЬ: …………Ловок
Зло вершить ты, право… Ещё бы миг тогда, и… точно б удушил.
Но, вот ведь,…если миг, в один раз, стоит слёз всех, —
То, в другой раз, оный стоит смеха. Ах, тёмный пастор,
Сколь многочуден есть путь, в обращеньи свойства
Времени, к престолу всех магических Прозрений! —
Смотри ж туда, где вновь тебе, пускай, не оказаться,
                      Хоть, в больший прок
                      Вам лучше б уж
                      Петлёй алхимика заняться.
 
 
ПАСТОР:
/не слушая/:
           …При всех, один – и победитель!…Да ты ещё
              Конечно же, со мной там,…редких действ свидетель
              Беспристрастный, – станешь превелика Тенью-Тень…
              Все зрят…, и, вот, мой шаг, – …и жест, и… вот уже, как…
 
 
                            Они уходят из церкви;
                  Раковина – атрибут их процессии.
 
 
ТЕНЬ: …..Вдруг Епископ сам, И…
 
 
ПАСТОР:
               Да пусть сам Арх-Епископ!
               И тоже сгинет, если встанет на пути он!
ТЕНЬ:
               И ты тогда, что ж, и его врачуешь сон? – Ха!
ПАСТОР:
               Постой, так ты со мной,
               Иль с тем, кто станет зваться «Он»? …А, Те-ень?!
 

ТЕНЬ: …..Увы мне, Я с тобой. Вот только……………………

.…………..Имейте в виду, что в этот раз Я вовсе не собираюсь, бесноватый пастор, идти там впереди вдруг вас, но если всё же и держусь пути, то, разве, только скромным шагом, позади.

 
                                  Они удалились.
 
 
ГОЛОС ПАСТОРА:
/и экзальтированно, и сожаленно /: – О, эти груди…
 

ГОЛОСА ГОСТЕЙ:

– Вы знаете, почему это принято называть фарфоровой свадьбой112112
  Так, обычно, называется Годовщина 20-летия со дня свадьбы;


[Закрыть]?

– Но вы ли, в сим случае, знаете, тогда, зачем они решили убрать гостевую залу на подобие церковной? Супружняя чета – фарфоровая оригинальность…

– Он – весь в пожизненных орденах, а ей уже к сорока…

– Пред отъездом, пред самым отплытием… корабля.

Пространство залы. Здесь звучит вальс, и здесь танцуют. Зала, действительно, почти такая же, как зала церковная, однако на видном месте, тут установлены два больших тронных кресла, и, конечно же, это ещё так, что в зале этой – и окно, и дверь. Кто-то из гостей кружится в парах; кто-то с бокалами вина в руках, кто-то нюхает кокаин.

 
ПАРА РАЗВЯЗНАЯ:
– Ах, эта музыка в ваших губах!
– Отзывчивость поцелуев;
            …Тому пусть пить своё слепое игристое,
               А мне целоваться с настоящей актрисой!
 

ИЗ ПАРЫ ЖЕМАННОЙ: Тень, как гротескно, вьётся за вами.

 
ВОЗГЛАСЫ И СМЕХ:
                       Как самоубийца, играет собой!
                       Как недотрога—порок!
                       Ха, Ха! Убийца морали!
 

ОТ ПАРЫ К ПАРЕ:

– Господин магистр, вы рискуете умереть завтра.

– Господин баллетист, вы танцуете, как дохлый пастор.

ПАРА ИЗЯЩНАЯ:

– ..Вы же знаете, всё это из-за него. – Их отъезд; весь этот дьявольский декор, этот фарс.

– Ах, ваше остроумие: «церковно-дьявольский декор»… Вы когда последний раз были на Страшном Суде?

ПАРА ВЫЗЫВАЮЩАЯ:

– …Ах, если бы здесь… Здесь могло бы звучать танго.

– Танго, обнажающее вторую грудь… У вас одна обнажилась.

– Ах! /смех; продолжают смелый танец /

– Вот, уж входит чета, а у вас грудь обнажилась!

– Ах!! /кружатся /

– И тени жадные глаза, и… всё кругом, всё обнажилось. /смех/

ВОЗГЛАСЫ: Наша дорогая чета! Наша шикарная пара! Наконец-то вы с нами!

Торжественно и церемонно входят Генерал, весь в парадном, в орденах, и с ним его ослепительная Дама в платье с длинным шлейфом. В противоположной, приоткрывшейся двери виден Пастор.

ИЗ РАЗНЫХ ПАР:

/в полушёпот /:

– Странен их вид.

– Он совсем мёртвый. Она – точно Дама накладных грудей.

– Мадам потеряла груди,

Мадам потеряла свои роскошные груди!…Чшш.

 
                   Чета проходит к тронным креслам,
                   и гости церемонно их пропускают,
         отвешивают поклоны, реверансы и поздравления.
 

ГОСТИ К ЧЕТЕ:

– Дорогая, ваш шлейф сводит с ума.

– За вами, Господние откровения вкуса, милая, откровения вечера.

– Ваше Превосходительство, что вы сделали со своей фарфоровой женой?

Чета, отвечая на знаки внимания, занимает тронные кресла.

 
ПЕРЕШЁПОТ:
       Решил отец жениться вдруг на дочери своей,
       И пожелал он ей тогда, впредь, не рожать детей…
                                    /подсмех/
        А потом на бал решил заглянуть пронырливый пастор
        И там вопил, что кругом – разврат лишь один, без детей.
 
 
     …Да, вот, он кстати и сам, взгляните, весь в чёрном,
                            Там, стоит у дверей.
 

ОБЩИЕ ВОЗГЛАСЫ:

Момент четы! Торжественность, фарфоровый тост!

 
                                     Пауза.
 

ДАМА:

/в тронном кресле, поднимает бокал, с некоторой грустью /: —

Прекрасные мои Дамы и Господа, вы все, конечно же, помните нашу волшебную вазу, Её Глубоко-Таинственность Архаический Фарфор? Ко всей грусти, мы должны сказать вам, она недавно разбилась. – /Генерал весьма смущён и устыжен словами Дамы/ – Не самый лучший знак к юбилею, – мы решили искупить это идеей нового интерьера….Вам нравится наш новый интерьер?

ОБЩИЕ ВОЗГЛАСЫ: Мы поздравляем вас! Вам все от нас поздравления!

Дама и Генерал чокаются, пьют; все гости пьют; – по знаку звучит музыка, и все вновь начинают было танцевать. Пастор пробирается ближе к трону четы; его как будто не замечают, а если замечают, то подсмеиваются над ним и даже толкают в кругах танца. В руках он несёт нечто скрытое под тёмной материей.

ГОСТИ О ПАСТОРЕ:

– Смотрите, смотрите-ка, вот, он идёт.

– Весь в чёрном.

– Паденную невинность к трону несёт.

– Под всем чёрным.

ГОСТИ К ПАСТОРУ:

– …Было что тень, несущая край белого шлейфа; /подсмех/

– …Как тень, вы крадётесь туда, где подобран был шлейф.

ПАРА ВЫЗЫВАЮЩАЯ: /сталкиваясь с пастором /:

– Ах, не толкайтесь же, пастор, мои груди хотят танцевать!

– Моё почтение, господин Сент-Реверанс. – /к партнёрше /. – Ах, вложите, вложите свои груди мне в руки в сей час, о, пристесса! – /передразнивает Пастора в изображаемом жесте; партнёрша делает вульгарный реверанс и опускает свои обнажённые обе груди в руки своего кавалера. /

Пастор пред троном. Позади него оргиастические поцелуи и смех. Подсмех над ним.

 
ПАСТОР:
/снимает материю с предмета, который держит в руках /: —
             Когда все ожидают час греха, Я только
             Скромен остаюсь; ко всей же чести, знанной в вас,
             Я счастлив поднести вам дар; и вот – к тому,
             Что, в нежеланной тайне, было взято прежде
             Из любезна дома, то верну, – прибавлю сам
             И то, что навсегда для вас, как новость станет.
 

В руках Пастора – Морская Раковина, и в ней – не роковой ли бюстгальтер? Груди? Живые женские груди?!

 
             Круг времени и чувств – сам рок;
             Так обернусь вокруг себя, а ты
             Смотреть лишь станешь на вершенье ритуала;
             И даже, если мир расколется напополам, —
                                           Смотри сюда!113113
  Замечание от автора: это в точном подражании сл. Генерала из Сц.1, Д.1, «У алхимика».


[Закрыть]
 
 
      Пастор, с Раковиной в руках, оборачивается вокруг себя
                       на обозрение всех окружающих.
 
 
ГОСТИ ДРУГ К ДРУГУ: —
                                           Мадам лишилась грудей;
                                           Мадам и её скраденные груди!
 
 
               Пастор торжествующе взирает на чету.
 

ДАМА: /пытаясь справиться со своей эмоцией, и издевательски-надменно, но и с лёгким тайным блеском слёз в глазах /:

 
            Там, где любовь, там есть всегда осколки;
            Прелестный тост; —
            Кто, вслед мне, здесь бокал свой разобьёт?
 

Смешанное настроение среди гостей. Дама падает в обморок. Пастор роняет Раковину и груди из своих рук.

ВОСКЛИЦАНИЕ ГОСТЕЙ:

О, дьявол! Оборотень! Оборотень чувств!!

 
                               Свет меркнет.
Всё, в волнах шума и возгласов, и дьявольского смеха, исчезает.
 

 
ПАСТОР:
Любовь! Невинность Зла, порочность тишины,
И жертвенность тел в фатальном жертвоприношении,
И свет, паденный свет, и эрос проклятых признаний!
               Бред столетий, цепи дня и ночи,
                             Бред времени,
                             Жар тела,
                             Боль души!
 
 
         Ещё слышится парадоксальный шум бальных лиц.
 
 
ДАВНИЙ ГОЛОС РАКОВИНЫ:
                     Пастор, милый пастор,
                     Наполни меня своим смыслом,
                     Наполни меня собою,
                     Любовью заклятую форму.
 
 
ПАСТОР:
О, Дева неземная Добродетель! Ты ж…и искусила!
Вот, посмотри, как Я преисполняюсь страстной волей; —
Вот, падаю в твой миф о возвращенном обладаньи Рая
Преданного тела…………
 
 
            Тень сходит с места, одиноко вальсируя,
   держит в руках длинную-длинную чёрную мантию.
 

ТЕНЬ: /говорит, подражая голосу Дамы /:….Не следовать вам не могла Я, милый мастер…

 
ГОЛОСА ГРУДЕЙ НА ПОЛУ:
/странные /:
                       Ужель ты забыл про нас, пастор,
                       Про груди, возбужденные груди?
                       Мы здесь, под ногами, – возьми нас.
 
 
ПАСТОР:
О, Трон предательства Души– Самоубийство, Бред?!
И… да! вот, это тело – что же, поло? Нет? – Проверим?
 
 
ГОЛОСА ГРУДЕЙ НА ПОЛУ:
                       Пастор, дьявол—пастор,
                       Возьми нас в свои обьятия,
                       К груди прижми ко своей здесь,
                       Подвижные нежные счастья.
 
 
ПАСТОР:
Разве ль поло тело? Эссенция, те капли жизни —
Сакральны капли всей моей белковой сущности…
Ах, Добродетель, манишь жизнь! – Возьми их,
Эти капли моего белка; —
        Эротический экзальт Пастора; рука под сутаной.
 
 
                                              Их изолью!
О, тело новой Евы в них:
             Раскрепощённое, свободно, все—доступно;
Её беру на старом алтаре морали Я, —
              Гляди: тебя беру на алтаре;
Мадонна, пусть закатятся глаза,
              Пусть дрожь охватит бёдра, пусть…
Да, содрогается внутри тебя всё небо;
              Ангелы, пускай, сойдут с ума,
И жаждуют вокруг! …Моя! Моя ты, для меня!
 

Оргазм Пастора. Странный свет. В пространстве двери – видение. Пастор было теряет сознание и падает в объятия подтанцевавшей Тени. В двери видится образ Дамы, прекрасной как Дева Мария, в манящем пеньюаре ночи.

 
ТЕНЬ:
/подражая голосу Дамы/:
                 Ах! Я не люблю вас, добрый друг,
                 Но отказаться следовать вам не могу Я;
                 Идёмте же, идёмте же скорей туда,
                 В пространство тени, в комнату другую.
 

Видение Дамы безмолвно манит его. Тень накидывает длинную чёрную мантию на плечи Пастора, и, этак, процессуально, они после уходят вслед за видением. Тень, вслед Пастору, несёт за ним шлейф.

ГОЛОСА из шумов БАЛА: …Дьявол, тёмный епископ Зла, жестокий оборотень….

 
                       Конец Четвёртого Действия
 

Пятое Действие

ГОЛОС ДАМЫ: /не видимо/: …Теперь Я даже не скажу, кто он.

ГОЛОС ГЕНЕРАЛА: /не видимо/: Аминь. Мы все вершим друг в друге Страшный Суд. Всему ж пристало свой иметь черёд.

ТЕНЬ:

/видя приподнявшего голову Пастора/: —

…Вот, верно: время самое прийти в себя, друг пастор…

Я ж здесь, глядите-ка, его зря не терял, и ожиданье

Разбавлял занятьем превосходным; из капель той грезы… —

ДАВНИЙ ГОЛОС ПАСТОРА: /из Сц.1, Д.1/: – Моя греза —

Приобретение моё…

 
ТЕНЬ: ……………… – Вы помните? —
          Греза, что расплескалась на полу, – Я этак их собрал,
          Те капли, и настояны Времена в ретортах, ныне —
          Достояние подвала.
 

ПАСТОР: …Ах, правда, здесь Я; – всё здесь. – Вновь та же комната магических моих искусств. Но неужели ничему здесь боле впредь не измениться? Помнится, ты как-то обещал…

 
ТЕНЬ:
           Ты приглядись сперва, тебе тогда узрится.
           Здесь всё теперь, что прежде сон твой предвещал —
           Всё, что по уговору было суждено по вам явиться.
 

ПАСТОР: Каков, однако, уговор тот Тени с… – Ах! Её фигура здесь, лицо?!

В дальнем углу подвала, свет озаряет некое подобие алькова. В нём – явление Дамы. Она в ночном пеньюаре (да?), и эротически преподавая своё тело, манит Пастора к себе (её контрастно-развратный, вдруг, образ). Изумление, возбуждение Пастора.

ДАМА: /грязный, порочный тон, и рот/: Мой снисходительный мастер, снисходительный к грехам исповедник.

ПАСТОР: О, демон искушения! /приближается к ней; его шок/ Но, то не есть обман!

ТЕНЬ: Маг, разве ль, не способен волею своею подвести итог? Воздай же по заслугам, скромной Тени здесь, кто сохранить смог для тебя заветной Формы время.

ПАСТОР: Что хочешь, Тень умелого алхимика?

ТЕНЬ: Ты мог бы, впрочем, не хотеть сего…

ДАМА: /манит/: Ах, идите же, пастор, идите ко мне: Я буду раскрывать вам тайны себя, и вы станете учить меня новым свойствам.

 
                            Пастор теряет голову.
 
 
ТЕНЬ:
             Ты, всё же, вижу, не согласен медлить.
             Меня тогда ты должен отпустить; уйти
             Ты знаешь, Тень сама не может вдруг, без позволенья.
 
 
ПАСТОР: …Что хочешь?
ТЕНЬ:
                  Крест коль сможешь мне отдать…
ПАСТОР: …Крест?
ТЕНЬ:
                  Крест, ныне что церковный. —
                  Та вещь, служила что ключом когда-то для тебя…
ПАСТОР: …О, Явь и Сон!
 

ДАВНИЙ и ДАЛЬНИЙ ГОЛОС ТЕНИ: /из Сц.1, Д.2/: …Крест сорван был тобой с сопернической шеи..

 
ПАСТОР:
Ах, все ещё те напоминанья, голоса в уме. —
Вот, он —
             /Достаёт свой церк. теперь крест, отдаёт Тени/
 
 
Бери его, Тень, будь свободен,
И унеси с собой сей символ, более ненужный мне.
 
 
ТЕНЬ: /взяв крест/:
              Желание свободы есть во всякой сути. —
              Что Смерть тебе теперь, что Суть? Прощай же…
 
 
ДАМА:
                    Пастор, дьявол—пастор,
                    Возьми мои груди в обьятия,
                    В руках твоих снова здесь будут,
                    Подвижные нежные счастья.
 

Тень, вышедши из-за стола, по-священнически окрещивает комнату в жесте, и, этак, плавно оставляет Пастора наедине с Дамой.

 
ПАСТОР:
/приближается к ней /:
               О, пусть Я – вор, пусть – оборотень чувств!
               Теперь, когда ты будешь у меня всегда, —
               Теперь, коль нету больше страха
               И стыда в тебе ни сколько…
 

ДАМА:

….. Мои груди, пастор, mon dias, вот,… мой рот, мои бёдра!

 
ПАСТОР:
               О, делай ныне для Меня всё то,
               Что представлял себе в мечтах мой враг:
               Всё то, что думал он, что делаешь ты здесь, со мной;
               Всё, что ты делаешь со мной в мечтах о нём;
               Всё то, как предаешь, – всё, после что должно
               Быть во грехе распутства для меня!
 

C окончательным исчезновением Тени, пространство алькова и подвала становится виднее в новом вдруг свете; это, как малое озарение, и, вот, тогда видна вдруг висящая книзу петля. Пауза и… уже в потустороннем каком-то свете…

ДАМА: /её грубая экспрессия/: Пастор! Вот, моё тело, – вот, ваша петля! /смех/

 
                             В игре света и дыма,
           за столом алхимика, вдруг появился Епископ, —
      вернее, вновь Генеральское лицо в образе Епископа.
 

ДАВНИЙ ГОЛОС ТЕНИ: …Верёвка та, петлёю вниз, висит в подвале, у алхимика…

ЕПИСКОП: Вы – истинная Блядь Божия, моя милая Дама, истинная стерва преданного Христа. /смех /

ДАМА: Идите же, возьмите моё тело, пастор! Возьмите его, а, потом, повесьтесь! /крестит петлю ногой, и, после – к Епископу, продолжая смеяться / – Он так жаждал его тогда – он его коснулся и сразу умер тогда.

ЕПИСКОП: Во всём – черёд греха, во всём – черёд раскаяния! Браво!… Вы – истинная благословенная потаскуха, моя Дама, верное чудовище разврата в семье и порока!

 
Шок Пастора. Откуда-то слышны волны демонического смеха.
            Епископ и Дама издеваются над Пастором.
                        Появляются некие тени.
 

ПАСТОР: О, Нет! Как может быть сие? То ж – не игра морали вновь, не оскорбленье естества, Но…?!

ДАМА: Смерть обезумевшего пастора! /смех/ Не правда ли, сколь сексуальный миг!

ЕПИСКОП: Он, повержен стыдом Адама, он смущён эротикой Змея у себя подле рук, сама Мадонна предлагает ему выбрать по себе наказание…

ДАМА: Садист, монсеньор, Садист Господь Бог создал блаженного голым.

ЕПИСКОП: А не блаженный голым возносится в рай на петле. О, отпустите же ему…, Гениесса Греха, сделайте милость! О, возбудите его и повесьте, во славу Второй Смерти114114
  – Библианская «вторая смерть»;


[Закрыть] и Церкви!

ДАМА: Церковь Второй Смерти, ха-ха!…Вы, кстати, знаете, что из удавленника капает сперма, а из этой спермы рождаются человекообразные цветы?115115
  – В этом месте Дама называет «цветами» волшебный корень мандрагоры;


[Закрыть]

 
                  Всё больше и больше фоноголосия.
      Подвал наполняют насмешки с проклятого Бала.
      Тени окружают Пастора и хотят повесить его.
 

ЕПИСКОП: Он хотел, чтоб вы целовали его? Он, ведь, хотел, чтоб вы сами приходили к нему, в его подвал, и брали его в развратных поцелуях?

ДАМА: Ах,…значит, мне не медлить, монсеньор? /грязный смех/ Ах, это называется любовь именем Страшного Суда… Пастор, ну что же вы? Неужели вы забыли про мои груди? – Вы будете висеть, они будут прямо под вами шевелиться…

 
Пастор вырывается от теней и бежит к столу с ретортами.
 
 
ПАСТОР:
       О, Знанье! Проклятое Знанье!
       Та вечно-возмущающая душу гордость Сатаны:
       В епископе и в генерале – о превосходстве власти,
       В развратнице – о силе плотской красоты,
       В волшебнике – о превосходстве умной мысли, в страсти,
       Что становится лишь жертвой гордой простоты. —
       Лишь дым от грёз,
       От всех разбитых грёз,…
       Самоубийство!
 
 
       О, будь разбита колдовская кухня!
       Расправлюсь грубо здесь с тобой, как ты со мной;
       Пророк переворачивает вновь скамьи во лживой Церкви,
       Алхимик разбивает все реторты,
       Во избавленье от злодейств Химеры!
 

Пастор сбрасывает реторты со стола, забираясь на него. Епископ падает на пол и кубарем выкатывается вон из подвала в дверь. Дама, средь теней, исступленно смеётся и развратничает, но всё разом растворяется в клубах дыма от разбитых реторт. Звуки, слова…

ДАМА: О, да! Убивайте, убивайте его!

ПАСТОР: О, проклята будь чувственная в вас игра!

 
                                Помрачение.