Текст книги "Избранное. Поэзия. Драматургия"

Сцена 4
Реццо устремляется к роялю. Он падает на него всем своим телом, обнимает панель клавиш в слезах.

РЕЦЦО: Но как же теперь?! Всё пропало. Бог, Чёрт, говно, что же теперь?! Милая скоро вернётся, и… вот… вот, он – конец. Что Я скажу ей? (кричит в сторону окна) О, Зло! Зло Вы! Зло! Зло!!!…

…Я потратил столько сил… Я хотел, чтобы всё получилось… Хотя бы какие-то деньги, наша свадьба, бракосочетание… белая, чистая церковь… Я хотел, чтоб это было столь приятно, столь неожиданно для неё.., моё предложение… А теперь?…Она должна быть уже скоро,… она снова придёт адски усталой, и мы несомненно поругаемся… В этот раз, наверное, навсегда… И она… она любит меня, и Я люблю её, и… всё, всё столь несчастливо погибает…

Я – ничто. Я сама Грусть. Столь беззащитен и ненадеян, Я остаюсь здесь в продолжение звуков. Вновь, остаюсь в свете только непонимания и незнания жизни,… Случайная Песня, в тайне невызревших плодов Прощания, Я ли должен тебя продолжать..?

Но, постой, так, вот, вдруг только и продолжается…

Но… Да-да! именно так.

 
         Реццо рывком открывает клавишную панель рояля.
 

Сцена 5
Время спустя. Та же всё комната. За окном дождь. Возвращение Мадмуазель. Когда она входит, Реццо сидит на окне. Вокруг рояля много исписанных бумаг.

МАДМУАЗЕЛЬ: (она с сумкой, чрез паузу): Было сколько-то денег, Я взяла немного вина и продуктов для нас.

 
                             Реццо неподвижен, нем.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Тебя больше нет, мёртвый Реццо? Ты больше не рад мне?… (Она поставила сумку.) …Что с тобой?

РЕЦЦО: Всё кончено, любимая. Издательство отказало. Пощёчина вновь.

 
          Мадмуазель молчит. Пауза. Она снимает пальто.
 

РЕЦЦО: Я – неудачник, любимая. Тебе лучше убить меня.

МАДМУАЗЕЛЬ: Пред тем, как убить тебя… Я думаю, толстый Господин Общественный Вкус, всё же, не посмеет испортить нам ужин, не так ли? (она сестрински обнимает его) …Ты, быть может, откроешь вино для нас?

 
                Они вместе потом накрывают на стол.
 

РЕЦЦО: Они считают, что жизнь – это только анекдот Бога. Издёвка на похоронах настоящего Чувства – их слепая забава. Не удивительно, что ужасный Гитлер…

МАДМУАЗЕЛЬ: …Я люблю тебя, Реццо.

РЕЦЦО: (чрез грусть, чрез паузу) …Я люблю тебя, милая.

МАДМУАЗЕЛЬ: Я люблю тебя, мой мужчина.

РЕЦЦО: (утопая в грусти) …Я люблю тебя, моя жизнь…

МАДМУАЗЕЛЬ: Нам быть вместе, Реццо, нам быть вместе…

 
                                 Они пьют вино.
 

РЕЦЦО: Знаешь, мысли.., мысли какие-то… всё это… (он подходит к окну.) Дождь ещё…

МАДМУАЗЕЛЬ: Поиграй мне что-нибудь.

РЕЦЦО: Вальс Тёмной Грусти? …Прости, Я не могу сейчас.

МАДМУАЗЕЛЬ: Реццо, это – только фрагмент. Всё изменится. Ты попробуешь что-то ещё, ты займёшься чем-то другим, – всего лишь на время; рояль потом сам намечтает твою игру, твой отдохнувший ум снова создаст вдохновенную музыку,..твои нежные пальцы…

РЕЦЦО: (самоубийственно): Да. Да-да-да…

 
                                  Чрез паузу.
               Она замечает валяющуюся книжицу.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Лацло Жавор …Он – тоже Венгр, как ты…

РЕЦЦО: …Один мой друг.

МАДМУАЗЕЛЬ: Как любопытно… (листает) «Мрачное Воскресенье».

РЕЦЦО: Не правда ли, оно наступит для нас завтра, любимая. У нас нет…

МАДМУАЗЕЛЬ: У нас есть. Я нашла немного денег, Реццо. Так, вдруг, посчастливилось.

РЕЦЦО: (выходя из помутнения): Правда?

МАДМУАЗЕЛЬ: На неделю, для нас…

РЕЦЦО: (со вздохом, преисполненным жизни): Господи, как хорошо!…Как хорошо, любимая! (он по-детски порывается к ней, целует её руки) Я могу работать!

МАДМУАЗЕЛЬ: …Я не знаю, что потом…

РЕЦЦО: Это совсем неважно. У нас целая неделя. Я допишу теперь… Я смогу закончить это сочинение!

 
    Мадмуазель, скрывая внезапную, пронзительную грусть,
                           вдруг отходит от Реццо.
 

РЕЦЦО: Любимая, мне нужно всего лишь два-три дня. Вот, взгляни! (показывает ей на ворох исписанных бумаг) Здесь – музыкальный шедевр. Нужна всего лишь малая редактация, корректура. Два-три дня, понимаешь? Это – нечто особенное и новое… Они не посмеют отказать в этот раз,..ибо… ибо это есть высший акт лирической чувственности… в любви композитора!

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты никогда не изменишься, милый.

РЕЦЦО: Ты не веришь… Но послушай тогда! (хочет сыграть ей)

МАДМУАЗЕЛЬ: Я верю, мой Реццо.

РЕЦЦО:…Я писал это целыми днями… Послушай.

МАДМУАЗЕЛЬ: Я верю… Я верю в тебя.

РЕЦЦО:…Не оставляй меня, будь со мной. Это так важно… так важно для меня,…Ты!

 
                                     Пауза.
 

МАДМУАЗЕЛЬ: Я договорилась о тебе с одним любезным мсье. Он обещал мне, что даст тебе место. (по вопросительному взгляду Реццо) На почте, в конторе.

РЕЦЦО: Хм…

МАДМУАЗЕЛЬ: Я договорилась, что ты будешь у него в понедельник.

РЕЦЦО: Но… завтра – воскресенье, любимая. Мне необходимо докончить корректуру. Это невозможно так просто оставить, ты знаешь.

МАДМУАЗЕЛЬ:…Я, однако, договорилась, Реццо. Ты обещал мне.

РЕЦЦО: Но никак не в понедельник… Прости, это не потому, что дождь за окном… Но мне нужно думать.., Я хочу…

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты (!) хочешь…

РЕЦЦО: Это необходимо, это – как зов. Это – абсолютно гениальная вещь. Это – создание.

 
                          Мадмуазель молчит.
 

РЕЦЦО:…Но Я не могу оставить это недосочинённым! Оно умрёт тогда, понимаешь, умрёт! И ничего снова не получится. И всё потеряет свой смысл. Мысль вылетит из головы, и Я буду не в силах что-либо вернуть!…Почта, ты говоришь?! Почтовые письма, открытки, мешки, печати, посылки, возня людей, шум,…и Я – как слепое и оглушённое вдруг существо, и Я не смогу вдруг более поддерживать жизнь, вот, в этом… (берёт черновик нот, демонстрирует) …А без меня, кто всегда рядом, оно отойдёт… оно задохнётся, как отравленный ребёнок. Будет другая эмоция во мне, и это – яд для творения!

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты всё время говоришь это. Творения, шедевры нового ума, искусство двадцатого века… Реццо, ты – не Рахманинов, и – не Оннегер, с их великими концертами.121121
  Так, ещё в 1929г, оба этих композитора прогремели своими прогрессивнейшими произведениями, изменявшими представление критиков о современной классике.


[Закрыть]. Ты – Реццо Сересс, никому не известный Венгерский композитор, который хочет изменить отношение к музыке в целом, и которого никто нигде не публикует и не играет, Реццо! Ты даже… ты сам бы мог играть в каком-нибудь баре, в каком-нибудь месте, но ты даже НЕ УЧИЛСЯ, чтоб тебя могли слушать.

РЕЦЦО: У меня есть слух и чувство; этого вполне достаточно, чтобы презреть на академии и, всё-таки, заслужить признание.

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты просто не хочешь работать. Ты не хочешь работать как все с 9-ти до 5-ти, живя в компромиссе с действительностью. Вот, поэт пишет,… ты говоришь, он – твой друг… (она зачитывает из книжки) «…Мёртвые люди на улицах…». Посмотри, люди мёртвые в колпаках и в накидках под дождём, как трупы, – мертвы от труда, от насилия и грубости на этой земле.

РЕЦЦО: (вставляет реплику): Они будут потом жечь книги122122
  Здесь ретрактуется известное изречение гениального Гёте о тех, «кто сжигает книги, и кто после будет сжигать людей».


[Закрыть], они готовы убивать друг друга за лишний грош.

МАДМУАЗЕЛЬ: Но ТЫ ни с кем не хочешь разделить эту участь, на которую обрекает людей Бог. И даже ради нас. И ты меня отправляешь… туда. Когда придёт Гитлер, ты…

 
                             За окном – Голоса.
 

РЕЦЦО: По-твоему, всему погибнуть?!.. Я, однако, не бездуховная скотина, мой друг… Я – создатель.

МАДМУАЗЕЛЬ: Ты – дилетант, ты – мнящий себе… Как ребёнок, кто не хочет перестать играть в свою любимую игру… Но Я – не твоя мать, Реццо! Или ты начинаешь работать, или…

РЕЦЦО: Работать… Я не животное в рабах, Я – композитор…

МАДМУАЗЕЛЬ: А Я – проститутка, чтобы искать на углах?! Я – не проститутка! Изгой! Неудачник…

 
                         Вредные Голоса за окном.
 

РЕЦЦО: Оставь меня, пусть Я умру в своём исступлении.

МАДМУАЗЕЛЬ: Я, правда, уйду сейчас, гений.

РЕЦЦО: Ну и уходи. Навсегда….Твои там почты, почтальоны… Искусство, отравленное ядом… Яд и господин Почтовая Открытка, вот и всё… И ничего больше…

МАДМУАЗЕЛЬ: (в пальто, уходит): Я ухожу, Реццо.

РЕЦЦО: Уходи ж таки… (чрез паузу) Ты уходишь?

ГОЛОС МАДМУАЗЕЛЬ: (она ушла): Прощай, любимый.

РЕЦЦО: Ты уходишь. Ты… И мне убить себя!…Ах!..Уходишь.., любимая, но… Но постой… Постой, слышишь! Ну, подожди! Подожди же!

Реццо бросается ей вдогонку, не находит её. Он плачет. В слезах он устремляется к роялю, и всеми пальцами выбивает целый ряд нечеловеческих «аллегрических» аккордов. С силой он захлопывает после крышку клавишной доски и ударяется в неё головой (застывает, как мёртвый.)

Сцена 6
Другой час суток. Реццо пока один. Вокруг него скомканные, порванные страницы; опрокинутая ваза, разбросанные по полу цветы, недопитое вино. Он вновь за роялем; без слов, им исполняется мелодия песни. («Мрачное воскресенье»)

РЕЦЦО: Вот и всё… Всё, что только будто и получается теперь… Вечное повторение, цикл Конца,.., самоубийственно… В дождь этих любовных времён… Ах, какое, однако, мрачное, какое угрюмое воскресенье… Чёрт!

Также, как в предыдущем фрагменте, Реццо переходит в игре на быстрое-быстрое аллегро, и после, – также точно, – резко и громко захлопывает крышку рояля. Пауза. Плавно и незаметно для Реццо в комнате появляется незнакомая фигура. – Явление Тофеля123123
  Тофель, или Teufel – персонаж германского фольклора, дъявол.


[Закрыть].

ТОФЕЛЬ: (подходя к роялю, он тросточкой постукивает по нему): Тук-тук, вот, и Я, вдруг.

РЕЦЦО: (недоумённо): Кто здесь?

ТОФЕЛЬ: Мой друг, вот те на… Кто здесь! Я здесь! Выпьем вина?

РЕЦЦО: Позвольте, всё же…

ТОФЕЛЬ: Видите ли, Я проходил мимо, заглядывал в комнаты на нижнем этаже и был очень даже привлечён теми невротическими звуками, что раздавались из вашей квартирки. Вот, и решил подняться… К тому же, дверь была не заперта.

РЕЦЦО: Чем обязан? И… кто вы?

ТОФЕЛЬ: Я? Тофель.

РЕЦЦО: Тофель? А кто вы или… ты, Тофель?

ТОФЕЛЬ: Я – Тофель – тот, которого побоится и Гитлер.

РЕЦЦО: Хм, Тофель… Мефистофель…

ТОФЕЛЬ: Нет, пожалуйста, не Мефистофель, но именно, непременно, Тофель. Исторический, тот самый, наречённый быть когда-то популярным Тофель в народе. ТО-ФЕЛЬ – звук, который способен изменить мысль и значение её в секунду на этой земле. Звук, весьма напоминающий удар или стук, порождаемый сопротивлением чувства, и ангельски падающий… после обратно, в глубины души… ТО, что где-то между небом и бездною Человека, ТО, что ни премудрый Бёме124124
  Якоб Бёме, крупнейший мистик Тевтонской и Розенкрейцеровой эзотерики, труды коего представляются быть удивительным предметом мистико-филологических и лингвистических откровений. В его «Авроре» слово Teufel = Teu+Fel, представляет собой единство двух слогов, филологически и естественно-научно выражающих суть падения Ангела.


[Закрыть], ни кто-либо из прежде живших, никогда не могли объяснить в значении присущего этому корня, ибо сам звук – старее Латыни. А во всём остальном.., э-то…

РЕЦЦО: Я, собственно, не знаю, как…

ТОФЕЛЬ: Позволю сказать, вы столь неблагозвучно захлопывали сию крышку (он поглаживает рояль, как кошку), так будто бы, знаете ли, гроб заколачивали… Я извиняюсь, молодой гений….

РЕЦЦО: Вы говорите странные вещи. Мне, однако, очень жаль, что это вас задело…

ТОФЕЛЬ: Напротив, моё ж таки сожаление в том, что не услышу этого ещё раз.

РЕЦЦО: (c некоторым раздражением): Вот так, да?! (нарочито вновь хлопает крышкой)

ТОФЕЛЬ: (тогда он склоняется к Реццо, показывает пальцем над роялем в небо, что за окном):…Ты видишь.., как ПАДАЕТ в небесную бесконечную высь этот ЗВУК? Он падает, Реццо… в Сегодня там, в Воскресенье.

 
                                 Слышатся Голоса,
                некие дальние фьюнеральные Голоса, —
                                 не понятно о чём.
 

РЕЦЦО: Вы пугаете… Откуда вам известно моё имя?

ТОФЕЛЬ: Реццо, Я – Тофель.

РЕЦЦО: …Тофель, Тофель, мне кажется, Я выпил слишком много вина, Тофель.

ТОФЕЛЬ: Нелишним будет выпить ещё, протрезвеешь. (откуда-то он ставит на рояль непочатую бутылку).

РЕЦЦО: Но всё же…

 
ТОФЕЛЬ:
              И..Тогда-то, быть может,
              Тебе уж не станет, злой боЖе,
              Столь неприятна дерзкого Тофеля рожа.
 

Ах, твоё это «всё же»…Позволь, однако, Я присяду, побуду здесь, Реццо… (через ответное молчание) …Сим нахожу, что господин Гений ни сколько не против.

Тофель открывает бутылку. Разливает вино в бокалы. Они чокаются. Тофель наблюдает, как Реццо пьёт; к своему удивлению, Реццо видит, как Тофель выплёскивает свой бокал себе прямо через плечо.

ТОФЕЛЬ: (оглядываясь на пролитое на полу красное вино, самому себе удивляясь):…Недурно, не правда ли? Какая вдруг жертва. Твоё, однако, здоровье.

 
                                    Пауза.
 

РЕЦЦО:…Мне грустно, Тофель. Знаешь.., от меня ушла любимая. В день, когда Я хотел сделать ей предложение, она сказала, что ни за что больше не останется. Она ушла и захлопнула дверь. Она захлопнула крышку.

 
ТОФЕЛЬ:
                Был звук Внутри,
                А теперь ты – внутри Звука;
                О, привычная мука,
                На поруках – не сыгранный звук.
 

…И, должно быть, господину сочинителю, до сих пор, отказывают в публикациях произведений его редкого жанра? И безденежье, и переутомление, и… Как мне это знакомо, Реццо! Я же, ведь, тоже, мечтал быть и певцом, и музыкантом, и композитором. Да-да, целым хором и целым оркестром. И Я, также, был гоним… Поэтому, Я и заглядываю, ныне, к таким как ты, в ком склонен разделить симпатию…

РЕЦЦО: Симпатию к смерти…

ТОФЕЛЬ: Да-да, переход к чёрной крышке, к нотному междометию…

РЕЦЦО: Любовь погибла. Я никогда больше не увижу её… Тофель, Я не открою этого гроба.

 
ТОФЕЛЬ:
                Но мир станет звуком,
                Вы – там в нём, оба.
 
 
                Тофель сам открывает пред ним клавиши.
 

РЕЦЦО: Эти руки никогда не произведут более прекрасной мелодии на земле. Никогда.

ТОФЕЛЬ:…Может, скажем, и более прекрасной?…В белых цветах, Реццо; цветы, ведь, тоже откликаются на музыку: когда-то вянут, когда-то оживают…125125
  Научно доказано, что цветы реагируют на разные тональности и разный уровень громкости музыки; в их цветении, эти реакции могут, также, различаться между собой.


[Закрыть]

 
                Тофель рассыпает цветы на рояле пред ним.
 

ГОЛОС ЛЮБИМОЙ: Прощай, мой любимый. Прости мне.

ГОЛОСА ДРАМЫ: Извечное счастье, извечное недосягаемое.

ГОЛОС РЕЦЦО: (Реццо сам слышит собств. голос со стороны, из Сц.1):

…Вечное повторение,

Круги кругов, поэтика Чувства.

Тофель молча подходит к Реццо, держа пред ним книгу Жавора. Он раскрывает книгу пред глазами Реццо. Выпевает стихи.

ТОФЕЛЬ:

Мрачный воскресный день, убранный розами;

Плакал, молился глазами я томными,

Сердцем взволнованным ждал тебя в комнатке;

Жить одному без тебя невозможно мне.

Слёзы дождём заливают уста мои;

Ветер рыдал панихидными песнями;

Мрачный воскресный день.

РЕЦЦО: Ах, как Я люблю её! Это самоубийственно и невозможно.

 
         Реццо кладёт руки на клавиши, и вступает рояль.
 

Пластическая Сцена 2

Танец Тофеля. Он зажигает свечи, – так и те, что ставит на рояль. Видение Мадмуазель в прозрачном белом платье. Реццо в безмолвном контакте с Видением, в танце. Безмолвные минуты эти – драматическое повторение их Прощания. (Это сколько-то напоминает драматические сценки из немого чёрно-белого кино.) Когда песня стихает, Видение Мадмуазель иcчезает.

Мрачный воскресный день, убранный розами;

Плакал, молился глазами Я томными,

Сердцем взволнованным ждал тебя в комнатке;

Жить одному без тебя невозможно мне.

Слёзы дождём заливают уста мои;

Ветер рыдал панихидными песнями;

Мрачный воскресный день.

В мрачный воскресный день ты торопись ко мне,

Свечи в гробу, догореть вы успеете;

Бедное cердце не бьётся в груди моей;

Веки, как свечи, ждут ласки руки твоей.

В мёртвых глазах ты прочтёшь утешение,

Прощаюсь с тобою, моё Воскресение.

Мрачный воскресный день.

 
                                    (Песня «Мрачное воскресенье»
                                     из репертуара Петра Лещенко.)
 

Сцена 6. (Продолжение)

ТОФЕЛЬ: (стоя над Реццо, в руке держит карманные часы): Ну, вот, Реццо… Ровно тридцать три минуты. Всего-то лишь тридцать три минуты – и, готовый шедевр! И ты ещё смеешь жаловаться!

РЕЦЦО: Мне бы ещё записать это…

 
ТОФЕЛЬ:
                 Пиши, а коль бумаги нету,
                 Возьми открытку, согреши.
 
 
          Тофель достаёт откуда-то почтовую открытку.
 

ГОЛОС РЕЦЦО: (из Сцены Пятой): …Яд и Почтовая Открытка, вот, и всё… И ничего больше…

РЕЦЦО:… Хоть никому это нигде и не нужно… Как странно, ты сказал тридцать три минуты?

ТОФЕЛЬ: (протягивает ему часы): …Уже тридцать шесть.

РЕЦЦО:.. Тридцать три года Христу, тридцать три года Веку, тридцать три года мне, тридцать три минуты Сочинению… Какая-то мистика… Чёрт!

 
ТОФЕЛЬ:
                Вот-вот, Реццо,
                                          Вот-вот.
 

РЕЦЦО:… Всё твоё тридцать три… О, они не возьмут, ну, и пусть! Я… Да, Я отправлю открытку любимой,…и она простит; Я, вот, что… Я сделаю ей предложение в записке, Я означу время свадьбы, и отправлю эти ноты. Это очень красиво, как ты думаешь?… Ах, Я знаю, это убьёт её…

ТОФЕЛЬ: Ты приносишь достойные жертвы на алтарь Вдохновения, Реццо. Жертвенность чувств. В цене это равняется самой жизни, и это никогда не бывает иначе. Искусство – это всегда плач по совершенству126126
  Известное выражение Марселя Пруста.


[Закрыть], – не такова ли и Любовь в памяти о себе? Труд Души, пренебрегающий земными цепями рабства Условности и Понятий, – это принесет плоды… Достойное творца, достойно его жертв…

РЕЦЦО: Да Я согласен принести какие угодно жертвы.., чтобы…

 
ТОФЕЛЬ:
(вставляет реплику):
                 Чтобы зазвучало,
                             Чтобы отозвалось;
 

РЕЦЦО:…Чтобы всё получилось… чтобы…

 
ТОФЕЛЬ:
(вновь вставляет реплику):
                Чтоб по слову сбылось,
                             Свадебка б свершилась;
 

РЕЦЦО: Тофель, перестань; чтобы любить, чтобы публиковаться и жить этим, Я готов… Я готов принести всякие жертвы… самому ТОФЕЛЮ!

ТОФЕЛЬ: (иронизируя): Что, собственно, и делаешь здесь.

РЕЦЦО: О, жертвы Любви!

 
                                    Пауза. Вино.
 

ТОФЕЛЬ: А, что если Мне-й, и вправду, купить у тебя эту Песню, а, Реццо?

РЕЦЦО: (шутливо): Что ж, покупай… Интересно, сколько предложишь?

ТОФЕЛЬ: Как никто другой, Реццо… Естественно, с полным сохранением всех твоих авторских прав.

РЕЦЦО: Наличными, пожалуйста, и в ныне-текущее время.

ТОФЕЛЬ: Наличными, Реццо, и во время, будущно-сущее. Оно гораздо прибыльнее всех ныне-текущих дней, поверь мне-й.

РЕЦЦО: (запьянел, смеётся): О да, и, ведь, насколько! В каждом издательстве – своя роскошь, ставка на будущее!

ТОФЕЛЬ: (иронично подыгрывает): Тый усомнился?!

РЕЦЦО: (не принимает всерьёз): Ну, что ты!

ТОФЕЛЬ: Хорошо! Тебя ждёт успех уже завтра.

РЕЦЦО: Ах, вот как!

ТОФЕЛЬ: Да, но ты получишь за это ровно половину того, что мог бы. Однако, уже завтра у тебя будут деньги, а через месяц ты ж таки станешь известен всему миру. Всякое издательство станет предлагать тебе публикацию, и аккорды твои будут разноситься по всем радиоволнам, на всех континентах.

РЕЦЦО: О, безусловно! Предрождественские воскресные сюрпризы для самоубийцы!

ТОФЕЛЬ: (ёрничает): Кстати, по этому случаю, тоже могу услужить: яду не желаете ль? Как говорится:

 
                              Если нужно будет яду,
                              Я достану вам и яд!
 

Он достаёт из кармана маленький флакончик и артистически подбрасывает его в воздухе. Ловит, вопросительно смотрит на Реццо, после разочарованно кладёт обратно в карман.

РЕЦЦО: (он вновь слегка обескуражен, но пьян): Страннейший тип!

 
ТОФЕЛЬ:
                 Всё не верит… Кости бросим,
                 О судьбе успешной спросим;
                 Сам успех: твой-мой черёд,
                 Твой здесь – нечет, мой здесь – чёт.
 
 
          Игральные кости в его руках, бросает их Реццо…
 

Или, может быть, наоборот?

Реццо?…Не правда ли, Я очень мил, Реццо? Я очень стараюсь, очень.

РЕЦЦО:…Это неблагодарное человечество…

ТОФЕЛЬ: Вот-вот, в самую точку, в самое сердце… «Уж боле не бьётся в груди моей…» (выпевает фразу; чрез паузу) …Знаешь, время Невозможного только потом становится Прощанием, только потом… (говорит это с философской Тофелевой грустью.)

 
                                      Пауза.
 

РЕЦЦО: (он порядком пьян, с бутылкой): …Вот здесь… (дописывает открытку.)

ТОФЕЛЬ: (тем же тоном, плавно оставляет Реццо): Итак, по рукам, мой гений. Твой завтрашний успех, все признания.

РЕЦЦО: (не глядя, не замечая ухода Тофеля): Спасибо.., да, конечно.

ТОФЕЛЬ: До (!) твоего, кстати, самоубийства, запомни. «Мрачный воскресный день.»

 
                Тофель оставляет комнату, напевая.
                                      Пауза.
 

РЕЦЦО: Абсурд. Нота в воздухе… Послушай, а кто ты на самом деле, а? – скажи…

ГОЛОС ТОФЕЛЯ: Реццо, ну, Я же сказал тебе, что Я – Тофель. И не пей слишком много этого вина, оно – колдовское.

РЕЦЦО: Абсурд… Колдовское это вино,…колдовство слёз… Она не со мной, Господи… Не со мной… О, как же мне одиноко…

 
                    Реццо вновь страдает и пьёт.
 

Сцена 7

Новый день, новое время. Полуденный свет. Та же комната. Бардак. Реццо в пижаме за столом, его первый кофейник.

РЕЦЦО: «Мрачный воскресный день, ты торопись ко мне…»…О-оф, ничего не помню… ТО.., во вчера… И только эти крутящиеся музыкальные фразы… Ещё и дождь этот, и эти тучи… в голове… Всё, как и было… Свечи все – воск…«…В мёртвых глазах ты прочтёшь утешение… мм-парам-парам-мм… Мо-ё…… Воскре-се-ние…».. Хм, песня, и вправду, получилась дьявольская… Такт за тактом… в долгую-долгую вечность…

 
                     Неожиданный звонок в дверь.
 

РЕЦЦО: (идёт открывать): Ах, что там… Чёрт!… Я неодет… Ах, ладно.

 
ГОЛОС ТОФЕЛЯ:
                             Вот, Реццо, вот.
                             Складно это, складно.
 
 
         Реццо впускает визитёра. Это – вдруг Почтальон.
 

РЕЦЦО:…Да, спасибо… (принимает заказное письмо) Простите, Я в пижаме…

ПОЧТАЛЬОН: Здесь нужна ваша роспись.

РЕЦЦО: Подпись? Да, конечно… Однако, что это… (идёт к столу) …Ой, из издательства!…Как странно… (вскрывает, читает) Не может быть! Согласие на публикацию! Наконец-то!! Любимая будет счастлива.

ПОЧТАЛЬОН: Вы, может, всё-таки отпустите меня?

РЕЦЦО: (себе): Действительно, какая-то мистика… (к Почтальону) Скажите, вы не держите с собой чистые почтовые открытки?

ПОЧТАЛЬОН: Нет, молодой мсье.

РЕЦЦО: Да, весьма жаль… Вы – не тот почтальон.

ПОЧТАЛЬОН: Что вы имеете в виду?

РЕЦЦО: Нет, ничего… (расписывается в квитанции) Вот, всё здесь. Спасибо вам.

 
         Ещё один визит. На этот раз – Явление Полицейских.
 

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Реццо Сересс – это вы, молодой мсье?

РЕЦЦО: (недоуменно): Да. Композитор Реццо Сересс.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: (они оба проходят в комнату): Вы только не волнуйтесь, это собственно, касается одной маленькой детали, уточнения…

РЕЦЦО: Да… да. конечно.

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: (достаёт фотографию): Вам знакома эта персона?

РЕЦЦО: Да,… это моя возлюбленная. Это – моя супруга. Через месяц у нас назначена свадьба. Мы будем сочетаться в церкви.

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: (между делом):..А это, что это у вас такое? А… (небрежно замечает книжку Жавора; она после остаётся в руках у Реццо)

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Вы посылали ей намедни открытку с нотами…

ПОЧТАЛЬОН: Он и меня зачем-то спрашивал про открытку.

РЕЦЦО: Да. Это, как раз, и было предложение сочетаться браком. Я извиняюсь, мсье. Я, правда, не получил ещё ответа. Но… Я нисколько не сомневаюсь, что она согласна, мсье. Это – моя будущая супруга, да.

 
         В открытой двери появляется Парижский Издатель.
 

ПАРИЖСКИЙ ИЗДАТЕЛЬ: (себе): Хм, всё-таки он – очень оригинален, этот Венгр, этот Реццо Сересс. Своенравен, конечно, весьма… Но быть может, от публикации это, и вправду, станет явлением в музыке… (входит, видит полицию, остаётся в нерешительности).

РЕЦЦО: Что-то случилось, господин офицер?

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: (чрез паузу): Видите ли, молодой мсье,…она мертва.

РЕЦЦО: То есть..?…чТО…?

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Мне очень жаль, молодой мсье. Её тело было найдено мёртвым в её квартире. Рядом с ним была найдена эта почтовая открытка. Она покончила жизнь самоубийством, мсье. Мои сожаления…

2-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Это весьма неприятно, но расследование требует нескольких вопросов…

 
               Реццо с книжкой в руках; его чувство.
 

ГОЛОС ЛЮБИМОЙ: …Я люблю тебя, Реццо.

ГОЛОС РЕЦЦО: …Искусство, отравленное ядом…

ГОЛОСА ЛЮБИМОЙ:… Тебя больше нет, мёртвый Реццо?

Ты больше не рад мне?… (из прошлых сцен)

…Ты, быть может, откроешь вино для нас?…

Нам быть вместе, Реццо, нам быть вместе!

РЕЦЦО: Скажите, как она… как она ушла?…

1-й ПОЛИЦЕЙСКИЙ: Она отравила себя ядом, мсье. Цианистый калий.

РЕЦЦО: О, нет же!

 
                                      Конец.
 

P.S.: К окончанию пьесы, финал может изображаться в немой пластической сцене; это ещё так, что должно быть явление Тофеля, который рассказывает немного о том, как Реццо Сересс покончил с cобой: —

…Только через тридцать шесть лет, т.е. через тридцать три и ещё три года после случившейся сей истории, он сумел-таки покончить с собой127127
  Сересс, действительно, стал весьма популярен, и большинство издательств опубликовало его ноты, практически, через месяц, после самоубийства любимой. Оставаясь в признании, и пережив сотни смертей, впоследствии произведённых его песней, он выбросился из окна в 1968 г., в воскресенье, но не разбился. Это было уже после Рождества. Находясь в больнице, он удавился шнуром.


[Закрыть], и т. п.

Пластическая сцена может представлять собой интерпретацию сего акта самоубийства, когда на сцене мог бы присутствовать и Образ Мадмуазель, её Видение. Однако, это уже – на усмотрение режиссёра.

(13 ноября 2010 – 30 ноября 2010; Москва)