Текст книги "Аномальная зона. Юмор, ирония, сатира"

Полемика

– На тебе! И еще раз н-на, если слов не понимаешь!

– Ах ты, старый маразматик! Сам получай!

– Тварь, ты еще пинаться? Ну, погоди! Вот тебе, падла, вот! И еще вот!

– Убью! Ты куда? А ну стой, козел, мы еще не закончили!

На газоне возились двое немолодых уже мужчин, изрядно помявших друг друга. Один, что попроворнее, пытался уползти на карачках от более грузного противника. Но тот поймал его за ногу и не давал покинуть поле боя. На помятой траве газона валялись папки с какими-то рассыпавшимися документами, слетевший с ноги ботинок и сломанный зонт. Начала собираться толпа зевак.

– Эт-то что такое! – раздался грозный окрик, и около дерущихся остановился полицейский. – А ну прекратить! И следуйте за мной, в отделение!

Ползающие по газону мужчины тут же прекратили борьбу «нанайских мальчиков», проворно встали на ноги и почти хором сказали:

– Не надо в отделение, товарищ лейтенант!

– А куда же еще вас? – удивился полицейский. – Вон, все видели, как вы дрались. Да и факт правонарушения, как говорится, налицо!

Действительно, у одного из драчунов был подбит глаз, у второго распух нос.

– Нет, нет, – заторопился тот, что с подбитым глазом. – Мы тут просто немного поспорили. У нас, так сказать, научная полемика. Вот профессор вам подтвердит. Так ведь, коллега?

– Совершенно верно, это диспут, – часто-часто закивал головой тот, у которого был свернут нос.

– Какой еще диспут? – растерялся милиционер. – А кто только что возился и рычал вот тут, на газоне?

– Это мы документы собирали, выронили в пылу спора! – извиняющимся тоном сказал фиолетовоглазый. – Сейчас подберем и уйдем. Профессор, ну что же вы стоите как столб! Помогите мне собрать доклад!

– Уже, – сказал кривоносый профессор, подбирая рассыпанные бумажные листки. – И все же вы неправы, господин академик. Миф о том, что глобальное потепление – естественный процесс, развеян, так как доказано, что превышения температуры превышают естественные изменения и…

– Опять вы за свое? – перебил его оппонент. – А вот я более чем уверен, что гипотеза влиянии выбросов парниковых газов на глобальное потепление превращается в реальность, о чем свидетельствует совпадение графиков, на которых отражена концентрация углекислого газа в атмосфере и повышение температуры в это же время.

– Ну, вы это, товарищи ученые… диску… диспутируйте тут и дальше, только не очень шумно, ладно? – уважительно сказал лейтенант, козырнул и отправился по своим более важным оперативным делам.

– Пусть только отойдет подальше, я из твоей недоученой башки блажь-то эту выбью! – прошипел академик, осторожно трогая подбитый глаз.

– Сам дурак, – азартно ответил профессор. – Это мы еще посмотрим, чья гипотеза круче. Вот сейчас только позову своих студентов!..

Амикан-батюшка
(тунгусская сказка)

Знатный тунгусский промысловик Агриппин Култыгир с утра выпил чаю, надел свою теплую меховую парку, взял ружье, встал на лыжи и почесал в тайгу.

Еще с лета он заприметил баскую берложину под раскидистой лиственницей у говорливого ручья Суриннакан. Здесь жил одинокий старый медведь Амикан-батюшка. Раньше он шарашился себе по тайге, промышляя крупной сохатой и мелкой рогатой дичью. Но заболел пародонтозом и растерял по тайге все свои зубы.

И с тех пор стал озоровать. То лабаз у кого разлабазит, то подкараулит бабу какую под кустом и того… ягоды иль грибы отнимет. Кушать-то хоца! А однажды Амикан обидел и самого Агриппина Култыгира. Тот шел вечерком после получки из леспромхозовской лавки, нес домой жене бисер для вышивания, внучатам пряников, себе минеральной воды и так кое-что из макарон.

Эта старая сволочь Амикан вышел из-за угла, громко сказал Агриппину в ухо: «У-у-х!», чем очень удивил, забрал из его ослабших рук пакеты с покупками, да и был таков.

«Ну, Амикан-батюшка, погоди – зима придет, я тебя тоже удивлю, однако!» – поклялся себе тогда Агриппин Култыгир, пересчитал остатки получки и снова пошел в магазин, на этот раз за водкой. Потому как имел право.

И вот он, громко шурша лыжами и стуча прикладом ружья о закоптелый чайник, размашисто и уверенно скользил по снежному покрову к запримеченной еще с лета берлоге, злорадно мечтая, как он снимет шкуру с этого старого разбойника.

А снега навалило нонче – страсть! Обе лайки Агриппина устали карабкаться за ним по сугробам, плюнули да ушли домой. Остался наш промысловик один, закружал, заплутал, да и вдруг резко куда-то провалился.

Очнулся Култыгир от того, что кто-то, радостно сопя, разделывает его. Волосы дыбом встали у промысловика: все, думает, кирдык ему пришел. А это Амикан, который и так плохо спал из-за холода в своей худой, давно не ремонтированной берлоге, проснулся, когда заплутавший охотник свалился ему на голову.

Пощупал удивленный косолапый тепло одетого, но слегка подмоченного промысловика, довольно заурчал и тут же приступил к делу. Содрал с незваного гостя парку, стащил с него шапку да бокари. Ободрал, короче, как липку, поставил на порог берлоги да как даст ему пенделя!

Оставшийся в одних теплых подштанниках китайской системы «Дружба» и самовязаных носках, промысловик Култыгир и опомниться не успел, как, прочертив в воздухе большую дугу, приземлился далеко от берлоги и задал такого стрекача, что уже через пять минут сидел у себя в чуме, пил чай и вдохновенно травил чумочадцам очередную охотничью байку.

А Амикан-батюшка… А что Амикан-батюшка? Он нацепил бокари на задние лапы (передние, как вы знаете, нужны ему для сосания), завернулся в парку, натянул себе на лысеющую бошку шапку-ушанку, согрелся, и снова захрапел. И снилось Амикану, что у него заново отросли зубы и на него заинтересованно поглядывает моложавая и недавно овдовевшая медведица Сынгоик из соседней берлоги, на той стороне говорливого ручья Суриннакан.

«Посватаюсь по весне, однако!» – счастливо думал Амикан.

«Нет, больше я на охоту не пойду, ну ее! – ворочался без сна у себя в чуме на старой оленьей шкуре некогда знатный, но теперь обмишулившийся промысловик Агриппин Култыгир. – А пойду-ка я лучше на пенсию. Вот, однако!»

На том оба и порешили…

Угон

Инспектор ГИБДД капитан Николай Мякинький заглянул домой во внеурочное время – жезл свой полосатый забыл. Ну, открывает он квартиру, находит жезл – завалился за обувной шкафчик. И видит: тут что-то не так. А вот что – туфли не его в прихожей стоят. Ну, Мякинький сразу в спальню. А там его жена с каким-то хлыщом!

– Так! – злорадно сказал инспектор. – Нарушаем, значит? На чужой машинке катаемся?

Ну, жена его, как полагается в такой ситуации, в крик, в слёзы: «Коленька, ты не так всё понял!»

– Помолчи! – рыкнул на неё инспектор. – Ты здесь вообще как транспортное средство. А оно, как известно, не разговаривает.

И к этому, который рядом с его женой под одеялом лежит:

– У тебя права на неё есть?

– Не… нету! – блеет тот.

– Может, ты по доверенности на ней… того… ездишь?

– И доверенности нету…

– Ага! – сказал капитан Мякинький. – Значит, будем квалифицировать это как угон. Под протокол, значит. А это уже статья. Уголовная!

– Коленька, может, по первому разу обойдёшься предупреждением? – пискнула жена. – Это всё же мой коллега по работе, и даже начальник отдела, Виктор Сергеевич Якушев…

– Тебя никто не спрашивает! – рявкнул на жену Мякинький. – Вали вон на штрафплощадку, на кухню то есть!

Жена инспектора, прихватив халатик, тут же выскользнула из спальни от греха подальше.

– Таким образом, корячится тебе, уважаемый, срок – от трёх до семи лет! – продолжил грузить несчастного угонщика инспектор. – Составим-ка мы сейчас протокольчик…

– А это… – кашлянул «товарищ по работе» его жены Якушев. – Без протокола никак?

– Никак, – твёрдо сказал Мякинький. – Я на тебе премию хорошую могу заработать. А мне сейчас деньги нужны будут. Новую жену… то есть новую машину себе хочу купить. Моложе и красивше. А в ту, которую ты у меня угнал, я уже не сяду. Принцип у меня такой.

– Коленька-а-а-а! – в голос заревела за дверью кухни его жена. – Я больше не буду-у-у!

– А позвольте поинтересоваться, каков размер предполагаемой премии? – вежливо спросил Якушев.

– Ну, уж никак не меньше моего оклада! – гордо сообщил Мякинький.

– А если две таких премии, но от меня? – поинтересовался Якушев.

– Хм, две… – задумчиво поскрёб подбородок инспектор. – Кстати, угон-то осуществлён с проникновением в чужой гараж…

Якушев торопливо вылез из постели. Одевшись, он вытащил пухлый бумажник.

– Так сколько премий я вам должен компенсировать?

– С учётом отягчающих обстоятельств, нанесённого мне морального ущерба – никак не меньше пяти, – навскидку оценив содержимое бумажника Якушева, подвёл окончательный итог Мякинький. – Да, если добавишь пару окладов, можешь забрать и угнанное тобой транспортное средство… Отдаю!

– Коля-я-я! – опять завыла за кухонной дверью жена Мякинького. – Ну как ты може-е-ешь!

– Ладно, – смилостивился инспектор, пересчитывая деньги. – Пусть остаётся. Я её вечерком раскидаю, снова соберу – может, и сгодится. Ну, а ты иди, Якушев, иди. И помни: ещё раз попадёшься на угоне чужой ба… машины то есть, уже так легко не отделаешься!

Повестка

– Кто там?

– Откройте, мы из военкомата!

– С каким ещё автоматом?

– Да не с автоматом мы, не с а-вто-ма-том!

– А, так вы с матом? Нет, не пустим, у нас матом не ругаются.

– Да кто ругается? Никто не ругается! Откройте, мы из военного комиссариата!

– Откуда, откуда?

– Да из военкомата же!

– А, из военкома-а-та! Так бы и говорили. А что вам нужно?

– Да не что, а кто. Куфайкин И. С. здесь проживает?

– Ну, здесь.

– Так откройте, мы к нему.

– Зачем это?

– Так ему повестка!

– Какая ещё поездка?

– Да не поездка, а повестка! Хотя правильно: сначала повестка, потом поездка.

– Какая ещё поездка?

– Ну, в армию же.

– Не, никуда он не поедет.

– Как это не поедет? Все поедут, а Куфайкин И. С. не поедет?

– Таки не поедет!

– Это почему?

– А его нет дома.

– А где он?

– За хлебом пошёл.

– А когда будет?

– Через неделю.

– Точно через неделю?

– Точно, точно.

– Ну, ладно, мы придём через неделю.

Прошла неделя. Снова:

– Кто там?

– Мы из военкомата, откройте!

– А, проходите, проходите, гости дорогие!

– Спасибо! Что вы это нам с порога водку предлагаете?

– А выпейте за здоровье нашего дорогого внука, сына и брата Куфайкина Ибрагима Соломоновича!

– Нет, мы на службе! Вот вам повестка, уважаемый Иб… Ибрагим Соломонович.

– Оставьте себе, товарищ прапорщик! Вот вам мой паспорт.

– Зачем? У нас в военкомате сдадите. А пока распишитесь в получении повестки.

– Нет уж. Сначала вы посмотрите в паспорт!

– Ну и что там?

– Да вы на дату моего рождения смотрите.

– Да чего мне смотреть? Я и так знаю, что тебе пока двадцать шесть лет. Ещё не поздно долг Родине отдать!

– Да нет, товарищ прапорщик, вы число и месяц рождения видите?

– Ну и что?

– А то, что это вчера мне было двадцать шесть лет. А сегодня с утра мне – уже двадцать семь! Да вы выпейте, выпейте, не стесняйтесь.

– Ну, тогда с днём рождения тебя, падла!

Банкрот

Тут на днях ко мне зашел сосед Михеич. Мрачный такой.

– У тебя вроде ружье есть? – спросил он прямо с порога.

– Ну, есть, – отвечаю. – А зачем оно тебе?

– Застрелиться хочу, – мрачно сообщил Михеич.

– Это почему?

– Потому как банкрот я.

– Ты – банкрот? – удивился я. – Это с каких таких щей?

– Да вот, – сел на стул сосед. – Вчера приходит с работы моя. Дулась, дулась, а потом и выдала: «Яков, я вот тут посчитала… Ты совсем у меня нерентабельный» Достает, зараза, свой куркулятор и давай тыкать в кнопки: «Посуди сам, – говорит она мне. – Вот я получаю двадцать тысяч, а ты всего двенадцать. Мяса же ты жрешь вдвое больше меня, а еще куришь, раз в неделю назюзюкиваешься после бани. Итоги твои затраты составляют восемь тысяч семьсот рублей. А вода, а свет, а отопление? А шапку тебе новую справили? Выходит, что ты мне еще должен остаешься. Ну и на фиг ты мне такой?», – говорит она мне.

Михеич задохнулся от негодования:

– «Так что давай, – говорит, – или ищи себе дополнительную работу, или с сегодняшнего дня переходим на взаиморасчет». И включила мне в натуральную отработку стирку, мытье полов и посуды. Прислугу сделать из меня хочет, инфляция ходячая!

Я нейтрально молчал.

– И что мне теперь делать, а? В столярке у нас больше не заработать, а на двух работах я не сдюжу – грыжа у меня. Остается одно… Так дашь ружье или нет?

Михеич с надеждой уставился на меня.

– Подожди, – сказал я и сходил за калькулятором, при виде которого моего соседа просто перекосило. – А теперь, Михеич, слушай сюда. Ружье я тебе дам, но ты мне должен заплатить за аренду – на дворе уже давно рыночные отношения, не забывай об этом. И также за патрон, а лучше за два, вдруг с первой попытки у тебя не получится. И за возмещение морального ущерба, поскольку меня в милицию таскать начнут – ты ведь из моего ружья стреляться собрался. Итого, по самым скромным подсчетам, с тебя четыре тысячи двести двадцать шесть рублей. Учти, в долг я тебе стреляться не дам…

Михеич встал и молча хлопнул за собой дверью.

А через пару дней мне стало известно, что он устроился подрабатывать в бригаду сантехников. Ну вот, а говорил – грыжа…

Факир-макир

– Дядя Карим, ты чего такой взъерошенный?

– Э-э, балам, вот сижу, полисыя жду.

– Зачем, кто ее вызвал?

– Я и вызвал.

– А что случилось-то?

– Что-что… Пошел на смена, забыл пропуска. Возвращаюсь, стукаю в дверь. А мине не открывают.

– Может, тетя Фарида куда вышла?

– Куда? Нощь ведь. Я опять стукаю. Наконец, открывает мне моя Фарида, моя жаным. И какой-то она шибко ласковый. Как будто я полушка принес.

– Так у тебя получка неделю назад была, дядя Карим. Мы еще с тобой на нее пива попили.

– Вот-вот! Э-э, думаю, жаным, меня на мягкий хлеб не проведешь! Кино смотрю, этот, как его, анекдоты слушаю. Я в шипонер. А там – сидит! Голый, слушай, ножки крендель сделал и шалма на голова!

– Ух ты! Мулла, что ли?

– Тьфу на тебя, Петька! Этот шалма на его голова был мой шарф! Ага, думаю, вор, мой вещь хотел украсть! Жена пугал, вон сама не свой к свой мама убежал! Сейчас, говорю, сволишь, я тебе секир-башка сделаю, обрезание ясым! Я его поймал за этот…

– Прямо за???

– Еще раз тьфу на тебя! За рука! Тащу его как баран из сарай и кричу: «Ты кто, зачем на мой шкаф поселился?». А он мне: «Я йог, йог!». Слышишь, брат Петька, на глаза мне врет, говорит, «йок» его тут. Как же йок, когда бар?

– Хе-хе, дядя Карим, йог – это вроде факира!

– Ну да, он потом так и сказал, что он – факир-макир, мой жена лешит. Это без штана лешит?! Я хватаю его за горла, а он кришит: «Уйди, я в астрале!» Я понюхал – тошно! И в шкафа, и на пол! Чушка какой-то, а не факир!

– Ой, не могу! Дядя Карим, в астрале – это когда душа из человека выходит…

– Она у этот факир-макир и вышла. Он лежит на свой… асрал, весь сасык… вонюший, и еще издевается: я, говорит, не рваный…

– В нирване!

– Был не рваный, Петька, был! А теперь вот сижу, полисыя жду. Сам вызвал! Тюрма теперь буду жить.

– Погоди, дядя Карим! Вон, смотри, это не твой факир, босиком и в одних трусах побежал? Ату его, ату!

– Он, сволишь! Сейчас догоню, дорву ему все, что осталось, чтобы совсем йок стал! Тюрма буду жить! Я такой шеловек!

– Да ну его, дядя Карим! Пошли ко мне лучше пиво пить, у меня получка была!

– Полушка? Это, балам, хорошо! Но как меня потом моя Фатима, моя жаным, меня найдет?

– Найдет, дядя Карим, не сомневайся! Бабы – они всегда и везде, всё и всех находят! Хоть русские, хоть татарские, хоть каковские!

– Правильные твои слова, иптяш Петька! Ну, тогда пошли к тебе пиво пить!

«Мы его теряем!..»

– Мы его теряем!

– Так уж и теряем?

– А ты как думал? Еще неделю назад спокойненько лежал вот тут, на диванчике, а теперь нет Толяна. Вдвоем мы с тобой остались, Витюха!

– Может, придет еще?

– Нет, сказал, что все. Что надоели ему наши рожи.

– А чем это ему наши рожи не приглянулись? Он свою-то давно видел?

– В том-то и дело. Говорит, недавно только толком разглядел.

– Кого?

– Да рожу же свою! Говорит, это не он уже вовсе. Это, мол, его ужасная копия.

– И что?

– А то. Решил отойти, отлежаться дома и взяться за ум.

– Ну вот, отлежится и придет. Может, уже и отлежался. Дай-ка я ему позвоню. Пусть берется за ум и идет сюда. А то водка стынет.

– Бесполезняк. Я уже звонил. Он не берет трубку.

– Вот чума! А почему?

– Потому что трубку берет не он, а баба какая-то.

– Да ты что? Нас на бабу променял? Это уже вовсе западло. Ну-ка, Сашок, дай мне трубку, я ему сейчас прочищу мозги-то… Але, Толян?.. Не Толян? А кто? Какая еще жена? Какая, на фиг, жена, когда тут водка стынет, а Толян такой же холостяк-забулдыга, как и мы. Что, вы поженились? Как это поженились, без нашего согласия и благовоне… бла-го-сло-ве-ния? Уф, натощак и не выговоришь. Слышь, Сашок, этот урод женился на этой бабе… Как тебя зовут, слышь, ты, баба? Ну ладно, ладно, не баба – жена. Как, как? Ирина Павловна? Слышь, ты, Ириска, а ну-ка дай трубку нашему незабвенному другану Толяну. Что, куда идти? Туда-а? И не возвращаться? Слышь, Сашок, нас послали куда подальше и сказали, что бы мы забыли этот телефонный номер.

– Ну, а я что говорил? Потеряли мы Толяна. Ну вот, и повод есть. Иди, садись, помянем дружка нашего. Не вернется он к нам больше. Знаю я эту Ирину Павловну. Ирка это Рыжая, одноклассница его. С детства влюблена в Толика. Все ждала, ждала, когда он исправится. Да видимо, сама решила взять его в оборот. Такого корефана нам испортила! Втихаря его окрутила, без нас. Ну, супружеская постель ему пухом, гаду!

Характеристика

– Петр Велимирович, мне нужна характеристика.

– Ну, нужна, так нужна. Ходят тут всякие… Сейчас напишем… На, пусть тебе в секретариате поставят печать, и иди отсюда.

– Постойте, что вы тут мне написали?!

– А что?

– Ну, куда мне с такой бумагой? Вот, вы пишете: «Сорокопупенко Артур Соломонович – работник никудышный, субъект морально неустойчивый, в коллективе не пользуется уважением…»

– Что заслужил, то и написал.

– Но, Артур Соломонович, неужели я такой уж плохой?

– Я твой начальник, мне виднее. И вообще, иди давай, у меня и без тебя голова раскалывается…

– Так мы это сейчас поправим, Петр Велимирович!..

– Это что у тебя? Коньячок? Так ты мне взятку предлагаешь?

– Какая там взятка, Петр Велимирович? Домой прикупил, выходной же завтра. Да и не собираюсь я бутылку целиком вам отдавать. Вместе отметим наступающую субботу. Как вы на это смотрите?

– Ты, Сорокопупенко, и мертвого уговоришь… Танечка, ко мне никого не впускать. У меня совещание.

– Петр Велимирович, может, перепишете уже характеристику?

– Ах, да! Сейчас мы это дело поправим… Ну вот, готово. На, пусть Танечка пришлепнет, и будь здоров!

– Можно, я сначала сам прочитаю?

– Валяй! Только плесни-ка еще грамм по тридцать.

– Так, «Сорокотупенко Соломон Артурович – работник кудышный, объект аморально усидчивый, коллективом пользуется с уважением…». Что это?

– А что, не нравится? Лучше же, чем первая!

– Так-то оно так. И все же что-то здесь не так. Этих, как их, аргументов не хватает.

– Ну, тогда чеши в магазин! Таньке скажи, пусть домой идет, без нее управимся! Нет, постой! Пусть зайдет ко мне. А ты иди, иди давай!

– Тебя, Артурка, только за смертью, ик! – посылать! Мы тут с Танечкой уже дважды… Нет, трижды устали тебя ждать. А что это за блондиночка с тобой?

– Да это я, П-петр Велюрович, д-для симметрии прихватил. Чтобы два на два, так сказать!

– Как тебя зовут, светленькая? Садись, Эллочка, ко мне ближе. А ты, Таня,

поухаживай за Артуром, он хороший. Ну, ловкач, что там у тебя за аргументы в сумке? Выкладывай! Продолжим работу над твоей положительной характеристикой!

«Приду, убью обоих!»

– Милый, ты же завтра только должен был приехать?

– Раньше управился. И вижу – не зря. Это что за козел у тебя в постели?

– Извините, но почему сразу: «козел»? Я ведь вас не обзываю!

– Попробовал бы. Итак, Зоя, я жду. Кто этот му… мужчина?

– Коленька, ты только не волнуйся так. Это кандидат технических наук Сывороткин Игорь Петрович из нашего института. Игорь Петрович, это, как вы уже догадались, мой муж Николай Григорьевич. Экспедитор.

– Я понял, Зоя Егоровна, что это ваш муж. И также могу предположить, что сейчас здесь произойдет.

– А ну-ка, ну-ка, кандидат на вылет, и что сейчас может произойти?

– Наверное, вы меня изобьете. И совершенно напрасно.

– Да, Коленька, давай обойдемся без этого вульгарного мордобоя. Мы же культурные люди. Особенно ты.

– Ну, ни хрена себе! Он мне тут культурненько рога наставляет, а я, значит, трогать его не моги! А ну-ка, ты, как тебя там, вылазь из моей кроватки! Пойдем, сразимся на рогах… Тьфу ты – на кулачках! Кто сильнее, того и дама!

– Николай Григорьевич, я ведь невооруженным глазом вижу, какие у вас бицепсы. Разумеется, вы меня побьете. А не могу ли я вам компенсировать моральный, так сказать, ущерб каким-то иным способом?

– А что с тебя взять-то, чудило на букву «м»? Знаю я, сколько вам платят в ваших институтах-шминиститутах, академиях-макадемяих! Хотя постой. Каких, ты говоришь, кандидат наук?

– Технических.

– Карбюратор сможешь починить?

– Это моя специализация – двигатели внутреннего сгорания.

– А ну, пошли в гараж!

* * *

– Так, Зойка, опустил я… то есть, отпустил твоего хахаля. И даже по морде только всего разок-то и съездил, потому как починил он мне карбюратор. Но если еще хоть раз кого-то обнаружу в своей постели рядом с тобой – убью обоих!.. Если только это не будет доктор химических наук!

– Зачем он тебе, Коленька?

– Самогонный аппарат у меня химичит. Продукцию выдает не крепче пятидесяти градусов. А мне нужен первач. Градусов в девяносто. Поняла?

– Поняла, Коленька. Но я же не такая!

– Конечно, на доктора ты пока не тянешь. Я вообще удивляюсь, как на тебя, простую лаборантку, клюнул этот-то хлюпик кандидатишка. Правда, головасты-ый! Карбюратор вон как новенький стал. Но сейчас, повторяю, меньше чем на доктора химических наук я не согласен! Так что ты уж постарайся! Иначе, если кто будет другой, приду, убью обоих!