Текст книги "Аномальная зона. Юмор, ирония, сатира"

«Ишь ты!..»

– Так это ты, значит, наш новый сосед?

– Выходит так.

– Держи пять! Я значит, Колян. Тебя как дразнют?

– Антон Иванович я.

– Ишь ты! А будешь Антошкой! Пошли копать картошку?

– Извините, вы о чем?

– Это я так. Шутю. Ну что, сосед елку раздобыл?

– Всенепременно.

– Где? На базаре или сам в лесок смотался, хе-хе?

– Знаете ли, я противник непродуктивной вырубки зеленых насаждений. Особенно хвойных.

– Ишь ты! А что же тогда вместо елки у тебя? Пальма в кадке? Шутю, хе-хе!

– Ну, зачем же? Уже лет десять пользуюсь искусственной елкой. Все как новенькая. Рекомендую.

– Не, я люблю все натуральное! Чтобы и хвоей пахло, и иголки чтоб кололись. Ну, ладно, с елкой понятно. А что у тебя, к примеру, на столе будет?

– А вам это зачем, Нико… Колян, то есть?

– Ну, вдруг я решу после курантов заглянуть к тебе в гости.

– Это как? Я ведь вас пока не приглашал.

– И не надо. У нас, Антошка, обычай такой: как по одной-второй-пятой выпили, или сам идешь к соседу поздравляться, или он к тебе. И ты нам этот обычай не ломай, понял?

– Понял, хотя странно как-то… Ну, хорошо. На столе у нас будет семь видов салатов…

– Ишь ты! Дальше!

– На горячее будут баклажаны печеные, кабачки тушеные, пельмени соевые, котлеты картофельные…

– Стой, стой! Это же все из травы. А что у тебя будет настоящего? Чтобы укусить, угрызть, хрящиками похрустеть?

– Вы имеете в виду мясное? Нет, этого ничего не будет. Видите ли, мы вегетарианцы.

– Ну, подвезло мне с соседом! А выпить что у тебя будет, ты, травоядное!

– Шампанское, пиво. Но все безалкагольное.

– Тьфу ты! А покрепче что-нибудь? Чтобы по жилам заструилось, петь-плясать захотелось, соседку там под столом за коленку помацать, потом по морде кому-нибудь, чтоб от души!

– Извините, но мы трезвенники.

– Та-а-ак! Слушай, Антошка, в рот тебе горошку! А как ты в наш-то дом попал?

– Да вот из-за таких же соседей, как вы, господин Колян, поменялся. Теперь вижу, что ошибся. Про вас мне почему-то никто не говорил.

– Ну да, я же сидел. Откинулся вот перед самым новым годом.

– А за что вас посадили?

– Да так, морду одному набил… Знаешь что, Антошка, нос лукошком, если тебе сегодня будут звонить в дверь после двенадцати, стучать там сильно, орать, что из милиции или налоговой инспекции, или что пожар начался, ни за что не открывай, понял?

Интервью

– Мальчик, это правду про тебя говорят, что ты нашел кошелек с тысячью долларов и вернул их хозяину?

– Да, так и было!

– Можно, я у тебя возьму интервью? И сфотографирую?

– Можно! Как мне лучше встать? Давайте в профиль сфоткайте, может, хотя бы мой профиль Юльке из шестого «б» понравится. Да, а вы из какой газеты?

– «Городская хроника».

– Жаль, Юлька, кажется, эту газету не читает. А вы в Интернет не выкладываете свои номера?

– Выкладываем, мальчик, выкладываем. А ты давай выкладывай, что это за номер ты сам-то отколол?

– В смысле?

– Ну, тебе что, та тысяча долларов самому бы не пригодилась? Потратил бы их на себя, никто бы ничего не узнал.

– Не, я не так воспитан. Поэтому, как только увидел, что в кошельке, кроме налички, есть еще и визитная карточка хозяина, сразу же решил вернуть ему его потерю.

– Молодец! А кто хозяин-то кошелька? Кому так крупно повезло?

– Барбарисов Олег Борисович?

– Как? Сам Барбарисов? Ну и чудак ты, мальчик, прости, господи! Да у этого Барбарисова денег – как грязи! И ты взял и вернул ему эту несчастную тысячу долларов?

– Да, вернул! И еще бы раз вернул! И если десять бы раз нашел кошелек, десять раз бы вернул его!

– Какой бескорыстный мальчик! Ну, давай, называй свою фамилию, и заметка о тебе пойдет в завтрашний номер.

– Пишите: Борис Барбарисов. А можно, вы меня еще на скейте сфотографируете? В полете? Пусть Юлька увидит!

– Постой, постой. А кем тебе приходится Олег Борисович?

– Да дедушка же!

– Вот оно что! Ну, тогда все понятно! Я бы тоже отдала дедушке кошелек. За бесплатно. Ну, давай вставай на скейт, герой!

– Ну, почему за бесплатно? Дед мне отвалил две тысячи долларов!

– Ух ты! А за что?

– А в кошельке были еще фотографии!

– Что за фотографии?

– Не скажу! Но если бы их увидела бабушка, она бы тут же сделала себя вдовой! Ну, давайте, фотографируйте меня! А я потом Юльке ссылку на ваш сайт вышлю. Пусть, увидит, кому она, дура, отказывает!

– Что, что?

– Да не дает она мне контрольные списывать!

Тетка в Канаде

– Аркадий Петрович, можно?

– Ну, чего тебе, Махонькин? Опять будешь просить повысить зарплату?

– Да не мешало бы, Аркадий Петрович. Но я не за этим.

– Или жаловаться будешь, что премию тебе срезали ни за что?

– Да, ни за что!

– Если бы ни за что, ты бы вообще ее не получил, Махонькин. А так тебе все же половину премии оставили. Свободен, Махонькин!

– Да что вы, ей Богу, Аркадий Петрович! Вовсе не из-за премии я к вам пришел.

– А тогда из-за чего? А, ты же спишь и видишь себя завотделом, Махонькин! Но я тебе уже говорил, что это не твое. Не дорос ты еще до этого уровня. Работай над собой, Махонькин, работай!

– Да сколько же можно… И все на одном месте. Вон вы Серапионова уже своим замом сделали, Аркадий Петрович. А начинали мы вместе с ним. Несправедливо это. Но я все-таки не за этим.

– А за чем? Что ты мне голову морочишь?

– Аркадий Петрович, вы, я знаю, все знаете…

– Так уж и все. Ну, выкладывай давай, чего тебе надо.

– Скажите, какой с наследства берут подоходный налог?

– А что за наследство? Откуда? Танечка, принеси-ка нам чаю. Да с лимоном!

– Ну, допустим, пять миллионов. Тетка оставила, в Канаде.

– Долларов?

– А в Канаде тоже доллары?

– Ну да. Пять миллионов канадских долларов! Здорово! Кстати, как тебя… Ну да, Сергей. Сергей, что ты там говорил про повышение зарплаты? Танечка, подготовь приказ о повышении оклада Махонькина на тридцать… Нет, на пятьдесят процентов. А как звали тетеньку вашу, Сергей?

– Какую тетку, Аркадий Петрович?

– Ну, канадскую? Которая с пятью миллионами?

– Да дались вам эти пять миллионов! Вот повышение зарплаты на полста процентов – это я понимаю! Это не по-детски! Спасибо, Аркадий Петрович!

– Да ну, пустяк! Нам с вами, Сергей Ильич, давно следовало подружиться. Кстати, как вы думаете распорядиться этими миллионами?

– Да, собственно…

– Понимаю, понимаю! Еще не решили. Знаете, почтенный, у меня на этот случай есть интересная мысль. Танечка, ну где же там наш коньячок с лимоном? Да приказ не забудь прихватить! Как какой? О назначении Сергея Ильича завотделом. Такие кадры надо ценить!

– Вот спасибо, Аркадий Петрович! А Интернет у меня, как у заведующего отделом, будет?

– А как же. Безлимитный!

– Ну, тогда ладно, я пошел на свое рабочее место. Вы позвоните, пожалуйста, чтобы мне кабинет подготовили.

– Как это – пошел? Как пошел? Мы еще не закончили! Так когда вы будете вступать в наследство, Сергей Ильич?

– Да не я это!

– Как не вы? А кто?

– Да это дочь моя позвонила. Сочинение она пишет, на вольную тему. Фантазия у нее богатая, вот и надумала что-то там про богатую тетеньку из Канады, которая ей оставила наследство. А какой подоходный налог с пяти миллионов будет – не знает. Я думал, вы знаете. Но сейчас-то, раз я завотделом с Интернетом, я это и сам узнаю. Спасибо вам еще раз, Аркадий Петрович!

– Какое спасибо? Какой кабинет с Интернетом? Ах ты, малахольный! Татьяна, а ну-ка подготовь приказ о лишении премии лаборанта Махонькина! Ему не надо, у него, понимаешь ли, богатая тетка в Канаде. Скотина!

Прошлый век

– …А теперь послушаем, как у нас зимует Холодрыгинск. Докладывай, Афонькин… Афонькин!

– Аюшки?

– Баюшки! Ты что там, спишь, Афонькин?

– Никак нет, товарищ губернатор!

– Ну так доложи, как у тебя с отоплением.

– Хорошо! Нынче купил пару японских обогревателей. Теперь не нарадуюсь, еще вчера все форточки были настежь. И дома, и в кабинете…

– Я рад за тебя, Афонькин. А как у остальных горожан? Что там у тебя с котельными? Хватило денег на их ремонт?

– Да ну их, эти котельные! Это же прошлый век. Латаешь их, латаешь… Я и горожанам посоветовал купить японские обогреватели…

– Ну и что?

– Говорят, на японские у них денег нет. Понабирали наших, отечественных, а у кого и на них денег нет, «козлов» понаставили… Козлы!

– Ну и что?

– Так это же прошлый век! Они же жрут электричество как ненормальные. Ну и как включили все это дело разом, все подстанции и сгорели.

– И что теперь?

– Да как обычно: ни тепла, ни света. Но это ненадолго!

– Ты уверен, Афонькин? Или мне ЧС у вас для МЧС объявить?

– Не надо ЧС! Сами справимся.

– Как? Доложи…

– Я объявил конкурс среди горожан под девизом: «Нам зима не страшна. Пошлем ее на!..»

– Ишь ты! А в чем смысл конкурса?

– Кто предложит лучший способ перезимовать без тепла и света, того отправим куда-нибудь греться…

– Ну-ка, ну-ка, любопытно было бы узнать.

– Пока предложений не поступало… Хотя нет, вон, вижу из окна, приближается большая группа горожан. О, и транспаранты несут! С одним предложением…

– Каким?

– Прямо не знаю, читать или нет. Это же прошлый век какой-то!

– А ты прочитай, Афонькин, а мы послушаем!

– Ну, там написано: «Мэра на нары, а нас – на Канары!»

– Ну, вижу, что без МЧС нам тут не разобраться. А ты, Афонькин, точно готовься на нары. Хоть это и прошлый век, но лучшего способа перевоспитать таких как ты еще никто не придумал!

Особенности произношения

– Петя, домой! – громко позвала женщина с балкона из дома напротив. Я кому говорю! Ужин стынет!

– Щас, – пробурчал пацанчик в зеленых шортах и вперевалку вошел в подъезд.

– А я с младых, можно сказать, ногтей приучился вовремя приходить вечерами домой, – сказал мне друг детства Владик. – Бабушка приучила.

– Че, в угол ставила?

– Если бы! – вздохнул Владик. – Ты же помнишь мою покойную бабушку?

– Она у тебя вроде казашка была?

Магрипа-апа всегда ходила с покрытым белым платком головой, в длинном, до пят, зеленом платье, и по-русски говорила хотя и бойко, но с непередаваемым акцентом. Например, она произносила не «шофёр», а «шопЕр» (то есть букву «ф» выговаривала как «п»). Не давалась Магрипе-апа почему-то и буква «в». Их соседа Володю она звала Болёдя.

– Ага, – подтвердил Владик. – Казашка. А дед хохол.

Владик внешне пошел в свою бабку-казашку: темноволосый, скуластый, с прищуренными глазами. Впрочем, я никогда не задумывался о его национальности, как и он, полагаю, о моей. У нас был общий двор, общая компания, общие игры, а больше нам ничего и не нужно было. И когда наша семья переехала в город, мне очень не хватало той нашей развеселой компании, и в первую очередь Владислава.

– Однажды мои родители уехали на свадьбу к родственникам, – продолжил свой рассказ мой друг детства. – Учебный год уже начался, так что дома остались я и бабушка Магрипа. И вот я в первый же день заигрался у нас во дворе и забыл, что надо идти на ужин. А бабушка раз позвала меня с балкона, два. А я ноль внимания. И тогда бабуля как гаркнет на весь двор:

– Блядик, иди кушить домой! Кушить стынет! Бляяядик, домооой!

Я помчался домой как ошпаренный, лишь бы бабушка замолчала. А как мне потом пришлось биться с пацанами, чтобы они перестали называть меня Блядиком…

Отсмеявшись, я приобнял Владислава за плечи:

– Ну что, дорогой мой…

– Только попробуй передразнить мою незабвенную бабушку, убью! – тут же перебил меня друг детства.

– …Дорогой мой Владислав, пошли за стол! – продолжил я. – У меня родился тост: за наших милых бабушек.

– Это можно, – облегченно вздохнул Владик. – Пошли!

– Слушай, а она не пробовала тебя называть не укороченным, а полным именем? – невинно спросил я, когда мы выпили еще по граммулечке.

– Это как? Блядислябом, что ли? – обиженно переспросил Владик. Первым под стол пополз я…

Груша на ночь

И вот в очередной раз наступило время, когда застарелый холостяк Шишкин почувствовал, что больше не может без женщины. Шишкин вышел на угол улицы, где в их небольшом городке обычно тусовались ночные бабочки.

Под одним из пока еще неразбитых фонарей переминалась с ноги на ногу кучка вызывающе одетых девиц.

– Развлечься желаем? – подкатила к нему грубо накрашенная «мамка». – Кого желаете: блондинку, шатенку, брюнетку?

– Мне масть по фигу. Желательно такую, чтобы была на все готова, все умела, и чтобы была поздоровее. Причем, на всю ночь.

– Ух ты! – уважительно хмыкнула «мамка». – Не перевелись еще мужики.

Домой к себе Шишкин привел крупную широкоплечую девицу с грубыми, даже на вид шершавыми руками – видимо, приехала в город «на заработки» из ближайшей деревни. Ее звали Груша.

Как только они вошли в квартиру, Шишкин замкнул дверь, а ключ спрятал в карман.

– Ну, Груша, за работу, – сказал он, проводя девицу в свою холостяцкую двушку.

Груша огляделась и ахнула:

– Божечка ты мой, это что за сарай? Нет, я в таких условиях работать не могу! Я девушка аккуратная.

– А ты думаешь, я тебя зачем выкупил на всю ночь? – хмыкнул Шишкин. – Вот твой фронт работ.

И он провел Грушу по своим «апартаментам». Полы во всех комнатах были затоптаны, как будто через квартиру Шишкина прогнали стадо слонов. В кухонной раковине чуть не под потолок высилась грязная засохшая посуда. Вся ванная била забита нестиранным бельем и рубашками.

Груша обессилено села на стул, прямо на газетку с какой-то закуской, и заплакала:

– Дяденька, может все же в постельку, а? Я ласковая!

– Не-а, для этого дела у меня есть бесплатная подружка, – отрицательно помотал головой Шишкин. – Только ленивая, зараза. Еще больше, чем я. Так что давай-ка, Груша, отрабатывай свой гонорар. А я пока сосну…

И Шишкин, упав на свой продавленный холостяцкий диван, безмятежно засвистел носом…

Подарочек

– Не забыл: через неделю у моей мамы юбилей!

– Это сколько ей будет? Девяносто?

– Ах ты, гад! А мне тогда сколько?

– Ну, вам с мамашей видней… Ладно, ближе к теме.

– Я и говорю: подарок нужно ей сделать. Дорогой и незабываемый.

– Это что ты имеешь в виду?

– Ну, купи ей шубу. Норковую.

– Зачем она ей? Зима уже кончилась. До следующей она, надеюсь…

– Зря надеешься! Ладно, с твоей зарплатой про шубу можно только мечтать. Что я и делаю.

– Да есть же у тебя шуба.

– Это не шуба, это реликвия. Ее еще моя мама носила. А до нее – ее мама. То есть моя бабушка.

– Вот! Ей же цены нет, этой шубе! Любой музей с рукавами оторвет. Ты ее часто не носи. Придержим на черный день. Как деньги понадобятся, объявим аукцион среди музеев.

– Все шутишь! А бедная мама, сколько с нами не живет, ни одного подарка от тебя не видела!

– Да? Я как-то об этом не думал. Хотя, знаешь что?

– Ну, и что ты там придумал?

– Вспомни-ка, что она чаще всего про меня говорит, моя любимая теща?

– За глаза или в глаза?

– Мне по «за глаза» хватает и того, что она лепит мне в глаза.

– Ну, что свет не видывал такого лентяя.

– Холодно!

– Точно! Еще она говорит, что у нас дома всегда холодно зимой, потому что у тебя руки не из того места растут. Что был бы на моем месте другой зять, он бы давно заменил эти кривые пересохшие рамы на стеклопакеты.

– Уже теплее!

– Что ты охламон и пьяница!

– Тепло!

– И что ты вообще – не подарок!

– Вот! В самую точку! Ты в юбилей накрываешь стол, усаживаешь за него свою мамашу. А я вхожу в комнату, перевязанный бантиком. И объявляю: любимый зять для тещи – лучший подарок!

Рядом

В выходной супруги Кузовковы должны были, как обычно, пойти прогуляться в парк. Но Наталья что-то расхворалась с утра, и сказала, что никуда они сегодня не пойдут. Но увидев, как расстроился Михаил, сжалилась. И объявила:

– Ладно, Мишенька, сходи сегодня сам.

– Да как-то нехорошо, – радостно стал отнекиваться Мишенька. – Ты же вон болеешь. Я рядом побуду, мало ли чего.

– Ладно уж, иди, заботливый ты мой! – вовсе растрогалась супруга. – Только смотри там, будь паинькой.

– Да что ты, Наташенька! Да я… Да разве ты меня не знаешь… – бормотал Михаил, торопливо одеваясь.

– Знаю, потому и предупреждаю, – посуровела Наталья. – Чтобы ни-ни у меня. Только пару кружек пива, как обычно.

– Да понял, понял!

– Нет, ни черта ты не понял. Представь, что я пошла с тобой…

Михаил представил и расстроился. Но виду не подал.

– Представил, – как можно жизнерадостней сказал он.

– Нет, ты не просто представь, а вообрази, что куда бы ты ни пошел, кого бы ни встретил, я неотступно нахожусь рядом.

Михаил поежился.

– Вообразил.

– Отлично! – с облегчением сказала Наталья и даже немного ослабила повязку, стягивающую ей голову. – Так что считай, что я все буду видеть и слышать. И каждый свой шаг вправо или шаг влево от нашего с тобой обычного маршрута ты мысленно будешь согласовывать со мной. Теперь понятно?

– Понятно, – приуныл Михаил. Ему уже расхотелось идти гулять одному.

– Ну, тогда иди, – милостиво разрешила Наталья. – И помни: я рядом!

– А деньги? – скромно напомнил Михаил.

– У тебя там в пистончике брюк двести рублей, – почти равнодушно сказала Наталья.

– Так это… – ошеломленно открыл рот Михаил.

– Ну да, было пятьсот, – согласилась Наталья. – Но раз ты идешь один, хватит тебе и двухсот. И чтобы к ужину был дома! Кстати, что у нас на ужин?..

Михаил вернулся домой к утру. Вдрызг пьяный, пахнущий чужими женскими духами, с подбитым глазом и до неприличия счастливой физиономией.

– Ты где был, скотина? – с визгом набросилась на него всю ночь не спавшая жена. – Почему в таком виде? Мы же договаривались: я рядом с тобой!

– Ну да, ты и бы… была рядом, – подтвердил, блаженно улыбаясь, Михаил. – Первые полчаса. Но потом у тебя снова разболелась год… голова, и ты отпросилась домой!..

Вундеркинд

Ватрухин сидел, уткнувшись в телевизор. И вдруг кто-то потрогал его за ногу. Перед ним стоял его полугодовалый сынишка, до этого мирно сопящий в своей кроватке.

– Папа! – звонко сказал он. – Дай попить.

Ватрухи на ватных ногах прошёл на кухню, принёс воды. Карапуз с причмокиванием напился.

– Спасибо! – сказал он. – Ну, я пошёл к себе.

Ватрухин бросился за женой на балкон, где она развешивала белье.

– Ольга, там… там… Андрюшка наш!..

Перепуганная Ольга влетела в детскую. Андрюшка сидел на полу и сосредоточенно ощупывал плюшевого медвежонка.

– Мама, он ведь неживой? – спросил Андрюша. – Тогда почему кряхтит?

Ольга тоже села на пол.

– Да ну, что вы, в самом деле, – обиделся Андрюшка. – Надоело мне сиднем сидеть и молчать, всего делов-то!

– С ума сойти! – пролепетала Ольга.

– Феномен. Этот, как его, вундеркинд, – согласился Ватрухин.

Ольга спросила мужа:

– Ну, что будем делать?

– В школу устроим… Которая с уклоном. Может быть, он математик. А ну-ка, Андрюша, сколько будет дважды два?

Сын снисходительно посмотрел на отца:

– Надо полагать – четыре.

– Вот! – обрадовался Ватрухин.

– А может быть, он музыкантом будет, – воспротивилась Ольга

Тут они заспорили, куда лучше пристроить сына. Мальчонка сразу же уяснил: родители собрались лишить его детства. Он нахмурил бровки и решительно объявил:

– Ничего у вас, дорогие мои, не выйдет.

– Это почему же? – в один голос спросили удивленные родители.

– А потому, – буркнул Андрюшка. – Я ещё, между прочим, маленький. Совсем.

Он сел на пол. И под ним тут же образовалась лужица. Мокрый Андрюшка заревел и с этой минуты вновь стал развиваться, как и все обычные дети.

Кошмар

Весь в слезах проснулся Петр Котомкин. От его всхлипываний завозилась и открыла глаза и жена.

– Что с тобой, Петя? Почему ты плачешь?

– Не знаю. Что-то страшное приснилось.

– Неужели кто-то из родных умер?

– Да нет…

– А может, тебе приснилось, что водка в нашем городе кончилась?

– Этого никогда не было и не будет, даже в самом дурном сне!

– Может, ты переживал во сне за голодающих детей Африки и других слабо развивающихся стран?

– А они что, голодают?

– Ну, тогда я не знаю. А может, тебе приснилось, что тебя ограбили? Прямо до нитки?

– Погоди, погоди… Уже теплее. Черт, неужели…

Петр Котомкин соскочил с постели и как был в трусах, побежал на балкон. Оттуда он вернулся со старым валенком, перевернул его и потряс. Из валенка ничего не выпало.

– Где?! – трагичным шепотом спросил Петр жену. Которая при виде валенка деланно зевнула и отвернулась к стенке. – Где, я тебя спрашиваю, моя заначка? Даже тут нашла, зараза!

И он зарыдал с пущей силой…

– Ну, ладно, – погладила его по трясущейся голове жена. – Отдам. Половину. Потом. Если захочешь. И вообще, тебе это только приснилось. Никаких денег у тебя в этом дурацком валенке не было. Подумаешь, пятьсот рублей – разве это деньги по нынешним временам?

Маньяк

Она заметила его еще с остановки – он шел за ней неотступно, выйдя следом из маршрутки. Длинный, сутулый, мешковато одетый и в очках с затененными линзами, он вызывал недоверие.

Она быстро шмыгнула в свой подъезд и, стуча каблучками, взлетела к лифту, стала лихорадочно нажимать кнопку вызова. И когда уже проскользнула в кабинку, следом просунулась нога в огромной стоптанной кроссовке и не дала сомкнуться створкам.

Сопя, он протиснулся в кабинку, не глядя надавил на какую-то из кнопок. И когда лифт стал подниматься, нажал на кнопку «Стоп» и затем дернул молнию замка на своей куртке вниз. Она в ужасе закрыла глаза и завизжала.

– Тихо, тихо! – пробормотал он и чем-то зашуршал.

– Не дамся! – отважно сказала она, выставив перед собой скрюченные пальцы с острыми ногтями. – Умру, но гнусному маньяку не дамся!

– Алина Григорьевна, – несмело сказал он. – Это я, Геннадий Ветродуев. Помните? Начинающий поэт. Я вам звонил, но вы не хотите меня слушать. Я к вам приходил в редакцию, но вы, извините, каждый раз сбегаете от меня. По электронке тоже почему-то не отвечаете. И вот вы мне, слава Богу, встретились здесь! Послушайте, пожалуйста, мои стихи…

– Что, стихи? – возопила Алина, протерев очки и разглядев, наконец, кто же прищучил ее в лифте. – Нет, Ветродуев, умоляю: только не ваши стихи! Уж лучше…

И она торопливо начала раздеваться.