Текст книги "Я иду тебя искать"

Из задумчивости Клаву вывел голос начальницы ОТК Людмилы Анатольевны.

– Клавдия, это что такое? – Людмила Анатольевна ткнула в лицо Клавы бутылку с наклеенной акцизной маркой.

Клава взглянула на бутылку. Марка была наклеена криво.

– Кто так клеит? Да за такое руки надо оторвать. Такое впечатление, что вы тут водочными парами надышались или вообще где-нибудь хряпнули, пока никто не видит. Клеят кое-как, а потом переклеивай за ними. Да вы вообще видели, сколько у меня там брака?

– А вы чего на меня кричите? Я тут одна, что ли, клею? – разозлилась Клава. – У меня все марки ровно приклеены. Это вы вон той троице претензии предъявляйте.

– Я их всем предъявляю, – заорала Людмила Анатольевна. – Вы сюда работать пришли, а не баклуши бить. Если что-то не устраивает, вас тут никто не держит. На ваше место желающих очередь во весь посёлок выстроится. В общем, там целый штабель брака стоит. И вы его сейчас переклеивать будете, – закончила Людмила Анатольевна.

Клава со злостью шлепнула очередную марку на проезжающую мимо бутылку и искоса посмотрела на троицу. Девчонки как ни в чём не бывало продолжали весело щебетать.

Во время обеда Клава пошла в раздевалку, которая одновременно служила и столовой. Посередине между шкафчиками, в которые рабочие вешали свою одежду, тянулся длинный деревянный стол, по обе стороны от которого стояли такие же длинные лавочки. Все садились за этот общий стол и вытаскивали свою еду, которую приносили в банках или пластиковых контейнерах. Разогревать еду было негде. Ни микроволновок, ни духового шкафа в цеху не было. Клаву научили одной хитрости. Приходя на смену, она первым делом ставила банку с едой на батарею, так что к обеду её еда всегда была горячей. Минус этого приспособления был в том, что в теплое время года, когда отопление отключали, еду приходилось есть холодной.

Молча съев холодные пельмени, Клава вернулась в цех. Через минуту прибежала Людмила Анатольевна:

– Бутылки закончились. Пока не привезли, поэтому все идут на коробки.

– Ну … твою мать, – выругалась Клава. Стоять на коробках никто не любил. Коробки для бутылок привозили в разобранном виде, просто сплюснутые картонные листы. Нужно было из этих картонных листов формировать коробки, в которые потом загружали готовую продукцию. Пыль от коробок стояла такая, что к концу смены казалось, что легкие твои настолько ею забиты, что из них самих смело можно вырезать коробки.

К концу смены Клава была вымотана и морально, и физически. Ей хотелось одного – просто рухнуть в постель. Но надо было еще зайти в магазин купить что-нибудь для мужа и сына. Купит куриных окорочков, кинет их на сковородку. Пусть едят. Для кулинарных изысков у Клавы не было ни времени, ни сил, ни денег. На заводе в последнее время зарплату выдавали натурпродуктом, а не деньгами. Собственник предпочитал расплачиваться молочкой и хлебобулочными изделиями, так что выбор рациона питания в семье Клавы был строго ограничен. «Слава богу, что не водкой выдаёт. И на том спасибо», – подумала Клава. Время было такое, что и пожаловаться было некому. Вот и приходилось питаться молочком, кефирчиком и сметанкой вприкуску с булками и пирожными.

Так что куриные окорочка – это, если можно так выразиться, праздник живота.

Положив в сумку пакет с тремя бледными худыми окорочками, Клава вышла на улицу.

– Девушка, а у вас сегодня, я смотрю, праздник? – немолодой мужчина лет сорока пяти на вид кивнул на сумку Клавы. Несмотря на то, что на улице было тепло, даже жарко, одет он был в толстую вязаную кофту на пуговицах, причём все пуговицы были застёгнуты.

– Вы что, издеваетесь? – нервно спросила Клава, но про себя отметила, что мужчина назвал её «девушкой», а так её уже давно никто не называл.

– С чего вы взяли? – с недоумением спросил мужчина.

– Окорочка – это, по-вашему, праздничное блюдо?

– Сейчас такое время, что окорочка – это не просто праздничное блюдо. Это блюдо, которое мало кто может себе позволить.

Клава усмехнулась:

– А вы кем работаете?

– Я в школе веду кружок по шахматам.

«Господи, только этого мне не хватало», – подумала Клава.

– Понятно, – вслух сказала она.

– Может, познакомимся? – предложил мужчина.

– Я вообще-то замужем, – отрезала Клава. Но по какой-то непонятной ей самой причине Клаве не хотелось заканчивать разговор с этим мужчиной. Если бы её спросили, что её в нём привлекло, она и сама не знала бы, как ответить на этот вопрос.

– Я же вас не в постель зову. Просто хочу познакомиться, – улыбнулся мужчина.

– Меня Клава зовут, – сказала Клава.

– Какое у вас редкое имя, – сказал мужчина. – А меня зовут Андрей.

– Очень приятно, – сказала Клава.

– Вы позволите вас проводить? – поинтересовался Андрей.

– Почему бы и нет? – сказала Клава. Она поправила прическу и выпрямила спину, чтобы казаться выше и увереннее в себе. Она должна была своим видом показать, что знает себе цену, что не кидается на первого мужика, который оказал ей знаки внимания, что не одичала от отсутствия любви и комплиментов, что её не так-то просто заманить в постель. Ей было немного неудобно за одежду, в которую она была одета, за бесформенную юбку невыгодной длины ниже колена, которая уродовала её ещё в общем-то вполне привлекательную фигуру, за стоптанные балетки, в которых так удобно было ходить на работу. Всю смену ей приходилось стоять на ногах, поэтому в обуви для неё главное было удобство. Простоять весь день у конвейера на каблуках было практически невозможно. Под конец рабочего дня она бы просто рухнула. Да и кто же знал, что сегодня её будет провожать такой мужчина? Если бы она это знала, то уж, конечно, оделась бы поприличнее. Да нет, даже не поприличнее, пособлазнительнее. Хотя… обратил же он на неё внимание даже и в таком виде, значит, разглядел в ней что-то такое, чего другие не замечали. Клава приосанилась. Что ни говори, а почувствовать себя женщиной, которая нравится мужчинам, было приятно.

С мужем, за которого она вышла замуж, в общем-то, по любви, всё уже давно закончилось. Они жили с ним как соседи. Никаких эмоций он в Клаве не вызывал. А ей до сих пор хотелось утонуть в чьих-нибудь глазах и потерять голову от любви. Но пока не находилось ни тех, кто бы потерял голову от Клавы, ни тех, от кого потеряла бы голову она сама.

А тут мужчина, да еще какой, провожает её до дома. И раз он сумел разглядеть в ней что-то интересное в том виде, в котором она возвращалась сейчас с работы (а была она уставшая и замотанная до крайности), то когда он увидит её во всеоружии, накрашенную, с красивой прической и в сексуальной одежде, он сойдет с ума. Клава погрузилась в свои мечты, представляя, как она идет в магазин женского белья и выбирает там самое красивое и дорогое, такое, от которого любой мужчина потерял бы не только дар речи, но и способность держать себя в руках.

Подойдя к дому, в котором она жила, Клава остановилась и посмотрела на Андрея:

– Вот мы и пришли.

– Жаль. Я бы мог идти вот так с вами вечно, – сказал Андрей. – Надеюсь, что мы с вами ещё увидимся?

– Я не знаю, – замялась Клава, которой на самом деле хотелось сейчас только одного: чтобы Андрей спросил у нее номер телефона или назначил ей свидание. Она бы, конечно, сначала для приличия поломалась (так полагается, и экспериментировать не стоит), но потом согласилась бы.

– А вы хотите со мной ещё увидеться? – прямо спросил Андрей.

Клава, не ожидавшая от мужчины такого прямого вопроса, стушевалась. Знакомство – это ведь своего рода игра, у которой есть свои правила, и раскрывать сразу все свои карты в этой игре не принято. Андрей сейчас шёл ва-банк, но Клава вовсе не хотела так рисковать. Она была игроком осторожным.

– Вы так сразу… такие вопросы задаёте…

Андрей засмеялся:

– А что такого я спросил? Обычный вопрос.

Клава помолчала, обдумывая ситуацию, в которой она оказалась.

– Давайте как-нибудь встретимся, – тихо сказала она, уже предвкушая, как она будет рассказывать Ленке о своём новом знакомом.

– Хорошо, – сказал Андрей. – Я сам вас найду. До свидания.

Отойдя несколько шагов от Клавы, Андрей остановился, повернулся в её сторону и сказал:

– Клава, вы очень красивая.

Клава готова была броситься за ним, чтобы продиктовать ему номер своего телефона, сама назначить ему свидание и вообще сделать так, чтобы поскорее вновь увидеть этого мужчину, но правила приличия не позволяли ей это сделать, поэтому она стояла, молча глядя вслед удаляющемуся Андрею, и кусала губы.

Дома её ждал Вадим, который сидел за столом и пил молоко, закусывая его булкой.

– Привет, ма, – крикнул он, услышав звук открывающейся двери.

– Как ты узнал, что это я, Вадь? – спросила Клава.

– А вы с папой дверь по-разному открываете. Вас не спутаешь, – сказал Вадим.

– Понятно, – сказала улыбающаяся Клавдия.

– Мам, а ты чего это сегодня такая весёлая? – спросил Вадим.

– Да так, просто настроение хорошее. Погода-то вон за окном какая, – весело ответила Клава.

– Так она всегда такая, – сказал Вадим и уставился на мать, продолжая жевать булку. – Ма, чё-то молоко какое-то странное, как будто прокисло.

– Ну-ка дай попробую, – сказала Клава и взяла стакан из рук Вадима. Попробовав молоко, она поморщилась. – Оно испортилось. Ты зачем же его пьешь, Вадик?

– Так я ж не знал, что оно испорченное. Есть-то хочется. Теперь мне хана, – сказал Вадим.

Клава подошла к раковине и вылила туда остатки молока.

– Хана не хана, а в туалете посидеть придётся, – сказала Клава.

– Ма, – завыл Вадим, – Какой туалет? Я сегодня к Шебе на ночёвку собрался.

– На какую ещё ночёвку? – заволновалась Клава. – Что-то я первый раз об этом слышу.

– Ма, ну как первый раз? Я тебе ещё на прошлой неделе об этом говорил.

– Да? Не помню, – сказала Клава. – Совсем я уже замоталась с этой работой. Вадик, окорочков пожарить?

– Ма, какие окорочка? Я тут молочка твоего свеженького напился. Если я ещё и окорочками его закушу, я у Шебы из туалета нет вылезу.

– Ну как хочешь, сынок, – сказала Клава. – Я тогда только на папу пожарю.

Клава захлопотала около плиты, выкладывая окорочка на сковородку и обильно заливая их подсолнечным маслом.

– Как в школе дела? – спросила Клава.

– Да нормально всё. К нам сегодня новенькую привели.

– Новенькую? – удивилась Клава.– Конец года ведь уже.

– Я и сам удивился. Так её ещё и на последнем уроке привели, – сказал Вадим.

– Надо же, – Клава покачала головой. – И как она? Ничего?

– Да обычная девчонка. Ничего интересного… – сказал Вадим.

– Ты к Славе во сколько собираешься?

– В половине одиннадцатого пойду, – сказал Вадим.

– А что так поздно? – удивилась Клава.

– Да мне ещё уроки надо кое-какие доделать… – быстро сказал Вадим и, взяв из хлебницы ещё одну булку, пошёл в свою комнату.

Закрыв дверь на замок, Вадим полез под кровать и извлёк оттуда увесистый том в кожаном переплете, такой старый, что он уже чуть ли не рассыпался у него в руках. Книга была очень пыльная. Вадим чихнул. Бросив книгу на кровать, Вадим полез в тумбочку и достал оттуда пакет. Упаковав книгу в пакет, Вадим снова убрал её под кровать. Если мать увидит это, ему придётся туго. Такие книги нормальные люди у себя в квартирах не держат.

Мать Вадима втихаря почитывала «SPEED-инфо», «Жёлтую газету» и прочую муру, в которой печатали истории про инопланетян, какие-то безумные эксперименты, проводимые над людьми, и прочие невероятные истории, в которые нормальный человек ни за что бы не поверил, но Клава верила каждому слову. В её понимании, если что-то напечатали в газете, значит, это чистая правда. Хоть как-то проанализировать любую статью из этих дешёвых газет ей даже в голову не приходило. Эти газеты Клава прятала от Вадима, а вечерами рассказывала мужу очередную «желтую» историю, вычитанную ей в газетёнке. Вадим о существовании этих газет знал и даже сам из любопытства их почитывал, пока мать была на работе, но ни единому слову не верил.

Эту книгу Вадим нашёл в старой заброшенной церкви, когда они лазили туда на разведку вместе с пацанами. Церковь эта была очень старая и сильно разрушенная. На её стенах росла трава и даже небольшие деревца. Ни окон, ни дверей в ней не осталось. Окна были заколочены досками, разбухшими от влаги. В своё время церковь была полностью разграблена. Вадим с пацанами ходил туда не для того, чтобы найти там что-то, на это они даже и не надеялись. Им просто интересно было побродить по разрушенному зданию. Стены были настолько старыми, что при малейшем прикосновении к ним осыпались.

Вадим, отделившись от группы, спустился вниз по хлипкой лестнице, ведущей, по всей видимости, в подвал. Дверь была сорвана с петель и валялась рядом со входом. Вадим посветил фонариком внутрь, чтобы проверить, насколько безопасно было туда заходить. Не увидев ничего, угрожающего его физическому здоровью, Вадим осторожно вошел внутрь. Там было сыро и пахло плесенью. Сырость была не только под ногами, она ощущалась даже в воздухе. Зайдя в подвал, Вадим почувствовал, как футболка его, мгновенно пропитавшись влагой, неприятно облепила тело. Вадим потрогал стену. Она была покрыта влажным шершавым мхом.

Вадим медленно продвигался вглубь подвала. Кругом было нагромождение старых полуразвалившихся деревянных скамеек. Почему эти скамейки до сих пор отсюда не вынесли, оставалось загадкой. Скорее всего, на этих скамейках когда-то сидели люди, приходившие сюда послушать службу или проповедь. Вадим точно не знал, как назывались эти мероприятия, поэтому мог только догадываться. Он, как и все его друзья, был далёк от религии. Церковь не вызывала в нём религиозного благоговения. Она была для него всего лишь зданием, таким же, как и тысячи других. Вадиму приходилось перелазить через скамейки, чтобы продвигаться дальше. Наступив на очередную скамейку, Вадим услышал резкий хруст, и его нога оказалась зажатой между прогнившими досками. Пытаясь освободить ногу, Вадим зацепился за гвоздь. Оставив глубокою борозду в его ноге, гвоздь распорол джинсы от колена до самого низа. Освободив наконец ногу, Вадим увидел плачевное состояние своих джинсов. Мать по головке его за это не погладит. Деньги доставались сейчас с трудом, и покупка одежды была непозволительной роскошью.

Дойдя до конца подвального помещения, Вадим увидел у стены скамейку, которая по размерам была явно больше, чем все остальные валявшиеся вокруг. Рядом со скамейкой валялась старая деревянная игрушечная лошадка-качалка. Откуда она тут взялась? Вадим осторожно взял её в руки. Она была шершавой, краска на ней почти вся облезла. А ведь когда-то на ней качался какой-нибудь шаловливый мальчуган со светлыми кудряшками. Вадим невольно улыбнулся, представив эту умильную картину. Судя по виду лошадки, она была очень старой, так что сейчас этого мальчугана или давно уже нет на свете, или он старый дряхлый старик, который в скором времени его покинет. Вадим аккуратно положил лошадку на пол и сел на середину скамейки. Хрясь – и он оказался сидящим на полу – скамейка под ним проломилась. Вадим почувствовал, что сидит не на полу, а на чём-то помягче. Поднявшись, он посмотрел на то место, куда только что рухнул со скамейки. Под скамейкой лежала книга, старинная, такая, какие Вадим видел только на картинках.

Вадим протянул руку, чтобы достать книгу. И тут произошло что-то странное. Рука Вадима вдруг ни с того ни с сего начала расти. Она росла и росла, заполняя собой всё поле зрения и одновременно удаляясь от него. Вадим видел, как его рука прошла сквозь стены церкви и оказалась снаружи, но расти и удаляться не перестала. Рука дотянулась до самого края Вселенной на много-много световых лет. Вадим чувствовал, что это всё ещё была его собственная живая рука, но одновременно она казалась ему поистине космической, настоящей рукой Бога. Эти ощущения были настолько необычными, настолько непохожими на всё испытанное им ранее, что он бы даже не смог описать всё, что он ощутил. Единственное слово, которое потом приходило ему на ум, это «божественно». А ещё Вадим осознал, что когда это случилось, то пространство и время вокруг него как будто вдруг искривились, и те физические законы, к которым он привык в этом мире, вдруг перестали работать, подчинившись каким-то другим.

Потом ощущение резко пропало, так же, как и появилось. Просто вдруг Вадим моментально почувствовал, что его рука – это снова всего лишь обыкновенная рука. Она поднёс её к лицу и внимательно рассмотрел. С рукой было всё в порядке, она ничуть не изменилась после космического путешествия. Это была его обычная рука, с которой он был знаком уже пятнадцать лет.

Вадим снова потянулся за книгой, на сей раз с опаской, но на этот раз ничего не произошло. Он вытащил её из-под скамейки и посветил на неё фонариком. Книга была очень большая, в черном кожаном переплете, с большой металлической застежкой сбоку. Вытерев пыль, которая толстым слоем лежала на книге, Вадим прочитал её название, и у него сперло дыхание. Вот так находка! Найти такую книгу – такого ни один из его товарищей в самых своих смелых фантазиях вообразить не мог. На обложке книги старинным шрифтом было написано «Некрономикон». Держа книгу в руках, Вадим чувствовал лёгкую вибрацию. Но он не понял, что это было: то ли у него дрожали руки от возбуждения, то ли это дрожала земля под его ногами.

Беги отсюда, Вадим, пока не поздно. Уноси отсюда ноги.

Сначала Вадим даже не поверил в то, что увидел. Слишком это было неправдоподобно. Такое только в ужастиках происходит. Но вот же она, книга. Не верить своим глазам Вадим не мог. Со зрением у него всегда всё было в порядке. Хотя, учитывая то, что он сейчас пережил, он слегка начал сомневаться в адекватности своих органов восприятия действительности. Вадим бережно прижал книгу к груди и начал выбираться из подвала. Испытать второй раз то, что он испытал только что, ему не хотелось, даже несмотря на то, что ощущения ему понравились. Но кто знает, к чему это может привести впоследствии. Вдруг его на самом деле утянет в какие-нибудь бескрайние космические пространства, и он будет вечным скитальцем космоса в полном одиночестве? От этой мысли Вадим похолодел и почувствовал, как внутри живота у него всё скрутилось в тугой узел. Нет уж, такая перспектива его не прельщала.

Кузнецов, Суворов, Шебакин и Лысенко, когда увидели находку Вадима, сначала онемели от нахлынувших эмоций. Потом каждый потрогал книгу, как бы пытаясь поверить в то, что она настоящая, а не плод их больного воображения.

Лысенко вообще ходил вокруг этой книги как кот вокруг сметаны.

– Копыто, а ты что с этой книгой делать планируешь? – спросил он, теребя пальцами футболку от волнения.

– Домой возьму, – ответил Вадим.

– А, может, мне отдашь? – спросил Лысенко. – Тебе-то она зачем? Что ты с ней делать будешь?

– Я найду, что с ней делать, – сказал Копытов, прижимая книгу к груди.

– Копыто, ну не жлобись. Ты и читать-то толком не умеешь. Я тебе за неё что хочешь, – канючил Лысенко.

– Лысый, отвали. Сказал, не дам, значит, не дам. Книгу я нашёл, значит, она моя.

– Копыто, да всё равно «Некрономикон» этот – чистая выдумка. Каждый дурак знает, что его не существует на самом деле. Его Лавкрафт выдумал. Так, что всё, что в нем написано, полная брехня.

– Ну и зачем тебе эта брехня, Лысый? – вскинулся Вадим, оскорбленный словами Лысенко.

– Мне для интереса, потому что я читать люблю. А ты эту книгу через неделю потеряешь – и всё. Вообще это величайшая несправедливость века, что эту книгу ты нашёл, а не я.

Вадим отмахнулся от Лысенко и продолжил идти дальше.

Лысенко всю дорогу ныл, выпрашивая книгу у Вадима, но тот был непреклонен. Совершить такую находку и просто так её кому-то отдать было, по мнению Вадима, верхом глупости.

Дома он никак не мог отойти от книги, сидел около нее, листал, разглядывал, гладил, даже нюхал. Книга пахла пылью, ржавчиной, плесенью и старостью. Но этот запах казался Вадиму лучшим запахом в мире, потому что это был запах тайны.

Вадим обратил внимание, что в книге очень красивые рисунки. Тот, кто их рисовал, очень старался и был хорошим художником. Такой старательности, с которой были выписаны даже мельчайшие детали рисунков, можно было только позавидовать. За этими линиями и штрихами чувствовалась рука настоящего мастера своего дела. Вадиму почему-то казалось, что то, что рисовали в те далёкие века, когда была написана эта легендарная книга, – это максимум наскальная живопись в виде человечков, состоящих из палочек и кружочков, одним словом нечто в стиле наив, а тут такое. Даже сейчас не все художники смогли бы нарисовать так, как художник, работавший над этой книгой. А может, он даже и не один был? Может, тут трудилось сразу несколько мастеров? Во всяком случае все они очень сильно постарались.

В книге очень часто попадался рисунок какой-то загадочной чёрной птицы. Ворона не ворона, вообще не понятно кто. Для вороны слишком большая, да и не совсем на неё похожа, только тем, что тоже такая чёрная. Эта птица, мелькающая со страницы на страницу, вызывала у Вадима какое-то неприятное тревожное чувство. Он бы и сам не смог объяснить, чем ему не понравилась эта птица, но она его напрягала. Как только попадалась страница с нарисованной птицей, Вадим старался поскорее перелистнуть её. Что же его так пугало? Взгляд – наконец понял он. Птица смотрела прямо на Вадима, даже не прямо на него, а заглядывала в его душу. Во всяком случае, ему так казалось. Это было полным бредом, но Вадиму показалось, что эта птица знает о нём всё, что он не сможет скрыть от неё ничего, никаких своих плохих поступков и мыслей, и от этого его бросало в дрожь. Ему хотелось поскорее перевернуть страницу, чтобы только не видеть этого всепроникающего взгляда, который прямо кричал: «Я всё знаю про тебя, Вадим! От меня ничего не скроешь, даже не пытайся. Я знаю, какой ты есть на самом деле».

Как художнику удалось нарисовать глаза у этой птицы такими живыми? Это просто немыслимо. Вадим первый раз видел такой реалистичный рисунок. Обычно на картинах даже самый пронзительный взгляд все равно воспринимаешь лишь как рисунок, но тут… Тут было что-то другое. Вадиму казалось, что они на самом деле живут как будто отдельно от птицы, они… следят за ним, они оценивают его. Эти глаза на самом деле были живыми.

Вадим прятал книгу в своей комнате под кроватью, а по вечерам доставал и читал ее. То, что в этой книге было написано, казалось Вадиму таким невероятным и потрясающим, что было совершенно не удивительно, что одним из вечеров его посетила идея провести эксперимент. Он не верил в то, что там было написано, но все-таки где-то в глубине его души шевелился какой-то червячок и шептал: а вдруг? а вдруг всё это правда? Но, не проверив, никогда не узнаешь. Ему выпал такой уникальный шанс, который вообще мало кому в этой жизни выпадает. В его руках были знания, которые могли перевернуть с ног на голову всё представление о мироздании, и не воспользоваться этими знаниями было настоящим преступлением.

Вадим знал, что то, что сказал про «Некрономикон» Лысенко, – чистая правда. Но вдруг всё же это было заблуждение, и «Некрономикон» на самом деле существует? Вдруг он сейчас нашёл тот самый «Некрономикон», который искали не одно тысячелетие? Эта мысль пьянила и окрыляла. Ведь это значило, что он мог стать всемогущим. Вот только бы ещё знать, как воспользоваться знаниями, которые скрывал этот магический фолиант.

Когда Вадима первый раз посетила мысль, что ведь он может попробовать сделать то, о чем упоминается в этой книге, он даже немного испугался. Откуда в его голове вообще взялась эта мысль? Она была какой-то странной, чужеродной, как будто её воспроизвёл не его мозг, а её внедрили откуда-то извне. Вадим отмахнулся от этой мысли, но она вовсе не хотела его покидать. Она сверлила его и разъедала, как бы говоря, что пока он не сделает то, о чём думает, она не даст ему покоя. И вот однажды Вадим решился: попытка, как говорится, не пытка. Да и скорее всего ничего не получится, потому что всё это полная ерунда, так что и бояться нечего. Но где-то в глубине души Вадим надеялся и боялся одновременно того, что всё может получиться.

Вадим прекрасно понимал, что один он с этим просто не справится. Нужно было брать сообщников. Но навряд ли кто-то согласится, зная, какому риску он будет подвергнут. Вадим решил, что говорить всю правду не стоит. Вот полуправда – самое то. Подростки любят всякие рисковые предприятия. Можно сыграть на врождённом человеческом любопытстве. Но говорить о том, что будет происходить на самом деле, Вадим не будет. Пусть воспринимают это дело как глупую шутку, как развлечение, как способ пощекотать нервы. А пощекотать нервы подростки любили.

У Шебакина дома был видеомагнитофон, и Вадим часто вместе с другими пацанами приходил к нему домой смотреть ужастики. Насмотревшись вечером «Живых мертвецов», «Лепрекона» и «Серебряной пули», они потом добирались домой, шугаясь малейшего звука, малейшей промелькнувшей тени. За каждым кустом им мерещились монстры, которые только и ждали, как бы на них напасть, а в каждом прохожем они видели мертвеца, восставшего из могилы. Но это их не останавливало, и в следующий раз они так же с замиранием сердца спешили к Шебакину смотреть очередной фильм, который купили на каком-нибудь рынке или в ларьке его родители, которые занимались мелкой предпринимательской деятельностью и у которых всегда мало-мальски водились деньги на непритязательные развлечения.

Вадим вспомнил, как однажды во время просмотра очередного ужастика, когда действие фильма было в самом разгаре, заставляя мальчишек сжиматься от страха в ожидании страшных моментов, во всём посёлке отключили свет. Просмотр фильма был сорван. Пришлось расходиться по домам. Эту дорогу домой Вадим запомнит на всю жизнь. Выходили из тёмного подъезда парни все вместе и было еще не так страшно, но потом добираться до своего дома и заходить в темный подъезд своего уже вроде до боли знакомого дома Вадиму пришлось одному. Только тогда он понял, что его дом вовсе не родной и приветливый, а самый что ни на есть зловещий. Сердце у Вадима бешено колотилось и, когда он наконец со всей силы захлопнул дверь своей квартиры и быстро два раза повернул замок, его ноги не выдержали, и он прямо в прихожей около двери сполз по стенке на пол. Да, тот раз он запомнит на всю жизнь.

Вадим рассказал всем, что хочет пойти на дело, но в излишние подробности вдаваться не стал. Сказал, что подробности растолкует на месте. Многие заинтересовались сразу. Некоторые струсили. Девчонок Вадим тоже позвал, но больше ради развлечения, чтобы посмотреть, как они будут трястись от страха и визжать как сумасшедшие. Вадим прекрасно понимал, что для девчонок даже просто поход на кладбище ночью – уже настоящий подвиг.

Как Вадим понял из списка, который получил после того, как пустил записку по классу на уроке литературы, девчонки в самый последний момент перепугались и идти на кладбище отказались, хотя изначально были такие, которые заинтересовались делом, которое он предложил. Тем лучше, меньше будет проблем. Правильно сказал Лысенко: девчонки только создают лишние проблемы. А ему проблемы не нужны.

Дождавшись, когда часы покажут половину одиннадцатого, Вадим достал пакет с книгой из-под кровати, надел старые кроссовки и выбежал из дома. Мать уже спала, а отец ещё не пришёл, поэтому он был избавлен от кучи напутствий и наставлений, что ему нужно было сделать и чего ему делать ни в коем случае не следовало. И на том спасибо.

Вадима всегда поражала эта черта в родителях, им всегда казалось, что они всё знают лучше него: что ему одевать, с кем дружить, чем заниматься, на кого пойти учиться после школы. Он понимал, что это не только его родители такие, они такие у всех, эта дурацкая черта присуща всем родителям мира. Интересно, неужели они считают Вадима настолько никчёмным человеком, который ничего за себя решить не может и любое его решение изначально неправильное?

Он, например, считал себя вполне взрослым человеком, который мог сам за себя всё решить. Для этого ему вовсе не нужно было каждую минуту капать на мозг. Но иногда родители здорово его раздражали. Вот это вечное «мне лучше знать, я уже жизнь прожила» или «ну что ты можешь об этом знать?» или ещё лучше «послушай меня, я тебе плохого не посоветую». Вадиму так хотелось иногда закричать «да отстаньте вы от меня со своими советами, я же не могу прожить вашу жизнь, у меня она своя, и ошибки у меня будут свои, мне не нужны ничьи советы, а если мне всё же понадобится совет, я сам подойду и спрошу его». Он так не говорил, потому что ему не хотелось огорчать родителей, но выносить их давление было ему уже невмоготу. Как-нибудь он может не выдержать и сорваться.

Вадим вспомнил, как однажды мама с папой не на шутку поругались из-за разногласий в том, куда отдать Вадима. Мама хотела его отдать в музыкальную школу, потому что увидела в нём талант, да и Алексей Петрович, их сосед, к которому Вадим часто ходил в гости, ей советовал, говоря, что в нём пропадает талантище, а папа хотел, чтобы Вадим занимался спортом. Он с пеной у рта доказывал маме, что негоже, чтобы мальчишка «бренчал на пианино как девчонка какая-то» и постепенно превращался в слюнтяя. Парень, по его мнению, должен заниматься спортом, чтобы быть сильным, настоящим мужиком.

Самое ужасное во всём этом споре было то, что никто из них, ни мама, ни папа, даже не догадались спросить у Вадима, чего хочет он. Им было всё равно на его мнение. Они схлестнулись, отстаивая какие-то свои мечты и представления о правильности, но до желаний Вадима им не было никакого дела.

На улице было прохладно. После жаркого дня эта прохлада чувствовалась особенно. Надо было одеться потеплее, но возвращаться Вадим не хотел. Не дай бог разбудит мать, тогда наставлений точно не избежать. Нет, придется идти так. Вадим невольно поёжился и поспешил в сторону кладбища.

Подходя к воротам, Вадим прищурился. Рядом с воротами стояла и пританцовывала… да, это точно была какая-то девчонка, на ней была короткая юбка. Значит, всё-таки кто-то из них припёрся. Это плохо, но ничего уже не поделаешь. Ладно, одна девчонка погоды не испортит. В конце концов, если начнет сильно истерить, просто отправят её домой, и дело с концом. Вадим подошел ближе и узнал Маринку Соловьёву. Вот уж кого-кого, а её он вообще не ожидал здесь увидеть. Она откровенно насмехалась над их делом, поэтому увидеть её здесь для Вадима было настоящим сюрпризом.

– Привет, Вадим! – сказала Марина, искренне обрадовавшись появлению Копытова. – Наконец-то хоть кто-то пришёл. Я уже тут полчаса стою. Замёрзла как цуцык. И главное – нет никого.