Текст книги "Я иду тебя искать"

– А померить можно? – спросила Клава.

– Конечно, можно, – засуетился продавец. – Проходите. У вас, наверное, троечка?

Клава зашла за ширму и, сняв с себя блузку, расстегнула свой старый заношенный бюстгальтер. Положив его на стул и надев на себя новый, Клава с грустью отметила, как жалко выглядит её старый по сравнению с новым.

Пред тем, как надеть на себя новый бюстгальтер, Клава посмотрела на криво наклеенный ценник и вздохнула. Стоил он недёшево.

– Ну как вам? – спросил мужчина и сунул за ширму зеркало. – Вот вам зеркало, посмотрите на себя.

Клава взяла в руки протянутое зеркало и, вытянув его перед собой, внимательно посмотрела на своё отражение. Ей грудь выглядела такой соблазнительной. Нет, она и без белья выглядела соблазнительно, но, упакованная в красивую упаковку, она как будто обещала что-то умопомрачительное. Все сомнения пропали сами собой.

– А трусики к нему в комплект есть? – с энтузиазмом спросила она.

– Конечно, есть. И обычные есть, и стринги. Вот, посмотрите, – и мужчина сунул за ширму двое трусиков.

Клава взяла в руки трусики. Какие же они красивые. У неё аж дух захватило. Обычные она сразу отложила, а стринги так и манили её. Клава, взглянув на ценник, отметила, что стоили эти три верёвочки почти так же, как и бюстгальтер, но как же соблазнительно она будет в них выглядеть. Они же почти ничего не скрывают.

– Можете их сверху на свои примерить, – предложил продавец.

В это время к палатке подошла какая-то старшеклассница. Она взяла в руки босоножки оранжевого цвета и повертела их в руках. Продавец тут же подскочил к ней.

– Девушка, это отличные босоножки. Очень качественные. Им сносу не будет. И цвет такой универсальный. Он под любую одежду подойдёт, кроме, разве что, голубой, – тараторил продавец.

«С каких это пор оранжевый стал универсальным цветом? – подумала про себя Клава. – Вот балабол».

– Ой, – сказала девушка. – А у меня почти вся одежда голубого цвета.

– Так это ничего страшного, – нашёлся продавец. – Вы знаете, сейчас в моде стиль «светофор». Вы такая молодая и красивая. Будете выглядеть сногсшибательно. Примерьте.

Девушка нерешительно примерила босоножки. Продавец поспросил у Клавы зеркало и поднес его девушке:

– Посмотрите, как они на вас сидят. Вы в них просто богиня. Берите. Больше вы нигде таких не найдёте.

Девушка расплатилась за босоножки и отошла от палатки.

Клава, примерив на себя стринги, вышла наконец из-за ширмы.

– Ну что? – спросил продавец.

– Беру, – сказала Клава. – Бюстгальтер и стринги.

– Абсолютно правильное решение, – весело сказал продавец. – Я уверен, что на вас это бельё будет смотреться сногсшибательно. Жаль, что я этого не увижу, – продавец подмигнул Клаве.

Клава улыбнулась, расплатилась за покупки и пошла дальше бродить вдоль рядов.

Ничего покупать она больше не собиралась, так как потратила почти все деньги, но на рынок ходят не только для того, чтобы что-то купить. Можно просто походить поглазеть. А еще рынок служил своеобразным местом встреч для местного населения. В один день здесь можно было встретить всех своих знакомых, поболтать со всеми, узнать последние новости. Каждый житель считал своим долгом в субботу обязательно сходить на рынок, иначе день казался прожитым зря.

Пробираясь между рядами, Клава заметила мелькнувшую рыжую шевелюру.

– Ленка, – крикнула Клава.

Лена обернулась:

– Клавка, и ты тут? – весело сказала Лена и, заметив у Клавы в руке пакет, спросила: – Чего прикупила?

– Да новым бельём решила себя побаловать, – сказала довольная Клава.

– А, понятно. Гуляй, рванина?

Клава засмеялась.

– Клав, ты, значит, всё-таки решила изменить Борьке своему? – подмигнула Лена Клаве.

Клава поправила причёску на голове:

– Лен, это разговор не для посторонних ушей.

– Может, тогда на чай ко мне заглянешь? Заодно и бельишком новым похвастаешься.

– Пойдём, Ленка, я тебе такое расскажу, – сказала Клава.

– Заинтриговала, – сказала Лена, подхватывая Клаву под руку и уводя с шумного рынка.

– Белые розы, белые розы, беззащитны шипы, – орало из динамиков ларька, где продавали кассеты.

– Что с вами сделал снег и морозы, лёд витрин голубых? – подпевала Клава.

Лена обняла её и потащила к себе домой.

Открыв ключом дверь, Лена шумно со смехом ворвалась домой. Клава, быстро скинув туфли, пританцовывая, побежала в ванную примерять обновку.

Лена прошла на кухню и поставила чайник, из тумбочки достала варенье, конфеты и чашки.

Через минуту Клава открыла дверь ванной и продефилировала на кухню в новом белье.

– Ё-моё! – Лена открыла рот, увидев Клаву. – Клавка, да ты настоящая королева.

Клава покрутилась, демонстрируя свою попу, едва прикрытую стрингами.

– Секси-шмекси, – заключила Лена. – Где ты такую красоту-то купила, Клавка?

– Мужчина какой-то продавал. У него там все белье такое красивое. Я сама удивилась. Первый раз на нашем рынке что-то стоящее продают, – сказала Клава.

– Я себе тоже такое хочу, – из уст Лены это звучало как наивысшая похвала, потому что в их дружеской паре модный тон обычно задавала именно Лена, а Клава завидовала её очередным удачным модным находкам. Как Ленка умудрялась успевать следовать всем последним веяниям моды, для Клавы оставалось загадкой. Сама Клава на это обычно не находила ни времени, ни денег. Но Ленка, даже не тратя много денег, всегда выглядела сногсшибательно. У нее как-то ловко получалось комбинировать наряды, всего из трех вещей она могла комбинировать бесконечное количество разных нарядов: тут шарфик завяжет, там брошку приколет – и наряд уже смотрится совершенно по-другому. Клава так не умела. Как бы она ни пыталась, у неё всегда получалось не то. – Только боюсь, Клавка, что бельё твое долго не проживёт.

– Это ещё почему? – спросила Клава.

– Да потому что Андрей порвёт его на тебе, – весело сказала Лена.

– Ленка, не порвёт. Я его для Борьки купила, – огорошила Лену Клава.

– Как для Борьки? А Андрей как же? – недоумевающе спросила Лена.

– А Андрей – всё. Отцвели уж давно хризантемы в саду, – запела Клава.

Лена засмеялась:

– Что-то быстро у тебя с ним – всё.

– Я с ним переспала вчера, мне не понравилось. Чего ещё с ним валандаться?

– Ну ты даёшь, Клавка, – задорно сказала Лена. – Я-то думала, ты приличная женщина, а ты… – Лена захохотала.

На плите засвистел чайник.

– Я сейчас оденусь, – сказала Клава и убежала в ванную.

– Клав, так ты теперь за Борьку решила взяться? – крикнула Лена.

– Да, Лен, – отозвалась из ванной Клава. – У нас с ним вчера такой секс был, какой тебе, наверное, даже во сне не снился.

– Клавка, чай готов, – крикнула Лена.

Клава вышла из ванной и уселась за стол.

– Лен, у меня дома какие-то странные вещи происходят в последние дни, – сказала Клава.

– Что за вещи? – напряглась Лена.

– Лен, скажи, ты после вина, которое мы с тобой пили, как себя чувствовала? – спросила Клава.

Лена задумалась:

– Ну… голова немного болела, а так… нормально.

– А вот у меня какие-то видения были, – тихо сказала Клава.

– Что ещё за видения?

– Мне какой-то мальчик мерещился. Как будто звал меня играть в прятки. А потом пропал.

– Куда пропал, Клав? – спросила Лена.

– Как будто в окно спрыгнул, Лен. Но ты же знаешь, что это невозможно, я ведь на пятом этаже живу. Я ещё потом проверила, в окно выглянула. А там пусто.

– Да, Клавка, здорово тебя винцо-то моё взяло, – засмеялась Лена.

– Лен, мне вот совсем не до смеха, – с грустью сказала Клава. – А еще около моего окна какая-то птица пролетала… странная такая… взгляд прям совсем человеческий… умный такой, цепкий, как будто в самую душу заглядывает.

– Что за птица? – поинтересовалась Ленка.

– Не знаю, – Клава подала плечами. – На ворону немного похожа, тоже черная, но это не ворона. Эта птица такая огромная была, просто невероятных размеров. Я таких ни разу не видела.

– Да, дела, – сказала Лена. – Ну по птицам я тебе не советчик. Слушай, а помнишь, я тебе рассказывала, что на нашем кладбище могилу разрыли?

– Помню, – сказала Клава.

– Так ты только представь, Клавка: мне один человек, очень надежный, рассказал, что оказывается могила-то была пустая, – победоносно заявила Лена.

– Как пустая? – не поняла Клава.

– А вот так вот пустая. Не было там покойника-то.

– А… куда же он…?

– А вот об этом, Клавка, история умалчивает. Но скорее всего его для того и выкапывали, чтобы забрать для каких-нибудь экспериментов.

– Вот изверги. Ничего святого нет, – возмутилась Клава. – Человек своё последнее пристанище нашёл, а они его… И что ж теперь будет-то, Лен? Искать-то его будут?

– Кого? – не поняла Лена.

– Да Генку-то.

– А, ты про покойника. Да навряд ли. Он же мёртвый. Кому надо покойника искать? Сама посуди, Клавка, сейчас живых-то найти не могут, каждый день столько народу по всей России пропадает, а ты про покойника спрашиваешь…

– Так он же ведь тоже человек… был, – сказала Клава.

– Вот именно, Клавка, что был.

– Ой, Ленка, жить-то на свете страшно как. Вот помрёшь завтра, а тебя потом из могилы кто-нибудь выкопает и на какой-нибудь эксперимент пустит, – Клава поёжилась и обхватила себя руками. В квартире у Лены заметно похолодало.

***

Мать с работы пока ещё не пришла. Отец тоже где-то пропадал. Вадим лежал на своей кровати и читал «Некрономикон». В последнее время эта книга захватывала его всё больше и больше. Если сначала он доставал её из-под кровати раз в день, чтобы полистать, то теперь он читал книгу по нескольку раз в день.

Хоть Вадим и согласился с ребятами, которые утверждали, что всё, что произошло с ними на кладбище, – это всего лишь плод их воспалённого воображения, но сам-то он понимал, что ничего ему не почудилось и не привиделось. Вадим никогда не отличался особой впечатлительностью и если что-то видел, то, значит, видел на самом деле. Никакие видения его никогда не посещали, если не считать того случая в старой церкви, когда он нашел эту книгу.

Просто сейчас его мозг, который до сих пор работал исходя из стандартного мироустройства, в котором мёртвое тело никаким образом не могло снова начать жить, не мог переварить поступившую информацию, противоречащую всем его представлениям о реальности. И именно поэтому он пока принял общую версию о том, что им всё показалось. Раз им так легче, пусть так и будет. Он не вправе лишать кого-то веры в незыблемость законов мироустройства.

У Вадима, надышавшегося пылью старой книги, запершило в горле. Надо сходить на кухню попить воды. Вадим отложил книгу в сторону и прикрыл ее уголком одеяла. Хоть дома никого и нет, надо быть бдительным.

Вадим соскочил на пол и… тут же, вскрикнув, запрыгнул обратно на кровать. Сердце заколотилось как бешеное.

Пол в комнате Вадима стал как будто прозрачным, словно пока он сидел на кровати и читал книгу, кто-то незаметно снял его старый пол и заменил его на стеклянный.

Вадим закрыл глаза. Потом медленно открыл их и посмотрел на стены. Затем, словно боясь увидеть то, что он только что увидел, Вадим опустил глаза на пол. Нет, ему не показалось. Пол на самом деле стал прозрачным. Сквозь пол Вадим отчётливо видел комнату своих соседей. Там жили старички Людмила Павловна и её муж Алексей Петрович. Это были очень культурные, вежливые, всегда обходительные люди. Они всегда везде ходили вместе и производили впечатление хоть и старых, но счастливых людей.

Встретив кого-нибудь из них на улице или в подъезде, Вадим всегда с улыбкой здоровался. Алексей Петрович всегда только улыбался, а вот Людмила Павловна любила постоять порасспрашивать о том о сём. Её вопросы никогда не выходили за рамки приличия, она всегда была очень тактична. Вадим даже представить не мог, чтобы она кого-нибудь обсуждала и уж тем белее осуждала.

Когда Вадим был маленьким, его мать часто просила Людмилу Павловну забрать его со школы, когда сама не могла этого сделать. Людмила Павловна ни разу не отказала. Даже когда она себя плохо чувствовала, она всё равно выходила из дома и шла за Вадимом в школу. Забрав его из школы, она приводила его к себе домой и кормила настоящим обедом, состоящим всегда из трёх блюд. Причём на третье был не компот, а какой-то очень вкусный чай, который Людмила Павловна заваривала из трав, которые сама собирала где-то в лесах. Готовила Людмила Павловна очень вкусно, и для Вадима было настоящим праздником бывать у неё дома. После обеда старички угощали Вадима конфетами, которые всегда стояли у них в вазочке на кухонном столе. А потом иногда Алексей Петрович учил Вадима играть на фортепиано, которое стояло у них в зале. Это, по всей видимости, был какой-то очень старинный инструмент, во всяком случае, прикасаясь к нему, Вадим всегда чувствовал благоговение. Он интуитивно понимал, что это не просто фортепиано, что у него есть какая-то своя история, за что он заслуживает уважения.

Сначала Вадим выучил «Собачий вальс», а потом Алексей Петрович стал учить его уже более сложным мелодиям. Вадиму очень нравились эти импровизированные уроки. Ему нравилось осознание того, что под его пальцами буквально из ничего, рождается музыка. Он старался во время этих уроков впитать в себя по максимуму, неосознанно понимая, как ему повезло с учителем. А кто ещё из его знакомых и одноклассников мог похвастаться умением играть хоть на каком-нибудь музыкальном инструменте?

А уж как гордилась мама! Её сын сам играет на фортепиано. Да разве она себе даже вообразить такое могла? Однажды Алексей Петрович позвал Клаву в гости, чтобы она послушала, как играет её сын. Клавдия, до той поры ни разу не слышавшая его игры, потому что у них фортепиано дома не было, и рассчитывавшая услышать какую-нибудь незамысловатую детскую мелодию, сидела, открыв рот и не дыша. В конце у неё из глаз покатились слёзы, что было высшей похвалой как для Вадима, так и для Алексея Петровича. Уже потом, дома, Вадим объяснил матери, что играл он произведение Бетховена, которое называется «К Элизе». Для Клавы любая музыка казалась чем-то почти волшебным, а уж в исполнении её собственного сына это было самое настоящее чудо.

Алексей Петрович был, с точки зрения Вадима, идеальным учителем. Он объяснял всё доходчиво, простым нескучным языком. Он никогда не нервничал, если Вадим не мог с первого раза сыграть то, что он показывал. Он мог объяснять сколько угодно раз, для него было важно получить результат. Но самое главное – во время этих уроков у Алексея Петровича горели глаза. Он мог часами рассказывать о тех мелодиях, которым учил Вадима, о композиторах, которые их написали. И рассказывал он так интересно, что Вадим часто забывал о времени.

То, что увидел Вадим сейчас сквозь стеклянный пол, не поддавалось никакому объяснению. Честно говоря, Вадим с большей готовностью поверил бы в то, что Людмила Павловна и Алексей Петрович записались в секту сатанистов и, присягнув самому дьяволу, совершают чёрные обряды.

Прямо под Вадимом разворачивалась сцена, мерзее которой Вадим и представить себе не мог.

Это ад, Вадим. Добро пожаловать в преисподнюю!

Алексей Петрович стоял на четвереньках на кровати. Людмила же Павловна, облаченная в черный облегающий кожаный костюм, изо всех сил лупила его плёткой. Вадим не слышал звуков, но по ритмично раскрывающемуся рту Алексея Петровича понимал, что тот издаёт какие-то непристойные звуки.

На шее Алексея Петровича Вадим заметил чёрный кожаный ошейник с шипами, поводок от которого держала в левой руке Людмила Павловна. Вадим с ужасом увидел, как, нагнувшись над Алексеем Петровичем, Людмила Павловна, перекинула конец поводка через его шею и, перекрестив оба конца, начала его душить.

Вадим лёг на живот и уткнулся в подушку. «Господи, лучше бы я этого не видел», – подумал он. Сколько он так пролежал, он сказать не мог. Чувство времени будто покинуло его. Вадим лежал и вспоминал. Вот только все его детские трогательные воспоминания как будто покрылись теперь противной зелёной слизью. И Вадим понимал, что от слизи этой теперь уже не избавиться.

Поднявшись наконец с подушки, Вадим взглянул на пол. Он был таким, каким был всегда. Вадим осторожно опустил ноги на пол. Ничего не изменилось. Он осторожно встал, сделал шаг, опасаясь, что пол вдруг снова станет стеклянным. Но пол оставался абсолютно обычным. Вадим с облегчением выдохнул и пошёл на кухню за водой.

***

Вадим сидел за кухонным столом и пил чай с булочкой. Он торопился, потому что сегодня первым уроком должна быть контрольная по алгебре и на неё опаздывать никак нельзя.

Клавдия зашла на кухню и присела за стол напротив сына.

– Вадик, доброе утро! – сказала она, постаравшись придать своему голосу бодрости. – Как у тебя дела в школе?

– Да всё нормально, мам, – сказала Вадим.

– Ой, сынок, у нас тут в посёлке такие дела творятся. Страшно, – вздохнула Клавдия.

– Что за дела-то, мам? – нетерпеливо спросил Вадим.

– Помнишь, я тебе рассказывала, что у нас на кладбище могилу раскопали?

Вадим кивнул.

– Так вот, Лена мне вчера сказала, что труп из могилы пропал.

Вадим поперхнулся чаем и закашлялся. Половина кружки расплескалась на стол. Вадим побледнел.

Это ад, Вадим. Добро пожаловать в преисподнюю!

– Как пропал-то, мам? Куда же он… ушёл-то? – спросил Вадим.

Клава засмеялась:

– Вадим, уйти-то он точно не ушёл. Покойник же. Скорее всего могилу выкапывали, чтобы труп забрать для каких-нибудь экспериментов.

Вадим отставил кружку в сторону и выскочил из-за стола.

– Мам, я на контрольную опаздываю.

– Ладно, сынок. До вечера.

Схватив рюкзак и быстро сунув ноги в кроссовки, Вадим выскочил из дома. То, что сказала ему сейчас мама, не поддавалось никакому объяснению. Могилу-то раскапывал он, поэтому он прекрасно знал, что никакого трупа он оттуда не доставал. Труп так и остался лежать в гробу. Но тогда где же он сейчас? Куда он делся? От промелькнувшей в его голове догадки Вадим почувствовал неприятное покалывание на поверхности головы. Новость, которую он только что узнал, не предвещала ничего хорошего.

Добравшись до школы, Вадим еле дождался конца урока. Его мысли были далеки от контрольной работы. Он решал уравнения кое-как, только лишь для того, чтобы учительница видела, что он что-то делает, чтобы не приставала к нему с замечаниями. То, что труп пропал из могилы, могло означать только одно – эксперимент удался. Самое интересное, что Вадим знал это с самого начала, но, поддавшись страху друзей, тоже стал отрицать факт, свидетелем которого был не он один. Вот только… где же теперь труп? И не натворили ли они чего-то непоправимого, грубо вмешавшись в незыблемые законы Природы? Может, прежде, чем вытворять такие вещи, нужно было сначала взвесить все за и против, просчитать, к чему может привести этот эксперимент, а уж потом только действовать? Но когда Вадима увлекла сама мысль о том, что он может сделать то, чего еще никому никогда не удавалось, он забыл обо всем другом. Его влекло безудержное любопытство и, что уж греха таить, тщеславие. Конечно, ему хотелось почувствовать себя сильнее и могущественнее самого бога. Бог дарует жизнь и потом безвозвратно её забирает. А Вадим с помощью заклинания из магической книги мог вдохнуть жизнь в уже мёртвое тело. Разве мог он устоять перед таким соблазном?

Прозвенел звонок. Надежда Петровна собрала у всех тетради с контрольными работами. В классе началось обычное обсуждение, которое бывает после контрольных, проверочных и диктантов. Отличники и хорошисты скучковались и галдели, спрашивая друг у друга, кто как решил какое уравнение. Некоторые вздыхали и ахали, понимая, что неправильно решили какой-то пример. Другие взвизгивали и ликовали, удостоверившись в правильности своего решения.

Вадиму это было совершенно не интересно. Он подошёл к Шебакину. Рядом с ним уже сидели Кузнецов и Суворов.

– Здорово, пацаны! – сказал Вадим. – Разговор есть.

– Чё там у тебя, Копыто? – вальяжно спросил Шебакин.

Кузнецов и Суворов внимательно наблюдали за Копытовым, который выглядел взбудораженным.

– Вы знаете о том, что труп пропал?

– Какой труп? – медленно спросил Шебакин.

– Шеба, придурка из себя не строй. Сам знаешь, какой, – нервно выпалил Вадим.

– Что значит пропал? – напрягся Суворов.

– То и значит, Сусанин, – сказал Вадим.

– Я что-то не понял, Копыто, – сказал Кузнецов. – Куда он пропал-то?

– А я откуда знаю? – взвинтился Вадим, разводя руки в стороны.

– Да он гонит, попугать нас решил, – сказал Шебакин, развалившись на стуле.

– Точняк, – сказал Кузнецов.

– Дятлы, – сказал Вадим. – Я серьёзно. Моей маме подруга рассказала. Когда нашли разрытую могилу, трупа в ней не было.

Кузнецов и Шебакин переглянулись. Суворов присвистнул:

– Это что же получается?

– Шевели мозгами, Сусанин, – сказал Копытов.

– Значит, мне не показалось, что ли? – Кузнецов почесал голову. – Но это же… Так ведь не бывает.

– Бывает не бывает, Серый, а факт есть факт, – сказал Вадим.

– И чего теперь делать-то? – спросил Суворов.

– Не знаю, – сказал Вадим.

– Пацаны, не кипишуйте. То, что труп пропал, ещё не значит, что он… Может, его просто кто-то забрал, – предположил Шебакин.

– Шеба, не говори ерунду. Кто его стал бы забирать? – сказал Копытов.

– А у вас прям сразу одна версия. Да мало ли что там могло произойти, – продолжал настаивать Шебакин.

– А я книжку читал. «Кладбище домашних животных называется». Так там вот тоже… трупы оживали, – сказал Суворов.

– Так то книжка, – сказал Кузнецов. – А тут на самом деле.

– Ну вы даёте, – сказал Шебакин. – Вы что, на самом деле верите, что труп встал и свалил из могилы?

– А куда он ещё мог деться, по-твоему? – спросил Копытов.

– Да там всё, что угодно могло произойти, – сказал Шебакин. – Нас там не было. Ты же, Копыто, не видел, как труп из могилы выбрался.

– Зато я своими собственными глазами видел, как он сел в гробу, – сказал Копытов.

Шебакин, Суворов и Кузнецов замолчали. Они прекрасно понимали, что Копытов прав.

После уроков Вадим пошёл домой. Настроения не было. Вадим думал, что рассказав друзьям новость, которую узнал от матери, он скинет с себя груз, что ему станет легче. Думал, что вместе они придумают, что им делать. Но вышло всё совсем не так, как он планировал. Вадим видел, в какое недоумение он поверг своих товарищей. Они не только не знали, что делать, они отказывались верить в произошедшее. Вадим, не нашедший поддержки от друзей, совсем поник.

Подходя к подъезду, Вадим заметил стоящий грузовик. Около грузовика суетились двое мужичков. Один был маленького роста и худенький. Другой, что называется, амбал. Обойдя грузовик, мужички подошли к кузову. Амбал открыл его и запрыгнул внутрь. Он стал что-то вытаскивать из недр грузовика. Худенький стоял внизу и протягивал руки, чтобы подхватить груз. С ужасом Вадим заметил, что из грузовика показался гроб, новенький, коричневый, лакированный. Амбал начал подавать его худому мужичку. Тот не удержал, и гроб с треском вывалился на землю. Крышка отлетела в сторону.

– Ну етить-колотить, Михалыч, – взревел амбал. – У тебя руки из какого места растут? Это ж, так сказать, последнее пристанище человека, а ты его…

Михалыч весь как будто сжался, съёжился, засуетился.

– Серёга, да я чего? Это ты мне так подаёшь. Взял да скинул. Я и подхватить-то не успел, а он… того…

– Того, – передразнил его Серёга. – Понимать надо, – Серёга поднял вверх указательный палец.

Спрыгнув с грузовика, Серёга подошёл к гробу и внимательно его осмотрел. Михалыч тоже подскочил и начал вертеться вокруг.

– Вроде, ничего, – с облегчением заметил Михалыч, исподлобья поглядывая на Серёгу.

Гроб оказался цел. Только немного была поцарапана сверху крышка. Серёга похлопал гроб ладонью и начал прилаживать на место крышку.

– Михалыч, мы же должны его доставить в целости и сохранности, а то ничего нам не обломится, – Серёга заговорщицки подмигнул Михалычу.

Михалыч показал Серёге поднятую ладонь:

– Щас всё будет.

Михалыч подскочил к гробу и начал вытирать с него пыль полами своего то ли пиджака, то ли куртки. Понять, что это было когда-то, было сложно. Это что-то было настолько измусолено, затёрто, оборвано, штопано-перештопано, что грозило рассыпаться в прах прямо сию секунду. Нижняя пуговица «пиджака» висела на нитке и, когда Михалыч наклонялся, она покачивалась из стороны в сторону, как маятник.

Серёга выглядел поприличнее. Его мускулистое здоровое тело обтягивала ярко-жёлтая футболка. На ногах были хоть и растянутые на коленях, но ещё годные для носки треники. Вообще же, учитывая, что Серёга был значительно моложе Михалыча, создавалось впечатление, что пройдут десятилетия, а он всё так и будет носить эту желтую футболку, которая полиняет настолько, что будет невозможно определить её изначальный цвет, и эти треники.

В это время из подъезда вышла Людмила Павловна. Она была заплаканная и как будто высохшая. Ещё вчера Вадим видел её довольно бодрой и жизнерадостной, а сегодня как будто какая-то нечистая сила выпила из неё всю жизненную энергию, оставив самую малость, только чтобы она могла еле-еле передвигаться.

Людмила Павловна подскочила к грузчикам и засуетилась вокруг них.

– Сюда, сюда заносите, голубчики, – суетилась Людмила Павловна, указывая рукой в сторону подъезда.

Вадим молча наблюдал за сценой, которая разворачивалась на его глазах, и пока ещё не совсем понимал, что происходит. Он хотел было подойти к Людмиле Павловне и спросить, в чём дело, и уже подался в её сторону, но Людмила Павловна как-то виновато и затравленно посмотрела на него. Вадим смешался и остался стоять на месте, не в силах произнести ни слова. Людмила Павловна, направляя грузчиков, направилась в подъезд.

Вадим сел на лавочку возле подъезда и уставился на то место, где только что стоял гроб. Вадим, за исключением того случая на кладбище, никогда не видел гробов так близко. Один раз только, но это было ещё в детстве, когда они с мамой возвращались с прогулки, им навстречу попалась похоронная процессия. Мама остановилась и начала вздыхать. Вадим потянул её за руку, чтобы поскорее уйти от этого страшного зрелища. Ему невыносимо было видеть эти скорбные лица, идущие вслед за гробом, слышать эту печальную музыку, разрывающую сердце на части. Мама ещё немного постояла, глядя вслед медленно удаляющейся процессии и наконец, потянув Вадима за руку, повела его в сторону дома.

Вадим пытался избавиться от музыки, которую он услышал первый раз в жизни, но она прочно засела в его мозгу. Чтобы он ни делал, печальные ноты продолжали звучать в его голове. Он даже пытался мысленно подобрать ноты, которыми можно было бы сыграть эту музыку. Однажды, когда он в очередной раз оказался в гостях у Алексея Петровича и Людмилы Павловны, он, пока Людмила Павловна накладывала ему обед, тихо прокрался в зал, сел за фортепиано и открыл крышку. Пальцы, которые уже знали, куда им нужно нажимать, одну за другой нажимали клавиши, и Вадим с ошеломлением понял, что он слышит ту самую мелодию, которая так потрясла его тогда. Он сидел затаив дыхание. Ему казалось, что он сделал что-то неподобающее, что-то недозволенное. И сердце в его груди замирало от восторга и скорби.

Вадим не заметил, как к нему подошёл Алексей Петрович.

– Ты чего это, малец? – тихо спросил он.

И от этого голоса, в котором Вадим не услышал ни капли упрёка, а только какое-то недоумение и жалость к себе, Вадим расплакался.

Алексей Петрович подошел к Вадиму и стал неумело гладить его по голове, бесконечно повторяя:

– Ну, ну, всё…

Больше он Вадиму ничего не сказал.

Но однажды вскоре после этого Вадим сам поднял эту страшную тему. Он сидел за столом вместе с Людмилой Павловной и Алексеем Петровичем.

– Алексей Петрович, а зачем люди умирают? – вдруг спросил Вадим, смотря куда-то поверх Алексея Петровича.

– Так уж устроено, Вадик. Такова физиология человека. Мы рождаемся, живём, а потом приходит наш час, и мы уходим из этой жизни, чтобы освободить место для кого-то другого.

– Алексей Петрович, но я не хочу ни для кого освобождать место. Это место моё и только моё. Я не хочу умирать, – на глазах Вадима заблестели слёзы.

– Эх, вон как ты, – усмехнулся Алексей Петрович. – Это ты сейчас не хочешь освобождать место, потому что ты ещё слишком молодой. Тебе ещё жить и жить. У тебя впереди целая огромная жизнь. Она очень длинная, Вадик. Ты всего успеешь насмотреться. И плохого, и хорошего. А в конце пути, когда будешь таким, как я, ты устанешь, и тебе захочется отдохнуть.

Алексей Петрович с грустью посмотрел на свою жену. Как быстро промелькнула его жизнь. Он и не заметил как. Казалось, только вчера они были молодыми, ходили на свидания, на танцы, целовались, а сегодня он уже старик. Жизнь промелькнула мимо как паровоз, дав на прощание длинный гудок. Но знать это Вадиму ни к чему. Придёт время – сам всё поймёт.

– Мне не захочется отдохнуть, – в отчаянии закричал Вадим. – И я не хочу никому освобождать своё место. И не хочу, чтобы умирали мои мама и папа.

– Вадим, но ведь они не собираются пока умирать, – спокойно сказал Алексей Петрович. – Они у тебя тоже ещё молодые.

– Пока? – закричал Вадим. – Вы говорите пока? Но я хочу, чтобы они не умирали НИКОГДА. Пусть умирает кто-то другой.

Пусть кого-то другого хоронят и несут в гробу на кладбище, заколачивают гвоздями и засыпают сверху землей, а потом спокойно уходят, оставляя гнить в сырой земле.

– Вадик, это естественный процесс, и от этого никуда не денешься. Все мы когда-то умрём, – тихо сказала Людмила Павловна. – И это надо принять иначе тебе будет очень тяжело.

– Это не естественный процесс. Умирать не нормально. Смерть – это плохо, – глотая слёзы, сказал Вадим и убежал из-за стола.

– Смерть всегда ходит рядом с нами, иногда она садится с нами на один диван и сидит, тихо дыша нам в затылок. Мы это чувствуем, но не хотим сами себе в этом признаться. Она всегда рядом с нами.

Алексей Петрович на самом деле сказал эти слова или ему показалось? Вадим читал в какой-то книге, что память иногда вытворяет с людьми странные проделки. Часто бывает так, что то, что мы помним, не всегда было на самом деле. Бывают ложные воспоминания, которые мы воспринимаем как то, что случилось с нами на самом деле.

Сейчас эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Вадима.

Все мы когда-то умрём.

Нет, умирать ненормально. Смерть – это плохо.

Это естественный процесс, и от этого никуда не денешься. Все мы когда-то умрём.

То, что Людмила Павловна встречала сейчас грузчиков, которые привезли ей гроб, могло говорить только об одном. Но этого не может быть. Вадиму было даже страшно подумать об этом, но получалось, что она сама убила своего мужа. Он же сам своими собственными глазами видел вчера, как она душила Алексея Петровича. Грудь Вадима как будто что-то сдавило. Он чувствовал невыносимую тяжесть, которую хотелось сбросить с себя, но он этого сделать не мог.