Текст книги "Я иду тебя искать"

– Вы что, опять кого-то выкапывать собрались? – испуганно спросила Люська.

– Во дура, – заржал Шебакин. – Просто посидим, потрындим, водки попьем.

– Сами свою водку пейте. Мы с Наташкой не алкоголички какие-то, чтоб водку с вами распивать, – возмутилась Люська.

– Ну и дура, – сказал Кузнецов. – Водку можете не пить, если не хотите. Просто побазарим.

– Мы подумаем, – сказала Наташа.

– Думайте только побыстрее… – сказал Шебакин. – Да, и ещё, если встретите Маринку Соловьеву, её тоже позовите.

Наташа кивнула, и они с Люськой зашагали вглубь парка.

***

Во время обеденного перерыва Клаву позвала к телефону Людмила Анатольевна. Клава вскинула на неё испуганные глаза – кто бы это мог быть? Что могло случиться, если её уже на работу звонят?

Клава побежала к телефону, чтобы поскорее выяснить, что же такое случилось.

– Клавдия Ивановна, здравствуйте. Это вас из школы беспокоят. Наталья Борисовна, учительница вашего сына Вадима.

Клава напряглась. Просто так Наталья Борисовна звонить не будет, тем более на работу. Значит, случилось что-то серьёзное. Сердце ухнуло вниз, а потом заколотилось как бешеное. В висках застучало так, что Клава испугалась, что ничего не услышит в трубке.

– Что случилось? – сдавленным голосом спросила она.

– Да вы не волнуйтесь, Клавдия Ивановна. Я просто спросить у вас кое-что хотела в связи с ЧП, которое произошло у нас в поселке. Скажите, ваш сын сегодня ночью был дома?

Клава выдохнула. Даже если случилось что-то страшное, Вадим не имел к этому никакого отношения. Она сама лично видела с утра, как он мирно спит в своей постели. Слава богу, что бы ни случилось, это натворил не он. Для неё всё, что было связано с сыном, было больной темой. В детстве это был тихий скромный мальчик, но в средних классах он как будто с цепи сорвался. Нет, дома он по-прежнему был таким, как раньше, но как только оказывался за стенами дома, превращался в какого-то оторву. Вся его воспитанность и вежливость куда-то пропадали, и он превращался в хулигана. Клава со счету сбилась, сколько раз её вызывали в школу из-за его проделок. Каждый раз слушая рассказы Натальи Борисовны о том, что натворил её любимый сын, Клава открывала рот от удивления. Его проделки совсем не увязывались в её голове с образом, который она нарисовала в своей голове. Кто, как не она, мог знать ее ребенка лучше нее самой? Ей всегда казалось, что Наталья Борисовна наговаривает на него, что это сделал кто-то другой, а потом свалил всю вину на Вадима, которого всегда делают козлом отпущения. Она искренне обижалась на Наталью Борисовну за то, что она, до конца не разобравшись в ситуации, обвиняет Вадима во всех смертных грехах. Но обижалась Клава только внутри себя, Наталье Борисовне она никогда ничего не высказывала, только молча кивала и уверяла, что обязательно проведет с Вадимом профилактическую беседу. Беседы же ее заключались в том, что она подходила к Вадиму, спрашивала, что он опять натворил, Вадим говорил, что ничего, и Клава отвечала: «Я так и знала». На этом ее беседы, собственно и заканчивались, а обиды на несправедливость со стороны Натальи Борисовны продолжала расти. Когда Клава услышала по телефону, что ее Вадим может быть в чем-то замешан, она ни на минуту не сомневалась в том, что это очередной наговор, переживала она лишь за то, чтобы с ее сыном было все в порядке.

Интересно, почему Наталья Борисовна спрашивала про то, был ли Вадим ночью дома? Неужели есть такие родители, которые не в курсе, где их дети гуляют по ночам? Пятнадцать лет, по мнению Клавы, совсем не тот возраст, когда детям можно давать полную свободу и отпускать их на ночь. Судя по всему, кто-то что-то натворил и теперь идут разборки. Слава богу, что её Вадим ни при чем. Она бы умерла от разрыва сердца, если бы узнала, что её сын где-то шляется по ночам. Кстати, надо будет у него спросить, из-за чего весь сыр-бор, кто и что натворил. Наталья Борисовна почему-то не посчитала нужным объяснить это Клаве.

***

– Итак, приступим, – Андрей положил на диван шахматную доску и расставил на ней фигуры.

Клава сидела по другую сторону доски и внимательно следила за действиями Андрея.

Выходя сегодня с завода после смены, Клава сразу увидела стоящего у проходной Андрея. На нём была светло-голубая рубашка и отутюженные до стрелочек брюки. Выглядел он совсем по-другому, чем уже привыкла видеть его Клавдия.

Весь день на работе Клава замечала на себе странные взгляды. Некоторые даже шутили над ней, мол, куда это она сегодня намылилась в таком наряде. Клава отшучивалась, но внутренне ликовала: смейтесь, смейтесь, это не вас сегодня ожидает незабываемая феерическая ночь.

Войдя в квартиру Андрея, Клава как любой человек, первый раз входящий в незнакомое помещение, внимательно осмотрелась. Ничего особенного она там не заметила. Это была стандартная квартира среднестатистической семьи.

– Я гроссмейстер в этой игре, – продолжил Андрей, внимательно следя за реакцией Клавы на его слова. – И на самом деле я страшный человек, Клава. Сейчас вы убедитесь, что вам не стоило со мной связываться. Вы первая женщина из многих, которая мне по-настоящему понравилась, поэтому прежде чем закончить свою игру, я раскрою вам все секреты, а вы уж сами решите, пойдете вы до конца или нет. Я не хочу вас ни к чему принуждать. Вы должны понимать, что всё, что вы будете делать, – это добровольно. Но в любой момент вы можете развернуться и уйти. Вы совершенно свободная женщина. Вы делаете только то, что хотите сами.

Клава сидела затаив дыхание.

– Отношения с женщиной для меня – это как игра в шахматы. Когда я начинаю игру, я собран, уверен в себе и чётко знаю, чего хочу, – начал Андрей. – Главный критерий при выборе того, кто окажется по ту сторону доски, – Андрей кивнул в сторону Клавы. – Обаяние и проблески ума в глазах. Победа важна, но удовольствие от игры – стимул не меньший. Кстати, ставка в игре – желание. Оно не афишируется, как вы мне и заметили на нашем прошлом свидании, но каждый понимает, о чем идёт речь. Меня совершенно не интересует, воспринимают ли сидящие по ту сторону доски игру как игру. Её правила для всех равны, но у меня есть неоспоримое преимущество: я не впускаю игру в свою жизнь, поэтому я неуязвим. Единственный отрицательный результат – это, пожалуй, ничья. Это означает, что игра зашла в тупик и её продолжение не имеет смысла. Ничья встречается достаточно часто. Это, конечно, неприятно, но в том и заключается мастерство игрока, чтобы свести её к минимуму.

Конечно, когда я начинаю игру, я учитываю, что вокруг толкутся соперники самых разных калибров. Но на фоне их примитивных ходов моя комбинационная игра кажется практически эталонной. Так что эти питекантропы работают на меня.

Теперь о фигурах, – Андрей взял в руки пешку и повертел её в руке. – Пешки. Их я использую только в случае затяжной партии для создания позиционного преимущества. Это дежурные шутки, банальные фразы, общеизвестные цитаты и прочие клише. Это пешки, полная фигня. Теперь же о главных фигурах.

Андрей поставил пешку на своё место и взял ладью.

– Ладья один – уверенность в себе. Это важно.

Андрей поставил ладью на место и взял другую ладью.

– Ладья два – это понимание того, что это игра. Это, можно сказать, столпы защиты.

Клава смотрела на Андрея и тонула в исходящих от него флюидах. Её нравилась его спокойная уверенность в себе, твёрдые интонации его голоса. Он не слюнтяй – это понятно сразу. Он человек, который держит всё под контролем.

Бережно поставив ладью на место, Андрей взял в руку коня.

– Кони – мои любимые фигуры. Конь один – фантазия, – Андрей ласково погладил коня и взял с доски второго. – Конь два – неординарность. Собственно, эти две фигуры своими непредсказуемыми ходами могут сломать практически любую защиту.

Андрей поставил коней на доску и взял слона.

– Слон один – отсутствие комплексов. Это важно.

Андрей опустил слона и взял другого, небрежно покрутил его в руке.

– Слон два – внешность. Для некоторых игроков эта фигура очень важна. Собственно, за отсутствием крепких коней, слон два для них – единственная надежда на выигрыш. Для меня эта фигура не имеет никакого значения, так как ставку я делаю именно на коней, – Андрей многозначительно посмотрел на Клавдию и улыбнулся.

– Ферзь – это чувство юмора, – Андрей взял с доски ферзя и подул на него. – Главное, чтобы он не запылился.

Аккуратно установив ферзя на доску, Андрей поднял короля.

– А вот и король, – Андрей внимательно осмотрел короля. – Клава, вы, наверное думаете, что король – самая важная фигура, раз он король.

Клава молча кивнула.

– А вот и не угадали. Король – самая жалкая и бесполезная фигура. Это потребность в любви, – победоносно изрёк Андрей. И поднёс короля к своим глазам, как бы пытаясь его получше рассмотреть. – В начале игры я окружаю его пешками, – Андрей шмякнул коня в гущу пешек, располагающуюся на доске. – И наглухо закрываю ладьёй два.

Андрей подвинул ладью к королю.

– Первый ход в игре значит намного больше, чем в шахматах. От него может зависеть вся партия. Поэтому моё главное правило – никогда не начинать игру с пешки. Только ход конём. Это рискованно, но, на мой взгляд необходимо. Соперница сразу должна понять, что я не жалкий разрядник, я – гроссмейстер.

Клавдия незаметно подняла подол платья повыше, чтобы Андрей смог получше рассмотреть выгодную, с её точки зрения, линию её бедра. Андрей снова расставил все фигуры по своим местам.

– Обычно партия выглядит так. Мои кони в несколько ходов переходят на вражескую половину и сметают пешки.

Андрей несколькими движениями вывел коней на противоположную сторону доски. Резким движением руки он сбросил пешки, стоящие на стороне Клавы, на пол.

Клава незаметным движением поправила декольте так, чтобы оно ещё больше открыло её напряжённую грудь.

– Слоны выдвигаются и угрожают королю.

Андрей поднял слона и резким движением опустил его рядом с королём. Доска пошатнулась. Клава поправила доску одной рукой, другая в это время как бы невзначай оказалась на бедре Андрея.

– В это время ферзь проводит рейд по тылам, – Андрей провёл ферзём вдоль пешек. – Шах. Женщина соглашается прийти ко мне домой.

Андрей пристально смотрел Клаве прямо в глаза.

– Мат, – медленно произнёс Андрей. – Женщина убирает доску и фигуры.

Клава внимательно смотрела в глаза Андрея. С последними словами она, не отрывая от него взгляда, медленным движением руки смахнула фигуры с доски, потом сбросила доску.

– Встаёт, – продолжил Андрей. – Поворачивается задом и облокачивается на диван.

Когда Клава натягивала на себя спущенное бельё, Андрей подошёл и погладил её по попе.

– Всё предсказуемо, – с грустью в голосе сказал он. – Всё, как всегда предсказуемо. Никогда. Ничего. Нового, – безжалостно чеканил он слова. – Я трахаю её. В знак благодарности глажу по попе и, не оборачиваясь, иду к следующей доске. Иногда в этот момент на меня накатывает чувство одиночества и опустошённости. Хочется просто развернуться и уйти, но в душе я понимаю, что никогда не сделаю этого. Я не впускал игру в свою жизнь. Игра стала моей жизнью.

Клава вышла в коридор, сунула ноги в туфли и быстро, не оборачиваясь, выскочила за дверь.

***

Шебакин, Кузнецов, Копытов и Суворов сидели на ступеньках церкви. Точнее, это уже были даже не ступеньки, а то, что от них осталось. Алиса стояла около крыльца.

– Пацаны, а из вас кто-нибудь в лагере хоть раз был? – спросил Копытов.

Шебакин посмотрел на Кузнецов и Суворова. Они покачали головами.

– Не-а – сказал Шебакин.

– А я был один раз. Давно, – сказал Копытов.

– И чего там интересного? – спросил Суворов.

– А мы там с пацанами по ночам страшилки друг другу рассказывали, а потом уснуть до утра не могли, – хохотнул Копытов.

– А что за страшилки? – тихо спросила Алиса.

– Хотите, расскажу? – с энтузиазмом спросил Копытов.

– Хотим, – сказала Алиса и уселась на ступеньку рядом с Суворовым.

– Ну, слушайте, – начал Копытов. – История про гроб на колёсиках.

– Про гроб на колёсиках? – заржал Шебакин. – Ой, я не могу…

– Не ржи, Шеба. Сейчас тебе будет не до смеха, – приструнил его Копытов.

– Ну давай уже рассказывай, – поторопила Алиса и уселась поудобнее, обхватив руками колени и положив на них голову.

– Ну так вот, – начал Копытов. – В одном городе жила девочка.

В это время к ним подошли Наташа и Люська.

– Что делаете? – спросила Наташа.

– Страшилки рассказываем, – сказал Копытов. – Садись и слушай. Ну так вот, девочку эту звали Люська.

– А чего это сразу я? – возмутилась Люська.

– Люська, не возмущайся, это чистое совпадение, – сказал Копытов. – Однажды Люська осталась в квартире одна. И вдруг по радио передают: «Люська, Люська, выключи радио. С кладбища выехал гроб на колёсиках. Он ищет твою улицу». Люська не послушалась и не выключила радио. Через несколько минут радио снова передает: «Люська, Люська, выключи радио. Гроб на колёсиках нашёл твою улицу, он уже ищет твой дом». Люська опять не послушалась. Через несколько минут радио снова передаёт: «Люська, Люська, выключи радио. Гроб на колесиках нашёл твой дом, он ищет твой подъезд». Люська не выключила радио. Через минуту радио снова передает: «Люська, Люська, выключи радио. Гроб на колёсиках уже нашел твой подъезд, он едет по твоей лестнице». Люська опять не послушалась и не выключила радио. Через минуту радио снова: «Люська, Люська, гроб на колёсиках уже въезжает в твою квартиру». Дверь открылась. В неё въехал гроб на колесиках. Он прибил Люську, подвесил её к потолку и поставил под неё таз, чтобы кровь стекала. Когда вечером пришла с работы её мама, она нашла у Люськи во рту чёрное колёсико.

Копытов оглядел собравшихся вокруг, наблюдая за тем, какую реакцию вызвала его страшилка.

Шебакин повернулся к Люське Серафимовой:

– Короче, хана тебе, Люсинда, – сказал Шебакин и заржал.

– Не смешно, – обиделась Люська.

– А ещё какую-нибудь знаешь, Вадим? – спросила Алиса.

– Только не про меня, – быстро предупредила Люська.

– Ладно, Люська, не про тебя так не про тебя, – согласился Вадим. – Тогда про зелёные глаза. У одной девочки… Кстати, девочку эту звали Алиса.

– Вадим! – возмутилась Алиса. – Ты же обещал.

– Стоп, – Вадим поднял палец вверх. – Я обещал не рассказывать про Люську. Так вот, у Алисы умерла бабушка, а перед смертью она попросила ни в коем случае не включать зелёную пластинку. Алиса не послушалась и включила пластинку. Пластинка запела: «Бегут, бегут по стенке зелёные глаза. Сейчас девочку задушат, да, да, да». В это время раздается звонок в дверь, а на пороге стоит мама Алисы без одной руки. На следующий день Алиса опять включила зелёную пластинку и снова услышала: «Бегут, бегут по стенке зелёные глаза. Сейчас девочку задушат, да, да, да». Раздается звонок в дверь, а на пороге стоит мама Алисы без обеих рук. На следующий день Алиса снова включила зелёную пластинку. Пластинка запела: «Бегут, бегут по стенке зелёные глаза. Сейчас девочку задушат, да, да, да». Раздался звонок в дверь. Алиса открыла, а там её мама без двух рук и одной ноги. На следующий день Алиса опять включила зелёную пластинку. Пластинка запела: «Бегут, бегут по стенке зелёные глаза. Сейчас девочку задушат, да, да, да». Раздался звонок в дверь. Алиса открыла дверь, а там её мама без рук и без ног. Мама вошла в дом, – Вадим зловеще оглядел слушателей. – И убила Алису.

– Интересно, Копыто, а как же она её убила, если у неё ни рук, ни ног не осталось? – поинтересовался Кузнецов.

– Загрызла, – нашёлся Копытов.

– И Алиске хана, – резюмировал Шебакин.

– Н-да, – сказал Суворов. – У нас только Натаха в живых осталась.

– Давайте и её тоже… – Шебакин провел ладонью под подбородком.

– Да ну вас, дураки, – сказала Наташа.

– А чего ты возмущаешься, Наташка? – сказала Люська. – Про нас, значит, можно всякие истории придумывать, а про тебя нет?

– Давай про Наташку, Копыто, – предложил Шебакин.

– Слушайте, – сказал Копытов. – Жила-была одна семья: папа, мама, мальчик и девочка Наташа. Эта Наташа очень любила красный бантик, поэтому всегда просила маму, чтобы она ей его завязывала на голове. Однажды мама послала Наташу в магазин купить котлет на ужин. Ждут-ждут Наташу, а её все нет и нет. Тогда папа отправил в магазин за котлетами мальчика, потому что все уже проголодались. Мальчик сходил в магазин и купил котлеты. Мама пожарила их, и все сели есть. А Наташи всё нет. И вдруг папа откусывает котлету, а там… красный бантик.

– Ну всё, кобздец Наташке, – заключил Шебакин.

– Давайте выпьем, помянем, – сказал Кузнецов, доставая бутылку из-за крыльца.

– Идиот, – сказала Наташа.

– Ладно, просто выпьем, – согласился Кузнецов, открывая бутылку. – Ну что, кто первый?

Шебакин взял бутылку из рук Кузнецова, понюхал её содержимое и сделал глоток. Закашлявшись, он передал бутылку Кузнецову. Кузнецов отпил и передал бутылку Копытову.

– Ништяк, – сказал Копытов, довольно крякнув.

Самым последним выпил Суворов. Его лицо тут же покраснело, и он бросился в ближайшие кусты.

– Слабак, – презрительно сказал Шебакин. – Девки, а вы-то будете?

Шебакин поднял бутылку со ступенек и протянул её в сторону Наташи.

– Я – нет, – быстро сказала Алиса.

– Мы с Люськой по чуть-чуть, – робко сказала Наташа, вопросительно посмотрев на Люську. Люська молча кивнула.

Наташа взяла бутылку, глубоко вдохнула, зажала нос рукой и медленно поднесла бутылку ко рту. Сделав глоток, Наташа напряглась, из глаз у неё потекли слёзы, но она стойко делала вид, что у неё всё в порядке. Передав бутылку Люське, Наташа закашлялась. Люська отошла в сторону, отвернулась ото всех и, сделав глоток, поставила бутылку на землю.

– Мальчик на кухне варил холодец,

По полу ползал безногий отец, – продекламировал Шебакин.

– Фууу, – сказала Наташа и скривила лицо от отвращения.

– Страшилки продолжаются? – спросил Кузнецов, закидывая ногу на ногу.

– Ага, – сказала Люська. – Давайте теперь всех пацанов убьём.

– Если ты нас убьёшь, Люська, кто ж тогда истории рассказывать будет? – спросил Копытов.

– Истории у вас все дурацкие. Никому такие не нужны, – сказала Люська.

– Сама ты дурацкая, Люська, – сказал Копытов.

Шебакин, Кузнецов и Копытов по очереди прикладывались к бутылке.

– Люська, – сказал Шебакин заплетающимся языком. – Дай сиськи потрогать.

– Свои потрогай, – огрызнулась Люська, на всякий случай подальше отходя от Шебакина.

– Ну вот, скукотища, – грустно сказал Шебакин. – Даже сиськи потрогать не дают. А я думал, мы тут…

– Чего ты там думал, Шебакин? – спросила Наташа.

– Я думал, потрахаемся, – сказал Шебакин.

– Шебакин, у тебя на уме только одно – потрахаться, – возмутилась Наташа.

– А у тебя что, Наташка? – спросил Шебакин.

– Ну уж точно не это, – сказала обиженная Наташа.

Наташа и Люська чувствовали, как их клонит в сон. Глаза закрывались, ноги не хотели слушаться. Парни тоже клевали носами. Наташа с Люськой сели на ступеньки между Копытовым и Шебакиным. Наташа положила голову на плечо Копытову, и глаза её тут же закрылись.

Алиса подошла к Суворову:

– Дим, может, проводишь меня домой, а?

– Пошли, – сказал Суворов, обводя взглядом всю честную компанию.

Ближе к утру, когда уже начало рассветать, Наташа проснулась и осмотрелась. Кузнецов, Шебакин и Люська лежали на ступеньках в самых немыслимых позах и храпели. Наташа заметила, что на её груди лежит рука Копытова. Она осторожно убрала её в сторону и нежно поцеловала Копытова в губы. Копытов замычал во сне и снова положил руку на прежнее место. На этот раз Наташа руку убирать не стала.

***

Борис готовил на кухне солянку. Был уже двенадцатый час, а жены всё не было. Неужели на работе задержали? Да нет, не могли так надолго. А может, к Ленке поперлась опять сплетни собирать? У Бориса на сегодняшний вечер были такие грандиозные планы. Он сходил в парикмахерскую, постригся. Потом съездил в деревню к родителям за соленьями и овощами из подвала. Он решил сделать Клавдии сюрприз, чтобы она была настроена к нему благосклонно. А её вот нет.

Помешивая солянку, Борис услышал, как в замке поворачивается ключ. «Слава богу», – подумал Борис.

Клава вошла, сбросила туфли, которые разлетелись в разные стороны. Борис с недоумением посмотрел на неё. Клава терпеть не могла, когда в прихожей валяется обувь. Она постоянно ругала и Бориса, и Вадима за то, что те разбрасывают обувь. Сама же Клава, возвращаясь домой, всегда аккуратно ставила свои туфли.

Швырнув сумку на трельяж, Клава молча прошла в туалет. Оттуда она выскочила вся в слезах и побежала в ванную.

– Клав, ты чего? – спросил расстроенный Борис. – Из-за унитаза, что ли, расстроилась? Да не переживай ты так. Я что-нибудь придумаю. Я вон тебе солянку приготовил. Есть будешь?

Клава повернулась к Борису и злобно закричала:

– Да уйди ты от меня со своей солянкой, и со своим унитазом тоже!

И, швырнув какой-то флакон в раковину, Клавдия убежала в спальню. Флакон повертелся в раковине, звонко гремя, и успокоился.

Борис опустил руку, в которой держал ложку, и сел на табурет возле кухонного стола.

Борис прекрасно понимал, что если Клава пришла домой в таком состоянии, то обо всех его планах можно забыть. Он вздохнул, достал из шкафа тарелку и положил себе солянки. Не пропадать же продуктам.

Клава зашла в спальню, стащила с себя платье и бросилась в постель. Такой униженной, как сегодня, она не чувствовала себя ни разу за всю свою жизнь. И главное, что винить тут некого. Даже самого Андрея. Он ведь её в самом начале предупредил, что он страшный человек и с ним лучше не связываться. Он ясно ей дал понять, что ей лучше уйти. Но именно эти его слова и подстегнули Клаву. Если бы он этого не сказал, возможно, ничего бы и не случилось. Возможно, она собралась бы и ушла домой. И ничего бы не было.

А так получается, что она изменила своему мужу, и ради чего? Если бы она получила умопомрачительный секс, на какой она рассчитывала, то, наверное, её не мучили бы угрызения совести. А она изменила Боре ради того, чтобы её унизили и растоптали. Клава закрыла лицо руками и расплакалась. Какая же она дура. А Ленка её предупреждала. Клава пыталась анализировать, на что же она в самом деле повелась. Ведь Андрей с самого начала ясно дал ей понять, что ему от Клавы нужен только секс. А уж она сама себе напридумывала романтику, которой не было. Ленка абсолютно правильно сказала: откуда романтика в мужике, который на первом же свидании спрашивает, любит ли она заниматься сексом? Когда она наконец научиться думать, а потом уже делать? Вообразила себя секс-символом, знойной роковой женщиной. А Андрей сейчас, наверное, сидит и смеётся над ней. Облапошил очередную дуру. Он ведь просто поиздевался над ней. Даже рассказал, как он соблазняет толпы таких же дурочек, как она. И что после этого сделала она? Тьфу, даже вспоминать противно…

В спальню тихо вошёл Борька, тихо снял треники, аккуратно повесил их на спинку стула.

– Мне сегодня Наталья Борисова на работу звонила, – сказала Клава.

– Это кто?

Клава с недоумением посмотрела на Бориса:

– Учительница Вадима. Ты разве не знал? Хотя… откуда тебе знать? Ты ведь вообще ничем не интересуешься.

– Да ладно, Клав, перестань. Так что она звонила?

– Там вроде кто-то что-то натворил. Она спрашивала, был ли Вадим дома сегодня ночью, – сказала Клава.

Борис присвистнул:

– Ничего себе. Наверное, что-то серьёзное натворили, если она тебе на работу позвонила, – сказал Борис. – А что случилось, она не сказала?

– Нет.

– А Вадим-то дома был? – осторожно спросил Борис.

– Конечно, дома. Где ему ещё было быть? В отличие от некоторых наш сын по ночам сидит дома.

Борис помолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. Получается, Клава так расстроилась из-за звонка учительницы. Но почему, если она сама говорит, что Вадим тут ни при чём? Странно это. Но раз всё нормально, может, стоит попытаться получить то, о чем он думает с самого утра? Не зря ведь подготовился.

– Клав, может, это…

– Чего тебе надо? – сквозь слёзы спросила Клава.

– Любви, Клавка, – тихо сказал Борька.

– Борь, а я тебе сегодня изменила, – сквозь слёзы сказала Клава и зарыдала ещё сильнее.

– Как это… изменила? – спросил Боря, присаживаясь на кровать.

– Как-как? Не знаешь, что ли, как изменяют?

– Нет, – наивно ответил Боря.

– А я вот изменила, Борька, – рыдая, сказала Клава. – Ты теперь меня… бросишь?

– С чего ты это взяла? Нет, не брошу.

Клава села около Бори, положила голову ему на плечо и обняла его изо всех сил.

– Борька.

– Переживём как-нибудь, – тихо сказал Боря, крепко прижимая к себе Клаву.

– Борь, скажи мне честно, а ты мне за всё время, что мы с тобой живём, сколько раз изменял? – спросила Клава.

– Ни разу. Честно, Клав. Даже и в мыслях такого не было, – сказал Борис.

– Боря, неужели тебе всё равно? – Клава подняла заплаканное лицо с плеча Бори и посмотрела ему в глаза.

– Нет, Клавка, не всё равно. Знаешь, как мне… больно? Прям вот тут, – Боря ткнул сжатым кулаком в грудь, туда, где находится сердце. – С кем хоть изменила-то, Клавка?

– С мужчиной позавчера познакомилась, когда с работы возвращалась, а сегодня он меня к себе домой позвал, – сказала Клава.

– И чего вы там с ним делали-то, Клавка? – спросил Боря.

Клава пристально посмотрела на Бориса и стала во всех подробностях рассказывать, как Андрей учил её играть в шахматы.

Когда Клава закончила свою историю, Борис, утомлённый и удовлетворённый после долгого воздержания, откинулся на подушку и захрапел, а Клава ещё долго лежала и размышляла над странной психологией мужчин. Сегодня она смело могла сравнить сразу двух мужчин, и сравнение было явно не в пользу гроссмейстера. Клава удовлетворённо вздохнула и прижалась к храпящему Борьке.

Клава проснулась от громкого звука. Часы показывали 1:15. Окно в спальне было открыто и с грохотом хлопало о раму. Клава подошла к окну и выглянула на улицу. Дул сильный ветер. Деревья шумели и гнулись под его напором. Клавдия поёжилась и развернулась, чтобы закрыть окно, но тут оно вдруг ни с того ни с сего резко захлопнулось, больно ударив Клаву по виску. Клава вскрикнула от боли и неожиданности и схватилась рукой за висок.

Борис как ни в чём ни бывало спал. Его не разбудил ни грохот окна, ни шум ветра, ни крик жены.

Взбудораженная Клава совсем не хотела спать. Она пошла на кухню и, поставив чайник на плиту, включила конфорку. Чай должен успокоить её и привести в порядок нервную систему.

Клава смотрела в окно и размышляла о жизни.

В спальне раздались шаги бегущих маленьких ножек. Клава вздрогнула. Из двери вышла маленькая тёмная фигура и остановилась напротив кухни. Клава не видела ни лица мальчика, ни чётких очертаний самой фигуры. Он был материальным, и в то же время Клава отчётливо понимала, что это не человек.

– Я просто хотел поиграть. Давай поиграем в прятки, – жалобным голосом сказал мальчик. И, как и в прошлый раз, Клава заметила, что, хотя мальчик находился рядом с ней, его голос звучал как будто издалека, как будто со дна глубокого колодца. – Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать, – голос мальчика был бесцветным и монотонным, как и прошлой ночью.

Клава похолодела от охватившего её ужаса. Она хотела закричать, но голос пропал. Ей хотелось бежать, не оглядываясь, но тело задеревенело и не хотело её слушаться. Мальчик повернулся и побежал к входной двери. Там топот его ножек затих. Клава знала, что если встанет и пойдет проверять прихожую, она никого там не найдёт. Чайник уже вовсю свистел, но Клава даже не замечала этого.

***

Утром Клава проснулась разбитая. Было уже десять часов, но на рынок она ещё успевала. Надо поскорее собраться, а то придёт к шапочному разбору. Магазинов, в которых продавалась бы одежда, косметика и прочие необходимые вещи, в поселке почти не было. Были ларьки, в которых продавали кассеты, газированные напитки в жестяных банках, «сникерсы» и «марсы» и прочую дребедень. Но вот чтобы купить себе какую-нибудь обновку, надо было идти на рынок, который собирался на главной площади по субботам. Рынок начинался примерно в девять часов утра, а уже к часу дня площадь пустела. Вокруг валялись только какие-то коробки, бумага и прочий мусор, который не убрали за собой бессовестные продавцы.

Рынок представлял из себя три ряда палаток, которые тянулись параллельно друг другу по всей длине площади. Некоторые продавцы раскладывали свой товар просто на каких-то небольших хлипких столиках, которые грозили развалиться при малейшем неудачном прикосновении к ним. А отдельные индивидуумы даже столиком не заморачивались. Их товар лежал на пленке, расстеленной прямо на земле. Для того чтобы поближе рассмотреть, что же вам там предлагают эти продавцы, нужно было присесть на корточки или низко наклониться.

Палатки представляли из себя обычные парусиновые навесы, которые могли улететь от незначительного порыва ветра. Продавцы, которые продавали одежду, организовывали в своих палатках импровизированные примерочные. Если вам повезло, то такая примерочная состояла из самодельной ширмы, которую продавец каким-то образом сам привешивал к потолку палатки. Если уж совсем повезет, то за ширмочкой мог даже оказаться стул, на который вы могли повесить свою одежду, чтобы примерить новую. Ну а если не повезло, значит, вы просто заходили в уголок палатки, в это время продавец подходил к вам с какой-нибудь тряпкой и пытался закрыть вас от глаз любопытных прохожих, густо толкающихся в проходах между рядами палаток. Так как продавцу постоянно приходилось отвлекаться на подходящих потенциальных покупателей, интересующихся ценой понравившейся шмотки, то из-за постоянно шевелящейся тряпки мелькала то ваша голая попа, то ноги, а то и ещё чего попикантнее.

Зимой было особенно неудобно, потому что раздеваться приходилось на морозе, рискуя отморозить себе какой-нибудь жизненно важный орган. Слава богу, сейчас была весна, поэтому смело можно было примерить даже бельё.

Клава бродила по рынку, глазея по сторонам, намётанным глазом выискивая стоящие вещи. У одной из палаток она остановилась, привлечённая необычно яркими цветами и кружевами женских бюстгальтеров. Её глаза уже замылились от однообразно белых, чёрных и телесных оттенков лифчиков. А тут и ярко-красные, и малиновые, и золотые, и синие, и желтые. «Красный – цвет страсти», – промелькнуло в голове у Клавы.

Продавец-мужчина проследил за взглядом Клавы и тут же подскочил к ней.

– Девушка, это однозначно ваши цвета, – сказал он, снимая с вешалки и поднося Клаве ярко-красный бюстгальтер. – Посмотрите, какие они яркие, прям как вы. Вы просто обязаны купить себе хотя бы один.

Клава залюбовалась бюстгальтером, живо представив себе, как он будет смотреться на ней.