Текст книги "Криасморский договор. Торг с мертвецами. Том 1"

Глава 4

4.1 Эллисдор

Привычным движением Альдор плотнее закутался в любимый шерстяной плащ, но тут же пожалел об этом: ткань насквозь пропиталась влагой и мерзко прилипла к озябшему телу. На золоченой фибуле – прощальном подарке леди Рейнхильды перед отбытием в Гацону – застыли капельки воды. В последние дни погода резко испортилась, небо затянули плотные серые облака – да так, что даже днем солнце казалось лишь размытым светлым пятном, а Нижний город и всю долину Лалль окутал густой предрассветный туман.

– Итак, они здесь надолго, – Альдор старался получше рассмотреть лагерь мятежников и сосчитать хотя бы примерное количество войск, но проклятый туман мешал обзору. И все же от него не укрылось, что мятежники готовились к осаде основательно: возводили земляные валы, строили палисады, укрепляли тыл.

Он поднял глаза на Эллисдорский замок. Отсюда, со стен Нижнего города, эта грандиозная постройка казалась зловещим гостем из древней легенды. Острые силуэты башен, темные пятна окон, мрачные отвесные скалы – твердыня, опоясанная несколькими рядами толстых стен, была неприступна. Но на сердце Альдора было неспокойно.

– Город не готов к долгой осаде, – подтверждая его мысли, проговорил командующий гарнизоном Арн ден Шварценберг. Он навалился всем немалым весом на каменный парапет и наградил эрцканцлера мрачным взглядом. Шварценберг был бледен, хотя и старался не показывать тревоги. Впрочем, Альдор прекрасно понимал его чувства: ответственность за судьбу Эллисдора теперь лежала на них обоих. Именно они будут держать ответ перед Грегором. Если выживут.

– Я знаю, что у нас мало людей.

– Гарнизон справится с защитой, но ни о каких вылазках не может быть и речи.

– Гарнизон и не должен ими заниматься, – отрезал Альдор. – Лорд-командующий, пожалуйста, сосредоточьтесь на обороне. Едва ли мятежники настолько глупы, чтобы попытаться взять город штурмом, и все же я хочу убедиться, что мы сможем дать им отпор, если они полезут на стены.

– Мы продержимся, – заверил Шварценберг. – Но недолго.

– Надеюсь, долго и не придется. Мы успели отправить гонцов к королю.

Командующий нервно дернул плечами.

– Король, должно быть, уже покинул Хайлигланд. Прошло немало времени…

– Куда больше меня беспокоит то, что вместе с его величеством страну покинули Урст с сыном. Их войска сейчас не помешали бы. Однако нам придется рассчитывать только на себя. Господин Фалберт, – обратился Альдор к наместнику Нижнего города, – что с провиантом? Только прошу, не утаивайте ничего, даже если ситуация на складах хуже некуда.

Эбнер Фалберт Третий провел изящными пальцами по холодному камню парапета и зачем-то их понюхал. Он был со странностями, этот Фалберт, но горожане выбрали его своим главой совсем по иной причине. Эбнер Каланча, получивший такое прозвище за высокий рост и худое телосложение, был из тех, кого в империи называли благотворителями. Его род не принадлежал к аристократии и сколотил состояние на торговле. Альдор знал, что предок Эбнера вырос на улицах бедняцкого квартала Эллисдора, да и тот никогда не стыдился этого. Наоборот, гордился низким происхождением и тем, чего удалось добиться почти честным трудом. Восхищало в Фалбертах другое: мало кто так любил этот холодный город и его людей, как они. Дед Эбнера построил на окраине Эллисдора Святилище и приют для сирот, отец – возвел лечебницу, где каждый бедняк мог получить уход и кров, а сам Эбнер Каланча отстроил половину Восточного квартала после жуткого пожара. И, кроме того, Каланча отказался покидать город, когда выдалась возможность бежать.

Порой Альдору казалось, что Фалберты делали для людей Эллисдора больше, чем сам король.

– Лгать не буду, – процедил Эбнер, глядя в глаза эрцканцлеру, отчего тому стало не по себе: левый глаз Каланчи сильно косил, и собеседники обычно не понимали, куда следовало смотреть, – провианта мало. Зернохранилища наполовину пусты: часть запасов уже засеяли, а время нового урожая еще не пришло. Поскольку немногие горожане успели покинуть город, ртов будет много. Мы продержимся не дольше одной луны, да и к этому моменту сожрем всех кошек. Если урезать пайки, то не более двух лун. Также я бы посоветовал спланировать вылазки за провиантом.

– В донжоне замка тоже есть хранилище, – напомнил Альдор.

Шварценберг возмутился.

– Это королевские запасы на крайний случай!

Губы эрцканцлера растянулись в неприятной улыбке.

– Не кажется ли вам, любезный лорд-командующий, что крайний случай уже настал? – спросил он и указал на шатры лагеря мятежников. Альдор до сих пор не мог взять в толк, как же им удалось так ловко облапошить Эллисдор. Ни весточки, ни единого слуха – никто не проронил ни слова о планах графа Ламонта, о его союзе с другими аристократами, о числе его войска. Они просто появились перед Эллисдором, когда бежать было уже поздно. Единственное, что мог сделать Альдор – приказать закрыть все ворота, опустить решетки на мостах через Лалль и отправить гонцов во все стороны света. – Мятежники взяли в кольцо столицу! Вероломно, подло, дождавшись, пока король уйдет достаточно далеко, чтобы не успеть нам помочь. В распоряжении Эккехарда и его сообщников все окрестные деревни, все леса и их дичь, вся родниковая вода. Мы же можем довольствоваться теми скудными запасами, что остались с посевной. Нам неоткуда брать людей и еду. Единственное, что мы можем – просто держаться до возвращения войск его величества.

Командующий сокрушенно покачал головой. Казалось, он все еще не мог поверить в происходящее – слишком внезапно все случилось. На широком лице этого великана застыла растерянность, он постоянно оглядывался по сторонам, словно искал поддержки и утешения, и то и дело бросал взгляды на шпиль Святилища. Да только Бог не отвечал на его молитвы.

– Как же им удалось? – сдавленно прошептал он. – Никто не знал… Почему…

Альдор пожал плечами.

– Очевидно, Эккехард давно планировал мятеж. Хорошие новости для нас – он вряд ли станет разрушать город и проливать лишнюю кровь. Говорят, Ламонт Эккехард назвал себя истинным королем. А король, если он рассчитывает усидеть на троне подольше, не станет губить своих подданных почем зря. И уж тем более постарается сберечь столицу, которой намерен завладеть. А это значит, что нас будут морить голодом. Возможно, предложат сдать город на выгодных условиях.

– И вы на это пойдете? – спросил Каланча.

Альдор наградил его многозначительным взглядом.

– Это возможность потянуть время. Итак, у нас пять сотен человек в гарнизоне, – принялся считать он. – И наемники «Сотни». На весь город и цитадель. Этого хватит.

– И городское ополчение, – добавил Фалберт, прислонившись к стене. – В Эллисдоре много бывших солдат, и они с радостью возьмутся защищать родной город. Если будут в силах.

– Я рассчитываю, что именно вы об этом и позаботитесь, – отрезал эрцканцлер. – Пайки урезать с сегодняшнего дня. Выдачу доверить самым проверенным людям. За кражу провизии казнить на месте. Панику и волнения – пресекать. Помогите городу, и король не останется в долгу.

Каланча коротко кивнул:

– Сделаю, что смогу.

– Погодите… – Альдор заметил, что лагерь мятежников пришел в движение – выводили лошадей, собирали людей. Ему даже показалось, что он разглядел герб Эккехардов на сюрко одного из мятежников. Судя по комплекции, это мог быть и сам лже-король Ламонт. Что-то блеснуло золотом у него на голове – неужели успел отлить корону? – Там что-то происходит. Ганс?

– Мгновение, ваша милость.

Шварценберг оживился и щурил уже подслеповатые глаза. Каланча и бровью не повел – так и стоял, привалившись к стене, словно происходящее вовсе его не волновало. Ганс так силился рассмотреть, что же там творилось, что опасно свесился со стены, рискуя потерять приметную голубую шапочку. Командующий даже придержал его за пояс, дабы слуга не сверзился со стены – благо, легко мог сделать это одной рукой. Альдору подумалось, что надо бы запретить эти дурацкие голубые шапки с кокетливыми перьями: случись что, отсутствие отличительных знаков службы Волдхардам могло спасти простому люду жизнь. Но лишь в случае, если мятежники смогут взять город. Альдор не собирался им помогать.

– Кажется, у нас будут гости, – сказал Ганс. – Из лагеря выезжают люди под мирным флагом. Вижу знамя Эккехардов, гербы баронов Кельбу и Хальцеля и… – он осекся и отвернул голову.

– Чьи еще? Ну же!

– Простите, господин… Там герб вашего отца. Барон Граувер примкнул к мятежникам.

Альдор тяжело вздохнул. Чего-то подобного он и ожидал. Знал, что Эмерис ден Граувер не смирится с реформами Грегора, не простит отступничества младшего сына, не забудет отказа короля на прошение. С тех самых пор, как Грегор сделал Альдора эрцканцлером, а затем, словно в насмешку надо всей хайлигландской аристократией, даровал ему баронство Ульцфельдское, он ждал удара. Если что и роднило местную знать с аристократией любой другой страны, так это то, что она не прощала унижений. А возвышение Альдора было плевком в лицо всей хайлигландской знати.

– Это значит лишь то, что он тоже мятежник, – ответил Альдор, стараясь не показать дрожи в голосе. Что бы между ними ни происходило, как бы они друг друга ни ненавидели, но все-таки они были его семьей. Но теперь, очевидно, стали врагами окончательно. И Альдор понимал, что вряд ли отец с братьями станут слушать его уговоры. Значит, война. Видит бог, к тому все шло.

Конная делегация приближалась к Северным воротам. Первый всадник вез копье, повернутое наконечником вниз – традиционный символ мирных переговоров.

– Что ж, послушаем, что они скажут, – тихо проговорил Альдор и направился к надвратной башне.

– Надеюсь, вы не прикажете их впускать? – в отличие от Альдора, Шварценберг даже не пытался скрыть тревогу.

– Разумеется. Со стены все отлично слышно.

К тому моменту, как всадники подъехали к самым воротам, Альдор уже ждал их. Лучники застыли в бойницах, повинуясь приказу не стрелять, хотя эрцканцлер был уверен, что у многих чесались руки закончить все прямо здесь и сейчас. Да только Эккехард и вправду не был дураком: наверняка у него был припасен козырь в рукаве, и Альдор боялся представить, какой еще сюрприз могли преподнести мятежники. Кроме того, убийство посла или переговорщика считалось в этих землях одним из величайших грехов.

Он был прав: говорить прибыл сам Ламонт Эккехард. На некогда красивом, но постаревшем лице застыла все та же вечная маска надменности, да только сейчас на его губах играла торжествующая улыбка, словно он ехал не на переговоры, а принимать в дар ключи от города. Седеющие русые волосы он остриг коротко, по-военному. Лже-король был облачен в полный доспех баснословной стоимости, а на груди его красовался усыпанный множеством бриллиантов символ веры. Дом Эккехард явно не бедствовал, хотя на собраниях Ламонт вечно просил у короля денег. Теперь Альдор понимал, на что. По правую руку от Ламонта ехал его старший сын Фридрих, за ним – оруженосцы и несколько хорошо вооруженных солдат. Прочие мятежные аристократы, очевидно, предпочли остаться в лагере – воины просто везли их знамена.

– Видимо, Ламонт будет говорить за всех, – предположил Каланча. Он стоял у лестницы и производил впечатление глубоко скучающего человека. Но по опыту Альдор знал, что это было не так: Фалберт всегда подмечал даже мельчайшие детали.

– Сукин сын, и правда, умудрился где-то найти корону, – шепнул Ганс, указав за зубчатый обруч на челе Эккехарда. – Видно, он в самом деле давно готовился.

– Видно, ему, и правда, помогли, – ответил эрцканцлер, указав на сияющие драгоценности мятежника.

Ламонт подъехал почти к самым воротам, приказал знаменосцу воткнуть копье в землю и терпеливо дождался, пока Альдор покажется.

– Здравствуй, эрцканцлер, – весело приветствовал его лже-король. Он явно был в приподнятом настроении. – Высоко ты поднялся. Во всех смыслах.

– Ради вас спустился почти что с самых небес, – эрцканцлер кивнул в сторону замкового холма. Но ближе к делу. У вас наверняка есть требования, и я готов их выслушать.

Мятежник широко улыбнулся и кивнул одному из сопровождающих. Тот полез в сумку и вытащил свиток.

– Я, Ламонт Эккехард, ныне законный король Хайлигланда и защитник истинной веры, хочу свой трон. Как раз вон на том холме, – он развернул документ и подъехал ближе, чтобы Альдор смог разглядеть печать. – Это булла, подписанная лично Великим наставником Ладарием. Грегор Волдхард объявлен еретиком и незаконным правителем этой страны, а все его реформы – недействительными. Эклузум назвал меня истинным королем. И, как ваш истинный король, я приказываю передать мне ключи от города и цитадели.

Шварценберг шумно выдохнул. Ганс задумчиво почесал ухо, сдвинув шапочку набекрень.

– Решения Эклузума более не имеют силы на нашей земле, – как можно спокойнее ответил Альдор. – Вам хорошо это известно.

– Ах, барон Альдор…. Вы же умный человек, так оцените ситуацию трезво. Законы и указы – вещи непостоянные: что отменил один король, легко вернет другой и наоборот. Грегор Волдхард уже в Рундкаре и не успеет вам помочь, а я – здесь. Город перенаселен, провизия вскоре иссякнет. Мне известно, что ваше положение скверно. Будут трупы, начнутся болезни, поднимется бунт, вас и половину обитателей замка поднимут на вилы… Зачем вам все это? Зачем жертвовать столькими жизнями ради самодура в стальной короне, если можно решить все бескровно и просто выполнить то, о чем я прошу?

– Я присягнул на верность Грегору Волдхарду. Я и весь этот город. Кстати, вы тоже.

Эккехард пожал плечами, начищенная сталь доспеха холодно блеснула.

– И пожалел об этом, – спокойно проговорил он. – Ваша верность похвальна, да только вы выбрали службу не тому человеку. Подумайте вот о чем: я обещаю оставить в живых всякого, кто откажется от ереси и вернется к истинному Пути, а также поклянется служить мне верой и правдой. Я обещаю даже не отнимать земли у аристократов, за исключением тех, что ранее принадлежали монастырям – их я намерен восстановить, – Альдор молча слушал все, что говорил Эккехард. Сладкие речи. Опасные речи. Такие могли и зажечь сердца исстрадавшихся людей. – Я принесу мир этим землям. Снова откроются торговые пути, Криасморский договор снимет финансовую блокаду, люди перестанут голодать и страшиться зимы… Подумайте об этом, любезный эрцканцлер. Я знаю, что все это время вы пытались бороться за лучшую жизнь для хайлигландцев. И я смогу ее дать: часть соглашений уже подписана. У меня есть поддержка и союзники.

Альдор поставил локти на каменный парапет и опустил на них подбородок.

– И сколько воинов Криасмор пришлет для борьбы с рундами, когда они узнают, что Хайлигланд снова их предал?

– Достаточно, чтобы надолго отбить у них охоту соваться в наши земли.

– Весьма самонадеянно.

Эккехард снова широко улыбнулся.

– Я хочу, чтобы вы помнили о том, что я всегда получаю то, чего хочу.

– Будь здесь Артанна нар Толл, она бы с вами не согласилась, не так ли? – съязвил Альдор, припоминая давнюю грязную историю, и тут же едва не пожалел, что не прикусил язык. Лицо лже-короля перекосилось, желваки заходили, глаза потемнели от гнева, а руки в кожаных перчатках крепко вцепились в поводья.

– Не смей говорить об этом, – рыкнул он. – Ты тогда и на свет не родился. Откуда тебе знать, как все было?

Следовало вывести Эккехарда из равновесия в надежде, что он ошибется или наговорит лишнего. Провокация удалась, удар пришелся в цель. Альдору было невыносимо приятно видеть, как, пусть и на мгновение, с мятежника съехала личина непробиваемой надменности. Требовалось показать всем, кто наблюдал за разговором с городских стен, каким был человек, назвавшийся очередным королем, напомнить, что за сладкими речами пряталось и кое-что страшнее. У него получилось, да только эрцканцлер запоздало задался вопросом, не сделал ли он тем самым все еще хуже.

– Молва жестока, как видите. Люди многое помнят, и помнят долго, – ответил Альдор. – Но я лишь хотел напомнить, что иногда все же находится способ вас перехитрить. Ворота я не открою и город не сдам. В Эклузуме зовитесь кем угодно, но здесь булла великого наставника гроша ломаного не стоит, граф Эккехард. И хотя я понимаю, что ничего не добьюсь, все же должен об этом попросить: распустите войска, забудьте о претензиях на трон и возвращайтесь восвояси. Со своей стороны я сделаю все, чтобы король вас помиловал. Не забывайте, ваш младший сын – все еще заложник у рундов.

Ламонт Эккехард умело справился с бешенством, снова натянул привычную маску ледяного превосходства и снисходительно улыбнулся:

– Мы давно попрощались с Райнером. Для нас он уже мертв. И мы не отступимся.

– Скверно. Что ж, я пытался вас отговорить.

Ламонт Эккехард кивнул, и Альдор с удивлением заметил, что лицо его было печально. Неужели он надеялся заполучить город так быстро? Быть может, он пообещал своим союзникам и благодетелям за морем, что захватит власть малой кровью? Знал ли Великий наставник, что на самом деле происходило в Хайлигланде?

– Это не все, – сухо сказал мятежник. – Я пытался по-хорошему, клянусь. Но, видимо, придется действовать иными методами.

Он кивнул другому сопровождающему, к седлу которого было приторочено несколько мешков, и тот, отвязав их, вывалил на вытоптанную траву перед воротами их содержимое. С глухим стуком на землю падали головы гонцов, которых отправил Альдор. Эрцканцлер не выдержал и отпрянул в ужасе.

– Мы поймали всех до единого, – сказал Эккехард, наблюдая за реакцией защитников города. – Одного догнали аж под Роггдором – прыткий был малый. Я хочу, чтобы вы знали: никто не получит вашу весточку. Никто не узнает, что Эллисдор в осаде. По крайней мере, быстро.

– Гонцов было больше, – солгал Альдор. – Вы поймали не всех.

– Ой ли? Перед смертью эти ребятки нам кое-что рассказали. О том, сколько гонцов служат в Эллисдоре, где остальные, с какими поручениями уехали и сколько еще оставалось в столице… Несложная арифметика. Впрочем, кто я такой, чтобы лишать вас надежды. Как по мне, это довольно глупое чувство.

Эрцканцлер не ответил. Он молча смотрел на головы. Всех этих посыльных он знал лично еще со времен службы в Канцелярии. С некоторыми он даже преломлял хлеб, кому-то подносил воду напиться с дороги, принимал из их рук бумаги, слушал устные послания…

– Кстати, если вздумаете выпускать почтовых птиц, знайте, что у меня хорошо обученные соколы, – добавил Эккехард. – Даю вам время подумать. Скажем, три дня. Этого достаточно, чтобы как следует все взвесить и обсудить. Через три дня я буду ждать от вас посланника. Каким бы ни было ваше решение, мы не причиним ему вреда – клянусь именем Хранителя, – с этими словами мятежник поцеловал свой символ веры, а затем, словно вспомнив о чем-то в последний момент, поманил к себе оруженосца и, когда тот подъехал, что-то шепнул ему на ухо.

Юноша – еще совсем мальчишка с приплюснутым носом и россыпью веснушек – снял с пояса бархатный кошель и протянул его господину. Ламонт развязал тесемки, заглянул внутрь и, видимо, убедившись, что содержимое было в порядке, надел кошель на копье оруженосца и приказал мальчишке поднять его Альдору.

– Небольшой символический дар лично для вас, – пояснил лже-король. – Не бойтесь, я не стану оскорблять вас взятками! И все же надеюсь, что этот подарок заставит вас кое о чем задуматься.

Альдор переглянулся с Шварценбергом, протянул руку к наконечнику копья и опасливо снял кошель. Интуиция говорила, что делать этого не стоило, и все же любопытство взяло верх. Заглянув внутрь он, побледнел пуще обычного. Чутье не подвело.

– Что там, ваша милость? – спросил Шварценберг.

– Ничего. Ничего особенного.

Ламонт Эккехард широко улыбнулся на прощание:

– Три дня, эрцканцлер.

И, погарцевав среди отрубленных голов, пустил коня к лагерю. Фридрих на прощание отвесил шутливый поклон.

– Вот же самоуверенный хрен, – в сердцах выругался Ганс.

Альдор его не слышал. Ледяной страх скрутил живот, ослабли ватные ноги, вспотевшие ладони соскользнули с каменного парапета, и эрцканцлер начал сползать вниз. Слуга вовремя подхватил его.

– На вашей милости лица нет, – он снял с пояса мех с разбавленным вином и подал господину. Альдор сделал несколько глотков и с благодарностью кивнул.

– И все-таки, что же было в кошеле? – спросил Каланча.

Альдор на миг замолчал, выравнивая дыхание.

– Ничего особенного, – наконец, ответил он. – Одна вещь, которая когда-то мне принадлежала. Мне нужно вернуться в замок. Ганс, пожалуйста, пригласи на сегодняшнее собрание командира «Сотни». Немедленно.

Он тяжело поднялся и поспешил прочь, оставив всех позади. Страх придавал сил, и Альдор шел по пешеходной галерее стены так быстро, что не заметил, как туман начал рассеиваться. Он вообще не мог смотреть в сторону лагеря мятежников, хотя понимал, что именно сейчас, особенно сейчас, должен это сделать. Любой ценой узнать состав и количество воинов, слабые места лагеря – сделать все, чтобы они не добрались до него. Убедившись, что за ним никто не наблюдал, Альдор достал кошель и вытащил содержимое, все еще надеясь ошибиться.

Не вышло. Сначала на его ладонь упал обручальный браслет работы латанийских мастеров – он принадлежал леди Батильде. Альдор узнал бы его из тысячи других – сам заказывал его для будущей жены. А следом на ладонь упал длинный светлый локон, отчего-то испачканный в крови. Альдор охнул – прядь волос тоже была срезана с головы Батильды. Женщины, которую он не любил, но которой был многим обязан. Женщины, от которой зависела его судьба как барона Ульцфельдского. Ибо эта женщина носила под сердцем его наследника.

Эккехард тоже знал, куда бить.