Текст книги "Криасморский договор. Торг с мертвецами. Том 1"

4.3 Миссолен

– Ваша светлость! Господин, проснитесь!

Голос Ихраза вырвал Демоса из дремы, в которую он смог провалиться лишь недавно. Энниец мягко, но настойчиво тряс его за плечо. Канцлер распахнул глаза, скользнул взглядом по соседней подушке – привык проверять, не потревожил ли жену очередным ночным пробуждением. Но тут же вспомнил, что Виттория отправилась в Ньор вместе с императорской семьей и другими фрейлинами. Окончательно проснувшись, он уставился на помощника:

– Который час?

– До рассвета еще далеко. Простите, что разбудил, господин. Прибыл человек из Эклузума. Брат Ласий. Настаивает на личной встрече.

«Что же там случилось, если наш яйцеголовый любитель древнеэннийских трактатов не смог дождаться утра?»

Бывший старший дознаватель Коллегии особых положений, ныне занимавший обманчиво скромную должность представителя Эклузума при императорском дворе, являлся, пожалуй, самым невозмутимым и рассудительным человеком из всех, кого знал Демос. За ним не водилось привычки вламываться в покои канцлера среди ночи.

– Зажги пока свечи. Я скоро к нему выйду. И помоги мне одеться, – Демос нашарил трость и, оперевшись, принялся шарить рукой по столику в поисках кувшина с водой. После отъезда Виттории снова начинало болеть колено.

«К дождю. Но хотя бы мигрени не беспокоят с тех пор, как я принял свой опасный дар».

Без Виттории здесь стало пусто. Порой Демос удивлялся, насколько успел прикипеть к супруге. И дело было вовсе не в ее удивительной способности исцелять раны и снимать боль: за эти пару лет между ними установилась настоящая близость, а это врачевало душу куда сильнее.

– Он объяснил, что случилось? – Канцлер сделал несколько глотков воды и, сбросив ночной колпак, принялся надевать вчерашнюю одежду. Ихраз быстро стер пыль с кожаных туфель и подал господину. Демос принюхался к сорочке и скривился. – Могла быть и посвежее.

– Сейчас принесу другую, господин.

– Полно вам, лорд Демос, – лысая голова брата Ласия показалась в дверях опочивальни. – Великий наставник как-нибудь смирится с вашим внешним видом. Прошу, быстрее.

«О, так мы едем в гости к самому Ладарию? Еще интереснее».

Глядя на Ласия, казалось, что у бога не хватило красок, когда он брался за его создание. Мужчина неопределенного возраста, невыразительной внешности, но чрезвычайно опасных талантов – вот кем был бывший дознаватель. Кроме того, он оставался единственным влиятельным лицом в Эклузуме, которое приняло сторону Демоса во времена безвластия. Пусть и тайно.

– Экипаж, как я понимаю, уже подан? – улыбнулся канцлер, вспомнив времена, когда Ласий заезжал за ним едва ли не каждый день и отвозил на тайные встречи с Великим наставником. – Все тот же, полагаю?

Лицо церковника оставалось спокойным, как озеро в штиль.

– На сидениях даже есть подушки, способные угодить самому чувствительному заду, – отозвался он, в свою очередь напоминая о давнишних жалобах Демоса во время их совместных поездок. – Вашей светлости не о чем беспокоиться. Слуга тоже может поехать, но безоружный, – Демос кивнул на трость и вопросительно взглянул на церковника. – Ее можете взять, хотя я догадываюсь, какой сюрприз внутри этой диковинки.

– О, жест доброй воли?

– Для вашего спокойствия, не более. Сейчас вашей светлости может угрожать что угодно, но не Эклузум.

«Ох уж эта его манера говорить намеками. Итак, меня вызывают среди ночи в оплот бывшего врага, но при этом не собираются вредить или заключать под стражу – в противном случае Ласий меня бы предупредил. И все же угроза существует. Но не мне. Тогда кому? Ладарию? Всему Эклузуму? Столице?»

Демос спешно натянул камзол, намереваясь застегнуть его уже в пути, и кивнул Ласию:

– Мы готовы.

– Экипаж ждет у выхода в западной части сада. Сегодня нам лучше не попадаться на глаза.

«А то я не понял!»

* * *

Миссолен ворочался под затянутым плотными тучами небом, словно страдавший от жара больной. Ущербная луна размытым пятном зависла над главным собором империи, и облака в эту ночь нависли над городом так низко, что в них спрятался шпиль Святилища. Столица, чьи ворота захлопнулись с появлением первых вестей о чуме в окрестностях, все еще надеялась, что мор обойдет ее стороной. И хотя ни об одной вспышке болезни Малому совету так и не доложили, Демос знал, что это лишь вопрос времени. Перенаселенный, излишне гостеприимный к чужеземцам Миссолен был слишком соблазнительной жертвой для морового поветрия.

«Возможно, кто-то из зараженных успел проскочить и спрятался где-то в бедняцких кварталах. Возможно, болезнь уже начала поражать несчастных, а до нас просто не дошли вести. Эпидемия всегда начинается именно там. Быть может, кто-то из больных попробует тайно пробраться в город с воды – и тогда жди беды в восточной части города. Но смерть обязательно придет, и смерть жуткая. Лишь бы она не добралась до Ньора».

Со своей стороны Демос сделал все, чтобы защитить город от проникновения чумы: выделил карантинные зоны для новоприбывших, жертвовал общинам, занимавшимся уходом за больными, спонсировал приюты и деятельность молодых врачей. Зная о том, что этот недуг передается от человека к человеку, он распорядился закрыть общественные бани и рынки, временно запретил театральные представления и празднования. Приглашенные ко двору лекари составили рекомендации для горожан, и глашатаи ежедневно разъезжали по улицам, напоминая о важности соблюдения предохранительных мер – но едва ли оцепеневший от ужаса народ к ним прислушивался. Демос лично поднял все хроники, в которых упоминались эпидемии чумы и, сопоставив факты, продавил в Малом совете указ о массовом истреблении крыс. Город обещал щедрую плату за каждую дюжину убитых грызунов. Но Демос знал, что рано или поздно этих усилий все равно окажется недостаточно.

Неприятнее всего его удивила реакция Эклузума. Великий наставник – человек, которого простой народ считал едва ли не святым при жизни, наместником самого Хранителя на бренной земле… бездействовал. И без того закрытый от простолюдинов град церковников ныне был похож на обороняющуюся крепость. Лишь расположенные в других концах столицы монастыри и Святилища продолжали вести службы, но делали это с все меньшей охотой.

«Путь учит любви, милосердию и жертвенности. Призывает помогать ближнему даже в самый трудный час. Но что делают те, кто проповедует это учение? Запираются в своих церквях. Отворачиваются от страждущих, объясняя происходящее лишь божьей волей. Но смилуется ли бог над ними самими, когда настанет час?»

Лишь в паре Святилищ наставники согласились включить в проповеди советы, которые помогут избежать болезни, да и те вскоре отменили службы, ибо каждая проповедь собирала людей в одном небольшом помещении, а это могло привести к распространению болезни.

Миссолен почти замер. Горожане попрятались по домам, но торговля еще кое-как шла. Работали лавки, выпекался хлеб – людям нужно было что-то есть. Недостатка пищи столица пока что не испытывала, и все же изобилие не могло длиться вечно.

– Поделитесь причиной такой срочности? – обратился Демос к монаху. Из окна канцлер увидел, что экипаж свернул с главной улицы на запад и медленно катился по узкой улочке, объезжая парадную часть Эклузума.

– Разве вы еще не догадались? – прошелестел брат Ласий. – Великому наставнику нужна ваша помощь.

– Какая честь! – съязвил Демос. – И скольких усилий ему стоило переступить через гордыню и решиться на такой шаг?

Монах устало вздохнул и поскреб череп. Хранивший безмолвие Ихраз спрятал недобрую улыбку в уголках рта, и Ласий косо на него взглянул. Не доверял.

«Кажется, Ихраз впервые окажется в Эклузуме после своего несостоявшегося предательства. Интересно, что он чувствует, вспоминая то, как все закончилось? О чем думает? О мести? О сестре, что погибла, став жертвой его неправильного выбора? Мы почти не разговаривали откровенно с тех пор, как все случилось. Прошло полтора года, и за все это время Ихраз и словом не обмолвился о Лахель».

Энниец почти не изменился после гибели сестры. Лишь потухшие, мертвые глаза да одержимость службой выдавали его бесконечное одиночество. С той поры для него не существовало ничего, кроме череды выполняемых поручений. Ни собственных желаний, ни стремлений – больше не для кого было стараться. Ничего не осталось. Ихраз жил долгом и одними лишь желаниями своего господина, поставив на остальном надгробный камень.

– Воздержитесь от острот, лорд Демос, – тихо сказал церковник. – Дело не только срочное, но и крайне деликатное. Увы, на этот раз у Эклузума действительно связаны руки. Я кратко изложу суть, но детали вы узнаете по прибытии.

– Слушаю.

– Этим вечером к пристани Эклузума причалила лодка. Некий рыбак привез женщину с ребенком. Одета она была богато, но облачение было изрядно потрепано. Дама заявила, что она – баронесса Лисетта Тьяре, фрейлина императрицы, а ребенок – ее дочь.

Канцлер недоверчиво взглянул на Ласия:

– Насколько я могу судить, двор Изары уже должен был прибыть в Ньор.

– Верно. Стража Эклузума немало удивилась таким гостям, но доложила куда следует. Прибывших задержали и отправили на карантин. Позже я лично опознал даму – это действительно баронесса Тьяре. Женщина настолько красивая, что трудно осуждать слабость вашего брата и эту внебрачную связь.

«Мог лишний раз не напоминать о позоре моей семьи».

– Это дела прошлого, – отмахнулся канцлер. – Каким образом она оказалась в лодке? И где в таком случае остальной двор?

– Леди Лисетта рассказала занимательную историю. По ее словам, караван императрицы успешно обогнул озеро Ладрис, после чего свернул на север. В тех местах сходятся два тракта: один ведет к горам, на Ньюр и Тиррайю, другой – на юг, в Гайенху. Там много деревень, которые живут на доходы от путешественников и купцов. Тракт неплохо охранялся и считался безопасным. Однако удивило дам не это. Местность, ранее источавшая гостеприимство, стала недружелюбной. По словам баронессы, мор еще не добрался до тех мест, однако люди смотрели на всех проезжавших с неприязнью.

Демос пожал плечами:

– Не удивительно. Сейчас каждый путешественник может нести смерть. Одного больного достаточно, чтобы погубить целое поселение.

– Но у всего есть предел, – отозвался Ласий. – Узнав, что перед ними знатные дамы, жители бросились на караван с криками о божьей каре, наказании господнем за роскошь и необходимости в покаянии. Охрана поступила правильно: как только местные проявили агрессию, экипаж с императорской семьей и небольшим отрядом воинов тут же погнал лошадей вперед. Кареты с фрейлинами и обозы с вещами отстали. Началась стычка с деревенскими, по итогам которой оставшаяся стража пала, а дам схватили. К счастью, императору и его матери удалось уйти.

Монах рассказывал о случившемся ровным, лишенным всяких эмоций голосом, но Демоса прошиб холодный пот.

– Моя жена… – прохрипел Демос, не совладав с чувствами. – Ее тоже…

Брат Ласий лишь покачал головой.

– По словам баронессы, она была в экипаже Изары. У императора начался жар, и леди Виттория вызвалась помочь с лечением. Ей удалось спастись.

– Слава Хранителю, – Демос едва не сполз на подпрыгивающий пол от внезапно накатившей слабости.

Бывший дознаватель с укоризной посмотрел на канцлера.

– Знаю, у вас мало причин жаловать служителей Пути и еще меньше поводов для симпатии к Коллегии. И хотя моя биография полна деяний, за которые Хранитель не похвалит, все же я не изверг и не получаю удовольствия от чужой боли, – брат Ласий наклонился вперед так, что их с Демосом носы едва не соприкоснулись. – Поверьте, если бы с вашей супругой что-то случилось, я бы доложил об этом еще быстрее и сделал все, чтобы ей помочь.

Экипаж остановился, снаружи послышались тяжелые шаги и звон металла. Спустя мгновение дверца открылась, и Демос увидел рослого брата-протектора.

– Ваша светлость. Брат Ласий, – ухнул рыцарь, тихо бряцнув кольчугой. Ихраза он проигнорировал. – Вас ждут.

* * *

«Сколько святости в одном тесном кабинете! Удивительно, что он еще не засиял, как днем».

Ихраза оставили за дверью, и Демос, оказавшись в окружении церковников, бегло оценил обстановку. Помещение, в которое его привели, уступало знаменитому Гранатовому кабинету Ладария и размерами, и убранством. Оно располагалось на нижних этажах – точной дороги канцлер не запомнил – и явно не предназначалось для приема важных гостей. Низкие арочные своды, узкое стрельчатое оконце, стены белили еще при Таллонии Великом. Скудная мебель была старой, но добротной: на столах сохли старательно украшенные листы с витиеватыми буквицами – труд переписчиков, полки уставлены множеством банок темного стекла, глиняных горшочков, в подписанных деревянных ящичках покоились краски и писчие принадлежности.

Великий наставник Ладарий внимательно изучал один из переписанных листов и оторвался от своего занятия, лишь когда за Демосом закрылась дверь.

– Канцлер.

– Ваше святейшество.

«Все еще старается делать вид, что важность моего присутствия преувеличена?»

Брат Ласий пропустил Деватона вперед и жестом пригласил сесть на устланную тонким ковриком лавку, поклонился Ладарию и обменялся кивками с главой Коллегии. Наставник Рувиний, прозванный Черным грифом за любовь к темным рясам и внешнее сходство с хищной птицей, впился в канцлера немигающим взглядом.

– Хорошо доехали, лорд Демос? – лишь из любезности спросил он.

– Все в порядке, благодарю. Брат Ласий кратко посвятил меня в суть произошедшего, но у меня остались вопросы.

– Поверьте, у нас тоже, – Ладарий устало потер глаза. В скупом свете церковных свечей он выглядел дряхлее обычного, а халат, надетый поверх нижней рясы, выдавал, что новости застали главного церковника уже в опочивальне. – Эклузуму нужно ваше содействие.

«Хочется съязвить и поплеваться ядом, но с этим успеется. Ладарий слишком меня ненавидит, чтобы дергать по пустякам. Если он обращается за помощью сейчас, значит, исключительная проблема требует поистине исключительных решений».

– Редкий случай, – не удержался канцлер, достал из кармана кисет с курительными принадлежностями и вопросительно взглянул на церковников. Ладарий равнодушно взмахнул рукой, а Черный гриф даже снизошел до того, чтобы подать лучину.

«Какие любезности, с ума сойти!»

Пока Демос набивал трубку, Рувиний взял слово:

– Происшедшее с императорским караваном возмутительно, но, увы, не беспрецедентно: история знает случаи, когда простолюдины нападали на собственных владык, убивали их и грабили. Причин тому множество: деспотизм и жестокость сюзеренов, голодные времена, недовольство реформами и налогами… Однако то, что рассказала баронесса Тьяре, выбивается из общей картины.

– Как леди Лисетте удалось бежать? – спросил Демос и поднес лучину к свече.

– По ее словам, она воспользовалась суматохой боя и, взяв дочь, сразу бежала в близлежащий лес. Дама шла вдоль берега озера, пока не наткнулась на одинокого рыбака. Старик пожалел их и согласился отвезти в Миссолен. Хотя, по моему мнению, решающее слово сказал медальон с изумрудом, который баронесса отдала ему в благодарность за помощь, – Черный гриф вытащил из поясной сумочки драгоценность и положил перед Демосом, поежился от сквозняка, плотнее запахнул шерстяную накидку и навис над столом, отчего стал еще больше похож на птицу. – Украшение мы все же забрали и заплатили серебром. Негоже простолюдину владеть такими вещами.

– Что сталось с остальными дамами?

– Скоро выясним. Отряд выезжает на рассвете.

– Мои гвардейцы нужны?

– Пригодились бы, – проворчал Ладарий. – Неизвестно, чего ожидать от людей, осмелившихся напасть на императора. Впрочем, есть догадки. Вспомните, с какими словами деревенские пошли на караван. Кара за грехи, наказание за роскошь и расточительность, покаяние…

– Где-то я это уже слышал, – проговорил Демос.

– Вы намекаете на еретика Аристида, под влияние которого попал мятежный король Хайлигланда, – понимающе улыбнулся Великий наставник. – Но это не его происки. Наш зачинщик гораздо ближе.

– Мне известно, что Аристид отправил нескольких проповедников в империю сеять ростки новой веры. Добрались не все, а те, кому повезло, скоро встретились с моими людьми. Но Хайлигланд мог прислать и других.

– Вам знакомо имя брата Альбумуса? – спросил Черный гриф.

Демос откинулся назад, выдыхая клуб дыма в потолок.

– Наслышан. Настоятель одного из северных монастырей и автор нескольких известных трудов по богословию. Мне говорили, что это человек блестящего ума, чье красноречие некогда покорило даже покойного императора.

– Да, Маргий высоко ценил труды брата Альбумуса, – согласился Ладарий. – Настолько высоко, что просил у меня за него. Собственно, именно поэтому Альбумус стал настоятелем обители в Тордоге.

– Видимо, вы не настолько разделяли восхищение Маргия, раз отправили его в дыру на границе Ваг Рана, Освендиса и Бельтеры.

– Наоборот, возлагал большие надежды. Вы верно отметили, это место – сущая дыра. Предыдущий настоятель больше интересовался наполнением винных погребов бельтерианскими редкостями, нежели развитием монастыря, и мне нужен был человек, способный поставить там дела на лад. Забегая вперед, скажу, что за пять лет Альбумус превратил его в процветающий монастырь, настоящую жемчужину запада империи. Но блеск этой жемчужины был ледяным.

Демос с сомнением покосился на церковника:

– Не понимаю метафоры.

– Брат Альбумус – аскет, – пояснил Черный гриф. – Его понимание следования Пути, скажем так, со временем приобрело слишком радикальные черты.

– Выходит, они с Аристидом – два сапога.

– Отнюдь, – покачал головой Великий наставник. – То, чем занимается брат Аристид – чистой воды ересь. Даже если не принимать во внимание его идеи об отказе от некоторых обрядов и закрытии монастырей, основной вред от Аристида в том, что он и его последователи иначе трактуют Священную книгу и именно свою трактовку переводят на другие языки. И лишь за это по нему давно плачет костер, – Ладарий закашлялся и продолжил севшим голосом: – Альбумус, напротив, не еретик, но ретроград, каких поискать. Он великолепно образован и прекрасно разбирается в богословии. Все его проповеди основываются лишь на изначальном тексте Священной книги. Став настоятелем в Тордоге, он повел обитель к свету путем всевозможных ограничений, ужесточения правил и сурового наказания за провинности. Любого другого на его месте через какое-то время аккуратно задушили бы или подстроили случайное падение в реку… Но харизма Альбумуса была настолько сильна, что ему удалось повести за собой монахов – людей, что еще вчера игнорировали пост, лили вино рекой и не гнушались обществом женщин. Признаюсь, навестив обитель спустя пару лет после появления в ней Альбумуса, я был поражен. Дисциплина, аскетизм, соблюдение заветов… Но радовался я рано.

– Полагаю, протеже Маргия слегка увлекся святостью и на одном Тордоге не остановился.

Великий наставник отрешенно глядел в одну точку, продолжая рассказ.

– У Альбумуса есть лишь один грех – гордыня. Трудно найти большего праведника и радетеля веры, чем он. Шли годы, и это сыграло с ним злую шутку. И с теми, кто его возвысил.

В голосе Ладария звучала искренняя печаль, смешанная со старой болью, следы которой он даже не пытался сейчас утаить. Демоса это поразило.

«Удивительно. Хранитель милостивый, да эта старая перечница еще способна на чувства!»

– Вскоре молва о великом праведнике распространилась так широко, что в Тордог начали стекаться паломники. Помимо священных реликвий, что хранились в обители, людей привлекали проповеди Альбумуса. Говорили, что во время его выступлений люди впадали в экстаз и были готовы на все ради его благословения. И Альбумус начал этим пользоваться.

– Набрал нерегулярную армию праведников?

– Можно и так сказать. Установил во всем Тордоге новый порядок. Его всегда привлекала идея общественного правления. Удивительным образом наместник в Тордоге скончался, и вместо него горожане создали народный совет. Теперь весь город жил по правилам монастыря, и тордогцы, опьяневшие от божественной любви, следовали всем заветам Альбумуса с почти юношеской страстью. Он проповедовал аскезу и отказ от роскоши, ибо считал, что она отвлекает человека от служения богу – горожане вынесли на главную площадь все украшения, предметы искусства и сожгли. Альбумус повелел им отказаться от денег, ибо золото порочит святость души – они выбросили все сбережения в реку. А затем брат Альбумус начал слышать голос самого Хранителя… Узнав об этом чуде, я отправил в Тордог дознавателей, среди которых был и брат Ласий, – яйцеголовый монах кивнул, – дабы убедиться, что Альбумус не помешался. Но дознаватели опросили людей и подтвердили, что некоторые пророчества сбывались. В частности, Альбумус предсказал скорую смерть Маргия и появление короля-мятежника. Мы пришли к выводу, что Альбумус не был ни еретиком, ни сумасшедшим. Однако когда он узнал о появлении дознавателей в Тордоге, то прогнал их со словами, что более не станет слушать речи интриганов в рясах и не будет подчиняться Эклузуму, который погряз в роскоши и забыл об истоках веры. Знакомые слова, не правда ли?

Демос поднес было ко рту трубку, но заметил, что она давно погасла.

– Что вы сделали?

– Писал ему, пытался вразумить и вернуть в лоно церкви. Предлагал важный пост в Эклузуме и тиару Руки Гилленая – ради этого я был готов пойти против канона и учредить еще одно место. Но Альбумус лишь рассмеялся моему посланнику в лицо и порвал буллу на глазах у толпы. Тогда я понял, что он стал опасен, но у меня были связаны руки: формально Альбумус не сделал ничего, что могло бы дать повод взять его под стражу. Кроме того, я искренне надеялся, что он одумается.

– Позвольте предположить, что было дальше, – Демос выбил потухший табак и принялся обновлять содержимое трубки, благо ветерок из окна развеял дым. – Альбумус открыл свою школу или начал готовить последователей другим похожим образом. Стремление к аскезе, отказу от денег и роскоши, обвинения властей в расточительности и впадении во грех возымели такой успех среди народа, что слово его начало распространяться по другим городам, не так ли?

– Верно. На какое-то время он пропал из виду, и мы даже предположили, что Альбумус решил заняться более спокойными вещами, но после смерти Маргия он внезапно развернул бурную деятельность. Эклузум пытался бороться с ним мягкими методами, но безуспешно. – Ладарий насмешливо взглянул на канцлера. – В то время, пока в период безвластия вы бегали по всему Миссолену, пытаясь выяснить все тайны прошлого и вывести всякого заговорщика на чистую воду, мы были заняты сохранением стабильности внутри церкви. Но позже поняли, что наших сил недостаточно: Эклузум невелик, а число последователей Альбумуса неумолимо растет. К сожалению, наш старый друг окончательно потерял голову: люди, что напали на императорский караван по дороге в Ньор – его последователи. Поэтому вы здесь, лорд Демос. Это уже не внутрицерковный вопрос. Это проблема государственной важности, решать которую нужно сообща.

– Мне не докладывали о его деятельности, – раздраженно произнес Демос. – Почему вы молчали?

– Как уже было сказано, долгое время деяния брата Альбумуса были исключительно внутренней проблемой Эклузума, – сухо ответил Черный гриф. – Однако с тех пор, как он стал набирать последователей рядом с Миссоленом и покусился на…

– Я уже понял! – рыкнул канцлер. – Чего вы хотите от меня?

Ладарий взглянул на него как на идиота.

– Остановить его, чего же еще? – воскликнул он. – Альбумус ясно дал понять, что не отступится. Эклузум все еще не имеет оснований для взятия его под стражу, да если бы и имел, сделать это почти невозможно: монах путешествует по городам, окружает себя женщинами и детьми, и без жертв схватить его не получится. А жертвы нам не нужны, особенно сейчас. Любой непродуманный поступок может обернуться для нынешней власти крахом.

«Согласен. Лишь восстания блаженных нам сейчас не хватало. Что же творится в мире? С одной стороны еретик, с другой – фанатик, с третьей – колдун».

Канцлер поочередно взглянул на Черного грифа и брата Ласия.

– Мнение Великого наставника я уже услышал. Вам есть что добавить?

Рувиний вскочил с лавки, взметнув черные полы накидки.

– Еретик! – каркнул он. – Или еретик, или безумец. Дайте мне хоть одно доказательство ложности его слов, и его будет ждать костер.

– А нас – бунт, – прошелестел Ласий и вытер блестящий лоб рукавом рясы, – Пророчества Альбумуса вполне могут быть результатом сочетания осведомленности и умения сопоставлять факты. В конце концов, все мы здесь именно этим и занимаемся. И все же, разговаривая с ним еще в Тордоге, я не увидел признаков безумия. Скорее, это человек, увлеченный идеей настолько, что все прочее попросту не имеет для него значения. Люди это чувствуют – подобное невозможно сыграть. И потому идут за ним.

Демос внимательно выслушал слова Ласия и задумчиво кивнул своим мыслям.

– Значит, нужно действовать иначе, – сказал он, отложив трубку. – Если бы меня спросили, как бороться с таким противником, то я бы ответил, что нужно разрушить веру людей в его святость. Показать обычным человеком. Разочаровать тех, кто на него полагался. Уничтожьте веру в Альбумуса – уничтожите его самого.

Великий наставник переглянулся с Черным грифом и слабо улыбнулся.

– Вот видите, я не зря обратился за помощью именно к вам, лорд Демос, – вкрадчиво сказал он. – Именно это я вам и поручаю. По нашим сведениям, некоторое время назад брат Альбумус тайно прибыл в Миссолен и все еще находится где-то в городе. Скрывается хорошо, но с вашими возможностями, полагаю, это ненадолго. Действуйте, ваша светлость, – Ладарий кивнул Рувинию. Черный гриф вытащил из-за пазухи свиток и бережно, словно то была величайшая церковная реликвия, передал Демосу. – Это булла о полном отпущении всех ваших грехов, которые будут совершены ради устранения данной угрозы. Что бы вы ни сотворили, к какой бы силе ни обратились, – он сделал паузу именно после этих слов, намекая на запретный дар Демоса, – будете прощены. Приступайте немедленно.