Текст книги "Криасморский договор. Торг с мертвецами. Том 1"

3.2 Сифарес

Знакомство с эннийской саблей далось Артанне тяжело. Руки, привыкшие к тяжелым мечам и щитам северян, никак не могли приспособиться к свистящей легкости южной стали. Хайлигландское оружие требовало от бойца силы и выносливости: один удар – одна отнятая жизнь. Эннийское же превращало бой в завораживающий танец, а само фехтование – больше, чем в искусство смерти. Только ты, противник и звон металла. И лишь от тебя зависит, чем окончится бой.

Воин, с которым тренировалась Артанна, был чертовски хорош. Он играючи положил бы на лопатки даже Медяка, а уж Симуз был одним из лучших фехтовальщиков на материке. Раб-рикенаарец, ниже вагранийки почти на голову, но тонкий и гибкий, точно травинка, во сто крат превосходил ее ловкостью. Его звали Хашилем, и он был единственным, кто заставил Артанну настолько остро почувствовать себя ничтожеством.

Каждый день она вставала перед рассветом и, умывшись, выходила на балкон, откуда открывался роскошный вид на Сифарес. Попивая кафу – популярный среди эннийской знати густой горький напиток черного цвета – она наблюдала, как город начинал лениво ворочаться, готовясь встретить новый жаркий день. Затем за ней приходил Хашиль и провожал вниз, где в одном из многочисленных внутренних двориков Эсмий приказал устроить для нее тренировочную площадку. Там рикенаарец гонял ее много часов, пока солнце не начинало выжигать воздух. А вечерами, сразу после заката, Хашиль снова давал ей крепкую взбучку, но уже при свете факелов. Это длилось днями напролет, и в этой безжалостной рутине Артанна потеряла счет времени.

Мышцы, лишенные тренировки больше года, поначалу отзывались лишь болью. Артанна чувствовала себя деревянной и старой – ни силы в членах, ни гибкости, ни быстрой реакции. Это раздражало и злило, но в конечном итоге именно злость, раздражение и осознание собственной никчемности раз за разом заставляли ее подниматься и атаковать Хашиля.

Однако он неизменно побеждал. Пока что.

Сталь просвистела возле самой ее щеки. Артанна инстинктивно отшатнулась, перенесла вес на левую ногу и отбила удар. Мгновением позже она ощутила острую боль ниже колена, нога подкосилась, и вагранийка рухнула на песок, успев вскинуть оружие для защиты. Но Хашиль уже оказался за ее спиной. Артанна вздрогнула, ощутив прикосновение металла к разгоряченной шее.

– Думаешь только об оружии, – сказал рикенаарец, опустив саблю. – Но оружие воина – не только сталь. Руки, ноги, голова – там крепкая кость. Все идет в ход. Ты постоянно об этом забываешь.

– Когда-то помнила и пользовалась. Но ты слишком быстрый.

– Скорость спасает жизнь, вагранийская госпожа.

– Не поспоришь.

Хашиль никогда не спрашивал, было ли ей больно, и Артанне это нравилось. Незачем распускать нюни и жалеть себя. Она потратила достаточно времени на скорбь, воспоминания, планирование мести и мысли о побеге незнамо куда. Все это было пустым. А на деле вышло так, что, лелея жалость к себе, она потеряла свою суть. Перестала быть бойцом. Разучилась, черт возьми, драться и стала слабой. Встреча с Хашилем оказалось горьким лекарством, открывшим ей глаза на то, в кого она превратилась. Воистину говорили, что бой с умным противником ставит мозги на место. И потому вагранийка билась, не жалея себя и пытаясь наверстать упущенное.

Артанна поднялась, поморщилась, потирая ударенное колено, отряхнулась и в очередной раз взвесила в руках саблю, поразившись ее легкости.

– Как перо, – она пыталась говорить по-эннийский, отчего ее фразы всегда звучали сухо и рублено. – Не могу приспособиться.

Хашиль улыбнулся:

– Много ли весит твоя рука?

Артанна пожала плечами.

– Для меня – немного.

– Такое оружие должно быть продолжением твоей руки, а потому незачем делать его тяжелым, – он подошел к разложенным на длинном узком столе клинкам и поднял традиционный хайлигландский меч. – Ты привыкла к другому. Взгляни – он тяжелый, его не затачивают как следует, потому что он предназначен для иного. Там, на севере, люди носят на себе много стали, и нужно оружие, которое пробьет их защиту. Но здесь и там, куда тебе предстоит отправиться, воины защищаются иначе. Воюют иначе. Живут иначе.

– Кожа, металлические пластины, да, – кивнула Артанна и, промакнув взмокший от пота лоб краем туники, потянулась за кувшином с водой.

– И у них есть конница. С мечами северян верхом долго не сразишься.

Вагранийка сделала несколько жадных глотков, вытерла испачканный подбородок тыльной стороной ладони, отчего размазала грязь еще сильнее, поставила кувшин на стол и обратила взор на разложенные клинки.

– Значит, меня все же отправят обратно в Ваг Ран, – помолчав, сказала она.

– Хозяин мне этого не говорил. Но, думаю, ты верно все понимаешь, госпожа.

– Ты упоминал конницу, Хашиль. Но, насколько мне известно, в Ваг Ране кавалерии почти нет.

– Пока что.

– Сдается мне, ты чего-то не договариваешь.

Рикенаарец повернул к ней голову, и в его узких карих глазах она прочитала тоску.

– Мое дело – тебя тренировать. Все прочее – забота тех, кто правит миром. Я лишь выполняю приказы и делаю это хорошо. А потому хватит отдыхать, госпожа. Берись за оружие и на этот раз помни, что можешь пользоваться не только им.

Артанна взяла саблю и покорно вышла в центр дворика. Хашиль аккуратно положил хайлигландский клинок на место и взялся за привычное оружие. Его сабля, должно быть, стоила целое состояние. Никсарская сталь, лучшая на всем материке, пела смертельную песнь и была гибкой настолько, что можно было обернуть клинок вокруг талии. Хашиль носил клеймо раба на щеке, но Артанна догадывалась, что он давно выкупил свободу. Он казался немного старше Симуза, но вряд ли разменял пятый десяток. На его жилистой смуглой руке красовался обручальный браслет, и отчего-то Артанна задалась вопросом, обучает ли он своих детей смертельному ремеслу, если таковые у него есть?

И, будь у нее свои дети, стала бы она учить их убивать?

Они осторожно сблизились. Артанна превратилась в сгусток напряжения, а Хашиль, наоборот, выглядел безмятежным. Она знала, что это впечатление обманчиво, что его поведение – правильно и что ей стоило бы перенять его манеру. Но не могла. Осознание того, насколько она была слабее, не давало покоя и мешало сосредоточиться.

Хашиль ждал. Он редко атаковал первым, но если уж и бросался в бой, то битва заканчивалась, не успев начаться. Артанна медлила, силясь предугадать его реакцию на запланированный удар. Наконец, она отбросила сомнения и ринулась навстречу очередному поражению. В том, что она снова наестся песка, сомневаться не приходилось. Ее задачей было с каждым днем держаться против Хашиля все дольше.

Рикенаарец отбил удар, шагнул в сторону, и очертив дугу в воздухе, ударил на уровне живота Артанны. Вагранийка встретила его клинок своим, отскочила назад и провернула кисть, пытаясь направить саблю Хашиля в землю. Не вышло – он отступил назад, увеличив расстояние, и Артанна, перенеся вес вперед, едва не потеряла равновесие.

– Черт! – она взвыла, когда эфес противника с силой ударил ее по кисти, но сабли не выронила.

– Хорошо, – сказал Хашиль. – Гораздо лучше.

А в следующее мгновение он обрушил на нее сразу несколько ударов один за другим – они сменялись, не давая Артанне времени контратаковать. Отбивая один, она тут же отскакивала в сторону или назад, защищаясь от следующего. Ни о каком нападении и речи не было – ей оставалось только пытаться устоять на ногах.

Хашиль шагнул вперед. Вагранийка проследила за его взглядом и поняла, что он хотел нанести удар в правое плечо. Она повернулась, вскинула саблю, готовясь встретить выпад, но в последний момент рикенаарец почти незаметно повернул кисть, и удар пришелся справа-налево. Клинок вспорол тунику на плече вагранийки и оставил тонкую царапину.

– Проклятье.

Ложный удар. Когда-то и она делала такие. Но это было очень-очень давно.

Откуда-то сверху донесся заливистый смех. Артанна и Хашиль одновременно вскинули головы на звук. Увидев гостей, вагранийка нахмурилась.

На втором ярусе атриума, опираясь на каменные перила аркадной галереи, стоял племянник Артанны. Должно быть, он наблюдал за тренировкой достаточно долго, и очередное поражение тетки, несомненно, вызвало у него радость. С чего Фештан ее невзлюбил, она так от него и не добилась: несколько раз Артанна пыталась поговорить с новообретенным родственником, но наталкивалась лишь на отчуждение. В конечном итоге она оставила попытки и сосредоточилась на занятиях с Хашилем, а Фештан предпочитал проводить время в обществе матери и Эсмия.

– Кажется, на сегодня бой окончен, – сказал рикенаарец, опустив оружие. – Думаю, с тобой хотят поговорить.

– Это вряд ли, – сухо ответила Артанна, но саблю все же отложила и, задрав голову повыше, обратилась к Фештану. – Желаешь размять кости, племянник?

Веселье сошло с лица молодого вагранийца, едва он заметил холодный блеск камня Шано на браслете Артанны.

– Спускайся, раз пришел. Думаю, нам есть о чем потолковать.

– От тебя, небось, воняет, как от ломовой лошади, – Фештан скорчил гримасу, но направился к лестнице и через некоторое время спустился во двор. Солнце начало припекать, и стены атриума резали глаза яркой белизной.

– Оставлю вас наедине, – сказал Хашиль и коротко кивнул на прощание. – Сегодня было гораздо лучше. Ты хорошо справляешься, госпожа.

– До вечера, – Артанна подошла к столу с оружием и поманила к себе Фештана. – Иди-ка сюда. Тебя учили фехтовать?

Племянник оскорбился. Отчего-то он всегда являл собой оскорбленное достоинство, оказавшись в ее обществе.

– Разумеется!

– Тогда бери, – она указала на запасную саблю. – Если тебя так развеселили мои ошибки во время боя, полагаю, тебе есть чему меня научить. А я никогда не отказываюсь от возможности узнать что-то новое.

– У тебя кровь, – он указал на царапину.

– Я дралась с ранами много хуже. Давай, снимай лишнее – и вперед.

Фештан оглянулся по сторонам, ища поддержки, но во всем атриуме не было никого, кроме них с Артанной. Галереи пустовали. Его тетка пересобрала растрепавшиеся волосы в хвост и прислонилась к столу.

– Ну?

– Хочешь преподать мне урок? – огрызнулся юноша, стягивая халат. Он остался в одной подпоясанной тунике.

– Кто-то же должен. Очевидно, матушка не особенно заботилась о твоем воспитании.

– Я получил достойное образование, – ответил он по-вагранийски.

Артанна рассмеялась.

– О да. Выучил язык и историю страны, в которой тебя никто не ждет. Небось, рос с мечтой вернуться в земли, которых никогда не видел, по ночам видел сны о справедливом возмездии и представлял себя тем самым освободителем, что однажды с триумфом ступит на вагранийские скалы? Ты поэтому меня ненавидишь, Фештан? За то, что бремя Шано досталось мне?

Племянник взял саблю и направился к Артанне.

– Я презираю тебя. Ты – наследница нашего Дома. Ты – потомок Первых Шано. В нас течет древняя кровь, наше имя ассоциируется у людей с могуществом и властью. Веками мы вершили судьбы и правили целой страной. А что ты? Посмотри на себя! – рявкнул он, выставив оружие перед собой. – Кем ты стала? Что ты делала все эти годы? Как жила? Трахалась с западным лордом вне брака и даже не скрывала этого! Присягнула ему на верность. Ты, почти что королева, поклялась умереть за чужака! Приняла их веру. Попала в плен к рундам… Рундам, будь они прокляты! Да тебе следовало перегрызть собственные вены и умереть, лишь бы не достаться им. Хотя тебе стоило сделать это гораздо раньше, чтобы избежать позора или хотя бы смыть его, – он говорил, нанося безобидные для Артанны удары, а она лишь позволяла ему атаковать. Пусть выговорится и в пылу боя скажет все, что хранит на уме. – Ты – позор Дома Толл, тетушка, вот за что я тебя презираю и ненавижу. Вся твоя жизнь, все поступки, все твои мужчины и пороки – грязь и позор. Так тебе было мало этого, и ты подалась в наемники. Наемники! Ты стала простолюдинкой. Ты опозорила всех нас.

Он замахнулся – яростно, но неумело, и Артанна, как могла аккуратно, отбила его удар.

– Вот, значит, как, – парировав еще один выпад, ответила она. – Тогда слушай, Фештан. Слушай внимательно, ибо я скажу все это лишь единожды.

– Мне не нужны твои оправдания.

– Это не оправдания. Ты, дорогой мой племянник, понятия не имеешь, что творилось и продолжает твориться в Ваг Ране и на всем материке. Ты вырос вдали от дома под опекой озлобленной потерей матери, которая, конечно же, вбила в твою молодую башку сказочки о величии Дома, власти и благородстве Шано, – они скрестили клинки, и Фештан навалился на свой всем телом, не давая Артанне маневрировать. Она приблизила к нему лицо и печально улыбнулась. – В отличие от тебя, я на родине побывала, и не раз. В Шано нет благородства, и ничем они не отличаются от правящей верхушки любого другого государства. Убивают ради собственных интересов, уничтожают целые семьи ради сумасшедших идей и жертвуют сотнями невинных жизней в угоду сомнительному благу. Нет благородства в древних стенах Валг дун Шано. Нет власти в Шано Оддэ с тех пор, как им правит Заливар нар Данш. И яиц у народа не осталось, чтобы его свергнуть. И даже мы с тобой, малыш Феш, всего лишь инструмент в руках людей, которые обладают истинным могуществом. Не строй иллюзий, мальчик. Ты ничего не решаешь и, находясь под крылом этого эннийца, никогда и не будешь.

Артанна с силой надавила, заставив клинки опуститься к земле, и освободила свою саблю.

– Что до меня, то твои прощение и понимание мне не нужны. Был бы ты постарше да посмышленее, наверняка бы понял, что вся моя жизнь – это попытка выжить. Легко говорить о смерти ради чести, о позоре, легко клеймить других, когда всю свою недолгую жизнь ты провел во дворцах с золочеными куполами, ел на серебре, и прислуживала тебе целая толпа слуг. Легко размышлять о благородстве, когда твой самый благородный поступок – раздача милостыни уличным нищим. Когда ни единой монеты ты сам не заработал.

– Ты…

– Когда я покинула Ваг Ран, мне не было и восемнадцати лет. С того момента я только и делала, что выживала. Много всего было, поверь. Но выживание – всегда дело грязное и часто – позорное. Но, как видишь, я преуспела, ибо я здесь стою перед тобой, – она сплюнула на песок и вскинула саблю. Следовало признать, малец вывел ее из себя. – Нет чести в том, чтобы быть любовницей женатого человека, говоришь? – Удар. Фештан испуганно отскочил. – У твоих отца и деда были любовницы, – она снова ударила. – Плен у рундов – позор? – она рубила воздух перед самым его носом, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ранить молодого идиота. – Позор – всадить нож в спину другу, а это – жизнь. Простолюдинкой стала, говоришь? – зло выплюнула Артанна, рубя воздух. – Эти простолюдины были моей семьей. Единственной семьей, о которой я знала. И я любила их. А теперь их нет, и я никогда не смогу их вернуть.

– Эй, я…

– Теперь ты – моя семья, Фештан. И, должна признать, пока я разочарована.

– Я тоже не в восторге.

Она перехватила эфес обратным хватом и ткнула набалдашником юноше в грудь. Он не удержал равновесия и плюхнулся на песок, выронив оружие. Артанна подошла, воткнула его саблю в песок и протянула руку, чтобы помочь подняться.

– Прежде чем судить людей, посмотри на настоящий мир вокруг себя, – сказала она. – Ты хочешь быть правителем и однажды наверняка им станешь. Но стань ты им прямо сейчас, прожил бы недолго. Судя по тому, что задумал Эсмий, нам придется отправиться в Ваг Ран. Вместе. И не просто прибыть на все готовое, но сражаться за право вернуть отнятое. У меня свои мотивы, и меня интересует лишь один человек. Я согласилась на условия нашего покровителя потому, что это мой шанс отомстить Даншу. Я предлагаю тебе свою помощь – знания, умения, меч. И предлагаю лишь сегодня.

Фештан с сомнением глядел на протянутую руку. Царапина, судя по всему, оказалась не настолько безобидной, потому как ладонь Артанны дрожала, а некогда белая туника хорошенько пропиталась кровью.

– Я подумаю, – наконец сказал он и принял помощь. Вагранийка тихо крякнула, поставив его на ноги.

– Как ты умудрился вырасти таким хамом? – отложив меч, спросила она.

– Воспитан в лучших традициях вагранийской знати.

Артанна протерла сабли и положила на стол. Выругалась, оглядев испачканную тунику и, пошевелив плечом, поморщилась.

– Больно? – спросил Фештан. – Может, промыть?

– Естественно. Кстати, фехтовальщик из тебя дерьмовый. На твоем месте я бы взяла несколько уроков у мастера Хашиля. Иначе можешь и не дожить до вступления в права Шано.

– Ага.

– Чего призадумался?

– О том, что ты сказала.

– Ну, думай хорошенько. Я тебе не враг, Феш. Но и помогать тому, кто вытирает о меня ноги, не стану. Если решишь, что все же нуждаешься во мне, приходи вечером. Потолкуем.

Оставив Фештана во дворике, Артанна направилась в купальню, по дороге ругая себя за то, что поддалась эмоциям и едва не ранила мальца.

Однако тем же вечером, возвращаясь с поздней тренировки, она увидела Фештана у дверей своих покоев.

* * *

– Что-нибудь чувствуешь, Зот?

Симуз призвал все терпение, чтобы не прерывать гостя раньше времени, но все же не выдержал. Дурацкий вопрос невыносимо зудел и вертелся на языке с того самого момента, как он провел магуса Зотикуса в покои дочери.

– Погоди. Я же толком ее не видел! Дай хоть поговорить с девочкой.

Десари откинула одеяло и удивленно уставилась на вошедших. Сифарес окутала ночь, и покои девочки освещались лишь несколькими свечами. На прикроватном столике поблескивали глаза аметистового котенка.

– Папа? – неуверенно спросила она и огляделась по сторонам. Слуг не было, тишина в комнате прерывалась отголосками городского шума. – А где все?

Симуз слабо улыбнулся.

– Здравствуй, синичка. Все ушли, чтобы нам не мешать. Я хочу тебя кое с кем познакомить, – он указал на гостя. – Это Зотикус, он целитель. Нужно, чтобы он осмотрел тебя.

Десари мельком взглянула на незнакомца, зачем-то пригладила взлохмаченные волосы и робко улыбнулась.

– Как скажешь папа. Но…

– Что, милая?

Она нахмурила лоб, явно задумавшись о чем-то серьезном, но выглядела при этом настолько очаровательно, что у Симуза защемило сердце. Никогда, никогда ему не будет достаточно того времени, что он проводит с ней. Всегда будет не хватать, всегда захочется еще… Лишь бы Зот сказал, что он был не прав и что все его домыслы насчет унаследованного дара – ошибка. Для всякого эннийца обладание подобным талантом означало неминуемое возвышение, но плата за него ложилась тяжелым бременем. Простолюдин с даром переставал принадлежать себе, терял связь с семьей и лишался возможности жить как прежде. Когда дар проявился у Симуза, он был рад отказаться от прошлого. Ступил на новый путь с присущим молодости пылом, еще не осознавая, к чему это приведет. И лишь потом, годы спустя, горько пожалел о своем выборе. С Десари все было иначе. Разумеется, Эсмий сделает все для того, чтобы внучка не потеряла связи с семьей. Наоборот, если дар девочки окажется выдающимся, именно Десари станет центром семьи Флавиес. Но найдется ли тогда в ней место самому Симузу?

Он часто боялся признаться себе в том, что его не столько страшила мысль о даре дочери, который может полностью изменить ее жизнь, сколько о том, что в этой новой жизни Десари не захочет видеть его рядом с собой. Словно тень, Симуз тащил за Десари все постыдное, все порочное, все, что могло повредить репутации будущей наследницы Эсмия. Даже если Магистр признает ее официально, знающие люди раскопают правду о происхождении девочки. Узнают о ее отце и его деяниях. И обязательно воспользуются полученными сведениями для борьбы за власть в Магистрате.

Если выяснится, что у Десари дар, Симуз станет для нее помехой, а его неумелая отеческая любовь – обузой. И эмиссар прекрасно понимал, чем все это для него закончится. Вопрос лишь в том, кто отдаст приказ.

– Пап! Папа!

Он оторвался от размышлений, лишь когда Десари почти закричала.

– Папа! Что с тобой?

– Прости, синичка, – Симуз потер глаза, сгоняя мрачное наваждение. – Просто задумался. О чем ты хотела спросить?

– Помнишь, ты говорил о нашем маленьком секрете? Об этом тоже не нужно никому рассказывать? Ну, что вы сегодня пришли…

Зот выразительно взглянул на эмиссара, но ничего не сказал.

– Верно, – согласился Симуз. – Пока не нужно.

Девочка сосредоточенно кивнула, украдкой разглядывая гостя.

– Хорошо. Что я должна делать?

– Ничего, юная госпожа, – отозвался целитель. – Я просто задам несколько вопросов и осмотрю вас.

Десари пожала плечами.

– Тогда я готова.

Симуз жестом поторопил гостя:

– Времени мало.

Он выжидал подходящего момента несколько недель. Следовало сделать все в тайне, а для этого потребовалось дождаться, когда Эсмий и драгоценные вагранийцы отбудут на очередной прием в Магистрат, слуги разбредутся по своим делам, а смена стражи окажется дюже невнимательной. Немало подсобила и Эфа: темнокожая кормилица, привязавшаяся к Десари слишком сильно, помогла повести Зотикуса незаметно и сейчас караулила снаружи покоев.

И все же Симуз чрезмерно рисковал. Зотикус знал об этом, как и о том, что мог навлечь на себя гнев Магистра, узнай Эсмий о его визите. Но за Зотом тянулся давний должок, и отчего-то Симузу казалось, что магус был рад возможности наконец-то от него избавиться. Мало кого прельщала перспектива быть обязанным эмиссару. Даже колдуна. И особенно – колдуна из Ночных людей.

Десари села на кровати, подобрав ноги, и с любопытством уставилась на гостя. Зот вопросительно взглянул на Симуза, и тот кивнул, разрешая подойти ближе.

– Так вы – настоящий магус? – спросила девочка. Ее голос звучал хрипло – должно быть, она дремала перед их появлением. Симуз болезненно поморщился: все его нутро противилось мысли, что дочь может провести жизнь под опекой колдунов или, если не научится контролировать способности, и вовсе взаперти. – Но вы не похожи на магуса. Те, которых я видела, были совсем другими.

Зот улыбнулся и заговорщически ей подмигнул, а затем, словно извиняясь, развел руки в стороны.

– Я не совсем магус, юная госпожа. Магусами могут называться те, кто состоит в Магуссерии. Я же просто целитель, хотя знаю и умею немало. И все же не могу позволить себе дорогих одежд – как те, которые служат Магистрату.

Симуз откашлялся. Все он мог, этот Зотикус, но был достаточно благоразумен, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ночной люд щедро платил даже простым врачам, штопавшим раны. А уж целитель с даром мог заламывать и вовсе немыслимые цены за спасение жизни. Впрочем, Зот, хоть и водился с темными личностями, сам законченной сволочью не был и на чужом несчастье не наживался – для этого существовали любовные зелья, сонные капли и свечи с дурманом. Потому он и обрел множество друзей в разных закоулках города. Симуз подозревал, что для Зота были открыты двери и в имениях побогаче.

Давно, когда Симуз только поступил на службу в Эмиссариат и по первости занимался лишь мелкими делами внутри Сифареса, он познакомился с Зотом. Тогда тот еще не носил это дурацкое имя, которое наверняка взял из какого-то древнеэннийского предания. Встреча состоялась при весьма неприятных обстоятельствах, и любой хороший эмиссар на месте Симуза сдал бы целителя-самородка в Магистрат со всеми потрохами, дабы тот провел жизнь под контролем Магуссерии, ибо всякий одаренный необъяснимым талантом житель Эннии принадлежал не себе, но государству и тем, кто им управляет. Зоту такая судьба оптимизма не внушала, и Симуз ему помог.

Зотикус добрых дел не забывал.

– Мало времени, – напомнил эмиссар.

Зот покачал головой и откинул прилипшие ко лбу темные волосы.

– Не торопи меня. Пожалуйста. Я кое-что чувствую.

Он был довольно молод и слишком высок для коренного эннийца. Да и черты лица целителя были непривычно правильными для выходца из низов. Очевидно, кто-то из его предков согрешил с благородными: эннийская знать происходила из другой народности, которая некогда пришла на эти земли и захватила весь полуостров. Это могло объяснить и дар, которым обладал Зот: долгое время Магистрат состоял сплошь из магусов, и лишь в последние столетия количество благословенных среди эннийской элиты сильно сократилось.

– Не мешаю. – Симуз принялся задергивать тяжелые шторы. Руки отчаянно чесались, а неведение лишало покоя. Ему нужно было делать хоть что-нибудь, лишь бы занять себя в этом мучительном ожидании.

Целитель скинул видавший лучшие времена плащ и подошел к девочке.

– Не бойтесь, юная госпожа, – мягко сказал он. – Больно не будет.

– Так вы станете меня лечить? Вместо мастера Алоя?

– Пока не могу сказать, – глухо отозвался целитель, сосредоточенный на своих мыслях. – Сначала нужно понять, что у вас за недуг. И недуг ли это…

Он сел на самый краешек кровати Десари и принялся выкладывать на столик содержимое сумки. Девочка следила за каждым его движением, затаив дыхание. Зот достал несколько склянок с разноцветными порошками, выпуклое увеличительное стекло и несколько отполированных шариков из разных пород драгоценных камней.

– Можно посмотреть? – спросила Десари и, получив утвердительный ответ, потянулась к шарикам. – Зачем вам все это?

– Разные камни обладают разными целебными свойствами. У вас уже есть котенок из аметиста – он успокаивает обладателя и дарует ему спокойный сон.

Девочка фыркнула.

– Не так уж и дарует. Если честно, ничего не изменилось с тех пор, как папа его принес, – она осеклась и виновато взглянула на Симуза. – Ой, прости… Но я как просыпалась по ночам, так и просыпаюсь. И все же котенок очень мне нравится. И он напоминает о тебе.

– Расскажите мне о своих видениях и снах, юная госпожа, – попросил Зот.

Десари посмотрела на отца, словно хотела убедиться, что ей разрешено говорить.

– Все хорошо, синичка. Расскажи Зоту все, что видела, особенно за последнее время.

– Хорошо, – она набрала в легкие побольше воздуха и начала рассказ. – Я уже не первый год их вижу, но в последнее время они случаются все чаще…

По мере того, как она говорила, описывая в подробностях свои сны и то, что им предшествовало, целитель все пуще мрачнел. Иногда он задавал уточняющие вопросы, но преимущественно молча внимал – из Десари получилась хорошая рассказчица. Как бы Симуз ни относился к тому, что по приказу Эсмия учителя и наставники не давали девочке покоя, это дало плоды: соображала она отлично и усваивала знания на лету. Она уже говорила как аристократка, держалась с достоинством высокородной госпожи и, если бы не ее сомнительное происхождение, через несколько лет могла бы считаться одной из самых прелестных невест среди эннийской знати.

– Значит, вы видели отца в ту ночь, когда он гулял по Нижнему городу? – переспросил Зот.

– Я видела не его. Я видела все его глазами, – уточнила Десари. – И не только отца… И недавно я заметила кое-какую странность.

– Кого еще ты видела? – спросил эмиссар.

– В нашем доме живет семья вагранийцев. Не знаю точно, но вроде какие-то знатные люди.

Симуз кивнул:

– Верно, это важные гости Магистра.

– Так вот, их трое: юноша, довольно красивый, – девочка смутилась и, как показалось Симузу, даже покраснела, – его мать и еще одна женщина – самая странная из них. Носит мужское платье и оружие.

– Да, это Толлы: Фештан и его мать Рошана, а женщина с оружием – тетка Фештана Артанна. Ты знакома с ними?

– С юношей и его матерью мы пару раз встречались в саду, когда мне разрешали гулять. И я видела их здесь несколько лет назад – они хорошо мне запомнились, потому что до этого я никогда не встречала вагранийцев, и их внешность меня удивила. Как я поняла, они живут в другом городе, но порой сюда приезжают. С той, другой вагранийкой, мы виделись во дворце, но никогда не заговаривали. Она выглядела очень грустной, грубо со всеми разговаривала, и я не решилась к ней подойти.

Симуз хмыкнул.

– Правильно сделала. Она не самая приятная собеседница.

– Обычно, когда какие-то люди врезаются мне в память, потом я обязательно вижу из в своих снах – то, что они делают, куда идут, с кем говорят… Тогда, давно, когда я увидела тех вагранийцев, позже видела их и в своих снах. Юноша, тогда еще мальчик, допоздна сидел над книгами, написанными на непонятном языке, и знания очень трудно ему давались – я чувствовала, что он был в отчаянии и даже плакал от беспомощности и злости. И матушку его я тоже видела – она делала вышивку на их с сыном одеждах. Очень красивую! Я чувствовала, что ее это успокаивало. Поэтому, когда я увидела третью вагранийку, была уверена, что обязательно увижу сон и про нее. Но этого не случилось.

– Быть может, прошло мало времени? – предположил Зот.

– Год прошел! – пискнула Десари. – Обычно я вижу сны о людях всего через несколько дней. Больше того, иногда у меня получалось увидеть сон про того, кого захочу. А тут, как я ни старалась, сколько ни пыталась пробраться в сон про ту… Атану?

– Артанну, – поправил Симуз. – Не вышло, так ведь?

– Ни в какую. Я много раз пыталась, честное слово. Уж очень было интересно понять, почему она всегда такая печальная. Но как только я закрывала глаза и тянулась к ней, передо мной словно возникала невидимая стена. И с этим ничего нельзя было сделать.

По лицу эмиссара пробежала судорога.

– Проклятье.

Зот забеспокоился.

– В чем дело?

– Женщина, о которой говорит моя дочь – фхетуш, – пояснил эмиссар. – Так вагранийцы называют тех немногих, кто неподвластен никакому колдовскому воздействию. На них не действует никакая магия – ни разрушительная, ни целительная. Они просто не замечают ее и проходят сквозь любое колдовство, как нож сквозь воду. Они словно…

– Словно отгорожены от всего мира невидимой стеной, так? – добавил Зотикус, повторяя слова Десари. – Подозреваю, такие люди очень несчастны. Согласно теории великого магуса Ихиса, всякий предмет в нашем мире в той или иной степени подвергается воздействию эфира или магии, если угодно. Согласно Ихису, каждый человек связан с эфиром в той или иной степени. Тех, у кого эта связь выражена сильнее, мы называем магусами. Большинство же людей способны лишь реагировать на вибрации этих эфиров и поддаваться их воздейстию. Но есть и те, кто по каким-то причинам не подвластен этому закону.

– А еще это наследуется, – добавил Симуз. – Толлы, например, потомственные фхетуши, хотя, как и магусы, в последние столетия они рождались все реже.

– Как бы то ни было, – подумав, заключил Зот, – это наблюдение молодой госпожи окончательно убедило меня в том, что она наделена чувствительностью к эфиру куда больше прочих. Провидец может узреть душу всякого, кроме фхетуша. В какой-то степени нам очень повезло, что ей удалось встретиться со столь редким человеком, зато теперь сомнений быть не может, – он повернулся к Десари и вложил прозрачный шарик в ее ладонь. – Вы никогда не сможете узнать, почему та женщина так печальна. Но она же помогла нам понять, что с вами происходит. Вы – будущий магус, молодая госпожа. Полагаю, через некоторое время ваш дар окончательно проявит себя, и вы станете провидицей. Редкий дар. Ценный дар. Дар, что более прочих требует от владельца мудрости, ибо, оказавшись не в тех руках, может многим навредить.