Текст книги "Невероятная Соня. Часть I. Парижский призрак"

Соня так боялась этого вопроса.

– Нет. Просто пила коньяк на ночь, поэтому у меня такой вид, – чтобы скрыть неловкость, она достала сигарету и прикурила от протянутой Максимом зажигалки (в борющейся с табакокурением Европе, курить можно было почти на каждом углу).

– Вы совершенно не умеете врать, – сказал он, тоже прикурив.

– А мне говорили, что я делаю это виртуозно, – Соня вдруг вспомнила Валерку и их разговор про «откаты» за новогодним столом.

– Тот, кто это сказал, просто плохо разбирается в людях, – он выпустил облако дыма, отворачиваясь, чтобы не попасть Соне в лицо.

– А вы хорошо? – парировала Соня.

Макс утвердительно кивнул.

– Тогда расскажите обо мне, – зачем-то напросилась Соня, почувствовав знакомое ощущение куража.

Ей стало слегка досадно, он что-то больно много умничал, сначала записка, с изысканным слогом, потом Роден, цитата из Шекспира, ещё и знаток человечества. И ей захотелось его немного приземлить.

Макс прищурил левый глаз.

– Ну что ж, извольте. Вы из Питера, более того, коренная петербурженка, у вас высшее образование, и вы менеджер среднего звена, возможно высшего, но в небольшой фирме. Всё так?

«Вот паразит», – подумала Соня, но вслух сказала: – Что касается Питера – вы угадали, но это понятно по моей речи. Высшее образование, – а у кого его сейчас нет? А вот насчёт менеджера, вы уверены?

Максим улыбнулся.

– Есть другие варианты? Предлагайте, я вам скажу, так это или нет, и почему.

Соня тут же нашлась.

– А может я домохозяйка и у меня состоятельный муж? И я от скуки приехала в Париж походить по магазинам? А? – она слегка подняла левую бровь.

Максиму явно не понравился этот вариант.

– Я не знаю насчёт мужа, тем более что я не вижу обручального кольца, но то, что вы привыкли сами зарабатывать – в этом я уверен. Шопинг вас, конечно, как любую женщину, вчера впечатлил, – он лукаво улыбнулся, вспоминая взмыленную Соню, бегущую с пакетами, – но вряд ли бы вы на вчерашнем остановились и собирались бы сегодня в музей Родена. Вряд ли женщины, живущие за счёт мужей и любящие магазины, вообще знают, кто это.

Соня замолчала, он сделал её ещё раз. Она посмотрела на свою правую руку. На пальце всё ещё виднелся след от кольца. Молчание продлилось долго, уже успели принести горячее – какое-то мясо с картошкой в горшочке. Они молча жевали. Пауза явно затянулась.

– Вы, почему молчите, я сказал что-то не то? – он пытался перехватить её взгляд.

– «Совсем не знак бездушья молчаливость. Гремит лишь то, что пусто изнутри», – Соне в последний момент пришла в голову цитата из «Короля Лира», которого наизусть заучивала, когда была школьницей.

– У нас соревнование? – спросил Максим.

– Я ещё не решила.

– Боитесь проиграть? – Максиму кажется, понравилась идея посостязаться в острословии.

– «Самонадеянность убила мудрость», – Соня снова процитировала старика Шекспира, но уже из «Юлия Цезаря».

«Спасибо родной школе!» – подумала она, заметив, что Максим искренне удивился.

– Ну, всё! – Максим в знак примирения поднял руки. – Ничья, если вас устроит. Один Роден и Шекспир с моей стороны, два Шекспира с вашей – мы квиты.

«Вот дура-то, – подумала Соня. – Почему я всё время веду с ним себя как дура? А может я просто не знаю, как иначе?»

Постепенно напряжение спало, может быть, вино подействовало – Максим заказал вторую бутылку. Или просто он перестал стараться казаться умным, а Соня перестала обороняться. Они обсудили вино, достоинства и недостатки съеденного блюда. Соня, как она обычно делала в компании мужчин, а особенно собственного мужа, начала отказываться от десерта. Но Максим уговорил её попробовать Тар Татен – французский пирог с яблоками.

Принесли огромный кусок пирога, напоминающий по вкусу и по виду мокрую шарлотку.

– Я столько не съем, – скорее кокетничая, чем вправду сказала Соня.

Уж кто-кто, а она могла есть десерты, торты и шоколадки в любых количествах. Но у неё уже вошло в закоренелую привычку в присутствии мужчин этого не делать, чтобы они, не дай Бог, не догадались, по какой же истинной причине, она носит сорок восьмой размер вместо сорок четвёртого.

– Я вам помогу, – Макс снова хитро улыбнулся и что-то очень быстро сказал официанту по-французски.

Официант принёс ещё одну десертную вилку, и Макс, приведя Соню в лёгкое замешательство, стал отламывать этой вилкой пирог с другой стороны.

«Логичнее было попросить вторую тарелку», – подумала Соня, хотя как ни странно, ей было приятно, что этот почти незнакомый человек, ест с ней из одной тарелки.

– Вы очень бегло говорите по-французски, – констатировала Соня, стараясь, не есть быстро.

– Я учу язык уже четвёртый год. Я забыл спросить, вы будете кофе?

Соня подумала, что красное вино, мясо и яблочный пирог плохо будут сочетаться с кофе, и попросила чай, который не особо любила, но всегда запивала им тяжёлую пищу, как с детства ей советовала мама.

– Зачем вы его учите? Производственная необходимость? – спросила она, наслаждаясь видом Макса, отогнавшего официанта и заботливо наливающего в Сонину чашку чай из большого чайника с забавными узорами.

– Non en aucun cas. Ни в коем случае, – перевёл он тут же свой ответ.

– J’ai compris. (Я поняла), – ответила Соня.

– Я просто с детства мечтал о Франции. В школе нам преподавали английский, и когда у меня появилась возможность, я подумал: «А почему бы и не начать учить язык страны, в которой всегда мечтал побывать?». Вы же тоже говорите.

– Un peu, j’ai appris la langue à l’école (Немного, я учила язык в школе.) Вы из Питера?

– Да. Я вырос в Московском районе. А вы?

– А я на Невском.

– Вы первый раз в Париже?

– Да. Хотя, как и вы, мечтала о нём с детства. Но раньше возможности не было приехать, да и сейчас спонтанно получилось.

Максим посмотрел на Сонину руку со следом от обручального кольца и накрыл её своей рукой. От его прикосновения Соня заметно вздрогнула и разозлилась на себя, за то, что начала краснеть.

– Готов биться об заклад, вы поклонница Дюма? – проведя подушечками пальцев по Сониной руке, тихо спросил Максим.

– Не совсем, – голос чуть заметно дрогнул от пробежавших от его прикосновений мурашек. – Скорее Жюльетты Бенцони. Хотя меня всегда завораживало всё, что связано с Парижем.

– Жюльетта Бенцони? Честно говоря, не слышал. А что она написала? – Макс с явным удовольствием наблюдал, как Соня со щеками цвета помидора прячет от него глаза.

– Да ничего особенного. Так, женские романы, – она вытащила свою руку из-под его пальцев, и он, к её большому разочарованию, её сразу отпустил.

– Так вы романтичная мадам? – он смотрел на неё пристально. – Или всё-таки мадмуазель?

– Мадам, – посмотрев ему прямо в глаза, бесстрастно ответила Соня, ещё раз заметив лёгкую тень, пробежавшую по его лицу от напоминания об её семейном положении.

Ну что, собственно говоря, она должна ему сказать? Что ушла от предавшего её мужа несколько дней назад? Что была настолько плохой женой, что супруг изменял ей на протяжении всех десяти лет брака? Что не может родить ребёнка, и другая беременна от её мужа? Или наврать, что вообще никогда не была замужем? Так видно же, что ей не двадцать два, а, как известно лежалый товар – бракованный товар. Он же, скорее всего, тоже женат. Соня почему-то была в этом уверена и даже не собиралась ничего выяснять. Хотя странно, что он делает один в Париже, во время всероссийских каникул? Ну, мало ли, какая у него придурь. Приехал, чтобы вот так подцепить кого-то, типа Сони, и романтично провести время, попивая сухое вино, и поедая пирог из чужой тарелки, чтобы потом со свежими силами вернуться к домашним борщам и котлетам, привезя наивной жёнушке французские духи. Она же тоже десять лет была наивной жёнушкой с борщами и котлетами. А сейчас оказалась по другую сторону баррикады. Не хотела Соня больше анализировать. Она уже пыталась это делать вчера, в итоге осталась без ужина и проснулась с красными опухшими глазами.

Поэтому, чтобы уйти от скользкой для неё темы и отогнать нерадостные мысли она спросила: – Так чем вы занимаетесь, что у вас есть время учить французский?

Соня по-хорошему ему позавидовала. Ведь у неё с её работой и Андреем, не было времени даже на фитнес. Возможно сейчас, став свободной женщиной, она сможет заняться собой и начнёт учить французский язык, чтобы также свободно давать распоряжения официантам и таксистам, когда она в следующий раз приедет в Париж. А она обязательно приедет ещё!

– У меня несколько продуктовых магазинов, – Макс, кажется, тоже был рад перевести тему, которой зачем-то ещё раз коснулся.

«Странный след от кольца. Как будто она сдирала его вместе с кожей, но упрямо твердит, что она замужем…» – размышлял он.

С ней было очень сложно. Она давила интеллектом, хотя вроде бы ничего особенного и не говорила. Но в том, как она строила предложения, в её голосе, интонациях чувствовался острый ум. Взгляд её чёрных глаз, обрамлённых густыми длинными ресницами, было очень тяжело выдерживать долго. Она как будто смотрела куда-то вглубь него, как будто пыталась его просканировать. И он, чтобы скрыть своё смущение и злость на самого себя за то, что чувствует себя в её присутствии полным, как бы сказали французы «L’idiot», начал строить из себя умного, проницательного. Зачем-то процитировал Шекспира. Она не осталась у него в долгу, и даже, когда слегка растерялась, не найдя сразу что ответить, посмотрела на него, как на клоуна. Он почему-то тогда испугался, что она на что-то обиделась, правда абсолютно не мог понять на что. Но он очень не хотел, чтобы она уходила. Поэтому, когда она, радуясь, как ребёнок, кинула ему две цитаты из того же Шекспира, он поспешил закончить умничать, тем более, что цитировать ему больше было нечего. Сразу стало легче. Она расслабилась. А он, с удивлением обнаружив, что она легко смущается от любого его приближения, начал целенаправленно пользоваться ситуацией – то, придвигаясь к ней поближе, касаясь её руки, то отстраняться. Она краснела, сжималась и опускала глаза. И он мог беспрепятственно и до неприличия тщательно изучать её лицо. Маленький, слегка вздёрнутый нос, скорее носик. Залитые краской смущения пухлые щёчки, круглое личико. В детстве наверно была толстушкой. И пухлые, аппетитные губы, которые она, сама того не замечая, периодически покусывала, и тут уже он был вынужден отводить взгляд, чтобы иметь возможность, хоть как-то нормально продолжать беседу.

«Замужем, не замужем, какое это сейчас имеет значение, – рассуждал он, – она одна в Париже, здесь и сейчас, забавно уплетает не особо вкусный яблочный пирог, и, как девочка краснеет от абсолютно невинных знаков внимания…»

Вчера увидев её в кафетерии магазина, он первым делом обратил внимание на её большую грудь. Её грудь, обтянутая свитером, бросилась ему в глаза, когда она сняла пальто, перед тем как села за стол. Он сразу понял, что она русская. Не бывает в Европе, даже во Франции таких красивых статных баб – это он знал точно. Побывав в Лондоне, Милане, Риме, Барселоне, Мадриде, Цюрихе, Берлине и три раза в Париже, не считая средиземноморских курортов, он каждый раз убеждался, что русские женщины самые красивые. И вчера он думал, что будет, как всегда. Он хотел к ней подойти ещё в кафетерии, но она стремительно ушла. Он пошёл за ней, но она, набрав груду лифчиков, скрылась в примерочной, даже его не заметив. И он с нетерпением ждал её целых сорок минут, стараясь не представлять, что происходит сейчас в примерочной. А когда она вышла, то одарила его таким взглядом, что он даже слегка струхнул, поэтому и подкрался к ней незаметно сзади, когда она с упоением рассматривала сумку. Он ожидал чего угодно, – удивлённого возгласа, кокетливого взгляда через плечо, – но не того, что она чуть ли на него не упала и вместо того, чтобы поблагодарить за поддержку, ломанулась на выход, как ужаленная.

Он даже не был уверен, что надо бежать за ней. Но, по непонятной для себя причине, побежал. Понимая, что нет у неё желания просто так с ним знакомиться, он каким-то чудом уселся с ней в одно такси, чтобы хотя бы узнать, где она живёт. Он с удивлением подумал, что она скорее возмущена, чем польщена его вниманием. Но, увидев радость в её глазах, когда он предложил ей поужинать, решил, что всё её поведение просто кокетство довольно высокого уровня. Макс был уверен, что она придёт, хотя она и не ответила ничего вразумительного. Он почти не сомневался, что ночевать они будут уже вместе, как это бывало всегда при таких знакомствах. Но она не пришла. Он выпил пять чашек крепчайшего кофе и изучил все брошюры для туристов, лежащие в баре. Именно тогда его посетила идея написать ей записку с завуалированным упоминанием о Родене, будучи почти уверенным, что она не поймёт о чём идёт речь. Но так он мог хоть чуть-чуть отомстить ей за то, что он как дурак, разодетый и надушенный, прождал её полтора часа, несмотря на то, что ждать больше получаса и не собирался. Он почему-то никак не мог уйти, уговаривая себя, что она просто слишком долго собирается, чтобы произвести на него впечатление. И даже утром, после скучно проведённой ночи, злясь на себя за то, что чутье на сей раз его обмануло, и он впустую потратил время на какую-то дурную девицу, не мог перестать думать о ней. Он зачем-то попёрся в музей Родена, о котором почти ничего не знал, и был просто поражён, что она не только пришла, почти не опоздав, взволнованная, смущённая, но с радостным блеском в безумно чёрных глазах, но и сама же провела для него экскурсию, рассказывая о Родене… И даже, когда она всем своим видом показала, что не нуждается больше в его обществе, он, переступив через ещё раз задетое самолюбие, снова побежал за ней и уже ни на что, не надеясь, позвал её обедать. И вот он здесь, с ней. Сидит и наблюдает, как она нелепо краснеет. Нелепо – потому что она красивая, и как сама говорит, замужняя женщина, которая наверняка морочила в своей жизни голову ни одному мужчине. Интересно сколько ей лет? Это тоже было сложно понять, хотя он обычно не ошибался.

«На вид не больше двадцати шести, двадцати семи, но, когда говорит и особенно смотрит, кажется, что ей чуть ли не сорок. Пластика? Нет, не похоже. Да и руки, почти детские – с ямочками. Непонятная женщина. И дёрнул же чёрт встретить именно её. Сбежать и найти кого-то попроще? – задумался Макс. – Нет!»

– В Питере? – она оторвала его от размышлений.

– Что? Простите, задумался. «Опять, как идиот», – разозлился он на себя.

– Я про ваши магазины. Они в Питере?

– И в Москве и даже в регионах, – его тон был немного уклончивым. – Вы, когда уезжаете?

– Одиннадцатого.

– То есть у нас ещё целых два дня.

– Да, только два, – вырвалось у Сони как-то само собой. – А вы, когда?

– У меня билет на двенадцатое, но не в Питер, а в Москву, у меня там дела, – размыто пояснил он, хотя Соня и не собиралась уточнять.

Ей вообще расхотелось что-либо уточнять. Ей давно не было так хорошо. Она чувствовала себя привлекательной женщиной, которой взрослый, красивый мужчина, оказывает знаки внимания, и не потому, что она нужна ему по работе и не из-за какой-то выгоды или пользы для дела, а просто так.

Она даже почти не спорила, когда он оплатил обед сам. Они пошли по набережной Анатоль Франс, перешли через мост Руаяль. Макс ещё раз подтвердил предположение Сони, что в Лувре делать особо нечего, если только она не искусствовед. Он рассказывал, что в Париже в четвёртый раз. Стал советовать Соне, куда сходить и что посмотреть. Соня слушала его низкий хриплый голос, вдыхала запах его парфюма и ни о чём не думала.

Уже начало темнеть, но было безветренно и даже тепло, а может из-за вина? А может из-за Максима?

Они спустились на набережную Тюирли.

– Вы не замёрзли, Софи?

– Нет, – она шла, вглядываясь в воды Сены.

– Удивительно тёплый январь. Обычно слякоть и ветер.

Соня не ответила.

Он взял её за руку. Она ощутила сильную, тёплую, слегка сухую ладонь, и даже не попыталась вырваться.

– Вы устали? – спросил он, чуть наклонившись к её уху.

От его дыхания по спине поползли мурашки.

– Нет. А вы, в каком отеле? – спросила Соня из праздного любопытства.

– Я живу в отеле Вандом, на Вандомской площади.

Соня вспомнила, что видела этот отель, когда искала гостиницу для себя, но в нём не было свободных мест.

– Можем зайти, – зачем-то ляпнул Макс.

Соня остановилась, гневно посмотрела на него и спросила: – Сколько стоил наш обед?

Макс заметно растерялся: – Зачем вам?

– Отдам половину, – она слегка вздёрнула брови. – Чтобы не было, как говорят: «Кто девушку ужинает, тот её и танцует», – прозвучало жутко глупо и грубо.

Максим слегка оторопел от такой, как ему показалось, детской реакции. И хотя он предложил зайти абсолютно без задней мысли, всё-таки решил, что лучше признать себя виноватым.

– Простите, я ляпнул не подумав. Правда, ничего такого я в виду не имел. – И посмотрев, взглядом нашкодившего кота, спросил: – Вы же не откажитесь ещё со мной сегодня поужинать, а завтра с утра забраться на Эйфелеву башню?

Соне вдруг стало смешно. «Забраться на Эйфелеву башню» она представила буквально.

– Если я ещё и ужинать сегодня буду, то не только не смогу куда-либо взбираться, но и вообще передвигаться будет тяжело.

«Вот дура-то. Вспыхнула как воспитанница из института благородных девиц. Подумаешь, что он такого сказал! А отель посмотреть было бы даже интересно» – подумала она.

«Похоже, поездка окажется весьма целомудренной» – подумал он.

Но почему-то даже не расстроился, скорее наоборот.

Она улыбнулась в ответ на его улыбку. И они пошли дальше, держась за руки.

Глава 12

«Какой-то странный шум», – подумала Соня, сквозь сон.

Она нехотя открыла глаза. За окном всё было серое и мрачное, шёл дождь. Но настроение не испортилось. Дождь – не дождь, какая разница. Сегодня снова она встречается с Максом.

После обеда на набережной Анатоль Франс и прогулки по набережной Тьюрли Соня и Макс пошли по Елисейским полям. На витрине одного из магазинчиков Соня, совершенно случайно, заметила красивый красный чемодан. И она подумала, что в её чемодан могут не влезть все её покупки. На самом деле ей просто захотелось избавиться от ещё одного воспоминания о жизни с Андреем. Они зашли в магазинчик. Старый морщинистый китаец, покачивая седой головой, напоминающей одуванчик, который вот-вот разлетится от малейшего дуновения ветерка, кряхтя, полез в витрину. Он недовольно глядел на Соню своими узенькими глазками за то, что ей приспичило купить именно этот чемодан, а не какой-нибудь другой, из стоящих в центре зала. Но Соня не обратила на его недовольство ни малейшего внимания, всё её внимание было обращено на Максима.

Максим в тот вечер проводил её до дверей отеля, галантно поцеловал ей руку. Он пообещал прибыть сюда завтра в девять утра и с улыбкой попросил о том, чтобы Соня не передумала и не заставляла его напрасно ждать полтора часа.

Соня следующим утром вышла к нему на встречу ровно в девять часов, успев не только уложить волосы, накраситься, но и позавтракать. Они купили билеты на экскурсионный автобус, и Соня смогла ознакомиться почти со всеми знаковыми достопримечательностями Парижа. Триумфальная арка, Эйфелева башня, Монмартр, музей Орсе. Они прокатились на колесе обозрения, погуляли в саду Тюрли. Когда они подошли к дверям отеля, в Париже было уже половина двенадцатого ночи. Они договорились встретиться на следующий день уже попозже – не раньше полудня. И Макс её поцеловал.

Поцелуй был лёгким, можно было даже сказать робким. Максим не прижимал её к себе, он вообще не трогал её руками. Его губы не раскрываясь, коснулись её сомкнутых губ буквально на несколько секунд. Но этих секунд хватило, чтобы Соня чувствовала их прикосновение всю ночь и даже сегодня с утра. И ещё, что больше всего потрясло Соню – его близость, его дыхание разбудили в ней такие ощущения, которых она не испытывала, даже занимаясь любовью с мужем. Нечто подобное она испытала в свою вторую ночь в Париже, когда ведомая злостью к самой себе, сжала соски на своей груди.

«А если бы он меня поцеловал, по-настоящему, по-взрослому? Что бы я почувствовала? – думала она ночью, разглядывая в темноте потолок. – А что бы я почувствовала, если бы занялась с ним любовью?» – этот вопрос как-то сам собой возник в её голове, когда она, пользуясь свободным временем, всё-таки решила с утра полежать в ванной на львиных ножках.

Она нанесла гель на губку для тела. Прошлась ею по своей шее, представляя, что это руки Максима, его большие сильные руки, которые на протяжении всего прошедшего дня сжимали её ладони. Прошлась губкой по груди, нарочно задев соски, представив, что это его пальцы и от этой мысли соски затвердели. Прошлась по животу, очертив невидимый круг у пупка. Она представила вновь его губы, его голову, склоняющуюся над её коленями. Она почти ощутила, как запускает свои пальцы в его волосы с проблеском седины. Чётко увидела его лицо, мысленно провела указательным пальцем по его подбородку. Провела тыльной стороной ладони по его шее с явно пульсирующей жилкой, которую заметила, когда он смотрел на неё пристально своими блестящими серо-голубыми глазами. Её рука мысленно прошла от его шеи к его груди, – даже через вырез свитера виднелись растущие на ней, слегка вьющиеся волосы. И у Сони хватило воображения представить, как густая вьющаяся поросль покрывает всю его грудь, не скрывая при этом, его, как ей виделось, тёмно-коричневые соски. Представила его подтянутый, возможно тоже волосатый живот. Сонино воображение разыгралось: уже её собственная рука, а не губка, скользила по её коленям, поднимаясь по бёдрам выше. Она представляла его спину, и, почему-то, ягодицы, боясь представить то, что сейчас ей хотелось больше всего не только представить, но и ощутить внутри себя. Она с силой сжала бедра, почувствовав что-то не совсем обычное, но будоражащее. Вспомнила его запах, представила тяжесть его тела и … тихо всхлипнула. Она с усилием отдёрнула руку, которая уже почти неподвластная разуму, пробиралась между её всё ещё зажатых ног.

Соня включила холодную воду. Набрала её в пригоршню и вылила себе в лицо. Грудь с затвердевшими сосками тяжело вздымалась, сердце билось, лицо горело, а ноги были ватными. Она вылезла из ванны и, не обращая внимания на стекающую с неё на пол воду, подошла к зеркалу. От вида собственного с каплями воды тела, что-то почти больно, но сладко свело внизу живота. Она смотрела на себя в зеркало и почти не узнавала, как в тот день, когда познакомилась с Максом. Но тогда на неё смотрела озорная девчонка, переполненная восторгом, от того, что шикарный красивый мужик обратил на неё внимание. А сейчас всё было иначе. На неё смотрела хищница с пылающим похотливым взглядом, почти сошедшая с ума от собственных фантазий, всей кожей ощущающая прикосновения мужчины, который её никогда не касался. Она нуждалась в его поцелуях, в его силе, больше чем в воздухе. Она хотела. Она хотела его так, как никогда и никого. Что это было? Соня пыталась взять себя в руки и понять. Страх предстоящего одиночества? Обида на Андрея? Желание отомстить? Смыть из своего тела следы его присутствия? Как лёгкое, практически невинное касание губ чужого, малознакомого мужчины, смогло вызвать в ней столько эмоций? А может это просто Париж? Жажда новых ощущений?

Соня прошлёпала в комнату босыми мокрыми ногами. Села голая, мыльная в кресло и прикурила. Сегодня последний их совместный день. Он ещё не спросил ни её телефона, ни её электронного адреса. Скорее всего, и не спросит. Они практически не говорили о жизни там, дома. И вообще не говорили о будущем, ни о совместном, ни о раздельном. Просто получали удовольствие от нахождения в обществе друг друга здесь и сейчас. И Соню все эти дни всё устраивало. И мысли о том, что это вот – вот закончится, она попросту от себя гнала. Но это закончится завтра. Всё! Она больше никогда его не увидит. Питер, конечно, как говорится «город маленький», но не настолько, чтобы в нём случайно встретились два человека, которые познакомились в Париже и провели вместе незабываемые несколько дней. Да и какой смысл встречаться там? Он, скорее всего, да не скорее всего, а точно женат. Стать его любовницей, как эти бабы Андрея? Встречаться с ним украдкой в бабушкиной квартире, проводя одинокие ночи и выходные, боясь, что узнает его жена? Зачем? Нужно строить свою жизнь. Самой. Не цепляясь за Парижский призрак. Потому что это будет всего лишь призрак! Там он будет другой – занятый работой, семьёй. И наверняка он начнёт, нет, не сразу, но потом, начнёт презирать её за то, что она согласилась исполнять такую незавидную роль в его жизни. Нет! Так не должно быть! Не должно быть продолжения у этой истории! Нужно оставить приятные воспоминания об этой поездке и не портить их ненужными надеждами, выяснениями и, впоследствии, неминуемым разочарованием. Нужно просто поставить запоминающуюся точку!

Соня встала. Вернулась в ванную, захватив с собой станок для бритья. И зайдя, на сей раз в душевую кабину, нещадно избавилась от растительности на своём теле, оставив узенькую полосочку, на пылающем от предвкушения предстоящего, месте.

Она вышла из ванной. Накатившее на неё желание, спало, и превратилось, скорее в психологическую, чем в физическую потребность.

Соня взглянула на часы – до встречи с Максом оставалось больше часа. Принесли завтрак, но Соня сначала решила собрать чемодан, предполагая, что заедет она за ним только завтра утром. Приводить Макса в свой номер ей не хотелось, то ли боялась подмочить свою репутацию перед сотрудниками отеля, – ну мало ли, она ещё захочет приехать, – то ли давала себе путь к отступлению, – мало ли, передумает. Складывая свои вещи и покупки в чемодан, ей на глаза попалось стального цвета чудо, купленное в Лафайет. И она не удержалась и надела его. Кружевные, как она сама неблагозвучно, подумала, «труселя», как ни странно, никуда не впивались. А тоненькие бретельки вышитого бюстгальтера, в середине которого красовался маленький камушек, уверенно поддерживали её тяжёлую грудь.

«Ещё бы целлюлита не было, – подумала Соня, разглядывая себя в зеркале, – да ладно выключим свет. Он не заметит…»

Она рассмеялась – готовилась как к спецоперации! Не было уже ни то что никакого возбуждения, не было даже никаких романтических переживаний. Она выпила кофе с круассанами, которые уже стали ей слегка надоедать. Покурила. И пошла краситься. Она накрасилась намного ярче, чем обычно, даже подвела чёрным карандашом внутри по слизистой века, так она не делала со времён учёбы в универе. Затем Соня нанесла новые тени, гуще, чем обычно накрасила ресницы. Намного больше румян. На свои пухлые губы она нанесла ярко-алую помаду – под тон ногтей, которые, как ни странно, были ещё в приличном, почти идеальном состоянии.

Около двенадцати. Соня надела свой второй новый свитер – синего, почти василькового цвета, и на сей раз другую юбку – чёрную кожаную, купленную в Armani. Юбка была прямая, узкая до колена, но не только не подчёркивала Сонины, как ей казалось, лишние восемь – десять килограмм, а наоборот делала её изгибы ещё более женственными, прикрывая в то же время, всё лишнее.

«Вот что значит фирменная тряпка!» – подумала Соня.

Ещё раз посмотрев, всё ли она собрала, Соня брызнула на себя духами, переложила из сейфа в сумку билет на самолёт, и, проверив на месте ли паспорт и деньги, втиснулась в новые сапоги. Размышляя о том, сколько же она сможет в них пройти, накинула пальто и вышла из номера.

Макс, как ей показалось, слегка присвистнул, увидев, как она, покачивая бёдрами, спускается, осторожно ставя каблуки на ступеньки.

Этьен, с которым Соня приветливо поздоровалась, даже не скрывал своего восхищения: – Vous êtes belle, madame Sophie. (Вы прекрасны, мадам Софи).

Он обменялся с Максимом злобными взглядами. Естественно Этьена раздражал этот хлыщ, который тусовался здесь уже второе утро, чтобы увести загадочную русскую мадам в неизвестном направлении. Ведь если бы мадам Софи было скучно, Этьен бы с радостью скрасил её одинокие вечера.

– Ну что, возьмём такси и поедем на бульвар Капуцинов? – Макс не сделал комплимента по поводу её внешности, которого она так ждала.

– Можем пойти пешком, – Соня постаралась, чтобы голос не звучал расстроено.

– Не думаю, что вы сегодня сможете далеко и долго идти, – сказал Максим, показывая глазами на Сонины сапоги.

Но ей показалось, что он просто оценивал её ноги.

Не дожидаясь Сониной ответной реплики, Макс обратился к Этьену: – Такси, пожалуйста, на бульвар Капуцинов.

Этьен нехотя повиновался, но, не удержавшись, язвительно заметил Максу, что бульвар называется «Капюсин». Макс, казалось, даже не обратил на его тон ни малейшего внимания. Он просто сунул ни с того ни с сего в нагрудный карман пиджака Этьена купюру в десять евро, приобнял за плечи Соню, и повёл её к такси, которое прибыло моментально.

Провезя их по улице Сент – Оноре, через площадь Вандом, таксист остановился почти рядом с Оперой. Соня и Максим вышли.

Они неспешно выпили по чашечке кофе в Café de la Paix. Затем зашли в оперу и, купив экскурсионные билеты, изучили это шикарное здание изнутри.

– Я хотел отвести вас сегодня в одно место, – предложил Максим, – там довольно средняя кухня, но мне нравится название. Дойдёте? Это не очень далеко.

– Конечно дойду! – храбро ответила Соня, ведь сапоги совсем не жали, но только если чуточку.

И они пошли, держась уже по привычке за руки, как говорил Макс, по бульвару Капуцинов. И Соне нравилось именно это название, а не какой-то там «Капюсин», ведь оно напоминало ей о некогда любимом фильме с Андреем Мировым. Фильм всё-таки был о любви, и в нём всё закончилось хорошо. В их истории любви не будет, и она осознавала это сейчас совершенно спокойно. Их история просто скоро закончится, толком не успев начаться. И возможно, даже в собственной Сониной истории, любви не будет больше никогда. И Соня тихо шла, вложив свою руку в руку Макса, и думала о том, как же осуществить свои сегодняшние планы – намекнуть, прямо сказать? Макс, кстати, был тоже довольно задумчив.

«Почему она сегодня в таком виде?» – размышлял он.

За эти дни он привык видеть Соню, то есть, как он её называл Софи, одетую, так скажем, более подобающим образом для прогулок по городу. Да и макияж сейчас был намного ярче, чем обычно. Максим уже для себя решил, что это знакомство не приведёт сейчас ни к чему большему, чем просто прогулки по городу. Да и прогулки ему, если честно, очень нравились. Побывав в Париже трижды до этого, он и город то толком рассмотреть не успевал.

В первый раз он таскался со своей тогдашней пассией по магазинам, оставив в них денег столько, что могло вполне хватить на покупку однокомнатной квартиры где-нибудь в спальном районе Питера. Но та девица была шикарная, – так ему тогда казалось, – яркая двадцатилетняя блондинка. Дура, конечно, но зато преданно смотрела ему в рот и после походов по магазинам делала для него всё, что он хотел.