Текст книги "Невероятная Соня. Часть I. Парижский призрак"

«Французов мне ещё не хватало!» – подумала Соня, подхватила пакеты и побежала на эскалатор.

Она спустилась на первый этаж и уже на выходе заметила сумку YSL!

«Соня хватит!» – сказала она сама себе. Но непослушные ноги потащили её к продавщице. Неловко поздоровавшись, она попросила показать понравившуюся вещь. Кожа была мягкой, хотя и не тонкой, сумка отлично держала форму, её глянцевый блеск, привлекал Соню, как блестящая ложка сороку, маленький замочек на фронтальной части сумки был просто очаровательным, вместительная, молния в удобном месте. Ноги гудели, и Соня переминалась с ноги на ногу и рассматривала сумку, держа её в руках.

– Я думаю, она вам очень подойдёт, – сказал хриплый низкий голос.

Соня от неожиданности подвернула ногу, почувствовала, что теряет равновесие, но сильные руки поддержали её, слегка обняв за плечи.

Соня повернула голову. Сзади неё стоял мужчина в чёрной замшевой куртке.

Он русский! Чёрт! А она такой фигни наговорила! Стало стыдно, Соня покраснела и, сунув желанную сумку обратно в руки продавщице, подхватила пакеты и побежала на выход.

– Куда же вы? – услышала она вслед.

Соня побежала к первому попавшемуся на глаза такси. И, как будто скрываясь от погони, резко открыла деверь и плюхнулась на заднее сидение, с силой втаскивая за собой множество бумажных пакетов с покупками, рискуя оторвать от них верёвочные ручки.

Таксист, судя по внешнему виду – араб, повернулся к ней с недовольным лицом и, размахивая руками, начал что – то верещать на таком французском, который не смогли бы понять даже сами потомки Дюма, не говоря уже о Соне.

«Наверно спрашивает куда ехать», – подумала Соня и, не обращая внимания на его агрессивный настрой, покопалась в сумке и вытащила карточку с названием отеля.

Non madame, Vous là—bas. – заверещал араб, быстро мотая головой и показывая куда-то вперёд

Единственное, что Соня смогла разобрать, так это то, что он сказал: «Нет, мадам», а дальше она не поняла, то ли «вам туда», то ли «вас туда».

«Ненормальный какой-то», – подумала Соня и с испугом, от греха подальше, вылезла из машины.

Она даже не успела посмотреть по сторонам, чтобы понять, куда показывал ей араб.

– Вы сели не в ту машину, – мужчина из кафетерия стоял рядом. – Позвольте, я помогу донести ваши пакеты и провожу вас до «правильного» такси.

– Я сама разберусь, – почему-то рявкнула Соня, и как ребёнок, защищающий свою игрушку, прижала пакеты чуть ли не к груди.

– Чем, я вас так напугал, мадмуазель? – в интонации чувствовалась лёгкая ирония.

«И действительно, чем?» – сама удивилась Соня.

– Тем, что я не француз и прекрасно понял, что вы говорили, когда поглощали салат? – мужчина широко улыбнулся.

Соня представила, как это выглядело со стороны, и неловко рассмеялась.

– Глупо получилось, – пожала она плечами и поняла, что всё ещё чувствует на своих плечах его руки. Это, видимо, пугало больше всего. – А зачем вы подкрались ко мне сзади? – спросила она, не сразу сообразив, что этот вопрос прозвучал почти так же глупо, как и реплика в кафетерии.

– Я не хотел вас напугать, правда. Может быть, вы вернётесь за той сумкой? – мужчина сделал виноватый вид.

«Хорошо, что он меня спугнул, – подумала Соня, – благодаря ему удалось сэкономить тысячу двести евро». Выйдя из магазина и перестав созерцать прилавки, она наконец-то начала рассуждать здраво.

– Нет, я бы всё равно покупать не стала, не совсем моя вещь, – ответила Соня, и мужчина сделал вид, что поверил.

– Давайте пакеты, нам вон туда, – он протянул руку и забрал у переставшей сопротивляться Сони гроздь верёвочных ручек, показывая вдаль. – Здесь в первое попавшееся такси не сядешь. Они тут за клиентами в очередь друг за другом стоят, и садиться нужно в первую машину в ряду, – пояснил он, проводя её вдоль ряда припаркованных такси.

– Куда вам? – спросил мужчина, открывая перед Соней заднюю дверь первого в ряду автомобиля.

– Чёрт! – негромко выругалась Соня, карточку с названием отеля она, видимо, обронила, когда покидала машину злобного араба. – Я карту потеряла, – сказала Соня, почувствовав себя круглой дурой.

– Кредитную? – встревоженно спросил мужчина.

– Боже упаси! – Соня еле удержалась, чтобы не переплюнуть через левое плечо, и тем самым не выставить себя идиоткой окончательно. – Карточку с названием отеля, – пояснила она.

– Ну, название, вы хотя бы помните? – ему вроде бы снова стало смешно.

Соня утвердительно кивнула и слегка грассируя, произнесла название отеля.

Он едва заметно улыбнулся, услышав, как она картавит.

– Это рядом с Елисейскими? Верно? – уточнил он.

– Да, но название улицы я ещё не запомнила.

– Садитесь, – мужчина помог ей сесть на заднее сидение, вручив Соне её драгоценные пакеты. А сам уселся впереди рядом с таксистом, что-то быстро пробормотав ему на французском.

– Я буду вас сопровождать, мадмуазель, – он театрально склонил голову, обращаясь к обескураженной Соне. – Если вас привезут не туда, я смогу направить водителя в нужном направлении, вы же, боюсь, растеряетесь.

Соня вспыхнула от возмущения. Да он считает её неуклюжей идиоткой! Она и без него прекрасно справится. Справлялась же до этого.

– Я вас действительно сбил с толку своим внезапным появлением, – сказал он, предупреждая её возмущённое возражение. – У вас очень взволнованный вид, и я, как порядочный человек, просто обязан…

«На мне жениться» – хотела съязвить Соня.

– Удостовериться в том, что вы благополучно добрались, – он продолжал едва заметно улыбаться. – Меня зовут Максим, а вас?

– София, – робко ответила она.

– Очень приятно познакомиться, мадмуазель Софи! – он снова, но уже широко улыбнулся, показывая прекрасные зубы.

– Мадам, – видимо из вредности сухо поправила его Соня, радостно отметив про себя, что Максим слегка расстроился.

– Вы давно прибыли в Париж? – спросил он.

– Я приехала вчера, – Соня не почувствовала подвоха в этом «вы» и выдала со всеми потрохами, что в Париже она всё-таки одна.

Они подъехали к отелю. Таксист с первой попытки доставил её, куда следует.

– Это здесь? – спросил Максим, рассматривая вывеску с пятью звёздами.

– Да. Сколько с меня? – Соня достала кошелёк.

– Прекратите, – искренне начал сопротивляться он. – Я же поеду дальше, тем более мне недалеко, сам и расплачусь.

Но Соня достала пятнадцать евро, приблизительно эту сумму она заплатила за дорогу от отеля до Галерей и предположила, что обратная дорога будет стоить столько же. Таксист, не обращая внимания на Максима, радостно схватил деньги. Швейцар у входа уже открывал дверь, помогая Сони выйти с пакетами из машины.

– Софи, – Максим вышел из такси, сделав водителю знак не уезжать. – Я буду вас ждать здесь через три часа. Я знаю неподалёку симпатичный ресторанчик и с удовольствием угостил бы вас ужином в качестве извинений за испорченный шопинг.

«Соглашайся, соглашайся!» – Соне померещилась мама, в очередной раз дающая ей наставление.

Но вслух Соня сказала: – Благодарю, но я не вижу повода для извинений. Шопинг удался, – она кивнула на пакеты, вежливо улыбнувшись. – Так что не стоит беспокоиться. Вам спасибо за сопровождение, всего хорошего.

– Подумайте, – Максим был невозмутим. – Я приеду сюда через три часа. То есть в восемь и буду ждать вас до половины девятого в лобби-баре.

Но Соня не удостоила его ответом и скрылась за дверью.

Она пронеслась мимо Этьена, и едва кивнув в знак приветствия, выхватила у него ключ со свисающей бахромой. Бегом взлетела на второй этаж, и с трудом совладав с замком трясущимися руками, влетела в свой номер. Она положила пакеты на заправленную горничной кровать, повесила своё шикарное пальто в шкаф и подошла к зеркалу.

«Через три часа, через три часа, в восемь, до половины девятого» – как заезженная пластинка крутилось у неё в голове. Она в первый момент даже отшатнулась от зеркала, не сразу узнав себя. Её глаза лихорадочно сверкали, на щеках был румянец и идиотская улыбка до ушей. Она плюхнулась в кресло, сердце билось, как после марафонской пробежки, чтобы хоть как-то успокоиться она прикурила, глубоко затянувшись. Носясь по огромному магазину, Соня даже забыла про сигареты, но сейчас дико хотелось курить.

Так что же делать? Идти? Не идти?

Она представила ужин в номере, заказанный через рум-сервис. Не то. Этьен говорил о каком-то ресторане неподалёку, но перспектива ужина в одиночестве, в незнакомом месте – её не радовала. Да и с языком всё гораздо сложнее, чем ей показалось в первый день. Соня рассмеялась – сейчас любой вариант казался неудачным по сравнению с ужином в компании Максима.

Позвонила мама.

– СонЮшка, как время проводишь?

– Ой, мама, я столько денег потратила, столько всего накупила.

– И Шанель? – мама, как большинство женщин бывшего Советского союза, считала эти, прямо скажем, (да не обидится Коко), не самые лучшие духи – главным символом Франции и лучшим, что когда-либо могла произвести парфюмерная промышленность всех времён и народов.

– И Шанель.

– Спасибо. А погода как?

– Пасмурно сегодня, поэтому я по магазинам и пошла, – Соня как будто оправдывалась сама перед собой.

– А завтра, что планируешь?

– Не решила ещё, может в Лувр.

– Сходи лучше в музей Родена.

Возможно, мама была права. Ну что такого могла увидеть Соня в Лувре, с детства регулярно посещавшая Эрмитаж и Русский музей? А Роден – это совсем другое.

Когда Соня была маленькой, её маме подарили альбом с изображениями скульптур Огюста Родена. (Огюст Роден – французский художник, скульптор, график – прим. автора).

Соня с детства помнила великолепные, поражающие своей реалистичностью, скульптуры. Они казались Соне живыми и очень драматичными. Особенно «Маска человека со сломанным носом». Изображение старого, некрасивого человека с изувеченным носом, завораживало Соню. Поворачивая альбом под светом настольной лампы, Соне казалось, что лицо меняется на глазах.

– Если я, когда-нибудь поеду в Париж, – мечтала мама, – я в первую очередь посещу музей Родена.

– Да мам, я думаю, что так и сделаю, – Соне стало даже немного стыдно, что, бегая и скупая барахло в магазине, пусть даже фирменное и довольно дорогое, она совсем забыла про Родена.

– Ты вообще, чем там питаешься? – мама задала самый обыденный для всех матерей вопрос, от которого у Сони снова забилось сердце.

– Я нормально питаюсь, у меня был шикарный завтрак с омлетом, а на обед я ела салат, типа «Цезаря».

– И всё? Ты собираешься ужинать? Сходи куда-нибудь.

– Не знаю. Я что-то устала, наверно поужинаю в номере, как вчера, – сказала Соня, наморщив свой маленький нос.

– Глупость какая, тебе нужно обязательно куда-нибудь выйти, в приличное место, – мама как всегда зрила в корень. – Может, познакомишься там с каким-нибудь экскурсоводом, – усмехнулась она. – Соня, не будь затворницей, ни в чём себе не отказывай, ни в чём! – предложение было повелительно-восклицательным, как написали бы в учебнике по русскому языку. – Впереди столько заморочек! Развлекайся на всю катушку!

– Ладно, мама, – улыбнулась в трубку Соня.

– Но будь всё-таки осторожна.

– Не волнуйся. Целую, пока.

Соня отключила телефон. Взглянула на часы, до предполагаемой встречи оставалось два с половиной часа.

Ровно в восемь вечера Соня сидела в кресле и, не мигая, наблюдала за временем… Голод подступал всё сильнее, но она даже ничем не перекусила, предвкушая ужин.

«Вот такой вот каламбур» – про себя улыбнулась она.

Соня успела принять душ. Жертвуя возвратом такс фри – надела новую синюю прямую юбку Escada, и новый чёрный свитер с воротником стойкой неизвестного Соне французского производителя.

Помимо любимого голубого ей нравился ещё и чёрный цвет. Во-первых, он стройнил – это был общеизвестный факт. Во-вторых, её тёмные, почти чёрные глаза выглядели ещё больше и ярче на её вечно бледном лице, лишь слегка тронутом румянами и тонким слоем пудры. Но в одежде чёрное с чёрным она старалась не сочетать, наверное, после смерти бабушки и дедушки всё чёрное сразу у неё ассоциировалось с похоронами.

Соня даже нанесла новые тени, выбранные для неё продавщицей француженкой, и убедилась, что та была права, этот цвет ей действительно шёл, делая взгляд более выразительным. Боясь испортить помаду за ужином, она обошлась лишь лёгким блеском для губ. И, конечно же, раскрыла новые духи от Givenchy. Соня ещё раз с благодарностью вспомнила маму, которая уговорила её взять с собой колготки.

Колготки оказались чёрные, сорок ден, что для довольно промозглой погоды, было самое то. И вот, надев сапоги и пальто, жалея, что всё-таки не купила новую сумку, Соня сидела, держа в пальцах сигарету и почти не притрагиваясь к ней. Она смотрела на часы. Восемь ноль пять, восемь пятнадцать.

«А если он не пришёл? – подумала Соня. – Но почему бы ему не прийти, – возразила она сама себе. – Забыл или передумал, я же не дала ему конкретного ответа. А если всё же пришёл?»

Соня пыталась вспомнить, как он выглядит, но не смогла. Она была настолько ошеломлена его возникновением, смущена его настойчивостью, что запомнила только его чёрную замшевую куртку и ощущение его рук на своих плечах. Ещё её преследовал запах его парфюма.

«Восемь тридцать пять! Чёрт! Он наверно уже ушёл!»

Она подхватила сумку и опрометью выбежала из номера, достаточно громко хлопнув дверью. Она почти бегом спускалась по лестнице, привыкая к тесноте новых сапог. Сердце стучало, её слегка подташнивало, руки были холодными и влажными. Когда остался один лестничный пролёт, Соня в нерешительности остановилась. Вестибюль отеля отсюда хорошо просматривался. Она увидела Этьена, стоящего за стойкой ресепшен, и с нетерпением ожидающего, когда же закончится его смена.

Потом она увидела его! Он сидел за барной стойкой и пил кофе, опять как тогда – из чашки-наперстка. Соня наконец-то смогла его разглядеть: из-под тёмно-синего, распахнутого, вполне вероятно кашемирового пальто, виднелись графитового цвета брюки классического покроя, дорогие, до блеска начищенные ботинки, стального цвета рубашка. Соня начала рассматривать его лицо. Первое что бросилось в глаза – волевой подбородок, лёгкая, скорее всего однодневная щетина, упрямая линия губ, хотя и не тонких, правильной формы истинно мужской нос, тёмные слегка вразлёт брови. Цвет глаз Соня различить не смогла. Хорошая истинно мужская стрижка. Волосы густые, тёмно-русые, но с заметно поблескивающей сединой, хотя на вид не больше сорока – сорока двух лет. И как бы банально это не звучало – чертовски привлекателен.

Соня вновь взглянула на часы, маленькие золотые – подаренные бабушкой и дедушкой на её шестнадцатилетие, они исправно работали все двенадцать с лишним лет. Почти восемь сорок пять. Он всё ещё здесь, хотя тоже уже смотрит на часы, что-то нехотя отвечает бармену. Соня сделала ещё шаг. Сердце забилось ещё сильнее. Почему оно так бьётся? Что особенного происходит? Познакомилась с мужчиной, он позвал её на ужин. Ну да, в её жизни случались только деловые ужины, ведь она была замужем и всегда держала дистанцию. Но сегодня с ним, с Максимом, она тоже держала дистанцию и ему она тоже сказала, что замужем. Его же это не остановило? Почему? А может он маньяк? Или просто бабник?

«А кто не бабник?» – вспомнила она давнюю песенку группы «Дюна». Такой же бабник, как и Андрей. Зачем ей это? Для чего?

И Соня, развернувшись на своих новых каблуках, спокойным шагом вернулась в номер.

Она разделась, аккуратно повесила одежду в шкаф. Пока её не было, заходила горничная и подготовила постель ко сну, положив на подушку маленькую шоколадку. Соня положила шоколадку в рот, бросив обёртку прямо на пол. Зашла в ванную. Умылась. Выйдя из ванны, достала из мини-бара два шкалика коньяка и, выпив залпом один за другим, легла под одеяло, в одних розовых с сердечками хлопковых трусах. Она свернулась клубком, закуталась и тихонечко завыла. Слёзы текли как из крана. Она думала об Андрее, его ребёнке. О Сергее, который тогда от неё сбежал, даже не объяснившись. О Видове и Кипяткове, которые её ненавидели, о страшной и тупой Светке, которая была счастлива со своим огненно-рыжим мужем, о Саше, который даже не предложил выпить кофе.

Ещё она думала о бездарно потраченном дне. Зачем ей это барахло? Лучше бы сходила посмотреть Эйфелеву башню. Успокоившись на секунду, она заплакала снова, вспомнив о маме, которая так и не побывала в Париже. О бабушке с дедушкой, которые смогли въехать в отдельную квартиру, когда обоим было уже за пятьдесят, и вся их жизнь прошла в крошечной комнатушке в коммуналке, а о Париже они вряд ли даже мечтали. Она вспомнила об отце, который её никогда не любил. Он, даже умирая, не оставил ей письма с последним «прости». Зачем она вообще сюда приехала? Потратила кучу денег? Париж – город любви. Сюда нужно приезжать с любимым человеком и, взявшись за руки, бродить по старинным улочкам, скрываясь от дождя, заходить в маленькие уличные кафе, занавешенные толстой плёнкой, и, укрывшись, выданными официантом клетчатыми пледами, сидеть под инфракрасными обогревателями, попивая кофе с коньяком. А что делает здесь она? Наелась с утра круассанов, а потом спустила несколько своих зарплат за несколько часов беготни по универмагу? Зачем ей это? Особенно сильную злость вызывало последнее приобретение. Куда она столько белья накупила? Ей всё равно будет неудобно в этих кружевных, впивающихся в задницу труселях. А эти лифчики, кто на ней увидит? Мама? Или очередной врач?

Соня, ни с того ни с сего, взяла себя за соски и со всей силы их сжала. Она как будто хотела наказать собственную грудь, которая так шикарно смотрелась в новом белье. Она хотела причинить себе боль за все эти безумные траты и тупое времяпрепровождение. Но вместо боли её грудь пронзила сладкая судорога и эхом отозвалась внизу живота. Слёзы в момент высохли. Соня резко села в кровати. Её охватила паника, она никогда не испытывала подобного. Андрей очень редко уделял внимание этой части её тела, и его слюнявые поцелуи никогда не вызывали у Сони таких ощущений. Она провела рукой по своему животу, по внутренней поверхности бёдер и отдёрнула руку, зайдясь новыми рыданиями, представляя, как Андрей сейчас, возможно, в эту самую минуту, ласкает рыжую девку в когда-то их с Соней постели.

Глава 11

Соня проснулась от чувства дикого голода. В залитой солнцем комнате нелепо горела люстра. Соня так и уснула при свете. Она посмотрела на часы – девять утра по Парижу. Голод одолевал, пришлось вставать. Ломило всё тело, и болела голова, а желудок просто сводило от голода. Формуляр для завтраков в номер Соня вчера не заполнила. Но на завтрак в ресторане она могла ещё успеть.

Подняв с пола два маленьких опустошённых шкалика и, выбросив их в корзину для мусора, Соня вошла в ванную. Стараясь не смотреть на отражение своей груди, которая вчера так необычно ответила Соне на причинённую ей боль, она заглянула себе в глаза. Они были красные и опухшие со следами плохо смытой косметики. Соня встала под душ, с грустью подумав, что лучше бы она вчера понежилась в шикарной ванной на львиных ножках, чем истязать себя бесполезными переживаниями.

Она сушила волосы, смотрела на своё отражение и шёпотом разговаривала сама с собой.

– Ну и что ты себе вчера устроила? А главное зачем? Пользовалась бы случаем, сходила бы с ним на ужин. Чего ты испугалась? При чём тут Андрей? Ты что за этого Максима замуж собралась? Это был бы просто ужин в приятной компании. Это ни к чему тебя не обязывало! Тебя, что так часто по сорок пять минут ждут мужики в дорогих пальто? Вот дура то! Расфуфырилась, надушилась! И зачем? Чтобы весь вечер прореветь в подушку и уснуть голодной?

Соня злобно посмотрела на своё отражение.

– Всё, проср. а шанс. Будешь тут ещё три дня одна ходить, наслаждаться архитектурой. По магазинам план перевыполнен! – она показала своему отражению язык.

Соня заставила себя накрасить опухшие глаза, даже нанесла новую кремовую пудру.

– Зачем только вещи все развернула? Теперь такс фри не получишь! – она ещё раз зло посмотрела в зеркало.

Отражение было уже чуть веселее. Но настроение оставалось наипоршивейшее. Она выглянула в окно. На улице светило солнце.

– Солнце светит! Хватит киснуть! – Соня рассмеялась, она произнесла это точь-в-точь, как мама, с той же интонацией и даже с таким же выражением лица.

Она посмотрела на себя уже более спокойно и пошла одеваться. Соня надела вчерашние брюки и свой старый серый свитер, но потом передумала и сняла его, надев новый чёрный, тот, в котором собиралась пойти на ужин с Максимом.

Она спустилась на второй этаж, где располагался ресторан. В ресторане почти никого не было, кроме пожилой пары, как Соне показалось, немцев. Она кивнула им в знак приветствия, заняла столик поменьше, заказала у официантки кофе, взяла пару кусочков сыра, ломтик дыни и круассан. Съела это всё за считаные минуты. Да – в номере завтракать было куда приятней.

«Сегодня, – подумала Соня, – как бы не рыдала, а формуляр заполню!»

Она вернулась в номер. Выкурила две сигареты подряд. Надела пальто, взяла сумку и вышла, собираясь поехать в музей Родена. Остановившись на лестнице в том самом месте, где она прошлым вечером, как школьница, затаив дыхание, стояла и разглядывала Максима, её на миг озарила надежда: «А вдруг он опять пришёл, с утра пораньше?» Но когда спустилась вниз, поняла, что это не более чем дурацкая женская фантазия. Какой нормальный мужик, а тем более такой, прождав сорок пять минут, захочет снова сидеть и ждать какую-то взбалмошную тётку?

Соня по-русски поздоровалась с Этьеном, который как всегда был обходителен и приветлив.

– Я надеюсь, ваш вчерашний шопинг прошёл удачно?

– Да, вполне, благодарю вас.

Хотя при взгляде на заплаканное Сонино лицо можно было сделать совсем другие выводы.

– Я могу вам сегодня быть чем-нибудь полезен?

– Да, мне нужно такси, я хотела бы посетить музей Родена. Он сегодня открыт, вы не знаете?

Этьен посмотрел куда-то на своём столе: – Совершенно верно, он открыт до 16:45. Я вызову для вас машину.

Этьен взял телефонную трубку. Соня отошла и начала разглядывать фотографии знаменитостей, вывешенные в вестибюле.

– Мадам Софи, прошу прощения, – Этьен спешно подошёл к ней, неся в руках маленький конвертик. – Вас вчера спрашивал какой-то господин. Он ждал вас в баре, но просил вам не звонить, не оповещать о его визите. Когда я закончил смену, он ещё оставался, но передал моему коллеге для вас вот это, – Этьен протянул Соне заклеенный конверт. – Месье просил его вам передать, когда вы выйдете из номера. Простите, что я про него чуть не забыл.

Но Соню уже не интересовали его извинения. Её интересовал конверт, а точнее, его содержание. Она как можно аккуратней надорвала тонкую бумагу и достала записку. Ей никто никогда не писал писем на бумаге, если не считать записок от мамы, все письма были только электронные. Соня, сгорая от нетерпения, развернула листок.

Ровным, почти каллиграфическим подчерком там было написано:

Я прождал Вас полтора часа – до половины десятого вечера. Искренне полагаю, что ваше «непоявление» вызвано не Вашим, неожиданно плохим самочувствием или невоспитанностью, а замешательством, в которое я, быть может, привёл Вас своим излишним напором. Если причина действительно в этом, то прошу Вас меня за это простить. У меня нет привычки – знакомиться с женщинами на улице, но, увидев Вас вчера, я подумал, что не должен Вас отпускать. Я думаю, что нужно дать судьбе ещё один шанс свести нас, и посему буду ожидать Вас в парке, в компании Мыслителя с двенадцати часов по полудню.

Макс.

«Вот это слог, – подумала Соня. – Как в старинном романе».

Она невольно залюбовалась почерком.

«Но… «… буду ожидать Вас в парке, в компании Мыслителя». Парков в Париже немало… В каком именно? «… в компании Мыслителя» … Мыслитель, мыслитель», – Соня напрягла память, что-то очень знакомое, совсем недавно, ещё вчера.

– Ваше такси, мадам Софи, – Этьен с плохо скрываемым любопытством смотрел на Соню, пытаясь понять выражение её лица.

– Благодарю, вас Этьен, – Соня секунду помедлила. – Скажите, вы не знаете случайно, скульптуры Родена выставлены в каком-нибудь парке?

– Да, конечно, многие из скульптур Родена выставлены в парке самого музея.

– Спасибо, – она посмотрела на часы – без двадцати двенадцать, – переодеться уже не успею.

И помахав Этьену, Соня села в такси.

Таксист повёз Соню по Елисейским полям. Соня почувствовала себя обманутой. Она столько слышала о них, читала, и представляла себе что-то невероятное, а это оказался обыкновенный проспект, чем-то напоминающий Московский. (Московский проспект в Санкт – Петербурге – прим. автора). Но Триумфальная арка Соню впечатлила, правда ехала она в другую сторону и не стала сворачивать себе шею, чтобы её рассмотреть.

«Обязательно вернусь сюда» – дала самой себе обещание Соня.

Таксист провёз Соню мимо колеса обозрения на Площади Согласия, через мост Александра Третьего, и, свернув на улицу Сен – Доминик у Собора Инвалидов, повернул на улицу Бельшас. Он подвёз Соню прямо ко входу в Музей Огюста Родена на улицу Варенн.

Желающих созерцать творения Огюста, оказалось немного. Соня купила входной билет, потратив на это несколько минут и шесть евро. Она посмотрела на карту музея, и то ли от волнения, то ли карта была такая, так и не поняла – в какой же части парка находится Максим, а вернее скульптура Родена «Мыслитель» у которой «… с двенадцати часов по полудню», он должен был её ждать.

Неслышно молясь о том, чтобы не плутать долго среди фигур, которые к великому Сониному стыду, её сейчас интересовали меньше всего, она как когда-то, где-то писали французские романисты «пронеслась по аллеям парка, едва касаясь земли».

* * *

Неизвестно кто кого увидел первым – он её, или она его.

Максим был в той же замшевой куртке, как и при их первой встрече, в джинсах и сером свитере. Смотря на него издали, Соня наконец-то смогла оценить, что он прекрасно сложен. То, что он высок, она поняла ещё вчера, когда они обсуждали таксистов – он был её выше почти что на голову, что при Сониных 170 сантиметрах роста случалось довольно редко. Мужики в Сонином окружении были весьма среднего, можно даже сказать средненького росточка, и когда она надевала обувь на каблуках, то становилась выше многих.

Соня на секунду замерла в нерешительности, но, понимая, что он отчётливо видит, что она уже пришла, и чтобы не выглядеть в очередной раз взбалмошной идиоткой, засунула мокрые от волнения руки в карманы пальто, пытаясь незаметно высушить их о подкладку, и подошла к нему.

Он сделал шаг к ней на встречу. Они стояли и оба молчали, глядя друг другу в глаза.

«Серо-голубые, – подумала Соня, – больше голубые, чем серые».

А ведь вчера она не могла разглядеть цвет его глаз.

– Вот видите, я в вас не ошибся. Вы догадались, где я буду вас ждать, – он смотрел на неё сверху, внимательно изучая её лицо.

– А если бы я не догадалась? – она была бледна и говорила очень тихо.

– Такого просто не могло быть, – его глаза на мгновение сверкнули. – Вы раньше здесь бывали?

– Нет, – Соня мотнула головой, – но с детства мечтала сюда попасть.

– Тогда пойдёмте, я проведу для вас небольшую экскурсию.

Они пробродили по музею и парку более двух часов. Макс был немногословен, и скорее, Соня сама ему рассказывала о Родене.

Они любовались статуями «Бронзовый век», «Мыслитель», «Тень», «Три тени», «Адам», «Ева», «Прекрасная Омьер», «Данаида». Около всей известной статуи «Поцелуй» они простояли особенно долго. Соня почувствовала, что краснеет.

«Ты взрослый человек! – сказала она сама себе. – Что за детские реакции?»

Когда они подошли к выходу, то как – то оба замешкались.

Соня смутилась, поняла, что снова краснеет. Свой завтрак она проглотила, не заметив, и уже очень сильно хотела есть. С Максом расставаться не хотелось. За эти два часа проведённых с ним она поняла, что он вовсе не страшен и абсолютно вменяем, и его вчерашнее поведение вызвано явно не маньячными наклонностями. Но сейчас никаких знаков внимания Соне, как женщине, он не оказывал.

«Может, я сегодня уже не так ему интересна, может, он разочарован? – крутилось у неё в голове. – Может мне самой позвать его вместе пообедать? А если он откажется?»

И она просто тихо сказала: – Спасибо, Максим, вы очень хороший экскурсовод, я вам очень благодарна. У вас наверно дела? Тогда я прощаюсь.

– Вам спасибо, – довольно сухо ответил он, – всего хорошего. Надеюсь, вы не заблудитесь.

Соне хотелось рыдать и топать ногами. «Дура! Редкостная дура! Купилась на его письмо! А он просто решил поиздеваться!» Она торопливо развернулась и пошла, ничего не видя перед собой.

– «Нельзя слова их понимать точь-в-точь. «Подите вон», ещё не значит «прочь»!» – Макс догнал её в два прыжка, задорно рассмеялся и слегка обнял за плечи. – Я жутко голоден. Пойдёте со мной обедать! – и это не было вопросом с его стороны.

Соня догадалась, что он процитировал что-то из Шекспира. Она посмотрела на него – в глазах мелькали бесенята. Её сердце бешено забилось, хотелось в ответ сказать какую-нибудь колкость, но она просто рассмеялась.

Они прошли по улице Варенн. Несмотря на голод, зашли в Собор Инвалидов. Но, убедившись, что его внутреннее содержание сильно уступает наружному виду, решили не любоваться старыми латами, выставленными там, и всё-таки пойти поесть. Они прошли по проспекту Марешаль Гальяни, свернули на улицу Университе, с неё на улицу Аристид Бриан, мимо Бурбонского дворца и оказались на набережной Анатоль Франс. Там они нашли небольшое уютное кафе, в котором и расположились, – как ещё вчера мечтала Соня, – за толстой плёнкой под инфракрасным обогревателем.

– Почему вы решили, что я догадаюсь о каком «Мыслителе» идёт речь? – спросила Соня, пригубив огромный пузатый бокал с красным вином, выбранным Максом.

Вино хоть и имело немного терпкий вкус, но было очень приятным.

– Я сам не знаю, – пожал плечами Максим, – просто так решил и всё. Был уверен. – И, посмотрев ещё раз внимательно на её лицо, спросил: – Вы, почему вчера не пришли?

Соня покраснела, вспомнив, как вчера стояла на лестнице и изучала его.

– А как вы себе это представляли? Здравствуйте, это я, пришла с вами есть?

– Странное восприятие, – усмехнулся он. – А что в этом такого? Вы же сегодня пришли?

– Это другое. Я не знаю, как объяснить, – задумалась Соня. – Одно дело вы подкрадываетесь ко мне в магазине, везёте на такси и зовёте на ужин, а другое дело Роден.

– То есть если бы не Роден?

Соня грустно улыбнулась: – Я сегодня как раз заказала такси, чтобы ехать в музей Родена, и тут мне передали ваше послание.

– Значит, я не ошибся в вас, – он очень внимательно смотрел на неё. – Вы плакали вчера?