Текст книги "История исторической науки России (дореволюционный период): учебник для бакалавров"

1. В чем состоит концептуальный смысл общерусского летописания?

2. Когда, где и в каких исторических условиях оно появляется и как долго развивается как явление?

3. Охарактеризуйте центры общерусского летописания и их особенности.

4. Какие памятники представляли официальное московское летописание?

1. Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. – М., 1963.

2. Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. – СПб., 2001.

3. Еремин И. П. Волынская летопись 1289–1290 гг. // Еремин И. П. Литература Древней Руси. – М.; Л., 1966.

4. Зиборов В. К. Русское летописание XI–XVIII веков. – СПб., 2002.

5. Иоасафовская летопись. – М., 1957.

6. Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. – М., 1980.

7. Корецкий В. И. Соловецкий летописец конца XVI в. // Летописи и хроники. 1980. – М., 1981.

8. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. – М.; Л., 1947.

9. Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. – Л., 1976.

10. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). – Т. 1—43.

11. Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. – Л., 1940; СПб., 1996.

12. Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. – М.; Л.: 1950; СПб., 2002.

13. Тверские летописи. Древнерусские тексты и переводы. – Тверь, 1999.

14. Тихомиров М. Н. Русское летописание. – М., 1979.

15. Улащик Н. Н. Введение в изучение белорусско-литовского летописания. – М., 1985.

16. Шахматов А. А. История русского летописания. – М., 2003.

Движение идей и концепций национальных историографий, преодоление ими границ и знакомство с историографическими источниками других стран, их изучение и включение в историю собственной науки – нелинейный процесс. Начиная с XV в., русские летописи и Повесть временных лет входят в историографическое европейское пространство. Они оказывают влияние на зарубежную историографию в изложении ранней истории Руси.

Известны случаи, когда благодаря такому движению сохранились национальные памятники. Так, после сверки «русских известий» Я. Длугоша с русскими летописями, Ю. А. Лимонов (1933–2006) подтвердил гипотезу А. Н. Насонова (1898–1965) о том, основной состав русского летописного свода 1464–1472 гг. представлен в «Истории» польского автора[196]196
  Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII веках. – Л., 1978. – С. 96.


[Закрыть].

М. Д. Приселков (1881–1941) отмечал, что русская наука узнала о белорусских или западнорусских летописях из сочинений польских хронистов XV и XVI вв.: Яна Длугоша (1415–1480), Мартина Бельского (1495–1575) и Матвея Стрыйковского (или Стрыковского) (род. 1547, участник русско-польской войны 1574–1575).

Значительный комплекс сведений об истории Руси и Московии был заимствован иностранными авторами XV–XVII вв. в их трудах о Руси, России и ее отношениях с Европой из русских летописей. Князь М. М. Щербатов подчеркивал особую среди европейских источников ценность русских летописей в сохранении памяти, а также обращал внимание на отсутствие такого источника у других славянских народов. «Что протчие Славянские народы, Поляки, Богемцы, Венеды и Иллириане подобной ей (древней русской летописи, – М. Л.) не имеют, ниже, чтоб которая из их летописей, либо древностию, либо обстоятельным и внятным объявлением произшедших дел, сей нашей предпочитаема быть могла. Сам, последует сей писатель, Стриковский (М. Стрыйковский, – М. Л.) славный Польский историк, не нашел лучшего основания, кроме нашего Нестора, к сочинению своей Польской и Российской Хроники»[197]197
  Щербатов М. М. История Российская от древнейших времянъ. – Т. 1. —СПб., 1770. —С. VIII.


[Закрыть].

Добросовестные иностранные авторы, писавшие историю Руси, не могли обойтись без обращения к русским летописям. Летописи использовали непосредственно, т. е. с ними работали такие авторы, как: родоначальник польской историографии Я. Длугош, выпускник Краковского университета М. Меховский (1457–1523), австрийский дипломат С. Герберштейн (1486–1566), немецкий и польский историк и дипломат Р. Гейденштейн (1553–1620). Также русские летописи использовали и опосредованно, т. е. через труды других авторов, которые работали с летописями: французский историк Ж. О. де Ту (1553–1617), английский поэт Д. Мильтон (1608–1674).

«Значение этого явления трудно переоценить. Летописи были не только источниками европейской историографии, использование которых способствовало знакомству со странами Восточной

Европы; они внесли определенный вклад в развитие и взаимодействие письменных культур европейских народов», – сделал вывод, специально изучивший проблему современный автор[198]198
  Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII веках. – Л., 1978.


[Закрыть]. Летописи внесли свой вклад в развитие европейской историографии и связи национальных ветвей исторической науки: польской, немецкой, французской, английской.

Одним из первых в Восточной Европе Я. Длугош составил историю славянских стран на общем фоне «всемирной истории». Западная Европа обязана ему подробными сведениями о духовной культуре и истории славянских государств, в том числе и Руси. «Историю» Длугоша, которая писалась в 1460—1480-е гг., использовали, высоко ее ценившие польские историки: М. Меховский, М. Стрыйковский, М. Бельский. Сведения о Руси в книгах и переписке Эразма Роттердамского и Ульриха фон Гуттена, карты Меркатора могли появиться только в результате создания Длугошем своей «Истории»[199]199
  Рогов А. И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения (Стрыйковский и его «Хроника»). – М., 1966. Лимонов Ю. А. Указ, соч. – С. 10.


[Закрыть].

Структура рассказа Длугоша о ранней истории Руси близка структуре сообщений «Повести временных лет». Некоторые известия ПВЛ Длугошем сокращались, объединялись и комбинировались. В результате отдельные рассказы представляют весьма сложные компиляции. Пересказывая события, автор как бы их аннотировал. Такой прием иногда использовался для драматизации в рассказе о последующих событиях. Авторское редактирование русской летописи предопределило особенности известий у Длугоша (об убийстве Аскольда и Дира и др.).

Сокращая при изложении заимствованные в русских летописях известия, в отдельных случаях Длугош брал из летописей лишь основную схему, канву рассказа. Однако в целом, польского автора отличала добросовестность при работе с источниками.

Исследовавший этот вопрос Ю. А. Лимонов, высказал соображение, что Длугош пересказал (почти перевел) текст «Повести временных лет»[200]200
  Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 27.


[Закрыть]. В ряде случаев (например, принятие христианства Владимиром) текст Длугоша является «почти буквальным переводом» ПВЛ. Польский автор придерживается корсунской версии крещения Владимира. Сведения из русских летописей Длугош дополнял информаций, почерпнутых им в польских, реже венгерских хрониках. Хронология Длугоша в большинстве случаев совпадает с русскими летописями.

М. Меховский испытал серьезное влияние со стороны своего старшего современника Я. Длугоша, с которым познакомился во второй половине 1470-х гг. Благоговейную память о нем Меховский пронес через всю жизнь, отразив ее в своих трудах. Будучи моложе Длугоша на 42 года, тем не менее, Меховский был ему близок по духу. Оба историка, разделяя некоторые идеи гуманизма, оставались консерваторами и традиционалистами.

Двойственность мировоззрения Я. Длугоша проявилась в его труде «История Польши», которая напоминает средневековую хронику, при наличии в ней все же отдельных элементов исторических построений, характерных для трудов эпохи Возрождения.

В круг общения Я. Длугоша входили итальянские (Э. С. Пикколомини), венгерские (И. Витез), польские (М. Лисоцкий) гуманисты. Будучи в Италии, он встречался с Н. Кузанским, с которым в дальнейшем поддерживал тесные отношения.

Вышедший в свет в 1517 г. «Трактат о двух Сарматиях» Меховского, неоднократно переиздававшийся, произвел переворот в знаниях европейцев о Восточной Европе и оказал влияние на европейскую историографию. Меховский обратил внимание Европы на Польшу и ее столкновения с Россией. Поставленная задача определила подход, когда исторические и историко-этнографические известия концептуально подчинялись выстраиваемой автором исторической перспективе. С этой целью Меховский использовал устные источники, сообщения купцов, миссионеров, пленных русских и служилых литовских татар.

Драгоценными являются сообщения современников, видевших Киев XVI в., и свидетельствовавшие о разорении, нанесенном татарами «обширнейшему городу Киеву, великолепной столице русских» в 1240 г., следы которого сохранялись три века спустя.

Меховский излагает раннюю историю Руси по Длугошу. Отдельные события он передает буквально, другие сокращает и объединяет. Меховский был знаком с русскими летописями, но некоторые из них он использовал опосредованно. Сведения о Московии XV–XVI вв. даны Меховским по С. Герберштейну. Меховский проявил самостоятельность в расположении материала, чередуя «русские известия» с сообщениями о Польше, при этом, не придерживаясь хронологии и нарушая ее.

С сочинениями Длугоша и русскими летописями европейский читатель познакомился через «Хронику Польши» – вторую работу Меховского, издававшуюся дважды при жизни автора в Кракове: в 1519 и 1521 гг. Следуя во многом оценкам Длугоша, первое издание повторило судьбу «Истории» Длугоша и было конфисковано. Второе издание «Хронику Польши» подверглось редакции.

Усобица 1150-х гг. Мстислава Киевского и Юрия Долгорукова, участие поляков в междоусобице является основным предметом исследования русской истории Длугоша и Меховского. Сообщения о смерти Юрия Владимировича у двух авторов совпадают.

В нескольких случаях Меховский избежал ошибок Длугоша, сопоставив его сведения с данными русского летописного источника, который был в его распоряжении (возможно Московского свода 1460—1470-х гг. или 1480 г. с комплексом галицких известий XIII в.). Однако серьезных разночтений между «Историей» Длугоша и летописью Меховским не выявлено. Вероятно, что польские авторы могли пользоваться одним источником.

Летописи использовал и барон Сигизмунд фон Герберштейн (1486–1566) в «Записках о московитских делах» (1549).

Дипломат австрийских императоров он происходил из древнейшего, но обедневшего рода немецкой Штирии и вырос в горах славянской Крайны (современной Словении). Словенский язык с детства был для него вторым родным. Герберштейн упоминал, что владеет «виндским», т. е. словенским языком, сохранявшим известную близость по отношению к древнерусскому языку[201]201
  Жители Крайны, потомки «белых хорват», заселившие южные отроги Штирийских гор вплоть до Адриатического побережья, некогда жили в непосредственной близости с киевскими полянами, сохраняли диалект, родственный с древнерусским языком.


[Закрыть].

Герберштейн знал словенские обычаи и верования, поэтому его не удивляло в Московии (где он побывал в 1517 и 1526 гг.) то, в чем другие иностранцы видели «странности». Он находил параллели и объяснения русским «странностям». Такое лояльное, не враждебное отношение представителя Габсбургов к славянству было не типичным явлением. Его непредвзятое отношение к истории Московского государства отразилось в содержании «Записок о московитских делах».

Герберштейн считал необходимым написать «вкратце» о том, что «узнал сам в русских летописях и из сообщения многих людей»[202]202
  Герберштейн С. Записки о московитских делах. – СПб., 1908. – С. 137.


[Закрыть]. Его труд неоднократно издавался, и многое сделал для информации европейского читателя о России, оказал влияние на сочинения иностранцев о России; он стал каналом проникновения концептуального мира русских летописей в историографическое европейское пространство.

«Записки» Герберштейна одними из первых знакомили западноевропейского читателя с русскими летописями. По содержанию использованный Герберштейном летописный свод больше всего соответствует московским летописным сводам 1497,1518 гг. и Ермолинской летописи. Только в одной из групп общерусских сводов конца XV – начала XVI в. сохранилась небольшая повесть о походе Батыя в Венгрию, о его сражении с королем Владиславом, который будто бы и убил татарского хана[203]203
  Такой отрывок присутствует в Московском летописном своде 1480 г., в сокращенном своде 1497 г. и в своде 1518 г., в Типографской, Львовской, Никоновской летописях и Тверском сборнике. Никоновская летопись, как установил Б. М. Клосс, составлена до 1520 г.


[Закрыть]. Этот отрывок Герберштейн включил в «Записки».

Специалисты видят близость рассказа Герберштейна о захвате Тамерланом пограничного русского города Ельца и о его несостоявшемся походе на Русь с древнерусской «Повестью о приходе Темир-Аксака». Этот памятник содержит подробные для европейской историографии того времени сведения о Тамерлане.

Источниками для Герберштейна были два московских памятника: свод 1518 г. и один из списков Никоновской летописи, памятник близкий к «Древнему летописцу».

Известия о русско-казанских отношениях были почерпнуты Герберштейном из русских летописей. Австрийский дипломат был знаком с митрополитом Даниилом и имел возможность пользоваться материалами митрополичьей мастерской. Обилие материалов по истории русской церкви (послания и правила митрополита Иоанна, вопросы Кирика, житие Ольги и др.) в «Записках» позволяют думать, что посол Габсбуров мог их получить непосредственно от митрополита или его окружения[204]204
  Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 166.


[Закрыть].

Текст Герберштейна, посвященный русской истории, включен во «Введение» и представлен в главе «О татарах». Он основан, главным образом, на кратком пересказе Повести временных лет. Таким образом, история, рассказанная в ПВЛ, была интересна европейским читателям XVI в.

Помимо летописных источников Герберштейн использовал Судебник Ивана III, церковный устав Владимира, послание и правила митрополита Иоанна, «Вопрошание Кирика», чин венчания Дмитрия Ивановича, «русский дорожник», проложные жития Ольги и Владимира[205]205
  Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII веках. – Л., 1978. – С. 153.


[Закрыть].

Последний по хронологии факт из русской истории, описанный Герберштейном, был им заимствован из летописи. Это сообщение о смерти Ивана Васильевича Великого. События XVI в. излагались Герберштейном на основании устных источников, свидетельств непосредственных участников событий: кн. А. Курбского, воеводы И. Челядина, потерпевшего поражение под Оршей в 1514 г., и, видимо, Михаила Глинского, которому в «Записках» дипломат дал лестную оценку.

Из иностранных источников Герберштейном упоминает Н. Кузанского и А. Вида, чьи картографические материалы были им использованы при составлении карты Руси. Для описания географии Руси, быта и нравов московитов Герберштейн привлекал сочинения П. Иовия[206]206
  Итальянский историк-гуманист, географ Павел Йовий или Паоло Джовио (1483–1552) – врач римских пап, епископ Ночерский. В 1525 г. опубликовал подробные сведения о России из первых рук в составе книги о посольстве Дмитрия Герасимова к папе Клименту VII. Когда Дмитрий Герасимов находился в Риме, с его слов была составлена первая карта севера России итальянскими географами. Со слов Дмитрия Герасимова Паоло Джовио записал северный морской путь в Китай. Джовио также составил хронику Итальянских войн («История моего времени»), особенно ценную тем, что он являлся свидетелем некоторых битв.


[Закрыть], А. Кампанезе[207]207
  Папский легат Альберт Кампанезе в письмах 1523–1534 гг. к папе Клименту VII о делах Московии, при перечислении жителей Московии упоминал угров, карелов, печорцев, вогуличей, черемисов. (Библиотека иностранных писателей о России. Барбо И., Контарини А., Кампанезе А., Иовий П. – СПб., 1836).


[Закрыть], И. Фабра[208]208
  Иоганн Фабр – венский ученый. Русский переводчик и дипломат начала XVI века, служащий Посольского приказа Влас Игнатов познакомился с Фабром, проезжая через Вену, и со слов Игнатова Фабр написал книгу «О быте и нравах московитов».


[Закрыть].

Известный немецкий и польский историк и дипломат Рейнгольд Гейденьитейн (1553–1620) – поляк по матери, выпускник Кенигсбергского и Падуанского университетов на определенном этапе своей карьеры был приглашен ко двору Стефана Батория и стал королевским секретарем. Один из исторических трудов Гейденштейна «Записки о Московской войне» был посвящен истории войны Стефана Батория с Московией. Он вышел в 1584 г. и принес известность автору. Позднее эту работа частично включили в другое сочинение Гейденштейна «Польское королевство в правление Сигизмунда Августа», опубликованное в 1672 г. Экскурсы Гейденштейна в русскую историю охватывают период с древнейших времен до середины XVI в. Изложение основано на русских, прежде всего, летописных источниках. Сам автор выделял псковские и московские источники.

Гейденштейн не использовал трудов ни Длугоша и Меховского, ни их последователей. Он строил свое изложение на самостоятельном изучении русских летописей, в том числе и неизвестных на Западе, став родоначальником нового направления в историографии. Гейденштейн интересовался генеалогией русских князей и непосредственно потомством Александра Невского, которого именует «Александром Ярославичем из рода Мономахова», и подчеркивал, что имя этого князя «до сих пор пользуется почетом у русских».

Трудом Гейденштейна широко пользовались западные, в частности французские, историки, прежде всего, Ж. О. де Ту. Благодаря этому французская традиция изучения истории Руси развивалась «вне зависимости от длугошевской традиции»[209]209
  Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 198.


[Закрыть].

Гейденштейн знал каноны исторического изложения эпохи Возрождения. Ему были известны русские летописи, которые он именовал «русскими хрониками». Он сообщил о захвате библиотеки в замке Полоцка как о драгоценной добыче. Одна русская летопись из полоцких трофеев, о которых он говорит, сохранилась до нашего времени[210]210
  Это Псковская I летопись, которая находится в Национальной библиотеке в Варшаве, в фонде Библиотеки ординации Замойских. Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 172.


[Закрыть]. Помимо летописей в трофейной библиотеке были сочинения греческих отцов церкви, сочинения Дионисия Ареопагита на славянском языке. Большая часть из них, по свидетельству летописей, была переведена на славянский язык с греческого Кириллом и Мефодием.

Тенденциозность и враждебность Гейденштейна по отношению к Московии проявилась в той части текста, которая характеризует репрессии Ивана Грозного, способ ведения войны, строительство крепостей и их оборону на основании устных свидетельств очевидцев, побывавших в Московии.

Гейденштейн позаимствовал у своего коллеги и предшественника Герберштейна ряд фрагментов, несколько сократив их, в частности, о смысле и значении титула царя и его соотношении с титулами короля и императора.

Французский историк Жак Огюст де Ту (1553–1617) был автором «Истории своего времени» или «Универсальной истории», состоявшей из 138 книг, над которыми он работал с 1591 по 1617 г. Де Ту был знаком с итальянскими и французскими мыслителями и учеными эпохи Возрождения, в частности М. де Монтенем (1533–1592), следил за новейшими достижениями науки. Объективность автора-католика по отношению к трудам ученых-протестантов стала причиной объявления «Истории» де Ту еретической и включения ее в индекс запрещенных книг в 1609 г.

«История своего времени» повествует о России середины XVI – начала XVII вв. (1543–1607). Преимущественно де Ту излагал русско-ливонские отношения, войну Московии с Ливонией (1557–1584) и события конца XVI – начала XVII вв. Древняя история московитов в «Истории» де Ту стала отступлением от основного повествования, «вкраплением» в рассказ о походах Стефана Батория в Прибалтику. Историографическое значение этого изложения состоит в том, де Ту впервые в истории Франции сделал исторический обзор сведений о России, основанный на солидных источниках с использованием новейшей для своего времени историографии[211]211
  Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 202.


[Закрыть]. Де Ту использовал труды С. Герберштейна, А. Гваньини[212]212
  В русской литературе также известен как Гвагнини, Гванвини или Гванинъи. Он составил «Описание Европейской Сарматии»; описал Русское государство, Польшу, Литву, Ливонию и др. земли. Гваньини использовал белорусско-литовские хроники. А также в его распоряжении были материалы, собранные служившим под его началом М. Стрыйковским.


[Закрыть] (1538–1614) и Р. Гейденштейна, отдавая предпочтение последнему. Кроме того, он пользовался сведениями из Браденбаха, Одерборна, Хитрея и византийских источников. Хотя де Ту и называет в качестве своего источника «Анналы Руси», в которых историографы усматривают русские летописи, непосредственно летописями он не пользовался, и в основе его труда лежат сочинения его современников, в чем собственно и состоит историографическое значение его «Истории».

Особое место Московия занимает и в английских исторических трудах XVI–XVII вв. Интерес англичан того времени был вызван интенсивно развивавшимися русско-английскими экономическими и политическими отношениями. Такой характер интереса определил тип английских сочинений о Московии. Уровень английских работ о Московии уступал трудам континентальных историков и дипломатов (польских, австрийских, немецких, французских). По наблюдению О. Л. Вайнштейна (1894–1980), английская историческая мысль периода абсолютизма была скована королевской цензурой, ее отличала односторонность подхода и отсталость в разработке методики и теории истории. Положение в национальной английской историографии начало меняться с середины и, особенно во второй половине XVII в.[213]213
  Вайнтшейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. – Л., 1964. – С. 456; Лимонов Ю. А. Указ. соч. – С. 231–232.


[Закрыть], что был связано с Английской революцией, активизировавшей идеологические и мыслительные процессы.

В конце 1649—первой половине 1650 гг. поэт Джон Мильтон (1608–1674) написал «Краткую историю Московии и других малоизвестных стран, лежащих к востоку от России до Китая, собранную из письменных известий разных очевидцев». Ее первое издание в Англии осуществилось в период Реставрации, когда автора уже не было в живых, почти через 30 лет после ее написания.

В 1875 г. «Краткая история» была переведена Ю. В. Толстым (1824–1878)[214]214
  Ю. В. Толстой – историк, издатель исторических документов, снабжённых его обширными комментариями, товарищ обер-прокурора Св. Синода (с 1866); сенатор, тайный советник (1872). Член Археографической комиссии министерства народного просвещения с 1876 г. Находясь в Англии, изучал историю старинных отношений Англии с Россией в лондонском королевском архиве. В Москве исследовал документы в главном архиве Министерства иностранных дел. Написал труд «Первые сорок лет сношений между Россией и Англией. 1553–1593» (СПб: 1875), отмеченный Академией наук Уваровской премией, и многочисленные статьи. Среди статей «Сказания англичанина Горсея о России в исходе XVI в.» (1859); «Флетчер и его книга о русском государстве при царе Феодоре Иоанновиче» (1860); «,Московия“ Джона Мильтона» (1874 и 1875) и др.


[Закрыть] и издана в Москве под названием «Московия Джона Мильтона». И с этого времени она вошла в русское историографическое пространство. Об истории России XI–XVI вв. Мильтон писал в четвертой главе. Наиболее подробно им рассмотрены события времени Ивана III. Мильтон подчеркнул, что к концу XV – началу XVI вв. Россия стала известна Европе как сильное и грозное государство. Главой антитатарского курса он считал Софью Палеолог, которую противопоставлял Ивану III. Мильтон уделял внимание генеалогии царствующего дома.

1. Какое влияние оказали русские летописи и Повесть временных лет на зарубежную историографию в изложении ранней истории Руси?

2. Назовите европейских историков, писавших о Московии, и охарактеризуйте взгляды одного из них?

3. Подумайте, существовали и отличия в национальных европейских историографиях в восприятии Московии, а также в характере их Источниковой базы?

1. Герберштейн С. Записки о Московии: в 2 т. / под ред. А. Л. Хорошкевич; пер. А. И. Малеина, А. В. Назаренко. – М., 2008.

2. Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII веках. – Л., 1978.

3. Рогов А. И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения (Стрыйковский и его «Хроника»). – М.,1966.