Текст книги "Краеугольный камень судьбы"

– Маша – ответ прозвучал односложно.

Не меняя выражения лица и тона, милиционер продолжал задавать вопросы.

– Машенька, ты уже большая девочка, конечно, знаешь свою фамилию?

Маша утвердительно кивнула.

– Маша Ледава.

– Ледова? – на всякий случай переспросил сержант.

– Нет. Я же говорю – Ле-да-ва, – настаивала девочка.

Улыбка слетела с лица блюстителя правопорядка. Он задумался.

– Машенька, а ты буквы знаешь?

– Мама буквы знает. Она мне сказки читает.

Мужчина зашел с другой стороны.

– Маша, ты все буквы правильно говоришь?

Девочка отодвинула пустой стакан, слезла со стула и руками стряхнула с платья крошки от сушек.

– Заместа лыба, говолю лы-ба.

Милиционер опять просиял. Он был горд своим педагогическим талантом. Вот как здорово придумал определить фамилию потерявшейся девочки.

– Понятно. Значит ты Маша Родова. Правильно?

Та уже направилась к стеллажу с игрушками, по дороге опять утвердительно кивнула. Около стеллажа остановилась и резко развернулась лицом к милиционеру.

– Дяденька, а когда мы пойдем домой? – по-деловому спросила Мария.

Милиционер замялся.

– Как найдем твоих родителей, тогда и пойдем.

–Ладно, – согласилась путешественница, – пока вы искаите, я поиграю.

– Нет. Машенька сначала мы с тобой поговорим. Ты расскажешь о себе, о папе, о маме, о том, где живешь. Тогда мы сможем найти твоих родителей.

Девочка обреченно развела руками.

– Я не знаю где мой дом.

– Хорошо. Какой у тебя дом? Большой или маленький? Какого цвета?

Девочка подошла к милиционеру и залезла на ранее оставленный стул . Сложила ручки на коленки. Припоминая внешний вид своего дома, принялась рассуждать:

– Дом у нас большой. Такой . . . немножко белый . . . забол воклуг больше белый. За заболом стлойка. Мы там блали килпичи для домиков.

– Так, так, уже хорошо. А рядом с домом есть какие-нибудь магазины, кинотеатры, красивые здания?

Маша подняла глаза на потолок, поковыряла в носу. Милиционер терпеливо ждал.

– Есть. Большой магазин с большими витлинами. Там тетеньки и дяденьки иглушечные стоят, а у них класивая одежда.

Сержант вернулся к разговору о родителях.

– Машенька, а как зовут твою маму?

– Мама Галя.

– А папу?

– Вадик.

– Машенька ты иди, поиграй игрушками. Я сейчас вернусь.

Он вышел из комнаты, оставив девочку одну. Мария ничуть не испугалась. Слезла со стула и в момент оказалась около стеллажа. Время от времени сержант заглядывал в комнату, где, как ни с чем не бывало, играла путешественница. После серии звонков, через сорок минут, в отделение милиции влетела обезумевшая от ужаса потери своего ребенка, мама Галя. Покончив с необходимой проверкой документов, милиционер вывел к матери ее маленькую дочь. Галина схватила малышку на руки, прижала к себе и, не сдержавшись, дала волю слезам.

Дома Машу отругали и даже поставили в угол, скорее не в качестве наказания, а так, для порядка. Люсе тоже изрядно досталось. Больше она никогда не брала соседку с собой со двора. Из прохладных отношений до происшествия, они превратились просто в ледяные. Впрочем, ни та, ни другая от этого особенно не страдали.

Глава 2. Первая любовь.

Привилегированное положение вседозволенности прекратилось с появлением в семье маленького Женьки. Во времена Машиного раннего детства, матери, родившие детей, находились со своими чадами только три месяца. По истечении времени каждая женщина должна была решать вопрос содержания и воспитания малыша сама. Выбор был небольшой. Если хочешь сама нянчить, пожалуйста, увольняйся и занимайся воспитанием. Можешь отдать бабушкам или ближайшим родственникам, чтобы те в твое отсутствие заботились о маленьком. Если таковых не находилось, подыскивай няню и плати ей. Галя с Вадимом остановились на няне.

Таким образом, вопрос с уходом за Женькой решился. Оставлять дочь все с той же няней, не представлялось возможным. Уж очень дорого женщина запрашивала за заботу о двух детях. Марию отдали в детский сад на шестидневку. Теперь она появлялась в квартире вечером в субботу, в понедельник утром ее опять отводили в сад до следующей субботы. Пребывание с родными ограничивалось воскресеньем.

Маша привыкала к новым обстоятельствам в жизни тяжело. Девочка, которая привыкла к постоянной заботе и вниманию в одночасье потеряла все. В душе она винила во всем, в первую очередь, новорожденного Женьку. Именно он отнял у нее не только маму с папой, но целый мир под названием любовь и семья. Именно из-за него ее сослали из родного дома. Родителей девочка считала предателями. Взяли и променяли ее на маленького, орущего мальчишку. Не просто отодвинули в сторону, можно сказать, выселили из семьи. С такими мыслями и чувствами обиженная Маша пришла в круглосуточную группу детского сада.

Когда, папа радостно сообщил семейству, что ему выделили место для дочери в круглосуточной группе ведомственного детского сада, девочка еще не понимала, чему он так сильно радуется, почему мама от избытка чувств восторженно захлопала в ладоши. Она не осознавала, какое страшное словосочетание «круглосуточная группа», лишающее ребенка любви и заботы родителей. Чтобы попасть в детский сад, маме вместе с дочкой пришлось изрядно побегать по поликлинике. Хоть в этом помог маленький Женька. Поскольку ребенка оставить на время было не с кем, приходилось бегать по кабинетам вместе с ним на руках. Наконец, сдали все анализы, прошли осмотр у врачей и получили вожделенную справку о полном соответствии требованиям по здоровью.

В детский сад впервые Машу привел папа. Там ее осмотрела медицинская сестра, забрала представленные документы и отпустила вечно спешащего Вадима Андреевича. Отец сунул в руки дочери мешок, сшитый из самого обычного цветастого ситца со шнурками-завязками, в котором, согласно требованию детского учреждения, находились три смены нижнего белья, запасные чулки и теплые носки. Мария обняла свои пожитки и по команде медицинской сестры отправилась вслед за ней к новому месту жизни.

Группа, в которую определили новенькую, находилась на втором этаже здания. Они шли коридорами мимо закрытых дверей, встречая родителей с детьми. Медицинская сестра вежливо со всеми здоровалась, иногда делала замечания взрослым относительно состояния здоровья их детей, потом они следовали дальше. По учреждению разносился приятный запах вкусной еды.

Поднявшись на второй этаж, они остановились у одной из дверей наполовину из ребристого матового стекла. Женщина толкнула дверь, и они оказались в комнате, по периметру заставленной небольшими шкафчиками и двумя низкими светло-коричневыми лавками посередине.

– Садись, Маша, – указала пальцем женщина на лавочку. – Я сейчас приглашу воспитательницу.

Медичка пропала за другой дверью. Девочка осталась одна в незнакомом месте, без всякой помощи и поддержки, отчего ей стало невыносимо грустно. Из глаз потекли обжигающие кожу, слезы, засвербело в носу. Окончательно раскиснуть не позволила вернувшаяся сестра.

– Это что у нас такое случилось? – мягко обратилась она к расстроившейся новенько воспитаннице.

Присела на корточки рядом с девочкой. Заботливо вытерла кусочком марли слезы и сопли.

– Машенька, не надо плакать. У нас много деток, все хорошие, добрые. Много игрушек. Кормят у нас вкусно. Тебе здесь обязательно понравится, уговаривала она хлюпавшую носом Машу.

– Я хочу домой к маме, – умоляюще вещала девочка. – Не хочу жить здесь. Отведите меня домой.

В комнату вошла пожилая женщина в белом халате. Не обращая внимания на расстроенного ребенка, открыла сначала один шкафчик, потом другой, остановилась на третьем. Повернулась лицом к присутствующим и предложила:

– Давай, Мария Родова, будем размещаться. Ольга Александровна, вы идите уже. Мы сами тут управимся.

Ольга Александровна на прощанье погладила новенькую по голове и отправилась по своим делам.

– Мария, довольно сырость разводить. Иди сюда я тебе скажу, что и как делать. Только сначала сними пальто и положи на лавочку. Все равно ничего не изменишь. Давай лучше заниматься делом и привыкать.

Доброжелательный и в тоже время настойчивый тон, поднял воспитанницу с места. Она нехотя сняла пальто и подошла к женщине, предварительно рукавом теплой кофты вытерев предательские слезы.

Воспитательница Екатерина Матвеевна, невысокая, полноватая женщина с приятными, мягкими чертами лица и самой обычной прической – зачесанными назад русыми волосами, уложенными на затылке «ватрушкой», закрыла шкафчик перед самым носом новенькой. Указывая на картинку в виде симпатичной елочки, усыпанной снегом, пояснила:

– Видишь, Маша, эту елочку? Она обозначает, что шкафчик твой. . . .

– Я знаю. Я уже ходила в садик. Там у меня был домик, – сухо прервала разговор, Маша.

Екатерина Матвеевна, тем не менее, одобрительно улыбнулась:

– Вот видишь, ты уже многое знаешь, – она опять открыла шкафчик, который на данный момент был пустым.

– Видишь, здесь две полочки. На одной у тебя будет храниться запасное нижнее белье. А на другой полочке – верхняя одежда. Кофта, носки, шапка. Поняла?

Маша слушала внимательно, сохраняя полное молчание. Было непонятно, усвоила ли девочка объяснение воспитательницы.

– Ну, ладно, давай разберем твои вещи, разложим их правильно.

Девочка метнулась к своему мешку, давая понять, что со своими вещами она справиться сама. Не надо их трогать чужим людям. Воспитательница сделала вид, что не заметила волнения ребенка.

– Вытаскивай свой гардероб и раскладывай его прямо на лавочке.

Мария стояла в нерешительности. Ее смущало слово «гардероб», значения которого не знала. Екатерина Матвеевна отошла от шкафчиков и села на лавку.

– Вещи из мешка выкладывай на лавочку, – доброжелательно пояснила она.

Маша бережно вытаскивала одежку за одежкой и аккуратно раскладывала рядком. Когда мешок опустел, она вопросительно взглянула на воспитательницу.

– Теперь, Машенька, трусики, маячки, платьице и чулочки в две стопочки сложи на самой высокой полочке.

Девочка опять с непониманием уставилась на требовательную женщину.

– Как это в две стопочки? – переспросила она.

– В первую стопочку – трусики и маячки. Во втору – платьице и чулочки.

Маша в установленном порядке понесла свое добро в шкафчик.

– Носочки, шарфик, шапку и рукавички сложи на нижнюю полочку. Пальто повесь на один из крючочков.

Когда работа была завершена, воспитательница взяла за руку новенькую и повела ее в группу. Она подвела девочку к большому вытертому в нескольких местах, ковру, где играли дети, по возрасту такие же, как Маша. Они рассыпались по ковру, выпали за его пределы, копошились смешно и странно, словно муравьи в муравейнике.

– Ребята, – громко и торжественно объявила Екатерина Матвеевна, – к нам пришла новенькая девочка. Зовут ее Маша. Она будет жить с нами на шестидневке. Не обижайте ее. Помогите поскорее освоиться.

Дети равнодушно посмотрели на вновь прибывшую, как только воспитательница отпустила руку девочки, продолжили каждый свою игру.

Нужно отметить, что не все дети в группе посещали садик в режиме круглосуточного пребывания. Одна часть ребят, приходила в садик, и оставалась только до вечера. За ними возвращались родители, забирали их домой, а утром приводили назад. Вторая часть ребят, в течение недели, оставалась в стенах учреждения на ночь. То есть пребывала здесь круглосуточно. Вторые, безусловно, завидовали первым. Кому же не хочется жить со своими родителями?

После того, как воспитательница отошла, Мария нерешительно направилась к окошку, чтобы в стороне внимательно посмотреть на тех, с кем ей теперь предстояло жить, оценить обстановку. Она обнаружила, что некоторые ребята играют сами с собой игрушками. Другие по два, а то и по три человека играют группами. С которыми из них ей захочется дружить, вопрос времени. Помявшись недолго у подоконника, осторожно, по стеночке, девочка направилась к шкафам с игрушками.

На полках было почти пусто. Все целые, действующие игрушки уже благополучно разобрали. Остались исключительно никем не востребованные. Одни из них окончательно сломанные, лежали кучкой, другие просто разбитые. Например, у зеленого грузовичка нет двух передних колес, у Буратино сломан нос и, вероятно, утерян колпачок вместе с волосами, поэтому он лежал лысый и без самого главного своего достоинства. Детская, игрушечная кроватка без спинки сиротливо жалась к алюминиевому чайнику и кастрюлькам без ручек. Словом, неликвид никого не интересовал.

Маша безнадежно подняла глаза на самую верхнюю полку. О, чудо! Там, наверху, красовался самый настоящий большой пупс. Так называли кукол в виде ребенка, без одежды. Такое, крупное, игрушечное подобие малыша. У них во дворе такой пупс был только у Нинки из соседнего подъезда. О такой игрушке грезили все знакомые девчонки со двора. И вот, редкая удача. Пупс сидит на самой верхней полке шкафа.

Мария стояла около шкафа в нерешительности, задрав голову вверх. Что-то останавливало ее, скорее всего необъяснимость ситуации. Почему розовощекую куклу никто не захотел взять? На первый взгляд, она абсолютно нормальная. Голова, руки, ноги, все на месте. Может быть, ее не разрешают брать? Сомнения не позволяли завладеть предметом мечты. Все встало на свои места благодаря незнакомому мальчишескому голосу, прозвучавшему неожиданно где-то за спиной.

– Она поломанная. У нее нога оторванная. Екатерина Матвеевна убрала ее повыше, чтобы не доломали. А ногу ей просто приложили. Отсюда не видно. Кажется хорошая.

Маша от неожиданности вздрогнула, резко повернулась на звук голоса. Прямо за ее спиной стоял черноволосый мальчик с темно-синими глазами. Цвет глаз был настолько необычным, что девочка словно провалилась в эти глаза цвета перезрелых слив. Волнистые волосы, видимо, давно не встречались с парикмахерскими ножницами. Черные бархатные ресницы обрамляли чуть удлиненный разрез глаз, не по детски густые брови, смуглая кожа и нос с легкой, но заметной горбинкой, выдавали в нем то ли цыганенка, то ли молдаванина, то ли грека. Впрочем, все эти народы, как правило, отличаются черным, в крайнем случае, карим цветом глаз. Припухшие губы придавали его лицу особого очарования.

– Поэтому ее никто не берет? – спросила Маша, «выбираясь» из этих глаз.

Мальчик утвердительно кивнул головой и тут же запросто представился:

– Меня зовут Игорь. Я тоже на шестидневке.

Это пояснение прозвучало, как признание того, что они одной крови, одной судьбы, одних проблем. Девочку такая позиция несколько покоробила. Она не хотела, чтобы ее жалели, тем более, незнакомый мальчик. От предательского поведения родителей было и без того больно, а тут еще лишнее напоминание об этом. Первым порывом было отчитать самозванца. Сказать, что она временно на шестидневке и к его проблемам не имеет никакого отношения. Но мальчишка смотрел на нее так преданно и верно своими красивыми глазами, что Маша приняла «родство крови» и решила не дерзить искреннему доброжелателю.

Пока новенькая воспитанница соображала, как поступить с только что прозвучавшей откровенностью, Игорь понял заминку, как согласие к сотрудничеству.

– Пошли, я тебе все покажу и расскажу, – бодро предложил будущий проводник.

Машу обеспокоили предыдущие слова мальчишки. Почему он сразу заговорил о шестидневке? Не обращая внимания на прозвучавшее предложение, она спросила:

– Я никогда не была на шестидневке. Это плохо?

Игорь задумался на пару секунд. Ответил совсем неожиданно:

– Сначала все обязательно плачут. Хочется домой. Это бывает с непривычки. Потом привыкают. Главное, чтобы рядом был друг. Тогда нормально. Даже скучаешь по нему, когда забирают. Ждешь поскорее понедельника.

Мария недоверчиво покосилась на Игоря. В ее голове не укладывалось, как можно скучать по кому-то, когда дома мамой с папой. Как может из дома тянуть в детский сад только потому, что там есть друг? Лучше дома ничего быть не может! Ближе родителей никого нет!

– А у тебя есть друг? – непроизвольно вырвалось у девочки.

От столь прямого вопроса Игорь поник:

– Был Юра. Теперь он не ходит. К нему приехала бабушка. Его забрали . . . насовсем забрали . . . из сада.

– Тебе плохо без него? – посочувствовала Мария.

Игорь стеснительно потупил в пол глаза, горько вздохнул. На какой-то момент, Маше даже показалась, что на его щеке блеснула маленькая слезинка.

– Плохо. Он настоящий пацан, – печально чеканил каждое слово, мальчишка.

Ей стало даже неудобно, что она своими бесцеремонными вопросами заставила паренька огорчиться.

– Пошли смотреть группу. Куда сначала пойдем? – нарочито весело предложила девочка.

Игорь повел новенькую сначала в умывальник, где вдоль прилегающей стены справа, к ее удивлению было сразу четыре раковины с горячей и холодной водой. Над каждой раковиной красовалось небольшое зеркало, совсем как у них в коммуналке. Раковины располагались так, что руки не надо было задирать наверх, раковины крепились согласно возрастным особенностям детей. Чтобы увидеть себя в зеркале, не нужно скакать перед ним. Умываясь, каждый видел свое отражение.

Около смесителя каждой раковины с одной стороны стояла голубая мыльница с розовым мылом в ней. Это мыло называлось «Земляничное», приятно пахло и напоминало такое же в их квартире. С другой стороны от смесителя стояла круглая, картонная коробочка с зубным порошком, который назывался «Мятный». На крышечке коробки нарисованы зелененькие листочки той самой мяты, вкус и запах которой имел порошок. Мама с папой тоже покупали такой порошок в магазине.

Вдоль другой стены прямо на полу стояли три широких, глубоких поддона. Над каждым из них висел удлиненный кран-клюв. С холодной и горячей водой. Рядом с поддонами лежали черные резиновые коврики и стояли детские стульчики. Маша с недоумением спросила Игоря, ткнув пальцем в ближайший поддон:

– Это что?

Пока мальчишка соображал, что конкретно хочет знать подруга, подруга предположила сама:

– Наверно, вместо тазиков? Наверно, в них моются?

Игорь безобидно рассмеялся:

– Нет. Здесь не моются. Здесь моют только ноги.

Мария недоумевала:

– Зачем? Можно ведь в раковине помыть. Раковины низкие, задери ногу и мой сколько хочешь.

– Задирать ногу в раковину неудобно, можно не устоять на одной ноге, упасть и сильно удариться. Поэтому сделали специальные «раковины» прямо на полу. Нужно сесть на стул, снять сандалии и носки, помыть ноги.

Новенькая подозрительно спросила:

– Ноги моют, как руки, перед едой? Здесь такой порядок?

Игорь опять хохотнул:

– Нет. Ноги моют только перед сном. Днем, перед тихим часом не моют. Только вечером, когда ложатся на ночь.

Маша облегченно вздохнула. Ей совсем не хотелось по нескольку раз в день снимать чулки и мыть ноги.

– А там что? – девочка указала пальцем на большой металлический ящик цвета молодой зелени, виде шкафчика с дверцами. Подвешен ящик так, чтобы воспитанники самостоятельно не могли до него дотянуться.

– Там в банках стоят зубные щетки, аптечка, мочалки для ног и другая ерунда.

– Много?

– Что много? – не понял Игорь

– Щеток много? – теперь уже с раздражением спросила Маша, удивляясь непонятливости проводника.

– Каждому по одной.

– Всем?

– Только тем, кто на шестидневке.

Ответ явно понравился девочке. Хоть в этом есть преимущество перед теми, кто уходит вечером домой.

– Можно брать, которую хочешь? – допытывалась она настойчиво.

По-хозяйски поправляя резиновые коврики, мальчик продолжал объяснять существующие порядки.

– Нет. Тебе специально выдадут одну. У нее на ручке будет маленький рисуночек. У кого-то звездочка, у кого-то снежинка, у кого-то яблоко . . . .

– А у тебя что нарисовано? – перебила любопытная новенькая.

– Солнышко.

Закончив с ковриками и просветив воспитанницу относительно зубных щеток, смышленый паренек перешел к стене увешанной полотенцами. Маша обратила внимание на то, что вешалки под полотенца представляли собой простенькую литую металлическую конструкцию из двух рожков. Над вешалками-рожками расположены такие же картинки, как на шкафчиках, где она оставила свою одежду. Она глазами отыскала свою заснеженную елочку. К нескрываемому удовлетворению обнаружила, что вешалка-рожок пуста. Озадачило другое – на одних вешалках висело по одному полотенцу, а на других по два. Опять нестыковка!

Экскурсовод подошел к одной из вешалок, заботливо расправил на ней два полотенца.

– Это мои полотенца. Верхнее полотенце для лица и рук. Нижнее – для ног.

– А почему не у всех по два?

– По два только у тех, кто на шестидневке.

И опять бальзам на душу – у них, у тех, кто ночует в саду, полотенец больше, чем у преходяще-уходящих.

– Мне тоже дадут два?

– Ага! – обнадежил мальчишка. – Когда пойдем умываться, сама подойди к Екатерине Матвеевне и попроси. Не жди, когда она спохватится. Нас много, а их с тетей Зиной всего двое на целую группу.

– Тетя Зина, она кто?

– Это наша нянечка. Она любит, когда мы ее зовем просто тетя Зина. Она добрая и хорошая. Знаешь, ты, вообще, никогда не жди к себе особенного внимания. Здесь не дома. Здесь нужно самому о себе позаботиться. Поняла?

Маша кивнула, хотя еще совсем не представляла, каким образом нужно о себе заботиться. Хорошо одно – есть Игорь, значит – есть, у кого спросить.

Игорь и Маша, не скрываясь и не прячась, вышли из умывальника. Воспитанники все также возились на ковре. На них совершенно не обращали никакого внимания. В комнате стоял детский гомон. Трудно было разобрать слова на расстоянии. Две девочки по переменке бренчали на детском пианино, при этом старательно исполняли только им известную песню. Пианино, скорее, не издавало музыкальные звуки, оно просто звонко дребезжало. Девочки пели самозабвенно, совершенно не обращая внимания на аккомпанемент.

Рядом группа мальчишек игрушечными удочками, состоящими из длинной палочки – удилища, к концу которой прикреплена тонкая веревочка с небольшим магнитиком виде крючка, ловили рыбу, разбросанную здесь же. Рыбаки громко спорили и толкались. Каждый старался наловить как можно больше рыбы, выхватывая «из воды» крупную.

Прямо у них за спинами девочки вели семейный образ жизни. Маленькие мамы укладывали спать своих кукольных детей. Гремели посудой, готовя обед для подопечных. Чуть в сторонке от них развернулся целый магазин. Здесь на игрушечных весах завешивались игрушечные овощи и фрукты, а на игрушечных счетах обсчитывалась сумма покупки. На детской железной дороге гудел локомотив, по полу носились грузовые и легковые автомобили. Жизнь в группе продолжалась.

Екатерина Матвеевна вместе с тетей Зиной стояли в сторонке, у окна. Они весело о чем-то болтали, при этом, не забывая своих прямых обязанностей, бросали контролирующие взгляды на пеструю, голосящую компанию. Дети не баловались, не дрались, были заняты своими, очень важными, делами. Екатерина Матвеевна сама попросила Игорька показать новенькой девочке их группу, ознакомить с существующими правилами бытия. Она рассудила совершенно верно – кто как ни сами дети смогут доходчиво объяснить друг другу условия и порядок общего проживания. Возьмись она за это, девочка расценила экскурсию, как требования, назидания. В данном случае имеет место быть некая своеобразная игра.

В качестве экскурсовода Игорь был выбран неслучайно. Мальчик близко дружил с Юрой. Именно о таких взаимоотношениях говорят – не разлей водой. Они все делали вместе. Даже их судьбы выполнены, словно, под копирку. Но случилось так, что Юру забрали к семье, Игорек остался один. Его радостью и отдушиной был Юра многие месяцы, они сроднились, жили как братья. Теперь брата нет. Мальчик поник, отстранился от детей, замкнулся.

Екатерина Матвеевна замечала, что есть дети, которые абсолютно гармонично ощущают себя отдельными индивидуумами. Им, в сущности, не нужна компания. Они сами умеют себя заинтересовать, увлечь и развлечь. Есть дети, для которых общество таких, как они сами, просто необходимо. Только при наличии друзей-приятелей они чувствуют себя словно рыба в воде. А есть, как Игорь и Юра. Для них главное не он сам, не окружение, главное – один единственный друг, преданный, верный, все понимающий. Так почему этим самым другом не может стать для него Маша?

Мудрая воспитательница ранее отмечала, что в существовавшем мужском тандеме каждый играл свою роль. Игорь более властный, твердый и в тоже время заботливый лидер. Юра сам по себе добродушный, приветливый, коммуникабельный, идеальный ведомый. Почему бы Игорю не взять под свою опеку новенькую девочку, которую нужно проконтролировать, научить, подсказать, так сказать, в чей адрес проявить свои лидерские качества.

Маше, в свою очередь развитой не по годам, ответственный покровитель не помешает. Она быстрее адаптируется к новым условиям жизни. О ней будут заботиться, значит, тоска по дому быстрее пройдет. А время покажет, сохранится ли их дружба. Сможет или нет, этот смешанный дуэт сосуществовать рядом. Во всяком случае, на данном этапе, эта дружба нужна им обоим.

Поэтому Екатерина Матвеевна никак не отреагировала на своевольное перемещение Игоря и Маши по помещениям группы. Только искоса, незаметно, бросила оценивающий взгляд. Нужно было убедиться, что все идет по плану. Дети мирно осваивают территорию, никто никого не обижает.

Экскурсия по второму дому продолжилась. Первый дом для детей, находящихся на круглосуточном пребывании в детском учреждении, всегда был, есть, и будет, место проживание семьи. Полная эта семья или неполная, хорошая или плохая, это неважно. Важно, что она есть и она ребенку нужна. Второй дом это детский сад, где ребенок, можно сказать, постоянно живет, имеет заботливых наставников, близких друзей. Здесь он учится любить, дружить, сопереживать, участвовать в общественной жизни. Здесь зарождается первая, крепкая, бескорыстная дружба.

Следующим местом общественного пользования был туалет. Сразу, только они переступили порог туалета, Маша пришла в полное замешательство. Она впервые видела сооружение напоминающие ширму в детском театре кукол, куда они ходили с мамой и папой смотреть сказку «Аленький цветочек». «Ширма» была длинной, фактически, от одной до другой стены. В ней прорезаны четыре двери с металлическими низкими ручками и картинками. Перед сооружением справа и слева на стенах находилось по одной раковине, как в умывальнике, с мылом около смесителя. Над раковиной не висело зеркало и на вешалках-рожках, что располагались рядом, по два полотенца без всяких картинок.

На лице девочки в тот же момент отразилось искреннее удивление. Стоя прямо напротив кабинок, которые девочка приняла за своеобразную театральную ширму, Игорь вещал:

– Вот видишь, на двух дверях нарисована девочка, а на двух других дверях нарисован мальчик.

Действительно, на картинках изображены мальчик и девочка, Маша как-то не обратила внимания на характер изображения. Картинка, да, и картинка. Ее больше интересовали сами кабинки. Зачем они и как устроены.

Значит, – продолжал наставник, – в кабинку с мальчиком, ходят мальчики. В кабинку с девочкой ходят девочки.

По реакции Маши, мальчишка понял, что та никогда с кабинками не сталкивалась.

– Ты, что никогда не видела кабинок? – удивленно развел руками Игорь.

Девочка осторожно, крадучись, подошла к незнакомому объекту, открыла дверь с нарисованной на ней девочкой.

– Нет. В прошлом саду у нас не было такого. Были только горшки. И все.

В самой кабинке ничего удивительного не оказалось. Самый обычный унитаз. На стенке висел полотняный мешочек с нарезанной бумагой, рядом с унитазом плетеная из металлических прутьев, застланная газетами, корзинка. На двери, с обратной стороны щеколда, сильно напоминающая щеколду в их коммунальном туалете и ванной комнате.

– Давай покажу. Заходи, – экскурсовод подтолкнул Машу в кабинку, которую она только что разглядывала, – теперь следом за тобой я захожу.

В узком пространстве кабинки мальчик бесцеремонно отодвинул подопечную в сторону и закрыл за собой дверь.

– Зашла. Потом смотри – закрываешь защелку, – он наглядно продемонстрировал свои слова. – Теперь снимаешь штаны. Запомни, сначала закроешь дверь, потом защелкнешь, потом снимешь штаны. У нас бывает сначала забудут закрыться, а когда случайно кто-нибудь дернет за дверь, сразу орут как дурные.

Маша от разговоров на столь интимную тему, густо покраснела и опустила в пол глаза. Игорь, ничуть не смущаясь, продолжал:

– Наденешь штаны, поправишь платье, тогда, вот так отодвинешь защелку, – раздался щелчок, дверь распахнулась. – Теперь выходи. Поняла?

Мария не поднимая глаз, вылетела из кабинки.

– Сходила в туалет. Надо помыть руки. Видишь, раковина и полотенца висят? – паренек кивнул в сторону умывальника. – Руки помоешь и вытрешь полотенцем.

– Которым? – уточнила девочка.

– Каким хочешь. Здесь нет твоего или моего. Все полотенца общие.

– А в той раковине можно мыть? – Мария подошла к раковине на противоположной стене.

– Можно. Которая свободная, в той и мой.

Когда ознакомление с туалетом закончилось, Игорь повел девочку через игровую комнату к двери в противоположной стороне комнаты. За дверью оказалось просторное светлое помещение, заставленное квадратными детскими столиками. Вокруг каждого столика по четыре маленькими стульчика. Прямо около входной двери, справа вдоль стены тянулись поставленные встык взрослые столы. Они представляли собой длинную, высокую кушетку, как в поликлинике у врача. Только «кушетка» в этой комнате была много выше, шире и длиннее. Столы застланы одинаковой клеенкой, где на белом фоне, красовались голубые, сказочные цветы.

Столы упирались в металлические, покрашенные белой краской, стеллажи. На полках стеллажей в определенном порядке составлена чистая посуда: стопочки глубоких и мелких тарелок, острова с рядами стаканов и кружек, ложки, вилки и еще другие неизвестные предметы. Это потом, через пару часов Маша увидит, как на взрослые столы поставят большие кастрюли с первым, гарниром, вторым. Чайники с киселем или компотом, хлебницы, наполненные кусками хлеба.

– Видишь, вон там, на полках, чистая посуда. Ее без разрешения трогать нельзя. Когда назначат дежурной, тогда можно трогать, расставлять на столы для всех, – добросовестная консультация продолжалась.

Девочка ужаснулась. Она дома разбила не одну тарелку, как же теперь будет расставлять всем?

– Я же не умею.

Игорь облокотился о взрослый стол и с интонацией знатока заключил:

– У нас дежурят по два человека. Посмотришь, как делает другой, сделаешь так же. Екатерина Матвеевна вместе с тетей Зиной принесут с кухни кастрюли, разольют суп по тарелкам, разложат второе и нальют компот сами. Дежурные только поставят посуду на столы.

– А потом? – не удержалась Маша.

– Что потом?

– Ну, потом, когда все покушают?

– Каждый свои тарелки и стакан ставят на эти столы, – Игорь похлопал ладонью мебель, к которой только что прислонился.