Текст книги "Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация"

Прочтение одновременно пишущихся статей Белинского – «Менцель, критик Гете» и «Очерки русской литературы. Соч. Николая Полевого» – в контексте отношений внутри литературного сообщества и формирования литературных репутаций делает зримыми и личные мотивы Белинского, и его принципиальные соображения литературного характера. Это – то, что, несомненно, звучало в его устных беседах с Некрасовым, способствовало формированию критического взгляда и тона Некрасова, а следовательно – этот фактор так или иначе заложен в оценки оппонентов Некрасова, оставивших высказывания о молодом литераторе, активно включившемся в полемику.

Белинского с Полевым в Москве связывали теплые, почти дружеские отношения (см.: Кс. Полевой: 368, 376–377)[313]313
  Несмотря на явную пристрастность автора «Записок…», несмотря на его тенденцию объяснять смену отношений личностными, а не литературными причинами, свидетельства К. А. Полевого представляют интерес для исследователя.


[Закрыть]. Горюя при расставании с Полевым (Кс. Полевой: 377–378) и тоже собираясь в Петербург, Белинский надеялся на его помощь, которую, однако, Полевой при всем желании не в силах был оказать (Кс. Полевой: 404). Уезжая из Москвы в Петербург, Полевой уже предвидел вероятные необратимые перемены и попросил Белинского: «Но если я буду действовать не так, как следует (он употребил более ясное и резкое выражение), то не вините меня, а пожалейте-с… Я человек, обремененный семейством» (Панаев ЛВ: 333). Усугубило взаимную напряженность и затруднение с публикацией статьи Белинского о «Гамлете» в переводе Полевого[314]314
  Из этических соображений после публикации начала статьи Белинского о «Гамлете» в «Северной пчеле» (1838, № 4) Полевой затруднился продолжить публикацию в редактируемом им «Сыне отечества». Статья Белинского была очень большой и содержала чрезмерно обширные цитаты из перевода Полевого: «Я перевел, я издаю журнал, у меня же разбор, могут подумать: видно, попросил» (цит. по: Белинский В. Г. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 2. С. 541. Подробнее: Там же. С. 540–541).


[Закрыть].

До переезда Белинского его представление о Полевом в Петербурге во многом опиралось на переписку с И. И. Панаевым. Тот подробно писал о новостях петербургской литературы (Белинский Кр: 195–223) и также переживал разочарование в Полевом, с которым недавно познакомился (Панаев ЛВ: 105). Панаев хлопочет о переезде Белинского в Петербург по настойчивым просьбам критика. Белинский в это время еще не представлял себе реальную обстановку в петербургской журналистике и строил планы, иллюзорность которых ему только предстояло понять:

«Кроме г. Краевского, поговорите и с другими <…> я продаю себя всем и каждому, от Сенковского до (тьфу ты, гадость какая!) Б<улгари>на, – кто больше даст, не стесняя при том моего образа мыслей, выражения, словом, моей литературной совести, которая для меня так дорога, что во всем Петербурге нет и приблизительной суммы для ее купли» (Белинский. XI: 361; письмо к И. И. Панаеву от 18 февраля 1839 г.). Н. В. Савельев (пишет Белинский) также «вызвался хлопотать о моем деле у Смирдина, Полевого, Греча, даже у Сенковского. Что делать, пришло такое время, что кто ни поп, тот и батька» (Белинский. XI: 362; письмо к И. И. Панаеву от 22 февраля 1839 г.)

Допуская для себя возможность сотрудничества в изданиях Полевого, Греча, Булгарина и Сенковского, Белинский в то же время оговаривает:

«Если я буду крепко участвовать в “Отечественных записках”, то – уговор лучше денег – Полевой – да не прикоснется к нему никто, кроме меня! Это моя собственность, собственность по праву <…> исклюю и истерзаю его. У меня уже готова в голове статья. Люблю и уважаю Полевого, высоко ценю заслуги его, почитаю его лицом историческим; но тем не менее постараюсь сказать и доказать, что он отстал от века» (Белинский. XI: 362–363).

Как видно из цитаты, отношение критика в эти месяцы не вызвано личной обидой[315]315
  Ср. с суждением И. С. Тургенева о Белинском: «При такой сильной раздражительности – такая слабая личная обидчивость!» (Тургенев С. XI: 48).


[Закрыть]. Но «страшное падение человека» было для него падением лично дорогого человека, кроме того – исходом ситуации, от которой Белинского избавил ход событий. Его неприятие «продажи литературной совести» было окрашено примериванием себя к возможной финансовой зависимости от Булгарина, чье имя стало именем нарицательным и обозначало человека, не по литературному праву влиятельного, и доносчика (так же как и Менцеля[316]316
  Литературной деятельности, репутации и восприятию Менцеля в России посвящены обширные фрагменты монографии Р. Ю. Данилевского: Данилевский Р. Ю. «“Молодая Германия” и русская литература». По указ.


[Закрыть]).

Год спустя, уже в Петербурге, чувство ненависти к ситуации, ломающей человека, перерождается в ненависть к человеку, который ломал другого, и к человеку, который дал себя сломать, и чувство Белинского высказывается субъективно, агрессивно и пространно[317]317
  «Очень рад, что тебе понравилась статья о Менцеле. <…> Что ж ты не сказал мне ни слова о моей статейке об “Очерках” Полевого? Ею я больше всех доволен; право, знатная штука. <…> Полевой сделался гнуснее Булгарина. Это человек, готовый на всё гнусное и мерзкое, ядовитая гадина, для раздавления которой я обрекаю себя, как на служение истине. <…> Если увидишься с ним в Москве, наплюй ему в рожу и скажи ему, что он подлец и пакостный писака» (Белинский. XI: 451; письмо В. П. Боткину от 18–20 февраля 1840 г.)


[Закрыть]. К концу года личное неприятие и враждебность усиливаются[318]318
  «Нет, никогда не раскаюсь я в моих нападках на Полевого, никогда не признаю их ни несправедливыми, ни даже преувеличенными. Если бы я мог раздавить моею ногою Полевого, как гадину, – я не сделал бы этого только потому, что не захотел бы запачкать подошвы моего сапога. Это мерзавец, подлец первой степени <…> бессовестный плут, завистник, низкопоклонник, дюжинный писака, покровитель посредственности, враг всего живого, талантливого. Знаю, что когда-то он имел значение, уважаю его за прежнее, но теперь – что он делает теперь? <…> Я могу простить ему отсутствие эстетического чувства <…> грубое непонимание Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Марлинского <…> но его дружба с подлецами, доносчиками, фискалами, площадными писаками, от которых гибнет наша литература, страждут истинные таланты и лишено силы всё благородное и честное <…> Личных врагов прощу, с Булгариным скорее обнимусь, чем подам ему руку от души» (Белинский. XII: 7-10; письмо к В. П. Боткину от 30 декабря 1840 г. ⁄ 22 января 1841 г.) В этом духе выдержаны несколько страниц письма.


[Закрыть].

Как видно из писем критика, Белинский сознает и историческое значение оппонента, и разницу между эстетическим и общественным аспектами полемики, и степень собственной увлеченности чувством неприязни. В силу этого неприязнь к тому, что составило репутацию Полевого, становится именно личным чувством Белинского, потеснившим на время и историзм мышления, и требования жанра литературной критики, обращенного к реальности художественного текста, а не социальных и межличностных отношений.

В ближайшие годы Полевой станет объектом жестких и агрессивных критических и беллетристических выступлений памфлетного характера со стороны Белинского и – несомненно, под его влиянием – И. И. Панаева и Некрасова (о чем ниже), а закончились они после того, как в 1846 г. Полевой стал редактором «Литературной газеты» Краевского и выступил против Булгарина, однако 22 февраля (6 марта) того же года скончался.

Сложное соотношение идеологических и собственно литературных соображений отражено в полемике Белинского с Сенковским и Булгариным, которым посвящена глава VI книги. Полемика же Белинского с Полевым служит почвой, на которой вырастают первые опыты молодого Некрасова в жанрах фельетона, критики и прозы, – то, что встречает критические отзывы со стороны и Белинского, и Полевого, и других свидетелей конфликта между старшими, поочередно принимавшими участие в дебютанте.

«Петербургский период» Белинского начинается осенью 1839 г. Первое упоминание имени Некрасова появляется, когда критик еще живет в Москве, в апреле 1839 г. В процитированной выше статье второй «Русские журналы» Белинский дает оценку поэтическим произведениям, напечатанным в «Сыне отечества» под редакцией Полевого:

«Впрочем, случайно, прошлого года, попало в “Сын отечества” несколько превосходных стихотворений Кольцова. Не знаем как, но только между именами г-д Стромилова, Некрасова, Сушкова, Гогниева, Банникова, Нахтигаля и многих иных попадалось иногда и имя г. Струговщикова, подписанное под прекрасными переводами из Гете» (Белинский. Ill: 176)[319]319
  МН. 1839. Ч. II. № 4 (Ц. р. 8 апр.). Отд. IV. С. 100–138.


[Закрыть].

Некрасов в числе «многих иных» противопоставлен двум поэтам, оригинальному (А. В. Кольцову) и поэту-переводчику (А. Н. Струговщикову), чьи произведения часто получают высокую оценку в критических суждениях Белинского[320]320
  Подробнее см.: Левин Ю. Д. Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода. Л., 1985. С. 72–90, 102–103; Скатов Н. Н. Кольцов. М., 1983.


[Закрыть]. И Некрасов представлен как фигура, типовая для поэтического отдела «Сына отечества». Сам по себе отдел, возглавляемый редактором, не признавшим позднего Пушкина и Лермонтова, также оценивается Белинским скептически.

Положение дел в петербургской литературе обсуждается в переписке Белинского с И. И. Панаевым, который дает яркие характеристики известным и малоизвестным литераторам (см.: Белинский Кр: 195–223). Имя Некрасова в известных нам письмах этого периода не встречается. Согласно воспоминаниям М. А. Гамазова, он познакомил Некрасова с Панаевым в марте 1839 г.[321]321
  Гамазов М. А. К «Воспоминаниям» А. Я. Панаевой. С. 256.


[Закрыть], хотя сам Панаев относит знакомство с Некрасовым к более позднему времени (Панаев ЛВ: 284–285). Но очевидно, что и первые поэтические публикации Некрасова, и первые критические отзывы, принадлежавшие Ф. Н. Менцову и помещенные в «Журнале Министерства народного просвещения», подпадали для Белинского под оценку явления, описанного им еще в статье «“Елена”, поэма г. Бернета» (1838), в которой он рассуждает:

«В Петербурге так много журналов и альманахов, которые, и для балласту и для блеска, очень нуждаются в деятельности поэтов, рвут и треплют ее по клочкам и щедро платят за нее похвалами и восклицаниями… (Белинский. II: 419)».

«Журнал Министерства народного просвещения», в редакции которого с 1836 г. служит Панаев, не рассматривается Белинским как серьезный оппонент ни в идеологическом, ни в литературном отношении.

Следующий отзыв Белинского о поэтических опытах Некрасова появляется 15 марта 1840 г. в № 3 «Отечественных записок» (Летопись I: 60) и посвящен сборнику «Мечты и звуки» (Белинский. IV: 118–119). В том же номере «Отечественных записок», в следующей рецензии – на «Одесский альманах на 1840 год», – опять упоминается имя Некрасова:

«Итак, поэтов у нас мало, зато много стихотворцев, из которых только некоторых считают поэтами, но из которых все считают себя поэтами; таковы: гг. и г-жи – Раич, Струйский, Стромилов, Некрасов, Тимофеев, Сушков, Траум, Банников, Бахтурин, барон Розен, Бороздна, Олин, Глебов, Печенегов, Коровкин, Дич, Вуич, Падерная, Ободовский, Н. Степанов, кн. Кропоткин, Гогниев, Щеткин, Шахова, Чужбинский и пр., – справьтесь сами на обертках некоторых журналов» (Белинский. IV: 121).

И в этой оценке Белинского Некрасов выступает как лишенная индивидуальности фигура из ряда незначительных, занимающих периферийное место в современном литературном процессе.

В кратком анализе рецензии Белинского на «Мечты и звуки» названы основные акценты его суждения: вопрос о «художнической фантазии», объединяющей форму и содержание в нечто эстетически значимое; вопрос о «посредственности», которая в поэзии «нестерпима». Контекстом к этой рецензии выступают статьи Белинского, в которых он касается этих и смежных вопросов.

Так, в статьях 1838 г., посвященных стихотворениям В. Г. Бенедиктова[322]322
  Стихотворения Владимира Бенедиктова. Вторая книга. 1838. Санкт-Петербург. В типографии Неймана и комп. 107 (Белинский. IV: 420–423).


[Закрыть] и драме «Уголино» Н. А. Полевого[323]323
  Уголино. Драматическое представление. Сочинение Николая Полевого. 1838. Санкт-Петербург. В типографии Сахарова. 204 (Белинский. II: 437–448).


[Закрыть], развиваются суждения о форме и «идее», о «конкретности» (срастании) их[324]324
  О Бенедиктове: «Во всяком таком стихотворении есть нечто <…> Вот этого-то нечто и не находим мы в стихотворениях г. Бенедиктова <…> форма остается отделенною от духа, а духа нет, потому что нет таинственного слития между ними. Одновременность идеи и формы есть основной закон акта творчества; но у г. Бенедиктова – так, по крайней мере, кажется нам – идея всегда предшествует форме, которая у него приделывается к идее» (Белинский. II: 422).


[Закрыть], аналогичные высказанным в рецензии на «Мечты и звуки» об их авторе Н. Н. Эта мысль развивается далее в рассуждении о поэзии на примере произведений Ф. Слепушкина и Кольцова (1840)[325]325
  «Орфографии <…> можно выучиться и не выучиться <…> так же, как и быть или не быть прасолом; но нельзя не иметь <…> роскошной фантазии, превращающей в живые поэтические образы всякую живую поэтическую мысль <…> если природа дала их вам, точно так же, как нельзя их приобресть ни трудом, ни учением, ни деньгами, если природа отказала вам в них» (Новые досуги Федора Слепушкина. Санкт-Петербург. В тип. императорской Российской Академии. 1840. В 8-ю д. л. 107 стр. ⁄⁄ Белинский. IV: 156). Несмотря на важность понятия народности в поэзии, Белинский достаточно категорично оговаривает, что принадлежность автора к крестьянскому сословию и посвящение стихов этой теме еще не делает его поэтом.


[Закрыть].

Более того, статья 1838 г., посвященная Полевому, содержит фрагмент, текстуально близкий к рецензии на «Мечты и звуки». Сопоставим две цитаты.

О Полевом:

«Человек выдает поэтическое произведение: ему говорят, что в нем нет мысли, потому что нет чувства, и нет чувства, потому что нет мысли. “Помилуйте, – возражает он, – я писал по вдохновению, глубоко чувствовал то, что писал…” – Верим, верим, милостивый государь, но все-таки ваша поэма есть проза, и проза плохая, а не поэзия. – <…> У вас есть душа, есть чувства, но они и остались в вас и не перешли в ваше произведение, потому что вы не были самим собою, или наперекор своей природе, своему призванию, хотели передать благодатное пламя души вашей в том, чего вам не дано»

(Белинский. II: 443)[326]326
  Хотя И. Л. Волгин рассматривает суждения Белинского об «идее и форме» как «утилизованные» русской школой для потребления «бесчисленными поколениями школяров» (Волгин И. Л. Белинский как миф: учитель на все времена // Личность и творчество В. Г. Белинского: взгляд из XXI века. К 200-летию «неистового Виссариона». Ежегодник. М., 2011. С. 25) и утверждает: «Белинский может оставаться предметом любви или нелюбви, но отнюдь не объектом научных изысканий» (Там же. С. 51), – обращаясь к истории развития русской критики и формирования терминологического аппарата, сочтем эту область научных изысканий еще не вполне исчерпанной, несмотря даже на успешную попытку «Словаря филологических терминов В. Г. Белинского» (Строганов М. В., Трифаженкова И. А. Словарь филологических терминов В. Г. Белинского. Тверь, 2010).


[Закрыть].

О Некрасове:

«Вы видите по его стихотворениям, что в нем есть и душа, и чувство, но в то же время видите, что они и остались в авторе, а в стихи перешли только отвлеченные мысли, общие места, правильность, гладкость и – скука. Душа и чувство есть необходимое условие поэзии, но не ими все оканчивается: нужна еще творческая фантазия, способность вне себя осуществлять внутренний мир своих ощущений и идей, и выводить вовне внутренние видения своего духа»

(Белинский. IV: 118).

Белинский стремится ранжировать авторов; Бенедиктов и Полевой, с одной стороны, – Некрасов и некоторое число стихотворцев, с другой стороны, прямо не сопоставлены. Но общий, образно выражаясь, их «изъян», обнаруживающий нехудожественность их творений, позволяет заключить, что в критической оценке Белинского Некрасов соотносится с Полевым по неким определяющим признакам, а не только по факту публикации в его журнале и одобрительной критики в адрес его и ему подобных. Достоинства же Некрасова представляются критику слишком незначительными, поэтому он предстает в суждениях Белинского как, образно говоря, маленькая фигура «при Полевом».

Оценка Белинского начинает меняться в связи с публикациями Некрасова в «Пантеоне русского и всех европейских театров» Ф. А. Кони.

15 мая 1840 г. (Летопись I: 64) в опубликованной в № 5 «Отечественных записок» рецензии Белинского высказана похвала новому произведению Некрасова – стихотворному фельетону «Провинциальный подьячий в Петербурге» (I: 282–291). Юмористическое стихотворение Некрасова было напечатано в «Пантеоне русского и всех европейских театров» 1840 г.: первая часть – в № 2[327]327
  Ц. р. 20 февр., вых. в свет 22 февр. (Летопись I: 58).


[Закрыть], вторая часть – в № 3[328]328
  Ц. р. 30 марта, вых. в свет 9 аир. (Летопись I: 62).


[Закрыть]и третья часть – в № 7[329]329
  Ц. р. 31 июля, вых. в свет 5 июля (Летопись I: 66).


[Закрыть]. Несмотря на лаконичность, отзыв Белинского примечателен:

«Очень забавны куплеты “Провинциальный подьячий в Петербурге”; они так всем понравились и уже так всем известны, что мы не имеем нужды выписывать их» (Белинский. IV: 169).

Прежде всего, из слов Белинского явствует, что юмористические стихи Некрасова были хорошо восприняты читателем. Оценка могла отражать реакцию публики и могла – реакцию близкой Белинскому части литературных кругов. Критических отзывов о «Провинциальном подьячем» было мало. Кроме Белинского, о нем отозвался В. С. Межевич в рецензии на 3-ю книжку «Пантеона русского и всех европейских театров»:

«Мы тут встретили нигде не напечатанный романс покойного А. С. Грибоедова и рассказ в стихах забавного псковского подьячего Феоклиста Ануфриевича Боба. Почтенный Феоклист Ануфриевич в экстазе от мелодрамы “Параша Сибирячка” и изливает перед талантами Н. А. Полевого и А. И. Гусевой всю глубину своего уважения и признательности»[330]330
  Л. Ю. <Межевич В. С.> Пантеон русского и всех европейских театров. Часть III. Книжка седьмая. Редактор: Ф. А. Кони. Издатель: Книгопродавец Поляков. Июль. 1840 // Л Г. 1840. № 64. 10 августа. Библиография. Стб. 1444. Атрибутировано Межевичу: Степина [Данилевская] М. Ю. К атрибуции критических отзывов о Некрасове (1840-е гг.) // Русская литература. 2012. № 3. С. 123–132.


[Закрыть].

Говорящее упоминание «провинциальных подьячих» встречается в частной переписке Плетнева (о чем речь впереди). Хороший прием в публике косвенно подтверждается тем фактом, что в 1841 г. Некрасов вывел своего героя в водевиле «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке» (VI: 72-115).

Говоря о реакции литературного круга, прежде всего следует вспомнить, что стихотворный фельетон был написан Некрасовым практически одновременно с выходом его сборника «Мечты и звуки». Он свидетельствует о переориентации творчества поэта, которая совершалась постепенно и лишь частично под влиянием критических отзывов о сборнике. Кроме того, фельетон был опубликован в «Пантеоне», выходившем под редакцией Ф. А. Кони, чья роль в жизни и творчестве Некрасова в этот период становится очень значительной. Одновременно происходит расхождение с Полевым. Уже в третьей части «Провинциального подьячего» за преувеличенным восторгом героя-рассказчика явственно звучит ирония Некрасова по поводу Полевого и его пьесы «Параша-Сибирячка» (I: 290) (которая, вопреки замечанию Межевича, угадывается и в первой части фельетона), и ее, по-видимому, положительно оценил Белинский.

В целом этот отзыв – пример полемики между изданиями: «Отечественные записки», «Литературная газета» и «Пантеон русского и всех иностранных театров» против «Репертуара русского театра, издаваемого И. Песоцким». «Репертуар» издавался с 1839 г., в нем печатались пьесы репертуарных авторов Александрийского театра – Н. А. Полевого, П. Г. Ободовского и др. Подчеркнем, что эти пьесы были написаны для постановки на театре с учетом творческих возможностей будущих исполнителей, но не как самостоятельное литературное произведение в драматическом роде. «Пантеон» был основан в противовес этому изданию и стремился говорить именно о литературных достоинствах новинок всех родов литературы, включая драматический. Заключительные строки обзора Белинского прямо полемичны:

«Из всего этого видно, что в “Пантеоне” есть чего и почитать, есть над чем и подумать, есть чем и позабавиться и развлечься. С нетерпением ожидаем следующей книжки, в надежде, что и в ней будет о чем поговорить нам с читателями. А то, право, ведь и поговорить-то почти не о чем: плохие самодельные романы, да “Репертуар” г. Песоцкого – о чем тут будешь говорить?…» (Белинский. IV: 169).

Не случайно обзор «Пантеона» открывается пространным рассуждением об опубликованном переводе «Бури» Шекспира и мировом значении дарований Шекспира и Пушкина как поэтов «действительности», виртуозно владеющих формой и поэтому не понятых широкой читательской аудиторией. «Пантеон» противопоставляется «Репертуару» как издание, претендующее на достаточно высокий уровень художественных произведений и критики. В свете этого беглая похвала Некрасову звучит комплиментарно, однако, опять-таки, Некрасов предстает как начинающий, малоизвестный автор, зато сотрудничающий в «правильном» издании.

В № 7 «Отечественных записок» вновь появляется обзор Белинского, посвященный и «Репертуару», и «Пантеону». В нем содержится процитированный и проанализированный выше (С. 88) отзыв о прозаическом опыте Некрасова. В отношении его литературных достоинств отзыв Белинского близок к оценкам Н. В. Кукольника и Ф. В. Булгарина, рассмотреннным там же, но полемика по поводу Некрасова – сотрудника «Пантеона» Кони будет продолжена, и предметом ее станут некрасовские водевили.

Полемика, в которой даются критические отзывы о водевилях Некрасова, также проанализирована в предыдущей главе. К сказанному можно добавить несколько наблюдений.

Анонимные рецензии Белинского[331]331
  Впервые опубликовано: ОЗ. 1841. Т. XIV. № 6. Отд. VII. Смесь. Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. С. 119–120.


[Закрыть] содержат подробный пересказ сюжета, поощрение и краткие, но предметные замечания[332]332
  О водевиле «Шила в мешке не утаишь – девушки под замком не удержишь»: «Водевиль очень забавен на сцене, и это тем приятнее, что он – первый опыт в этом роде нового лица, выступающего на драматическом поприще. Есть и недостатки – автор, по неопытности в этом новом для него деле, часто прибегает к пустым эффектам, основанным на беспрестанно, кстати и не кстати повторяемой брильянтщиком поговорке “около того”; но, несмотря на то, желательно, чтоб г. Перепельский не оставлял поприща, так удачно начатого» (Белинский. XIII: 96).
  О водевиле «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке»: «Второй опыт г. Перепельского был не так удачен, как первый. Это произошло, как можно заметить, более от поспешности в сочиненьи и неопытности, чем от неумения. Пьеса пала, но в ней все-таки заметна способность автора <…> Комические сцены, бывшие следствием этого столкновения обстоятельств, несколько искупают уродство целой пьесы. Советуем автору больше трудиться над композициею содержания и меньше прибегать к карикатурам <…> и к тривьяльным эффектам» (Там же).


[Закрыть]. Отношение Белинского к водевилю как жанру, вначале неприязненное, претерпевает изменение в связи с жанровыми же изменениями водевиля: наряду с традиционными сюжетами на сцене все чаще ставятся водевили с остросоциальной тематикой, с памфлетным изображением известных лиц, как, например, «Петербургские квартиры» Ф. А. Кони. Некрасов, сотрудник и ученик Кони, получает одобрительную оценку. Но основной акцент рецензии – замечание «одной газете», а точнее – персонально В. С. Межевичу, раскрывшему тайну псевдонима и этим нарушившему этические нормы. Это лишь частный эпизод активной и обширной полемики Белинского с Межевичем, когда-то его московским приятелем. И для Межевича, и для Белинского Некрасов выступает поводом для обоюдных выпадов; собственно литературная составляющая его выступления – достоинства этого произведения, рост молодого литератора, его потенциал – явно не интересуют Белинского, так же как Межевича.

Отметим, что в отзыве, посвященном водевилю «Актер» и опубликованном в октябрьской книжке «Отечественных записок» 1841 г.[333]333
  ОЗ. 1841. Т. XIX. (Ц. р. 31 окт. 1841 г.) № И. Отд. VII. Смесь. Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. С. 42–43.


[Закрыть], Белинский ограничивается одним пересказом сюжета (Белинский. V: 503). Конфликт Некрасова и Кони еще не разрешен.

Из характера отзывов Белинского можно сделать предположительный вывод о его оценке Некрасова. По всей видимости, он был солидарен с Ф. А. Кони в желании умерить инициативу молодого сотрудника. Воспоминания современников свидетельствуют о том, что Белинский мог «холодно и резко» осадить молодого человека[334]334
  Панаев описывает встречу Белинского с его учеником К. Д. Кавелиным на улице, когда Белинский в ответ на радостное приветствие «взглянул на студента холодно и резко, как бы спрашивая: “что вам от меня нужно?” <…> – <…> я терпеть не могу, когда мальчишки пристают ко мне, – ну, о чем толковать с ними? Что я могу иметь с ними общего?» (Панаев ЛВ: 220–221).


[Закрыть]. Оценка достоинств последующих его сочинений остается сдержанно-неодобрительной.

Приведем несколько цитат из анонимных рецензий на водевили Некрасова, опубликованных в «Отечественных записках». В собрании сочинений Белинского они включены в раздел «Dubia». Б. В. Мельгунов, составитель этого периода «Летописи», не включил упоминания о них в издание.

В своей монографии «Некрасов и Белинский в “Литературной газете” (хроника, гипотезы, находки)» исследователь не касается вопроса об их авторстве. Не имея дополнительных соображений по их атрибуции или атетезе (доказательстве, что произведение не может принадлежать автору, которому оно приписывалось или который рассматривается как один из возможных), рассмотрим их как предположительно принадлежащие Белинскому.

Некрасов в это время сотрудничает в «Литературной газете» Ф. А. Кони. Однако, согласно выводам Б. В. Мельгунова, с весны 1842 г. происходит резкий спад его журнальной деятельности, вызванной частыми болезнями, о которых он сообщает сестре Анне, и вследствие безденежья он собирается поступать на службу (X: 36, 37). С апреля по декабрь он работает над несколькими водевилями[335]335
  Мельгунов Б. В. Некрасов и Белинский в «Литературной газете». С. 32, 41.


[Закрыть], критические отзывы о которых и рассматриваются здесь.

О водевиле «Похождения Петра Степанова сына Столбикова» (1842), написанном Некрасовым (Перепельским) в соавторстве с П. И. Григорьевым (Григорьевым 1-м) и П. С. Федоровым, Белинский пишет:

«Комедия – как надо быть комедии, выкроенной из неудавшегося юмористического романа нашими доморощенными водевилистами: тут и преувеличенные против образца фарсы, и потребное количество двусмыслиц, и куплеты – главное куплеты, – в которых остроумию составителей обыкновенно бывает полный простор», а главный герой «лубочно-смешной и круглый дурак» (Белинский. XIII: 148–149)[336]336
  Впервые опубликовано: ОЗ. 1842. Т. XXII. (Ц. р. 30 апр. 1841 (так! – М. Д.) г.) Отд. VIII. Смесь. Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. С. 108.


[Закрыть].

Отзыв беглый, тон его пренебрежительный, низкая оценка относится и к жанровой форме, имеющей успех, и к общему уровню и некому общему стилю авторов, работающих в этом жанре. Индивидуальность Перепельского (Некрасова) остается вне оценки.

Следующие отзывы Белинского о драматических опытах Некрасова скорее одобрительны. Первый из них – краткая рецензия на «Материнское благословение, или Бедность и честь» (переложение с франц, яз.)[337]337
  Впервые опубликовано: ОЗ. 1842. Т. XXV. № И. Отд. VIII. Смесь. Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. С. 42.


[Закрыть] Критик хвалит «очень удачный» выбор пьесы и куплеты, которые «переведены очень мило», и замечает, что «пьеса произвела сильное впечатление» (Белинский. XIII: 158). Вторая рецензия посвящена водевилю «Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах»[338]338
  Впервые опубликовано: ОЗ. 1842. Т. XXV. № 12. Отд. VIII. Смесь. Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. С. ИЗ.


[Закрыть]. Рецензия очень краткая и начинается словами:

«Очень хорошенький водевиль, если его хорошо обставить и хорошо разыграть на сцене» (Белинский. XIII: 162–163).

Благодушие и отсутствие весомых замечаний свидетельствуют о том, что, добросовестно отмечая все новинки, критик в массе рассматривает их как малоинтересные однодневные поделки. Несмотря на то, что водевили Перепельского имели успех и ставились на театре даже в 1860-е гг., будучи новинками, они не стали интересны ни театральной критике, ни – тем более – литературной.