Текст книги "Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век"

«Для нас настало настоящее христианское время…»
Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской
12.11.1872–18(31).12.1937

Память 13 октября; 18 декабря; в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской – воскресенье, 25 января или ближайшее после 25 января

Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) на снимках, сделанных на свободе, выглядит непривычно для правящего архиерея. Что-то детское есть в простом лице, в больших серьезных глазах… А между тем он, святой мученик, быть может, более других олицетворяет добродетель терпения, которую православный публицист XIX века А. С. Стурдза характеризует как «силу, не имеющую ничего общего со слабостью… мужество, не желающее ничего разрушать».

Тесная камера владимирской тюрьмы была заполнена до предела. Свободных коек не было, и новоприбывшим митрополиту Кириллу (Смирнову)[200]200
  Священномученик Кирилл (Смирнов) принял монашество в 39 лет, после смерти дочери и жены. До революции он трудился в Духовной миссии в Персии, несколько лет был викарным епископом Санкт-Петербургской епархии и восемь лет управлял Тамбовской епархией. Участник Собора 1917–1918 гг.


[Закрыть] и архиепископу Фаддею (Успенскому) пришлось устраиваться на полу.

Владыка Кирилл был человеком не из слабых, но даже на него обстановка в камере оказала угнетающее действие. Митрополит так вспоминал об этом: «Страшная тюремная обстановка среди воров и убийц подействовала на меня удручающе… Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя в своем углу на полу, все время о чем-то думал, а по ночам молился. Как-то ночью, когда все спали… владыка взял меня за руку и сказал: “Для нас настало настоящее христианское время: не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте, Христос ведь с нами”. Моя рука была в его руке, и я почувствовал, как будто по моей руке бежит какой-то огненный поток. В какую-то минуту во мне изменилось все, я забыл о своей участи, на душе стало спокойно и радостно. Я дважды поцеловал его руку, благодаря Бога за дар утешения, которым владел этот праведник».[201]201
  Священномученик архиепископ Фаддей (Успенский) // Христовы воины: Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М., 2006. С. 363.


[Закрыть]

Когда епископ Антоний (Храповицкий) возводил иеромонаха Фаддея в сан архимандрита, он произнес пророческие слова: «Искренне могу сказать, что на тебя сегодня я возложил поистине венец терновый».[202]202
  Там же. С. 361.


[Закрыть]

Обстановка предреволюционных лет давала немалые основания для тревоги. Еще в те годы о. Фаддей, как бы предвосхищая характер своего служения на протяжении всех последующих лет, размышлял об испытаниях, встречающихся на пути пастыря. Он говорил, что, когда они превысят меру терпения, священник «должен иметь такую веру, чтобы, видя совершенное бессилие своего слова, возложить упование на всесильную благодать, которая и наиболее огрубевшие души смягчает, отверзая для восприятия слова пастыря даже сердца людей, желавших “искусить беззлобство его”».[203]203
  Там же. С. 360.


[Закрыть]

И это слова священника, настолько преданного своему пастырскому долгу, что он даже не сразу решился принять монашество – из-за опасения, что не сможет оказывать людям помощь в той же мере, как прежде. Сомнения относительно выбора пути помог разрешить тогда отец, священник Василий Успенский, сказавший сыну, что монах «не отделен от людей, только он служит людям особенным образом».

Слова о. Фаддея о наступлении времени «отвержения пастырского слова» напоминают подвиг Христа, Который, любя всех людей, был ненавидим учителями, предан народом, оставлен учениками; обладая властью, не принуждал; принеся Себя Самого в жертву за грехи всего мира, оставил возможность для добровольного обращения.

Перед революцией, когда вокруг чувствовалось оскудение веры, Фаддей учился в Московской духовной академии, затем преподавал в Смоленской, Уфимской и Олонецкой семинариях, занимался богословием. За большое исследование «Иегова» ему была присуждена степень доктора богословия. Не меньшее значение имел и опыт личных встреч и общения с замечательными пастырями и подвижниками – о. Иоанном Кронштадтским и старцем Германом из Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры.

Подобным же было и отношение священномученика Фаддея к архипастырскому служению: желание нераздельно служить Богу и ничего «от мира»; знавшие его порой не могли удержаться от замечания: «Что за человек! Кристально чистый, как драгоценный сосуд из горного хрусталя!» Сам Патриарх Тихон говорил: «Владыка Фаддей – святой человек. Он необыкновенный, редкий человек. Такие светильники Церкви – явление необычайное».

Испытания начались для владыки Фаддея сразу после революции. В первый раз он был арестован в 1921 году, будучи епископом Владимиро-Волынским, при подавлении большевиками повстанческого движения. Владыку скоро выпустили, но во время «изъятия церковных ценностей» арестовали снова. Как сторонник Патриарха Тихона он был отправлен в ссылку и только после ее окончания смог направиться в Астрахань на новое место служения.

В воспоминаниях современников о владыке Фаддее одна черта его духовного облика выделяется особенно – это нестяжание, совершенная непривязанность к вещественным началам мира. Так, однажды владыке передали конверт с деньгами из Астрахани, куда он должен был ехать, – на дорожные расходы. Это привело его в смущение, и он вежливо, но твердо отказался от предложенных денег. А когда по прибытии в Астрахань при нем не оказалось багажа, то немногое, что для него собрали, – добротную обувь, вещи – он тут же раздал нуждающимся. Подаренный Патриархом Тихоном наградной бриллиантовый крест на клобук архиепископ Фаддей, как говорят, так и не носил («не надо, ни к чему»), и келейнице Вере Васильевне пришлось нашить на клобук владыки простой белый крестик из обычной материи. Та же скромность была и в облачении: зимой он служил в поношенном желтом, летом – в белом полотняном.

Тверь. Спасо-Преображенский собор. Снесен в 1935 г.

Аскетизм владыки Фаддея (сохранились свидетельства о том, что он носил вериги) соединялся с кротостью, застенчивостью. Его личность действовала сильнее убеждений. Один из астраханских священников, участвовавший в обновленческом расколе, объяснял свой разрыв с «Живой церковью» влиянием личности правящего архиерея:

«…я увидел владыку Фаддея, я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью, и я поспешил уйти… Его аскетический вид, большие глаза, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией».[204]204
  Там же. С. 365.


[Закрыть]

Таким же запомнили архиепископа Фаддея и в Твери, куда он был переведен в 1928 году. Разместился владыка очень скромно, на тихой улице, в доме с маленьким садом, а летом снимал дачу в селе Пречистый Бор. Много работал, а свободное время отдавал молитве. Никогда не сетовал, всех, кто обращался к нему, принимал равно, с любовью. Многие почитали владыку как молитвенника…

Летом 1937 года новая, особенно сильная волна репрессий докатилась до Твери. Было арестовано множество священников. У владыки Фаддея почти не оставалось шансов избежать заключения, хотя никаких улик против него при обыске найти не сумели. Достаточно было того, что в глазах властей он был епископом «тихоновского направления».

Условия, созданные для него в тюрьме, были продолжением истязаний. Неудачи следствия, – у владыки так и не удалось вырвать признания в «контрреволюционной деятельности», – «компенсировались» самыми изощренными издевательствами, которым подвергали его преступники – соседи по камере.[205]205
  Есть предание о том, что избавление владыки Фаддея от издевальств уголовников произошло благодаря явлению Божией Матери, строго повелевшей уголовникам отступить от «святого мужа» и обратившей их к покаянию.


[Закрыть] А через десять дней «тройка» приговорила архиепископа к расстрелу. 31 декабря 1937 года земная жизнь его оборвалась.[206]206
  Передают, что владыку утопили в яме с нечистотами.


[Закрыть] Через три дня тюремщики положили тело архиепископа без гроба в мерзлую землю.

Из века в век повторяются в истории христианства темница, предание на смерть, глумление над праведниками, их мучительный исход. И так же из века в век за страданиями ради Христа приходит Пасха. Душа священномученика Фаддея водворилась у престола Господа славы, а тело его в светлые дни праздника Пасхи погребли несколько милосердных женщин, не побоявшихся возможных последствий. Они приготовили могилу, поставили крест. Одна из женщин вложила в руку владыке пасхальное яйцо – малое приношение Церкви земной тому, кто уже участвует в вечной Пасхе Господней в невечернем дне Царствия Его.

Рекомендуемые источники и литература

Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Кн. 3. Тверь: Булат, 2001. С. 481–565.

Дамаскин (Орловский), иеромонах. Архиепископ Фаддей (Успенский) // Москва. 1996. Июль. С. 196–206.

Дамаскин, иеромонах. Светильники веры. Фаддей, архиепископ Тверской // Тверские ведомости. 1994. № 65. 2–8 сентября. С. 6.

Дамаскин, иеромонах. Смерти не надо бояться. Священномученик Фаддей, архиепископ Тверской // Московский церковный вестник. 1991. Июнь. С. 11.

Священномученик архиепископ Фаддей (Успенский) // Христовы воины. Жития и труды подвижников XX века. Календарь на 2007 г. М.: Изд-во Сестричества во имя свт. Игнатия Ставропольского, 2006.

Часть IV
В годы войны и хрущевской «оттепели»

Сражение длиной в полвека[207]207
  В тексте и комментариях приводятся выдержки из публикаций иностранных газет за 1960 г., посвященные поездке Патриарха Алексия I на Восток, из архива ОВЦС.


[Закрыть]
Патриарх Алексий (Симанский)
27.10.1877–04(17).04.1970

О Патриархе Алексии у нас, в России, написано не так много, хотя он находился во главе Русской Православной Церкви двадцать пять лет. Никто из предстоятелей Русской Православной Церкви не занимал первосвятительскую кафедру так долго. Ему и задача выпала, исключительная по своей сложности, – добиться признания Церкви и ее прав со стороны государства, провозгласившего атеизм официальной идеологией. Человек «из другого времени», иной культуры и воспитания, он оказался настолько сильным, что смог подняться над собой, «распять все свое» ради того, чтобы из «обломков» церковного здания начать выстраивать все заново. Эта цель была оправдана тем простым фактом, что после богоборческой кампании 1920–1930-х годов миллионы людей оказались лишены «хлеба духовного». На 1940-е годы в России пришлась не одна, а две исторические битвы: за право на физическое существование русского народа и народов, входящих в состав СССР, и не менее серьезная – за возможность духовного рождения в святом крещении и спасения душ для вечности. Успех второй был связан с исходом первой, и Церкви пришлось сражаться «на два фронта».

В ночь с 3 на 4 сентября 1943 года в Кремле состоялась встреча, ставшая рубежом в отношениях Церкви и государства. Сталин впервые принимал архиереев: Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). Предметом обсуждения стали темы, о которых несколько лет назад невозможно было и упоминать. С внешней стороны обстановка беседы была подчеркнуто благожелательной. Сталин участливо интересовался проблемами, стоявшими перед Церковью, выразил одобрение в отношении восстановления патриаршества и учреждения Священного Синода, не возражал против открытия храмов и возобновления приходской жизни; в ответ на вопрос митрополита Алексия о возможности возвращения ряда священнослужителей из мест заключения и ссылки предложил представить ему список для рассмотрения.

Лишь один момент обнаружил внутреннее напряжение. Когда владыка Сергий коснулся темы о подготовке священнослужителей (духовные образовательные учреждения давно были упразднены) и осторожно поставил вопрос о возможности открытия всего нескольких епархиальных библейских курсов, Сталин неожиданно предложил возобновить Духовные академии и училища, чем вызвал не столько радость, сколько тревогу. Одно неосторожное слово со стороны гостей могло иметь последствия необратимые, и митрополиту Сергию пришлось дезавуировать возможный подтекст, ссылаясь на то, что у Церкви пока «нет достаточных средств» для осуществления таких крупных задач. Только тогда Сталин подтвердил, что в любом случае возражений у правительства не будет.

Но это была еще не окончательная победа: с 1948 года в стране начнется новая волна репрессий, в ходе которой снова пострадают и священнослужители,[208]208
  В 1950 г. известный и почитаемый в России о. Иоанн (Крестьянкин) был арестован и приговорен к семи годам лишения свободы. До 1955 г. о. Иоанн отбывал срок в лагере строгого режима в Архангельской области, на разъезде Черная Речка, и в инвалидном лагерном подразделении под Самарой, называемом Гавриловой Поляной. Другим примером может служить судьба сотаинника и духовника преподобного Серафима Вырицкого – протоиерея Алексия Кибардина. 17 апреля 1950 г. о. Алексий (прежде, в 1930 г., получивший «мягкий» срок – 5 лет лагеря строгого режима) по 58-й статье УК был осужден на 25 лет лагерей. Пять лет до пересмотра дела, показавшиеся ему бесконечными, он провел в одном из самых ужасных подразделений сталинской пенитенциарной системы – Озерлаге. Многие священники, вернувшиеся из мест заключения, в 1948–1950-х гг. арестовывались повторно по тем же поводам, по которым отбывали заключение в 1930-е гг.


[Закрыть] и простые верующие. Краткая передышка после великой Победы сменилась ужесточением политического режима. Трагическая участь «шпионов» и «предателей» ожидала бывших советских военнопленных, да и для части эмигрантов, вернувшихся в СССР на волне патриотического подъема, «поезд остановился» сразу при пересечении государственной границы.[209]209
  Среди них оказались отнюдь не только бывшие участники Белого движения. Примером может служить история известного комиссара и чекиста Г. И. Мясникова. В 1918 г. Гавриил Мясников принимал непосредственное участие в убийстве Великого князя Михаила Александровича Романова и епископа Андроника Пермского. В 1920-е гг. пользовавшийся определенным влиянием в среде рабочих, он начал выступать с программными тезисами «переустройства советской власти на основе подлинной демократии и свободы печати», что и послужило причиной его арестов и бегства из СССР. Получив в 1944 г. разрешение вернуться на родину из Франции, Мясников был сразу же, на аэродроме, арестован и вскоре приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. (Подробнее см.: Топография террора. Мемориальный музей Пермь-36. Пермь, 2012. С. 33–34.)


[Закрыть]

И все же соглашения, достигнутые на встрече в Кремле осенью 1943 года, позволяли надеяться на постепенное возрождение церковной жизни, на легализацию ее институтов, на изменение политического климата и общественной обстановки в стране.

Порой смысл тех или иных событий, определяющих направление жизни, раскрывается лишь спустя годы, и только тогда разрозненные фрагменты выстраиваются в стройный и гармоничный мозаичный рисунок. Так было и в судьбе Патриарха Алексия I. О духовном служении он начал мечтать еще в детстве – желание необычное для мальчика из дворянской семьи. В доме Симанских царил дух благочестия, христианскому воспитанию детей уделялось первостепенное значение, но в целом атмосфера была светской. Отец[210]210
  Владимир Андреевич Симанский служил в канцелярии московского генерал-губернатора, затем – в Воспитательном доме, а в 1891 г. вышел в отставку в звании камергера.


[Закрыть] желал видеть сына юристом – он был убежден, что начавшиеся государственные преобразования в XX веке послужат развитию системы права. И хотя мальчик имел особый молитвенный настрой, благоговейное отношение к службе, к святыне, ко всему церковному и сердце его склонялось к тому, чтобы избрать духовный путь, родительская воля была дать сыну прежде всего достойное академическое образование.

С юности яркие впечатления о церковных службах, о паломничестве в Троице-Сергиеву Лавру переплетались в его сознании с воспоминаниями о вечерах, где обсуждались литературные и театральные новинки, новости светской и общественной жизни Москвы.

Прежде чем исполнилось сокровенное желание Сергея Симанского (таково было имя будущего Патриарха Алексия в крещении), ему пришлось пройти обучение в Лазаревском институте восточных языков и в «Катковском» лицее – привилегированном учебном заведении для молодой аристократии, а затем окончить курс Московского университета. Тяготило ли его это? Трудно сказать, во всяком случае по результатам экзаменов он был одним из первых. В 22 года, получив степень доктора права, он расстался с академической средой и по долгу дворянина еще год состоял на военной службе.[211]211
  В 1899–1900 гг. Сергей Симанский находился в качестве вольноопределяющегося в 7-м гренадерском Самогитском полку.


[Закрыть] И лишь в 1900 году поступил в Московскую духовную академию.

В первые годы, проведенные в стенах академии, ему пришлось наверстывать упущенное, поскольку его сокурсники в основном были выходцами из духовного сословия. Однако привычка к учебе и занятия под руководством опытных преподавателей – И. Д. Андреева, В. О. Ключевского, А. П. Голубцова – вознаградили его усердие. Определяющим оказалось и сближение с ректором Духовной академии, епископом Арсением (Стадницким), от которого он принял монашеский постриг.[212]212
  Сергей Симанский был пострижен в честь святителя Алексия Московского 9 февраля 1901 г. в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой Лавры.


[Закрыть] Окончилась учеба в академии, были успешно выдержаны выпускные экзамены и защищена кандидатская работа по богословию, и снова пришлось учиться – церковному послушанию и терпению.

В 1904 году на иеромонаха Алексия (Симанского) были возложены обязанности инспектора Духовной семинарии в Пскове, а спустя два года – ректора Тульской семинарии.

Между тем к преподавательской деятельности он не чувствовал расположения. Внутренняя обстановка в духовных учебных заведениях в предреволюционные годы была сложной. Архимандрит Алексий[213]213
  Иеромонах Алексий был возведен в сан архимандрита 18 сентября 1906 г. в Пскове.


[Закрыть] даже обсуждал возможность отъезда в одну из духовных миссий за границу.[214]214
  А. П. Рогович, служивший в Синоде, советовал архимандриту отправиться в Америку или получить место в церкви Русской миссии в Риме.


[Закрыть] Пять лет на Тульской кафедре послужили хорошей школой: он лучше узнал жизнь провинции, приобрел необходимый опыт административно-церковной работы и участия в выпуске епархиальных изданий. Пастырское служение и паломничества способствовали расширению круга его духовных связей.

Новый этап в жизни архимандрита Алексия начался с переводом архиепископа Арсения на Новгородскую кафедру. За год до начала Первой мировой войны, 28 апреля 1913 года, в древнем Софийском соборе архимандрит Алексий был возведен во епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии.[215]215
  На епископской хиротонии архимандрита Алексия присутствовали Предстоятель Антиохийской Церкви, Блаженнейший Патриарх Григорий IV, пять русских архиереев, двенадцать архимандритов и священников.


[Закрыть]

Наконец всесторонняя духовная и светская подготовка епископа Алексия нашла применение: он стал ближайшим помощником владыки Арсения и замещал его, когда тому приходилось бывать в Петербурге.

К богослужениям добавились епархиальные дела, обширная переписка с приходами, ремонт и реставрация храмов, участие в трудах Новгородского церковно-археологического общества. А в годы Первой мировой войны, когда Новгородская епархия оказалась на военном положении, – организация сбора средств на нужды фронта и Красного Креста, поддержка сирот и обездоленных, взаимодействие с благотворительными обществами и – нескончаемые проводы военных частей и подразделений, напутствия, молебны…

В 1916 году епископ Тихвинский Алексий попал в поле зрения Царской семьи. Александра Федоровна во время поездки к новгородским святыням упоминала в письме к Государю о манерах владыки, за которыми угадывалось обаяние его личности: «Молодой епископ Алексий оказался чрезвычайно изящным (лицеист)».[216]216
  Августейшие сестры милосердия. С. 231.


[Закрыть]

Старшая из великих княжон – Ольга Николаевна, шаля, в «приложении» от себя выписала среди снегов и туманов, посреди стоявшего шпалерами эскадрона улан Ее Величества и обедни в Софийском соборе епископа Алексия, «воображавшего себя красавцем».[217]217
  Там же. С. 233.


[Закрыть] За этим следовал вполне дурашливый рассказ о радушном приеме у владыки Арсения: «…потащили в епископский дом, потащили по всем покоям и залам. Как-то Маму на 1/2 минуты усадили в кресло и снова поволокли.[218]218
  Несколько смешливый тон письма Великой княжны, по-видимому, обусловлен тем, что Александра Федоровна страдала болезнью ног и нуждалась в отдыхе, но в силу строгого воспитания не обнаруживала своего недуга, а оба владыки, не зная о ее болезни, от души старались показать гостям как можно больше интересного.


[Закрыть] В конце здания был лазарет. Обошли его очень скоро и спустились вниз в древлехранилищницу… На станции было порядочно народу и трубачи запасного полка. Они играли уланский марш и вальс какой-то, т. к. мы долго не уезжали…» Расставались они в тот день добрыми друзьями: «Оба епископа были, конечно, там же, они даже влезли к нам в поезд, и мы снова обнимались».[219]219
  Августейшие сестры милосердия. С. 233–234.


[Закрыть]

1916 год, единодушие и общая вера в победу над Германией. Поезд, увозящий из запорошенного снегом Новгорода очарование прежней, царственной, России…

В памяти владыки Алексия навсегда останутся те, кого ему довелось знать и видеть близко: Царская семья, праведный Иоанн Кронштадтский, Оптинские старцы и лаврские подвижники… – святость, разлитая в сокровищницах духовной мудрости, в чистых сердцах и в «немощных сосудах» под сводами монастырских келий.

После октябрьского переворота участие епископа Алексия в жизни Церкви определялось, с одной стороны, признанием существующей власти во избежание наступления полной анархии, с другой – твердостью и принципиальностью в отношении обновленчества.

Непочитание священноначалия, предательство и корыстолюбие, по его наблюдениям, были «внутренними рессорами» в действиях «живоцерковников»: «Обновленчество как таковое, по существу, не ересь и даже не раскол, как мы понимаем этот термин во всем его объеме. Оно не более как рабское следование путем ветхозаветного Хама и новозаветного Иуды».[220]220
  Казем-Бек А. Л. Жизнеописание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I // Богословские труды. 1998. Сб. 34.


[Закрыть] Непочитание священноначалия, предательство и корыстолюбие – вот что оказалось движущей силой обновленческого движения.

В 1922 году отказ подчиниться обновленческому ВЦУ стоил епископу Алексию, вступившему в управление епархией после ареста митрополита Вениамина (Казанского), высылке на три года в Казахстан по обвинению в «контрреволюционной деятельности».[221]221
  На ультиматум заместителя председателя ВЦУ протоиерея Владимира Красницкого владыка Алексий ответил заявлением: «В Высшее Церковное Управление. Ввиду настоящих условий признаю для себя невозможным дальнейшее управление Петроградской епархией, каковые обязанности с сего числа с себя слагаю. Алексий, епископ Ямбургский. 24/11 июня 1922 г.».


[Закрыть] Там его застало известие о кончине Патриарха Тихона.

На протяжении трех лет владыка Алексий поддерживал переписку с архиепископом Арсением (Стадницким) и митрополитом Сергием (Страгородским) и после возвращения в Ленинград в 1926 году включился в работу, направленную на легализацию и сохранение Церкви, оказавшейся после арестов Патриарха Тихона и митрополитов Вениамина и Петра в бедственном состоянии. В тот период был затруднен обмен информацией между центром и епархиями, что служило почвой для распространения самых пагубных заблуждений.

И вот тогда, в 1927 году, владыка Алексий[222]222
  В 1926 г. заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) назначил владыку Алексия управляющим Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского, а затем – Хутынского.


[Закрыть] в качестве управляющего Новгородской епархией и члена Временного Патриаршего Священного Синода принял участие в составлении текста послания заместителя Патриаршего Местоблюстителя Сергия к пастве об отношении Патриаршей Церкви к советской власти.

Шаг этот дорого стоил составителям документа. Признание существующей власти отнюдь не означало солидарности с ней в отношении идеологии и политической практики, которые невозможно было ни принять, ни разделить; это была лишь констатация необходимости подчинения государственной форме, с полным сознанием того, что сам дух и характер правления являются «попущением Божиим».

Вокруг Декларации митрополита Сергия[223]223
  Послание было опубликовано в июле 1927 г. в газете «Известия». В тексте, в частности, говорилось: «Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для всех нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством… Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие… сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза не только из страха… но и по совести (Рим. 13, 5), как учил нас апостол».


[Закрыть] и мотивов составителей по сей день не утихают споры, однако епископа Алексия (Симанского) трудно заподозрить в малодушии. Достаточно вспомнить, как действовал епископ Алексий в 1921 году, когда по всей стране началась кампания по осквернению святых мощей. Тогда владыка выступил в печати, публично обличая ложь «разоблачителей».[224]224
  Статья епископа Алексия «Что такое мощи» была напечатана в губернской газете «Звезда» 10 апреля 1919 г.


[Закрыть] Как после ареста митрополита Вениамина, в гнетущей обстановке, не устрашился он последствий отказа от сотрудничества с обновленцами. Что касается Декларации 1927 года – составители ее действовали скорее в духе библейского пророка Даниила, отвечавшего мучителю изо рва львиного: царь! вовеки живи! (Дан. 6, 21), – дерзновенный ответ смиренного человека. Голос пророка свидетельствовал о всепобеждающей силе Божией, заграждающей пасти львам, а почтительность служила выражением высшего послушания Богу, оставляющего Его мудрости и всеведению суд о тех, кому дано «царство на время». После десятилетия целенаправленного уничтожения Православной Церкви ее Предстоятель и Временный Синод предприняли попытку, хотя и пререкаемую, отстоять возможность ее дальнейшего существования в стесненных условиях «социалистической законности».[225]225
  По этому поводу А. Л. Казем-Бек приводит слова, слышанные им непосредственно от Патриарха Алексия в 1957 г.: «Уже тогда, задолго до войны, наступившей в 1941 году, мы сознавали, что наше государство готовит оборону Отечества, и это уже обязывало нас подчиниться ему и его законам».


[Закрыть]

Эта позиция не была принята Русской Православной Церковью за рубежом, что усугубило болезненное разделение,[226]226
  С 1920 г. Русская Православная Церковь за рубежом, созданная в условиях Гражданской войны, стала управляться по распоряжению Патриарха Тихона зарубежным Архиерейским Синодом и возглавляться первоиерархом, избираемым на Архиерейском Соборе. Начало разделению положили политические резолюции, принятые в г. Карловцы (например, о восстановлении в России царской власти).


[Закрыть] продолжавшееся десятилетия. Неоднозначной была и реакция на Декларацию внутри страны: ответом стали знаменитое «Обращение соловецких епископов», индивидуальные обращения и послания. К сожалению, надежда членов Временного Синода на уступки со стороны государства в предвоенное время не оправдалась. Избранный митрополитом Сергием путь не позволил защитить Церковь от давления со стороны ОГПУ—НКВД и от массовых репрессий 1930-х годов, однако создал основу для значительных послаблений в пользу Церкви позднее, осенью 1943 года.