Текст книги "Королева Маргарита"

– Не бойся, Марго, все пройдет, мы тебя вылечим. Я только что говорил с врачами – они не сомневаются, что ты поправишься. Болезнь неприятная, но твоей жизни ничто не грозит. А сегодня тебе лучше, чем вчера. Только, по-моему, ты неудобно лежишь. – Он осторожно приподнимает меня и сам поправляет мои подушки. – Ну как сейчас? Лучше?

– Да…

– Не грусти, Марго, все будет хорошо.

Шарль преданно заботится обо мне. Знает ли он об этих проклятых сплетнях, или мать и Анжу ничего ему не сказали?

И Анжу не отходит от моей постели. Уверена, что он не отойдет, даже если врачи скажут ему, что он рискует заразиться. Мать с умилением наблюдает за ним – а я не решаюсь показывать свою обиду на него не только потому, что боюсь ее гнева. Я буду молчать до последнего, чтобы не распространять гнусную интригу: в ней замешан де Гиз, это может повредить ему…

Анжу садится возле моей постели, ласково берет меня за руку. В его глазах и голосе – искренняя забота. Как я люблю его, когда он такой! А может, он все понял? Может, сейчас пелена спала с его глаз? В минуты слабости, когда мне становится хуже, так хочется верить, что теперь все будет хорошо! Верить, что брат на самом деле меня любит, что боли, которую он причинил мне, нет и никогда не было, а когда я поправлюсь, мы с ним непременно поедем кататься верхом…

Наконец мы добрались до Анжера. Я была измучена болезнью и переживаниями и надеялась, что там мне наконец станет лучше. Но в Анжер приехал и Анри де Гиз, причем не один, а со своими родственниками. О, только не это!

Разумеется, узнав о моей болезни, Гиз сильно встревожился, и Анжу немедленно привел его ко мне. Пока Гиз справлялся о моем здоровье, а я отвечала то, что в таких случаях полагается по этикету, Анжу, оживленный и любезный, заверял, что мне уже лучше, улыбался, дружески обнимал Гиза, похлопывал его по плечу и повторял:

– Мой дорогой Анри, как я рад тебя видеть! Знаешь, теперь я каждый день молю Бога, чтобы ты стал моим братом. Я так надеюсь, что Господь услышит мои молитвы! Я еще в детстве мечтал об этом, помнишь, даже говорил тебе? Ну помнишь? А сейчас эти мечты могут сбыться! Это было бы так восхитительно!

Мне едва удается скрыть гнев. Анжу даже не подумал отказаться от своих заблуждений! Он все это время лицемерил, выжидал – ну и подлость! Де Гиз удивленно смотрит на Анжу и делает вид, что не замечает его слов, видимо, решив, что Анжу бредит. Он же ничего не знает об этих сплетнях! А чего теперь добивается Анжу? Ждет, что Гиз проговорится, допустит оплошность, ошибку? И тогда – страшный скандал… Представляю, как братец будет рад, если ему удастся отомстить!

Мне стоило немалых усилий утаить чувства. Главное – чтобы брат убедился, что я не стараюсь его выдать. Но надеюсь, Гиз по моим глазам все-таки догадался о чем-то. Теперь я не понимаю, как можно не замечать, что поведение Анжу неестественно, что его симпатия наигранна, – но ведь еще недавно я сама стала жертвой его лицемерия! Только бы Гиз был осторожен…

Когда они оба уходят, я прячу лицо в подушку и всхлипываю. Все вышло совсем не так, как я хотела. Как я ждала встречи с Гизом – и какой мучительной она оказалась! Будь я здорова, я бы расплакалась, но сейчас плакать нет сил. На меня наваливается усталость. Перед глазами все еще стоят их силуэты – моего брата и моего любимого, заклятых врагов, выходящих от меня в обнимку. А я не иду с ними. Это игра, как в детстве. Пусть они доигрывают без меня… Я хочу спать.

Охота на оленя

В ненастные ночи ветер завывает за окнами замка, скрипит и хлопает ставнями, сквозит по полу, залетает в каминные трубы. В окна стучит дождь, и кажется, что по коридорам бродят призраки. В такие ночи снятся странные сны – яркие и в то же время запутанные, как видения в лихорадке. Они кажутся важными предзнаменованиями судьбы, предупреждают об опасностях, и эти опасности видятся такими реальными и угрожающими – но стоит утреннему лучу проникнуть в окно, как ночное колдовство рассеивается и забывается, не оставив никакого следа.

Выздоровев после тяжелой болезни, я почувствовала себя именно так. Мучительный страх, что все раскроется, что все ненавидят меня и Анри де Гиза, теперь показался мне чудовищным преувеличением и растворился в сиянии дня, как лихорадочный бред. Да, мой брат пытался и, вероятно, сейчас пытается сплести какую-то интригу. Но он же не может жить без интриг, разве это для кого-то новость? Пусть делает что хочет, меня это больше не интересует. Ночь закончилась вместе с иллюзиями и кошмарами.

Главное – я вновь увидела моего Анри и счастлива, как раньше. Мы опять вместе – как это прекрасно! Как радостно после невольной разлуки снова узнавать его, вспоминать, как меняется его лицо от малейших изменений настроения, прикасаться к нему, смотреть в его глаза! Ветви задумчивых деревьев на фоне ночного неба за узорчатым окном, мягкая постель, тонкое белье – и горячий шепот, теплые прикосновения, соединение, сияние любви. Сладкая тайна, танцующий огонек…

Мы с тобой лежим в просторной постели. Шторки балдахина наполовину раздернуты, из высокого окна напротив льется мягкий свет. Сладкое, ленивое чувство блаженства. Я некоторое время любуюсь тобой, потом придвигаюсь к тебе, и мои черные волосы падают тебе на плечо. Ты с нежной улыбкой смотришь на меня. Я прижимаюсь к твоему плечу щекой. Как приятно чувствовать тепло твоего тела!

– Как я люблю тебя, Анри! Я хотела бы провести с тобой всю жизнь.

Я кладу руку тебе на грудь, и ты прижимаешь ее своей ладонью.

– А я хочу на тебе жениться.

У меня внутри прокатывается холодная волна.

– Будь осторожен! Анжу боится, что ты…

– Я догадываюсь, – неторопливо прерываешь ты, и на твоих губах появляется насмешливая улыбка. – Он всегда был таким, и в детстве. Если я предлагал ему что-нибудь, он соглашался, но тут же бежал к своей матери и передавал ей мои слова… Я все знаю, Маргарита.

– Тогда хорошо… А если у нас ничего не получится? Что тогда?

– Любить тебя мне никто не запретит.

И все-таки мне тревожно. В этом мире, где правит жажда власти, любовь не длится долго. На каждого оленя находится охотник…

L’amour a ses plaisirs aussi bien que ses peines[12]12
  В любви есть как радости, так и горести (фр.).


[Закрыть]. Какое-то время мы жили сегодняшним днем и нашей любовью. Я боялась думать о будущем, боялась спугнуть наше счастье, неосторожным движением привлечь недоброе внимание.

Затишье перед бурей оказалось столь долгим, что мы даже успели поверить, будто туча пройдет стороной. Но гром грянул – внезапно, прямо над нашими головами.

На рассвете двадцать пятого июня меня разбудили – мой брат король срочно требовал меня к себе. Я почувствовала дурное и, пока одевалась и шла к нему, готовилась защищаться.

Еще в коридоре я услышала голос Карла. Он кричал, вне себя от ярости:

– Даже не мечтайте породниться с нами! Я не подпущу ее на пушечный выстрел к вашей семейке! И не пытайтесь меня перехитрить! Вы…

Я вошла в покои моего брата короля Карла. Он стоял в одной ночной рубашке и орал на кардинала Лотарингского, дядю Анри де Гиза, как на мальчишку. У того был почтительно-отсутствующий вид и, как всегда, непроницаемое лицо. Здесь же была мать, Анжу и кое-кто из придворных.

– И передайте своему герцогу, чтобы забыл даже думать о моей сестре! Негодяи!

Заметив меня, Карл оставил кардинала в покое.

– Ах, вот и ты, Марго! Что это такое?! Что это такое, я тебя спрашиваю?!

Я лихорадочно пыталась сообразить, в чем причина этого приступа ярости. Карлу просто рассказали о притязаниях Гиза на меня? Но он не первый день знает семью Гиз, и это не привело бы его в такое негодование, чтобы будить меня посреди ночи. А в чем же тогда дело? Впрочем, брат не заставил меня долго мучиться догадками, показав мне нашу с Гизом любовную записку, которая неведомо какими путями попала в его руки. Я похолодела.

Но на этот раз мое замешательство длилось недолго. Боясь, что родственники обо всем узнают, я заранее придумала, как ответить на возможные обвинения, и сказала:

– Это клевета, сир! И я даже знаю, откуда она исходит. Ее источник – месье Ле Га, который давно ненавидит меня. Между прочим, он уже не первый раз пытается оклеветать меня, и я не раз говорила вам об этом!

– А это тоже клевета?! – взревел брат и схватил записку: – «Нежно целую тебя тысячу раз, твоя любящая Маргарита» – это тоже клевета?!

Карл так разбушевался, что Анжу, стоявший рядом, озабоченно поглядывал то на него, то на мать и молчал. Наконец потихоньку отодвинулся к дверям и вскоре исчез вместе с кардиналом и придворными. Я осталась с матерью и Карлом наедине. Когда закрылись двери, выяснилось, что все, что я только что слышала, было лишь прелюдией к буре.

В то утро я столкнулась с короной лицом к лицу и увидела, с какой ненавистью смотрит на меня это чудовище: ненависть горела в глазах матери, которая набросилась на меня с побоями, потому что не могла сдержать ярости; ненавистью исходил Карл, вопя, что уничтожит меня, лично разорвет на куски, если я не порву с Гизом и не забуду не только его самого, но даже его имя! Ни о какой свадьбе не может быть и речи!

Какой ужас! Первая дева Франции отдалась де Гизу, который мечтает о короне! Я могла бы сказать Карлу и матери, что перестала быть девой гораздо раньше и Гиз тут ни при чем – милый брат постарался. Но, думаю, матушка знает об этом или догадывается. Только для нее это дела не меняет. Она уверена, что это я со своим развратным характером и неуемным темпераментом соблазнила брата, который растерялся и не смог отказать родной сестре, – а теперь пытаюсь выставить его как своего обидчика, хотя на самом деле должна просить у него прощения.

Я почти не запомнила слов из этой безобразной сцены. Только нестерпимую душевную боль и стыд, как будто меня прилюдно раздели догола. Братья и мать, не стесняясь, вмешивались в мое самое дорогое и сокровенное. Впрочем, я уже была готова – это ведь не в первый раз.

Хорошо, что припадки ярости не бывают долгими. Наконец бешенство Карла и матери пошло на убыль. В пылу ссоры мать разорвала мое платье и теперь села зашивать его, а Карл достал четки, опустился на колени перед распятием и стал просить у Господа прощения за свой гнев – это же смертный грех. Он молился довольно долго, потом повернулся ко мне и сказал как-то устало, сразу напомнив мне покойного брата Франсуа:

– Прости меня, Марго. Иначе нельзя… думаю, ты все поняла… Забудь этого лотарингца, и все будет хорошо.

– А как я забуду это утро, Карл? – проговорила я с горечью.

– Довольно, Марго! – поморщился он. – Ты…

– Скажи нам спасибо! – резко перебила мать. – Мы желаем тебе только добра!

– Да, я чувствую это, матушка, – пробормотала я. – Сегодня просто как никогда.

– Ты еще смеешься над нами?! – снова выкрикнул Карл, вскочил и начал ходить туда-сюда. – Я знаю, откуда это! Это все влияние этих стервятников! Но ничего, я посчитаюсь с ними! Я знаю, что делать! Убирайся с моих глаз, Марго, немедленно, я не желаю больше тебя видеть!

– Немедленно? Так мне идти к себе без платья? – Я встала и направилась к дверям.

– Матушка, вы посмотрите на нее, это же законченная шлюха! Оставайся здесь!

– Одевайся. – Мать протянула мне платье. – И учти, что больше я не намерена терпеть твое поведение.

– Я тоже! Если ты не образумишься, я отправлю тебя в монастырь, я посажу тебя в Бастилию! – крикнул брат.

Я хотела уточнить, куда же все-таки попаду – в монастырь или в Бастилию, но не стала. Карл и так сам не свой от гнева. Если его хватит удар, я потом не прощу себе этого.

Я вернулась к себе совершенно потерянная. По лицам мадам де Кюртон и моих фрейлин поняла, что они все знают, – похоже, Анжу получил нашу с Гизом записку не без их помощи. Кто-то из слуг передал ее Ле Га, Ле Га – Анжу, Анжу – матери, а она – Карлу… Но я не собираюсь выяснять, кто именно в этом виноват. Это не важно, сейчас все равно ничего не изменишь…

Кардинал Лотарингский, разумеется, расскажет обо всем Анри. А мне с ним уже не увидеться? Нет, конечно, увижусь, только не сегодня.

Неужели Гизы теперь окажутся в опале? Впрочем, Карл не сделает против них никаких резких шагов – Гизы все-таки слишком влиятельны. Я надеюсь, что не сделает, – иначе получится, что я навредила тому, кого больше всего люблю. Как же быть? Как быть? И совета спросить не у кого… А что со мной будет теперь?

К счастью, в нашей семье нашелся один человек, который поддержал меня, – мой младший брат. Я совсем забыла про него, а он пришел ко мне днем.

– Эркюль…

Он грустно улыбнулся.

– Вы зовете меня детским именем?

– Хорошо, я буду звать вас Франсуа. Но неужели вы тоже против меня? Брат? – Я заглянула ему в глаза.

– Нет, что вы, Маргарита. – Он сел в кресло. – Да и мы не настолько близки, чтобы я мог судить вас. А в последнее время я так редко вас видел.

– Вы же знаете почему.

– Сестра, пожалуйста, простите меня, если я бестактен, но я хочу спросить вас: вы действительно любите герцога де Гиза? – выговорил Франсуа, и я заметила, что ему стоило больших усилий осмелиться заговорить со мной об этом. Он покраснел и добавил: – Не бойтесь, меня никто не подговорил выведать, что у вас на уме. Я спрашиваю просто потому, что…

Я чуть не заплакала.

– Франсуа! Ну что вы! Я верю вам, я даже представить не могу, что вы способны предать меня! – Я взяла его за руку.

– Маргарита, так вы правда его любите?

Я кивнула, и к горлу опять подкатили слезы. Франсуа озадаченно вздохнул и покачал головой.

– Да, теперь я и сам вижу… Это лучше, чем… Просто я думал, что…

– Что, Франсуа?

– Что вы с Анжу… Забудьте, это вздор…

– Франсуа, Анжу предал меня. И Гиза предал. Они ведь дружили в детстве, помните?

– Конечно. И оба терпеть меня не могли… Впрочем, сейчас это неважно.

Я встревожилась от его тона.

– Что случилось, Франсуа? Что-то случилось? С Анри?!

– Еще нет, Маргарита. Но завтра… завтра будет охота, и Карл хочет убить вашего герцога де Гиза. Чтобы все выглядело как несчастный случай. Я случайно узнал.

– Что?! – ахнула я и, видимо, сильно побледнела – брат вскочил с кресла и заглянул мне в лицо.

– Позвать кого-нибудь?

– Нет… – выговорила я. – Ни в коем случае. Надо срочно предупредить его! Я сейчас же его разыщу!

– Осторожнее, Маргарита. Кстати, я ничего об этом не знаю, понятия не имею. – Он посмотрел на меня своими большими серьезными глазами.

Я крепко обняла его.

– Франсуа, я никогда не забуду, что вы спасли Анри от смерти!

Псовая охота… Разъяренные собаки и люди гонят оленя. Чем дольше продолжается эта погоня, тем большей жестокостью разгораются глаза преследователей и тем меньше сил остается даже у сильного животного. Наконец олень, будучи не в силах бежать дальше, молит о пощаде, в его глазах блестят слезы – но в него вонзаются стрелы, на него набрасываются обезумевшие от ярости собаки и люди с ножами. Олень кричит, кровь хлещет из его сильной шеи, и он, обессиленный, опускается на землю… Представив это, я едва не потеряла сознание. Завтра на охоте мои братья подстроят несчастный случай. Это будет такое же подлое и безжалостное убийство, какое подстроили протестанты, чтобы избавиться от Франсуа де Гиза, отца Анри. Встретиться с Анри лицом к лицу, в честном поединке, не решился бы ни Карл, ни Анжу. Трусы! Чтобы отомстить, они готовы стать предателями, напасть на невинного человека со спины, не дав ему даже возможности защититься! Вот уж этого я не допущу!

Я немедленно отправилась разыскивать Анри. Встретиться с ним оказалось очень непросто – его родственники, боясь гнева короля, приняли все меры, чтобы Анри не попал под удар еще раз. Но недаром говорят, что любовь и смерть преград не знают.

Коридоры, ступени, в окне – дерево, которое напоминает мне тот парк, где мы встречались, и наши чудесные ночи, сейчас не время для слез… скорей же! Наконец-то. Анри!

Увидев меня, ты хотел что-то сказать, но не стал, просто молча поцеловал. О, что это был за поцелуй! Такой, словно мы целовались последний раз в жизни.

– Маргарита! Мне все рассказали. Если твой сумасшедший брат узнает, что ты опять со мной, он убьет тебя! Зачем сегодня? Надо было выждать хоть немного!

– Убьет, но не меня, Анри, а тебя! Уезжай отсюда! Завтра на охоте брат собирается тебя убить!

– Анжу?

– Карл! Он приказал кому-то… может, и Анжу тоже знает. Уезжай, беги немедленно! Ты не представляешь, какими страшными врагами могут стать мои братья!

Ты мрачнеешь.

– Что, серьезно?

– Еще бы – если я решилась встретиться с тобой сегодня! Они хотят подстроить несчастный случай. Анри, беги! Только скорее, умоляю тебя!

– Спасибо, Маргарита, я все понял. Иди, нас не должны видеть вместе. Береги себя! И помни, всегда помни, что я люблю тебя!

Ты обнимаешь меня, что-то говоришь. Торопливое прощание, поцелуй. До свидания. До встречи…

Я медленно возвращаюсь к себе, повзрослевшая на несколько лет, измученная переживаниями – и совершенно свободная от иллюзий. Анри, мой любимый, милый Анри! Чтобы иметь возможность хоть иногда видеться, надо расстаться. Беги, делай вид, что мы чужие, ухаживай за другой, влюбляйся, женись – делай что хочешь, только останься в живых! Останься в живых, больше мне ничего не нужно!

Любить мне никто не запретит. Открытой любви в этом мире быть не может. Что же… пусть. Я научусь делить мужчину с другими женщинами. Я научусь хранить чувства в тайне, я научусь лицемерить. Я готова.

Единственный, кто любит меня в нашей семье, – это Франсуа. С остальными придется считаться, но прежней наивности больше нет. Я уже никогда не приму их фальшивые улыбки за искренние чувства. А цель моей жизни с сегодняшнего дня – это свобода, которую я могу найти только в любви.

Вдруг я вспоминаю старинную песенку:

 
Твой поцелуй открыл мне дверь в страну услад,
Навечно в памяти моей чудесный сад.
 

Она неожиданно согревает и растапливает мое ожесточившееся сердце, как огонь восковую свечу. Я всхлипываю и даю волю слезам. Впрочем, ненадолго. Слезы любви – это часть тайны, и ее необходимо хранить.

Гроза

Карл женился на Елизавете Австрийской, дочери императора Максимилиана II. Она застенчивая, милая и кроткая, хорошо образованная, начитанная, владеет несколькими языками, но, к сожалению, не говорит по-французски. А у Карла способностей к языкам никогда не было, он и на латыни-то изъясняется еле-еле, а на ее родном немецком – вообще не знает ни слова. Впрочем, может, это и к лучшему…

Елизавета красива, у нее золотисто-рыжие волосы, аккуратные черты лица, прекрасный вкус и манеры. Но я уже вижу, что при французском дворе она не будет блистать. Конечно, ей мешает незнание языка, но не только – язык можно выучить. Нет, главная причина в другом: Елизавета привыкла жить по правилам, в ней нет ни капли дерзости, искушенности, умения различать чужую жестокость и коварство под маской дружелюбия, нет умения подозревать самое плохое в людях. Она глубоко набожна. У нее было счастливое детство, и жизнь никогда не мешала ей жить в полном соответствии с правилами, которым ее научили. Она не сталкивалась с жестокостью, не переживала потерь и предательства. Выпади ей моя судьба, думаю, Елизавета была бы другой… Мне она нравится, я думаю с ней подружиться. Да и надо же ей, в конце концов, хоть с кем-нибудь общаться, не подбирая мучительно каждое слово.

После женитьбы Карла настала моя очередь. Мать и старшие братья настойчиво заговорили о моем замужестве.

Это должно было случиться рано или поздно. Но когда моя свадьба поднялась над горизонтом как грозовая туча, мне стало не по себе. А потом мне стало страшно. Новая опасность куда хуже гнева матери, истерик одного братца и козней другого. Брак подразумевает повиновение, а повиноваться нелюбимому мужу – это же пытка! А брак – это не просто семейные запреты, это настоящие узы, цепи, кандалы – на всю жизнь! Единственное, на что можно надеяться, – что муж окажется умным человеком и все поймет… О чем я? Что поймет? Что я намерена быть его женой только формально? Или мне придется оставить мечты юности, смириться, искать счастье в чем-то другом? Но в чем? В фальши, которой пропитана дворцовая жизнь? Я умею притворяться, только это не выход… Куда ни посмотри – везде или тупик, или ловушка.

Мать принялась искать для меня подходящую партию. Опять всплыла кандидатура дона Карлоса, тщедушного, уродливого, жестокосердного сына испанского короля Филиппа II. Вот только дона Карлоса мне и не хватало.

К счастью, матушка не решилась настаивать на этом варианте. Хотя этот брак в любом случае не состоялся бы – дон Карлос со своей жестокостью дошел до того, что его собственный отец посадил его в тюрьму! Конечно, было бы очень театрально после разлуки с Гизом стать женой этого чудовища и сгинуть во цвете лет под палящим испанским солнцем. Но я все больше убеждаюсь, что трагической героини из меня не выйдет – судьба несчастной девы, погибшей от любви, меня совершенно не прельщает. Нет, погибать или медленно увядать, лелея собственные несчастья, – это же скучно до бездарности. А скуки и бездарности я не люблю.

Да и, признаться, мне страшно ехать в Испанию после того, что случилось там с моей сестрой Елизаветой – она долго болела и умерла в 1568 году… На мою руку нашлось немало претендентов: Рудольф, король Венгрии, эрцгерцог Австрийский, дон Себастьян, король Португалии… Говорят, что природа наделила дона Себастьяна на редкость богатым воображением: он мнит себя крестоносцем и намеревается отправиться в поход. Очень мило, конечно, но даже не знаю, что лучше – зачахнуть с палачом доном Карлосом или сойти с ума в обществе тронутого португальского короля. А может, махнуть рукой на условности и в самом деле отправиться с ним в крестовый поход? Все лучше, чем сидеть тут по уши в интригах и обижаться на судьбу…

Туча приблизилась, заворчал гром. Ко двору прибыли португальские послы – просить моей руки. Матушка велела мне нарядиться для приема. По тому, как на меня поглядывал Анжу, я поняла, что он опять что-то замыслил.

И оказалась права. Только муза, вдохновлявшая брата на интриги, что-то съела и была не в духе: ничего интересного и нового он придумать не смог. Он отправился к матери, поговорил с ней наедине, а вечером после приема она позвала меня к себе. Я представляла, что услышу от нее, и на этот раз не ошиблась. С такими учителями, как моя мать и братья, я скоро в совершенстве овладею искусством интриг. Вот только порадуются ли они моим успехам?

– Маргарита, ваш брат сообщил мне, что вы всеми силами противитесь браку с доном Себастьяном. Да я и сама это вижу.

Я сделала удивленное лицо.

– Матушка, это опять чьи-то гнусные наветы! Как я могу противиться браку с королем Португалии, если вы хотите, чтобы он совершился?

– Полно, дочь моя. Вы говорите так, словно я принуждаю вас. Но ведь это неправда.

– Это очередная интрига, матушка, – вздохнула я. – Только на этот раз очень плохо сплетенная. Сегодня я старалась выглядеть как можно лучше и произвести на португальцев приятное впечатление, как вы и приказали. Согласитесь, это весьма странный способ «всеми силами противиться браку». Или вам не понравилось, как я себя вела?

– Нет, вы были безупречны, дочь моя. Португальцы совершенно справедливо наговорили вам комплиментов. Но вы прекрасно понимаете, что должны были держаться с ними совершенно иначе! Вы должны были произвести на них впечатление скромной и добродетельной девушки, которая станет послушной супругой. Вы должны были брать пример с жены вашего брата Елизаветы! А вместо этого вы продемонстрировали на приеме свой ум, остроумие и независимость. Уверена, португальцы прекрасно поняли, что вы пытались этим сказать!

– Ах, матушка, я всего лишь хотела, чтобы они не ошиблись во мне. И хотела поддержать честь нашего дома…

– Вам это удалось как никогда, дочь моя! Только предупредите меня сразу, чего вы еще хотите. Довольно сюрпризов! – сказала мать раздраженно.

– Единственное мое намерение – угодить вам.

– Вы говорите не то, что у вас на сердце, Маргарита.

– Но, матушка, я и в самом деле не хочу ничего, кроме как угодить вам!

– Неужели, дочь моя? А ваш брат совсем иного мнения – и, в отличие от вас, у него нет причин мне лгать! На самом деле вы хотите стать женой месье де Гиза. Вот чего вы хотите!

– Я не хочу спорить с моим добрым братом, но должна вам признаться: об этом своем намерении я ничего не знаю. Впрочем, брат старше и мудрее меня – ему, безусловно, лучше известно, чего я хочу.

– Прекратите, Маргарита! Довольно! Я прекрасно вижу и вашу язвительность, и вашу ложь. Не надо лишний раз их демонстрировать.

Она сердито замолчала. Что ж, мне все ясно. Брат передал матушке очередную порцию сплетен, часть из них – собственного сочинения, и теперь она ищет повод для ссоры. Опять ссориться? Фи, как некрасиво.

– Матушка, поверьте мне… Я готова повторить вам это еще тысячу раз: у меня нет никаких желаний, кроме естественного желания стать счастливой. Но ведь вы как никто хотите моего счастья! Я это понимаю и поэтому всецело доверяюсь вам. Если вы желаете моего брака с королем Португалии, я с удовольствием стану его женой.

Глаза матери заблестели металлическим блеском.

– А герцога де Гиза вы уже позабыли? Он, кажется, собирался жениться на принцессе де Порсиан – но его свадьба все откладывается и откладывается. И вы водите португальцев за нос! Гиз по-прежнему намерен жениться на вас, это ясно как день! Кардинал Лотарингский говорил с вами? – Она почти перешла на крик.

– Да, его высокопреосвященство иногда говорит со мной. А какой именно разговор вас интересует?

– Вы сами знаете какой, Маргарита! Тот, когда он уговаривал вас стать женой герцога де Гиза.

Я широко раскрыла глаза.

– Ах, матушка, ни в одном из тех разговоров, которые я помню, мы с кардиналом ничего подобного не обсуждали. Но у брата память лучше – ему конечно же виднее.

– Прекратите эти кривлянья, Маргарита! Я прекрасно вижу, что вы любите герцога де Гиза! И все еще надеетесь породниться с ним! Но совершенно напрасно: уж поверьте мне, я этого не допущу. В ваших интересах сейчас же сказать мне всю правду!

– Что вы, матушка! Умоляю вас, не верьте этой клевете! Я готова прямо сейчас пойти под венец с королем Португалии и доказать вам свою покорность! Вы убедитесь в моем послушании, когда наш брак совершится. Я с нетерпением жду этого дня.

Мать не смогла вызвать меня на ссору, как ни старалась. Но и мне, разумеется, не удалось ее переубедить. Брат не унимался, интриги против меня не прекращались, так что мне пришлось принимать меры.

Я написала своей сестре Клод, герцогине Лотарингской, чтобы она помогла ускорить женитьбу де Гиза. Никто не знает, чего мне это стоило. Отослав письмо, я долго молилась, а потом всю ночь рыдала в подушку. А единственным человеком, с которым я смогла поделиться горем, была моя добрая горничная Мельшиор де Ториньи… Я никогда не думала, что душа может так разрываться от боли!

Впрочем, сейчас я хочу только одного: чтобы Анри был жив. А сохранить его жизнь может лишь немедленная женитьба. Иначе Карл, чего доброго, вспомнит о своем страшном плане и устроит на него охоту. Я согласна на что угодно, только бы Гиз остался жив! Остальное неважно. Неважно…

Но каково видеть Гиза каждый день и знать, что еще немного – и он навсегда соединится с другой! Соединится с моей помощью! Она будет спать с ним в одной постели, целовать его, рожать от него детей… А он постепенно привыкнет к ней, полюбит ее, узнает, станет ей доверять, заботиться о ней… Милый мой, дорогой, любимый Анри, она ведь понятия не имеет, как сделать тебя счастливым! Меня утешает лишь то, что я явственно читаю в твоих глазах при каждой, даже мимолетной, встрече.

Наконец ты женился на принцессе де Порсиан. Женился… Я кусаю губы и до боли прижимаю к пальцу перстень, чтобы не расплакаться на людях. Мое сердце обливается кровью, но я заставляю себя улыбаться и быть милой и ровной со всеми. По ночам меня мучает бессонница, и Ториньи готовит для меня успокаивающие травяные отвары…

Боль надо вытерпеть, когда-нибудь она утихнет. Главная цель достигнута: мои братья отстали от Гиза, пусть и затаили на него злобу. Оплакав его свадьбу, я стала ждать собственной.

От короля Португалии дона Себастьяна Фортуна меня избавила через посредство Филиппа II, который дал моей матушке не самую лестную характеристику умственных и физических способностей португальского жениха. И недвусмысленно намекнул, что Испании этот союз не по душе. Мои старания также принесли нужные плоды: португальцы и испанцы прекрасно поняли, что из меня не получится бессловесной супруги, тени своего мужа, и что я буду путать Испании и Португалии все политические карты своим умом и энергией. Значит, дона Себастьяна и крестовых походов не будет. Это хорошо…

Мне постоянно хочется плакать. Только нельзя этого показывать: малейший намек на то, что я несчастна, будет означать поражение. Именно этого и добивается Анжу, мстительный мерзавец. Нет уж, пусть поверит, что я счастлива. Читать в моем сердце ему не дано, это дано только истинно любящим…

Моя мать тоже внимательно наблюдает за мной. Чего она добивается? Нет, она вовсе не хочет сломать мою жизнь – тут все гораздо сложнее. Чтобы понять ее, нужно знать ее судьбу и ее характер.

Она по-своему любила моего отца. Любила упрямой любовью, глубокой и темной, как вода старого пруда. А он любил другую. Вся Франция прекрасно знала, что король Генрих II Валуа отдал сердце герцогине Диане де Пуатье. Но Екатерина Медичи – его жена, мать его детей. Она всю жизнь жестоко завидовала своей сопернице. Всю жизнь ненавидела легкость, с которой герцогиня обращалась с моим отцом, радость, с которой она жила; ненавидела способность Дианы многие годы оставаться привлекательной и безо всяких усилий удерживать около себя короля Франции. Моя мать ничего этого не умела и, как ни напрягала свою волю, не смогла этому научиться. Она не понимала и до сих пор не понимает, что усилиями воли этого не достичь, что это достигается противоположными средствами – свободолюбием, доверием к жизни, здравомыслием и веселым нравом.

Мысли и сердце своего мужа моя мать удержать не сумела. Но сделала все, чтобы удержать его формально, и преуспела в этом. Когда отец лежал на смертном одре, Диану де Пуатье к нему не пустили, хотя ее присутствие облегчило бы ему последние дни, как ничто другое… Но ее не пустили. Мать сама ухаживала за отцом, все время находилась около него, а после его смерти незамедлительно указала герцогине де Пуатье ее место.

Единственная гордость матери сегодня – это власть, положение, роль. Она прекрасно помнит, что отец ее не любил, но гордится тем, что у нее от него остались дети. Она знает, что ее ненавидят и за глаза зовут «мадам Змея», но не обижается – возможно, в глубине души ощущает себя Мелюзиной…[13]13
  Мелюзина – фея из кельтских и средневековых легенд, отмеченная заклятьем принимать облик змеи от талии и ниже каждую субботу. Мелюзина была несчастлива в замужестве, но преданно любила и защищала своих детей, которые не умели жить в мире друг с другом.


[Закрыть]