Текст книги "Перфекционистка из Москвы"

– Моим родителям повезло, – начинаю я, – к моему дню рождения они переехали в новую трехкомнатную квартиру. Поэтому больших бытовых проблем мы не знали. У меня была своя комната, которую я очень любила. Большую часть времени я проводила там. Сначала за книгами, потом за пазлами…

– Прости, я тебя остановлю на секунду. Давай сделаем наше погружение более направленным. Вспомни обычный выходной. Мама и папа дома. Была у тебя какая-нибудь обязанность на выходных?

– Да. Готовить завтрак. Я пекла блины.

– Расскажи об этом.

– Что именно? Опиши кухню. Почувствуй её запах.

– Кухня наша была очень маленькой. Мы втроем едва помещались. Поэтому я любила бывать там одна. В воскресенье по неписаному правилу я готовила завтрак. Обычно я пекла блины, потому что они очень нравились папе. Мы ели их со сметаной, малиновым вареньем или черничным – какое с лета оставалось. По особым случаям доставали земляничное или клубничное. Блинчики у меня получались, что надо. Со временем я стала настоящим профи. Родители мне даже ради этого случая на восьмое марта подарили две отличные сковородки – специально для блинов.

Я вспомнила, как орудовала этими двумя сковородками. Я осторожно переворачивала тонкие, как простынь, блинчики, деревянной лопаткой, а если получались покрепче, играла с ними, подбрасывая и переворачивая несколько раз в воздухе.

– Что в это время делали родители?

– Они спали. Мама обычно выходила первой, чтобы посмотреть, всё ли правильно я делаю. Обычно я, по её мнению, где-нибудь не дорабатывала, но она меня быстро поправляла. Со временем она перестала заходить – видимо, я научилась делать, как нужно.

– А папа?

– Папа выходил всегда ровно к девяти, ел и хвалил мои блины.

– Было ли у мамы какое-нибудь занятие, которое её могло отвлечь от критики? Какая-нибудь страсть? То, чем она очень любит заниматься?

– Трудно сказать. Порядок для нее был превыше всего. Хотя одно занятие было: в свободное время она вязала.

– Отличное занятие. Теперь попробуй заменить маму на папу. Дай волю творческой мысли.

Я утвердительно киваю.

– Описывай, что ты видишь, вслух. Как можно подробнее.

– Утро. Воскресенье. Я встаю, как обычно, раньше родителей. Хочу приготовить завтрак. Делаю всё по порядку. Развожу тесто. Включаю газ, ставлю на плиту две тонкие сковородки. Первые блины комом. Быстро выкидываю их в ведро под мойкой и прикрываю газеткой, чтобы мама не заметила. Добавляю муки, остальные блины идут на ура. Горка растёт. Без десяти девять. Сейчас выйдет мама. Она всегда выходит первой, – тут я останавливаюсь, вспоминая, как у меня внутри всё переворачивалось от волнения в такие моменты.

– Продолжай, но не забывай про конечную цель, – ободряет меня Алексей и мягко жмёт руку.

– Я тем временем накрываю на стол. Кружевная белая скатерть, сервиз из шкафа, серебряные приборы из черного ящика с красной бархатной обивкой. Ножики кладу справа, вилки слева, сверху по десертной ложечке. В центр ставлю три розетки для сметаны и варенья. Обычно мама решала, каким вареньем будем лакомиться. Стол готов. Дверь спальной открывается. Родители выходят вместе. Мама… тут же отправляется в большую комнату и начинает вязать. Просит папу принести ему блины и чай в комнату. Он всё выполняет, возвращается ко мне, мы достаем земляничное и клубничное варенье, а потом подмигиваем друг другу и рядом ставим еще две розетки: с черничным и малиновым. Кушаем блины один за другим, он хвалит меня. Мы творим с ним невообразимое. Мастерим из пятнистых блинов (у меня таких особенно много получалось) коров и жирафов. У нас появляется целый зоопарк. Мы смеёмся и съедаем «животных».

Мама не выходит из комнаты. У нее куча пряжи. Она вяжет, вяжет, вяжет, не переставая. Вся комната завалена большими полиэтиленовыми пакетами с мотками. У нее большой заказ. Мама не выходит из комнаты и просит её не беспокоить. Мы с папой идем гулять, катаемся в парке на велосипедах, едим пломбир в вафельных стаканчиках, кружимся на карусели. Возвращаемся вечером. Мама всё еще вяжет. Мы готовим с папой ужин. Кушаем все вместе. Мама благодарит нас за то, что мы ей не мешали, и опять уходит вязать. Папа читает мне на ночь книжку, и я, счастливая, засыпаю.

Я выдыхаю и открываю глаза. На душе невообразимо легко. Я побывала в выдуманном мною прошлом, но ощущение такое, будто всё случилось на самом деле. Я прожила день в своём прошлом так, как мне всегда хотелось: без страха, без критики, без маминого голоса.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спрашивает Алексей.

– Замечательно. Как воздушный эклер.

Глава 19

Он уехал. Я с тоской смотрю ему вслед, пока машина не исчезает за поворотом. Он ничего не сказал: увидимся ли мы и когда. Наверное, позвонит. Обязательно позвонит! С этой обнадеживающей мыслью я поворачиваюсь к двери подъезда, но домой идти совсем не хочется. Там слишком пусто. Я разворачиваюсь и бреду по тропинке, подминая ногами опавшую листву. На душе уныло. Будто вынули что-то важное, а вернуть забыли. Я иду вдоль длинного изогнутого дома, поворачиваю к бульвару, намереваясь сделать круг до поймы и обратно, но на моем пути неожиданно вырастает супермаркет.

Первым делом я думаю о работе, поиском которой я всё еще не решаюсь взяться. Потом возникает желание просто прогуляться по нему для успокоения, может быть, даже что-нибудь купить. Когда-то прогулки по супермаркету были для меня почти такой же действенной терапией, как кухонная йога перед сном. Почему бы и нет? Я улыбаюсь яркому свету, льющемуся из дверей и окон «космического корабля» и вступаю на борт.

Наш супермаркет на остановке, действительно, напоминает космический корабль. В нем несколько входов и выходов, множество закутков и ответвлений, по которым можно блуждать, забыв обо всех насущных проблемах. Именно это мне сейчас и нужно. Ничто не помогает в трудную минуту лучше, чем прогулка по близкому духом миру. Просторные ярко освещенные залы, вычищенный до блеска пол, строгая логика управляющего, который невидимой рукой раскладывает товары на полки – всё отзывается в моей душе восхищением и восторгом.

Вот полки с фруктами, овощами, свежими салатами. Внутри каждого стеллажа своя иерархия. Ровные, одного размера, цвета и консистенции помидоры, огуречные пирамидки, горки из груш и яблок. От запахов овощей и фруктов меня охватывает приятная теплота, и волна нахлынувших мыслей уносит меня к Черному морю, куда мы каждый год ездили с родителями. Там на местном рынке тоже были огуречные пирамидки, горки из груш, яблок, абрикосов и персиков. К удивлению мамы и папы я была готова проводить у прилавков с фруктами и овощами больше времени, чем на песчаном берегу. У самых ровных горок я никогда не задерживалась и ничего не просила купить – не хотела нарушать геометрическую идиллию. Я показывала пальцем на товар похуже, а сама издалека любовалась идеальными формами. Домой мы возвращались, лишь когда жара спадала, и спасительный ветерок нес долгожданную прохладу.

Прохлада. Молочный отдел. Сложенные один к одному цветастые йогурты, яркие пластиковые пакеты и бутылки с молоком. Кажется, если бы здесь стояли лежаки для отдыха, как на море, я бы не устояла перед соблазном прилечь. Это предвидел, несомненно, и всевидящий управляющий: он манит меня дальше. По супермаркету распространяется всепроникающий запах свежего хлеба. Наверное, это лучшее изобретение мерчендайзинга (так, по-моему, называется умение привлекать внимание покупателя).

Усталые, спешащие с работы домой люди, мечтающие только о том, как добраться до кухни, быстро накормить семью и устроиться уютно у телевизора за очередным сериалом, чувствуют что-то тонкое и неуловимое в воздухе, знакомое с детства. И это не звук колыбельной или запах маминого молока, от которых еще сильнее тянет в дрему. Это будящий сознание и тело дух, напоминающий о бодром утре, начале нового дня, не оставившем ни тени вечерней усталости запах хлеба.

Я иду дальше и встаю в очередь у прилавка с пышными булочками, миниатюрными злаковыми буханками ржаного, нарезными батонами, плетенками, сочнями с творогом и еще десятком свежевыпеченных изделий. Для поднятия настроения я покупаю корзиночку с вареной сгущенкой, взбитыми сливками сверху, кусочками лаймового мармелада и направляюсь к кассе. На душе заметно легчает.

Супермаркет близок к совершенству, очень близок. И поэтому мне здесь всегда хорошо. Даже теперь, без маминого голоса, мне всё равно нравится эта красота. Возможно это моя суть? Ведь я и в детстве восхищалась строгой идиллией порядка? Значит я от природы – перфекционистка?

Некоторые люди находят красоту в картинах, кто-то – в правильных скульптурных пропорциях, а я вижу красоту порядка, геометрических построений и цифр. Надо было мне на математический факультет всё-таки идти. Нет, теоретическое, оторванное от жизни знание мне не подходит. Я люблю общаться с людьми, люблю решать практические задачи. Может быть в мерчандайзинг податься? Нет, покупателя обманывать, подсовывая залежалый товар, я не смогу. Хитрить – не мое призвание. Товаровед? Раскладывать товары по полкам? Не для этого я училась пять лет и с репетитором английским занималась. Мне бы контролировать процессы. Где-нибудь в большой фирме или в банке, в иностранном банке… Да, это бы мне точно понравилось.

Я выхожу из магазина и иду дальше по аллее, съедая на ходу пирожное. Дорожка усыпана листвой. Я подкидываю её, испытывая какой-то озорной детский восторг. За день листва успела просохнуть, листья подпрыгивают и взъерошенными кучками опускаются на поблескивающий в свете вечерних ламп асфальт. Кучки получаются самые разные: остроносые и покатые, понурые и растрепанные, высокие и впалые, как птичьи гнезда. Они мне нравятся – такие разные, рыжие, желтые, красные, непохожие друг на друга. Я удивляюсь. Значит мне теперь не только порядок по душе! Творческий беспорядок тоже? Я поддеваю еще один ворох. И еще один, и еще… И всё же ровная горка кажется мне красивее.

Падая на землю, листья шелестят и в окружавшей меня тишине, нарушаемой только проезжающими по бульвару машинами, я чувствую нечто странное. Внутри меня вдруг поселился мир. Впервые в жизни я чувствую свободу от прошлого, радость новых ощущений, и при этом – равновесие и абсолютное спокойствие. Я сама выбираю, что мне нравится. Я знаю, что это выбираю я. Всё это ново, и поэтому немного странно. Я стараюсь привыкнуть к этому чувству, не спугнуть его.

– Ку-ку! – раздается вдруг голос.

Я вздрагиваю. Неужели он вернулся? Неужели всё по новой? Нет, это не мамин голос. В меня вселился другой?

– Александра, привет! – повторяет голос.

Раздаются знакомые мелкие шажки. Я оглядываюсь.

– Света! – кричу я и бросаюсь ей на шею. – Слава Богу, это ты!

– А ты ожидала кого-то другого?

– Да нет… Просто я очень рада тебя видеть! Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу, – она улыбается. – Успела забыть?

Света кивает в сторону нового кирпичного дома.

– Ах да! Я сегодня какая-то рассеянная, – я смущенно улыбаюсь.

– Ничего, бывает, – Света хлопает меня по плечу.

– Как дела? – спрашиваем мы друг друга в один голос и смеемся.

– Всё хорошо, – отвечает Света. – Может, почаёвничаем на выходных?

– А может не будем откладывать? – предлагаю я. – Хотя пирожное я уже съела.

Я показываю маленький кусочек от корзинки.

– У меня дома есть конфеты. Извини, уже открытые, с последних гостей! Знаешь, нет ничего лучше, чем пить чай с кем-то, кто по-настоящему любит сладкое!

– Да, мы его любим!

Света подхватывает меня под локоть, и мы бежим к её дому. Поднимаемся на десятый этаж и сразу проходим на кухню. У Светы, на удивление, чисто. Заметив мой взгляд, скользнувший по начищенной плите, блестящей раковине и аккуратно расставленной посуде, Света тут же поясняет:

– Домработницу нашла наконец. Она днем приходит один раз в неделю. Соседи мои ей дверь открывают. Деньги на столе оставляю. Качество меня устраивает. Времени на уборку совсем не остается, да и не люблю я это дело: тряпкой по полу водить и губкой жир по тарелкам размазывать. Я лучше на работе посижу или в ресторане в приятной компании, или с тобой поболтаю.

– Хорошая идея, но мне кажется, я бы так не смогла.

– Отдать уборку другому человеку?

– Да…

– Смогла бы, если бы на работе был такой завал, как у меня.

– Много дел? – подхватываю я.

– Как всегда. Дали новый проект, ноутбук в придачу. Командировку, к сожалению, отменили. А мне так хотелось куда-нибудь уехать. Лучше, конечно, в отпуск.

– Почему же не едешь?

– Начальник не пускает. Кому-то же нужно работать.

– Но он же понимает, что подчиненным нужно отдыхать. Когда-нибудь же он должен тебя отпустить! – возмущаюсь я.

– Понятие «когда-нибудь» его тоже устраивает, – Света вдыхает, насыпает в маленький гжелевский чайник заварки и заливает крутым кипятком. На столе появляются шоколадные конфеты в уже открытой коробке. – Извини, последний гость съел весь белый шоколад, хотя тебе всё равно, ты же его не ешь, – она улыбается и спешит добавить. – Ну что мы всё обо мне. Как у тебя дела? Как дела с работой? Подобрала что-нибудь?

Я теряю дар речи. Вижу всё будто в тумане. Белый шоколад? Последний гость? Он ест только белый шоколад и не ест темный. Он был у нее совсем недавно! Ел из этой коробки. Я кладу темный трюфель, который уже поднесла ко рту, обратно в коробку. Не могу есть.

– Александра, что с тобой? – Света пристально смотрит мне в глаза. – Ты так побледнела.

– Ничего, – отвечаю я дрожащим голосом, стараясь изо всех сил сдержать слезы, но у меня ничего не получается, и слезы градом катятся по моему лицу.

– Александра, что с тобой? Это из-за работы? – Света садится рядом, обнимает меня и гладит по волосам. – Из-за работы?

Я молча киваю.

– Ничего, ты его еще найдешь! Я же нашла! – Света продолжает держать меня в объятьях. Я вырываюсь.

– Кого – его?

– Ну, место своё… рабочее… Которое тебе подходит. По всем параметрам.

– Как пазлы? – спрашиваю я.

– Да, как пазлы, – Света улыбается подходящему сравнению, а я реву еще сильнее.

– Да что же это такое сегодня?

Света становится до невозможности серьезной, кладет рядом со мной пачку носовых платков и садится напротив.

– Выкладывай.

– Что выкладывать?

– Ты бы никогда не стала так реветь из-за работы.

– Почему же? Ведь это так важно!

Я почему-то тут же перестаю реветь.

– Вот видишь? – Света улыбается. – Расскажи мне. Мы ведь лучшие подруги. Всегда друг другу всё доверяли. Что сейчас изменилось? Это с ним связано?

Света быстро посмотрела на меня, потом на конфеты.

– Ты знаешь, что он не ест черный шоколад и любит белый? Извини, – Света быстро убирает коробку. – Извини, я не подумала. Прости меня.

Света закрывает голову руками. Я смотрю на нее и боюсь, что теперь она начнет так же рыдать, как я.

– Теперь и чаю не с чем попить, – говорю я, улыбаясь.

– Достать обратно? – Света улыбается и тянется к холодильнику. – Обещаешь больше не расстраиваться?

– Обещаю.

Конфеты торжественно занимают почетное место на столе.

– Александра, – начинает Света. – Мне нужно много тебе рассказать. Просто мы давно не виделись. Не было возможности. Алексей действительно был у меня недавно.

– И как он только всё успевает! – вырывается у меня. Я обхватываю голову руками.

– Подожди, я объясню. Всё не так просто.

– Да уж, я давно перестала что-то понимать.

– Между нами ничего не было и нет.

– Но как же быть с «новой пассией»? Я видела его выходящим из твоего офиса! Как же быть с этими конфетами?

– Да, сначала я думала, что у нас всё получится. Нас познакомила его мама. Она работает у нас в офисе. Он к ней часто заходит. Не ко мне. И здесь у меня один был всего лишь раз, но у нас ничего не получилось. Он ушел. Пазлы не сошлись…

– Пазлы не сошлись…

Я встаю, достаю телефон и выхожу из кухни.

– Ты куда? – встревоженно спрашивает Света.

– Мне нужно позвонить.

– Ему?

– Нет… То есть да. Нам нужно срочно встретиться.

– Уже ночь на дворе.

– Да, уже ночь на дворе. Я пойду.

Я накидываю пальто, беру сумку и, сбивчиво извиняясь, выбегаю из квартиры Светы. Его телефон не отвечает. Я бегу к остановке, чтобы, когда он перезвонит, сразу сесть на маршрутку и поехать к нему. После того, что открыла Света, мне хочется броситься к нему на шею, рассказать, что теперь нам никто не мешает, что нам не нужно прятаться по кафе, что мы можем выходить везде вместе, как настоящая пара. Я открыла шлюзы построенной мною же плотины, вода прорвалась и разлилась, заполняя собой всю долину. Внутри у меня бушует гроза, но не темная, не страшная, а веселая, резвая, задорная, как у Тютчева. Мне хочется сочинять стихи, петь песни, танцевать, бегать босиком по лужам. Мне хочется так много! Но на улице конец сентября, ветер сковывает лужи в тонкий панцирь. Хрусть, хрусть, хрусть – звучит под каблучками. Стоп! Я продолжаю бежать. «Стоп!» – приказываю я себе и останавливаюсь. Ему ведь прекрасно известно, что они не встречаются со Светланой! Для него это никакое не открытие! Что я выдумала?

Он перезванивает, когда я, ошарашенная собственным открытием, останавливаюсь у остановки. Водитель маршрутки напрасно ждет меня – я стою, будто закованная в лед.

Мне нечего ему сказать. Он помогает мне освободиться от проблемы, только и всего. Я изначально выбрала профессионала, ведь он сам просил меня определиться. Но как же все эти сигналы, прикосновения, искрение? Видимо, искрит только у меня. А с его стороны – только помощь. Ничего личного!

Мне вдруг становится страшно от того, что я осталась в бушующем потоке одна. Натолкнувшись на неожиданное препятствие и не находя выхода, вода прибывает, бьется о твердыню, превращаясь в глубокие водовороты, пену, тысячи брызг и грозит поглотить на пути всё живое. У меня всего один выход для спасения – строить новую плотину – собственную, которая станет моим пристанищем, моим оплотом, моим домом.

Глава 20

Я плохо спала. Снилась мама… Она вязала, а потом исчезла… Страшная мысль заставляет меня вскочить и броситься к телефону. Долго никто не отвечает. Я уже хочу нестись к родителям, как слышу мамино заспанное «алло» в трубке.

– Ну слава Богу! – с облегчением выдыхаю я. – Где вас носит? Я так переволновалась.

– Мы дома, спим. Шесть утра. Случилось что? – волнуется мама.

– Сон страшный приснился. Ты вязала.

– Что же в этом страшного?

– Просто много вязала. Много вязать вредно.

– Дорогая, у тебя всё нормально? Голова не болит? Питаешься хорошо? Может быть нам приехать, помочь? Урожай с дачи привезем. Своё всегда вкуснее.

– Не нужно, мама. То, что ты вяжешь в моём сне, – еще не повод думать, что я сошла с ума.

– Я так не думаю. А про вязание – это у нас телепатия. Я вчера как раз за вечер носочки связала. Почему-то захотелось их твоему новому молодому человеку подарить. Он нам очень понравился! Размерчик на глаз определила. Думаю, подойдут. Как раз к зиме. Как у него дела? Всё хорошо?

– Всё хорошо, – я стараюсь не менять интонации.

– Знаешь, мы тут с папой потом шептались после того, как вы уехали. Ты держись за него. Вежливый такой, обходительный. Сразу видно, что из приличной семьи. Ты у него уже была в гостях? С родителями познакомилась?

– Нет, в гостях не была. И, наверное, не побываю. Он вчера из дома ушел. Точнее его папа выгнал. Он мне вечером звонил спокойной ночи пожелать.

– Да? – мама останавливается и после некоторой паузы добавляет: Ну, ты с ним поаккуратнее, если ночевать будет проситься. Проходимцев сейчас знаешь сколько! Мне соседка про одного мошенника рассказывала: он именно такую схему использовал, чтобы девушек грабить. Обчистит, обесчестит и исчезнет.

– Не волнуйся, мама, я ему уже предлагала… Он отказался. Мы с ним только в кафе встречаемся.

– А-а-а… – неопределенно протягивает мама. – Встречаетесь всё-таки?

– Сегодня, думаю, последний раз.

– Ну тогда ладно, – неуверенно заключает мама. – Надеюсь, всё прояснится. Мы тебе скоро свежих овощей с дачи привезем.

– Своё всегда вкуснее, – называю я наш семейный пароль и кладу трубку.

По его голосу, интонации и словам вчера я поняла, что до расставания осталось недолго. Его терапия дала ожидаемые результаты. До окончательной победы оставался один шаг – найти работу. Он рассказал мне о ярмарке вакансий в Гостином дворе и намекнул, что я могла бы осмотреться для начала.

В десять утра я в числе других молодых людей стою в очереди у невысокого, по современным меркам, величественного здания в центре Москвы и жду, когда откроются двери. Чтобы не вызывать неприятных воспоминаний и не видеть ни Красную площадь, ни ГУМ, я еду до Китай-города и иду по Ильинке. Двери Гостиного двора открываются строго по расписанию – ровно в десять. Толпа страждущих заполняет Атриум – основной зал мероприятий.

Я не спешу. Моему взору открывается огромный, мощеный гранитом внутренний двор в окружении лепных колонн и крышей из прозрачного материала. Выставка располагается в центре зала и по размеру кажется муравейником посреди большой поляны.

– Ого-го! – вырывается у меня. – Вот куда нужно на экскурсии ходить! А то я кроме Красной площади и Мавзолея никаких других достопримечательностей в Москве не знаю.

Я беру из рук молодого человека у входа буклет с описанием Гостиного двора. «Крытая городская площадь сопоставима по размерам и очертаниям с Венецианской площадью Сан-Марко в Италии, – читаю я. – Здесь проходят крупнейшие выставки, показы мод, состоялись концерты Монсеррат Кабалье и Хосе Каррераса». Я спускаюсь в зал по парадной лестнице и продолжаю читать. Чего здесь только нет! Антикварные магазинчики, клубы, рестораны, бутики, кофейня, банки, агентства недвижимости, туристические фирмы, даже музыкальная школа и… музей парфюмерии! После того как я прочитала «Парфюмера», мир запахов и всё, что с ними связано, манит меня, как запах молодых красавиц Жан-Батиста Гренуи. Я смотрю на расставленные рядами по залу стенды компаний, потом – на милую галерею второго этажа и решаю, что на ярмарку вакансий я всегда успею. А на музей парфюмерии, возможно, времени больше не будет.

Поднимаюсь на второй этаж и иду по галерее с ажурными фонариками к музею. Около него уже стоят несколько человек – по большей части женщины – ждут экскурсовода. Я захожу внутрь и млею от восторга. Ступки, колбы, парфюмерные флаконы, аппарат для перегонки эфирных масел, мыло в коробочках, пульверизаторы, надушенные перчатки, какие-то корни и порошки, похожие на колдовской арсенал – всё, как в лавке метра Бальдини. Мне хочется потрогать их, понюхать, узнать секреты производства запахов, возможно, даже стать профессиональным парфюмером.

Подоспевший экскурсовод – молодая девушка, не особенно приветливая, но весьма осведомленная, рассказывает о Генрихе Брокаре, потомственном парфюмере, который более ста лет назад, в далеком 1864 году, основал своё производство. Начинал он в старой конюшне: на оборудовании, состоящем из трех кастрюль, ступки для растирки компонентов и плиты, он производил мыло для детей стоимостью одна копейка за штуку. Несколько экземпляров такого мыла выставлено в одной из витрин. В начале 70-х годов Брокар приступил к выпуску духов и одеколонов. Постепенно он стал безоговорочным лидером на российском рынке парфюмерии в России, его продукцию узнали и за границей.

В голове у меня сразу созрел план по созданию новой линии духов «Александра». Для мужской линии я придумала не менее оригинальное название «Алексей». Небольшое производство можно разместить и у меня на кухне. Лучше конюшню для этого дела искать. Кастрюли у меня есть, плита тоже, ступку для растирки компонентов приобрету. Осталось только узнать, что растирать и чем разводить. «Аромат цветущих полей лаванды, запахи индийского сандала и зелёного чая, легкие ноты бальзамов ладана и мускуса», – говорит экскурсовод. Зелёный чай у меня дома есть. Как раз израсходую, а то допить никак не могу – горький он. Лаванду из пакетиков от моли выну. Сандал, ладан и мускус найду в чайном магазине или в отделе приправ.

– Перед нами «Букет России», – продолжает девушка, – президентский парфюм, его стоимость – 300 долларов.

– А понюхать можно? – я решаюсь сразу вникать в секреты производства.

– Да, – хитро прищурившись, отвечает экскурсовод, – если Вам президента удастся встретить. Говорят, он этому запаху не изменяет.

Все смеются. После получасовой экскурсии девушка ведёт нас в магазин, в котором я, как завороженная, порхаю от одной полки к другой, прикладывая к носу пробники и пытаясь запомнить ароматы. Одна продавщица сначала занимается мной, рассказывая историю создания и состав запахов, но потом, поняв бесперспективность занятия, переключается на другую клиентку. Через какое-то время у меня начинает болеть голова от запахов, и я перехожу в кофейню неподалеку, чтобы переварить всё, что узнала и перенюхала.

Вот это, я понимаю, профессия! Мыло варить я, наверное, не стала бы, а духи мешать… Нет, духи мешать – это слишком сложно. Да и ниша эта уже занята. Я бы хотела контролировать, правильно ли их намешали. Да, это бы мне подошло. Стою я в белом стерильном зале с ватными тампонами в носу (я однажды в фильме видела, что такие специалисты нос так берегут) и подношу к носу один за другим пробники. «Да, получился. Нет, этот никуда не годится, – говорю я, бросая тонкую белую бумажку на поднос, и перехожу к другому. – Да, можно на продажу. Этот пробник – для Президента. Пошлите ему и скажите, что от меня. Да, от Александры – он знает!». Я сладостно улыбаюсь и пью ароматный кофе.

В кармане вибрирует телефон. Алексей пишет, что опоздает на пятнадцать минут. Я смотрю на часы: половина второго. Что? Уже? Не может быть! Мы же с ним на два договорились. Это значит, я здесь уже три с половиной часа болтаюсь? Я вскакиваю, бросаю на стол деньги за кофе и мчусь на выставку.

Я бегаю от одного стенда к другому, не находя ни одного достойного предложения от парфюмерной фабрики или магазина. Строительные фирмы, агентства недвижимости, какие-то подозрительные компании с неопределенным кругом деятельности. Времени совсем не остается. Я подхожу к последнему в ряду стенду. На вывеске красуется название известного иностранного банка. Немного странно видеть его здесь.

– Неужели даже иностранному банку приходится рекламировать себя на ярмарке вакансий? – спрашиваю я у молодой улыбающейся девушки за стойкой.

– Мы предлагаем социальный пакет, достойную зарплату и возможность карьерного роста, – тараторит она как робот, которому только что поменяли батарейки.

– В этом я и не сомневаюсь. А в чем работа заключается?

– Сделки с финансовыми продуктами.

– Понятно, «продажное мясо» вербуете… – выдыхаю я разочарованно и разворачиваюсь к выходу.

– А вы что ищете? – спрашивает девушка уже нормальным человеческим голосом.

– Не знаю… – теряюсь я. – Я хотела парфюмером стать… Нет… Контролировать… Да, что-нибудь контролировать я хотела… Процессы контролировать. Результаты проверять.

– Свободных вакансий в этом секторе у нас нет.

– Так я и думала… – расстроено заключаю я и направляюсь к выходу.

– Постойте, – окликает меня девушка. – Отправьте мне Ваше резюме, я передам его в отдел контроля. Может быть, они заинтересуются. Я слышала, что они хотели расширяться.

Она быстро протягивает мне визитку и поворачивается к щекастому студенту, который так же как и я, видимо, позарился на иностранные буквы.

* * *

Запыхавшись, я залетаю в кафе на Пушкинской, в котором вижу Алексея, потягивающего кофе за круглым столом. Он не замечает меня и смотрит в окно. Я останавливаюсь на секунду. Я просто не могу идти дальше. Это не Алексей. Это совсем другой человек. Всё тот же милый, симпатичный молодой человек, но что-то изменилось в нем, что-то исчезло за эту ночь. Тяжесть на плечах, грусть на лице – сегодня ничего этого не было. Его тело стало расслабленным и легким, а глаза светились радостью.

– Привет! – я тихонько сажусь рядом.

– Привет, – отвечает он не спеша. – Спасибо, что поговорила со мной вчера. Нелегкий выдался вечер.

– Нашёл, где переночевать?

– Да, у друга буду жить, пока диплом не получу.

– Так значит, ты решил?

– Да, окончательно и бесповоротно.

– Психолог?

– Психолог.

– А папа?

– Папа не согласен, но мне теперь всё равно. Я теперь свободен от него. Что же мы всё обо мне. Ты как?

– Терапия сработала. Всё получилось, как ты сказал. Голос умер и больше не возвращается, – сообщаю я голосом диктора телевидения, который сообщает о невосполнимой потере для российского народа.

– Но ты, похоже, не особенно рада?

– Почему же? Я очень рада! – я пытаюсь выдавить улыбку, но это получается не так профессионально, как у дикторов, которые после печальных новостей умеют мгновенно перейти к радостным событиям дня. – Возможно, я просто не успела привыкнуть к тишине и пустоте в голове. Будто из нее отсосали воздух, и в образовавшийся вакуум нужно срочно впрыснуть что-то другое. Но что? Этот внутренний голос направлял меня много лет, подсказывал, куда идти. Пусть этот путь и был предсказуемым: всё должно быть идеально, но он был. Теперь я потерялась. Я одна – маленькая лодка посреди бушующего океана – без мотора, без весел, без карты. На пути – ни островка, а только неприступные скалы. Вот сегодня, например, пошла на выставку вакансий, а на пути музей парфюмерии оказался. Раньше бы мне голос четко указал, что сначала нужно дело сделать, а потом развлекаться. Сегодня же я сначала в музей пошла, потом в кофейню обдумывать, как стать парфюмером, и на выставку у меня совсем времени не осталось на вакансии.

– Понимаю, о чем ты. Не беспокойся о временных неудобствах. Ко всему новому нужно привыкнуть. Весла и мотор у тебя есть, пусть тебе сейчас кажется, что ты их потеряла. А ориентиры найдутся. Даже в самую темную ночь есть звезды. Они – твои проводники.

– Какие еще звезды? – разочарованно произношу я.

– Которые светят тебе, – он улыбается. – У каждого есть, по крайней мере, одна.

– Я не верю в астрологию и не умею читать по звездам.

– Научишься.

– Эти сказки не для меня.

– Ты просто не там ищешь, – он тянется ко мне и кладет руку на грудь. – Она здесь.

Мне становится трудно дышать. Грудь будто прожигают огнем.

– Не надо, – прошу я. – Не надо всё усложнять.

Алексей опускает руку и виновато прячет её под стол.

– Извини, я не хотел тебя смущать. Ты сама теперь себе хозяйка. Ты принимаешь решения. Ты можешь жить по своим правилам – в этом твоя свобода.

– А если я вернусь к перфекционизму? По собственному желанию, по велению сердца или заложенных во мне природой потребностей? Я вчера заметила, что вижу в порядке и чистоте красоту. Мне нравится, когда всё на своих местах.

– Твоё право. Даже если ты станешь такой, какая была, или выберешь новый путь, это будет твое решение. Ты несешь ответственность за свою жизнь. Помнишь? Мы дали друг другу обещание.