Текст книги "Перфекционистка из Москвы"

Глава 12

Светлана выключила компьютер и тяжело вздохнула. Истерия на «одноклассниках» и «в контакте» закончилась: никто не пишет, фотографии не оценивает. Он не появлялся… Уже выходные прошли, а от него ни слуху, не духу. Нет времени. Занят. Не хочет видеть. Нет, об этом лучше не думать. Отвлечься на что-нибудь приятное: новый проект, который ей доверили раскручивать. Шестнадцатый за время её работы здесь. Премию по итогам второго квартала? Куда её тратить? Машина есть, взнос за квартиру заплатила, родителям на житье отправила, новый ноутбук на работе выделили, телефон тоже. Всё есть, а ощущение такое, будто в вакууме живешь. Всё это совсем не нужно.

Куда податься? На работе сидеть после девяти уже неприлично. Домой не хочется. В ресторан одной – подавно. Как же всё надоело! И где те кавалеры и претенденты на престол, которые еще три-четыре года назад обивали пороги квартиры и готовы были ночевать под дверью, лишь бы она, переступая через порог, случайно дотронулась до них острым каблучком? Превратились из милых, наивных студентов в занятых, заносчивых мужчин, которые сами не прочь выбрать кого-нибудь из длинноногой очереди? Что и говорить, им легче: достаточно послать бутылку шампанского понравившейся девушке в ресторане, и знакомство состоялось. Возможно, даже со скорым продолжением. А что делать ей? Красивой, уверенной в себе, успешной во всех отношениях, но по непонятной причине уже слишком долго одинокой девушке? Ходить по ресторанам и дискотекам в ожидании бутылки или коктейля? Она их себе и сама купит при большой надобности. Наверное, в этом и вся загвоздка. Мужчины самостоятельности и независимости противоположного пола не переносят. Им хочется защищать, а не защищаться.

И всё же она чувствовала, что ситуация выходит из-под контроля и нужно брать дело в свои руки. Бездействие ни к чему не приведет. Светлана встала, прошлась по кабинету, остановилась на секунду у окна, посмотрела вниз на мчащиеся по Садовому машины и закусила губу. Как же не хочется звонить ему! Оправдываться, навязываться. Это самый длинный путь к нему, но и ждать она больше не в силах. А вдруг он у Александры? Последняя мысль кольнула так больно, что Светлана вздрогнула. В сумке завибрировал телефон.

– Алексей? – удивилась она. – Не поверишь, только что думала о тебе.

– Привет! Хотел извиниться за долгое молчание.

– Ничего. Наверное, дел много?

– Да, навалилось как-то всё сразу.

– Как рабочий человек, тебя прекрасно понимаю. Я только сейчас собралась домой. Поем, лягу спать и снова на работу – по очередному кругу… сам понимаешь, – Света рассмеялась, но смех получился угрюмым.

– У меня то же самое, – сухо ответил он.

– А знаешь, – подхватила Света после неловкой паузы, – может быть, разорвем сегодня этот круг? Сходим поужинать? Я на машине. Могу заехать.

Она сказала всё, что говорить не хотела. Сейчас он откажется, и тогда больше шансов у нее не будет. Она шла ва-банк.

– Почему бы и нет? – ответил он. – Я через десять минут буду на Павелецкой. Жди меня у выхода из офиса.

Холодный, с привкусом моросящего дождя поцелуй в щеку при встрече, но сегодня и он был для нее, как золотая награда. Света взяла Алексея под локоть и, весело щебеча, повела в аргентинский ресторан. За массивной скрипучей дверью их встретил вежливый администратор. Мест не было. Они заглянули еще в три близлежащих заведения – и там не повезло. На машине добрались до Баррикадной. Здесь тоже всё было занято.

– Видно, не судьба, – усмехнулся Алексей. – Придется шаурму у метро жевать.

– У меня в желудке так урчит, что я уже на всё согласна, – ответила она, лишь бы не отпускать его. – Хотя, знаешь, у меня есть предложение повкуснее.

Она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. От её дипломатичности теперь зависело не только собственное будущее, но и двух немаловажных в её жизни людей. Он посмотрел на нее, будто уже знал, что она задумала.

– Я весь во внимании… – Алексей снисходительно улыбнулся.

– Мы можем поужинать у меня. Пища быстрого приготовления – в морозилке. Напитки – в серванте, десерт тоже найдется.

Алексей прищурился.

– Ужин двух уставших от работы людей. Безо всякого подтекста и последствий, – поспешила добавить она.

– Тогда даже не знаю, соглашаться ли, – он засмеялся.

Света всё поняла и отвернулась к окну – лишь бы он не увидел её победной улыбки.

– Так что? – она положила ногу на педаль газа, не отпуская тормоза. – Едем?

– Едем, – нерешительно ответил Алексей, откинулся на спинку кожаного сиденья и закрыл глаза.

Они неслись по Ленинградке, в колонках надрывались виолончели. Сумасшедший финский квартет, превративший классический инструмент в орудие тяжелого рока. Талантливые ребята, консерватории закончили. Звучала одна из двух кавер-версий «Металлики» из альбома «Cult» двухтысячного года. Алексею не верилось, что уже восемь лет прошло с того дня, как отец выкинул в мусоропровод все диски этой группы. В какой-то из вечеров она ему показалось слишком громкой.

– «Apocalyptica» слушаешь? – удивился он. – Нетипично для девушки.

– Почему же?

– Музыка у них тяжелая, неженская… Для особой категории людей.

– В моей жизни много неженского и тяжелого… Да и где теперь эти строгие различия? Тридцать лет назад женщину за рулем с мужчиной на сиденье пассажира разве что в фильме «Москва слезам не верит» можно было увидеть. А теперь посмотри на нас с тобой.

– Я бы с удовольствием тебя подвёз до дому, но не люблю водить чужие машины.

– А на своей почему не ездишь? Я тебя как-то видела. Ты маму с работы забирал. BMW M3 Coupe – классная тачка!

– Ты и в машинах разбираешься! – присвистнул Алексей. – Хорошая машина, но не моя. Точнее, моя, но подаренная отцом. За успехи в учении и в бою со мной. Я не просил, он настоял. Говорит, негоже его сыну на метро ездить. Сначала я катался, а потом в гараж поставил. Не хотел папе повод лишний давать для воспоминаний, что он, мол, кормилец и поилец всех дармоедов нашей семьи. Когда-нибудь свою куплю и снова начну ездить.

– Как бы то ни было, это неплохой подарок, – теперь Света присвистнула. – Мне родители только куклы дарили, да и те – бумажные. Помню, вырезала им одежку из газет, чтобы голыми не ходили.

– Когда тебе родители куклы дарили, у моих родителей даже на еду денег не было. А потом новые времена пришли, и папа из зубоврачебного кабинета ушел в бизнес. Быстро поднялся. Так высоко, что теперь до него не докричишься.

– Слышу отголоски обид, – Света притормозила у светофора. Лицо Алексея в красном свете показалось багровым.

– А у кого их нет?

– Согласна. Я раньше к родителям каждый выходной каталась в Тамбов. Совесть гнала. Долг, который, как я считала, у меня перед ними был. За то, что вырастили, в люди вывели. А оказалось, что не больно им это и нужно было. «Незачем ездить, – говорили, – лучше бы деньги экономила». А то они, мол, только на меня и горбатятся. Теперь и денег экономить не нужно, а к ним не езжу. Незачем.

– А они?

– Они тоже давно не были. У них своя жизнь, а у меня своя. Думаю, они про меня вспомнят, только если я вдруг в телевизионных новостях появлюсь. Самое важное у них там – в телевизоре.

– Может, у них денег на поезд нет?

– Есть. Я им каждый месяц присылаю, что на самолет хватило бы. Экономят наверное.

– На что?

– Не знаю. На светлое будущее, в котором они никогда не окажутся, хотя могли бы. Папа в прошлом застрял, мама вообще не от мира сего. Будто в каких-то других мирах живут. Удивляюсь, как я такой прагматичной выросла.

– Иногда жизнь лучше воспитывает, чем родители.

– Тебя тоже? – Светлана улыбнулась, радуясь тому, как ладно у них складывался разговор.

– Как сказать. Я сам себя воспитываю, то есть перевоспитываю. Мой папа немного перестарался. Перегнул когда-то. Я теперь вот разгибаю.

– А так не заметно, – Света затормозила, воткнула машину между двумя гаражами во дворе дома, повернула ключ зажигания, мотор утих. – Приехали.

Они сидели несколько секунд в темноте, думая каждый о своём, но в конечном итоге – об одном и том же. Алексей понимал, что сев в её машину, он переступил порог, разделявший их, и теперь до нее оставалось всего два маленьких шага: шаг из машины и шаг в дверь её квартиры. Всё остальное уже от него зависеть не будет. Жан-Поль Сартр говорил по этому поводу, что если записался в солдаты, то будешь убивать.

Она ждала, когда он откроет дверцу машины. Он, мужчина. Он должен решать, но он медлил. Алексей приказывал себе встать, но будто кто-то невидимый ухватил его за плечи, надел на ноги колодки и связал руки цепями. Всё его нутро сопротивлялось и шептало: «Не ходи».

– О чем ты думаешь? – не выдержала Света. – Ты говорил об отце.

– Что? – Алексей вздрогнул. – Прости, я задумался.

– Ты про папу рассказывал. Что он немного перестарался. Я тебя перебила.

– Да. Он хочет, чтобы я его медицинскую империю наследовал, у него несколько клиник в Москве. Уговаривал меня идти на стоматолога учиться.

– А ты?

– Я пошел, хотя не хотел.

– Иначе расстрел?

– Хуже. Армия. Лучше жизнь на съедение кариесу отдать, чем самому сгнить в кирзовых сапогах.

– Почему ты тогда играешь в психолога?

– Долго рассказывать.

– А я не тороплюсь. Пошли?

Он кивнул, открыл дверцу машины, помог Свете выбраться с низкого сиденья и, не выпуская её руки, довел до подъезда. Она прижала магнитный ключ к домофону, замок зажужжал. Они прошли по ступенькам к лифту. Молча и не глядя друг другу в глаза, как школьники, поднимающиеся в квартиру родителей, пока те уехали на дачу, они разглядывали чистые стального цвета стены.

– Новый дом? – разрядил он молчание. Она кивнула. – Редкость в этом районе.

– Да, – она испустила легкий стон. – Наконец построили. Я недалеко жила. Квартиру снимала. А эту купила. Однокомнатную.

– Молодец. Всё сама, – Алексей мягко похлопал её по плечу.

Она открыла массивную металлическую дверь, и он оказался в просторном коридоре, из которого вели две арки: в кухню и в комнату.

– Респект, – присвистнул он. – И ремонт сама делала?

– Узбеки. Бригаду нанимала. Обои у окна отошли, а так – неплохо. Я довольна. Если нужно будет, могу дать телефончик.

– Надеюсь, когда-нибудь пригодится, – мечтательно произнес Алексей.

– Начнешь работать. Врачи сейчас везде требуются. Тем более стоматологи. Или ты всё-таки на психолога будешь учиться?

– Я уже учусь, – он загадочно улыбнулся.

– На двух факультетах одновременно?

– Угадала, – он гордо улыбнулся. – Днем – на стоматологическом, вечером – на психологическом. Днем для папы, вечером для себя. Если он узнает, то мне конец.

– Не волнуйся, я не из болтливых.

Алексей притих, представляя, что если бы он сейчас не оказался у Светы, то, несомненно, уже сейчас стал бы свидетелем «конца» – отец вернулся из командировки и его вездесущие прислужники уже наверняка поспешили сообщить о том, что его единственный сын забрал документы из медицинского и скрылся в неизвестном направлении. Алексей вдруг подумал, что у Светы он оказался только потому, что боялся идти домой.

– Денег давать не будет? – поинтересовалась Света.

– В армию отправит.

– Не отправит. Ты ведь единственный сын!

– Ты его не знаешь. Он принципиальный. Ему что сын, что врач в клинике, что червь на даче – все должны подчиняться. А если нет, то в расход. Разговор короткий.

– А ты с ним говорил?

– Стол на кухне сломали – вот до чего договорились. С тех пор только через маму. Я сегодня документы со стоматологического забрал. И если бы не твой звонок, наверное, несдобровать сегодня нашему второму столу.

Света, ощущая приятное волнение, бросила в сковороду замороженные блины с мясом, достала из холодильника вчерашний салат из капусты, баночку икры, бутылку красного немецкого вина, и всё это аккуратно разложила на кухонном столе.

– Готово, – сказала она, вдруг спохватилась и полезла в шкаф. Достала оттуда пачку салфеток и положила под нож с правой стороны.

– Теперь готово? – усмехнулся Алексей.

– Да, – она с удовлетворением кивнула. – Начнем со слабенького?

Она протянула ему вино, штопор и обворожительно улыбнулась.

– Начнем, – выдохнул он, и опрокинул первый бокал.

Глава 13

8.00 – через час звоню шефу.

9.00 – лучше позвонить попозже, в это время у него много дел.

9.30 – замечаю, что ковер очень грязный. Чищу.

10.00 – звоню Ивану, чтобы спросить, где шеф, как у него сегодня настроение. Шеф спустился в переговорную. Обещал вернуться к одиннадцати. Читаю в интернете информацию по практической психологии общения с начальниками и другими вышестоящими персонами, после чего принимаю решение не беспокоить его. Время после совещания – не самое лучшее для разговоров по душам.

11.30 – влажными от волнения руками на затяжном выдохе набираю номер. Занято. Слава Богу.

12.00 – время обеда.

13.00 – возможно, он еще не вернулся.

14.00 – на полный желудок сложно говорить.

15.00 – нужно поторапливаться, потому что в 19.00 мы встречаемся с Алексеем. Конечно, можно сказать, что шеф в командировке, я не дозвонилась или еще чего-нибудь наплести…

«Господи, ну почему мне так страшно?» – шепчу я. Перед глазами возникает наша первая встреча с шефом – на собеседовании. Тогда я еще не знала, кто он такой, какое место в фирме занимает. Он выглядел, как все деловые люди: в дорогом костюме, молчаливый, с блокнотом. Время от времени поглядывал на часы, что-то записывал. При этом провел со мной сорок минут – на десять больше положенного. Он даже два раза улыбнулся в ответ на мои шутки. В первый и последний раз. Тогда я чувствовала себя свободной, на равных с ним: никакой иерархии, преклонения перед вышестоящим. Я была самой собой, раскрепощенной, открытой, и это, по-моему, его подкупило.

– Куницын у телефона.

– Николай Аркадьевич, – начинаю я прерывисто – совершенно не ожидала его услышать.

– Епишина? Александра? – голос его звучит бодро и даже радостно. Как на первом собеседовании.

– Да, – я чувствую себя от этого лучше.

– Как у вас дела? Работу нашли?

– Пока нет, поэтому и звоню.

– У нас, к сожалению, в ближайшее время вакансий не предвидится, – ему явно неудобно об этом говорить. – Сплошные сокращения. И вы в мясорубку попали. Мне очень жаль.

Будто он только что с кем-то на английском говорил. В конце там, если что-то не складывается, принято говорить «I’m sorry». На русском эта фраза звучала как-то искусственно, ненатурально.

– Я не о том, – спешу вернуться к заданию. – Хотела Вас спросить о том, почему меня уволили.

– Я же говорю – сокращение.

– Но ведь другие остались на своих местах.

– Кого-то нужно было уволить. Мне очень жаль, что выбор пал на вас.

– Почему на меня? Жребий же не бросали. Есть какое-то обоснование. Мне необходимо знать. Скажите, пожалуйста, даже если это не самая приятная правда.

– Зачем?

– На будущее… Для извлечения уроков…

– Ну, хорошо, раз Вы так обстоятельно подходите к делу. Честно говоря, мне как раз это и не нравилось. Вопрос, проработка которого должна занимать час, Вы растягивали на день. Мне не нужно совершенное оформление, мне нужна была суть. И с этим у Вас проблемы.

– Но ведь Вы никогда не ставили сроков…

– Я никому их не ставлю. Сроки угнетают творческий процесс. Но это не значит, что я их не учитывал. Проблема в том, что Вы не можете отделить главное от второстепенного, зерна от плевел, как говорят. Гоняясь за мелочами, упускаете важное. Поэтому и времени так много тратили. Поверьте, я знаю, о чем говорю.

– А что-то хорошее во мне есть? – выдаю неожиданно для себя.

– Конечно…

– Хотя бы что-нибудь…

– Конечно, конечно… – Николай Аркадьевич кашляет и опять молчит. – Вы мне очень понравились на собеседовании. Такая юная, свежая, полная идей, эмоций. Я видел в Вас творческий потенциал! Но потом это куда-то ушло. Вы превратились в серую офисную мышь. А здесь таких и так много.

«Вот откуда ноги растут… Серая офисная мышь…» – повторяю я за начальником, распрощавшись. Нельзя сказать, что он открыл неизвестную мне доселе истину. Иногда, тщательно приглаживая волосы с утра у зеркала, я и сама замечала, что становлюсь похожа на мышку: и костюмчик серый, и хвостик длинный. Но о том, что качества этого грызуна проявлялись в работе, я не знала.

Серая офисная мышь. Не самая приятная критика, хотя чего теперь думать. Белым домашним слоном мне там уже не стать, да и не нужно, а в другом месте еще можно попробовать. Одно домашнее задание я выполнила. Молодец! И второе тоже постепенно одолеваю. Удовлетворенно прищелкиваю языком. Оказывается, хвалить себя – это не так сложно, и даже приятно. Осматриваюсь вокруг в поиске нового повода: вещи на своих местах, мебель отполирована, ковер, как новенький – всё, как обычно. Мама, тук-тук! Ты где? Стучу себя по голове и, услышав звонкий звук, смеюсь. Мама, неужели даже ты ничего не находишь? Ни крупинки, ни соринки? Покритикуй хоть за что-нибудь, а я быстренько это в похвалу переверну. Мамин голос, первый раз подвергнувшийся обструкции с моей стороны, предусмотрительно затих.

В вычищенной до блеска квартире шанса выманить голос не представится. До встречи с Алексеем остается еще несколько часов. Прекрасная возможность куда-то съездить, выполнить какую-нибудь заветную мечту, вытащить его из вороха потухших желаний. Еще один повод похвалить себя появится. Отправиться на выставку? Времени не хватит. Съездить на экскурсию в Звездный городок? Туда я всегда хотела. Слишком далеко. В Царицынский парк? Тоже не так близко. И к тому же я там уже была в этом году. В театр съездить? Хотя бы билеты купить.

– Дорого! – спохватывается бдительный голос. – Не забывай, что тебе больше зарплату не платят!

– Я не забываю, – уверенно отвечаю я. – И не теряю связи с реальностью. Я теперь, если хочешь знать, абсолютный реалист.

Голос затихает, а я продолжаю. Не знаю, что лучше – быть реалистом или перфекционистом… Тоже похоже на ругательство. «Я уверенно стою на ногах в жизни. Могу на себя рассчитывать», – продолжаю я, как мантру. Даже в сложной жизненной ситуации не теряю контроля. Могла бы, чтобы себя развлечь и поднять настроение, пойти в кафе, на концерт или еще куда-то на последние деньги. И потом к родителям в жилетку плакаться и на пропитание просить… Но я не такая. Я молодец! Определила себе норму в двести рублей в день и на них скромненько живу. Пусть сегодняшнюю норму еще позавчера истратила – не всегда получается, как хочется. Тут же нашла выход – в следующие дни наслаждаюсь исключительно бесплатными развлечениями. Вот и план уже готов: можно пройтись по улице (скучно), по парку (там одни алкоголики), по рынку (какой смысл, если денег нет?), по магазинам (то же самое).

На этом любой человек, скорее всего, остановил бы цепочку размышлений и выбрал наиболее простой способ из бесплатных развлечений – телевизор. Но не я. Для таких случаев у меня в запасе есть беспроигрышный вариант, как, впрочем, у всех москвичей и гостей столицы. Красная площадь. Сердце Родины рядом со штабом управления страной, где каждый камень дышит историей и иностранными туристами! Там, то ли под впечатлением от последних, то ли от энергии восторга, витавшей над этим удивительным местом, меня посещали новые мысли, я наполнялась свежими идеями и возвращалась домой, зная, куда идти дальше и зачем.

Я была там несчетное количество раз и почти каждый раз – с экскурсией. От них в моей голове осталось, к сожалению, немного. Я помнила, что на лобном месте казнили много народу, что каждый день на Красной площади бывает несколько тысяч человек. Причина такой плохой памяти к историческому наследию Родины была, скорее всего, банальная невнимательность. Каждый раз я обещала себе, что буду внимательно слушать и впитывать каждое слово экскурсовода, но, оказавшись посреди туристических групп, проводила всё время в разглядывании посетителей Красной площади. Я восторгалась холеными женщинами, сидящими в кафе, примыкающем к ГУМу; иностранцами, щелкающими огромными фотокамерами; умилялась группам молодежи из других городов, которые с открытыми от восторга ртами смотрели на кремлевские рубиновые звезды и огромные куранты. Счастливчики! Ведь они видят это всё в первый раз, а может быть даже и в последний. Исполняется мечта их жизни. Будет, о чем вспомнить на старости лет, рассказать детям, соседям и родственникам.

Для меня, коренной москвички, эстетическое значение Красной площади несколько размывалось её близостью и доступностью, что, однако, никак не сказывалось на других воодушевляющих её свойствах. Однажды после экскурсии в мавзолей Ленина, куда мы пошли вместо урока истории с классом, я случайно стала свидетельницей съемок фильма. О чем снимали и кто, я так и не узнала, да это было и не важно. Как завороженная, смотрела я, четырнадцатилетняя девочка, на людей, суетившихся на съемочной площадке на Васильевском спуске. Мне казалось, что каждый из них обессмертил себя прикосновением к тому, что не исчезнет с бренным телом, а останется для будущих поколений.

На такие невеселые мысли меня навело лицезрение мертвого вождя народов. Следуя синхронно с нескончаемым потоком людей, я чувствовала течение времени, которое в этот момент сошлось призмой на теле этого маленького, совершенно обычного на вид человека. Он сумел изменить течение истории и участь поколений, он сумел остаться даже после того, как умерло его дело. Я великой судьбы себе не желала, но безвестность длиною в жизнь пугала. Неожиданно умереть в тот самый день на Красной площади представлялось мне ужаснейшим и самым несправедливым, что могло когда-либо с кем-либо произойти. Но вероятность ведь такая была! Она всегда есть! Спросит меня Всевышний: «Что ты успела сделать? Какие добрые поступки совершить?» А я? Училась, хорошо училась… Но это не достижение. Сама понимаю. Папе шарф связала в пятом классе. Маме закладку своими руками к восьмому марта смастерила. Огромный парусник из пазлов с папой собрали. Вот и все мои поступки и достижения. Негусто.

Родители мои потом долго гадали о взаимосвязи экскурсии в мавзолей Ленина и внезапно возникшим у меня желанием стать режиссером или актрисой. Им стоило немалых усилий, чтобы направить меня на путь истинный, который, по их мнению, вел исключительно на экономический факультет.

Сколько месяцев я не была на Красной площади? Даже вспомнить страшно! Пора. Одеваюсь и направляюсь к метро. На улице свежо и тихо. По бульвару проезжают редкие машины, ласково светит осеннее солнышко. Сворачиваю на тропинку в парк и, осторожно обходя лужи, скрытые под ворохом желтых листьев, иду и думаю о том, почему мне так хорошо! Не встретилось ни одного алкоголика? Ни одной попрошайки? Ах, даже если бы! Ничто не может мне сейчас испортить настроения. Мне просто хорошо! Никаких угрызений совести, нотаций, критики и нравоучений. Тишина и спокойствие. У меня даже походка изменилась! Будто тяжелые гири с плеч свалились. Не иду, а парю. Мне нравится это ощущение свободы. Нравится не думать ни о чем, любоваться опавшими листьями, вдыхать теплый влажный воздух, никуда не торопиться и слушать тишину. Мамин голос молчит уже больше часа. Никогда еще такого не было.

Иду по бульвару – молчит. Спускаюсь в метро – тоже молчит. Сажусь в вагон – и здесь ничего не слышно. Мама! Ты где? Смотри, вот объявления о работе, а я на них никакого внимания не обращаю! «Разрешение на работу», «Сантехнические работы», «Мужчина на заказ. Нужен квалифицированный персонал», «Пиццерия набирает пиццамейкеров», «Управляйте скоростными экспрессами 21 века!!! Курсы помощников машинистов с последующей переподготовкой на машиниста электропоезда». Весь вагон заклеили объявлениями, а мама – ноль внимания. Тишина. Даже не по себе. Странное чувство. Я так привыкла к беспрестанному гудению в голове, что теперь безмолвие заставляет меня тосковать по голосу, как ребенка, которого решили отучить от соски.

Готовлюсь к выходу и оказываюсь рядом с расклейщиком нелегальных объявлений. Он бессовестно мажет широкой кисточкой клей на чистые стекла. Люди шепчутся, бросают неодобрительные взгляды на молодого человека, но никаких активных действий не предпринимают.

– Молодой человек… – вдруг слышу свой голос. Подчиняясь какой-то неведомой силе, я подхожу вплотную к расклейщику. Он невозмутимо продолжает свою работу.

– Молодой человек, я к Вам обращаюсь, – повторяю я, теперь уже более настойчиво.

– Чего тебе? – расклейщик поворачивается и злобно смотрит на меня.

– Прекратите расклеивать объявления! У Вас наверняка нет на это разрешения!

Я не узнаю себя. Мне и страшно одновременно и поделать с собой ничего не могу. Будто робот какой-то со встроенным чипом, я делаю то, что делать на самом деле не хочу, боюсь.

– А ты из милиции что ли?

– Нет.

– Тогда какое тебе дело? – расклейщик тычет грязной кистью перед моим носом. Я отступаю, но только на шаг.

– Зачем Вы гадите на стеклах? Зачем портите чужое имущество? – мама разошлась не на шутку.

– А ты разве объявления не читаешь? – он скалится точно кабан.

Я отрываю взгляд от его кричащей рекламы какого-то обувного магазина, но авторитет мой уже подорван. Расклейщик, победоносно закончив своё грязное дело, переходит в другой вагон. Пассажиры, пристально следившие за развитием нашей полудетективной истории, тут же теряют ко мне всякий интерес и прилипают взглядами к новому объявлению. Поверженная, выхожу на следующей остановке.

Вот это меня занесло! Раньше бы я на такое никогда не решилась. Будто кто-то управлял моим сознанием и действиями. Голос никуда не пропал. За несколько часов молчания он набрался сил и заявил о себе с утроенной энергией. Он подчинил себе сознание, мозг, тело. Я стала его заложницей, безвольной марионеткой, которую дергали за руки, ноги и рот. Хуже всего было то, что теперь он прорвался наружу, и я не имею ни малейшего представления о его дальнейших планах. Нет, на такой произвол я не согласна. Я буду сопротивляться. Мы сразимся! Мы еще посмотрим, кто кого!

Каблучки цокают по брусчатке. Вот она – Красная площадь! Мавзолей, смена караула, кремлевские звезды. У меня захватывает дух. И почему я раньше рассматривала людей, а не это великолепие?

– Не подскажете, который час? – слышу я голос какого-то молодого человека.

Я торопливо лезу в сумку за телефоном.

– Четыре часа.

– У Вас нет часов? – спрашивает он и широко улыбается.

Его улыбка очень похожа на улыбку Алексея.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда, полагаю, я тот, кто Вам нужен. Позвольте представиться. Меня зовут Алексей Родин, – он кивает на прикрепленный к куртке бейджик и, не давая мне опомниться, продолжает. – Наша компания (мы находимся на первом этаже в ГУМе) проводит сегодня акцию: часы в подарок к фену, который продаем со значительной скидкой.

Я морщусь. «Подальше от таких продажников, – оглушает изнутри меня голос. – Бегом! Не слушай его!» Я отмахиваюсь и решаю больше не слушать маму.

– Я знаю, – продолжает продавец, – такие предложения настораживают. Я бы на Вашем месте чувствовал то же самое. Прошу в качестве исключения всего на секунду предположить, что я не пытаюсь Вас надуть, а всего лишь хочу продать вверенный мне товар. Фирма только начинает внедрение на российский рынок, поэтому приходится прибегать и к таким, не очень любимым среди покупателей способам привлечения внимания. Посмотрите! – Молодой человек достает из-за пазухи внушительный прибор. – 1000 Ватт, куча функций. Раньше такие фены только в парикмахерских салонах распространялись, а теперь решили и рынок любителей осваивать. Если хотите, в нашем салоне я покажу, как он работает.

Меня разрывает на части. Мама кричит, бежать от него, я приказываю остаться.

– Ведите, – я вцепляюсь в локоть продавца и поворачиваю его в сторону ГУМа. – А какая цена?

– Посмотрите сначала, устроит ли Вас качество? О сумме мы договоримся. Вам ведь нужны часы?

– Нужны.

– И фен тоже?

Я молча киваю, опасаясь, что если я открою рот, то из него вылетит всё то, что кричит мне сейчас мама. Молодой человек приводит меня в полуподвальное помещение ГУМа с одним прилавком. Вокруг нагромождены коробки с изображением фена, который он мне показывал на Красной площади. Продавец включает прибор. Я подношу руку. Струя – мощная и теплая. Силу и температуру потока воздуха можно регулировать. Я щелкаю кнопками, направляя на руку то холодный поток, то горячий. Фен прилежно выполняет команды. Молодой человек, позволив мне наиграться вдоволь, показывает часы. Миниатюрные, с дизайном под механические. Я надеваю их и кручу рукой, как это делают девушки в ювелирных магазинах, примеряющие дорогие украшения. Часики мне нравятся.

– Берете? Всего 1500 рублей, – вкрадчиво произносит он.

– Нет, – обрываю его я и торопливо снимаю часы. – Это очень дорого.

– Подумайте, где вы найдете за такую цену часы и фен? – спрашивает продавец, призывая меня жестом оставить часы на руке.

– Не знаю, но 1500 мне не потянуть.

Я смотрю на фен и на часики. Красивые. Конечно, мама, если следовать тому, как ты учила меня делать покупки, я должна оббежать все магазины в поиске идеального сочетания функциональности и качества. Сначала изучить предложения по фенам, потом по часам. Всё оценить, взвесить, спросить совета у друзей и знающих людей. Тебя подключить, Интернет. Через месяц, если модель еще не распродали, купить, а потом добрые две недели, пока есть возможности их обменять на другую, мучительно размышлять о правильности выбора. Но теперь всё по-другому! Время сомнений прошло! Я – «неперфекционистка», и могу купить первую понравившуюся мне вещь! Деньги на фен я всё равно хотела отложить. С новой получки. И часики тоже. Так я и сделаю. Как только работу найду. Сейчас же поблагодарю милого продавца и откланяюсь.

– Знаете, девушка, – продавец оказывается быстрее, – Вы мне очень понравились. Не шарахнулись от меня, как от сумасшедшего. Так многие делают, поверьте мне, и зря. Я сейчас позвоню своему начальнику и попрошу сделать для Вас персональную скидку.

Продавец, не дожидаясь моего ответа, набирает телефонный номер и несколько минут говорит со своим начальником. Разговор складывается непросто. Его шеф, очевидно, не такой покладистый, как мой. Мне даже жалко парня. Особых аргументов ведь для обоснования скидки у него нет, кроме той, что я ему понравилась. Однако через пару минут шеф сдается.

– Дело сделано! – объявляет продавец Алексей, победно улыбаясь. – Триста рублей скинул – только для Вас!

– Значительная скидка, но всё равно дорого.

– Если Вам не понравится, можете предъявив чек, в течение двух недель вернуть товар! Всё по закону!

– Ну хорошо… – мне неудобно от того, сколько времени молодой человек с исключительно приятным именем провел со мной и безо всякого результата.