Текст книги "Перфекционистка из Москвы"

– Но я не хочу возвращаться.

– Тогда возьмись за будущее.

– С чего же начать?

– С самого важного. Что на сегодня для тебя является самым важным?

Я вымученно улыбаюсь. Неужели он не догадывается, что является самым важным для женщины, которая на протяжении месяца почти каждый день встречается с молодым человеком и даже провела ночь в одном с ним помещении на даче у родителей? Неужели мужчинам всё нужно объяснять и раскладывать по полочкам? Он же психолог! Они тоже ничего не чувствуют?

– Конечно, самое важное – найти работу, – отвечаю я.

– Согласен, – Алексей отвечает не менее уверенно. – Я так и думал. Ах, прости! Я до сих пор не знаю, что стало с твоим звонком шефу! В прошлый раз ты сказала, что дозвонилась.

– Он обрадовался, услышав меня. С удовольствием поговорил. На мой вопрос ответил не сразу, но если резюмировать его слова, то он уволил меня из-за перфекционизма.

– Так прямо и сказал?

– Да нет. Сказал, что я слишком долго работала над заданиями, пытаясь довести их до совершенства, что убила в себе творческое начало, превратилась в «серую офисную мышь», которых там и так полно. На собеседовании, мол, я была совсем другой.

– А работа, которую ты выполняла, тебе нравилась?

– Работа как работа… Тебе дают задание, ты выполняешь. Ни больше, ни меньше.

– Испытывала ли ты моменты, хотя бы изредка, когда просыпалась с желанием прийти в офис пораньше, чтобы выполнить какое-нибудь интересное задание? Приходила ли ты с работы домой, наполненная энергией и счастьем от удачно завершенного дела? Испытывала ли ты что-либо подобное… – Алексей замирает на секунду. – Как когда мы с тобой белый парусник из пазлов собирали на даче?

– Нет, никогда… – отвечаю я и удивляюсь, почему я никогда не думала о том, что работа может приносить удовольствие. И откуда он знает, что я чувствовала тогда на даче? Ведь мы об этом никогда не говорили. Наверное, он сравнивает с собой. Значит он тоже летел? Он тоже был счастлив?

– Тогда правильно, что тебя уволили, – подытоживает он, отпивая глоток кофе. Я поднимаю на него удивленные глаза. – Работа должна радовать, приносить положительные эмоции, счастье, хотя бы иногда. Иначе долго не протянешь. Как твой начальник правильно выразился, ты превратишься в «серую офисную мышь» и издохнешь.

– Да, но таких работ на всех не хватит. Кому-то приходится выполнять и обычную офисную работу. Хотя, честно говоря, я себе такой судьбы не желаю. Мне кажется, я уже знаю, что мне нужно. Что-то связанное с контролем. Мне нравится следить за порядком. Как только ты скажешь, что я готова, я начну.

– Тогда можешь начинать, – не задумываясь, отвечает он.

– Я готова?

– Да.

– Но я себя таковой не чувствую. Только голос исчез, а всё остальное осталось.

– Что именно?

Я изо всех сил стараюсь придумать еще что-нибудь, с ужасом вспоминая его слова о том, что он должен будет исчезнуть из моей жизни, как только терапия закончится. Нельзя допустить этого. Только не сейчас. Мне нужно время. Возможно, еще несколько встреч, чтобы отвыкнуть от него. Сначала видеть его раз в два дня, потом раз в неделю, потом раз в месяц и постепенно забыть. Со временем станет легче. Только не сейчас, когда я осталась совершенно одна. Даже без мамы, без её голоса. Теперь и без него! Нет, это совершенно невозможно!!! Мне нужно выиграть немного времени. Я найду способ справиться с чувствами. Притащу на следующую встречу диктофон и запишу его голос. Так всё-таки будет легче одинокими зимними вечерами. Или устрою видеонаблюдение. Буду смотреть на него по телевизору. Мне никак нельзя расставаться с ним. Только не сейчас. Не сейчас.

– Что осталось, Александра? – настойчиво повторяет он.

– Я всё еще замечаю недостатки у других. Даже у тебя!

– Какие?

– Куртка у тебя, извини, несуразная.

Алексей смотрит на куртку.

– Действительно несуразная. Сам давно хочу её поменять.

Он что-то царапает в блокноте, вырывает лист и протягивает мне.

– А это мой последний рецепт для тебя. Почерк понятен?

– Упражнение «малые шажки», – читаю я. – Выделить конечную цель и конкретные шаги по её реализации с реальными сроками выполнения, написать их на карточках. Спрятать все карточки, которые не имеют отношение к предстоящему дню. Продвигаться к поставленной цели «малыми шажками», думая только о том, что предстоит сделать сегодня. Строго придерживаться плана.

– Справишься? – спрашивает он. Я утвердительно киваю. – Тогда вперед.

Мы выходим на улицу. Лицо и руки обжигает ледяной ветер. Мы кутаемся в осенние куртки и быстрыми шагами направляемся к метро.

Я мысленно пишу на карточках, как забыть его. На первой карточке нарисую его без ноги, на второй – без руки и так далее, пока он не исчезнет из моей головы. Нет. Слишком жестоко это… Задумавшись о гуманности применяемых мною методик, я наступаю на одну из замерзших луж и поскальзываюсь, Алексей подхватывает меня. Если бы то тепло, которое я почувствовала в его объятиях, можно было направить на этот первый лед под ногами, он бы тут же растаял. «Первый шажок», – гулко звучит в голове.

– Держись, – он подставляет локоть. Я цепляюсь за него намертво.

«Второй шажок», – опять гудит внутри. Я отмахиваюсь от навязчивых мыслей и сжимаю покрепче его руку. Крепкую, мускулистую, надежную. Ужасно приятно идти с ним так по улице. Хочется спотыкаться, вязнуть в трясине, тонуть вместе с этими чертовыми карточками. Жаль, что в Москве нет болотных мест. Он бы меня обязательно вытащил.

– За тобой, наверное, как за каменной стеной, – шепчу я.

– Продолжаешь нашу терапию? Тренируешься в комплиментах? – Алексей улыбается.

– Нет, просто так сказала.

– Замечательно. Значит, наша терапия проникла в подсознание…

Мне немного не по себе от того, что нечто проникло в подсознание, а я этого даже не заметила. Всё-таки не хочется упускать ситуацию из-под контроля. Но она убегает от меня с невероятной быстротой. Сознание, казалось, в этот момент кто-то заморозил. Всё, на что я способна сейчас, – идти маленькими шажками, не понимая куда.

Мы спускаемся в метро и стоим молча еще несколько минут, пока не слышим звук приближающегося поезда.

– У меня завтра тяжелый день, – бросает он растерянно.

– Да, понимаю, – отвечаю я, не отводя от него глаз, и делаю еще один шаг – к нему. Я чувствую его «Фаренгейт» и думаю, что всё-таки они с ладаном переборщили в этом аромате.

– И ещё, – он застывает. – Я давно хотел сказать тебе…

Подошедший состав заглушает его слова. Его губы сухие на вкус и соленые. Секунда, две, три… Я не могу оторваться от него. Уже долго, слишком долго и вполне достаточно, чтобы он понял, что это не новая форма прощания между психологом и клиентом. Вполне достаточно, чтобы он ответил: обнял, прижал к себе, обжог огнем. Вполне достаточно, чтобы утонуть во всепоглощающей страсти, бесконечном поцелуе, но ничего не происходит. Он стоит в той же позе, с тем же выражением лица – усталым, грустным, немного отстраненным. А губы его всё такие же сухие и соленые. Я опускаю глаза, шагаю назад и думаю, что больше его никогда не увижу.

Глава 21

Но мы увиделись гораздо быстрее, чем я думала. Он позвонил на следующий день и попросил помочь выбрать ему новую куртку. «Суразную», как он выразился. Я согласилась.

– Куда делся твой BMW? – спрашиваю я, усаживаясь на переднее сидение потрепанной Лады.

– Оставил папе. А эту друг одолжил, пока на свою не заработаю.

– Значит ты не передумал.

– Никогда!

Он нажимает на газ, машина ревет, и мы направляемся к Ленинградке. Несмотря на потрепанный внешний вид, «Лада» мчится, как на настоящих гонках. Светофоры, скопления машин, дома, люди, остановки… Всё мелькает, как в беспокойном сне. Мы едем молча. Я держусь за сидение и очень боюсь. Перед съездом на Ленинградку он тормозит в нескольких сантиметрах от другой машины. Я испуганно смотрю на него.

– Не волнуйся. Мой друг – стритрейсер. Машина у него, что надо, – Алексей гладит руль, как старого доброго коня, и гонит дальше.

Я отворачиваюсь к окну и закрываю глаза. Мне не хочется смотреть на него. Мне неприятно быть рядом с ним. Не из-за угрызений совести, не из-за неловкости от вчерашнего безответного поцелуя. Я прошу не ехать так быстро. Он не слышит. Он обгоняет машины справа и слева, резко тормозит, разгоняется, заставляя двигатель реветь, как загнанного раненого зверя.

Я вдруг отчетливо понимаю, что всё решится сегодня. По напряжению в руках, обхватывающих руль, по той ярости, которую он выплескивает на дорогу, по резким ироничным репликам, которые он выдает за шутки. Сегодня он скажет, что вынужден исчезнуть из моей жизни. Потому что я когда-то сделала такой выбор. Потому что так будет лучше для всех.

Скрипят тормоза, меня бросает вперед.

– Не рассчитал. Извини… – говорит он сухо и снова давит на педаль газа.

Я молчу и поправляю ремень безопасности, который больно врезается в плечо. Мы продолжаем наш рваный путь, пока Алексей не паркует машину у большого торгового центра.

– Вот и всё, – он медленно выходит из машины, переходит на мою сторону и подаёт руку.

Мы мотаемся от одного бутика к другому: смотрим, меряем, качаем головой и идем дальше. Нам хорошо. Почти также хорошо, как было тогда на ковре в родительской спальной за пазлами. Мы придираемся к каждой лишней застежке, к каждому неровному шву. Мы делаем всё, чтобы продлить этот день, хоть на минуту, хоть на секунду. Через два часа подходящая куртка всё же находится.

– Домой? – спрашивает он, облачившись в новый наряд.

Я покорно киваю.

На обратном пути Алексей уже не так суетится на дороге. Он задумчиво вглядывается вдаль и жмет на педаль газа. У поста ГИБДД перед МКАД нас останавливают.

– Инспектор Гущенко, – постовой с хитрыми глазками прикладывает руку к голове. – Ваши права и документы на машину, пожалуйста.

Алексей открывает бардачок и принимается искать что-то под ворохом бумаг.

– Побыстрее, пожалуйста! – тон инспектора перестает быть вежливым.

– Сейчас-сейчас, – отвечает Алексей. – Я куда-то задевал доверенность на машину.

Несколько листков выпадают из бардачка и, миновав мои колени, опускаются на пол. Алексей передает найденные документы и хочет собрать выпавшие бумаги.

– Я положу обратно, не волнуйся, – я мягко, но настойчиво отодвигаю его руку от моих ног. – Инспектор тебя зовет. Я уберу, не волнуйся.

– Прошу выйти из машины и пройти для составления протокола за нарушение скоростного режима на дороге, – приказывает инспектор.

Алексей тревожно косится: сначала на бумаги, которые я стопочкой сложила на коленях в руках, потом на инспектора.

– Неподчинение требованиям сотрудника ГИБДД может иметь для Вас гораздо более серьезные последствия, чем ссора с Вашей девушкой, – говорит инспектор и лезет в карман за рацией.

– Я не его девушка, – поправляю инспектора я.

– Вашему молодому человеку это не поможет, если он будет продолжать сидеть. Не желаете ему потом передачки в каталажку носить? Поторопитесь.

– Иди же, чего ты ждешь? – не выдерживаю я.

Алексей вздыхает и нерешительно выходит из машины.

– Куда прикажете?

Инспектор машет черно-белым жезлом на будку ГИБДД.

Я провожаю его взглядом, даже машу и подбадривающе улыбаюсь, уверена, что ни при каких обстоятельствах не буду смотреть в эти бумаги, которые Алексей мне не хотел показывать. Я просто положу их в бардачок и спокойно подожду. А пока просто посмотрю в окно – в ту сторону, куда ушел Алексей. Сквозь стекло будки видно, как он что-то терпеливо объясняет инспектору. В противоположном окне непрерывным потоком мчатся машины.

Какие у него могут быть секреты? Письма от любовницы? Жены? Или друга? От пришедшей в голову мысли у меня на секунду перехватывает дыхание. Как же мне это раньше в голову не пришло! Красивый, обходительный, неженатый. Да он же гомосексуалист! Поэтому и интереса у него ко мне не возникло, и со Светой ничего не получилось. И куртку решил новую купить. Они ведь в своей тусовке безвкусицу не приемлют! А говорить он не хотел, чтобы не спугнуть – девушки ведь разные бывают. Он же не знает, что я, например, ничего против таких природных отклонений не имею. Понимаю и сочувствую тем, кому так не повезло в жизни. Это не помешает нашей дружбе. Общаться ведь нам никто не запрещал. Возможно, даже на мою долю выпадет вылечить его от этой гадкой болезни, как он вылечил меня! И нечего тут стесняться! Я же ему показывала результаты психологического тестирования, хотя вначале тоже не хотела. С уверенностью врача, ради спасения пациента роется в его сумке, чтобы найти лекарство, вызвавшего отравление, я открываю первый лист и сразу понимаю неверность моего предположения. Остановить, однако, в этот момент меня уже ничто не может.

В правом верхнем углу напечатано стандартным компьютерным шрифтом Times New Roman «Приложение № 4», чуть ниже приведена схема «Негативные последствия перфекционизма» с несколькими стрелочками к словам «тревога», «беспокойство», «недовольство собой», «самокритика», «угрызения совести», «поведение избегания, паралич», «дефицит личных отношений», «ссоры с родителями». На следующем листе – схема под названием «Терапия» со стрелочками «повышение самооценки», «смена критики на похвалу», «принятие ответственности за собственную жизнь»… Что это? Я открываю бардачок и вытаскиваю всю правду на колени. На первом листе жирными большими буквами напечатано «Диплом» на тему «Перфекционизм как причина депрессивных состояний» студента пятого курса психологического факультета Алексея Вишневского.

В ушах начинает звенеть. В фильмах обычно в такие минуты женщины закатывают глаза и падают в обморок, но я, понимая, что всё равно никто этого не заметит, продолжаю сидеть. Ватными, слегка подрагивающими от волнения пальцами кладу бумаги обратно в бардачок, стараясь прийти в себя. Алексей уже спешит к машине.

Открыв дверь, он что-то весело рассказывает про инспекторов, но я ничего не слышу. Я вжимаюсь в сидение и желаю только одного – оказаться побыстрее дома. Мое воображение уже рисует душераздирающую сцену прощания. Я открываю дверь машины и говорю ему: «Прощай, психолог!». Нет, так он не догадается, что я всё знаю. Скажу по-другому: «Прощай, психолог! Как ты мог?» Нет. Получается, что я попрощалась, но не уверена в этом, и снова начинаю диалог. Открою дверь, чтобы не возникло желания остаться, опущу одну ногу на землю и скажу: «Прощай!». Тут же выйду из машины и с силой захлопну дверь. Он всё поймет. На этом в нашей игре будет поставлена жирная точка. Никаких обсуждений, никаких упреков, никаких разбирательств. Если ему что-то будет не ясно, у него еще будет возможность догнать меня у подъезда.

Алексей тормозит, выключает двигатель и поворачивается ко мне.

– Вот мы и приехали, – голос его звучит сдавленно.

Я выглядываю в окно. Осеннее солнце слепит. Я тянусь к ручке, чтобы выполнить запланированное.

– Подожди, – слышу я его низкий, бархатистый голос. Он кладет свою руку на мою – конечности мои словно наливает свинцом. Я не могу сдвинуться с места. – Я хотел тебя поблагодарить за помощь. Большое спасибо.

– Всегда пожалуйста, – я с силой вырываю руку и открываю дверь.

– Постой! – кричит он. – Что случилось?

– Ничего, просто нужно идти, – говорю я и ставлю ногу на землю. – У меня куча дел.

– Ты прочитала, – говорит он какой-то безысходностью в голосе.

– Те бумажки?

– Диплом…

– Да, ознакомилась, с твоего позволения. Очень познавательно получилось.

Я встаю, он хватает меня за запястье.

– Саша, Сашенька, постой. Я всё объясню.

Я освобождаю руку и выхожу из машины. Он преграждает мне путь.

– Какой смысл в твоих объяснениях, если и так всё ясно? – не выдерживаю я. – Почему ты проводил со мной столько времени, почему бился над моими проблемами, не требуя ничего взамен. Ты использовал меня для своей работы! Как подопытного кролика! – от мысли о том, что над маленьким, ни в чем не повинным кроликом злой лаборант проводит эксперименты, вызвало у меня такой прилив жалости, что у меня перехватило дыхание, и мне пришлось остановиться на пару секунд, чтобы глотнуть воздуха и не зарыдать. – Теперь исследование окончено. Результаты закреплены. Кролик сделал своё дело, кролик может уходить. Прощай!

Я решительными шагами направляюсь к двери дома. Где-то очень глубоко еще трепещет надежда, что он бросится на колени, будет просить прощения, попытается убедить меня в том, что диплом совсем не про меня или придумает что-нибудь еще более правдоподобное, но за спиной тихо. Я замедляю темп перед дверью, чтобы дать ему последний шанс. Лезу в сумку за ключами. Делаю вид, что не могу их найти. Он не уезжает. У тебя последний шанс! Я достаю ключи из кармана пальто. Ну же! Дверь некстати открывает какая-то бабуся. Из подъезда в лицо дует теплый ветер и треплет мне волосы. Как на море… Я вспоминаю про Мальдивы и улыбаюсь. В следующий отпуск обязательно поеду туда. Пусть и одна. Надо, наконец, выяснить, где они находятся.

Глава 22

Света спохватилась слишком поздно. Командировки, проекты, вечеринки. Только через три месяца она заподозрила, что у подруги есть серьезная проблема. Света пробовала расспрашивать, заходила с разных фронтов, но Александра ушла в глухую оборону и говорить о происшедшем не желала. Это был типичный для нее способ – закрыться и ждать, когда всё пройдет. Конечно, у нее были и другие лекарства. Легкие потери она предпочитала обсуждать за чашкой чая на кухне, но теперь сидела, как партизан на допросе, и говорила о чем угодно, только не о том, о чем хотела узнать Света.

Алексея Света тоже давно не видела. Его мать на её попытки сближения не ответила. На праздновании по поводу новой должности она на вопрос о домашних ответила, что всё по-старому. «По-старому» хорошо или «по-старому» плохо, уточнить Свете не удалось. Нескончаемой вереницей тянулись к новому главному бухгалтеру руководители отделов, спеша пожать влажную от волнения ладонь и заручиться поддержкой на будущее. От Светиного опытного взгляда, однако, не ускользнуло то, как дрогнул голос, когда Марина Степановна Вишневская услышала: «Что-то сын Ваш, Алексей, давно сюда не заходил».

– У него дел много. Ему некогда. Вы же знаете по себе, молодежь сейчас такая – очень занятая, – отшутилась она и отвернулась.

Именно тогда Света забеспокоилась не на шутку. Что же произошло?

– Нам нужно поговорить, – голос в телефоне был знакомый, но Алексей для верности посмотрел на дисплей. Звонила Света.

– Ты о чем? – ответил он сдержанно. – Я думал, мы уже давно всё выяснили.

– Я не про нас. Я про Александру.

– Что с ней? – нотки беспокойства появились в его голосе.

– Мне кажется, что-то пошло не так, и это неправильно.

– И ты готова это исправить? – в его голосе послышалась усмешка.

– Я ценю твой юмор, но еще больше я ценю юмор моей подруги. Так вот, я уже несколько месяцев не видела, как она смеется. Чай пьёт и молчит. Я шучу, а она даже не улыбнется. Не думай, что я снова хочу заманить тебя. Просто я действительно беспокоюсь.

– Чай, говоришь, пьет? – многозначительно уточнил Алексей.

– Чай. А что?

– Не мохито?

– Нет, с мохито она совсем завязала.

– Тогда дела действительно плохи, – констатировал он. – Я подойду к шести к твоей работе. Успеешь?

– Да.

Света, несколько озадаченная логикой его обоснования, но обрадованная тем, что встреча всё-таки состоится, закончила презентацию, над которой работала всю вторую половину дня, выключила компьютер, сложила вещи, поправила макияж, прическу, оделась и спустилась вниз. Алексей стоял спиной к ней на лестнице и что-то читал.

 
Соленый поцелуй в метро… Не нужно…
Иду один, и только лёд на лужах
Меня приветствует холодным хрустом,
Прости за скупость слов, мне просто грустно.
 

– Сам сочинил? – спросила Света. Она положила ему подбородок на плечо.

– Не важно, – он повернулся, нахмурился, торопливо сложил листок и спрятал в карман куртки. – Тебя разве в детстве не учили, что читать письма через плечо другого нехорошо?

– Так это же не письмо, а стихотворение, – засмеялась она. – А если честно, учили, но как показывает жизнь, иногда очень даже полезно делать то, что запрещено. Где еще такие красивые стихи прочтешь, как не через чьё-нибудь плечо? Их ведь не печатают?

– Нет, не печатают. Они не для того предназначены.

– А для чего?

– Для души.

– Души прекрасные порывы?

– Скорее, тупик.

– Неужели всё так плохо?

– Да нет, диплом вот недавно защитил, на работу устроился к научному руководителю. Дела лучше некуда, – Алексей нерадостно сглотнул. – Куда пойдем?

– В то кафе.

Света кивнула в сторону переулка, за которым было спрятано новое кафе.

– О нём еще мало кто знает. Должны быть места, – обнадежила она.

Мест действительно оказалось предостаточно. Подбежал официант, проводил к столику с красными кожаными диванчиками у окна.

– Удобно здесь будет? – уточнил он.

Алексей со Светой кивнули. Официант, мгновенно оценив всю серьезность момента, тут же удалился, оставив на столе два меню в кожаном переплёте.

– Давай не будем ходить вокруг да около. Ты мне ничего не должен, и я тебе тоже. Но я кое-что с незапамятных времен должна Александре. Да и если безо всяких долгов – она моя подруга, и я хочу ей помочь. Она сама не решится попросить. Скромная и гордая – хуже сочетания придумать нельзя. Скажи мне, пожалуйста, что у вас произошло? Почему она о тебе и слышать не хочет? А говорить и подавно? Чем ты ей так насолил?

– Дипломом, – Алексей горько усмехнулся.

– Каким дипломом?

– По психологии, который я недавно защитил.

– И чем же он ей пришелся не по вкусу?

– Она думает, что я про нее написал, про её перфекционизм, и её, как она выразилась, в качестве подопытного кролика использовал.

– Это правда?

– Нет, но лучше, чтобы она думала, что это правда.

– Зачем?

– Чтобы у нее не было в отношении меня иллюзий. Пусть думает, что я гад и подлец. Так ей будет легче забыть меня.

– А тебе?

– А что мне? Я справлюсь. Глядишь, так на кандидатскую насобираю, – он опять улыбнулся, но почти сразу сник и погрустнел. – Она думает, что я про нее в дипломе писал. Даже не догадывается, что я тоже когда-то был таким же перфекционистом. Но так даже лучше. Пусть думает, что я гад. Быстрее забудет. Кстати, как у нее с работой?

– Говорит, никогда не думала, что за её педантизм и любовь к совершенству будут еще и приплачивать. В сфере банковского контроля её способности и умения как раз пригодились. Через нее ни одна подозрительная сделка не пройдет. Вот такая наша Александра – страж порядка, – Света просияла.

– Я рад за нее и за то, что у нее всё в порядке.

– В этом вся и проблема. Не всё у нее в порядке. В душу к ней, конечно, не залезешь, но я вижу – она тебя никак не может забыть. Изо всех сил старается, но не может.

– Мне очень жаль. Надеюсь, это пройдет. Пусть попробует методику мелких шажков, я её обучал этому на последнем занятии. Очень хорошо помогает.

– Тебе тоже помогает?

– Нет, не помогает…

Алексей замолчал и опустил глаза.

– Что же это получается? Два человека, похожих до невозможности, встретились, понравились друг другу, влюбились, из-за недоразумения расстались, а теперь страдают вместо того, чтобы стать счастливыми вместе? Есть ли этому какое-то логичное объяснение?

– Мы с самого начала договорились, что я для нее – только психолог, ни больше, ни меньше. Иначе бы толку никакого от терапии не было. Мне нужно было уйти из её жизни, иначе бы она не научилась жить одна, без моей поддержки и совета. Мы эту ситуацию на занятиях обсуждали с профессором, я кучу литературы перелопатил. Все говорят одно: все чувственные поползновения нужно пресекать на корню, как с одной, так и с другой стороны. Иначе будут отношения зависимости, а от них только проблемы. Вот я и принял решение пресечь на корню. Не очень изящно, но результат есть – терапия сработала.

– Но ведь сейчас терапия закончена. Что вам мешает опять объединиться – уже на других основаниях? На равных, как мужчине и женщине? Сделайте вид, что встретились впервые.

– Легко сказать. Память ведь у нас никто не стирал. Александра меня не примет теперь. Да и опасность рецидива остается. Кто будет её лечить, если ей опять понадобится помощь? Мы, как говорил Сент-Экзюпери, в ответе за тех, кого приручили.

– Вот именно! Ты и отвечай! Позвони ей. Объясни! Она поймет и простит. Она отходчивая. А лечить её не нужно будет, если вы вместе будете. Не будет причин для этого.

– Что теперь говорить. Время упущено. Пазлы разбиты… – Алексей взял в руки меню и принялся беспорядочно листать страницы.

– Ничего не упущено, ничего не разбито! – Света ударила ладонями по столу так, что посетители с других столов оглянулись.

– Знаешь, – возразил Алексей. – Мой профессор говорил, что судьбе сопротивляться нельзя, а консультированию можно. Я своё дело сделал. А если судьбе угодно свести нас снова, то она сведет.

– Как же ты не понимаешь! Судьба дает иногда только один шанс. Не используешь – и пиши-пропало, ты на другой дороге. Счастье, как пазлы, не складываются сами! Нужна рука!

Алексей нахмурился.

– Моя рука, боюсь, здесь уже не поможет. Слишком много я сделал неправильно ею.

– Есть другая, – Света протянула Алексею белую пухлую ладошку.

Тот недоверчиво покосился.

– Я тебе помощь предлагаю. Я буду вашим проводником. Я вам помогу.

– Но как? Как можно всё поправить, что испорчено безвозвратно?

– Понимаешь, даже если пазлы кто-то разломал, картинку можно снова собрать. Всегда есть второй шанс. Нужна просто умелая рука.