Текст книги "Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур"

Османы, господствовавшие на Средиземном море, потерпели сокрушительное поражение. Победа католических государств при Лепанто сопоставима с победой при Пуатье 10 октября 732 года, когда франки наголову разбили армию Омейядского халифата и остановили арабское вторжение в Европу. Гегель отмечает, что «битва при Лепанто спасла Италию и, может быть, всю Европу от наводнения варварами».

Али-паша чудом избежал уничтожения османского флота и захватил флагманский корабль мальтийских рыцарей – за что получил от Селима II титул капудан-паши (адмирала). После такого повышения, согласно обычаю, Кылыч попросил Селима выделить ему землю для постройки мечети. Султан, недолюбливавший флотоводца и не простивший ему катастрофу при Лепанто, заявил: «Ты стал хозяином морей, вот и строй в море». Али-паша получил заболоченный участок на побережье Босфора в Топхане. Синан проделал большую работу по осушению земли, поднятию уровня почвы и укреплению фундамента.

Мимару Синану приписывают строительство еще одной мечети, которую он не возводил, но только восстанавливал после пожара. Речь идет о мечети Ахи Челеби. Несмотря на скромное убранство, она занимает важное место в стамбульском фольклоре. Донатором мечети стал придворный лекарь Ахи Челеби ибн Кемаль. Его родственнику Эвлии Челеби однажды приснилось, что внутри мечети стоит пророк Мухаммед – и Эвлия вместо традиционной просьбы о прощении и долгой жизни попросил его о путешествиях, взамен пообещав пророку подробно описывать свои странствия.

Мечта Эвлии Челеби сбылась – он стал известным мусульманским путешественником, сравнимым с Ибн Баттутой. Эвлия провел в дороге более 40 лет. Сначала он исходил вдоль и поперек родной Стамбул, затем – объездил Османскую империю, Крым, Кавказ, Фракию, Македонию, Крит, Австрию и Венгрию, совершил хадж в Мекку и отправился в Египет, где и скончался. Путевые заметки Челеби объединены в 10-томную «Книгу путешествий» и содержат интересные сведения об истории, культуре, географии, государственном и общественном устройстве Порты и сопредельных земель.

Любопытная история связана с мечетью Санкы Йедым в районе Зейрек. Согласно преданию, она возведена на средства ремесленника Хайреддина Кечеджизаде. Вдохновившись великолепными султанскими мечетями, этот благочестивый человек решил поставить в родном квартале мечеть – и начал копить деньги. Он отказывал себе во вкусной еде и прочих удовольствиях на протяжении 20 лет. Вместо покупки лакомств Хайреддин заходил в трактир, жадно вдыхал аппетитные запахи и уходил со словами: «Как будто я поел» («Sanki yedim»). Сэкономленных денег хватило на скромную мечеть вместимостью 200 человек.

Одной из помпезных султанских мечетей, которые так любил ремесленник Хайреддин, была Лалели – последняя имперская мечеть Стамбула, построенная в 1760–1763 годах архитектором Мехмедом Тахиром-агой по приказу Мустафы III. По-турецки «lale» означает «тюльпан». Купол мечети похож на бутон этого цветка – но на самом деле она названа в честь почитаемого в Стамбуле святого Лалели-бабы, чья могила находится неподалеку.

Лалели-баба был дервишем. Он хвастался, что виртуозно знает город, от центральных площадей до самых страшных трущоб – смелое заявление в XVIII веке, когда бóльшая часть османской столицы представляла собой беспорядочное нагромождение жилых домов и хитросплетения узких кривых улочек. Мустафа III узнал о бахвальстве дервиша и решил проверить его. Султан приказал завязать Лалели-бабе глаза и провезти старика в карете вдоль старых крепостных стен, дабы тот назвал все городские ворота. Задание оказалось не из легких – в крепостных стенах Стамбула было немало ворот.

В Стамбуле имелись гражданские и военные ворота. Первые служили для прохода жителей и облегчали сообщение с кварталами, раскинувшимися за стенами. Они соединялись с городом мостами, перекинутыми через рвы. В военное время мосты уничтожались и отверстия ворот замуровывались. Военные ворота, защищенные башнями, отворялись только для вылазок и пропуска вспомогательных сил. Некоторые из них позднее были замурованы. В наши дни легко отыскать место этих ворот – но трудно обозначить их названия, поскольку городские планы противоречат друг другу.

Итак, Лалели-бабе предстояло блеснуть знанием Стамбула. В случае удачи Мустафа пообещал назвать в честь юродивого большую мечеть, в случае провала – отрубить хвастуну голову. Лалели-баба перечислил все ворота, за исключением последних, – он заявил, что раньше никогда их не видел. Султан был поражен: действительно, эти ворота открыли всего пару дней назад. Мустафа III сдержал обещание – последнюю монументальную османскую мечеть назвали в честь бездомного дервиша. Район, где закончилось сложное испытание Лалели-бабы, окрестили Йеникапы (тур. yeni kapı – новые ворота).

Многие мечети стали символами Стамбула. Помимо вышеупомянутых, можно вспомнить мечети Ортакёй, Шехзаде, Фируз Ага, Садабад, Джихангир, Нуруосмание, Пертевниял Валиде Султан, Хасеки Хюррем Султан, Йылдыз Хамидие, Бурмалы, Ахи Челеби, Соколлу Мехмеда-паши, Синана-паши, Мурада-паши, Ибрагима-паши, Рустема-паши и Джеррах-паши… В районе Бюйюкчекмедже есть подземная мечеть Санчаклар (ее создатели вдохновились пещерой Хира возле Мекки, где пророк Мухаммед впервые получил божественное откровение). По данным 2007 года в городе насчитывалось 2944 мечети, в 2011 году – 3087, их количество постоянно возрастает.

Иногда мечети, спроектированные в 2000-х – 2010-х годах, имеют более интересный вид, нежели их османские предшественницы. В Стамбуле есть две известные мечети с ультрамодерновым дизайном – Шакирин и Мармара Илахият в Ускюдаре. Последняя принадлежит теологическому факультету университета Мармара. Ее купол сделан в виде раковины моллюска наутилуса и совмещен с потолком в стиле «ласточкин хвост», характерном для старых турецких домов. Когда стоишь в центре Мармара Илахият, кажется, что над головой раскручивается невообразимых размеров спираль – и образуется воронка, способная оторвать молящихся от грешной земли и вознести их на небеса.

Там же, в Ускюдаре, на холме Бюйюк Чамлыджа возвышается самая большая мечеть Турции – Чамлыджа, любимый проект Эрдогана. Над ней трудились 6 лет (2013–2019). В феврале 2017 года на гигантский купол водрузили полумесяц высотой 777 см и весом около 4,5 т. Постепенно грохот стройки затих – но внизу, у подножия холма, по-прежнему блестит на солнце серебристо-синяя лента Босфора и бурлит жизнь огромного древнего города.

Глава 6
Его величество Босфор

Целой жизни мало, чтобы любить Босфор.

Стамбульская пословица

Первое, на что обращаешь внимание, стоя на любой смотровой площадке Стамбула, – это то, насколько он огромный. Безбрежный. Бескрайний. Город простирается насколько хватает глаз. Самые дальние его холмы напоминают подушечки для рукоделия, откуда, словно булавки, торчат небоскребы и минареты. И, разумеется, с любой возвышенности видно Босфор.

Босфор – главная водная артерия, зеркало и горло[43]43
  Турецкое слово «bogˇazı» имеет 2 значения: «пролив» и «горло». Кроме того, Босфор тоже называют «Bog^ˇazı».


[Закрыть] Стамбула. В Турции говорят: «Если на сердце грусть, езжай к Босфору». Памук пишет: «Босфор – душа Стамбула, в нем город черпает силы».

Побывать в Стамбуле и не прокатиться по Босфору – все равно что не попробовать в Италии мороженое или не спуститься в лондонское метро – словом, это противоестественно. По словам Памука, Босфор, Золотой Рог и Мраморное море формируют Стамбул. Исторически здания, определяющие облик города, считались тем значительнее, чем ближе они находились к воде – и чем лучше из них была видна вода. Обитатели домов, чьи окна смотрят на Босфор, чувствуют, что у Стамбула есть некая исходная точка, определяющая целостность города; и что жизнь – как бы то ни было – идет своим чередом.

Название пролива переводится с греческого как «коровий брод». Согласно мифу, громовержец Зевс пытался укрыть свою очередную возлюбленную – красавицу Ио – от гнева законной супруги Геры и превратил девушку в корову. Заподозрив измену, Гера попросила мужа подарить ей корову и приставила к ней стоглазого Аргуса, который всё видел и никогда не спал.

Зевс подослал к Аргусу веселого бога Гермеса – и тот усыпил чудовище игрой на флейте, а затем отрубил ему голову. Узнав о гибели верного слуги, Гера увековечила память о нем, перенеся глаза Аргуса на оперение павлина (поэтому рисунок на перьях птицы называется «павлиньим глазом»). Ио сбежала, но разъяренная богиня наслала на соперницу слепней. Спасаясь от них, измученная Ио пересекла сначала море (позже названное в ее честь Ионическим), а затем пролив между Европой и Азией – и вышла на берег в районе Кадыкёя.

Плавание по Босфору с трудом далось не только Ио, но и аргонавтам. Вход в Босфор охраняли скалы, окутанные туманом, – они смыкались, сокрушая корпусы кораблей. Аргонавты выпустил впереди «Арго» голубя – и скалы сомкнулись, вырвав несколько перьев из птичьего хвоста, а затем стали расходиться. Античные герои налегли на весла и миновали опасный участок; скалы же застыли навеки по обе стороны Босфора. Спасенный «Арго» благополучно вошел в Понт Аксинский – так греки называли Черное море.

Можно долго перечислять исторические и мифические события, имевшие место на Босфоре. Из верхней части пролива аргонавты отправились на поиски Золотого Руна. С одного из босфорских берегов персидские цари Дарий и Ксеркс, затеявшие в V веке до н. э. поход в Грецию, наблюдали за своими армиями – непобедимые персидские солдаты шагали по мостам, сооруженным из лодок. Несколько веков спустя Велизарий – полководец Юстиниана I – разбил войско Сасанидов сначала на суше, а затем и на Босфоре.

Босфор – самое мифологизированное место Стамбула. В его темные воды бросали сундуки с золотом, провинившихся одалисок, неверных друзей и плененных врагов. В 1595 году по приказу султана Мехмеда III в Босфоре утопили семь беременных наложниц его отца – покойного Мурада III. Гюго в стихотворении «Лунный свет» передает чарующую и тревожную атмосферу стамбульской ночи: молодая жена султана стоит возле распахнутого окна во дворце Топкапы и вдруг слышит глухой плеск:

 
  То тяжкие мешки, где слезы, где слова
 Как будто слышатся, где тела очертанья
Возможно угадать средь лунного сиянья.
 

Вдохновившись подобными историями, Николай Гумилев написал стихотворение «Константинополь»:

 
Еще близ порта орали хором
Матросы, требуя вина,
А над Стамбулом и над Босфором
Сверкнула полная луна.
 
 
Сегодня ночью на дно залива
Швырнут неверную жену,
Жену, что слишком была красива
И походила на луну.
 

Городская легенда гласит, что после кораблекрушения одному ныряльщику приказали нырнуть с мыса Сарайбурну. Погрузившись в воду, он сразу же подал сигнал, чтобы его поднимали. Позже, дрожа от ужаса, ныряльщик рассказал, что видел на дне сотни открытых мешков – и в каждом, медленно раскачиваемая течением, стояла мертвая женщина. Утопление неугодных обитательниц гарема было скорее правилом, нежели исключением. В мае 1632 года и в июне 1826 года в Босфор сбрасывали тела янычар – после подавления бунтов их несколько дней вывозили на телегах с обагренных кровью стамбульских улиц. Трупов было так много, что они мешали судоходству в Мраморном море.

На самих берегах пролива жизнь текла размеренно и неторопливо. Босфор – не только символ Стамбула и своеобразное «место силы», но и свидетель истории города и страны в целом. Двери с облупившейся краской, резные ставни и замшелые стены домов, тенистые сады на холмах, где росли босфорские сосны, багряник и столетние чинары, – для Памука все это следы погибшей османской цивилизации. Ее люди были похожи на современных турок – но современные турки, в отличие от них, бедны, слабы и провинциальны. Памук говорит о цвете кипарисов; о заброшенных ялы[44]44
  Ялы – старинные босфорские особняки османской знати. Слово «ялы» (тур. yalı) не склоняется (как, например, «такси» или «кафе»).


[Закрыть]; о стихах, которые поймет только тот, кто провел на этих берегах всю жизнь; о ржавых судах, плывущих по Босфору, и о стоящих над его водами особняках – и о том, каково жить среди развалин некогда великой и могучей цивилизации.

Берега Босфора издавна представляли собой еще одну грань восточного мира – загадочного, поэтичного и утонченного. Пьер Лоти в XIX веке назвал отрезок пролива между Бешикташем и Ортакёем чередой дворцов, «белых как снег, вздымающихся по самому морскому краю на мраморных постаментах». Конечно, за 200 лет прибрежные районы Стамбула изменились: например, сегодня к северу от упомянутого «дворцового квартала» тянется Золотая миля – полоса дорогих ночных клубов, идущая через Ортакёй и Куручешме. Эти семты когда-то были скромными рыбацкими деревушками – но в наши дни они являются лучшими городскими районами для покупки элитной недвижимости.

Босфор – один из самых красивых и романтичных водных путей в мире. На его берегах восточная и западная культуры переплетаются в архитектуре домов, построенных знатными османскими семьями. Самые удивительные здания – это ялы, деревянные особняки XVII–XIX веков. Помимо них, султаны возводили вдоль Босфора величественные дворцы в стиле барокко и многочисленные посольства – включая превосходное посольство Египта в стиле модерн.

Ялы были не просто роскошными домами – они свидетельствовали о наличии у их владельцев особого статуса. В старой стамбульской песне поется:

 
Если бы твой отец выдал тебя замуж за вельможу,
            То и ты могла бы поселиться в ялы.
 

В годы империи в ялы жили чванливые сановники, в годы республики – бывшие царедворцы и полусумасшедшие внуки пашей. Они бесконечно судились друг с другом, деля имущество. Деревянные дома гнили, краска с них осыпалась, стены чернели от холода и влаги. По воспоминаниям Памука, ялы часто поджигали, надеясь, что на их месте построят многоэтажные здания. Таким образом, к 1970-м годам, когда Стамбул начал быстро расти, большинство исторических особняков исчезло. Несмотря на это, сегодня на побережье Босфора насчитывается более 600 павильонов, киосков, охотничьих домиков, вилл и дворцов, 336 из которых признаны историческими.

Последние 200 лет Порты оказались крайне плодотворными для искусства, особенно для строительства. На закате Оттоманской империи рождались чудесные творения талантливых зодчих, определившие облик Стамбула. Если главным османским архитектором XVI века был Мимар Синан, то в XVIII–XIX веках эта должность перешла к представителям армянской семьи Бальян. Первым стал Бали Бальян, передавший дело своему сыну Магару, но настоящая слава династии началась с внуков Бали – Крикора (1764–1881) и Сенекерима (1768–1833).

На протяжении двух веков Бальяны строили Стамбул. Они создали новый архитектурный стиль – османское барокко. В этом стиле возведены мечеть Нусретие, башня Баязид, дворцы Бешикташ и Арнавуткёй Валиде Султан и другие здания на берегах Босфора. Наибольшего творческого подъема династия достигла при Карапете Бальяне (1800–1866), без творений которого нельзя представить Стамбул. Среди них – дворцы Долмабахче, Бейлербей, Йылдыз и Чираган, мечеть Безмиалем Валиде Султан, мавзолей Махмуда II и несколько армянских церквей в Бешикташе, Кумкапы, Куручешме и Бейоглу.

Сыновья Карапета Бальяна – Акоп, Симон, Никогос и Саркис – сменили отца на архитектурном поприще во второй половине XIX века, когда солнце Османской империи медленно опускалось за горизонт истории. Так, Никогос, успев поработать с отцом над Долмабахче, самостоятельно построил мечеть Меджидие в Ортакёе, часовую башню Топ-хане и Ыхламур – летнюю резиденцию Абдул-Меджида I. Саркис помогал Карапету в проектировании дворцов Чираган и Бейлербей – и уже в качестве имперского архитектора воздвиг дворцы Ферие и Кючюксу (Гёксу), а также здания университета Галатасарай и военного министерства (в последнем сейчас находится Стамбульский технический университет). Акоп совместно с Саркисом трудился над мечетью Пертевниял Валиде Султан в районе Аксарай.

Великолепные творения армянских архитекторов напоминают о старом Стамбуле, которого больше нет. Душа любого древнего города заключена в камне и воде – и столица Порты не исключение. У Афин есть Эгейское море, у Рима – Тибр, у Каира – Нил, у Лондона – Темза, а у Стамбула – Босфор.

Что бы ни происходило, Босфор не меняется. Умирают растущие вдоль его берегов деревья, разрушаются ялы, возводятся мосты, соединяющие Европу и Азию, – но Босфор величаво несет свои воды мимо рыбацких деревушек и султанских дворцов, мимо ресторанов Сарыера и казарм Селимие, мимо Девичьей башни и вокзала Хайдарпаша, мимо мусульманских кладбищ и крепостных стен Йороса, Едикуле, Румелихисари и Анадолухисари.

История Стамбула – это история его дворцов и крепостей. Византийские императоры и османские падишахи строили их для защиты и нападения, официальных приемов и бурных увеселений, демонстрации своего могущества и сокрытия тайн. Рассыпанные вдоль берегов Босфора, словно крупные старые жемчужины, дворцы и крепости великого города остаются безмолвными и беспристрастными хранителями прошлого.

О главном дворце – Топкапы – говорилось в главе 3. Вторым по значимости является Долмабахче («Насыпной сад»), построенный по приказу Абдул-Меджида I. Султан пожелал жить в великолепном дворце, не уступающем в роскоши резиденциям европейских монархов. Мрачный средневековый Топкапы не удовлетворял эстетическим требованиям правителя. Долмабахче должен был свидетельствовать о богатстве и просвещенности Османов. Для этого пришлось нарушить некоторые традиции – так, впервые в истории Порты гарем и селямлик (мужскую часть здания) разместили под одной крышей.

Долмабахче насчитывал 285 комнат. На его украшение было потрачено 14 т золота и 40 т серебра. Британская королева Виктория подарила Абдул-Меджиду I роскошную люстру из богемского стекла весом около 5 т. Император Александр II прислал Абдул-Азизу (преемнику Абдул-Меджида I) медвежью шкуру, а придворный архитектор Саркис Бальян преподнес своему повелителю картину крымского армянина Ованеса Айвазяна – Ивана Айвазовского.

Картина понравилась падишаху, и он заказал художнику 10 новых полотен с видами Стамбула и Босфора. Выполняя заказ, Айвазовский часто гостил при османском дворе. Он подружился с Абдул-Азизом и написал 30 картин, которые украшают стены Долмабахче и прочих дворцов на берегах пролива. Среди стамбульских шедевров Айвазовского – «Галатская башня в лунном свете» (1845), «Вид на Константинополь и бухту Золотой Рог» (1856) и др.

В каждом государстве есть легенды о таинственных драгоценностях – будь то богатство Аттилы, сокровища тамплиеров или золото Колчака. В Османской империи, по слухам, личная казна султанов хранилась в лабиринте под Долмабахче. Слухи усилились в 1910-х годах – после того, как пришедшие к власти младотурки[45]45
  Младотурки (иттихадисты) – члены политической партии «Единение и прогресс» («іttihat ve Terakki»).


[Закрыть] обыскали Йылдыз, бывший резиденцией Абдул-Хамида II, и, ничего не найдя, продолжили поиски в Долмабахче. Опальный султан, содержавшийся под арестом, не собирался раскрывать местоположение фамильных драгоценностей. В итоге было установлено, что один из подземных тоннелей Долмабахче ведет под Босфор. Младотурки решили, что богатства спрятаны в комнате в конце тоннеля – но им не удавалось обнаружить вход в сам лабиринт.

Абдул-Хамида II поселили в Долмабахче и установили за ним наблюдение в надежде, что султан попытается проникнуть в подземные хранилища дворца. Впрочем, опальный падишах унес тайну с собой в могилу. Через некоторое время, благодаря случайности, младотурки проникли в лабиринт – но сработала система защиты, и тоннель под Босфором затопило. Доступ к предполагаемой сокровищнице не удалось обнаружить даже с помощью водолазов. Впоследствии султанское золото искали еще много раз, однако никому не удалось разгадать тайну подземного лабиринта. Если Абдул-Хамид II не растратил богатство предков, то оно до сих пор покоится под толщей босфорских вод.

Эта история – не единственная, связанная с Долмабахче. Помпезный дворец в стиле Людовика XIV стал домом для шести последних падишахов: Абдул-Меджида I, Абдул-Азиза, Мурада V, Абдул-Хамида II, Мех-меда V и Мехмеда VI (при этом четверо из них были сыновьями Абдул-Меджида I, что свидетельствовало о династическом кризисе). АбдулХамид II оказался последним абсолютным монархом Османской империи; при его преемнике Мехмеде V впервые за 600 лет существования Порты установилась парламентарная монархия.

Отныне султан царствовал, но не правил. Реальная власть сначала находилась у партии «Единение и прогресс», а с 1913 года – у триумвирата младотурецких политиков Исмаила Энвера-паши, Мехмеда Талаата-паши и Ахмеда Джемаля-паши. На Османскую империю опускались сумерки истории. Непроглядная тьма сгущалась вокруг Стамбула и поглощала золотые полумесяцы на минаретах мечетей, построенных в эпоху богатства и процветания.

«Турция умирала от перенапряжения сил и оскудения ресурсов в попытках держаться всего того, что осталось ей в наследство от империи», – пишет британский офицер Томас Эдвард Лоуренс (Лоуренс Аравийский). Единственным аргументом османов была сабля – но сабли отступили перед более изощренным оружием. Выяснилось, что медлительные османы не готовы к усвоению чего-то нового. Властным старикам предстояло отойти от дел. Лоуренс сделал неутешительный вывод: «Турция разлагалась, и вылечить ее можно было только хирургическим путем» – и этот вывод прозвучал как приговор.

В эти тревожные и печальные годы султаны продолжали возводить роскошные дворцы, а тем временем некогда великое государство – их государство – умирало у них на глазах. Долмабахче суждено было стоять на рубеже веков и эпох – между старой и новой Турцией, империей и республикой, последним султаном и первым президентом. В 1922 году Мехмед VI – потомок Мехмеда II Завоевателя, Селима I Грозного, Сулеймана I Великолепного и Мурада IV Кровавого – покинул собственный дворец с черного входа. Перед этим он вознес мольбу Аллаху в окружении последнего шейх-уль-ислама – Медени Мехмеда Нури-эфенди и последнего великого визиря – Ахмеда Тевфика-паши.

Мехмед просил у Аллаха возможности поскорее вернуться в Стамбул, однако молитвам не суждено было сбыться. Низложенный падишах покинул столицу в условиях строжайшей секретности. Генри Мортон описывает дождливое утро 17 ноября 1922 года. К боковому входу Долма-бахче подкатила британская карета скорой помощи. Из дворца вышли пожилой мужчина, мальчик и услужливый человек с сумкой в руках. Первый был Мехмедом VI, второй – наследником трона, шехзаде Эртогрулом-эфенди, а третий – евнухом, успевшим собрать золотые кофейные чашки султана и кое-какие драгоценности. Все трое уселись в автомобиль и поехали на британскую военно-морскую базу. Водитель не знал, что увозит из Стамбула всё, что осталось от Османской империи.

Прибыв на место, беглецы поднялись на борт английского корабля «Malaya» и отплыли на Мальту. Спустя 4 года Мехмед VI умер, неоплаканный и невоспетый, в чужом ему Сан-Ремо.

В 1924 году – через 2 года после того, как последний султан покинул Стамбул – в Долмабахче зазвучал голос Мустафы Кемаля. В Церемониальном зале, под знаменитой люстрой, он, первый президент Турецкой Республики, зачитал свою первую речь в новом статусе. Здесь же 10 ноября 1938 года 57-летний Ататюрк скончался от цирроза печени. С тех пор все часы Долмабахче показывают 9:05 – время, когда остановилось сердце основателя современной Турции.

Пока Гази выступал перед нацией, из страны было выслано 156 членов Османской династии; их имущество подлежало конфискации. В первую очередь депортировали тех, кто обладал правом на престол – им на сборы давалось 24–72 часа. Остальные должны были покинуть страну в течение 9 дней. С 5 по 15 марта 1924 года Османов встречали на стамбульских железнодорожных вокзалах (Сиркеджи в европейской и Хайдарпаше в азиатской части города), выдавали им по 2 тыс. британских фунтов на человека – и сажали в поезд. После этого потомки Сулеймана Великолепного лишались турецкого гражданства. Многие уезжали с легким сердцем – они верили в реставрацию монархии и рассчитывали вернуться в Стамбул через пару месяцев. Но история распорядилась иначе.

В эмиграции судьбы представителей султанского рода сложились по-разному. Одни умерли на чужбине в нищете и печали. Вторые смирились с жизнью обычных людей в принявших их государствах. Третьи пытались наладить отношения с зарубежными мусульманскими монархами.

Европейские державы не были благосклонны к изгнанникам. Великобритания и Франция отказали Османам в гражданстве. Турецкие власти не разрешили им поселиться в Сирии. Многие члены династии осели в Бейруте, где жили под надзором полиции. Позже Франция все же приняла некоторых Османов – правда, без предоставления гражданства. В их числе был Абдул-Меджид II – сын Абдул-Азиза, последний халиф Блистательной Порты. 19 ноября 1922 года султанат был отделен от халифата и упразднен. Парламент Турции избрал Абдул-Меджида II религиозным главой мусульман, игравшим церемониальную роль и не имевшим политических полномочий. Абдул-Меджид писал картины, коллекционировал бабочек и нисколько не страдал от невозможности возглавить государство – даже в имперскую эпоху он руководил Обществом османских художников и не видел себя наследником престола. В марте 1924 года халифат был ликвидирован, и Абдул-Меджид II уехал в Париж – там он купил особняк на бульваре Суше и до конца жизни являлся главой Императорского дома Османов. Смерть последнего халифа 23 августа 1944 года совпала с освобождением Парижа от немецкой оккупации.

Судьба Абдул-Меджида II демонстрирует общую тенденцию: Османы перебирались в Европу, США и Австралию. Запрет на предоставление им турецкого гражданства действовал с 3 марта 1924 года, и никто не планировал его отменять. Люди, чьи предки создали самую могущественную в истории мусульманскую империю, не могли даже умереть на родной земле.

Не стоит думать, что все члены Османской династии были слабыми и никчемными людьми. Примером тому – Осман Фуад-эфенди, внук Мурада V. До эмиграции он вел чрезвычайно современный образ жизни и слыл любителем удовольствий. Единственный в Стамбуле открытый «мерседес» принадлежал Осману Фуаду – принц обожал автомобили и первым в Порте сел за руль.

Впрочем, таланты шехзаде не исчерпывались безупречным вкусом и тягой к развлечениям. Опытный кавалерист и самый молодой генерал Первой мировой войны (в 1918 году на момент присвоения генеральского звания ему исполнилось 23 года), Осман Фуад не боялся трудностей. Он участвовал в Итало-турецкой войне (1911–1912) и Галлиполийской битве (1915), был неоднократно ранен и контужен, попадал в плен, едва не погиб от дизентерии – но всегда рвался на фронт. Тактические изыскания шехзаде восхищали военных специалистов. Немецкий маршал Эрвин Роммель применял тактику Османа Фуада в рамках Североафриканской кампании (1940–1943).

Покинув Турцию в марте 1924 года, неутомимый принц воспринял эмиграцию как шанс посмотреть мир. Он много путешествовал и прожил достаточно долгую (78 лет) и яркую жизнь. Впрочем, история Османа Фуада – редкое исключение в калейдоскопе биографий его родственников. Правнук Мурада V Али Васиб-эфенди в мемуарах подробно описал проблемы, с которыми Османы столкнулись в эмиграции. Нехватка денег, утрата привилегированного статуса, неуверенность в завтрашнем дне – эти и другие факторы сломили дух слабых членов династии. Так, в 1924 году курдские повстанцы провозгласили султаном Мехмеда Селима-эфенди (сына Абдул-Хамида II) – но принц отказался от борьбы за власть, отправился в изгнание и в 1937 году тихо скончался в Бейруте.

Али Васиб, напротив, до конца жизни ощущал себя потомком падишахов. Шехзаде гордился своим происхождением и никогда не забывал, что, вступив на престол, он вошел бы в историю как султан Али I. В 2003 году его сын Осман Селахаддин Османоглу[46]46
  Османоглу – турецкая фамилия, дававшаяся исключительно членам Османской династии после упразднения султаната.


[Закрыть] издал мемуары отца под названием «Воспоминания османского принца». Сам автор уже на обложке книги именуется Его Императорским Высочеством принцем Али Васибом.

Представители Османской династии постепенно налаживали свою жизнь за границей. Правнук султана Абдул-Хамида II, Бейзаде Бюлент Осман, работал во французской компании «Michelin», производящей автомобильные шины; впоследствии он стал советником министерства торговли Франции и удостоился ордена Почетного легиона.

Мехмед Орхан Османоглу, внук Абдул-Хамида II, поселился со своим отцом Мехмедом Абдулкадиром-эфенди (сыном Абдул-Хамида II) в Будапеште, где старший шехзаде зарабатывал игрой на скрипке. Затем Мехмед Орхан перебрался в США и сделал карьеру летчика – в 1939 году он вывез короля Албании Ахмета Зогу из оккупированной итальянцами Тираны. Отец и сын больше не виделись: в начале Второй мировой войны Абдулкадир-эфенди эмигрировал в Софию, где умер в 1944 году в подвале от инфаркта во время бомбежки.

По завершении войны Мехмед Орхан трудился кораблестроителем в Бразилии, а потом – таксистом в Бейруте и Дамаске. Выйдя на пенсию, он переехал в Париж, где подрабатывал экскурсоводом, дворником и смотрителем кладбища. Обедневший принц ограничивался одним приемом пищи в день, но никогда – в отличие от многих родственников – не обращался за социальной помощью, а также отказывался принять гражданство других государств. Он заявлял, что если не может быть турецким гражданином, то предпочтет остаться без гражданства. Мехмед Орхан стал гражданином Турции только в 1991 году. После 68 лет изгнания он прилетел в Стамбул на 2 недели по приглашению газеты «Hürriyet» («Свобода»). К тому времени 83-летний шехзаде почти ослеп.

К младшему поколению Османов судьба оказалась более благосклонна. Правнук Абдул-Хамида II, принц Орхан Османоглу, проживает в Стамбуле и консультирует создателей турецких сериалов – в частности, теленовеллы «Права на престол: Абдул-Хамид», посвященной его прадеду. Праправнучка Абдул-Хамида II Роксан Кунтер, получившая имя в честь Роксоланы – любимой жены Сулеймана I – занималась баскетболом. Сейчас она комментирует спортивные матчи и ведет новости на турецком телевидении. Праправнук Мехмеда V и внук Али Васиба, шехзаде Орхан Мурад Османоглу – успешный бизнесмен: он владеет в Англии крупной инвестиционной компанией.

11 февраля 2018 года турецкий МИД сообщил, что всем членам султанской семьи, проживающим за рубежом, будет предоставлено турецкое гражданство. Это решение было принято после того, как Османы десятилетиями скитались по миру. Власти Турции разрешили въезд на родину женщинам – представителям династии в 1952 году, а мужчинам – только после 1974 года, когда все формальные претенденты на престол уже умерли.

Ранее турецкое правительство крайне настороженно относилось даже к молодым отпрыскам рода Османов, появившимся на свет и выросшим за границей – за ними устанавливали полицейский контроль и не сразу давали турецкое гражданство. Эртогрул Осман Османоглу – внук Абдул-Хамида II, сын Мехмеда VI и последний прямой потомок султанов, прозванный «последним Османом», – получил его только в 2004 году, хотя вернулся в Турцию в начале 1990-х годов. Однажды он посетил Долмабахче – дабы не привлекать к себе внимания, престарелый шехзаде присоединился к группе туристов. Я не могу представить, что чувствовал этот человек, гуляя по залам, где он играл ребенком.