Текст книги "По дороге на Оюту. Наперегонки со временем"

Глава 22

Сидя на полу, я пыталась сообразить, что же произошло. Из всех кораблей в порту мне достался тот, что принадлежал этому противному миранцу. Надо же было нарваться именно на этого хвостатого высокомерного гадёныша.

Девок он ненавидит! А сам в бар припёрся, при котором бордель нелегальный. Уж не за фирменным тухлым синтетическим тунцом от нашего шеф-повара он туда приходил.

Глядя на притихшую на койке Юлу, всё вспоминала сцену нашего обнаружения. Интересно, убил бы он меня, если бы не вмешалась моя крошка.

Наверное, да.

Жестокий он, сразу видно, но в то же время ребёнка ведь пожалел.

Значит, просто пугал, чтобы присмирела. Нет, не тянул он на убийцу женщин и детей. Да и эта ложка, что он прижал к моему лбу. Позаботился, пусть хоть так.

Сложный тип.

Такие мне ещё не попадались.

Можно, конечно, было уговорить его довести нас до Оюты, но я его откровенно боялась. Да и не было у меня того, что могло бы его заинтересовать.

Сомневаюсь, что он пустит слюну при виде моего тела и упоминания о девственности. Так себе товар. Он, наверное, и не такое видал да пробовал. Не стоила я таких затрат.

Эх.

– Мама, – детский шёпот вывел меня из раздумий, – а это что?

В её руках я увидела дорогущий «МейкАп». Мелкая вовсю рылась в нашем рюкзаке.

– Это чтобы марафет наводить, – тяжело вздохнув, я примерно прикинула, за сколько его можно будет продать, – реснички красить, губки там. И вообще, максимально маскировать своё истинное лицо.

– Ух ты, а можно мне? – Юла покрутила дорогую игрушку в руках. На её личике прямо жирными буквами проступало любопытство.

– Нет, милая. Ты ещё маленькая, – откинув голову, взглянула на белоснежный потолок. – Ни к чему тебе портить кожу.

– Но ты ведь красишься, – заканючила малышка, – а потом на себя непохожа.

– Я знаю, – в словах дочки была истина. – Просто, если смыть с меня весь макияж, я на взрослую матёрую тётку не потяну.

Это была правда. С моими-то дурацкими ямочками на щеках. Внешность у меня была не под стать характеру. Да и возраст не тот, чтобы умудрённой жизнью дамой себя мнить.

– А покажи, как это работает, – Юла протянула мне прибор. – Нууу, пожалуйста. Чтобы, как ты, расфуфа… ну вот такая вся.

Юла изобразила что-то невнятное руками, но я поняла.

Расфуфыренная, значит.

Это почему-то разозлило. Сжав в руках «МейкАп», я стиснула зубы. Всё-таки задели меня слова этого хвостатого. Я не девка, и никогда ею не была. Да, я танцую в баре и с разносом между мужиками бегаю, но это не даёт ему права считать меня бордельной девочкой. Я не расфуфыренная: макияж – это вынужденная мера.

– Мама, – детская ладошка опустилась на мою руку. Внимательный взгляд ярких голубых глаз напомнил мне о сестре. Юла была похожа на свою родную мать. Словно живая её частичка.

Сжато улыбнувшись, я принялась объяснять ей, как это настраивается. Мы сняли с себя голографические маски и вовсю экспериментировали, создавая новые образы. Перед нами вспыхивали наши лица в том или ином прикиде.

Сбоку тихо зашипела открывающаяся дверь.

– Нашла чему ребёнка учить. Сама размалёванная так, что с вархом спутать можно, и девчушку туда же.

Подняв голову, я впилась взглядом в миранца, стоявшего с двумя контейнерами с бульоном в руках.

– Мой ребёнок. Чему хочу, тому и учу, – проворчала я, уязвлённая его замечанием.

– Лучше бы сказки ей почитала, да буквам научила, – продолжал ворчать мужчина.

– Мама в школу не ходила, она букв не знает, – выдала Юла.

Я смутилась. Как это не знаю, ничего себе у дочери обо мне мнение.

– Юла, – я прищурилась, глядя на своё чадо, – ты что такое говоришь?!

Не посещала я уроков, конечно, но читать и писать-то умею.

– Но ты не ходила в школу, и я не пойду, – сложив руки на груди, моя пигалица выпятила вперёд подбородок, – это для дураков.

– Пойдёшь, – строго выговорила я. – И учиться будешь.

– Нет, это для легалов, а я работать буду, – и вид такой умный-преумный. Вот только несла она откровенную чушь.

– Откуда ты этого нахваталась, – не выдержала я. – Будешь мне такую ересь нести и обзываться, я тебе рот с дез. средством вымою. Ясно?

Поджав губки, эта умница-разумница и вовсе отвернулась от меня в знак протеста.

– Знаешь, а дядя прав, – прищурившись, я бросила взгляд на миранца и достала из рюкзака планшет, – будешь буквы учить. И цифры.

– Не буду, – огрызнулась моя мелочь.

– Это почему? – я тихо закипала. Распустила я её. Воспитанием тут и не пахнет. Росла как сорняк и вот результаты. Собственного ребёнка не знаю.

– А Герн сказал, что я скоро умру, и мне не нужно учиться, – выпалила Юла.

Открыв рот, я беспомощно посмотрела на миранца. Тот, поморщившись, положил контейнера на койку. А после, молча, развернулся и вышел.

– Нет родная, ты не умрёшь, – процедила я, – ты будешь ходить в школу и учить эти проклятые буквы.

Следующий час и не меньше, я вбивала в голову своей крохи то, в чём и сама была не сильна. Слушая её монотонный зубрёж, откровенно зевала. В какой-то момент и вовсе облокотилась на кровать и прикрыла глаза. Спать хотелось страшно. Мысли вяло крутились в голове, унося меня куда-то вдаль.

– Ты что наделала, мелкая? – этот дикий мужской рёв вывел меня из сладкого забвения. Вскочив, я пыталась понять, что происходит. – Тебе кто разрешал это делать? Вот поганка невоспитанная.

Ругнувшись про себя, рванула на крик. Стоило открыть дверь каюты, как картина предстала незабываемая. Посреди основного отсека, уперев руки в бока, стоял статуей миранец, и только его хвост истерично хлестал мужчину по щиколоткам. Юла же смиренно сидела на полу и подозрительно прятала ладони за спиной, изображая саму невинность.

– Смотри, что она натворила! – миранец ткнул пальцем в панель медицинской капсулы.

Упс!

Моя умница умудрилась вытащить из рюкзака положенные воспитателем розовые мелки и изрисовать медицинский прибор.

– Как мне это понимать? – у мужчины желваки ходуном заходили.

– Это всего лишь карандаш, – я беспомощно развела руками. – В больнице у нас капсула вся изрисованная детьми, вот Юла и украсила твой интерьер. Что ты так орёшь?! Это же легко стереть.

– Я где сказал вам сидеть? – прошипел он.

– Я уснула, – честно призналась. Не убивать же меня за это.

– А она что не понимает слов?! Это корабль, а не ясли-сад, – капитана плющило от злости и беспомощности. А по мне, так ситуация ерундовая: подумаешь розовые облачка да солнышко на капсуле.

– Я хотела, чтобы красивее было, как у доктора Эндро, – захныкала Юла, поняв, что я на её стороне.

– Нужно слушать старших, – процедил мужчина.

– Не смей отчитывать мою дочь, – мне как-то неприятно стало. – Да, она виновата, но не вздумай доводить её до слёз.

– Что я зверь, что ли?! Это твоя вина, а не ребёнка. Так что, женщина, убирай тут всё, а после я вас запру. Тебе ясно?

– Предельно, – я прикусила язык, потому как, по-хорошему, он был прав, но всё равно, как-то цепляла ситуация. – Пойдём, родная, будем стирать твои художества, а то у дяди от злости шерсть на хвосте выпадет.

– Но так ведь красивее, – заупрямилась она.

– Дяденьки ничего не понимают в красоте, милая, – я ещё раз бросила на миранца осуждающий взгляд. – Что возьмёшь с мужчины?! Никакого чувства прекрасного. Пойдём, Юла, вымоем тут всё.

Тяжело поднявшись, моя девочка сделала пару шагов вперёд и качнулась. Её глазки закатились. Остановившись, она тряпичной куклой осела на пол.

– Юла, – мой вопль разнёсся по отсеку, – милая.

Подскочив, я попыталась её поднять, но меня тут же откинули в сторону. Подхватив на руки, миранец быстро уложил мою малышку в капсулу.

Глава 23

– Чем она больна? – этот вопрос быстро вывел меня из ступора.

Подбежав к капсуле, я беспомощно вцепилась в ножку своей девочки. Юла лежала без чувств, только веки подрагивали.

– Женщина, ты оглохла?! Я задал вопрос, – прорычал на меня этот ушастый.

– Сердце, – выдохнула я, соображая, что к чему.

Раньше никогда такого не было. Да порой она чувствовала себя плохо, быстро уставала, иногда обильно потела. Но чтобы вот так упала – закрыв лицо ладонями, я попыталась взять эмоции под контроль и не допустить никому не нужной истерики.

– Что сердце? – миранец отдёрнул мои руки. – Конкретно говори.

– Я не знаю, – прошептала упавшим голосом, – не понимаю в этом. Там был какой-то синдром написан.

– Какой-то синдром?! Серьёзно! Ну и мамаша, – его, казалось, перекосило, – У тебя ребёнок падает без сознания, а ты его автостопом по борделям везти собралась? На Оюту? Где гарантии, что вас, вообще, туда довезут. Где твои мозги, женщина? Как её лечили? Чем?

Сглотнув, я прикусила губу. Любое оправдание сейчас всё равно не пойдёт мне в карму. Да и сердцем чувствовала, прав он. Куда я с ней, вообще, полетела?!

– Толком никак не лечили, – произнесла я одними губами, – нам врач не положен был. Мы нелегалы, понимаешь.

– Понимаю, что ты несообразительная клуша. Дотянула, а теперь зайцем по трюмам, да? Такая мать хуже врага, – его слова больно врезались в душу и неимоверно злили. Он говорил то, что я слышать и слушать не желала. – Ей в больницу нужно, а не по мужикам с тобой скакать!

– Да закрой ты рот, умник ушастый, – сорвалась я, не удержавшись. – Ты ничего обо мне не знаешь, чтобы развешивать ярлыки. Кто ты, вообще, такой, чтобы меня судить?! Ты сначала жизнь мою проживи, в шкуре моей побудь, а потом своё мне ни разу не упавшее мнение высказывай.

Во мне всё кипело от злости. Не понимаю, почему я так остро реагировала на его обидные слова. Несправедливо. Я не заслужила такого обращения.

– Хм, – скривив губы, он отвернулся и быстро что-то нащёлкал на панели управления медкапсулы. На столик выкатилась красная непрозрачная ампула. Вставив её в шприц-пистолет, миранец сделал укол Юле в предплечье. – В одном ты права, размалёванная, я тебя не знаю и безумно этому рад. Знакомство продолжать смысла не вижу. Больную девчонку я никуда не повезу, в ближайшем легальном порту вышвырну. Там вас точно повяжут. Что с тобой сделают, мне всё равно, а маленькую хоть в больницу положат. А там под опеку государства.

Монитор медкапсулы мигал красным. А я ничего не могла ответить этому типу, эмоции набрали такие обороты, что буквально спазмами горло сжало. От бессилия и лютой злости хотелось в голос визжать сиреной. Втянув воздух через ноздри, что бык, зашипела гадюкой:

– Думаешь, богатенький хвостожопый мальчик, что умнее всех?! С давалками одним воздухом дышать не хочешь! – казалось, у меня челюсть свело в оскале. – В приют мою девочку нужно, значит. А ты был, гад, в тех приютах? Ты жил их жизнью? Хорошо судить о бытности, сидя мохнатой задницей в личном кораблике. Да что ты, маменькин котёночек, о жизни-то знаешь?!

Я сжала борта капсулы так, что костяшки пальцев побелели. Бросив короткий взгляд на мои руки, мужчина, словно не слыша меня, продолжал крепить к запястью Юлы датчик. Монитор пискнул, и по нему заскользили линии сердцебиения моей крошки.

Как ни странно, но эти ломаные кривые полосы меня успокаивали. Как загипнотизированная, я следила за их преломлениями.

– Я о жизни, женщина, знаю побольше тебя, – развернувшись, миранец смерил меня странным нечитаемым взглядом. – И вот тебе мой вердикт – ребёнку срочно нужна больница, а не трюмы кораблей.

– Нет, кися, – прорычала я, снова вглядываясь в линии на мониторе, – ты ничегошеньки не знаешь. Так что засунь свои советы себе в пушистый зад и не нарывайся на гнев плохой девочки. Выкинешь в порту – твоё право. Не сдохнем. Будет меня сахарный мажор жизни учить. Ты сначала носик с кораблика своего высуни, а потом поговорим.

– Язык прикуси, женщина, – вопреки тону голоса, он засмеялся. Мой гнев казался ему чем-то забавным. Это взбесило окончательно.

– А ты заставь, кошак! – я подняла на него взгляд и поперхнулась словами. В его нечеловеческих глазах, разделённых узкой чёрной полосой зрачка, горело столько злобы, что я замолкла.

– Правильно, – процедил он, – следи за языком, а то я тебе его с корнем вырву. Поняла меня?

Отвернувшись, я промолчала. Резко схватив меня за руку, он дёрнул на себя. Не удержавшись, я буквально вжалась в его каменную грудь. Узкая когтистая ладонь впилась в мой подбородок.

– Я спросил, ты меня поняла? – казалось, ему нравилось доводить меня до белого каления.

– Да иди ты, – я попыталась отстраниться, но он не позволил. – Ты что не понял, мурчи на кого другого, мамкина кися.

Я понимала, что веду себя неправильно, но меня так задевали его слова, что хотелось ужалить, да посильнее. Мужчина молчал, внимательно вглядываясь в мои глаза. Это безумно раздражало и нелепо смущало.

– Мама, – слабый голосок с капсулы привёл меня в чувство.

Отшатнувшись, я вырвала руку из захвата и сделала шаг назад. Юла выглядела очень бледной. Её лоб покрывала испарина. Эти синяки под глазами. Страх сковал душу.

Миранец тем временем подсоединял ко второй ручке моей девочки манжету с пульсирующим голубым цветом датчиком. Табло капсулы мигнуло, полосы исчезли, а вместо них аппарат выдал какую-то мне неведомую информацию. Мужчина поглядывал на неё и молчал. А самой спросить, что там, я не решалась.

Что-то щёлкнуло. Справа выехала странная полочка, на которой лежал пластиковый бутыль. Вставив его в штатив, миранец присоединил к предплечью Юлы систему-присоску с тонкой иглой. Загорелись зелёные огоньки на штативе и жидкость закапала.

Моя девочка лежала тихо и так же, как и я, наблюдала за действиями капитана.

– Ведь ты можешь отвести нас на Оюту, – шепнула я.

– У меня длинный маршрут, и свои дела. Возиться с вами нет ни желания, ни времени. Вылезешь на станции и пойдёшь к законникам. Они определят вас куда надо. А ребёнка оправят к врачам, а там дальше в клинику, где ей и место.

– Ты родился такой тварью бессердечной, – прошипела я, – или…

– Или ты сейчас прикусишь своё жало, – резко перебил он меня, – или я спущу тебя в утилизатор, проветрить мозги. А малявку твою сдам на станции охране. Усекла?

Я снова прикрыла рот. Что-то мне говорило, что непустые это угрозы. Топчась на месте, я не знала, куда себя деть.

– Что ты замерла? Это я буду стирать? – миранец ткнул на художества Юлы.

Удержав эмоции, я развернулась и рванула за тряпкой.

Войдя в каюту, выбрала старую майку и пошла всё оттирать.

Домики, дороги, купол над городом.

Розовый Сатурн с кольцами.

А ещё воздушный шарик, что я подарила своей девочке на последний день рождения.

Мои руки дрожали от нервного напряжения, когда я стирала всё это. В этих неумелых каракулях была изображена жизнь. Счастье. Всё то, что моей дочери было родным.

Сейчас я жалела, что сорвалась в это путешествие. Нужно было идти к тем, кто держал теневой бизнес на Энцеладе. Продалась бы в элитный бордель и отрабатывала бы сумму.

Что дёрнуло меня лететь в неизвестность. Как была глупой, так и осталась.

Методично оттирая панель медкапсулы, я сама того не заметила, как перешла на трубы системы обогрева.

Я всё тёрла и тёрла, бегая промывать тряпку.

А в голове металась тысяча мыслей о том, как выкрутиться в данной ситуации. Долететь у нас не выйдет. Оюта слишком далеко.

Насобирать ту сумму, что показал доктор Эндро, тоже нереально. Это много: мне жизни не хватит, чтобы заработать такое состояние.

А может…

Бросив тряпку, я понеслась в каюту. Там в вещах был планшет Аники с небольшой сумой на счёту. На разовый выход в сеть мне хватит. Нервно вводя запрос, я наделала кучу ошибок, но великий и могучий поисковик быстро расшифровал мою сумбурную писанину. Открыв пространственное голоокно, чуть не крякнула от количества предложений.

Сотни клиник и всё предлагали услуги по пересадке сердца. Теперь нужно было, как мисс Вонг, убрать всё лишнее.

Рассмотрев рекламные объявления, быстро исключила все, которые предлагали натуральный орган. Мне такое не по карману. Затем ввела предел временного расстояния. Погасло практически всё, только четыре сиротливые карточки висели перед моим носом, и тускло мерцали голубым.

Наконец, я ввела запрос на тему гражданства.

И вот оно. Только одно объявление соответствовало моим требованиям.

В этот момент я готова была разрыдаться от злости и бессилия.

Оюта!

Всё мои запросы вели в эту систему.

«Значит, это действительно единственный шанс» – прошептала я сама себе.

Глава 24

Моя надежда на то, что миранец свыкнется с нашим присутствием, и всё же отвезёт на вожделенную Оюту, таяла с каждым днём. Типом он казался мрачным и агрессивным.

Словно медведь, в берлогу которого нам не повезло забраться.

И если с Юлой он вёл себя спокойно, то мне доставалось по полной.

«Не трать воду».

«Не выкидывай одноразовые контейнеры».

«Не трогай панель».

«Не дыши».

«И, вообще, растай в воздухе».

Утрирую, конечно, но всё выглядело примерно так.

Но в то же время я заметила странность. Он пялился на меня, как только думал, что я не смотрю. Останавливался напротив открытой двери в каюту. И это были не масленые взгляды, которыми награждали меня мужики в баре. Что-то другое: волнующее, смущающее и нервирующее. Но стоило мне повернуть голову в его сторону, как ворчливый злой кот снова высовывал свою морду.

Чтобы понять, в чём дело, я решила позаигрывать с ним: стрельнула глазками пару раз и поплатилась.

Он просто озверел. Но порой это походило на самобичевание.

Странный тип.

И попадаться ему на глаза лишний раз мне не хотелось.

Я уже в сторону туалета пробиралась по стене, абы не подставиться ему под когтистую лапу.

– Я, кажется, сказал сидеть в каюте, – в который раз взревел он, завидя крадущуюся меня.

– Мне нужду там, в уголке, справлять? – не сдержавшись, с ехидцей спросила я.

Он с шумом втянул воздух, но не ответил. Отвернувшись, снова уставился в свою панель. В воздухе, прорезая пространство вокруг мужчины, мерцали непонятные линии. Всё это выглядело феерично. Но спросить, чем миранец занят, я не решилась. Наорёт ведь. Кошак бешеный.

– Ты куда-то шла?! – донеслось резкое до меня. – И поесть возьми, с утра не завтракала.

– Ага, – я быстро кивнула и исчезла в… АСУ. Вот дожила до совершеннолетия и не знала, что туалетов на космических кораблях не бывает. Меня с пеной у рта посвятили в то, что нужно говорить гальюн или АСУ. При этом хвостатый так шипел, что, казалось, у него сейчас шерсть наружу попрёт и дыбом встанет.

Сделав все свои дела, я потихоньку включила воду в душе и умылась.

За дверью послышались голоса. Мгновенно перекрыв краны, я прислушалась.

– Диспетчер Трепе, запрос на состыковку, – ровно произнёс миранец.

– Цель визита? – послышался электронный голос.

– Высадка пассажиров.

Шипение, видимо, там регистрировали вновь прибывший корабль. А мне было страшно. Вот и всё, мы долетели.

Что за Трепе? Чья это база? Как дальше быть?

Умолять миранца было бесполезно. Более жестокого мужчину я не видела. Хотя Юла его смягчала. Детей он любил, а вот с такими, как я, дел иметь не хотел.

Это обижало: ведь он, не зная меня, осудил.

– Борт «Ди 53» вам разрешена состыковка, шлюз «7Л». Как поняли?

– «7Л» коридор, – повторил миранец, – время ограничено?

– Двадцать два часа. Вам достаточно?

– Вполне, – сжато рыкнул он.

– Добро пожаловать на Трепе.

Снова послышалось шипение и всё стихло.

Но не успела я перевести дух, как в дверь громко ударили.

– На выход. Мы швартуемся, – рявкнул ушастый, – и девчонку свою в капсулу уложи.

Послушно выйдя из гальюна, я бросила на него осуждающий взгляд.

Заметил, хмыкнул.

– Если бы не твоя девчонка, я бы тебя просто утилизировал как мусор, – чётко произнёс он, если честно, то, по-моему, откровенную ложь, – так что будь благодарна.

Я ничего не ответила. Мне просто ему нечего было сказать. Хотя…

– А ты женат, миранец?

– Нет. К чему вопрос? – он подозрительно сощурился.

– Храни Вселенная ту, на которую ты засмотришься. Надеюсь, это будет портовая давалка с букетом болячек на хвосте.

Кот расплылся в злобной усмешке и бросил такой взгляд на меня, что я поперхнулась. Но смолчал.

– Почему ты такой противный? – полезла я в бочку. Ну не могла я вести себя адекватно рядом с ним.

– Поверь, я с тобой очень милый, – муркнул он. – Ты и того не заслуживаешь.

– Ты ошибаешься насчёт меня, хвостатый. Но и ладно. Мне с тобой детей не растить и своим мужиком не называть. Надеюсь, после того, как я сойду с твоего корыта, наши дорожки больше не пересекутся.

– А я-то как на это рассчитываю, – обнажив внушительные клыки, он фыркнул в мою сторону. – Девчонку в капсулу, и сама сядь. А то окочуришься мне тут, объясняй потом охране, откуда у меня покойник на борту.

Это было грубо.

Развернувшись, я сходила за спящей Юлой. Оттащив её в капсулу, осторожно уложила, поправив под её головой странную подушку. Из неё торчало самое настоящее перо. Чёрное с рыжим переливом. Я никогда не видела живых птиц, а тут такое. Сунув находку в карман, чтобы потом подарить своей девочке, вернулась за сумкой с нашими вещами. Уже повесив её на плечо, заметила в углу за шкафом каракули. Моя малышка, кажется, не вняла воплям грозного капитана и оставила тут свои розовые художества. То же самое безобразие обнаружилось и под кроватью на полу и с другой стороны подголовника.

Я улыбнулась. Ну, вот тебе, грубиян хвостатый, будешь это оттирать и нас вспоминать.

Подняв с пола небольшой кусочек розового мелка, скривила губы и написала: «Привет тебе от нас прощальный», и пририсовала совсем уже неприличный орган. Пусть знает, что я это видела и не стёрла.

Паршивец хвостатый.

Хотя такие эпитеты здоровому хмурому мужчине не особо и шли, но всё же.

Выйдя в главный отсек, уселась на пол и зажала голову руками.

– На кресло, женщина, – уже более спокойно пробурчал он.

Сообразив, что я сделала глупость, переползла на место второго пилота.

– Пристегнись.

– Я не умею, – покрутив в руках широкий пояс, не могла догадаться, куда его втыкать.

Повернувшись, он забрал у меня ремень и, склонившись, завёл его куда-то за спинку кресла, при этом его плечо коснулось моей груди. Он замер на секунду и, медленно разогнувшись, уставился на свой пульт не мигая.

Сглотнув, я скрестила руки и вжалась в кресло.

Двигатель загудел, и впереди показалась самая обычная станция.

Миранец расслабился. Напряжение его покинуло. Даже когда это судно задребезжало от перегрузки, и меня буквально придавило к спинке, он спокойно пилотировал.

Закрыв глаза, я сглотнула вязкую слюну. Как можно вот так легко переносить этот ужас. Это первый мой межзвёздный перелёт и, надеюсь, что больше никогда я не буду путешествовать.

Прошла пара минут, и корабль пошёл плавно. На пульте по очереди загорелись зелёные огоньки.

Наконец, мы упёрлись в барьер шлюза.

Прибыли.

Поднявшись, ушастый размял шею и плечи и снисходительно глянул на меня.

– Всё, человечка, прощаемся. Не готов я к этому. Слишком всё внезапно. Бери свою мелочь, вещички, и чтобы я тебя здесь не видел. Если ещё раз жизнь сведёт, значит действительно судьба.

Я ничего не поняла. Но стало как-то обидно. Всё-таки выкидывает. До последнего надеялась, что передумает.

– Что даже не обнимемся на прощание? – съязвила я, пытаясь подняться. Но меня шатало во все стороны. Голова словно желе напичкана.

– Обнимемся?! – процедил он и отвернулся. – Лучше убирайся с моего корабля. Просто растворись в толпе и исчезни.

Встав, я закинула за спину рюкзак на длинной лямке. Активировав магноплатформу, подняла спящую Юлу.

– Удачи тебе, миранец, желать не буду. Очень надеюсь, что когда-нибудь на твоих руках будет умирать любимый человек, и ты вспомнишь меня. Вот этот самый момент.

– Ты что несёшь, – рявкнул он.

– Ничего! Это тебе мои пожелания напоследок. Хотя, знаешь, а ты неплохой, просто козёл бессердечный.

Входной люк отъехал в сторону. Тяжело вздохнув, я вышла. Да, то, что я сказала, было жестоко, и нехорошо быть такой злой. Но он выкинул меня со своего корабля с ребёнком на руках, хотя видел, что моя Юла действительно нездорова. Так что ни одного доброго слова у меня для него не нашлось. Пройдя по узкому трапу, я осмотрелась.

Трепе, значит.

Это была та ещё дыра.