Текст книги "И.о. поместного чародея"

Глава 19,
в которой рассказывается, как скрашивает путь веселая компания и дружеский разговор

Редкий случай для Эпфельредда – солнечная погода стояла вот уж который день подряд. Теплые лучи солнца грели спину, так что даже ушибы и ссадины на ней болели меньше, а хвоя и мелкие веточки под ногами сухо потрескивали. Уже знакомая мне дорога к Косым Воротищам была иссечена золотыми полосами, над которыми дрожало зыбкое марево, пахнущее сосновой смолой.

Виро, немилосердно потеющий в своем щегольском наряде, злобно косился на нас с Констаном, босоногих и обряженных в полотняные рубахи и штаны, зияющие как раз таким количеством прорех, которое обеспечивает прекрасную вентиляцию в погожий летний денек. Я, в свою очередь, с ненавистью слушала методичное чавканье, доносящееся с его стороны, потому что пирожков этот прислужник зла захватил с собой несоразмерное количество. Даже если бы мне предоставили возможность готовиться к бегству на протяжении трех дней, дали бы лошадь и пару вместительных торб, я бы постеснялась захватить с собой столько съестного. Но у злодеев и заговорщиков была, по всей видимости, какая-то иная логика, заставляющая их надевать в жаркий летний день черные бархатные камзолы, шитые серебром, и непрерывно пожирать скудные продовольственные запасы ни в чем не повинных людей.

Однако строить планы своего спасения, основываясь на том, что вражина подавится очередным кренделем и избавит меня от своего присутствия, было нельзя. Цепь несчастных случайностей, имеющих цель загнать меня в могилу прежде положенного времени, научила меня со смирением относиться к провалу моего очередного гениального плана. Надо было всего лишь придумать что-то новое, чем я и занималась, разглядывая свою тень под ногами, очертаниями напоминающую поганку – проклятые волосы снова отросли и топорщились над тощим телом, как воронье гнездо.

Если бы дело происходило в моих родных краях, где мне была знакома каждая кочка, я бы завела прожорливого секретаря в какую-нибудь топь и бросила бы, предварительно проследив, чтоб его затянуло в трясину как минимум по шею. Но здешнюю местность я толком не изучила, поэтому оставался только один вариант действий: надо было попробовать подружиться с Виро.

Это представлялось не столь уж невыполнимым делом, ради которого я была готова пожертвовать всеми своими запасами варенья и прочими милыми его желудку продуктами.

Не могу сказать, что боги одарили меня излишком дружелюбия и способностями располагать к себе новых знакомых. Размышляя о том, с чего начинаются приятельские отношения между людьми (и нелюдями), изначально относящимися друг к другу с крайним и заслуженным предубеждением, я перебирала в уме прочитанные книги, ибо жизнь доселе не баловала меня наглядными примерами. По всему выходило, что дружба завязывалась после смертельной опасности, от которой один спасал другого. Этот вариант мне не подходил, потому что мне совершенно не хотелось ни спасать Виро, ни находиться с ним поблизости, когда он столкнется с опасностью. Напротив, подобная ситуация с трагическим для Виро исходом избавила бы меня от необходимости дружить с ним в дальнейшем, что меня вполне устраивало, а следовательно, опыт героев баллад и поэм мне не подходил.

Обычные люди, насколько я знала, дружили потому, что много и часто разговаривали друг с другом, а разговаривали потому, что деваться было некуда по причине близкого соседства, общей работы или же иного неблагоприятного стечения обстоятельств.

Итак, по всему выходило, что надо было завести беседу с паршивым нелюдем. На Констана надежды не было – он разглядывал то дорогу, то небо с таким интересом, словно там таились ответы на все философские вопросы скопом.

«Спросить, как зовут коня? – тоскливо размышляла я. – Сделать комплимент мастерству наездника? Или, скорее, его аппетиту? Дьявольщина, где же все жрухи и упыри, когда они так нужны?..»

Молчание становилось все более тягостным, и я поняла, что если сейчас я не заговорю о погоде, то это сделает лошадь, не выдержав этой смертной тоски.

– Прекрасная погода для прогулки, не так ли? – брякнула я.

Констан споткнулся и отвлекся от созерцания плывущих по небу облаков, а Виро демонстративно утер лоб кружевным платком и проронил, искоса глядя на меня сверху вниз:

– Отвратительная. Просто отвратительная.

– Для сенокоса весьма благоприятно. За один день сено высохнет, если с умом выкосить да пару раз поворошить, – высказался Констан, на что Виро не ответил ничего, но скроил крайне презрительную физиономию, позволяющую понять, что он считает сенокосы крайне недостойным для порядочного человека времяпрепровождением, сродни мародерству или ростовщичеству, и говорить об этом не намерен.

«Черт, да как эти путешественники из книжек не убивали друг друга к вечеру первого дня?» – озадачилась я.

Еще некоторое время мы брели молча. Затем Констан сделал попытку затянуть песню – из тех, которые, по мнению писателей, должны помогать коротать путь и способствовать возникновению ощущения единства у поющих ее хором путников.

– Далеко ли еще до этих ваших Воротищ? – торопливо и с явными паническими интонациями в голосе спросил Виро, когда Констан набирал в грудь воздуха, чтоб начать шестой куплет.

– Думаю, мы успеем дослушать, чем закончилось дело, – хмыкнула я с некоторым злорадством, хотя от заунывных причитаний Констана и у меня мурашки по спине бегали, несмотря на солнечную погоду. Краем уха я уловила несколько словосочетаний вроде «смерть героя», «оплакали жена и матушка», «глодали тело белое тело» и решила, что не хочу знать о подробностях этой истории.

– Что?! – подпрыгнул в седле Виро, явно неприятно удивленный. – Да так мы ведь дотемна не успеем вернуться! Я-то думал, деревня за первым же поворотом. Что ж это получается?!..

Я промолчала, так как изначально предполагала вовсе не возвращаться и не продумывала этот аспект. Констан, видимо принявший близко к сердцу волнение спутника, успокаивающим тоном произнес:

– Да ничего ить не случится. Господин Теннонт остался на хозяйстве. Я ему все объяснил перед тем, как уходить. Да и что там за заботы? Еды наварено, все прибрано… Почитай, только кур в курятник загнать по вечеру да пшена им насыпать. Но он вроде как все понял из моих объяснений – справный господин такой…

Я сглотнула, откашлялась и уточнила:

– Ты сказал господину Теннонту, чтобы тот покормил кур и закрыл их в курятнике?

– Ну да, – согласился Констан с невозмутимым видом человека, воспринимающего жизнь безо всяких ненужных условностей. – А что, еще что-то надо было сделать?

«Злонамеренный и могущественный маг, вынашивающий какой-то коварный план, вполне возможно, имеющий своей целью порабощение мира, сейчас бродит вокруг курятника с горшком пшена и орет “цып-цып-цып!”» – мысленно подытожила я наш диалог и покачала головой, не находя слов для продолжения беседы. Виро тоже как-то напряженно молчал, явно представляя ту же картину, что и я.

Констан, поняв, что у него появилась возможность продолжать пение, снова монотонно загудел, временами пугая меня неожиданными и визгливыми восклицаниями: «Ой!» и «Ай!», которыми начинались некоторые особо трагические куплеты. Так прошло еще минут двадцать.

– Черт с вами, давайте разговаривать! – почти выкрикнул Виро, снова мастерски улучив момент, когда певец переводил дух.

«Ага, так вот в чем польза дорожных песен!» – сообразила я. Как же я сразу не догадалась, что они рано или поздно заставят разговориться даже самого угрюмого молчуна, если тот, конечно, не глух как пень!

– Давайте! – так же быстро ответила я и сразу же перешла к делу: – Откуда родом будете?

Виро вздохнул, как человек, понимающий, что от его красноречивости сейчас многое зависит (Констан шагал с приоткрытым ртом, явно готовясь продолжить пение при любом удобном моменте).

– Большую часть жизни своей я провел в Эзрингене, – начал он тоскливо. – Десять лет нахожусь в услужении у господина Теннонта, благодаря чему повидал многие страны; о некоторых вы, подозреваю, даже не слышали. Ни один край невозможно узнать как следует, не воздав должное его кухне. Среди прочих мне бы хотелось отметить дивный вечноцветущий Лианн, где чудная кухня: морепродукты и южные вина. Изюминкой лианнской кулинарии являются устрицы, приправленные…

Спустя полчаса я уже горько жалела, что не стала подпевать Констану. Виро действительно побывал во многих странах и, неукоснительно следуя своей житейской философии, базирующейся на невероятной прожорливости, изучил множество рецептов, слушать подробный пересказ которых было решительно невозможно, учитывая, что последнее время я питалась крайне нерегулярно. Скоро урчание моего желудка стало заглушать фырканье коня.

«Как же хорошо было идти в Воротища в одиночестве!» – с горечью думала я, с сожалением глядя на остающиеся позади черничники, урожай которых радовал глаз.

– …а главный секрет в том, чтоб вымочить мясо перед приготовлением в особом маринаде, – вещал злодей, войдя во вкус.

Я решила про себя накрепко запомнить, что столь ярко выраженное пристрастие к многословному описанию пищи подозрительно и может считаться полноправным признаком преступного склада ума.

– А родственники у вас есть? – в отчаянии спросила я, хотя прекрасно понимала, что семейные отношения у нелюдей отличаются от человеческих, но ведь можно было и соврать что-то складное! Минут на десять!

– Сирота, – ответствовал Виро.

Я устремила умоляющий взгляд на Констана, надеясь из последних сил, что уж у этого увальня должно быть значительное количество братьев и сестер, рассказ о которых позволит нам не вспоминать сегодня о приготовлении буженины по-теггэльвски.

– Дед был, но помер недавно, – сказал этот любитель бесконечных песнопений, даже не сделав попытки поделиться с нами историей, как покойный дедуля драл его за уши.

Я решила, что, пожалуй, дальше побегу трусцой. Силы мои были на исходе. Еще один рецепт или куплет меня бы просто доконали.

В это время впереди показался просвет. Судя по всему, мы добрались-таки до Косых Воротищ.

Глава 20,
в которой оказывается, что помощники вредны не только в пути

– Это та самая деревня? – с некоторой брезгливостью осведомился Виро, окидывая взором пейзаж, который открывался с опушки.

– Она, а как же, – мрачно пробурчала я, осматривая еще не позабывшиеся мне с прошлого избы разной степени кривобокости, окруженные заросшими огородами и пустырями.

За то время, которое прошло с моего последнего сюда визита, успели сгореть две хаты на западной околице, а также кто-то украл ведро из колодца, у которого я некогда мыла ноги. Пропажа ведра меня и вовсе огорчила, так как теперь я не могла решить, обуваться мне или нет. По всему выходило, что бродить по кладбищам босиком – глупое и опасное занятие, но и пачкать свои единственные башмаки не хотелось.

– Эй, вам ведро надыть? – раздался звонкий детский голосок.

Я обернулась, смерила взглядом существо неопределенного пола, похожее на меня в детстве как две капли воды, и с некоторым подозрением согласилась с предположением юного воротищенца или воротищенки.

– Дык я принесу! – радостно заявил благодетель, которого я для удобства решила считать все-таки относящимся к мужскому роду, и действительно исчез в мгновенье ока.

Спустя минуту он вернулся с бадейкой, едва ли не с себя размером, но не торопился отдавать, держась на некотором расстоянии и прижимая ее к себе.

– А если вы ее возьмете да и не вернете? – прищурившись, выдал он, с особым подозрением задержав взгляд на Виро, видимо посчитав его наиболее вероятной кандидатурой на роль потенциального похитителя бадеек.

– На кой ляд нам твое ведро? – возмутился Виро. – На голову я его, что ли, надену?

Следующим испытующим и выразительным взглядом мальчишка дал понять, что не считает эту версию такой уж несостоятельной, приведя Виро в состояние ледяного бешенства.

– Ладно, – сдалась я первой. – Денег мы тебе не дадим, и ведро нам твое не нужно. Проваливай.

– Ой, ну что вы, тетенька, – заныл малолетний паразит. – Я ж не за деньгу… по доброте душевной единственно. Но ведро на хозяйстве одно, и мамка прибьет, ежели не верну… Знаете что? Дайте мне что-нибудь ваше, чтоб потом назад поменяться, а? Ну вот недоверчивый я такой, от природы…

– Да дайте ему лопату! – влез Констан. – Нам, парень, эта лопата шибко нужна, поэтому мы по-любому отдадим за нее твою бадейку.

Не знаю, чем я думала, но протянула выродку лопату, и в следующие несколько мгновений пустынная околица огласилась воплями и проклятиями. Малолетний мерзавец улепетывал со всех ног с нашей лопатой по пустырю, Констан мчался за ним прыжками, что твой камелеопард, а я прыгала в дорожной пыли и завывала от боли, ведь увесистое дубовое днище бадейки вывалилось аккурат мне на пальцы босых ног. Виро, бесстрастно наблюдавший за происходящим, проводил взглядом скрывшегося в лопухах Констана и задумчиво произнес:

– Я все же еще раз уточню: вы абсолютно уверены, что местных жителей нужно от чего-либо спасать?

– Непременно, – отозвалась я, придав лицу выражение жертвенности, как я его себе представляла, а про себя размышляя, как бы здорово было, если б для поимки волкодлака нам требовалась приманка в виде какого-нибудь шустрого мальчонки.

Понурый и запыхавшийся Констан, облепленный репьями от пяток до макушки, вскоре вернулся. В руках он держал нечто, имеющее право условно именоваться лопатой и при некотором избытке сноровки и фантазии способное применяться при копании.

– Резвый, стервец, что мышь амбарная, – извиняющимся тоном сказал он. – Не догнал я его… А это вот во дворе каком-то у забора стояло. Все ж не руками рыть…

Виро все так же многозначительно молчал, но даже если бы в руках он держал табличку с надписью «Более жалкого зрелища я отродясь не видал» со стрелочкой, указывающей в нашу с Констаном сторону, то раздражал бы не намного сильнее.

Я впихнула грязные ноги в башмаки, борясь с сильнейшим желанием плюнуть в колодец, и сказала:

– Ну, раз у нас все в полном порядке с экипировкой, то осталось только разузнать у местного населения, где здесь людское кладбище. Я-то была только на эльфийском. Так что, Констан, милейший, спрячь ты это чудесное копательное приспособление, ибо хозяин должен узнать его из тысячи, насколько я могу судить по его своеобразному внешнему виду, и мы двинемся дальше.

– Так я знаю, где у них кладбище, – со свойственной ему беспричинной радостью заявил мой ученик. – Я когда вас, госпожа Каррен, искал в тот раз, то выспросил все подробно, так что не надобно ни у кого ничего более узнавать. Сейчас я вас проведу точнехонько к кладбищу.

И мы легкомысленно последовали за Констаном вдоль заброшенных огородов, хотя я-то могла и сообразить, что любое его предложение следовало отклонять сразу же и категорически.

Кладбище располагалось на западной окраине Косых Воротищ, отделенное от крайних изб полоской изрытого дикими свиньями поля и ветхой деревянной оградой, за которой пышно произрастали старые, искривленные деревья. Оно было еще более заросшим, чем эльфийское, а покосившиеся надгробия навевали размышления о мимолетности бытия и плохой памяти потомков. Приглядевшись и поразмышляв, можно было понять, что воротищенцы попросту хоронили своих покойников на опушке леса, явно считая, что ограничивать площадь кладбища оградой со всех сторон не стоит, так как люди умирали, умирают и будут умирать во все времена, а следовательно, территорией для их упокоения следует запастись впрок. Вдали между деревьями виднелся просвет – наверняка там было еще одно заброшенное поле, а может, и озерцо.

Тропинка вилась меж холмиков, поросших травой и кустами. Было тихо, только со стороны деревни слышался ленивый лай собак и кудахтанье кур. Щебетали лесные птицы, перепархивая с ветки на ветку над нашими головами, мирно гудели пчелы и шмели.

– Что ж, я, пожалуй, подожду вас здесь, – небрежно сказал Виро и спешился у старой яблони-кислицы, явно оценив тенистость ее кроны и приятную мягкость травы подле ее ствола, которая так и манила уставшего путника лечь и проспать на ней до вечера, пока два остолопа будут в поте лица своего разрывать могилы.

Я, в который раз осознав, что мне все-таки придется воплощать в жизнь свой план, не нашлась, что сказать, кроме как жалко пискнуть:

– А кто же будет водить коня от могилки к могилке?

– Вы же собирались просить какую-нибудь клячу у местных крестьян для этой цели. – Виро встревоженно попытался загородить скакуна от нас своим упитанным телом. Лошадь в свою очередь нервно всхрапнула и резко попятилась, упершись тыльной частью в яблоню. От толчка сверху градом посыпались зеленые мелкие яблоки, одно из которых звонко угодило аккурат в макушку секретаря.

– Если мы попросим клячу у местных крестьян, – мрачно произнесла я, – то в результате уйдем отсюда в одних подштанниках. Вы сами могли убедиться в их деловой хватке, взращенной на плодородной почве тотальной нищеты и лени, когда мы попросили у юного аборигена бадейку. Более того, я не уверена, что в этой деревне есть кони. Выжить они здесь могли только в том случае, если научились зимой добывать мох из-под снега, как северные олени.

– А что, если попробовать то заклятие, которое в прошлый раз сработало? – предложил Констан с самым простодушным видом. – Ну то, с ухом?

– Нет! – возопила я, на мгновение утратив контроль над собой и машинально схватившись за ухо. – Мы решили, что будем искать конем, вот так и поступим. То заклятие я больше не применяю. Ни при каких обстоятельствах!

– Ладно, – неохотно согласился Виро после некоторого раздумья. – Коня своего я вам дам. Но водить его меж могилок – это увольте! Если об этом узнает хоть кто-то из моих знакомых… нет, даже если я один буду знать, что согласился на подобное… Я решительно не представляю, как мне потом смотреть на себя в зеркало без стыда. Кроме всего прочего, здесь наверняка водятся ужи – в эдаких-то зарослях. А я их опасаюсь.

Я в свою очередь всю жизнь опасалась лошадей, но выхода не было.

– Как его зовут? – спросила я, неохотно приближаясь к здоровенной своенравной животине с громадными копытами, способными отправить меня в долгий полет в любую секунду.

– Гонорий, – ответствовал Виро, передавая мне поводья. – И помните, он брыкается, когда чует неуверенность.

– Могли бы и не уточнять, – пробурчала я, так как из своего опыта общения с лошадьми усвоила накрепко, что все они брыкаются. А большая часть еще и кусается.

Гонорий фыркал, упирался и явно желал мне зла. Я попыталась скормить ему пару яблок, но он всем своим видом показал, что лучше съест старый сапог, пропитанный крысиным ядом. Если я делала шаг вперед, то упрямый Гонорий делал два шага назад, поэтому передвигались мы в основном пятясь. Виро между тем улегся на травке под яблоней, достал из сумки очередной обед и не обращал на мои страдания ровно никакого внимания, явно посчитав, что конь в результате всех этих передвижений не пострадает, а об остальном заботиться не стоит.

Как всегда, то, что представлялось простым и легким делом в книжках и на словах, грозило полным провалом в жизни.

– Констан, милейший, – пропыхтела я, изо всех сил повиснув на поводьях. – Сходи-ка поищи боярышник и наруби кольев. И подлиннее.

– Это чтоб в волкодлака ими тыкать?

– Ну а куда же! – гаркнула я, а потом, понизив голос, сообщила Гонорию, которого уже успела возненавидеть: – Но если ты не поможешь нам его найти, то станешь первой в истории лошадью, которую посадили на кол!

Уж не знаю, насколько лошади разумны, но после этого Гонорий нехотя сделал пару шагов вперед, а я от неожиданности шлепнулась на весьма колючий куст.

Дело сдвинулось с места: конь с большой неохотой шел за мной, для порядка упираясь через каждые два-три шага. Неподалеку были слышны глухие удары и треск ветвей – Констан сокрушал приглянувшееся ему в качестве боярышника дерево горе-лопатой. Виро дремал, подложив под голову плащ.

Вскоре обнаружился еще один изъян народного способа борьбы с волкодлаками. Уж не знаю, каких лошадей использовали герои песен и сказаний – быть может, то были специальные снулые и покладистые животные, наподобие тех, что смиренно вращают мельничные жернова. Эти славные непарнокопытные тихо и мирно брели за владельцами, не обращая внимания, куда их тащат, – в овраг или же по отвесной скале. И лишь почуяв волкодлачий дух, они останавливались как вкопанные и знаками поясняли, в какой именно могилке затаилось чудовище. А потом еще и копать помогали.

То ли дело Гонорий – существо избалованное, испорченное и ничего не соображающее в охоте на нежить. Он пятился и от могилок, и от кустов, и от ежей, потревоженных нами в кустах. Если бы я принимала всерьез все его взбрыкивания и замирания, то следовало бы признать, что львиная доля воротищенцев стала волкодлаками после своей кончины, а ежи-оборотни – бич дальних и ближних окрестностей.

– Вот, госпожа Каррен, нарубил я колышков! – ликуя, оповестил меня Констан, вынырнув из кустов, и Гонорий немедленно попятился от него, явно намекая, что именно в Констана следует ткнуть колом в первую очередь. Тут я с ним была солидарна в некоторой степени, поэтому даже не обозвала «тупой скотиной», как делала это последние полчаса, извлекая из себя особо крупные колючки.

Я осмотрела колья, годные на то, чтоб подвязывать к ним на огороде огурцы. Две штуки были осиновыми, один – ореховый, а последний – откровенно березовый.

– Отличный боярышник уродился в этих краях, – радушно сказала я. – Ну что ж, продолжим поиски…

Надо сказать, что к тому моменту я уже смирилась, что все мои намерения пошли прахом, тем более что находить и откапывать волкодлака я не собиралась. Поэтому в моей голове оформилась мысль, что стоит еще немного побродить по кустам, затем сказать своим спутникам, что мы ошиблись кладбищем, и вернуться домой. Ясное дело, что это был никудышный план, но он включал в себя ужин и сон в чистой постели. На данный момент это компенсировало все его недостатки.

В душе моей воцарился относительный покой. Гонорий исправно пятился и дергал головой, пихая меня из одних кустов в другие; Констан волочил охапку кольев, кося глазом на коня и явно пытаясь обнаружить в его поведении хоть что-то необычное. «Вот до того дерева дойдем, и все», – подумала я, привычно выбираясь из колючих зарослей.

– Ишь негодяи-то какие! – вдруг раздался дребезжащий старческий голос. – Что удумали, ироды! Кобылу свою жирную на кладбище выпасывать! На людских костях!

На тропинке стояла бабка весьма грозного вида с пучком полевых цветов в руке.

– Последние времена пришли, не иначе! – вещала она. – Хвала богам всемилостивым, не дожил мой покойный муж, чтоб увидеть эдакое непотребство. Покойники ить в гробах переворачиваются, чуют, что над их головами скот четвероногий копыта свои в землицу освященную впечатываить по людскому попущению! Но ничего, будет вам наука, как подохнет ваша кобыла в страшных мучениях. От кладбищенской-то травы да яблочек смерть лютая, падучая, судорогами и кровавым потом известная!

Я бросила взгляд в сторону Виро, рядом с которым возвышалась горка яблочных огрызков, потом перевела взгляд на Гонория, как-то подозрительно ехидно прядающего ушами. Мне вспомнилось, как берейтор в Академии говаривал с уверенным видом: «Конь – он поумнее человека будет».

– Да мы ить не пасем коня! – вступил в беседу Констан. – Мы тут по другому делу…

– Проезжали мимо, остановились передохнуть, а конь отвязался и сбежал. Вот мы его и ловим, – торопливо закончила я.

– Не похоже что-то. – Бабка подозрительно прищурилась. – Я за вами давно наблюдаю. Не сбегала ваша скотина копытная. Вы ее туды-сюды водите, чтоб нанести урона поболее.

– Взмылился он просто, – перешла я в наступление, поняв, что бабку так просто не проймешь. – Вот и водим, чтоб поостыл и не захворал.

– Взмылился, говоришь? – Прищур бабки стал просто физически невыносим. – Ить вы на нем втроем галопом скакали?

– Да, – твердо сказала я. – Сейчас он передохнет немного, и дальше поскачем.

Тут Гонорий сделал попытку встать на дыбы и истерически заржал. Все же, несмотря на всю свою разумность, шуток кони иногда не понимают.

Старушенция смерила нас испытующим взглядом с ног до головы, отчего даже у Гонория осанка стала лучше, и процедила:

– Ладно, езжайте, коли так.

И поковыляла обратно, заставив меня испустить вздох облегчения. Что-то мне подсказывало: местные жители не обрадовались бы, если б узнали, что кто-то роется на их кладбище. Еще неизвестно, что тут судачат по поводу моего прошлого визита. Хорошо, что я без мантии, – может, и не признают. И просто замечательно, что бабка решила убраться восвояси. Самым разумным будет как можно скорее последовать ее приме…

– Госпожа Каррен, – скороговоркой протарахтел мне на ухо Констан. – А правду говорят, что волкодлаки, когда людьми были, при жизни отличались крайней везучестью и отвратной харей?

– Ну да, – не особо задумываясь, подтвердила я сей известный факт на свою же голову. А ведь могла и сообразить, зачем ему знать, правда ли…

– Бабушка! Бабушка! – заорал мой ученик, заставив меня в очередной раз похолодеть от ужаса. – Подождите минуточку!

Мне оставалось только беспомощно наблюдать, как Констан бодрыми прыжками мчится за бабкой, а потом с жаром говорит ей что-то. Бабка степенно кивала головой, его слушая, а потом что-то сказала и пальцем ткнула куда-то в сторону яблони, под которой дремал Виро.

Сияющий Констан такими же заячьими прыжками вернулся ко мне и дрожащим от счастья голосом произнес:

– Я все разузнал, госпожа Каррен. Это господин Мартиций Поук, вон там его могилка. Госпожа Уфелия сказала, что такой отвратной рожи и такого везения отродясь не видывали. У него даже изба ни разу не горела! Хозяйственный был и скупой, как ростовщик. Помер год назад и вон там похоронен. А еще все в округе знают, что господин Поук имел склонность к колдовству, да и про то, что оборотничеством сей господин баловался, каждый воротищенец слышал сызмала… Я-то ей ничего не сказал про то, что мы его откапывать собираемся, так что консти… конспирация соблюдена.

И он поволок опешившего вконец Гонория к могиле Поука. Уж не знаю, было ли дело в правдивости народных песен или же нервы коня окончательно сдали, но перед могилой господина Мартиция конь встал на дыбы, вырвал поводья из руки Констана и торопливо поскакал к дрыхнущему хозяину.

– Он это, госпожа Каррен! – с восторгом ученого, совершившего величайшее открытие в своей жизни, вскричал Констан.

Я подошла к нему и вынуждена была констатировать, что и впрямь свежая земля вокруг могилы была притоптана чуть больше, нежели у остальных. Да и само захоронение выглядело чертовски свежим. Как будто тот, кто лежал метром глубже, попал туда аккурат этой ночью, а уж никак не год назад.

– О, так вы все-таки ее нашли? – Виро сонно смотрел на нас, не делая никаких попыток подняться.

Гонорий, судя по всему, растерявший остатки своих лошадиных мозгов, пытался спрятаться за хозяина, припав к земле.

– Ну так мы же не лаптем щи хлебаем, – печально сказала я, глядя в сторону леса. «И впрямь придется откапывать, вот беда…»

От размышлений меня отвлек стук лопаты о землю. Констан принялся энергично рыть холмик. Если бы его счастливую физиономию сейчас увидел незнакомый человек, то явно бы решил, что бедняга откапывает клад, не иначе.

– А я, честно говоря, думал, что вы прикидываетесь, – с уважительным удивлением произнес Виро, который, к сожалению, передумал дремать и не мешать нам. – Известно ведь, что поместные маги борются разве что…

– …с крысолаками, – мечтательно и тоскливо закончила я за него.