Текст книги "Лапочка для Демона"

Просьба о помощи

– Тебе нужно, чтоб я сказал? Что сказал? Что мне нужна помощь? Кирсан, может, хватит уже играть?

Здесь дело не в эгоизме, а в неспособности доверять людям.

Я никому не доверяю. И Кирсану не доверяю. И Петру тоже.

Готов, в общем-то к любой фигне. Но , тем не менее, информация, что Питер меня проверяет, больновато бьет.

Это странно, учитывая мою постоянную толстокожесть. Оказывается, нихера не толстая у меня шкура.

Кажется, что здесь такого? Обычный рабочий момент.

Питер меня проверяет, я проверяю Питера.

А ведь мы с детства друг друга знаем.

Что говорить о Кирсане,  человеке со стороны, затесавшемся в наше с Питером плотное общение.

Разве я не проверял Кирсана, разве не взламывал системы архивов, чтобы посмотреть, что это человек.

Чистый, кстати,  несмотря на убийства.

Но здесь ничего удивительного.

Кирсан – бывший военный,  и он убивал. Поэтому с таким интересом и спрашивает, делал ли я это. Могу ли я убить человека. Он может. А вот я бы не хотел проверять себя на прочность.

Я бы не приехал к Кирсану, никогда. Тем более с Лисенком. Но вот тут мой промах, и очень сильный.

Я умею воевать в сети. Ох, тут мне равных нет. Серьезно. Что-то ломануть, хакнуть, вывести данные, подменить данные, проверить на прочность, организовать атаку… Это все легко.

Я умею драться. Один на один. Один на толпу. Умею. В прямом противостоянии, когда все видно, когда все враги твои – противники – вот они, их можно просчитать, можно предугадать их действия.

И я совершенно не умею бороться с системой. Именно такой, в которой летает, как в своей стихии, Беркут. Ему легко. Он – лишь винтик в структуре. Знает многих, его знают многие. За него встанут. За него подтянутся. Потому что, если он утонет, то… То полетит причинно-следственная связь, потеряются бабки, порушатся контакты и так далее.

С системой сложно воевать. Одному.

Винтик системы можно победить , только если ты – тоже винтик. Только более крупный. Или имеешь выход на более крупный винтик. На узел.

Во всех других вариантах тебя задавят.

И не важно, спрячусь ли я у Кирсана на два года, что само по себе смешно, начну ли выслеживать Беркута с свдшкой по крышам, что тоже смешно… Ему даже мои хакерские штучки побоку! Он все зоны доступа для меня!

А вот я для него доступен. Мои родные доступны. Моя Ириска доступна.

Я мог бы попробовать пожаловаться матери, отчиму или дядьке. Принести , как говорит, Кирсан, говно им на порог.

Но , сука, мне тридцать три!

Тридцать три!

Хватит уже прятаться от мира в теплой норке!

И, если ради этого мне нужно будет привлечь человека, который знает систему лучше меня, который может помочь…

Я смотрю на Кирсана, так и не ответившего на мой вопрос, поджимаю губы, прикидывая, что именно буду говорить.

Ну что, Демон, погнали? Помашем крыльями?

– Смотри, какой расклад, – шепчу я,  стараясь говорить строго и не съезжать с темы, а ещё лучше, если Кирсан начнёт меня подкалывать,  смотреть на него, как на последнего идиота. – Беркут – отморозок. Значит у него до хрена врагов. Враг моего врага – мой друг. Это лажово, но как вариант… На его место наверняка многие метят, надо только поискать. Я могу. Кроме этого, я по своим каналам могу дополнительно  накопать что-то палевное, зашкварное для него. И воспользоваться этим. Допустим, – я задумчиво смотрю мимо Михалыча, с каменной рожей попивающего настоящее французское вино и периодически  разглядывающего, как оно стекает со стенок его фужера.

– Вот врёшь, ты Ольгович, оригинал. Отличное винцо. – Лениво бубнит он, делая вид, что вообще меня не слушает.

А значит, все нормально. Слушает, значит. И тоже соображает.

– Допустим, столкнуть его с кем-то, – добавляю я осторожно. Истины-то прописные, но поддержит ли Кирсан? Он наверняка знает больше, чем говорит, солдафонская рожа.

– Он сам сталкивается, – кивает  Кирсан. – И ты безусловно прав. Только один в поле – не воин, а торчащий гвоздь, который первым получит молотком по шляпке. И ты сейчас как раз высунулся.

– Помоги мне.

Это я сказал? Это мой рот сказал. Я бы не сумел. Меня корежит, выворачивает изнутри.

А потом становится спокойно. Я, кажется, переступаю черту, за которой не один. Прошу о помощи. Протягиваю руку.

Впервые за хрен знает, сколько лет.

– Повтори, – спокойно отвечает Кирсан,  – хочу с вином просмаковать.

– Был бы я один, даже не пришёл. Я боюсь, что любая ошибка приведёт к её смерти. А какая у неё будет смерть, ты сам мне только что говорил. Ради Иры.

Я говорю чистую правду, но тут главное подача. Она у меня интуитивная, но верная. Я с этим Кирсаном психологом стану. Он оставляет своё чёртово вино в покое и становится еще серьезнее.

Защищать – это функция, которую из Кирсанова не выжечь. Ради женщины – это то, что его мучает до сих пор. Не всё он успел сделать ради своей женщины. Жена его умерла.  Он не смог спасти. И это мучает до сих пор.

 Он перестает выпендриваться и замолкает на время, глядя куда-то вглубь духовки.

– Сделаешь, как я прикажу, выживете. Нет, звони дяде.

– Говори, – сука, ну вроде всё по моему плану идет.

– Ночью сегодня на моей машине уезжай в её город и живите в квартире Лады Леонидовны.

– Вино не с наркотой? – злюсь я. – В том городе, где она кредит взяла? Я там должен отсиживаться?

– Та конторка, что Ирине Анатольевне кредит выдала, на кладбище в полном составе. У Беркута война. Там у него людей не осталось, его из региона выперли. Зато здесь даже отчим депутат тебя не защитит, и моя квартира ненадолго. К тому же, он не всесильный, хотя судя по твоей роже, ты думаешь иначе. Никто вас не обнаружит. Потеряли в Москве,  здесь и искать станут. Но недолго. Дай мне неделю, Беркут забудет о тебе, не до тебя станет.

– Ошибаешься. О семье не забывают, – я откидываюсь на спинку стула и кручу пальцами салфетку. – Странно, что он не пытался отомстить моей матери.

– Ты так думаешь?

Я ошарашенно поднимаю на Кирсана глаза.

– Я чего-то не знаю?

– Конечно, – кивает он, – но это твоя мать должна рассказать, я не имею права.

– Да, – соглашаюсь я и слышу громкий смех Лапочки. Невольно сам усмехаюсь.

– Чай попьёшь и нахер из моего дома. У меня пацан в неё влюбился, не хватало ещё травмировать  и без того хрупкую психику.

По основным моментам договорились, можно теперь про наболевшее.

– Кирсан, когда задание по мне давал своим? Вчера? Так ведь?

– Тебе зачем?

– Да хочу точно знать, твои меня ломанули и Беркуту сдали, или случайно совпало.

– Нехрен тебе это знать, – отрубает Кирсан, – сам выясню. Не лезь. Сказал тебе, что надо делать. Сиди в провинции спокойно, трахай свою Лапочку, в сеть не лезь. У Беркута полно вариантов тебя вычислить по айпи, если просветишься под своим ником и выйдешь в игру.

– Ты уж меня совсем за дебила не считай, – огрызаюсь я.

Наглость какая, указывать спецу по кибербезопасности правила элементарные этой самой кибербезопасности. Охренел в конец Кирсан.

– Ты мне все же скажи, кто меня ломал.

– Нет.

– Кирсан, я же выясню. Потом. И пообщаюсь.

– Сразу получишь в табло. И Лапа твоя свалит то тебя, красивого. Потому что , хоть мужика шрамы и украшают, но такую рожу даже шрамы не спасут.

– А  я в Лапе уверен, – кидаю ему в лицо.

– Хочешь, проверим? – холодная, ехидная усмешка.

Дорога

Я выполняю приказ Кирсана и пилю уже добрую сотню километров на юго-восток, чтобы спрятаться в квартире любовницы от всех своих врагов.

Реально, самому не верится в этот чертов бред.

Да, Игореха, давно ты так не бегал… Взрослый мальчик уже, думал, что все, голову в песок прятать не придется больше.

А приходится.

Бегу, ведь, бегу! От прошлого своего, от отца – твари беспринципной, из-за своего эгоизма разрушившего когда-то жизни четырех человек, от матери, которую понимаю и даже предъявить ей нечего на самом деле, она справлялась, как могла. От брательника старшего, суки и маньяка. При мысли о Беркуте колет в груди воспоминанием из детства.

Очень я брата хотел, когда мелким был. И именно старшего. Чтоб можно было в школе с полным правом сказать : «А вот мой брат…».

Чтоб гордиться им.

Разговаривать.

Дружить.

Ну что тут скажешь, бойтесь своих желаний, да? Они, суки, сбываются.

И вот я на мгновение уже не самодостаточный и взрослый мужик, вполне себе отдельная боевая единица, а тот мелкий сопливый пацан, обманутый в своих ожиданиях, мечтах.

Эта легкость переключения пугает. Раньше такого дерьма со мной не происходило.

Наоборот, как-то привычно все со стороны было видеть, анализировать и выдавать грамотные прогнозы. Все проходило через мозг, сердца не касаясь.

И то, что сейчас так цепануло то, что, казалось, давно уже в прошлом и умерло, заслуга Лапы моей.

Она меня делает слабее, уязвимее. Человечнее.

Кошусь на соседнее сиденье.

Моя девочка спит в разложенном кресле, уткнувшись носиком в подушку и закутавшись в пушистый плед. Только макушка рыжая виднеется.

Напереживалась, намучилась.

Длинно всхлипывает во сне, а я слышу  и сжимаю челюсть злобно.

Сучара Кирсан мне еще ответит за это.

Все же ментовскую натуру ничем не вытравишь.

Хоть и послал я его далеко и надолго, но все же момент упустил, и Кирсану удалось свою аферу провернуть.

И теперь меня всю оставшуюся жизнь будут мучить  невинные карие глазки Иришки, наполненные слезами. Ее  тихий, умоляющий шепот: «Игорёша, пожалуйста, я не хочу здесь оставаться. Давай не будем   с Кириллом Михайловичем общаться».

И кто виноват в этих слезах? Тварь последняя, не уследившая за  Ириской. Я.

Я – мудак.

С Кирсаном мы, после его предложения гнусного, сначала матерно полаялись, потом выпили еще, потом сухо проговорили все по дальнейшему плану действий и разошлись, глубоко недовольные друг другом.

И я, идиота кусок, лажанул.

Ушел с Никитосом в его комнату и занялся перенастройкой левого айпи для того, чтоб в дороге не скучать, а работать. Сам Ник сидел рядом и охеревал от моих действий. Я заодно еще и у него в компе полазил душевно, выискивая лазейки домашнего облака. А то Кирсан у нас весь такой загадочный…

Прямо до жути.

Ничего особенного не нарыл, но увлекся. Меня всегда работа увлекает, себя забываю.

Торопиться нам было некуда, выезд назначили на четыре утра, чтоб спиртное выветрилось, да и ехать легче, пробок меньше, дорога чище.

И потому, когда мимо открытой двери Никитоса пробежал мой рыжий огонек, я даже не понял сначала, что случилось. Первым, к моему стыду, за Лапой рванул Ник.

А я уже потом.

Ириску я застал в той комнате, где по приезду свалился без задних ног, испуганную и глядящую на меня огромными , полными слез глазами.

Пока  утешал, успокаивал,  выяснял, что случилось, время еще прошло. От Ириски ничего не добился, кроме красных щек и постоянно повторяющейся просьбы уехать отсюда и не общаться с хозяином.

Ну что же. Я ей это мог твердо пообещать. Правда, только после душевного разговора с Кирсаном.

– Игорь, не надо! Не ходи, Игорь! – она цеплялась за меня, кусала губы, – он просто… Просто сказал, что тебе без меня легче будет… И что мне надо уехать к Ладе… Игорь! Может, он прав? Может…

– Он не прав, Лапа, – я держал ее за плечи и говорил твердо и спокойно, – он – мудак. Не слушай его. Он… Тебя не трогал?

– Нет! Ты что? – ее глаза стали еще больше, огромные, карие, затягивающие невинные  омуты, – нет! Он только… Он так убедительно говорил… А я… Я такая дура… Я не смогла ничего ответить, растерялась… Прости…

Я прервал ее поцелуем, умирая просто в этот момент рядом с ней. Моя девочка маленькая, такая смелая, такая стойкая.

У Кирсана опыт в расколке матерых преступников, он умеет работать с людьми, видит их слабости чисто интуитивно, знает, куда надавить, какой тон выбрать.

Моя Ириска прошла через ад, похоже.

И не сломалась.

А вот Кирсан сейчас сломается. Я поломаю.

Я еще раз контрольно поцеловал в распухшие от слез губы, успокоил Ириску    и пошел разбираться с хозяином квартиры.

Гадом, не понимающим нормальных русских слов.

Кирсан сидел на кухне, пил спокойно чай.

Сходу, без разговоров, по морде получил и свалился на пол, но отвечать не стал. Поднялся, глянул на мою злобную рожу и боевую стойку, усмехнулся, прихватил полотенце и прижал к носу.

Сел за стол опять.

– Так себе удар, чему вас только в этих муай-таях учат…

– Щас покажу, – пообещал я и опять рванул к нему.

Но Кирсан второй раз попасть по себе не позволил, мягко увернулся и шагнул в сторону.

– Остынь.

– Сука! – я опять кинулся, и тогда меня поймали на болевой. Легко так, просто, словно не чемпион я и мастер спорта, а мальчишка мелкий.

– Остынь, я сказал, – спокойно повторил Кирсан, – я косячнул, признаюсь. Потому и не уворачивался. Заслужил. Но не настолько, чтоб позволять себе безнаказанно рожу чистить на моей же кухне.

– Ты нахера? Нахера? Я же убью тебя! – хрипел я, уже не пытаясь вырваться.

Кирсан держал, ждал.

И постепенно я затих. Надо было выждать. Что толку, что он мне сейчас руку сломает?

Нет уж. Подождем. Поиграем.

– Все, могу отпускать?

– Все.

Кирсан отпустил, уселся опять пить чай.

– Садись, чаю попей.

– Залей себе этот чай…

– Я понял, но все же сядь.

Я сел. И Кирсан, спокойно попивая горяченный напиток, в нескольких словах дал мне расклад по Лапе:

– Ну что сказать… Девочка странная. Непростая. Ты же понимаешь, что я ее в любом случае проверил бы? С твоим разрешением или без твоего разрешения? Не скалься, Ольгович, работа у меня такая. Короче, у нее есть определённые заморочки в психике, ну ты это понял уже, наверно… Я с ней только разговаривал. Определенным образом. Каким? Таким, что, если женщина, например, ищет себе защитника, хочет устроиться получше, то ее наиболее вероятная реакция после такого разговора…

– Секс с тобой. Предложение секса.

– Сечешь… Так и есть. Я даю определённую уверенность, гарантии в том, что я смогу защитить, что я – лучше, чем ты. Выгоднее. Обычно на такое ведутся процентов девяносто женщин.

Тут он помолчал, отпил еще чай и продолжил с неожиданным сожалением в голосе:

– Твоя не повелась. Я говорил, она слушала и все больше закрывалась. Я не психолог и здесь не могу понять,  что послужило триггером к закрытию, но она определенно ушла в себя и не хотела со мной контактировать. Причем, до этого, в обычном общении, она прекрасно шла навстречу, доверяла мне и выглядела вполне… эээ… Внушаемой.

Я мог бы опять задать вопрос «нахера?», начать бушевать, добиваться, чтоб извинился перед Лапочкой, но… Смысла не было.

Кирсан во многом похож на меня, такая же рациональная скотина, плюющая на эмоции других людей.

И Лапа моя была ему посторонней, просто объектом, который нужно прощупать на пригодность и стрессоустойчивость.

Вот и прощупал, скот.

– И выводы мои по ней вполне определенные: тебе, хакеру немытому, почему-то повезло с порядочной и до одури влюбленной в тебя бабой. Радуйся. Такая фигня –  невероятная редкость в наше время.

– Пошел ты нахер, – от души пожелал я Кирсану и отправился обратно в комнату, успокаивать свою Лапочку.

Она еще не спала, лежала, несчастная и поникшая , на по-солдатски строго заправленной односпалке   и смотрела на меня огромными печальными глазами.

– Игореш, – прошептала она, – все в порядке?

– Конечно, Лап, – заверил я, – ты прости этого ублюдка, он просто… Ну, неважно.

– Я тут подумала, Игореш, – она замялась, опустила глаза, но затем продолжила, – может… Может, он прав? Может, тебе и в самом деле… Я одни несчастья приношу ведь…

Тут я не стал терпеть, заткнул ее поцелуем. Глубоким, настойчивым и безапелляционным.

И, чтоб уж окончательно все глупые мысли из головы выбить, поцеловал еще. Ниже.

Она, конечно, вырывалась, всхлипывала, шептала что-то  про то, что неудобно, и стыдно, и вдруг Ник, вдруг Кирилл, а дверь открыта и аххх!

Больше ничего не говорила. Сложно разговаривать, когда языком трахают.

Потом Ириска уснула, а я продолжил заниматься перенастройкой своего оборудования.

Примерно в три ночи мы попрощались с негостеприимным хозяином, сели в его ровер предпоследней модели и выехали со двора.

Ириска сразу засыпает, а я еду… У меня есть много часов в дороге, чтоб обдумать ситуацию, выстроить план действий.

Ну и муками совести пострадать.

Я не прошу себе этого. Позволил играть с любимой  девушкой матёрому менту, который колет допросами непробиваемых мужиков.

Почему она ему не поддалась?

А потому что у неё с психикой что-то невероятное творится. Я пытался сообразить диагноз, кроме уже выясненного, но у неё голова состоит из одних блоков, и когда Кирсанов лаской и сладкими словами с жутким подтекстом уговаривал её поехать к Ладе и не связываться со мной, она закрылась от него испугом и твердила: «Игорь всё решит».

Это мне Кирсан рассказал в сообщении, когда я уже выезжал из города. Он реально обалдел от моей Лапы. Да так, сука, мне всё расписал, что я, совестью изъеденный, ласково своей девочке одеяло поправляю, смотрю, как она спит на переднем сидении и время от времени тяжко вздыхает во сне.

Такая нежная, такая красивая… Как она сегодня стонала, тихо и беспомощно, губы зажимала ладошкой, стыдливо краснела… И подавалась бедрами мне навстречу нетерпеливо.

Самая лучшая.

Мне реально повезло, прав Кирсан, хоть и сука редкая.

Такую от себя нельзя отпускать, ни за что.

Вот пытался я от нее спастись, ее от себя спасти… И нифига не получилось.

А значит…

Через двести километров от Москвы, я отправляю сообщение Кирсану: «Желаю вам от чистого сердца такую же верную подругу, Кирилл Михайлович. На свадьбу не приглашу, невеста вас люто ненавидит».

«Я спрошу у неё, ненавидит ли она меня».

«Попробуй», – я ставлю наши с Лапочкой телефоны на синхронизацию, буду наблюдать, кто ей пишет.

«Ольгович, признайся, она для тебя слишком хороша».

«Признаю. Завидуй молча, сука».

На заднем сидении приходит сообщение на мой ноут. Не отвлекаясь от дороги, дотягиваюсь до него рукой и ставлю на панель перед лобовым стеклом.

Открыто несколько окон, по одному идет считывание информации, на другом высвечивается фотография  того, кто взломал меня. Человек из команды Кирсана. Мелкий айтишник, что пробил мою защиту, был не виноват в том, что Беркут узнал обо мне всё. Он просто сделал «лаз». И нормально не закрыл его, недоучка херов.  И по протоптанной дорожке, следом за Кирсановым выблядком, забралась другая крыса. И вот это поворот, мать его! Накопал на меня инфу и слил Беркуту почётный мент, дружбан Кирсана,  работающий в органах.

Я даже на автостраде в карман заезжаю и останавливаюсь, чтобы не терять время.

Четыре часа утра, я узнаю всё о ментовской крысе и тупо сливаю все его связи с криминалом в службу собственной безопасности.

Кроме этого, подставляю дядю при погонах везде и всюду так,  чтобы утро у него было весёлым, интересным и полным разнообразных событий.

И, чтобы отомстить Кирсану, я еще и конкурентам Беркута  продажного мента сдаю.

Недаром Кирсан огрызался, что сам решит все вопросы. Не успеет теперь!

Его дружок  подвёл нас с Ириской под пули, а, значит, похер на церемонии!

Следом за этой информацией прилетает дельце некой фирмы, что отжала бизнес у Беркута в городе, куда я ехал.

Официальные данные. Неофициальные.

Неплохо. Бандитские войны – это отличный шанс поквитаться с обидчиками. Врагов Беркута найти оказалось не так и сложно. Инкогнито слить им информацию на все его дела – тоже не проблема.

– Сам он, блядь, найдёт, – расстроенно шепчу я, – доброе утро, Кирсанюга. Сейчас ты проснёшься и начнёшь хлебать мою кашу.

А потому что нехер взлетать выше дозволенной высоты.

– Игорёш? – мяукает девочка рядом со мной.

– Да, Лап, осталось немного, скоро будем дома, – улыбаюсь я, сворачивая свою технику.

Нет. Я поеду в город, дядьке под крыло.

Естественно, рассказывать подробности моей веселой жизни ему не стану, но в одном Кирсан прав – надо укрыться. Надо в стороне переждать.

Теперь не до гордыни. У меня семейный отдых и регистрация брака в ближайшем ЗАГСе. Моё дело сделано, остается только следить, как будут разворачиваться события. И, конечно, Ирискиных обидчиков наказать следует. Должен же я как-то совесть умаслить, а то покоя не даёт.

– Кушать хочешь? – я прикасаюсь к её тёплым губам.

– А что у нас есть?

– Придорожное кафе с низкокачественным кофе, пончиками, пропитанными транс-жирами, и гамбургерами с соевым мясом.

– М-м-м, как аппетитно, – смеется мой Лисёнок, моя Лапочка, моя Ириска. Как её ещё нежно назвать?

Всё равно не вместится вся моя любовь в эти ласковые прозвища.

– Я люблю тебя, – шепчу я.

Нужно взрослеть и переставать  бежать от себя.