Автор книги: Марк Вевиоровский
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
После этого
НАДЕЛАЛ ТЫ ДЕЛОВ
– Ну, Анатолий, ты и наделал делов! Полковник, доложите.
– Слушаюсь, товарищ генерал. Осмотром места происшествия установлено следующее. В данном доме, выселенном год назад для проведения капитального ремонта, преступниками был оборудован укрепленный пункт. В ходе операции по освобождению заложницы … неким сотрудником спецназа было уничтожено 17 человек. Трое скончались под лестницей на второй этаж, задохнувшись дымом от начавшегося пожара. На их телах обнаружены тяжелые телесные повреждения от ударов, у двух сломаны шейные позвонки. В коридоре второго этажа еще трое вооруженных граждан в полувоенной форме пострадали от взрыва гранат, а один убит ударом ножа в горло. В комнатах обнаружено десять трупов, причем шестеро застрелены. Вот гильзы и пустая обойма, товарищ полковник, возьмите.
– В ходе последующей операции по зачистке территории в перестрелке погибли четверо преступников и задержаны пятеро. Изъято много стрелкового оружия, в том числе семь автоматов и два пулемета.
– Удалось установить личности всех, кроме одного. Никаких документов, никаких зацепок. Но зато в его карманах обнаружен пистолет «Вальтер» калибра 9 миллиметров и ПС – такой же, как у вас.
– Да, я знаю. Будет лучше, если эти пикантные подробности вы опустите в общей сводке. А пистолет я могу забрать – вы его могли и не найти, ведь я его забрал сам?
– Отдайте, полковник. Не хочешь посмотреть на задержанных, Свиридов?
– И поговорить тоже.
– Приведите задержанных. Как девочка, не очень перепугана?
– Держится молодцом, чего не скажешь о матери …
ТОНЯ УСЛЫШАЛА
Как ни старался Свиридов не шуметь, Тоня услышала и выбежала в гостиную, запахивая халатик.
– Толенька!
Она обняла его, поцеловала, прижалась. Свиридов обнял ее, стал целовать и почувствовал, как она все теснее прижималась к нему.
– Тонечка, я прямо с дороги, грязный … Пойдем в бассейн?
– Не поздно? Пошли!
В халате и тапочках, держась за его руку, она поспешала за его широкими шагами.
В помещении бассейна было темно и горели только несколько ламп ночного освещения. Свиридов щелкнул выключателями и часть бассейна осветилась привычным ласковым светом.
Тоня взяла из стопки у дверей раздевалки два больших пушистых полотенца и понесла их к воде – там под струями душа стоял обнаженный Свиридов и с удовольствием подставлял тело воде.
– Иди ко мне! – позвал он Тоню уже из воды.
Она сбросила халатик и ночную рубашку и прыгнула к нему …
Курносенькая дежурная обратила внимание на свет в помещении бассейна и пошла проверить. На освещенной зелени пляжа около воды …
Глаза дежурной стали совершенно круглыми, а щеки залил горячий румянец.
Она присела в уголочке перед входом в бассейн, обхватила руками колени. Оттуда, от бассейна, доносились такие ритмичные и завораживающие звуки – вскрики, стоны …
Курносенькой стало жарко, а потом как-будто кто-то ласково погладил ее по голове – она даже подняла голову и посмотрела, но никого не было.
Она так и сидела, и только потом, когда Свиридов с Тоней ушли обнявшись, подождала, выключила свет и пошла по коридорам дальше.
А Свиридов, бросив сверток одежды в сторону, ласково скинул халатик с плеч Тони, приподнял ее, прижал к себе и положил на кровать.
– А-ах! – полустон-полувздох восторга слетел с ее губ, когда он приник в нее.
И звуки, так растревожившие и смутившие девочку у бассейна, раздались в спальне.
Свиридов проснулся как всегда рано. Обняв его и положив голову ему на грудь тихонько посапывала Тоня.
Он коснулся рукой ее плеча. Тоня проснулась и сделала движение – и негромко застонала.
– Что? Что с тобой?
– Это называется, ты заеб меня в доску. – прошептала она ему на ухо. – Ой!
– Прости, милая … Очень больно? Подожди …
Свиридов взял ее на руки и, прижав к себе, понес в ванну.
Там он пустил теплую воду и направив струю душа стал легонько гладить рукой ее тело.
– Так не больно?
– Как хорошо. Еще погладь …
Потом он вытирал Тоню, а она целовала его и отвергала все его извинения.
– Глупый, это было так чудесно!
Свиридов выдавил почти полтюбика гепариновой мази и засунул ей внутрь.
– Как же я тебя замучил! – он поглядел на синяки у Тони под глазами. – Прости меня!
– Ни за что! Я буду теперь вспоминать, что ты со мною делал сегодня ночью! – Тоня целовала его и не давала говорить. – И не смей извиняться – значит, так было надо …
ПАПА ТЕБЯ ОБИДЕЛ?
– Тоня, папа тебя … обидел?
– Почему ты так решил, Гриша?
– Мне показалось, что ты ночью стонала … Он сделал тебе больно?
– Неужели было слышно? Нет, Гриша, Толя не обидел меня. А стонала я от … от полноты чувств.
– Но тебе было больно?
– Гриша … Да, мне было больно, но это была боль удовольствия … так тоже бывает. И это было прекрасно!
– Ты выглядишь усталой …
– Я плохо выгляжу?
– У тебя такие синяки под глазами … Можно, я поцелую тебя?
– А разве нужно спрашивать?
Гриша взял ее голову в руки и очень осторожно поцеловал под глазами. Тоня обняла его и прижала к себе.
– Какое счастье, что у меня есть Толя и есть ты! Без тебя все равно чего-то нехватало бы. А так я могу целовать Толю и могу целовать тебя. Могу обнимать Толю и могу так же обнимать тебя …
– А если мне захочется … обнимать тебя … как женщину?
Тоня еще раз поцеловала его.
– Мы с тобой это обсудим на досуге, хорошо?
ОЛЬГА МЫСЛЕННО ПИШЕТ ПИСЬМО
Мальчики уснули, Даша, смущенно улыбнувшись, убежала к своему Юрочке, а Ольга стала мысленно сочинять письмо.
«Милый мой! Мне так не хватает тебя, что я стала мысленно писать тебе письма. Я напишу и настоящее письмо, только оно будет совсем другое. А в этом мысленном письме я могу сказать тебе все, все что угодно. Мальчики так тепло встретили меня, что я чуть не прослезилась. И Свиридов, и остальные – все обнимали и были рады моему приезду. Наши мальчики сразу повели меня знакомиться со своими девочками – кого кому представляли, непонятно, но это неважно. У семерых моих мальчиков оказались такие приятные девчонки! Но с детьми – у всех семерых мальчики, и такие интересные.
Поселилась я с моими ребятами и так мне хорошо было с ними – представляешь, снова с ними рядом. Никакого хамства, такие приятные знаки внимания – как мне теплее одеться и так далее. Думаю, их девчонки это поймут не сразу, и будут ревновать ко мне.
С их сыновьями я познакомилась на другой день – они были ко мне так внимательны, как к тяжелобольной, но без всякой жалости. Я специально не надела очки, но они моего лица не испугались и не разглядывали его, как неизвестную диковинку, и я им очень благодарна за это.
А потом Дима забрался ко мне на колени и погладил мой шрам – совсем как ты тогда … Мне трудно понять, но его пальчики были так нежны и так осторожно касались шрама, что мне стало совсем хорошо и просто с этими мальчиками.
За ними ухаживает милая девушка Даша – молоденькая, крепенькая, круглолицая, с косичками. Красивая, очень спокойная и добродушная. Удивительно ловко управляется с мальчишками и они прекрасно ладят. У них не просто взаимная любовь, но большое взаимное уважение, хотя мальчишки особенные и по развитию обгоняют не только своих сверстников. А Даша образованностью не отличается, но все это с лихвой компенсируется добродушием, душевностью и хорошим домашним воспитанием. Она из простой деревенской семьи, но многим нашим так называемым интеллигентам до нее не дотянуться – так она умна, вежлива и тактична.
Даша вроде заведующей этим детским садом и одновременно его педагог, воспитатель, нянечка и все остальное. Ей помогают мамы мальчишек, но Даша с мальчишками круглые сутки – умывает, кормит, гуляет, занимается. Можно только удивляться, откуда что берется – школа да спецучилище, младший лейтенант. Правда, их выпускали под дипломом воспитателя дошкольного образования, но все равно.
Я стала ей помогать с мальчишками, когда не занята. Юра сперва поставил меня вместе с остальными в очередь, а потом стал освобождать для помощи Даше. И ни одна собака даже подумать не посмела, что это с корыстной целью – оказалось, что Даша – его девушка. После свиданий с Юрой приходит такая зацелованная и счастливая. Да и он тоже хорошенький приходит. Я ее подменяю, остаюсь на ночь с мальчишками. Решили с ней по очереди отпускать друг друга – Даше потанцевать-то с Юрой удалось первый раз после моего приезда. А тут она пришла ночью – я притворилась спящей. Не для того, чтобы подсмотреть, а чтобы ее не отвлекать от своих мыслей. Так она под халатом оказалась голая до пояса и так свои груди погладила, что можно только себе представить, как им с Юрой было хорошо. Завидую? Еще как!
Мальчишки удивительные. Как в них уживается баловство и серьезность – совершенно непонятно. Зато любую самую разудалую кучу мала и другое веселое безобразие можно утихомирить за минуту. Почти все время с ними кто-нибудь занимается. Тут почти постоянно бывают Олег Ерлыкин и Гриша Свиридов; не было дня, чтобы не зашли Карцева, Лопаткин, Долгополова, Баранов, Черномырдин, сам Свиридов.
Черномырдин с Полиной Ерлыкиной наконец поженились и теперь он с полным правом терроризирует Олега, но тот ничуть этим не обеспокоен и расправляется со своим новым отцом так же, как делал это раньше.
Мальчишки удивительно любят, когда им читают книжки или рассказывают. Сами прекрасно читают, и не только на русском языке, а любят живое чтение. Поэтому мы им много читаем.
Дело у наших мальчиков и их девочек идет к свадьбе. Живут друг с другом кажется уже все пары, мальчишки «своих» знают и очень любят. Как они встречают своих после краткой разлуки! Тут Вася Разумеев на один день всего уезжал, так как его потом обнимал Саша Кузовенин. И Катя тоже прибежала и при всех Васю обнимала и целовала.
Я так занята мальчишками, что не так обращаю внимание на остальное. Командир так меня и нацелил – мальчишки. Я и сменная сиделка в помощь Даше, и дополнительная охрана наряду с дежурным.
Когда первый раз вытащили меня в бассейн – боялась страшно. Как они увидят мои уродства. Даша меня успокаивала – она-то мои прелести видела. Купальник постаралась выбрать позакрытее. Но эти мальчишки ей-ей особенные – они постарались отвлечь меня, а когда я стала думать о своих шрамах, было уже поздно – я не только уже разделась, но и в воду с ними залезла. Мальчишки прекрасно держатся на воде, с удовольствием барахтаются и ужасно неохотно вылезают. Мы с Дашей их вытерли, они улеглись, но почти сразу полезли на нас и уселись верхом. Представляешь, на животе устраивается такой карапуз без трусиков – так и хочется расцеловать его маленький крантик! С нами купались Валерия Дзюбановская и Зина Васильева – так их тоже оседлали. Но не их сыновья, а чужие – я пока не поняла, как это получается, что с одной стороны все мамы как-бы общие (и мальчики – тоже), а с другой – такая нежная любовь к своим.
А мой наездник попрыгал-попрыгал на мне и заявил претензии – люблю, говорит, на голом пузе сидеть, а не на купальнике. Я ему отвечаю – представляешь? – что у меня там некрасивый шрам и вообще я стесняюсь. И этот чудо-ребенок мне заявляет такое … Я передать не могу, это только ты мог бы мне такие слова сказать. И ты знаешь, чем кончилось? Сказали бы мне, не поверила бы. Они меня потом втроем завели в ванную комнату, раздели и стали изучать мои шрамы на животе, бедре и ноге. И я им позволила. И этот консилиум вынес решение – проводить массаж ежедневно с какой-то там мазью. Они взялись лечить мои шрамы. Это что-то удивительное! И теперь я каждый день лежу перед ними с голым пузом (ладно бы с одним пузом!) и маленькие пальчики как-то по особенному гладят мои шрамы и около них. После этого я чувствую удивительное тепло и свободу в этих местах, не тянет и не мешает ничего. А Дима мне объясняет, что массаж поможет рассосаться внутренним спайкам. И он же сказал – ужасно виновато – что детей у меня не будет, этого они поправить не могут. Ты можешь себе представить?
Начала заниматься борьбой и на тренажерах. Здесь все как в Москве, а может быть даже лучше. Видела комнату, где взяли в заложницы Тоню Свиридову и где Свиридов пострелял нападавших. Молодец – расправился с ними, как настоящий мужчина. Удивительное сочетание дикой жестокости и самой нежной доброты. Он устроил Варфоломеевскую ночь кое-кому в городе, теперь наводит там порядок с жильем и зарплатой.
Представь – я хожу на танцы. Я танцую в здешнем кафе, которое почти такое же, как в Москве. И играют там те же – Дима Лопаткин, Семен Гаврилович Черномырдин, сам Свиридов. И еще местный Петр Филимонович Дормидонтов. Мы с Дашей по очереди отпускаем друг друга потанцевать. Только она после этого уходит гулять с Юрой, а я гуляю с Гришей Свиридовым, делюсь с ним своими заботами и мысленно пишу тебе письма, и скучаю по тебе, мой единственный.»
ОТЧЕТ «ТАТАРИНА»
– Что в шифрограмме?
– Выволочка. Как я посмел, как я то, как я се. И чтобы ни-ни!
– А ты?
– Я собираюсь послать им отчет исполнителя операции. Рукописный … Слушай, Назар, я помню был у тебя занятный человечек, который от руки «Слово о полку Игореву» переписывал. Татарин такой … Достань-ка мне его рукопись …
И в Москву с курьером ушел отчет с краткой сопровождающей запиской Свиридова. А на серой неровной бумаге крупным старательным почерком было написано:
«Ачет. Па приказу камандира правел асвабаждень маленкий девачка Ядвика. Пративнюк на числу 17 мущинской пол вывидын врасхот чистую. Один женский бачка пускай добрый опусктил жит. Татарин.»
У ВОЛОЖАНИНА УМЕР ОТЕЦ
– Что-то неприятное, Анатолий Иванович?
Суковицина никогда себе не позволяла вмешиваться в раздумья Свиридова, но сейчас ей показалось, что он расстроен шифрограммой как-то по особенному.
– У Воложанина отец умер …
– Ой!
– Где он сейчас?
– Должен вернуться с минуты на минуту из больницы …
– Дашу Огородникову ко мне. Петрову предупредите, что Даша скорее всего сегодня не вернется.
– Слушаюсь …
Даша появилась неожиданно быстро, взволнованная срочным вызовом.
– Что-то случилось, Анатолий Иванович? Что-то с Юрой?
– Нет, Дашенька. Сядь, успокойся. У Юры отец умер.
– Ой, как же это? Ведь он не болел …
– Сердце, видимо. Сейчас Юра приедет … На самолете на похороны он успеет. Если решишь, можешь лететь с ним.
– Конечно, а как же! Это не будет неудобно?
– Ты – его невеста, почти жена. Что же тут неудобного? Полетишь?
– Полечу.
– Поезжай домой, соберись. И прямо на аэродром. Не жди его, я скажу ему.
– Спасибо, Анатолий Иванович …
Даша торопливо вбежала в дом, напугав мать.
– Мама, у Юры отец умер! Я лечу с ним на похороны!
– Господи спаси и помоги! – мать перекрестила ее. – А он-то где?
– Он приедет прямо к самолету. Помогите мне собраться, мама.
Они вдвоем быстро собрали вещи. Мать оглядела дочку, одетую в дорогу.
– Какая ты … совсем взрослая …
– Будет вам, мама, не надо.
– Вот, возьми для Юры … Веди себя там достойно … Благослови тебя господь. И Юре передай нашу обоюдность и поддержку … Матери его и братьям его тоже передай наши соболезнования.
Даша закинула в багажник дорожную сумку и погнала машину к аэродрому.
Воложанин приехал прямо за ней, молча обнял ее.
– Спасибо, Дашута …
– Ты что? Как же я могла по другому?
Командир, экипаж молча и крепко жали им руки, ободряюще похлопывали Воложанина по плечу.
Перед посадкой в Рязани командир корабля подал Воложанину бланк радиограммы.
– Что там?
– Успеем. Машина наш ждет.
Даша накинула на плечи под полушубок черную газовую косынку.
– Держись, Юрочка! Я с тобой …
У машины их встретил парень, очень похожий на Воложанина. Братья обнялись.
– Познакомься, Володя, это моя Даша.
– Здравствуй, Даша. Не ко времени, но все равно рад тебе …
– Здравствуй, братец. – Даша обняла и поцеловала его.
А в доме, где суетились какие-то люди, она неспешно разделась, повязала голову черной косынкой и пошла прямо к его матери.
– Клавдия Герасимовна, я – Даша.
И они обнялись и заплакали.
Даша как-то быстро включилась в общие хлопоты, и хотя ловила на себе оценивающие взгляды матери, братьев и родственников, особого внимания на это не обращала.
Спать ей мать Юры постелила рядом с собой и ночью они долго шептались. А наутро Даша стала называть будущую свекровь мамой и все это даже не заметили, настолько это было естественно.
Все эти дни Даша была рядом с Клавдией Герасимовной, помогая и хлопоча вместе с ней.
И за гробом Даша шла об руку с ней, в одном ряду братьев.
За столом Даша сидела рядом с Юрой, чокалась и пила наравне с другими, без притворства. Родня Воложаниных приняла ее – подходили дядья и тетки ее будущего мужа, говорили какие-то простые слова, ободряли ее, одобряли его выбор, хвалили за домовитость и хозяйственность, передавали приветы родителям.
Ночью, обняв Клавдию Герасимовну, она шептала ей слова утешения, про братьев, про то, какой хороший у нее сын Юра, про то, что с внучатами они ее ждать не заставят …
За эти два дня они с Юрой так и не обнялись и не поцеловались, но они были почти все время рядом и постоянно чувствовали присутствие друг друга.
И только перед самым отъездом мать усадила их рядком и благословила.
Братья – Владимир и Степан – проводили их до трапа самолета.
В самолете оба, Юра и Даша, уснули, сморенные усталостью и их пришлось будить.
Их ждал Петроченков с машиной и приказом Свиридова переночевать у Дашиных родителей.
Олена Ксенофонтовна и Федор Антипович стали обнимать Воложанина, девчонки окружили Дашу, потом Воложанин достался Дашиным братьям.
Сели за стол помянуть свата …
На ночь Воложанину постелили в девичьей светелке, а девушки привычно устроились на полатях.
Но как только погасили свет Даша слезла с полатей и не таясь направилась в светелку, откинула одеяло и пристроилась рядом с Воложаниным.
– Как я по тебе соскучилась … – прошептала она, целуя его. – А ты?
– И я соскучился … Твои-то как … ничего, что ты пришла ко мне?
– А как я могла тебя оставить одного? Ну, глупой … – поудобнее устраиваясь у него под боком ответила Даша. Так, обнявшись, они проспали до утра.
А когда утром дом стал просыпаться, Даша поцеловала его и убежала на полати, к сестрам …
Выставки
ВЫСТАВКИ ГРИШИ
С большим трудом Гришу уговорили устроить выставку своих рисунков.
И на стекле входной двери в 401-й корпус появилось объявление:
«В холле 401-го корпуса открыта выставка рисунков Григория Свиридова.»
А внизу рукой Гриши было приписано – «Не судите слишком строго – меня заставили силой!»
Рисунки развешивали ночью, а утром в холле сразу образовалась толпа, и равнодушных не было. На стенах были развешаны листы с карандашными рисунками – одни были лишь набросками, другие представляли собой более завершенные произведения, и кроме линий и контуров изображения были оттенены, а тени растушеваны.
В основном это были портреты – были портреты мальчиков, их мам, офицеров Воложанина, Баранова, Карцевой, Потаповича, Долгополовой и многих других.
Свои портреты находили дежурные по этажу и девочки с этажей.
Оригиналы живо реагировали на свои портреты, на портреты хорошо знакомых – и таких незнакомых иногда – людей. Но даже сталкиваясь с новым выражением глаз на портрете удивлялись сходству и верности глаз художника. Живой обмен мнениями не угасал. Всем хотелось выразить свои восторги автору, но Гриша спрятался и найти его не смогли.
А он сидел у Владика Медякова и дрожал.
– Ну, что ты переживаешь? Твои рисунки либо хороши, либо очень хороши. Третьего не дано. Уж поверь мне. Или Мальчику – ему Дима Толоконников прямо так и сказал: Гриша – молодец, он настоящий художник.
– Все равно. Может быть я умею рисовать, но я рисую то, что я думаю, а не то, что я вижу … Вдруг им не понравится?
Но вечно прятаться не удалось, и первый же встречный очень живо и благожелательно поздравил Гришу за доставленное удовольствие – именно так сформулировал свое отношение к Гришиным рисункам малознакомый программист, который первым встретился ему в коридоре.
А потом … Гриша потом даже не мог вспомнить, кто и как его поздравлял, обнимал, жал руку или пытался поцеловать. Но в конце концов его затащили к себе мамы и зажав в кружок стали ехидно допытываться – где он такое видел и что с ним теперь сделать? Но это было так добродушно, ласково и, главное, они даже не пытались целовать его, а только обнимали и обзывали всякими ласковыми словами. Потом его перетащили к мальчикам, но там кроме восторгов с ним уже говорили конкретно о каждом рисунке, разбирали их, и это было уважительно и почти на профессиональном уровне.
Когда же он добрался до дома – а теперь их трехкомнатный номер был его домом, то первой его поздравила Тоня.
– Гриша, твои рисунки произвели такое впечатление на всех! Мы с Толей уже привыкли к твоим рисункам, а они-то не видели! Ты бы слышал, что там говорили! И какой ты молодец, и как ты сумел увидеть такое, и всем хотелось получить свои портреты. Это твой успех, дорогой мой художник! Ты не рад? Что с тобой?
– Знаешь, я рад … Но ведь там нарисовано то, что я о них думаю, а не то, что есть на самом деле … Ведь я рисую не натуру … чаще всего. Поэтому я волновался.
– Я думаю, что ты угадываешь истинное лицо каждого, и поэтому портрет совпадает с оригиналом … Твое внутреннее зрение оживляет каждый рисунок … Посмотри портреты знакомых тебе людей, выполненные профессиональными художниками – они немного не похожи на оригиналы, иногда даже очень непохожи … Иногда лучше оригиналов, иногда … ну, не хуже, но другие … Ты посмотри на портреты мам мальчиков – как они прекрасны, эти женщины … Ты бы видел, как на эти портреты смотрели их кавалеры! Тебе придется сделать копии и подарить им.
Когда пришел Свиридов, Гриша еще не спал. Анатолий был более сдержан.
– Ты молодец, сын. Я горжусь тобой. Ты настоящий художник, я знал это!
ВТОРАЯ ВЫСТАВКА
Круглолицые застенчивые девочки из обслуги затащили Гришу к себе в дежурку и легонько поколачивая его потребовали свои портреты. Но их поколачивания были больше похожи на ласковые шлепки, и Гриша, пообещав нарисовать их не удержался и ответил не менее ласковыми шлепками по их упругим попкам. Естественно, девочки повизжали для порядка, но увертывались они от рук Гриши не особенно старательно.
В штабе Свиридову предложили перенести выставку в холл кинозала – и места там побольше, и можно увеличивать количество рисунков.
Но следующая серия появилась снова в холле 401-го корпуса.
Зрители вели себя очень тихо, и Гриша, спрятавшийся за конторкой дежурной, не сразу понял причину.
Потом раздались сдержанные всхлипывания и Гриша не выдержал.
Перед рисунком, где был изображен пульт управления установкой, всхлипывала Вера Толоконникова, а рядом, тоже всхлипывая, утешала ее Лена Карцева.
А на рисунке в стекле приборов отражались два лица – в женщине можно было узнать совсем юную Веру Толоконникову, а в мужчине Вера узнала его, отца Димы.
Баранов застыл перед портретом красивой молодой женщины, вполоборота глядящей на него прекрасными широко открытыми глазами – это была его Василиса.
Народ прибывал, и всхлипывания продолжались. Мальчик подвел Полину Ерлыкину к рисунку, на котором задумчивый молодой мужчина протягивал палец через ячейку металлической сетки навстречу червячку молнии.
– Вот видишь, мама, и наш папа здесь …
Гришу не окликали, не благодарили, его просто крепко обнимали и целовали, и он не отбивался, а вглядывался в лица.
– Как ты смог это сделать? – обнял Гришу за плечи Петя Дормидонтов. – Ты ведь их никогда не видел – ни профессора, ни Кольку кудрявого, ни Василису … Ты художник божьей милостью, раз можешь изобразить такое … Теперь ты наш …
– Неужели я когда-то был таким? – Шабалдин удивленно разглядывал свой портрет, с которого на него смотрел молодой самоуверенный красавец с Золотой Звездой и орденом Ленина на лацкане великоватого ему пиджака, но при всей самоуверенности и недоступности было прекрасно видно, что человек это добродушный и даже робкий.
– А ты думал, – рядом стоял Потапович, – ты посмотри, как он меня изобразил!
У молоденького мальчика в джинсах и ковбойке на портрете, как казалось с первого взгляда, было очень мало общего с солидным мужчиной, стоящим перед рисунком. Но приглядевшись становилось очевидным, что это он, только постарше и посолиднее. Но рядом с мальчиком стоял пожилой мужчина, дружески положивший руку на плечо мальчику.
– Гриша, такого быть не могло, это мой учитель, но все равно спасибо … за память.
Лена Карцева и Полина Ерлыкина, всхлипывая и сжимая в кулачках мокрые носовые платки приклеивали небольшие листочки под рисунками. Кроме краткой биографии изображенного на портретах внизу каждого рисунка была надпись: «Подарок автора музею предприятия.»
Круговорот в холе не прекращался целый день – уходили одни, но приходили другие. На колясках привезли Эткина и Владика Медякова и так, на двух колясках они медленно объехали всю экспозицию.
– Товарищи зрители! – поднял руку Скворцов. – Назрела необходимость поговорить! Открываю пресс-конференцию!
– Вы видите на этих стенах произведения Гриши Свиридова, моего близкого друга и сына моих близких друзей. Это к тому, что вы видите лишь малую толику рисунков Гриши, а я видел намного больше.
– А поэтому могу со всей определенностью сказать, что его рисунков хватит, чтобы оклеить эти стены много-много раз, и все равно все рисунки будут интересны.
– Сегодня вы видите часть рисунков из цикла «История» – все они подарены автором музею предприятия, который будет обязательно. Но кроме портретов, которые вы недавно увидели, и которые теперь будут постоянно выставлены около кинозала, у автора есть интереснейшие жанровые зарисовки. И мы надеемся, что уговорить Гришу удастся и следующая выставка будет состоять из жанровых картин и вы все снова там себя увидите!
– А теперь вопросы автору! Гриша, иди сюда!
Вопросов было много – от простенького вопроса «когда вы начали рисовать?» до более серьезного «а где вы видели такие приборы?» или «как вы могли так прекрасно изобразить профессора, которого никогда не видели?».
Гришу многие стали называть на «вы», чему он немало подивился и даже расстроился от этого.
А «старики» – Баранов, Лопаткин, Потапович, Карцева, Ерлыкина, Дормидонтов, Шабалдин, Эткин – устроили такой вечер воспоминаний, что Грише было достаточно материала еще на множество рисунков того, чего он не видел …
ВЫБОР РИСУНКОВ
Для третьей выставки отбирали рисунки очень тщательно.
Среди вороха листов сидели Тоня, Виктор Скворцов и Гриша.
На листе была многофигурная композиция – ребятишки играли в снежки. Трассы летели в направлении зрителя, в женскую фигуру, стоящую спиной – она тоже отбивалась, кидая снежок. Кто она – видно не было, но зато там, дальше, у горки, стоял улыбающийся Сандал и не менее веселая Даша со следами снежков на полушубке.
– Берем?
– Берем. «Снежки» – Виктор карандашом надписывал название картины на обратной стороне и откладывал картину в сторону.
Молоденькая девочка, подросток, самозабвенно играла с куклой – куклы видно не было, только ее платье из суровой ткани с крупными складками и пальцы девочки. И лицо девочки – полностью поглощенное общением с куклой.
– Берем? Как назвать?
– «Аришка».
Заснеженный забор, калитка, две фигуры. Мужчина встал на колено и помогает женщине застегнуть крепление на лыже, а рядом лежат его лыжи и воткнуты в снег две лыжные палки. А сзади чуть проглядывает деревянный дом, крыльцо, стволы деревьев..
– Берем?
– Да берем, конечно! «На прогулку» – да, Гриша?
Трое работяг курят и, возможно, разговаривают о чем-то интересном. Каждый из них сам по себе – один рассказывает с ехидцей, другой не верит, третий порывается сам вставить слово. Можно узнать Михеича, Кузьму и третьего молодого сварщика, и видно, что они вышли на минуточку, чтобы подымить …
– Берем. «Перекур».
Несколько молодых мужчин, обнаженных до пояса, обтираются снегом. Что тут интересного? Но какие они разные – и отвага перед снегом, и ожидание снежного ожога, и радость мышечной силы и молодости. И чуть-чуть рисовки – в стороне, поглядывая на мужчин, спешит закутанная в платок девочка.
– Берем. «Снежная ванна»?
Не столько высокий, сколько длинный мужчина, плотная невысокая женщина и поднявший к ним лицо мальчик. Что они обсуждают? Мужчина смотрит на женщину с обожанием, женщина прикоснулась к нему рукой, а мальчик притворяется непослушным.
– Возьмем?
– Мальчик меня побьет!
– Ничего, не побьет. А зато как здорово! Как назовем?
– «Семья».
– Просто семья?
– Да.
Танцы. Несколько пар – Катя Кузовенина с Васей Разумеевым, Вера Толоконникова с Владиком Маленьким, другая Вера – Ложникова – со своим Никитой Кулигиным. Но они живые, каждое лицо можно рассматривать и что-то узнавать, кроме того, что пары эти образовались не случайно.
– Берем. «Танец».
– Там еще есть танец – Толя с Любой танцуют. Глаз не оторвешь.
– Ревнуешь?
– А как же – я-то так танцевать не умею …
Лена Долгополова прилегла в детской и на ней пристроились несколько мальчиков. Она читает им книжку, а в стороне Люба и Даша с иголками и нитками трудятся над детской одеждой.
– Берем?
– Лена меня прибьет.
– Значит, берем. «С детьми».
– Нет, нет, это нельзя! Тут Лена меня наверняка убьет!
Потапович сидит за столом, погруженный в работу, занес ручку над бумагой, а Лена просто смотрит на него. Но смотрит такими глазами, что невозможно оторваться, и если бы он только увидел бы ее глаза …
– Берем! «Лена».
Наверное, это как-то называется – широкая заполненная мчащимися машинами улица, явно где-то далеко отсюда. А на переднем плане девушка на роликах с небольшим рюкзачком на спине полуобернулась и смотрит на вас.
– Кто это? Ты ее знаешь, Тоня?
– Знаю. «Воспоминание».
– Ты согласен, Гриша?
– Если я угадал …
– Ты угадал. Я узнала ее.
За столом сразу множество молодых круглолицых девочек с косичками в белых халатах.
Явно постановочный рисунок – что им делать в маленькой комнатке за столом сразу всем? Но каждая выписана как индивидуальный портрет, и каждая – индивидуальность.
– Как назовем?
– «Мои подружки».
Ночь, полуосвещенная дорожка среди снега, и две фигуры под ручку. А там, дальше, кажется еще две … Фон рисунка не черный, но это ночь однозначно.
– ?
– «Наедине».
Вся стена в узких вертикальных ячейках и перед этой стеной стоит Мальчик. Он стоит спиной, но все равно – это Мальчик. А ближе к зрителю в коляске, накрытый пледом, сидит Израиль Моиссевич – его лица тоже не видно, но это он. И они молча общаются – Мальчик что-то спрашивает, а старик что-то отвечает.
– Гриша, как ты это сделал?
– «Диалог».
– Нет, я так не могу! Тонечка, хотя бы кофейку!
– С коньячком!?
– Милая ты моя! Гришка, не ревнуй – я все равно люблю твою маму.
ТРЕТЬЯ ВЫСТАВКА
О третьей выставке пошли слухи задолго до ее открытия.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
