Текст книги "Концерт Патриции Каас. 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный"

– Что-то вы, Анатолий Иванович, меня все на вы да на вы … Сердитесь за что?

– Что ты! Просто устал, наверное. Машиной управлять можешь?

– Обижаете. У нас это был очень главный предмет.

– Тогда садись за руль, а я подремлю …

ГРИША, НАРИСУЙ КАРТИНУ

– Гриша, почему ты не катаешься? Пойдем, прокатимся!

– Я смотрю …

– Правда, моя мама красивая?

– Очень! Смотри, как она смеется! И сапожки, и шубка ей очень к лицу …

– Ты нарисуешь ее? А тетю Дашу? А меня?

– Я вас всех нарисую … Много уже нарисовал – ты же видел.

– Нет, не так. Ты показал наброски, эскизы … А ты нарисуй картину!

– Обязательно!

– А Витю Скворцова рисовал?

– А как же!

У КУТЕНКОВОЙ РОМАН с ЧУМАЧЕВЫМ

– Юра мне сказал, что у Анны Кутенковой роман с Чумачевым.

– Это какая Анна? Или я не знаю ее?

– Скорее не знаешь – она там у них в корпусе уборщицей работает.

– Ну, и что, серьезно у них?

– Ей семнадцати нет, совсем девчонка еще. Зашел к ним – а она у них живет.

– С Чумачевым?

– Он ее пока не трогает, жалеет. Но спит она с ним в одной комнате. Девочка милая, совсем зеленая, добрая, домашняя. Влюблена в него по уши – на вы называет, все хозяйство у них ведет. Испугалась, пришлось успокаивать. А когда успокоилась – такая хозяюшка оказалась, такая заботливая и хлебосольная.

– Ну, и?

– Что и … Провел с Чумачевым беседу о моральном облике – он обиделся. Тогда я ему объяснил простыми словами, как это выглядит со стороны.

– Понял?

– Думаю, да. Хочу съездить к ней домой – ее отец конюхом работал и сейчас лошадей держит. Хочу у нас лошадей завести. Как там каток? Не успел забежать, проверить, покататься.

– Нормально. Я проехалась – лед хороший. Народ уже осваивает. Теплушку надо и туалет поставить рядом, а то ходить далеко.

– Так распорядись.

– Никак не привыкну командовать – все боюсь, что воспримут как придурь жены начальника.

– К тебе уже привыкли, чего бояться.

ДИАНА ПОЗИРУЕТ ГРИШЕ

– Как мне тебе позировать? А где твой альбом?

– Зачем? Я буду смотреть, изучать вас, а потом уже по памяти буду рисовать. Поэтому сидеть истуканом не надо. Мы просто будем разговаривать. И если можно откройте плечи.

– Посиди, я переоденусь.

Дина вернулась в брюках. Грудь ее была прикрыта полотенцем. Она чуть заметно нервничала.

– Почему вы меня стесняетесь?

– Во-первых, ты уже не ребенок, не мальчик, а юноша …

– Но вам же хотелось снять полотенце. Почему вы его не сняли?

– Откуда ты знаешь, что я хотела? Ты – сын Свиридова, не могу же я соблазнять его сына!

– Разве обязательно соблазнять? И чем я хуже других?

– А если так подумает твой отец? Или так подумают другие?

– Только поэтому?

– Не совсем … Ты еще несовершеннолетний, а соблазнять несовершеннолетних просто нельзя …

– Почему?

– По закону. Это считается преступлением.

– Занятно! А я могу вас соблазнять? По закону?

– Ты можешь, но я должна устоять и не дать себя соблазнить.

– Неинтересные законы.

– Ты хочешь меня соблазнить?

– Я хочу, чтобы вы меня не стеснялись. И не боялись, что я буду невежлив по отношению к вам.

Гриша обошел вокруг Дины и провел пальцем по ее шее.

– Тетя Дина, а почему у вас шея чистая, а ниже – веснушки?

– Когда ты меня называешь тетей, я чувствую себя старой. Ну, если не старой, то слишком взрослой по сравнению с тобой.

– Я могу называть вас просто Диной. На ты пока переходить рано, не правда ли? Так как же насчет веснушек?

Гриша заглянул в ложбинку между ее грудей, провел туда палец, чуть отстраняя полотенце и незаметным движением освободил конец полотенца. Полотенце упало.

Дина взглянула вниз, рука Гриши не отдернулась, осталась на месте. Она подхватила полотенце и подняла голову.

Гриша не смотрел на открывшееся тело, а наблюдал за ее лицом и глазами.

– Гриша … А ты на самом деле еще старше, чем кажешься?

– Возможно. Если вы стесняетесь, то … Ваша грудь прекрасна. Кто-то из великих сказал, что если бы не существовало женской груди, то становится художником не было бы никакого смысла …

Дина улыбнулась, отложила полотенце, выпрямилась, откидывая плечи.

– А веснушки постеснялись разместиться на таком прекрасном теле.

Дина наблюдала за Гришей – как он ходил вокруг и разглядывал ее со всех сторон.

– А вот дяде Леве не говорите, что позировали мне вот так – он вас сильно ревнует.

– Да что ты? Неужели ревнует?

– Еще как. Он – старше. И чем дальше, тем больше он будет вас ревновать. Учтите это.

– Ты уже можешь сказать «ты» – учти это.

– Пока не получается. Поправьте волосы … Руки поднимите вверх. Потянитесь … О!

Гриша с таким восхищением любовался ее грудью, что Дине стало даже немного жалко его.

– А теперь расскажите мне про девочку по имени Диана Уайттеккер. Чем она занималась, как одевалась, что танцевала …

Гриша сказал это все на таком хорошем английском языке, что Дина почувствовала себя Дианой Уайттеккер …

ПОЧЕМУ ВЫ С ПОТАПОМ НЕ ЗАВОДИТЕ РЕБЕНКА?

В детской было тихо и спокойно. В углу, малоприметный от двери, сидел Саша Хитров и подшивал детские валенки. Около него пристроились Сережа и Олег. Они не просто внимательно наблюдали за его работой, но и помогали – держали дратву, подавали вар.

В другом конце комнаты под торшером в креслах устроились Даша, Люба и Нина – они занимались починкой детской одежды. Около Даши, положив голову на сложенные руки, на ковре прилег Мальчик.

Посередине комнаты опершись спиной на подушки полулежала Лена Долгополова с книгой в руках. В ее длинных ногах простроились сразу трое – Вася, Петя и Дима. Боря положил ее ступню себе на колени и массировал ногу в тонком чулке. Саша устроился под мышкой у Лены и заглядывал в книгу.

А напротив верхом на детском стульчике устроился Гриша.

Лена читала:

« … Ни один из восходов солнца не бывает похож на другой. Иногда солнце восходит как золотой шар, а иногда как большой игристый алмаз. Его блеск зажигает в мокрой листве тысячи таких же маленьких солнц-алмазов, но один из этих алмазов – самый яркий – нестерпимо горит на небе невдалеке от солнца. Это утренняя звезда Венера.»

– Как жаль, что ты не умеешь <показывать > как дядя Толя.

– Димочка, а вы попросите Толю показать это вам, когда он придет. Это ведь так красиво!

Лена пошевелила ногами, подала Боре другую ногу и мальчики перевалились между ее ног, утраиваясь по новому. Боря погладил ступню другой ноги и стал ее легонько поглаживать.

Лена отложила книгу.

Дима устроился между ног Лены, положил локотки ей на живот и подпер голову руками.

– Почему вы с Потапом не заводите ребенка?

– …?… Знаешь, мы боимся, что это помешает моей работе …

– А ты хочешь ребенка?

– Еще как!

– Тогда не откладывайте. Скажи своему Потапу. Ты меня поняла?

– Дима, поняла-то я поняла … Но ты серьезно думаешь, что это … не помешает мне?

– Вон Гриша наблюдает за нами и думает о том, чтобы сказал бы на это его отец. А он сказал бы …

– Он сказал бы – ну, какая же ты дура, Ленка!

– Я так люблю у вас тут бывать, мальчики! Мне у вас так хорошо …

– Руки грязные? Это ничего, вон тряпка, вытри. Это, Олег, грязь рабочая, почетная, ее стесняться не надо …

– Даша, а такие пуговки там есть? Ага, нашла. А как ты думаешь, правда у меня будет мальчик? А ты кого хочешь? Кого вы с Юрой наметили?

– Боря, ты так хорошо помассировал мне ноги … Совсем легко стало. У меня ноги очень устают – весь день на ногах.

– Приведи Потапа – я ему покажу, как массировать твои ноги, как снимать усталость.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я не знаю … Кое-что мне показал дядя Толя …

– Даша, ты чего сегодня бледная такая?

– Да крови у меня начались, да такие сильные …

– Ты скажи своему … Ну, Юре скажи, чтобы он тебя сегодня … не очень … А сама посиди, полежи, мы все сами и без тебя сделаем …

– А ты слышала, как Лена им читала на английском языке?

– Ты знаешь, я немного знаю английский, технический текст могу понять, но чтобы вот так … И как это они понимают?

– Так вон Гриша понимает …

– Ну, он язык учил. И Тоня с ним занимается, и Анатолий Иванович – я сама слышала, как они разговаривали на английском языке. Почище Лены!

ПРОГУЛКИ

– Гриша, ты не озяб?

– Нет, Тоня. А что, я вам мешаю? Так я пойду домой.

– Чему ты мешаешь? Секретов у нас нет, а целоваться на морозе плохо… Лучше расскажи, что вы там натворили у Потаповича.

– Ничего не натворили. А вон там Оля Петрова идет. Одна. Я пойду к ней?

С ОЛЕЙ ПЕТРОВОЙ

Гриша убежал.

– Оля, добрый вечер.

– Добрый вечер, Гриша.

– Почему ты одна? Можно, я пойду с тобой? Если хочешь, я буду просто молчать, и все.

Оля Петрова молча взяла Гришу под руку и пошла рядом.

– Ты знаешь, я так скучаю, – после долгого молчания сказала она, – Даже не ожидала, что буду так скучать…

Гриша молчал.

– Ты знаешь, что мы с ВВ … Ну, встречаемся … понимаешь? Теперь он там, а я тут. А мне так хочется с ним хотя бы поговорить …

Они прошли молча еще несколько шагов.

– После всех операций я совсем перестала считать себя женщиной … Ты помнишь, какая я была. Потом немного успокоилась, стала тренироваться с ребятами, окрепла. Но все равно не считала себя женщиной. А он увидел во мне женщину … Нет, неправда, сперва он увидел человека … Он так нуждался в общении, в сочувствии, во внимании, и я тоже … Ты не поверишь … Ну, ладно, ты уже не маленький … Когда мы сблизились … ну, совсем сблизились, ты понимаешь? Он тогда сказал, что я ему очень нравлюсь и как женщина, но больше всего – как человек, который его понимает. Он такой … такой чуткий и тонкий, а вся его жизнь – сплошное притворство. А со мной он не притворяется, он такой, какой есть на самом деле … Как он там?

Она опять помолчала.

– Мальчики так бережно отнеслись к этому, что прямо удивительно. Ни одной ухмылочки – а ведь такой повод. Какая-то полуинвалид отставной козы барабанщица, которую из жалости взяли в отряд, и блестящий руководитель такого института, Герой, ученый … Мальчики вообще так хорошо ко мне относятся … С самого начала … Наверное, со стороны это кажется странным и даже неприличным … Я знаю, что всякие разговорчики были – что я всех их обслуживаю и всякое такое … Кое-кому это стоило зубов … А мы … мы просто настолько … настолько уважаем друг друга, что я даже не прошу их отвернуться, если раздеваюсь – они сами отворачиваются … да и голышом мы друг друга видели и не раз … А когда мы с ВВ стали встречаться, они были искренне рады! Но ревновали меня к нему … Правда, правда! Еще как ревновали – как братья ревнуют своих сестренок. Я тебе не надоела?

Гриша помотал головой.

– Так хочется написать ему письмо, но не получается … В уме получается, а на бумаге – нет. Да и потом – кто я ему? Подружка? Любовница? Может быть, я уехала – и все, он обойдется и без меня. Или найдет поздоровее или покрасивее? Чтобы могла ему детей родить, не то, что я … Как ты думаешь?

– Я думаю, что он тоже без тебя скучает.

– Откуда ты знаешь? Это ты чтобы меня успокоить…

– Возможно. Но ведь ты – красивая молодая женщина, и как оказывается, далеко не дура…

– Гришка! Ах, поганец!

– Я же еще маленький, мне можно…

– Совсем ты не маленький. Ты уже совсем взрослый молодой человек, мне приятно с тобой гулять и разговаривать, ты – надежная жилетка, в которую можно поплакаться … Нет?

– Да плачься, сколько влезет. Просохну. Хочешь, буду тебя выгуливать по вечерам?

– Как собачку?

– Как одинокую женщину.

– Ну, ты опасный молодой человек …

– Еще бы! Чего там сегодня с тобой мальчики занимались?

– Ой, Гриша! Они занялись моими шрамами! Сперва на лице. После Диминого массажа мне стало меньше тянуть под глазом, и он говорит, что со временем шрам может почти рассосаться. А потом они меня положили и стали исследовать мои шрамы на животе и на ноге. Ты представь себе картинку – я лежу, а эти крошечные умники сидят вокруг и изучают мои шрамы!

Тут Оля кое-что опустила – мальчики заставили ее раздеться догола. И она лежала перед ними совсем обнаженная и больше всего стеснялась того шрама, что затронул ее тело в самом низу живота и переходил на ногу, отчего волосы там росли несимметричным кустиком и не закрывали то, что было закрыто у других женщин.

Дима спокойно и деловито продолжал прощупывать шрам по всей его длине, только отвел в сторону ее ногу, которую она попыталась прижать и укоризненно поглядел на нее.

– Тетя Оля, не надо. Я же не из любопытства. Здесь надо немного не так массировать…

– Димочка, а откуда ты знаешь, как надо? А если знаешь, то делай.

– Только ты не дергайся, хорошо?

И Дима очень осторожно стал проминать складку шрама – Ольга на мгновение дернулась, а потом расслабилась и отдалась во власть маленькой ручонке.

– Так не больно? – спросил Дима. – Должно быть немного болезненно первый раз. Если не больно, то я буду прижимать шрам сильнее …

Но всего этого Ольга Грише не сказала, решив, что это будет уже чересчур.

– И этот удивительный мальчик прошелся по всем моим шрамам и я испытала от этого такое облегчение! Как никак, а шрамы доставляют мне неудобства – при движениях бывает потянет или еще что … А тут я после массажа почти до вечера их не чувствовала, можешь себе представить? И этот консилиум прописал мне массаж лица два раза в день, и массаж шрамов на теле один раз в день перед сном. Но после душа.

Ольга так похоже передразнила серьезную речь мальчиков, что и она и Гриша рассмеялись.

– Вот видишь, как хорошо. Они тебя еще и подлечат.

– Да, неплохо … Но Дима меня все-же немного расстроил …

– Чем же?

– Конечно, он не сказал ничего нового. Но просто подтвердил, что у меня серьезные внутренние повреждения и что детей у меня быть не может …

Гриша молча погладил ее руку, лежащую на сгибе его локтя.

СВИРИДОВ ПРИГЛАСИЛ ГАЛИНУ в КАФЕ

Свиридов пригласил Галину на вечер в кафе.

– Я устала, Анатолий Иванович, и с Валей надо посидеть. Она все одна и одна.

– Я вижу. Но это не начальник приказывает своей секретарше, а Анатолий Иванович приглашает милую усталую девушку Галину, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами, – приглашает милую усталую девушку Галину отдохнуть в кафе. Не с ним, а просто прийти и отдохнуть.

Переодеваясь Галина говорила Валентине.

– Можешь себе представить – Свиридов пригласил меня в кафе!

– Ты еще не спишь с ним?

– Дура ты, Валька! Да в мыслях ничего такого не было … и у него, и у меня. Ты просто его не знаешь … Кстати, спрашивал про тебя – что не приходишь, не поешь.

– Желания нет. Да и голос что-то … Устаю очень.

– Пойдем, просто посидишь.

Сестры уселись в сторонке и в это время к музыкантам присоединился Свиридов.

– Я ведь знаю, как он устал, какой сумасшедший день у него был – и как он легко, весело выбежал и запел. Живая энергия! – сказала Галя Валентине.

После долго скитанья

В дебрях тишины,

После тусклого мерцанья

Ледяной луны,

Без вопросов,

Без ответов

Просто, как всегда,

На асфальт

Упало небо

И пришла

весна.

Гитара и четкая дикция, резкий ритм, ударные и рояль.

Как-будто

Кончилось где-то

Скучное кино.

Как-будто

Белая птица

Вырвалась в окно.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Позади музыкантов вышли мамы и встали, подхватили припев.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Удивительно, как скрипка может быть тоже резкой и ритмичной.

Я забыла,

Как в сугробы

Пряталась земля,

Как казалось,

Что не скоро

Кончится зима.

Потому,

Что все вернулось

В этот день, когда

На асфальт

Упало небо

И пришла

весна.

И весь зал дружно подхватил:

Как-будто

Белая птица

Вырвалась в окно.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Мысленный приказ мамам на фигуры танца – фигуры были простенькие, но многие подумали, что все это тщательно срепетировано.

А это всего-лишь постарались Свиридов и Мальчик …

Как-будто

Кончилось где-то

Скучное кино …

Музыканты продолжали играть, а Свиридов вышел из зала.

– Папа, что? Помочь? – Гриша, встревоженный видом Свиридова, хотел позвать Тоню, но Свиридов остановил его.

– Ничего, сейчас пройдет. Дай платок …

Но Тоня тоже почувствовала неладное и они с Гришей вместе вытирали пот с лица Свиридова. Выскочила Галина, тоже встревоженная.

– Да не волнуйтесь вы, сейчас все пройдет. Минутная слабость …

– Тонечка, пойдем, прогуляемся.

– Пойдем, Толя. Обопрись, давай … Гриша, займи даму – оставляем ее на тебя. Не подкачай!

– Ладно …

Гриша ловко подставил руку Суковициной и та взяла Гришу под руку.

– У меня такая сложная задача …

– Что, занимать меня разговорами?

– Нет, сложнее … Если я стану называть вас тетя Галя – вы обидитесь, если просто Галя – тоже можете обидеться … Ну, просто ума не приложу …

– А почему бы не называть меня Галя и на ты?

– Тогда пошли потанцуем.

Потом они сидели вместе за столом и увлеченно болтали, а когда Галину приглашали танцевать, то у Гриши спрашивали разрешения, и Суковицина воспринимала это с улыбкой, но как должное.

Потом Гриша проводил ее до ее корпуса.

– Спасибо тебе, Гриша. Мне было очень весело и хорошо с тобой. Ты очень приятный кавалер, и танцуешь хорошо. Ну, спокойной ночи?

– Спокойной ночи, Галя. Всего хорошего.

– Знаешь, ты позвони мне – как там себя чувствует командир. Ладно? Позвони потихоньку, а то он еще рассердится.

А Свиридов с Тоней еще не нагулялись. Свиридов шел молча, и говорила одна Тоня.

– Ты знаешь, я сперва не поняла, а потом поняла – это ты меня зовешь и посылаешь посмотреть в окно. Я забеспокоилась, побежала, за мной девочки побежали – а там эта здоровенная псина играет с ребятишками! И так им хорошо и весело, даже завидно стало. А девочки только ахают да охают – такой ужасный зверь, такой страшный пес … Ты как, ничего?

– Ничего … Рассказывай …

– А мы перед этим выбирали фасоны платьев, кое-что примеряли, так Зина как была, так и выбежала – без платья, в трусах и лифчике … К нам девочки из обслуги собрались, мы все вместе смотрели. Все заметили, что мальчики с собакой разговаривают, и пес их очень внимательно слушает. Потом они все вместе катали Дашу на санках, и пес помогал тянуть санки. И еще, когда мальчики катались с горки, у Саши Кузовенина с Борей Васильевым санки опрокинулись на горке. Так пес их вытащил из сугроба зубами и поставил на ноги. Только что не отряхнул от снега! Так заботливо, прямо все мамы удивились и сразу полюбили его. А еще он отпихнул Олега, которого могли задеть санки. Вернее, не отпихнул, а оттащил в сторону. Тебе не холодно? Как ты?

– Все в порядке … А ты не замерзла?

– Нет я тепло одета, я же в брюках. Девочки разахались сегодня – какая вы красивая, Антонина Ивановна, да какая вы стройная, да какая аппетитная в этих брючках! Вера Толоконникова все стесняется брюки надеть – толстая я, говорит, куда мне. Мы чуть не силой ее в брюки засунули – такая приятная пампушечка получилась. Шуточек, смеху – уговорили ее, что спросит разрешения у своего Славика. Если разрешит ей в таком соблазнительном виде ходить – будет надевать брюки, ну, а не разрешит … Там строго … Ты слушаешь? Тебе, наверное, неинтересны все эти наши глупости?

– Что ты! Мне любая мелочь или, как ты говоришь, глупость интересна, если она с тобой связана! Я тебя очень люблю, Тонечка …

Они остановились и поцеловались. И постояли так, прижавшись друг к друга касаясь лицами.

– Я тебя тоже очень люблю …

Они вновь неспешно пошли по освещенной дорожке.

– От Мари весточка пришла. Всем приветы. А комиссару нашему предлагают место первого секретаря горкома у нас, так он спрашивает моего благословения.

– Но ведь это хорошо?

– Хорошо. Я правда собирался его сюда к себе перетащить, тут бы он мне больше помог. Но в городе тоже поможет, там тоже нелегко сейчас все налаживать после кровопускания. В больнице уже пришлось открыть отделение для наркоманов – с завода косяком идут. Ломка у них – достать негде, все связи обрублены …

– А как женщины из дома свиданий?

– Там практически наркоманок не было – во многом это заслуга Дианы.

Через снег с соседней дорожки к ним метнулась тень и превратилась в крупную собаку.

– Сандал?

Пес подбежал, присел, завилял хвостом, заворчал.

– Это он здоровается … Познакомься, это моя жена, Тоня.

А мысленно Свиридов передал псу немного не так – он сообщил псу, что это его самка.

Сандал обнюхал Тоню, поднялся на задние лапы, передние положил ей на грудь и ласково осторожно лизнул.

– Вот и познакомились! Ты такой большой! Как ты хорошо играл с мальчиками сегодня!

Сандал положил голову на ноги Тони и потерся об них, а потом поднял голову, посмотрел на Свиридова и что-то проворчал.

– Нет, Сандал. Гриша – это мой сын.

Сандала позвали.

– Беги, Сандал, беги. А то они без тебя службу нести не могут!

– До свидания, Сандал!

Пес большими скачками убежал на зов.

– Ты ему отвечал? Он тебя спросил о чем-то? Неужели?

– Ты бы знала, как он спросил! Он хотел узнать, есть ли у моей самки щенки!

– Брось!

– Ведь мы с ним обменивались не словами, а понятиями и эмоциями, да и не знает он таких слов, как дети. Для него все дети – щенки.

– Надо же … Ты теперь и с собаками можешь разговаривать?

– Пробовал с другими – не получается. Слушаться слушаются – вон как Дизель, а передавать мне информацию смог пока только Сандал.

– Как ты? Может, пойдем домой?

– Пойдем.

ДИНА и ЛЕВА

– Ле-ва, я уже выезжаю. Встречай меня у штаба, пройдемся по воздуху, а то я сегодня даже на улице не была.

Левушка поджидал ее у штаба. Автобус приостановился, высадил Диану и поехал дальше, в город.

Диана взяла Левушку под руку.

– Хорошо как. И не холодно сегодня. Как у тебя дела, Ле-ва, какие новости?

– Все нормально. Какие новости – обычные дела … А у тебя как? Опять старушки замучили?

– Не говори так о них, нехорошо. Они очень несчастные женщины. Сегодня приезжал Умаров и устроил мне настоящий экзамен.

– Да ну?

– Сел напротив меня, уставился своими желтыми глазами и стал выспрашивать про всех моих старушек. И смотрит не мигая, как птица.

– Страшно?

– Ужасно. Я только забудусь, разговорюсь, а он вопросик подкинет, да все с медицинской терминологией …

– И как ты?

– Справилась. А потом и говорит мне: «ничего, Дунька, все путем, не робей!» Он меня стал Дунькой называть. Ласково.

– Ну и чем кончилась ваша беседа?

– Мы хорошо поговорили и решили устроить консилиум с приглашением Свиридова. Да, я тебе не сказала – я сегодня в бассейне была и меня Свиридов в воду забросил!

– Как же это?

Они уже пришли домой и Диана рассказывала, переодеваясь и накрывая на стол.

– Мне пришлось ехать в штаб, отвозить заявки и забирать планы анализов. Тут меня увидел Свиридов и приказал отправляться в бассейн. Что делать? Я скорей за купальником и в бассейн. Там меня быстренько маленькие мальчики затащили в воду. Потом я разглядела, что наверху есть тренажерный и спортивный залы, заглянула туда. А потом попалась на глаза Свиридову.

– Так как же он тебя бросил в воду?

– Я что-то спросила его про тренировки, про борьбу, хотела показать свое умение, провести прием и спихнуть его в воду, но непонятным образом полетела туда сама. Правда, Лео, я не поняла, как он это сделал, а ведь у меня неплохо было с борьбой, ты же помнишь?

– Помню, как же … Ты еще со мной так здорово расправлялась …

– Потом я загорала и подошли ко мне два молодых кавалера. Совершенно голые. Разглядели меня как следует, уселись на меня верхом и потребовали от меня определенных услуг …

– Это что – мальчики, что ли?

– Ну, да. Оказывается, Свиридов им сказал, что они со мной могут потренироваться в разговорной речи на английском языке. Они очень прилично говорят! Мы очень мило поболтали … Но, знаешь, Лео …

– Что, Диана?

– Вот эти голые мальчики сидели на мне верхом … Так мне захотелось своего такого …

– Ну, не надо, Диана … Не расстраивайся … Сможем взять приемного …

– Ничего, пройдет. Я смотрела на Антонину Свиридову – как она с Гришей. Они так трогательно относятся друг к другу, и старательно это скрывают … Гриша не может пройти мимо нее, чтобы мельком не коснуться ее … И только от нее принимает ласку, никому другому себя приласкать не позволяет …

РАЗГОВОР со СКВОРЦОВЫМ

Скворцов сидел за заваленным бумагами столом и с удовольствием оторвался от них.

– Привет, Толя! Как дела, начальник?

– Чем больше власти, тем плотнее стена между начальником и подчиненными.

– Ты всегда умел наладить отношения с кем угодно, не так ли?

– Но грань между начальником и подчиненным – она частенько нужна, пусть не всем.

– Тебя что-то мучает? Или просто много работы? Ты изменился за это время, пока мы не виделись.

– Меня мучает избыток власти.

– Ну уж. На это, по-моему, никто никогда не жаловался, ни один император.

– Значит, им было легче. А ты как в качестве начальника?

– Мне всегда легче работать, когда от меня никто не зависит – я сам решаю, что и как делать, когда делать …

– Если подумать хорошенько, то это вполне вписывается в неограниченное руководство – когда и как решаешь только ты, и все делают это так, как ты скажешь. Нет?

– Возможно. Но чувство зависимости людей от твоего решения …

– Скучаешь по своим?

– Больше по детям … Отсутствие Лены мне не мешает, она сейчас для меня почти так же, как и наяву …

– Почему? Насколько я знаю, она тебя, во-первых, любит, и, во-вторых, с тобой не ругается и не скандалит.

– Наверное ты прав. Только любовь у Лены проявляется стихийно и приступами. Пришел – ну и ладно. Все в порядке, здоров? Сейчас есть будем, мой руки.

– Ну и что? Разве это плохо? Тоня говорит почти так же.

– Не ври! Я же видел, как она тебя встречает – ведь на это смотреть даже неловко, как она тебя встречает.

– Что ты?!

– Она же вся любовь и внимание – «ОН» пришел. Даже если кругом посторонние люди – хоть маленький, но все равно ласковый жест, прикосновение, улыбка. Взгляд – так такой, за который жизнь отдают. Дежурный вопрос? Как же! Она одним взглядом все увидит и поймет, даже не дожидаясь твоего ответа … Между прочим, ты с ней тоже такой.

– Но я же люблю ее, мою Тонечку! Ты ведь влюблен в нее?

– Влюблен и очень этим доволен. Отношения уже устоялись, постельного развития не требуется, можно спокойно испытывать прекрасное чувство друг к другу. Ревнуешь, что ли? Ну и дурак.

– Естественно. А то ты свою Лену ко мне не ревнуешь, особенно когда я ее в Прибалтику увез? Ревновал ведь?

– Наверно. Только это что-то другое – к ее увлечениям я действительно ревновал, а тут … Какая-то смесь ревности и зависти – вот они там танцуют, вот они там по ресторанам шляются.

– Что, и мысли не было, что мы там можем наконец переспать друг с другом?

– Если и была, то так, мимоходом. Не затрагивая ум. Странно?

– Не очень. Теперь она меня не добивается, относится спокойно, воспринимает как близкого и надежного друга. Терять такую дружбу ради сомнительного удовольствия?

– Вот я скажу ей, как ты это назвал! Может, мы постарели? Или поумнели? Представляешь, когда я разговариваю с Тоней мне сейчас иногда не хватает рядом тебя, твоего плеча …

– Очень трудно входить в курс дел?

– Как сказать … Но интересно! Народ там неплохой, но со странностями. Все от меня чего-то ждут, что ли …

– Тебе стоит знать о существе нашего проекта – все равно узнаешь. Ты теперь хоть немного узнал об излучении и его воздействии. Но раз излучение так многогранно взаимодействует с материей, то почему бы ему не взаимодействовать и с живой материей?

– Неужели попробовали?!

– А как же. Только пробовали давно и бессистемно. И известно нам сегодня не так много. Первое. Излучение в какой-то мере может приводить к развитию телепатических способностей у отдельных личностей. Причем не только тех, кто непосредственно работал на установках. Я, например, на установках никогда не работал, но …

– Ты – телепат?! Хотя странности за тобой водились и раньше …

– Мои способности проявились после аварии там, у академиков, что наводит на мысль о последействии излучения или наведенном эффекте – ведь я туда попал минут через пятнадцать после аварии. Второе. Родились дети с особыми способностями, в том числе и телепатическими. Ты их знаешь – это Олег Ерлыкин и те семь мальчиков, что оставались здесь.

– Ну, про Олега я более или менее в курсе. А Полина? А Семен Гаврилович?

– Полина – да, причем они с Олегом … Я тебе потом подробнее попробую объяснить, настолько это необычно и непривычно. Семен Гаврилович не телепат, а просто очень чувствительный и контактный человек. Правда, только к тем, с кем он душевно близок.

– Так должно быть третье. Проект?

– Если это было неоднократно, то как это сделать сознательно.

– Как вырастить телепата… Да, для разведки это клад…

– Если бы только для разведки, да не в телепатии тут дело. Телепат может мысленно общаться с другим телепатом, а если сюда добавить внушение? А если добавить чтение мыслей?

– А что, они умеют и это?!

– Считай, что я ввел тебя в проблему – подробнее потом. Этих людей немного, но они такие … такие …

– Меня больше всего занимают эти мальчики … Кстати, почему нет девочек?

– Тоже проблема – девочки рождались мертвыми. А они … Представь себе, что ты мысленно воспринимаешь все мысли и ощущения … ну, к примеру, своей жены. Ты ощущаешь все, что воспринимает твоя жена – все-все, до мельчайших подробностей и нюансов. Какую духовную и всякую другую культуру нужно иметь, чтобы продолжать нормально жить с ней рядом? Это условно, но в некоторой степени отражает реальное положение …

– Как это? То есть я все чувствую и все мысли ее слышу? Но ведь от этого с ума сойти можно!

– Можно сойти с ума – ты совершенно прав. Но как не вмешаться? С самыми наилучшими намерениями? А это реальность. Все. Думай, но лучше о работе. Пиши письма – скоро будет оказия. Не заклеивай, тут стопроцентная цензура. Нельзя сообщать о местонахождении, о погоде – ты на юге, кругом вода и нега … А пока пошли, я спою что-нибудь для тебя.

– И еще … Займись очисткой осмия – может понадобиться. Мы в Москве уже как-то делали, а ты попробуй новым методом.

– Так нужен же изотоп?

– Да, 187-й. И дикой чистоты. В первом отделе есть ТУ заказчика …

В КАФЕ

Знакомая мелодия вытащила из-за столов многих – пары закружились по залу. Начали подпевать – кто про себя, кто погромче. И когда все решили, что это музыка для танца – Свиридов неожиданно запел.

Сиреневый туман

Над нами проплывает,

Над тамбуром горит

Полночная звезда.

Сама мелодия определила негромкий голос и грустный настрой.

Кондуктор не спеши,

Кондуктор понимает,

Что с девушкою я

Прощаюсь навсегда.

Припев подхватили хором.

Кондуктор понимает,

Что с девушкою я

Прощаюсь навсегда.

За столом у мам тесно сомкнутые руки под столом.

Ты смотришь мне в глаза

И руку пожимаешь.

Уеду я на год,

А может быть на два,

А может

Навсегда

Ты друга потеряешь …

Еще один звонок

И уезжаю я.

Вера Ложникова прижала руку Никиты Кулигина к своей груди и так и сидела, прижавшись плечом к его плечу.

Последнее прости

С любимых губ

Слетает,

В глазах твоих больших