Текст книги "Высокая ставка"

– Ходи, – сказал Эрик. – Ведь деньги твои.

– Нет, твои, я дал их тебе в долг.

– В таком случае, старик, сыграй за меня.

Сэл побарабанил указательным пальцем рядом с тузом, и дилер вытащил из колоды десятку треф. Как раз то, что требовалось для выигрыша.

Покидая казино с выигрышем в 2800 долларов, Эрик весело смеялся.

– Был момент, старик, – признался он, обняв Сэла за плечи, – когда сердце, казалось, разорвется от волнения. Ты тоже заволновался?

Сэл подумал с минуту и, взглянув в радостные глаза друга, сказал:

– Нет, нисколько.

Эрик сделался вдруг серьезным и с укоризной заметил:

– Конченый ты человек, братец. Не знаешь, что такое азарт.

Сэл улыбнулся, и Эрик продолжал:

– Вот я совсем другое дело! В моем скандинавском теле азартная душа цыгана. – Он обнял рукой шею Сэла и привлек его к себе. – Пойдем со мной, старик.

Эрик попробовал свои силы во всех играх, какие только были в казино. Сэл спокойно наблюдал за ним, дивясь собственной индифферентности. Она даже казалась ему забавной. Его пульс бился ровно, как и сердце, ладони оставались сухими. В общем, его нисколько не волновало, выиграет Эрик или проиграет. Сэл Д'Аморе реагировал бы по-другому. Отчаивался бы при малейшей оплошности и ликовал при любой удаче. Когда победа служила ему поводом для самоутверждения, доказательством того, что он достоин уважения, что пользуется покровительством звезд, каждая проигранная партия воспринималась как свидетельство его никчемности и невезения. Но Сэла Д'Аморе больше не существует. Он умер, умер в кладовке «Толл Колд Уан» и возродился в образе Марко Толедано. Того самого Марко Толедано, чертовски преуспевающего выходца из Канады – автора песен, претендента на приз «Грэмми». Завтра вечером состоится презентация его песен. В этом году, по предварительным подсчетам, Марко Толедано сможет заработать миллион долларов США. Его музыка звучит во всех странах мира. А спит он с Изабель Джемелли. всемирно известной рок-певицей и самой великолепной любовницей из всех, с которыми его сводила судьба. С единственной женщиной, которую он по-настоящему любит.

* * *

Эрик удачно сыграл в кости, еще более удачно в рулетку, проиграл в «баккара» и «Большое колесо», потом опять сыграл в «очко», и снова выиграл. Он даже попытал счастье в совершенно невообразимых по трудности китайских играх «пэй гоу» и «пэй найн». И, как ни странно, выиграл. «Удача начинающего игрока, – думал Сэл. стоя рядом с ним. – Невероятно, но факт, элементарное везение». Сэл равнодушно наблюдал за игрой Эрика, не испытывая ни досады, ни злости, ничего. Азартные игры его давно не интересовали. Не вызывали ни азарта, ни волнения.

К полуночи Эрик был пьян в стельку не только от обилия выпитого, но и от грандиозного выигрыша – двадцать две тысячи долларов.

– Эй, старик, – бормотал Эрик заплетающимся языком. – Не такие уж и большие это деньги. Твоя старуха столько зарабатывает за минуту. И все-таки неплохо, если учесть, что я заработал их за одну ночь.

Сэл, с трудом лавируя в толпе, притащил Эрика к выходу.

– Нам пора, дружище. Надо возвращаться. Изабель, наверное, недоумевает, куда это я подевался. А Карл, этот чертов нацист, небось уже орудует там вместе с гестапо.

Когда Сэл усаживал Эрика в его красный «джип», тот вдруг вскинул голову и пробормотал:

– Старик, можешь ответить мне на один вопрос?

Сэл сел за руль.

– Поведу я.

– Можешь мне сказать, почему нацисты вторглись в Норвегию, а не в Швецию?

Сэл понятия не имел, что нацисты вторглись в Норвегию.

– Нет, не знаю.

Эрик покачал головой.

– Я тоже не знаю, старик. Знаю только, что шведские девицы гораздо стервознее норвежских.

– Постарайся уснуть, Эрик, – сказал Сэл, включая мотор.

– Ладно, – пробормотал Эрик, откинулся на сиденье и громко захрапел.

На полпути к Лос-Анджелесу их все-таки настиг обещанный синоптиками дождь. Сначала на ветровом стекле появилось несколько крупных капель, но потом, когда Сэлу с большим трудом удалось наконец натянуть крышу и обеспечить герметичность салона, небеса разверзлись. Он вовремя успел справиться, со всем этим, и теперь, закурив сигарету, смотрел, как обрушившийся на Джиламонстрскую пустыню ливень мгновенно уходит в выжженную солнцем, сухую почву. Такой же ливень был тогда, ночью в Нью-Орлеане, три года назад. Когда ему удалось бежать.

Право «обновить» пепельницу в собственной машине, несомненно, принадлежало хозяину, считал Сэл, поэтому он отогнул уголок откидного верха машины и выбросил окурок наружу. Этого оказалось достаточно, чтобы его брюки промокли до нитки. В следующую минуту небо расколола от края до края зловещая молния, осветив на мгновенье пустыню, и оглушительный раскат грома сотряс «джип» подобно звуковому торнадо.

– Дай Бог отсюда выбраться, – произнес Сэл, снова включая мотор. Эрик скатился с сиденья на дно машины и, свернувшись калачиком, хрюкал, как настоящий поросенок.

По мере приближения к Лос-Анджелесу дождь не утихал, а расходился все сильнее. Видимость стала настолько скверной, что пришлось снизить скорость до двадцати пяти миль в час, чтобы на совершенно пустом шоссе не съехать на обочину. Сидя за рулем, в полном одиночестве, изолированный от всего мира и физически и морально измученный, Сэл вспомнил дождливый день в Мюнхене, спустя несколько недель после выпуска их первой пластинки. Они с Изабель сидели в машине и ждали, когда вспыхнет зеленый свет. «Дворники» скользили по стеклу, сметая капли дождя с методичностью хорошо вымуштрованных немецких солдатиков. Изабель, по обыкновению, крутила ручку приемника, стараясь поймать какую-нибудь музыку.

– Бога ради, Изи, остановись, – взмолился он. – Я не выношу, когда ты так делаешь.

Она повернулась к нему и игриво толкнула в бок, поддразнивая:

– Это потому, Марко, что ты слишком стар для меня!

Некоторое время они молчали, наблюдая за снующими пешеходами. Тем временем в приемнике кончился какой-то старый шлягер и зазвучали вступительные аккорды новой песни. «Что это? – встрепенулся Сэл. – Что-то знакомое. Кто это? Кто автор музыки?» И тогда до него дошло, и он взглянул на Изабель, как раз в тот момент, когда и она поняла. Зазвучал ее голос.

Тогда они впервые услышали свою песню по радио. Изабель обняла Сэла, заплакала. Сэл рассмеялся, а потом они вместе то смеялись, то плакали, осыпая друг друга поцелуями в «мерседесе» на Леопольдштрассе в ожидании зеленого света. Тем временем рядом с ними остановился «фольксваген-гольф» с немецкой детворой, в котором радио было настроено на ту же волну. Дети весело смеялись, барабаня ладонями по приборной доске в такт музыке. Изи бурно изъявляла восторг, а Сэл опустил оконное стекло и, высунувшись под дождь, крикнул:

– Это наша песня. Мы ее исполняем!

Кто-то из ребятишек приглушил радио и крикнул:

– Вы спрашиваете, куда едет автобус?

И Сэл с Изабель снова весело рассмеялись. Потом вспыхнул зеленый свет, и машины, стоявшие позади, принялись сердито сигналить. А они все смеялись и никак не могли остановиться.

* * *

Сэл повернул на запад и включил «дворники» на самый высокий режим, потому что дождь уже превратился в непроницаемую завесу, настолько плотную, что в ней отражался свет передних фар. Время от времени по дороге попадались стоявшие на обочине автомобили, водители пережидали на обочине дождь, чтобы не рисковать. Но Сэл и раньше ездил по мокрым дорогам. В Нью-Орлеане редкий день выдавался без дождя. И так на протяжении всего года.

Он опять закурил, воспользовавшись зажигалкой на приборной панели, и снова вспомнил тот день на Леогтольдштрассе, когда впервые услышал себя по радио. И тут же всплыло еще одно, дорогое его сердцу воспоминание. «Тропик Козерога» стал одним из самых популярных хитов в Германии и в странах Бенилюкса. Карл уже вел переговоры о продаже альбома во Франции и Швейцарии. Он организовал туда поездку для всей группы, и начиналась она, разумеется, с Парижа. С деньгами по-прежнему было туго, и Изабель, Карл, Эрик, оркестр и все остальные жили в небольшом двухэтажном отеле неподалеку от Люксембургского парка. Выступление прошло с огромным успехом – французы были без ума от поп-звезды, и после концерта поклонники провожали Изабель и Сэла до отеля, всячески изъявляя свой восторг, те уже не надеялись освободиться и спокойно вздохнуть. Позже открыли огромные окна и любовались рассветом, разливавшим свое золотое сияние по всему горизонту за Монпарнасом. Стоя на балконе, под одной простыней, они курили и наблюдали, как постепенно просыпается все вокруг. На противоположной стороне улицы мясник мыл свою лавку из садового шланга. По желобу стекала, окрашенная кровью, вода. Продавец цветов выставил пластмассовые ведра с цветами ярко-красными, бледно-желтыми, небесно-голубыми и белыми. Они проголодались и чувствовали себя совершенно опустошенными после бурно проведенной ночи. Поэтому спустились вниз и в поисках места, где можно позавтракать, побрели в обнимку по улице. Вскоре им попалось кафе, оно как раз открывалось, и они заказали омлет, булочки с конфитюром и кофе. Заказ приняли без особого энтузиазма – было совсем еще рано. И все же хозяйка в конце концов принесла омлет, и Изи с Сэлом набросились на него, как голодные волки. Тем временем ее сын, худосочный, с сальными волосами парень, стелил на столы белые в красную клетку скатерти, раскладывал бумажные салфетки, ножи, вилки и при этом все время что-то напевал себе под нос. Вскоре он приблизился к ним, уже можно было различить мелодию. Изабель услышала ее первой и через стол коснулась руки Сэла, а когда он взглянул на нее, показала глазами на парня. Сэл прислушался. Да, мальчик напевал «Прикосновение незнакомки». Сэл замер. Его песни везде поют. Все их знают. Он наблюдал за парнем. Может быть, он узнал Изабель и хочет сделать им приятное? Но лицо у мальчика было невинным, как у младенца. Накрыв столы, он отправился за стойку бара. Изи и Сэл долго молчали, глядя друг на друга, прежде чем снова приступить к еде.

* * *

Было по-прежнему холодно и темно и дождь лил не утихая, когда Сэл подкатил к подъезду «Беверли-Хиллз». То на себе, то волоком Сэл с трудом протащил Эрика через весь вестибюль, а потом в его номер. Уложив приятеля в постель, он поднял воротник и под дождем побежал по извилистой дорожке, отыскивая их с Изи бунгало. С улицы все они выглядели совершенно одинаково, среди деревьев и густого кустарника, так что с него потоками стекала вода, когда он шумно ворвался в спальню.

– Кто это? Кто? – Изабель подскочила на кровати, прикрыв грудь простыней.

– Я, детка, – сказал Сэл, включив тусклый свет и сбрасывая мокрую одежду. – Кто же еще?

Изи мгновение с любопытством разглядывала его, потом отвернулась и накрыла голову подушками.

Дрожа от холода и выбивая зубами дробь, Сэл вытерся в ванной полотенцем, погасил свет и нырнул под одеяло. Он вплотную придвинулся к Изи и крепко прижал ее к себе.

– Эй, – шепнул он ей на ухо, – ты спала на моей половине постели и согрела ее. Спасибо, детка.

Она не сразу ответила, лежала не дыша, притаившись, потом спросила:

– Что ты сказал?

Он уткнулся носом в ее колючий затылок, с наслаждением вдыхая исходивший от нее аромат.

– Сказал «спасибо» за то, что ты мне согрела постель, – уже засыпая, пробормотал он, – не хочешь спросить, где я был?

– Утром спрошу, – услышал он сквозь дрему и отключился.

* * *

Утро в тот день началось очень рано. Вечером предстояла церемония вручения призов «Грэмми», и Карл устроил в номере грандиозный завтрак. За столом он объяснил Изабель, Сэлу, Эрику и Джованни, как снимать напряжение во время ответственных выступлений. Сэл не выспался и чувствовал себя совершенно разбитым. Он бросал суровые взгляды на Эрика, вполне отдохнувшего и жизнерадостного, и тот, набив рот, в очередной раз спросил как ни в чем не бывало:

– Что с тобой, старик? Ты такой мрачный!

– Еще бы, – парировал Сэл. – Посмотрел бы я на тебя, черт побери, если бы ты ночь напролет гнал машину под ливнем с траханым пьянчугой, храпящим тебе в ухо.

Карл прервал свои бесконечные наставления и поднялся, чтобы взглянуть на дождь, все еще лупивший по веранде.

– Погода отвратительная. Придется им отказаться от мероприятий, предшествующих презентации.

Он вернулся на свое место за столом.

– Я думал, – сказал он, вернувшись на свое место, – что в Южной Калифорнии вообще не бывает дождей.

Сэл и Эрик переглянулись и с веселым огоньком в глазах дружно запели:

Позвольте предупредить вас, господин.

Идет дождь, господин.

Идет до-о-о-ождь!

– Бог мой, ну и ну, – промолвил Карл, глядя на Изабель и укоризненно покачивая головой.

* * *

Наступил день вручения призов «Грэмми». Изабель ожидало шесть призов, а Сэлу, по прогнозам «Лос-Анджелес тайме» награда по номинации, в которой значилось его имя. Сэл не позволит этому, заносчивому нацисту испортить ему настроение.

– О'кей, Великий Игрок, – поддел он Эрика. – Как насчет того, чтобы сыграть в бридж на сто баксов?

Ставка мизерная. И Эрик отнесся к предложению Сэла без всякого интереса.

Эрик закатил глаза и пропел:

Я лишился работы, я лишился ума.

Я лишился самоуважения, я лишился хлеба.

– Омерзительно! – воскликнул Карл, швырнув салфетку на стол.

В ответ на это Эрик и Сэл запрокинули головы и завыли:

– Хочу домо-о-ой!

– Марко! – не вытерпела Изабель. – Речь идет о серьезных вещах! – В ее жгучих глазах вспыхнул огонь. – О моей карьере!

Сэл не помнил, чтобы Изабель когда-нибудь разговаривала с ним подобным тоном.

– Послушай-ка, детка, тебе не о чем беспокоиться. Уже хотя бы потому, что полковник Клинк, – он кивнул в сторону Карла, – слишком серьезен, чтобы веселиться...

– Хватит! – изрек Карл тоном, не терпящим возражений.

– Марко, прекрати, пожалуйста, – пыталась урезонить его Изабель.

И вдруг произошло нечто невероятное, от чего все впали буквально в шоковое состояние. Старик Джованни разразился неудержимо веселым, громким хохотом. Он долго сдерживался, зажимая рот своими шишковатыми пальцами, но в конце концов не выдержал. Он держался одной рукой за живот, а другой барабанил по столу. Все удивленно переглядывались, пытаясь понять, что так развеселило старика.

Наконец Джованни успокоился, и Сэл, успевший искренне полюбить больного старца, такого деликатного и тактичного, спросил:

– Что вас рассмешило, Джо?

Старик улыбнулся во весь рот, откинул голову назад и, копируя Сэла и Эрика, закричал:

– Хочу домо-о-ой!

Все это было так неожиданно, так не похоже на господина Джемелли и так безыскусно, что всем четверым ничего не оставалось, как весело, от души посмеяться с ним вместе. От дурного настроения не осталось и следа.

Джованни опять стукнул рукой по столу:

– Хочу домо-о-ой!

* * *

После завтрака Карл велел всем спуститься вниз и занять места в лимузинах, ожидавших у входа в отель под навесом. Им предстояло отправиться в музыкальный центр, где проходила репетиция церемонии.

У дверей бунгало появились двое английских панков-рокеров с огромными черными зонтами. Под один из них нырнула Изабель вместе с Карлом и, все еще смеясь, плотно прижалась к нему. Карл похвалил ее новый наряд, купленный на Мелриуз-авеню, и она не смогла скрыть своего восторга. Сэл не сводил с них глаз, не зная, как следует себя вести в подобной ситуации. Но тут Эрик потащил его под второй зонт.

– Ну, дружище, сегодня ты обретешь бессмертие. Интересно, что ты при этом чувствуешь?

Сэл взглянул на улыбающуюся, открытую физиономию друга, и у него отлегло от сердца. Потом оглянулся на калеку Джованни, все еще продолжавшего хихикать, и тот радушно помахал ему рукой. Беспокойство Сэла рассеялось, и настроение уже не было таким мрачным, как несколько минут назад.

– Что я чувствую... – начал было с серьезным видом Сэл, но тут же расплылся в улыбке. – Черт побери, я чувствую себя превосходно, не знаю, что и сказать.

– Сука она, старик, вот и все. – Швед обнял приятеля и кивком головы подозвал английского рокера с зонтом. Покинув бунгало, они зашагали по извилистой дорожке в сторону главного здания отеля. Дождь выбивал дробь по плотной ткани зонта. Сэл оглянулся и в нескольких шагах от них увидел Изабель и Карла! Они смеялись и выглядели совершенно счастливыми. Сэл быстро отвернулся и постарался сосредоточиться на предстоящих делах. Осторожно ступая по мокрым плиткам, Сэл вдруг заметил, что дождевые капли, попадая на носки его туфель, тотчас отскакивают. Подняв голову, Сэл увидел появившихся из-за угла ближайшего бунгало троих мужчин в плащах. Шли они быстро, пригнув головы и слегка ссутулившись, с поднятыми воротниками. В этот момент раздался смех Изабель, веселый, кокетливый, с чувственными нотками. Обескураженный Сэл ушам своим не поверил. Но тотчас же переключил внимание на шагавших навстречу мужчин. В их облике было что-то очень знакомое. В этом Сэл нисколько не сомневался. Они приближались так быстро, что уже можно было рассмотреть капли дождя, блестевшего словно бусинки на их пальто. Пальто были дорогие, но не такие, какие носят раз или два в году по торжественным случаям богачи из Калифорнии. Черные и неизвестно зачем утепленные, пальто эти скорее походили на нечто... словом, нечто подобное носили напыщенные индюки в Нью-Орлеане. Парень, державший зонт над Сэлом и Эриком, посторонился, уступая дорогу троице. Эрику при этом пришлось сойти с мощенной плиткой дорожки, и он громко выругался: его шикарные штиблеты фирмы «Ники Эйрс» оказались в скрытой травой глубокой луже. Один из мужчин, показавшихся Сэлу особенно знакомым, вдруг вскинул голову и, глядя на него в упор, улыбнулся. В его холодном, как у змеи, взгляде таилась смертельная угроза.

– Вот ты где, Сэлли, – бросил он на ходу.

Лишь пройдя несколько шагов, Сэл понял: Ники. Это был Ники Венезия. Он обернулся и так и остался стоять под дождем, в то время как парень и Эрик пошли дальше. Он смотрел, как эти трое приближаются к Изабель, идущей под руку с Карлом. Немец и девушка все еще смеялись. Рокер, державший над ними зонт, удивленно уставился на Сэла, а Сэл в свою очередь не мог оторвать взгляда от троицы, направляющейся прямо к Изабель. Еще миг – и Ники Венезия что-то плеснул ей в лицо. Изабель схватилась руками за глаза, закричала.

«Кислота! Он плеснул ей в лицо кислоту!» Рокер бросил зонт и помчался за Ники, но один из троицы – «Джуниор», – пронеслось в голове у Сэла, – так двинул его в челюсть, что тот, скорчившись, рухнул на землю. Ничего не понимая, Карл замер на месте, оцепенев от страха. Снова послышался душераздирающий крик Изабель. Сэл рванул за бандитами, настиг Джимми Вэна, но в тот же миг оказался под дулом пистолета. «Вот и все. Конец». Но против ожиданий преступники вдруг побежали назад по выложенной плитками дорожке, петляющей среди пальм и бунгало по тысяче долларов за ночь. Изабель не переставала кричать, корчась от боли в мокрой траве. Сэл подхватил ее, пытаясь поднять, и тут увидел, что ее прекрасное лицо превратилось в сплошное кровавое месиво.

«О, детка, что я натворил! Какое причинил тебе горе! Какое страдание!»

* * *

Детективы из полицейского участка Беверли-Хиллз оказались вежливыми и обходительными, видимо, привыкли иметь дело со знаменитостями и богачами. Белый полицейский был старше и солиднее своего коллеги – цветного. Опрос проводил спокойно, в тоне обычной беседы, не проявляя настойчивости или каких-либо признаков раздражения, всем своим видом показывая, что его ничем не удивишь.

– Итак, трое мужчин в утепленных пальто. Двое – темноволосые и смуглые, скорее всего латиноамериканцы. – Полицейский записывал каждое слово Карла, потом вдруг взглянул на него и спросил: – Бразильцы?

– Не думаю, – ответил Карл. Он волновался, и его акцент сейчас слышался отчетливее, чем обычно.

– Полагаю, это – американцы. – В разговор вмешался полицейский-чикано, молодой и красивый. Он знал, кто пострадавшая, и был полон решимости поймать преступников.

– Почему вы считаете, что это американцы?

Карл пожал плечами:

– Европейцы распознают их с первого взгляда.

Белый полицейский повернулся к Сэлу, но прежде, чем заговорить, полистал записную книжку.

– Вы разделяете это мнение, господин Толедано?

Сэл сидел в кресле, поставив локти на колени и обхватив лицо руками.

Детектив повторил вопрос:

– Господин Толедано, вы разделяете это мнение?

До Сэла дошло наконец, что полицейский обращается к нему.

– Что? – Он обвел всех недоуменным взглядом.

Понимая, что снимает показания с человека более высокого по положению, белый полицейский терпеливо пояснил:

– Господин Дидерих считает, что преступники – американцы. А вы что скажете?

«Ники Венезия – американец? Wiseguys from the Ninth Ward так не считали».

– Я... я не знаю.

– Но один из них что-то сказал вам, там, на дорожке, – напомнил Сэлу полицейский-чикано. – На каком языке он говорил?

Сэл решительно тряхнул головой.

– Я просто не мог... Никто мне ничего не говорил.

– Марко, ну конечно же, дружище, он что-то сказал тебе, проходя мимо, – вдруг заявил восседавший на табуретке у стойки бара Эрик.

Сэл не решился на него взглянуть и произнес:

– Я не слышал.

– Ясно, господин Толедано, – сказал чикано, но тон его свидетельствовал о том, что ему ничего не ясно. – Тогда почему вы так пристально смотрели вслед этим троим? Даже остановились!

Сэл, прищурившись, уставился на чикано, пытаясь сообразить, куда он клонит, и не попасть впросак. В это время в бунгало зазвонил один из четырех телефонов.

– Извините, – обратился Сэл к молодому полицейскому, – повторите, пожалуйста, вопрос.

Сэл не сводил глаз с Карла, тот поспешил к телефону, но в следующий момент уже передал трубку старшему полицейскому.

– Господин Кристианстед, – продолжал между тем его младший коллега, имея в виду Эрика, – утверждает, что вы остановились и смотрели преступникам вслед.

Тучный полицейский вразвалку зашагал к телефону.

– Не знаю, – сказал Сэл. – Я... просто я... нет, не знаю.

В это время дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась Изабель в шелковом халате, с толстым гостиничным полотенцем на голове, источая особый, присущий ей одной аромат. Молодой детектив-мексиканец сразу же утратил интерес к Сэлу и буквально поедал Изабель взглядом, когда она подошла к зеркалу над камином и, запрокинув голову, стала закапывать в глаза капли, оставленные ей гостиничным доктором.

– Это был «табаско», – с плохо скрываемой радостью объявил белый полицейский, бросив телефонную трубку.

– Вы имеете в виду «Сальсу»? – спросил чикано, с трудом оторвав взгляд от шеи Изабель.

Направляясь к своему креслу, тучный полицейский покачал головой:

– Нет. Именно «табаско». Знаешь, такой луизианс-кий соус с красным горьким перцем. Моя жена приправляет им «кадисун». – И он сказал, теперь уже обращаясь ко всем: – Лабораторный анализ показал, что это был «табаско» с добавлением молотого красного перца. Такая смесь совершенно безопасна, но боль причиняет невыносимую.

– Вы правы, – Изабель повернулась к полицейскому, – боль и в самом деле была нестерпимая. – Она быстро заморгала, и из воспаленных глаз выкатились капли, которые чувствительный мексиканец, видимо, принял за слезы.

Он кинулся к Изабель, в надежде завоевать ее расположение.

– Мисс Джемелли, мы должны тщательно расследовать случившееся. Преступники, я думаю, не какие-нибудь озорники-подростки. Это сигнал. Не исключено, что за ним последует вымогательство. – Никто ему не возражал, и, помолчав, он с еще большей горячностью продолжал: – Я поставлю у ваших дверей на круглосуточное дежурство двух своих подчиненных, я хотел бы также...

Тут вперед выступил Карл.

– Нет, – заявил он решительно, чтобы умерить пыл полицейского, – нам не нужна скандальная популярность с первых же дней пребывания в этой стране. – Он снисходительно улыбнулся, как человек многоопытный. – Пресса может раздуть это происшествие до невероятных масштабов. Кроме того, я уже нанял охрану. Скоро она прибудет сюда. – Он опять улыбнулся этой своей высокомерной улыбкой. – Не понимаю, как подобные вещи могут твориться в Америке. – Слово «Америка» он произнес так пренебрежительно, словно речь шла о каком-нибудь там Бейруте. – Хороши здесь порядки, если запросто можно плеснуть в лицо человеку «табаско».

Полицейский взирал на Карла с чувством ответственности и осознанием своего профессионального долга.

– У преступников было автоматическое оружие, господин Дидерих. А это не шутки.

Но не так-то легко было запугать Карла, тем более какому-то полицейскому.

– Оружие? Да вам померещилось, или же это был игрушечный пистолет. – Карл закурил сигарету. – Я же сказал, что обратился в самую надежную в Лос-Анджелесе частную службу безопасности. – Он выразительно посмотрел на молодого полицейского. – С минуту на минуту они появятся здесь, им я вполне доверяю.

Полицейский смотрел на Карла с плохо скрываемой досадой. Снова зазвонил телефон. На сей раз полицейский опередил Карла и быстро схватил трубку.

– Слушаю, кто говорит? – с важностью спросил он.

Карл проводил у телефона не меньше шести часов в день, считая его главным помощником во всех делах, и сейчас не сводил с полицейского презрительного взгляда.

Полицейский положил трубку на полированный стол и взглянул на Сэла.

– Это вас. Старый друг.

«Это меня. Старый друг. Жаждет побеседовать со мной».

– Я поговорю из спальни, – сказал Сэл.

Молодой полицейский тем временем продолжал красоваться перед Изабель:

– Как бы преступники не ворвались к вам в номер.

Сэл прикрыл за собой дверь спальни и увидел на ночном столике маленький телефонный аппарат розового цвета. Сквозь раздвинутые шторы видно было, как вода струями стекает по чистым, прозрачным стеклам. «Такой же ливень, как в тот, мой последний день в Нью-Орлеане».

Сэл опустился на край застеленной шелковым покрывалом кровати и уставился на телефонный аппарат. «Мой старый друг желает говорить со мной». Он поднял трубку как раз в тот момент, когда кто-то в гостиной, – видимо, полицейский-чикано – положил ее на рычаг. На другом конце провода молчали.

Сэл прикрыл микрофон ладонью, откашлялся, отнял ладонь и сказал:

– Алло!

В ответ послышался холодный, злой смешок, и у Сэла не осталось никаких сомнений насчет «друга».

– Ники?

Снова воцарилась мертвая тишина. Видимо, Ники таким образом развлекался.

Помолчав, Сэл спросил:

– Это ты, Ники?

И тогда Ники Венезия наконец заговорил:

– Какой-то странный у тебя голос, Сэлли. Что с ним случилось?

Сэл едва не выронил трубку, так дрожала у него рука, и теперь держал ее уже обеими.

– Ты что, врезался в... проволоку, я хотел сказать, струну пианино, или еще во что-нибудь?

Сэл не мог говорить. Ему показалось, будто яйца у него расплавились и потекли, словно лед под горячими лучами солнца.

– Давай-ка говори, Д'Аморе, сукин сын, мать твою...

– Он... он пытался меня убить, – с трудом произнес Сэл.

Ники захохотал. Зловеще, как смеются охранники, когда ведут обреченных на смерть в газовые камеры.

– Не надо было ему мешать. Твой старик был бы счастлив.

«Joe the Hack, Joe the Hack», жестоко избитый и обожженный. «О, Боже! О, Боже!»

– Ники, – услышал Сэл собственный голос. – У меня есть деньги. Я могу вернуть Малышу Джонни все сполна. Даже больше.

– В самом деле? – Ники ехидно ухмыльнулся. – Где ты их возьмешь? У маленькой потаскушки полунегритоски, которую трахаешь?

– Оставь ее в покое. Я не хочу, чтобы она...

– Эй, мать твою... – Притворного дружелюбия как не бывало. – Не хватало еще, чтобы ты меня учил, что делать, а чего не делать. Я вырву у тебя твое вонючее сердце!

Сэл слышал тяжелое дыхание Ники Венезия. «Теперь конец. Он убьет меня».

Насилу заставил себя Сэл сказать хоть что-то.

– Послушай, Ники, он хотел меня убить, но в этот момент у него случился сердечный приступ или что-то в этом роде. Я пальцем его не тронул.

Ники молчал. Видимо, слушал. Внимательно слушал.

– Я не виноват, у Реда был сердечный при...

Ники не дал ему договорить.

– Знаешь, где Голливудское водохранилище? – спросил он ледяным тоном.

– Что? – Сэл был в смятении. Что кроется за его словами? – Голливудское водохранилище? Нет. Впервые слышу.

– Захочешь – найдешь! Деньги принесешь туда сегодня в восемь. – Снова раздался его дьявольский смешок. – Я давно мечтал сказать кому-нибудь эти слова. Вздумаешь убежать, вспомни, что ждет твою девицу. – Он опять хохотнул. – Как думаешь, гожусь я на роль грозного мстителя?

И он повесил трубку.

– Ники! Ники! – Некоторое время Сэл смотрел на умолкнувшую трубку, потом положил ее на рычаг.

Дождь со страшной силой хлестал по окнам. Словно из садового шланга. Сэл медленно встал, вернулся в гостиную. Тем временем Изабель переоделась, и они с Карлом собирались уходить. Теперь место полицейских из участка Беверли-Хиллз заняли трое здоровенных черных парней в строгих деловых костюмах, с повадками доберманов. Они впились в Сэла глазами, подозрительно оглядывая его, только что не рычали. Но тут их окликнул Карл.

– Мы едем во Дворец, – сказал он, подавая пальто Изи. – По телефону мне сообщили, что репетиции еще не закончились. А вам, – он окинул Сэла критическим взором, – не мешало бы перед тем, как ехать, умыться.

– Я лучше лягу в постель, – сказал Сэл, опускаясь в кресло. – Что-то неважно себя чувствую. Вымок до нитки, и потом, все эти перипетии с полицией и все прочее. – Он обхватил голову руками. – Попытаюсь отдохнуть, чтобы вечером быть в хорошей форме.

– Нет, – гаркнул Карл, и черные телохранители посмотрели на Сэла так, словно он только что выстрелил из пистолета. – Вам надо быть на репетициях. Чтобы вечером все прошло наилучшим образом.

Сэл взглянул на него в упор.

– Дайте мне передохнуть, Карл. Я вам там совершенно не нужен. Эрик вполне может меня заменить.

– Нет! Нет!

Изабель коснулась руки Карла, их глаза встретились. «Что это значит?»

– Ладно, – примирительно произнес Карл. – Но если почувствуете себя лучше, приезжайте во Дворец и отыщите нас.

– Обещаю.

Сэл смотрел, как они выходили из бунгало. Карл следовал за первым телохранителем, между вторым и третьим шла Изабель и наконец Эрик.

– С тобой все в порядке, старик? – задержавшись на минуту, спросил он Сэла.

– Все отлично, Эрик. А где Джованни, не знаешь?

– Он у себя. Сказал, что очень устал. Его проводил англичанин. Не тот, которого двинули в челюсть. Ты точно не хочешь ехать? – беспокоился Эрик.

– Абсолютно точно. Немного посплю, – ответил Сэл, даже не думая идти в спальню.

Уже стоя в дверях, Эрик продолжал внимательно разглядывать друга.

– Тебе не кажется странным то, что произошло утром?

Сэл кивнул.

– Да, все это странно. Очень странно.

Помолчав, Эрик спросил:

– Неужели ты не слышал, старик, что. сказал тебе один из этих подонков?

– Клянусь Богом, не расслышал. Но что-то сказал. А ты слышал? Ты слышал, что он сказал?