Текст книги "Роза"

Глава пятнадцатая

Они ехали вдоль канала в коляске начальника полиции, отделанной черным лаком и бронзой так, что она больше походила на похоронную карету. Блэар не снимал шляпу, хотя голову его будто пронзало иглами: из-за тряски внутренняя кромка шляпы ерзала по швам, натирая их. По настоянию Муна вместе с ним поехал и Леверетт. Густые облака закрывали небо так плотно, что почти стемнело, хотя до вечера было далеко. Фабричные трубы в слабом боковом освещении чем-то походили на колонны, стоящие вдоль Нила.

Мун все еще находился под впечатлением события, с которого они уехали:

– Это же надо, какие лапы, а? Верно сказал Эрншоу: в целях воспитания такое полезно показывать. Как вам кажется, мистер Леверетт, не стоило бы продемонстрировать эти лапы каждому уиганскому хулигану? Быть может, хоть так удалось бы припугнуть их и добиться тут некоторого порядка?

– Вы серьезно? – поинтересовался Блэар.

– Женщины все отпрянули назад при виде этих лап, так? По-моему, имей мы возможность показать при необходимости парочку подобных штуковин, народ в городе стал бы вести себя куда лучше.

– Попросите лорда Роуленда. Возможно, он сумеет раздобыть для вас еще одну пару. Тогда одна будет у Королевского общества, а вторая – у вас. Сможете демонстрировать ее в школе или у себя дома.

– Шутите, да? Мистер Блэар, что, шутит? – повернулся Мун к Леверетту, сразу заерзавшему и как-то сжавшемуся на сиденье; так съеживается высокий человек, стараясь остаться незамеченным. – Вот что мне нравилось в вашем отце, мистер Леверетт, так это полное отсутствие чувства юмора.

– Это верно, юмора у него не было, – согласился Леверетт.

– Я всегда понимал, что именно он имел в виду. Хочу думать, что и вас я тоже понимаю.

Леверетт посмотрел куда-то в сторону и молча кивнул.

– А я не шутил, – проговорил Блэар, обращаясь к начальнику полиции. – Как ученый вы по меньшей мере ничем не хуже Роуленда.

Мун немедленно переключил внимание с Леверетта на Блэара:

– Но когда Роуленд в одиночку противостоит гигантской обезьяне, на дикарей это должно производить огромное впечатление.

– И производит, не сомневаюсь. К тому же он не просто противостоит обезьяне, он ее выслеживает, заманивает в ловушку и выстрелом разносит ей череп.

– Насколько я слышал, лорд Роуленд – меткий стрелок. А с добывания редких экземпляров, как любит говорить Эрншоу, берет старт зоология.

– Таксидермия.

– Ну, называйте как хотите, но в любом случае это же начало науки и цивилизации, верно?

Блэар оставил этот полувопрос без ответа. Вплоть до самого сегодняшнего дня он полагал, что Роуленд находится где-нибудь в Занзибаре или в Кейптауне, на другом конце света. Появление его в Уигане, да еще когда его встречали как второе пришествие Христа, стало для Блэара настоящим потрясением. Отрезвляюще подействовало на Блэара и то, что, как выяснилось, он совершенно не понял настоящих места и роли Эрншоу. Но если последний – не поклонник, то ради чего же Шарлотта Хэнни тратит на него свое время? Блэар достал пакетик и высыпал на ладонь немного порошка.

– Мышьяк? – поинтересовался Мун. – Что-то мне не верится, что Ливингстон пользовался им в своих экспедициях, а?

– Он принимал опий. – Блэар забросил порошок в рот, проглотил его и тотчас же ощутил, как горечь заполняет рот, горло, даже голову. – Расскажите мне о Силкоке.

– Славный малый, но головорез. Из тех, кто, если не сможет обыграть вас в карты, обязательно подстережет потом в темной аллее. В январе я дважды предупреждал его, чтобы он убирался из Уигана, второй раз уже после пожара в шахте. Ну, теперь мы его загнали в угол.

– Кто-нибудь расспрашивал его о Мэйпоуле?

– Нет. А вы сами никогда не вступали в конфликт с законом, мистер Блэар?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что у вас такой вид. Не то чтобы волк в овечьей шкуре. Скорее явный волк, но с косынкой на шее. Другой человек мог бы подумать, что вы ее повязали для красоты. А, на мой взгляд, вы просто собрались кого-то съесть и заранее подвязали салфетку. Так что когда до меня доходят разговоры о вашей стычке с Биллом Джейксоном и о том, что вы его победили, то склоняюсь к мысли, что мой инстинкт меня не обманывает.

– И откуда же они до вас доходят?

– Отовсюду. Насколько я слышал, Джейксон полагает, будто вы приударяете за его девушкой. Но вы ведь не настолько глупы, верно?

Блэар почувствовал острое жжение вдоль наложенных Розой швов. Причиной его мог стать мышьяк, но мог и Мун.

– Вы ведь не так глупы, верно? – повторил Мун. – Женщины гораздо хуже, чем мужчины. Это факт. Вам известно, что в лазаретах британской армии большинство коек занято жертвами венерических заболеваний, полученных от проституток и женщин легкого поведения?

– Но ведь эти болезни передаются в обе стороны, верно?

– Как передаются – по неведению или профессионально, вот в чем разница.

– Мне всегда казалось, в мирное время профессия солдата в том и состоит, чтобы разносить венерические заболевания.

– Опять вы шутите, мистер Блэар, а вот на юге Англии женщин легкого поведения изолируют в специальных лечебницах, и ради их же собственной пользы. А здесь, на севере, нет никакого контроля.

– А как бы вы их определяли? По оголенным рукам? Или по брюкам?

– Для начала хотя бы так.

– То есть вы имеете в виду шахтерок?

– Я имею в виду, что шахтерки – женщины, которые решили вернуться в первобытное состояние. Дело не только в штанах и вообще не в том, как они одеваются. Вы полагаете, парламент стал бы заниматься этими женщинами, если бы речь шла только о штанах? Брюки – всего лишь один из символов цивилизации. Какое мне дело, ходят ли они в брюках, в юбках из морских ракушек или вообще голыми? Да никакого! Но меня тревожит отказ соблюдать принятые правила поведения. По собственному прискорбному опыту могу вам сказать, что цивилизация есть не что иное, как правила, принимаемые для всеобщего блага. Не знаю, как обстоят дела в южных странах, но, когда англичанка облачается в штаны, она тем самым отбрасывает всякие приличия и все соображения, связанные с ее полом. Верно, все эти соображения не более чем одно из правил; но именно они-то и отделяют нас от обезьян. Бесспорно, в шахтерках есть свое очарование. Сам епископ, когда он был молодым человеком и еще не принял сан, тоже имел обыкновение ускользать в город через какую-нибудь из старых штолен, чтобы походить по девочкам. Еще ведь святой Валентин, кажется, говорил: «Ниспошли мне воздержание, Всевышний, но только не спеши»?

– Святой Августин.

– Хэнни был именно таким. Не одной девушке пришлось уехать из Уигана с прокомпостированным билетом, вы меня понимаете? – Мун притиснулся поближе к Блэару. – Можно спросить: а как африканцы цивилизуют своих женщин?

Блэар выпрямился и чуть откинулся назад.

– Никогда не слышал, чтобы об этом говорили в таких выражениях. Да вы просто настоящий антрополог.

– Полицейский должен уметь смотреть на мир широко.

– В Африке женщинам делают надрезы, вставляют затычки в нос, пластины в губы, навешивают гири на ноги, частично обрезают половые органы.

– И что, помогает? – Мун даже поджал губы.

– Женщины считают все это нормальным.

– Вот видите! – проговорил Мун. – Самое хорошее правило: женщина должна знать свое место.

Движение по каналу всегда периодически замирает там, где судам приходится шлюзоваться, прежде чем они смогут продолжать путь по очередному отрезку русла, уровень воды в котором выше или ниже, чем в предшествующем. Однако стоило только Блэару спуститься ближе к последнему из расположенных на уиганском канале шлюзов, как ему стало ясно, что шлюз этот вообще не работает, и давно. По обе стороны от него, нос к корме, выстроились длинные очереди ожидавших прохода судов, а рядом собралась толпа людей – матросы с проплывавших барж, посетители расположенных вдоль канала многочисленных питейных заведений, берега облепили повыпрыгивавшие с барж дети.

Сами баржи являли собой подлинное чудо инженерного искусства – длиной в пятьдесят футов и узкие, шириной лишь в семь, каждая из них способна была тем не менее вместить двадцать пять тонн угля или, если она обслуживала фабрики фарфоровой посуды, то кремниевого песка или костяной муки. Более того, на каждой из барж имелась шестифутовая каюта, служившая домом для семьи из шести-семи неизвестно как втискивавшихся в нее человек. Корму такого суденышка обычно украшали нарисованные белые замки или же красные ланкаширские розы. И хотя в любую минуту мог полить дождь, толпа не расходилась, явно привлеченная если не уличной пантомимой, то каким-то не менее захватывающим зрелищем. Про лошадей, клейдесдальских тяжеловозов, что используются для проводки барж, все забыли, и они мирно отдыхали прямо в упряжи. По палубам носились, громко тявкая, собаки. Муну, Леверетту и Блэару пришлось локтями прокладывать себе путь через толпу.

В южном шлюзе стояла баржа, направлявшаяся вверх по течению. Весь ее экипаж – глава семьи, его жена, двое мальчишек, три девочки, коза с необыкновенной величины сосками и две линяющих кошки – пребывал на палубе и глазел поверх кормового румпеля на человека, по самый подбородок погруженного в воду. Одежда человека вспучилась и колоколом плавала вокруг него.

Конструкция шлюза не отличалась сложностью: одна из камер предназначалась для пропуска судов вверх, другая – вниз по течению, каждая из них была оснащена двумя парами ворот. Размерами, однако, каждая из камер была лишь немного больше баржи и, когда очередная из них заходила в шлюз, свободного пространства оставалось примерно на шесть дюймов с бортов и не больше чем по футу с носа и кормы. Находившаяся сейчас в шлюзе баржа была пришвартована так, что нос ее упирался в верхние ворота шлюза; в противном случае погруженного в воду человека было бы вообще не видно.

Уровень воды в шлюзе регулировался встроенными в ворота затворами, которые переводились вверх или вниз. Но шлюз был старый, десятки барж ежедневно на протяжении многих лет ударялись об него, а потому через обращенные вверх по течению ворота во многих местах с громким шумом били струи, и уровень воды в камере повышался на глазах. В обычных обстоятельствах во всем этом не было бы ничего особого: стоило только открыть нижние ворота, и вода бы немедленно опустилась. Но теперь падающая вода раскачивала баржу, заставляя ее биться о стены шлюза и с глухим стуком ударять в нижние ворота. При этом находящийся в воде человек всякий раз оказывался вынужден нырять, а потом выбираться на поверхность, едва цепляясь пальцами за измочаленное верхнее бревно дубовых ворот или же за покрытые илом и слизью кирпичные стены шлюза.

– Силкок каким-то образом угодил ногой в затвор нижних ворот, – пояснил Мун. – Шлюз тесный, места одновременно и для баржи, и для Силкока в нем не хватает. Но верхние ворота нельзя открыть, не подняв уровень воды, а это значило бы утопить Силкока. Нижние же невозможно открыть, потому что суда стоят впритык друг к другу. Хорошую ловушку он себе устроил.

– Почему бы не опустить затвор и не высвободить ногу? – спросил Блэар.

– Правильно, это самое простое решение, – согласился Мун. – На каждой барже есть приспособление – мы называем его «ключ», Леверетт может подтвердить, один из его дедов был шлюзовым мастером, – для опускания и поднимания затвора, но кто-то из матросов сорвал насечку на гайке храповика, на которую надевается ключ. Так что хоть ключей у нас и много, толку от них никакого.

Блэар обратил внимание, что несколько человек по очереди ныряли в воду с внешней стороны нижних ворот.

– Они пытаются отыскать эту гайку, – пояснил Мун, – но в канале черно от скопившейся угольной пыли, как в Стиксе. Мы ждем, должны привезти новую гайку; а пока, как это там говорится: «Не было гвоздя – пал конь; не стало коня – проиграли сражение»?

– И сколько уже Силкок сидит в этой ловушке?

– С шести утра. Я вам говорил, мы дважды предупреждали его, чтобы он убрался из города, поэтому он не называл своего имени и признался, кто он такой, лишь перед самым началом праздника.

– Вы могли бы сказать мне сразу, как только приехали в театр.

– И пропустить выступление лорда Роуленда? Надеюсь, вы не забудете передать Его Светлости лорду и самому епископу, что старший констебль оказал вам всякую необходимую помощь и лично сопровождал вас в процессе вашего расследования? Мистер Леверетт, вы проследите за этим?

– Разумеется.

– Как это произошло? – спросил Блэар.

– Обратите внимание, на шлюзе нет пешеходных мостков. Мы предупреждаем, что этого нельзя делать, но некоторые дураки все равно переходят шлюз по верхней кромке ворот. Обычно это делают те, кто из пивнушки-то едва смог выбраться. Наверное, Силкок тоже пытался так перейти и свалился. Поучительный пример, правда?

– Начальник полиции любит примеры, – заметил Леверетт.

– Их хорошо запоминают, – ответил Мун.

Сквозь мокрые волосы у Силкока зияла рваная, шедшая через всю голову рана, через которую виднелась кость черепа.

– А это у него откуда? – спросил Блэар.

– Должно быть, ударился при падении о баржу. Она простояла в шлюзе всю ночь.

– И что, шкипер его не видел?

– Нет.

– Вы хотите сказать, шкипер поднял затвор, защемив при этом ногу Силкока, и даже не заметил этого?

– Я хочу сказать, что шкипер, вероятнее всего, был настолько пьян, что не обратил бы внимания, даже если бы перед ним расступились воды Красного моря. И сам он наверняка был пьян, и его жена, и их дети. Не исключаю, что даже кошки и собака. Я прав, мистер Леверетт?

Леверетт, однако, успел куда-то исчезнуть. Всякий раз, когда стоявшая в шлюзе баржа качалась, из верхних ворот ударяла мощная струя воды, такая сильная, что она пересекала всю камеру. Блэар сообразил, что, не попади нога Силкока в затвор, тот бы закрылся до конца, вода из шлюза не уходила бы, и Силкок уже давно бы утонул. С другой стороны, не угоди он в эту ловушку, ему бы и не грозило утонуть. Та еще загадочка. Но Уиган, похоже, городок особый, тут любят спать на железнодорожных путях и проваливаться в заброшенные шахты, так почему бы здесь не объявиться и любителям купаться в шлюзах?

– Силкок, Силкок! – Муну пришлось окликнуть его несколько раз, прежде чем утопающий наконец обратил на него внимание. – Силкок, тебя тут хотят кое о чем спросить.

Силкок, едва переводя дыхание, вынырнул из воды, глаза у него были пустые, как у рыбы.

Блэар попробовал представить себе, как этот человек мог бы выглядеть в баулере и с колодой карт.

– Можно убрать куда-нибудь зевак? – спросил он Муна.

– Эти люди почти не знают развлечений. Не видят ни костюмированных представлений, ни лордов, ни епископов, ни даже огромных обезьян.

Впрочем, собравшаяся вокруг шлюза аудитория умела оценить по достоинству уличное зрелище, будь то крушение поезда или публичная казнь. Библия умалчивает о людях этого племени. Мужчины в дешевых цилиндрах, потомки цыган и ирландских матросов, темные кожей и разумом капитаны водных путей, женщины в неряшливых юбках, белых от костной муки или оранжевых от железной руды, – все они собрались здесь задолго до появления Блэара и были явно преисполнены решимости досмотреть представление до конца. Тем более что ждать финала оставалось, по-видимому, не слишком долго.

– Я поговорю с Силкоком, – обратился Блэар к Муну, – а вы пока отправьте кого-нибудь за пожарным или шахтным насосом.

– И что, будем откачивать весь канал, от Ливерпуля до Лидса? По-моему, пустое занятие.

– Подадим назад баржи и откроем ворота.

– Заставить пятиться два десятка барж и лошадей? Ничего не выйдет.

– Отрежьте ему ногу! – крикнул какой-то мужчина из толпы.

– Под водой? – резонно возразил другой.

– Помогите! – Силкок вцепился в одного из нырявших и чуть не утопил его.

– Действуйте, мистер Блэар, – проговорил Мун. – Если у вас есть вопросы, то, по-моему, лучшего времени, чтобы их задать, не будет.

– Можете вы хотя бы достать мне веревку? – спросил Блэар.

Мальчик на палубе с готовностью протянул ему швартовый конец. Блэар завязал его петлей и опустил Силкоку, который просунул в петлю голову и руки, приподнявшись тем самым на четверть дюйма над водой, и принялся отталкивать двинувшийся было в его сторону румпель.

– Оставьте румпель в покое! – прокричал вниз Блэар. – Не думайте о нем.

Силкок с трудом сфокусировал взгляд на Блэаре:

– А о чем же мне думать?

– Кто вас так?

– Не знаю. Я вернулся в Уиган только вчера вечером. Наверное, упал и разбил голову. Не помню.

– Вы были пьяны?

– Надеюсь, да.

– В какие пивные вы вчера заходили?

– Не помню. Я уже после первой был хорош.

Эти слова вызвали хохот собравшихся на противоположной стороне шлюза, от чего настроение у Силкока заметно улучшилось.

– А после последней?

– Немного поспал, по-моему. Потом встал и упал.

– У вас враги есть?

– Сколько угодно, – гордо заявил Силкок, явно играя на публику.

Баржа снова качнулась из стороны в сторону, загнав тем самым Силкока опять под воду. Оказавшись вдруг тоже в центре всеобщего внимания, семейство на барже сгрудилось у борта и наблюдало за всем с живейшим интересом; отец и мать, оба трезвые, посасывали трубки, девочки с бантами в волосах выстроились рядком, мальчишки с важным видом отыскивали глазами приятелей на берегу.

– Замечательный пример, – проговорил Мун. – Уголовник сам же пострадал из-за того, что покусился на частную собственность.

Когда Силкок с помощью каната, которым он был теперь обвязан, вновь появился на поверхности, от его улучшившегося было настроения не осталось и следа. Блэар решил вести разговор в открытую.

– Что вам известно о Мэйпоуле?

Даже в том крайнем положении, в каком находился Силкок, тот был искренне ошарашен:

– О ком?!

– В декабре вы встречались с преподобным Мэйпоулом. Вы подошли к нему после матча по регби, причем ваша беседа обратила на себя внимание старшего констебля Муна, и тот выставил вас из города.

Силкок скосил глаза на начальника полиции:

– Возможно, я и разговаривал с тем, о ком вы спрашиваете, но это же не преступление.

– Вы предлагали ему разного рода развлечения, – продолжал Блэар. – Какие именно?

Силкок снова вспомнил о собравшейся вокруг него толпе; в конце концов, то было время уличных ораторов.

– Возможно, и предлагал. Разные, кого что интересует.

– Девочек или мальчиков?

– Я птица не такого высокого полета, педерастией не занимаюсь. Наверное, я имел в виду карты.

– Зачем вам вообще понадобилось делать подобные предложения священнослужителю?

– Он же играл в регби. Странное занятие для священника. Но раз уж ему пришлось по вкусу регби, могло понравиться и что-то другое.

– Вы угрожали ему, чтобы он не обращался в полицию?

– Ничего подобного. По-моему, я сказал: «Ладно, забудем». Точно, именно так я тогда и сказал. Но не прошло и минуты, как старший констебль уже тут как тут и хватает меня за глотку. А я ничего не сделал, только поговорил со священником. Разве это честно?

Он снова ушел под воду. Блэар изо всех сил уперся ногами в землю и потянул конец веревки на себя. Силкок показался на поверхности, но канат повернулся так, что ему пришлось продолжать разговор, чуть ли не выворачивая голову назад, в противном случае ее вжало бы в плечи:

– Да, тяжко приходится, когда тебя спасают.

Нырявший с наружной стороны створа показался на поверхности и в полном изнеможении перевернулся на спину.

– Вы по-прежнему играете в азартные игры? – спросил Блэар.

– Я тону, – ответил Силкок.

– Играете или нет?

– Да. Играю. – Силкок не отрывал взгляда от Блэара, будто эта связывавшая их незримая нить могла стать для него спасением.

– Кто-нибудь в Уигане подсказал вам обратиться именно к Мэйпоулу?

– Люди, с которыми я соприкасаюсь, не ходят в церковь. По крайней мере, люди моего круга.

– Вашего круга?

– Путешественники, спортсмены и те, кто любит поболеть.

– Поболеть? То есть любители борьбы и драк?

– Любители кулачных боев.

– В перчатках?

– Нет, на голых кулаках. Перчатки убивают всю зрелищность.

– То есть не позволяют драться до крови?

– Где кровь, там и денежки. Если бой останавливают, потому что у кого-то из бойцов пошла кровь, то ставки делаются заново. Так что тут во всех отношениях больше жизни.

– А регби?

– Регби не для тех, кто любит играть на деньги. Скорее для шахтеров. А еще мне нравятся собачьи бои, петушиные, бои собак или хорьков с крысами.

– А пурринг? Знаете, как дерутся шахтеры – на клогах?

– Тоже неплохо.

Отдышавшийся ныряльщик с трудом выбрался из воды, подошел к Муну и отрицательно покачал головой. Силкок внимательно следил за ним: всплески воды уже заливали ему ноздри и веки.

– Наберите новых людей в помощь, – сказал Блэар Муну.

– Нет смысла выгонять человека из города, если, когда он вернется, я стану возиться с ним как с ребенком, – ответил Мун.

– Спросите еще что-нибудь, – попросил Силкок.

– Кто, на ваш взгляд, лучший боец в пурринге из тех, кого вы видели?

– Трудный вопрос. А в общем-то Маккарфи из Уигана.

– Джейксона вам не приходилось видеть?

– В бою – нет. Но я о нем слышал.

– И что вы о нем слышали?

– Некоторые считают, что лучше него бойца нет. В пурринге, я имею в виду.

– И кто так считает?

– Один человек, Харви; он говорил, что работает вместе с Джейксоном.

– Харви – это имя или фамилия?

– Не знаю.

– Один из шахтеров, с которыми вы играли?

Силкок снова ушел под воду, волосы его расплылись по поверхности, словно водоросли. Блэар еще сильнее подтянул канат вверх, хотя и чувствовал, что руки Силкока уже почти выворачиваются из суставов.

– Никогда не играю с шахтерами, – проговорил Силкок. – Они только карты мнут и мажут.

– Значит, Харви не был таким чумазым, как шахтер? – спросил Блэар и, обернувшись к Муну, добавил: – Пошлите новых ныряльщиков.

Мун не предпринял ровным счетом ничего, лишь величественным жестом указал на стоящих вдоль шлюза людей, среди которых ни один не обнаруживал желания нырнуть в воду.

– Чумазым он не был, но не везло ему здорово. – Силкок выжал из себя улыбку. – В жизни не видел большего неудачника. Я к нему приклеился, как к лучшему другу.

– Чумазым он не был, но работал на шахте с Джейксоном, да? А как вы с Харви познакомились?

– Через карты. Если б я мог всю жизнь играть с Харви, никогда бы сюда не угодил.

Силкок опять скрылся под водой. Изо рта у него вырвались серебристые пузыри. Блэар обмотался концом каната и тянул изо всех сил, но без особого эффекта. Все его усилия привели лишь к тому, что лицо Силкока побагровело от натуги, глаза выпучились.

Блэар не видел, как вернулся Леверетт и вообще обратил на него внимание, только когда управляющий имением Хэнни приладил водопроводный ключ размером с ногу взрослого человека к оси, на которой была сорвана гайка, и изо всех сил, как бы загребая веслом, нажал на рукоятку ключа. Потом перехватил гайку зажимами ключа и снова нажал. Откуда-то из глубины шлюза послышался мощный низкий звук, и выстроившиеся за воротами баржи заколыхались из стороны в сторону. Мун, глядя на него, побагровел, Леверетт же продолжал изо всех сил жать на рукоятку ключа.

Кто-то помог Блэару вытянуть Силкока наверх и сделать ему искусственное дыхание. Вытащенный из шлюза, Силкок оказался просто маленьким мокрым человечком, чем-то похожим на привязанную к веревке тряпку. Вода увеличивала изображение, в ней он выглядел куда более значительным.

Леверетт перешел к ним по кромке ворот шлюза, держа в руках водопроводный ключ:

– Мой дед, шлюзовой мастер, сделал бы именно так.