Текст книги "Забег на невидимые дистанции. Том 2"

И он, конечно, ей в этом не помогал, еще и врачей вызывать запретил. Хотя бы сходил в аптеку за дезинфекцией и противовоспалительными. Но продержаться ей удалось исключительно благодаря обезболивающим, которые она хранила в своей комнате в огромных количествах из-за всегда болезненных месячных.

Держась за раковину, она смотрела себе в глаза и думала: если сегодня он полезет к ней, она даст отпор. Не побоится последствий, плюнет на родственные связи и как-нибудь найдет способ дать сдачи. Но в глубине души она надеялась, что этого не случится. Что все обойдется, потому что раны едва зажили, и с нее достаточно.

Скорее бы попасть в школу. Закинуться чем-нибудь, все равно чем, и отсидеть все уроки там, где точно нет и не будет отца. Выпускной класс. Немного осталось потерпеть, а потом она просто уедет и никогда его больше не увидит. Будущее не страшит того, кто привык к ужасному настоящему. Привык к побоям и скандалам, привык замазывать синяки и вести себя как ни в чем не бывало. Будто эта жизнь ее устраивает.

Нельзя распускать нюни у всех на глазах, даже если все из рук вон плохо. Нельзя демонстрировать слабость в социуме. Слабая и несчастная Меган никому не будет нужна, а ее проблемы не захочет решать ни один обожатель.

Все привыкли, что капитан команды поддержки – стойкая, наглая, обжигающая красотка, равных которой нет во всем Мидлбери. Такую Меган боготворят поклонники, а девушки ненавидят из зависти, такой Меган бесплатно дают наркоту, подвозят на машине, куда она скажет, и посвящают победы в баскетбольных матчах. Пусть так будет и впредь.

Что бы ни случилось, до конца учебы ей нельзя терять статус.

Она медленно выдвинула щеколду, стараясь действовать тихо, открыла дверь и на цыпочках вышла из ванной. Храп отца сотрясал дом, и, возблагодарив бога, Меган быстро пробралась в комнату, чтобы одеться.

В любом состоянии, в любом настроении, при любых обстоятельствах она думала о том, как выглядит, и помнила, что выглядеть должна блестяще. В первую очередь должна это самой себе. Внешность, данная ей, была единственным козырем, источником власти и всех ее жизненных благ, а может, и ключом к будущему. Без этой мордашки и этого тела ей пришлось бы совсем туго в тех условиях, куда ее забросила жизнь.

В комнате она первым делом заперлась и прислушалась – уровень громкости храпа остался прежним, интервал не изменился. Затем достала из шкафа подготовленную с вечера одежду и облачилась в нее перед зеркалом, рассматривая себя со всех ракурсов и пробуя разные позы.

Кожаные шорты-юбка до середины бедра, с высокой посадкой и застежками-стразами, имитирующими алмазы, выгодно подчеркивали длину и стройность ног. Ни у кого во всем Мидлбери таких нет. Облегающий белый топик на тонких бретельках, а поверх него – укороченный плюшевый свитер бледно-лилового цвета с массивными рукавами и треугольным горлом. Самая мягкая вещь, которая у нее есть, к тому же подходит к цвету кожи и волос.

Меган надела на пальцы несколько колец, а на шее застегнула необычные бусы из стеклянных «мармеладных» мишек на цепочке. Тщательно расчесала и уложила длинные черные волосы, от природы идеально прямые.

На выходе ее дожидались высокие шнурованные ботфорты и сумка, завершающие образ, но она не решалась покинуть комнату, ощущая, как тошнотой подкатывает к горлу паническая атака. Но нельзя пропустить автобус, и нужно выдвигаться прямо сейчас.

У входной двери, нагнувшись, чтобы обуться, и заправив волосы за уши, она поняла, почему ей стало необъяснимо жутко несколько минут назад. Храп прекратился, но она только сейчас осознала это. Тишина давила на уши и продлилась недолго.

Когда рядом послышались быстрые шаркающие шаги и мычание, наполовину обутая Меган вскинула голову и отпрыгнула как раз вовремя, чтобы уклониться. Но отца такая ловкость только разозлила. Он еще раз попытался схватить ее за волосы и на этот раз преуспел.

– Уже уходишь? Даже с отцом не попрощалась.

– Мне нужно в школу, пусти!

– Знаю я, в какую школу ты собралась. Мне мужики на работе показывали видео с тобой, тварь.

– Пошел ты к черту, отморозок, пьянь вонючая! – сквозь зубы шипела девушка.

– Никуда не пойдешь. Сегодня мы с тобой вместе время проведем, как отец и дочь – за просмотром роликов с твоим участием.

– Отпусти, сволочь. Отпусти меня.

– А ну-ка давай обратно в дом, шлюшка мелкая.

Прежде чем он толкнул ее внутрь, Меган поняла, что все еще сжимает в руках второй сапог. Отклонившись, насколько возможно, она замахнулась им, как булавой, только с тяжелой подошвой вместо шипов.

Эффект оказался лучше, чем она ожидала. Ему рассекло щеку, кровь хлынула моментально. Глубокая рана, до мяса. Девушка отпрянула, чтобы не испачкать одежду, отец тоже отшатнулся, протрезвевший от шока и боли.

Один-один, сука.

Пользуясь моментом, Меган схватила сумку, выскочила на улицу и на ходу надела на ногу второй ботфорт. Вплоть до автобусной остановки она не сбавляла темпа, все время оборачиваясь и осматривая себя – не попала ли на нее кровь этого ублюдка. Больше никогда она не вернется туда. Никогда. Никогда. Ни за что.

Лучше продать свое тело первому встречному, который даст ей денег на мотель, чем вернуться в родной дом. Лучше стать проституткой и хотя бы жить самостоятельно, чем с ним под одной крышей. Все что угодно, лишь бы не это животное.

Разумеется, с такой раной он не стал ее преследовать. Скорую вызвал, скорее всего, или залил себя спиртом внутри и снаружи и пошел зашивать. Зато отличный повод не идти на работу и проспаться. Чудесно. Не благодари, говна кусок. Такие услуги я готова оказывать тебе хоть каждый день. Пока не превращу твое лицо в тот фарш, в который ты недавно превратил мое.

К счастью, на автобус она не опоздала. В салоне ей было подготовлено место – девчонки из команды дожидались предводительницу, чтобы ввести в курс дела по дороге в школу, иными словами, обрушить на нее недельный поток новостей и сплетен.

Меган в окружении собственной свиты всегда занимала первые три пары сидений с противоположной от водителя стороны. Чем дальше к хвосту автобуса, тем ниже статус, так почему-то повелось. В самом конце собирался обычно всякий сброд, отшельники, фрики и неудачники. Они и в столовой сидели сами по себе, на своей стороне, и на уроках тоже. Негласная элита школы, которую Меган практически возглавляла, не вступала с ними ни в какие контакты, диалоги и отношения. Потому что это означало опозориться, запятнать репутацию и потерять уважение.

Правда, был один ученик, который так и не занял нишу ни одной из сторон.

Странный новенький, который всегда молчал, но смотрел так, что никаких слов не нужно. Меган его опасалась. Не только потому что Ридли чем-то напоминал ей отца, но еще и потому, что у нее не было над ним никакой власти. Ни у кого не было, включая учителей.

Немногословный, скупой на эмоции грубиян, безразличный к женскому полу и не имеющий слабостей. Жестокий. Вся ее компания сторонилась этого социального отщепенца, даже сплетничать о нем побаивались (что, впрочем, немногих удерживало). Из парней тоже никто с ним не общался, только по учебе, но очень редко.

Сет сидел почти посередине автобуса, как переходное звено. Всегда один, всегда на одном и том же месте – сразу за двумя отпетыми шизиками. Никто бы не сел с ним рядом, даже если бы пришлось ехать стоя.

Как только Меган опустилась на свое сиденье, Эмбер извлекла из лифчика крошечную плоскую пластинку, похожую на желтую марку, и протянула ей на подушечке пальца.

– Спасибо. Я дома без этого чуть не свихнулась. – Брюнетка забрала цветной прямоугольник, положила на язык и откинула голову, прикрыв глаза. Жизнь постепенно снова становилась сносной. – Ну, а теперь рассказывайте.

За эту неделю школьная жизнь продвинулась на много серий вперед. Обычно их показывали по одной в день, а тут как будто целый сезон. Общение в Сети не могло заменить живого разговора. Прежде чем автобус притормозил на школьном дворе, девчонки поведали ей все: кто с кем расстался, кто с кем сошелся, подрался, поругался, помирился, переспал, изменил и подружился.

Эмбер, Кендра, Голди, Трэйси и Бренда действовали сообща и вещали по очереди, как будто заранее разбились, кто какую тему раскрывает, поэтому успели в сжатые сроки.

– Вот это изложение материала, сучки. Вам бы на уроках так слаженно работать, вы бы Гардинера за пояс заткнули.

– Самое главное оставили на десерт: у нас еще один по обмену.

– Откуда они все и почему именно к нам?

– Конкретно этот из Канады.

– Как зовут, в чей класс попал?

– В твой. Рамон Веласкес. Клоун, хулиган и придурок. Все время всех провоцирует.

– Только этого нам и не хватало.

– Пару раз уже подрался, наши ребята из сборной его отделали, а ему хоть бы хны – смеется и продолжает. В общем, псих.

– Мазохист какой-то.

– А еще, представляешь, к училкам подкатывает, прям при всех. Вообще ничего не стесняется. То ли шутит, то ли всерьез. Без комплексов чувак.

– Какой-то отброс, – поморщилась Меган, будто учуяла помойный запах.

– Он уже поссорился практически со всеми. Заговорить с ним о чем-то – гарантированный конфликт. Так что лучше к нему не лезть и даже не смотреть в его сторону.

– Он как не до конца засохшее говно. Сковырнешь корочку – пожалеешь.

– Бренда, откуда ты такие выражения вообще знаешь?

– Я и говорю, отброс, – кивнула Меган. – Пусть держится от нас подальше.

– Я думаю, он так или иначе на тебя отреагирует. Ведь когда он тут появился, тебя не было. Увидит новое лицо и…

– Мы в одном классе. Это неизбежно. Смотреть ему никто не запрещает. Так он уже спелся с нашими фриками?

– Ни с кем он не спелся. А если ты про Дженовезе, она сама его сторонится как заразного.

– Дженовезе – сторонится? Ну, это показатель.

– А, казалось бы, куда уж дальше, чем она?

– Да она просто чувствует конкурента, впервые за время обучения здесь появился кто-то более отбитый.

– А еще есть непроверенная информация, что Веласкес – новый барыга.

– Говно собачье, а не информация. Ни один адекватный дилер не будет привлекать к себе столько внимания и ссориться с потенциальными клиентами, – экспертно заявила Меган, убирая соринку с ресниц.

– Может быть, пиар-компания такая. Наоборот, быть в центре внимания.

На автобусе со всеми Веласкес еще ни разу не ездил, и Меган попросила подруг не описывать его внешность, чтобы в классе узнать самостоятельно. Но на первый урок парень не явился, как будто специально держал интригу, а на второй опоздал.

У Меган была прекрасная возможность рассмотреть его, пока он входил в класс, извинялся, кланялся до пола, делал двусмысленно-похабный комплимент учительнице математики и шумно усаживался, заглядывая всем в лицо и не встречая дружелюбия.

Это оказался долговязый, вертлявый юноша далеко не спортивного сложения, смуглый, кареглазый и черноволосый. Свежий синяк на скуле и разбитая губа говорили о том, что времени зря он тут не терял. По таким сразу видно, что энергии у них больше, чем они могут потратить. А может, дело в наркоте. В Мидлбери она может стать ответом почти на любой вопрос, особенно последние пару лет.

Меган ожидала увидеть типичное лицо биомусора, но не увидела. Несмотря на перманентное выражение глупого самодовольства и вызова, лицо Веласкеса показалось ей привлекательным. Визуально он был в ее вкусе, хотя и не похож ни на одного из ее парней.

И он точно не выглядел как канадец – в нем проступала южная кровь. Скорее как латиноамериканец или испанец. Нос его выглядел так, будто несколько раз был сломан и не очень удачно сросся, что придавало лицу хитрость базарного торговца, неотделимую от его сущности.

Кустистые черные брови практически срастались на переносице, а полные чувственные губы все время ухмылялись, стараясь натягиваться так, чтобы показать белоснежный оскал как можно большему числу окружающих. Наглый прищур не сходил с его лица. Прежде чем сказать что-то колкое, Веласкес проводил языком по зубам. В этом было одновременно что-то мерзкое и откровенно притягательное, как будто парень полностью осознавал свою сексуальность и не боялся ее демонстрировать. Он гладко брился, но оставлял маленький черный треугольник волос под нижней губой. Это делало его образ еще более плутоватым.

За урок Рамону сделали несколько замечаний за нарушение дисциплины, и он с охотой отвечал – подыгрывал, огрызался, юлил, врал, шутил, придумывал что-то на ходу. Заткнуть словесный фонтан было невозможно, на одно слово он отвечал десятком слов, будто только и ждал, пока кто-то зацепится с ним языками. Он раздражал всех и явно этим наслаждался. Ученики старались игнорировать его, очевидно, уже наученные горьким опытом, что это наилучший путь.

Так прошел и третий урок, и четвертый. Меган наблюдала, не вмешиваясь, и переглядывалась с подругами, а те отвечали ей взглядами «мы же говорили». Отвратительный темперамент, просто невыносимый – при такой приятной внешности. Как обманчива подлая наружность! Это касается и ее самой. Но для девушки красота – не что иное, как способ выживания в мире, где привлекательность решает больше, чем деньги. И хорошо продается.

День протекал, как обычно, довольно уныло, и только выходки Веласкеса временно оживляли его. Голова Меган была забита личными проблемами. Она сдала справку о недельном отсутствии в административный отдел, где ей предложили помощь, внимательно осмотрев лицо, но она отказалась, заверив, что все в полном порядке.

В столовой Рамон ненадолго исчез, а потом так же внезапно появился – со стулом в руках у стола чирлидерш.

– Девчонки, я подсяду, – скорее констатировал он, чем просил разрешения. Никто ему не ответил. Все были заняты тем, что испуганно переглядывались, не зная, что предпринять.

– Что за бойкот, красавицы? Чем я вас обидел? Среди вас есть персонаж, с которым я еще не знаком, вот и решил это исправить. Разве не мило с моей стороны? Отнеситесь с пониманием к любопытству новенького, я ведь тут еще не слишком освоился и не всех знаю.

– У нас нет свободного места. Сядь куда-нибудь еще, – ответила Меган, кусая тост с авокадо и вареным яйцом.

Как предводитель группы она обязана была взять на себя ответственность за контакт, подчеркивая свое лидерство. К тому же она единственная не паниковала, потому что заметила, как Патрик и Дэйв, ее цепные псы из баскетбольной команды, сидящие неподалеку, напряглись и обернулись, готовые ринуться на защиту своей госпожи. Ей нечего бояться. Рамон окажется на полу еще до того, как дотянется до нее.

– Как невежливо. Места хватает всем, это видно. Смотри, я тут уже сижу. Да я и сам хорош, до сих пор не представился даме.

– Так чего же ты теряешь время? – ядовито улыбнулась Меган.

– Меня зовут Рамон Веласкес, для прекрасных особ просто Рамон или Ра, если тебе угодно.

– Меган Торн.

– Предводительница самых красивых девушек в округе, как я понимаю?

Она пожала плечами, делая вид, будто ей все равно.

– Клан танцовщиц, сплетниц и потаскух есть в любой школе, – с улыбкой добавил Рамон чуть тише.

Но его услышали сидящие рядом и стали передавать дальше. Пока в столовой становилось все тише и тише, Веласкес испытующе сверлил Меган глазами. Его настрой менялся хаотично, то он заискивал, то оскорблял.

Взмахом кисти она остановила Патрика и Дэйва, которые уже поднимались.

– Ты хоть представляешь, кусок дерьма, от скольких переломов я тебя только что спасла?

– А ты хоть представляешь, продажная вагина, как мне плевать на чью-либо власть здесь? Ты даже не поняла, что я специально к тебе подсел, чтобы идентифицировать твоих охранников, а значит, самых опасных парней школы.

– Ты здесь всего неделю и еще во многом ошибаешься, вонючий огрызок бразильского ореха.

Меган вытерла рот салфеткой, а все, кто услышал ее ответный удар, восхищенно выдохнули. Рамон улыбался, явно не воспринимая оскорбления близко к сердцу, как и она сама. Это был их способ наладить контакт, прощупать друг друга.

– Например, куколка?

– Первое: меня не обижают слова спермотоксикозника, которому никто не дает и у которого никогда не будет такой женщины, как я. Второе: мои защитники не только самые опасные, но и самые преданные, а это качество я ценю в них выше.

Теперь их слушал почти весь фудкорт. Напряжение нарастало. Выбрав позицию получше, Алан Кейн уже снимал на камеру, радуясь количеству и качеству материала и уже прикидывая, за сколько его можно продать.

– Насчет самых опасных вынужден с тобой не согласиться. Я забыл про альфу, которому никто тут не ровня. – Веласкес встал и покрутил головой, его взгляд остановился, ко всеобщему удивлению, на Сете Ридли, который тихо ел в своем углу и ничего не слышал из-за наушников.

– Лучше бы ты его не трогал, – посоветовала Меган, слишком поздно осознав, какая надвигается буря. У нее появилось очень нехорошее предчувствие.

– Я обязательно сообщу, когда мне понадобится мнение порноактрисы, – Рамон махнул длиннопалой рукой на ходу, даже не обернувшись. Он двинулся в сторону Сета без намека на миролюбие. Оставил надкусанную добычу и уже поспешил к новой.

Ридли, как всегда, находился глубоко в своей раковине и далеко не сразу обратил внимание, что новенький приближается именно к нему. Заметив это, он спокойно смотрел на Веласкеса снизу вверх, с какой-то даже усталостью, будто давно этого ждал, и вот наконец его постигла неизбежность.

Меган заметила особое напряжение в той части помещения, где сидела Нина и ее шайка. Там все уже подскочили на ноги и стояли на низком старте. Чего это они? Может быть, Ридли его как следует отделает? Было бы неплохо.

– Наш молчаливый аутсайдер, которого я еще не трогал. Сам не знаю почему, но он, словно призрак, постоянно от меня ускользал. Ну что же, самое время. Сейчас я вижу его ясно и четко.

Вытащив из ушей гарнитуру, Сет неохотно сложил ее в карман плаща, вздохнул и поднялся.

– Извини, не расслышал?

– Звенит лишь то, что пусто изнутри.

– Милостыню не подаю.

– Ого, а ты, оказывается, остроумный. Точнее, считаешь себя таким. Вот только у меня плохие новости. Динь-дон, ты такой же фрик, как и все в этой школе.

– Лучше быть фриком, который молчит, чем тем, у кого рот никогда не закрывается. Это все?

Веласкес кипятился. У него не получалось пробить панцирь хладнокровия Сета, толстый скафандр, необходимый ему для странствий по просторам внутреннего ледяного космоса, но Рамон не собирался сдаваться так быстро. Пока он выдумывал способ продолжить диалог и задеть собеседника посильнее, Ридли мельком глянул в сторону Нины и поймал ее прищуренный взгляд. Она была ближе, чем обычно, как будто шла в его сторону, но остановилась. Это прибавило ему сил.

– А почему ты не в охране этой прекрасной шлюшки? Почему вас не трое, я не пойму? Был бы образцовый бойцовский цербер, цепные собачки с одним мозгом на троих. А, или у тебя другая дама сердца? Девушками легкого поведения не интересуешься? Нет? А ты вообще смотрел с нею хоть один ролик? Я тебе искренне советую, как мужчина мужчине…

– У тебя все? – еще раз спросил Сет.

– Ты еще не сообразил, чего я от тебя хочу? Почему здесь все такие тугодумы? Я же не отстану, я тебя берег на сладенькое. Реагируй на меня, иначе я заставлю тебя реагировать.

Веласкес принимал защитную стойку, жестикулировал, прыгал на месте, как попугай, но Сет по-прежнему его игнорировал. Он с усталым снисхождением смотрел на него, как кит на мелкую рыбешку. Зачем Рамон в это лезет? Да, ростом они почти одинаковые, но по комплекции Сет раза в два с половиной больше. К чему все это? Ради репутации быть побитым самым сильным парнем школы? Или он точно знает, что останется невредим, или преследует какие-то недоступные цели. Конфликт ради конфликта?

Ридли взял поднос и сделал движение, чтобы уйти. Сегодня он был как-то особенно медлителен и меланхоличен и точно не планировал драться. Веласкес фамильярно дернул его за рукав и остановил. Их взгляды скрестились, как секиры в невидимом бою – странно, что не посыпались искры.

– Буду честен, я хочу нащупать, что тебя выбесит, разозлит до усрачки, выведет из себя, и посмотреть, каков ты на самом деле. Я о тебе наслышан. Так что хватит притворяться буддийским монахом. Хочу увидеть настоящего Ридли и узнать, на что он способен.

– Зачем тебе это? – поинтересовался Сет с интонацией сочувствия, которая отражала его сомнения в адекватности собеседника.

– Я так развлекаюсь, это мое хобби. Прощупываю у всех слабые места и вывожу на чистую воду.

– Ты начинаешь меня нервировать. – Ридли помассировал переносицу двумя пальцами, прикрыв глаза. Он все еще выглядел нисколько не заинтересованным.

– Здорово! Я же этого как раз и добиваюсь. Вот видишь, как я честен с тобой, и ты будь со мной настоящим. Это все, чего я прошу.

Сет машинально поискал глазами Нину и не нашел на прежнем месте. Должно быть, она ушла, раздраженная этой сценой. Ее никогда не интересовали чьи-то нелепые разборки. Убедившись, что девчонки нет рядом, он сказал:

– Ты понимаешь, что я могу одной рукой вырвать тебе нижнюю челюсть?

Наивно округлив глаза, Веласкес восторженно приоткрыл рот, покрутил головой, замахал руками, обращаясь к окружавшей их толпе:

– Вот это да. Вот это я понимаю! Кровожадный парень, а? А вы все знали, что он на такое способен? А? Ребят? Челюсть вырвать. Верите, что это всерьез? По глазам вижу, что верите. Мне от этого еще интереснее стало. Знаешь, некоторые вещи лучше не произносить, если на самом деле не планируешь их делать. А убивать меня ты вряд ли намерен, поэтому не надо балабольства.

– Ты как назойливая муха. Никак не улетаешь, сколько ни прогоняй, пока не попьешь крови. Но мухи живут несколько дней, поэтому они такие злобные. Знают, что скоро дохнуть, и стремятся за свой короткий срок побольше навредить другим.

– А ты философ, Ридли. Мурашки по коже. Даже и не скажешь, что у такой горы мышц есть какие-то мозги и способность рассуждать. Так что, есть в этой толпе хоть один человек, который тебе дорог? Может, он подскажет, как мне разозлить тебя? Что насчет той блондинки? Я слышал, вы встречались. Может, мне обидеть ее? Будет от тебя праведная месть, м?

Сет нашел глазами Ханну. Отто почти закрывал ей рот, чтобы та не вмешивалась. Мысленно Ридли поблагодарил его.

– Не старайся, меня здесь ни с кем ничего не связывает.

– Обеденный перерыв не вечен, да и публика уже заскучала. Посмотри, с каким вожделением они нас окружили, загляни в эти лица. – Веласкес развел руки и покружил ими, словно лопастями. – Наблюдают, затаив дыхание, никто не вмешивается, все ждут развязки, логичного развития конфликта – драки, и я не могу их подвести. Им же нужно о чем-то чатиться и говорить в курилке. Иначе они подохнут от скуки.

– Я устал от твоей болтовни.

– Тогда дай то, что мне нужно, и я сразу отстану. Ударь меня уже.

– Ты этого не выдержишь, не льсти себе.

Ридли вышел из-за стола и как ни в чем не бывало направился к стеллажам, куда складывали пустые подносы. Люди перед ним расступались, как вода под посохом Моисея. Рамон следовал за ним по пятам, не прекращая попыток найти брешь в его самоконтроле. Он тыкал наугад, стараясь попасть в больную точку.

– Слушай, а зачем тебе все эти украшения? Уши проколоты, соски, как я слышал, тоже, кольца, цепочки, браслеты. Ты словно шаман какой-то. Они придают уверенность в себе? Без них ты не такой спокойный? Говорят, чем больше побрякушек человек на себя вешает, тем больше он сам пустышка. Что скажешь на этот счет?

Сет игнорировал его, как насекомое. Держал спину открытой, демонстрируя, что не боится удара, но доставучий парнишка не собирался действовать исподтишка.

– Ладно, попробуем так.

Забежав вперед, Веласкес что было сил толкнул парня в грудь. Ридли покачнулся, но не больше, чем старый дуб от дуновения ветра.

– Я собирался оставить это как козырь, но тебя не так-то просто вывести на эмоции, поэтому использую сейчас. Знаешь, я со скуки отсканировал твой штрихкод на шее. Думаю, всем было бы интересно узнать, куда он ведет.

Тут в Сете произошла разительная перемена. Он замер, сверкнув глазами; маска безразличия раскрошилась и осыпалась, под нею обнаружилась гримаса ярко выраженной угрозы, кулаки на подносе сжались, обещая смять его. Заметив это, Рамон отступил на шаг, победно ухмыляясь в лицо противнику.

– Вот и нашли больную точку. Другое дело!

– Закройся, падаль.

– Ну так заставь, иначе я всем расскажу, к какому событию отсылает эта милая «зебра» у тебя на шее.

Возбужденный шепот пронизал толпу, разошелся по ней кругами. Несмотря на серьезный тон Сета, никто не верил, что вот-вот разразится буря. Но все повставали со своих мест и ждали развязки, окружив парней.

– Черт, а ты думал, это навсегда останется тайной? Если бы ты не хотел, чтобы все узнали ее значение, ты бы не набил ее на самом видном месте, чувак. Или я не прав?

– У меня была причина набить ее именно на этом месте, но я не собираюсь перед тобой оправдываться.

– Все это такие же дешевые понты, как проколотые соски. Типа ты весь из себя опасный и загадочный, не боишься боли. Набиваешь себе цену, а по факту избегаешь малейшей потасовки. Тоже мне альфа-самец.

Пока Рамон увлеченно вещал свое мнение, Ридли избавился от подноса и осматривал, что находится под рукой.

– Тебе, наверное, кажется, что это крутая идея, но с нею ты выглядишь как товар на прилавке. Она у тебя вместо ценника. И стоишь ты… пик-пик… дешево.

Когда Сет подхватил за ножки рядом стоящий стул и обрушил на него справа, Веласкес не успел ни уклониться, ни даже пригнуться. Его снесло с места, будто сбило скоростным поездом – профессиональный удар с лихим замахом и отводом ноги, как у настоящего бэттера [17]17
    Бэттер, или отбивающий игрок – человек, который отбивает мяч битой в бейсболе.


[Закрыть].

С вытянутым от удивления лицом Рамон сложился вдвое и переместился на добрых пять ярдов, по инерции опрокидывая собою столы, к счастью, не железные. Вскрикивая, зрители отскакивали с траектории полета, не успевая осознать, что именно произошло. Несколько секунд все вели себя так, будто в помещение влетела шаровая молния. Когда покалеченный ударом стул кусками осыпался на пол, кто-то очнулся от ступора:

– Ну ни хера себе, Ридли опять с катушек слетел.

Не сразу, но Рамон зашевелился, подленько хихикая – давал понять, что вовсе не проиграл, а добился своего.

– Хороший удар, но не страйк.

Он стал подниматься, ощупывая ушибленную часть тела. Судя по движениям, Веласкес был немного контужен, но никто не предложил ему помощь, настолько он всех достал. Сет знал, что это еще не конец. Тяжело дыша, он двинулся в сторону говнюка с четким намерением довести начатое до конца, а именно – заставить его молчать. Люди без сознания обычно неразговорчивы.

– Видимо, эта татуировка много для тебя значит. Интересно – почему? – не унимался Веласкес, подстегивая. – Не расскажешь, Сет? Расскажи всем, что там случилось?

Ридли на ходу сгреб вилку со стола и пошел на Рамона, который уже прыгал на месте в клоунской боевой стойке. Для него все это шутка, представление. Он не знает, о чем говорит, и ему все равно. От распирающего изнутри гнева Сет не мог нормально дышать и готов был смести любого, кто встанет на пути.

Несколько шагов спустя он почувствовал на животе несколько теплых прикосновений, мягко отталкивающих корпус назад. Замахнувшись, чтобы отбросить препятствие, он глянул вниз безумным взглядом и остановился как вкопанный, сжимая проклятую вилку.

Перед ним стояла Нина Дженовезе.

Единственный человек, не побоявшийся попасть под горячую руку. Судя по реакции публики, все удивились такому повороту событий еще больше, чем он сам. Весь фудкорт следил за ними, сгорая от любопытства. Вмешивается в драку? Дженовезе? Да с какой стати? Какое ей дело до Сета Ридли – или до того, кого он покалечит? Она никогда в подобное не лезла, если не обижали слабых.

Похоже, девчонка точно знала, что сможет успокоить его без вреда для себя. Откуда она это знала?

– Остановись, пожалуйста. – Нина говорила негромко, так, чтобы только он мог услышать, и ее тон замедлял пульс. – Ты ведь не настолько глуп, чтобы драться с ним, правда? Ты этого не сделаешь.

Он ничего не мог ответить, рот онемел, а вместе с ним и все тело. Пока Нина стояла перед ним, как забор под напряжением, Ридли не мог двинуться дальше – боялся навредить ей. Казалось, он окаменел, лишь бы случайно не задеть Дженовезе, и сжатый кулак так и остался висеть в воздухе.

Со зрением и слухом тоже что-то происходило.

Сколько он ни щурился, сколько ни моргал, картинка вокруг ее лица расплывалась от злости, как молоко в воде, перемешивалась, плыла и множилась. Мгновения растягивались в вечность, кольцами Сатурна наслаивались одно на другое, сплющивались тонкими линиями. У слов появилось эхо, а у эха – свое собственное эхо. Сет чувствовал, что обрел шаткий маяк: если посмотрит сейчас куда-то еще, кроме девчонки, тут же потеряет контроль.

– Сет Ридли, ты меня слышишь?

Он всегда выходил из себя, когда ему становилось больно – ненавидел чувствовать себя слабым, ненавидел больше всего на свете. И эту боль с его непроницаемого лица считывала только Нина. Как будто давно знала Сета и единственная понимала, отчего он рассвирепел на самом деле. Что на лице у него вовсе не ярость, а мука. Невыстраданная годами боль, которая управляет им. И, поддавшись импульсу, она решила пресечь непоправимое, потому что хотела бы, чтобы однажды для нее сделали то же самое.

– Слышишь, свали, дай двум мужчинам пообщаться. С тобой я позже разберусь, – крикнул Веласкес.

– [Otyebis’], – через плечо бросила Нина и вернула внимание отсутствующему взгляду Сета, которого от голоса Рамона снова повело, и он попер вперед, как упрямый робот на садящихся батарейках.

– Стоп-стоп, смотри на меня и больше никого не слушай. Сосредоточься на том, что я говорю.

Снова ласковые прикосновения, теперь к плечам, как будто кто-то родной уберегает от необдуманного поступка. Она дотянулась до кулака и осторожно опустила. Большая рука послушалась, разжала вилку, та звякнула об пол.

Рамон тем временем бесновался, выпытывая у окружающих, что означает сказанное Ниной слово. Никто не собирался ему объяснять, даже если бы знал. Ханна крепко схватила его за запястье и удерживала на месте, не позволяя приблизиться к Ридли даже на йоту. Вмешался Отто. Рамона не пускали, пока Нина занималась Сетом.

– Ты не будешь с ним драться, и вот почему. Помнишь, что нам рассказывали на биологии? – зашептала Нина, концентрируя внимание Сета. – Попадая в новую среду, животное активно ищет свое место в пищевой цепи, пробует всех на вкус – кого можно сожрать, а кто сожрет его. У него нет претензий конкретно к тебе, разве это не очевидно? Ему важен твой доминирующий статус в школьном социуме. Успокойся, Сет. Тебе не стоит что-то ему доказывать, так ты признаешь конкурента и повысишь его авторитет. А ведь он только этого и добивается. Хочет тебя подвинуть, вот и проверяет на прочность. Как и любой псих, боли он не боится. И очень зря.