Текст книги "Забег на невидимые дистанции. Том 2"

Сет выглядел так, как будто вообще не слышал ее. Отсутствующий в своем же теле – ноль эмоций на лице, стеклянные расширенные глаза, молчание. Нина как будто видела себя со стороны, когда у нее случаются приступы. Именно так ее описывали те, кто оказывался рядом.

И тут до нее дошло.

Всегда сдержанный и отстраненный Сет вспылил, и все действительно испугались, но они даже не представляли, какой исход возможен на самом деле. А Нина представляла, и очень хорошо. Если даже она со своей комплекцией во время припадков становится гораздо сильнее, то Сет вообще может случайно убить.

Эту мину замедленного действия нужно было срочно уводить отсюда. Пострадать мог не только Веласкес. Как он до сих пор ее саму не пришиб? Останавливать его сейчас – все равно что бросаться под ледокол.

Дженовезе пробовала сдвинуть с места массивное тело, но оно поддавалось, только когда с ним разговаривали. Поэтому, чтобы потихоньку продвигать Сета к выходу, пришлось забивать эфир.

Понимая, что продул этот раунд, Рамон посылал проклятия уже не только в адрес Сета, но и в адрес Нины. Его по-прежнему держали, позволяя двоим уйти из помещения.

Едва Дженовезе вывела Сета, в центр площадки вышел Итан Гардинер с подносом. После недолгого молчания он заговорил:

– Вы ведете себя не как человек разумный, а гораздо хуже самых глупых животных. То, что я сейчас наблюдал, лишний раз это подчеркивает. Как я вас всех ненавижу, вы себе не представляете. Единственное, что меня утешает, так это то, что этот год последний и после выпускного я вас больше не увижу. Мне стыдно быть одного с вами вида. Вы позорите человечество и само понятие разума.

Он так и ушел в тишине, и никто, даже Веласкес, не сказал ему ни слова в ответ. Все ошарашенно смотрели ему вслед и пристыженно переглядывались.

Пользуясь тем, что злость парализовала его, лишив дара речи и способности сопротивляться, Нина вывела Сета из столовой, держа одним пальцем за толстую цепочку на шее, словно безвольного молодого бычка на привязи. Нельзя было терять времени: когда «столбняк» выветрится из его пор, Ридли должен оказаться как можно дальше от раздражителя.

Вывалившись в полупустой коридор, Дженовезе быстро сориентировалась и впихнула брюнета в первую попавшуюся дверь, пока тот еще не пришел в себя и был удивительно податлив. Хороший шанс воспользоваться внезапно открытой властью.

Они оказались в старых душевых, переоборудованных в нечто вроде подсобки со сломанными кабинками и рядом разбитых раковин. В нос ударил слабый запах сырости и пыли, чистящих средств. Куски белой керамики и разбитых зеркал так и валялись на плиточном полу с черными от грязи швами, этой же плиткой были облицованы стены примерно до уровня пояса, а выше шла пожелтевшая от времени штукатурка. В прелом воздухе безобидно кружились пылинки, а в углу приютились швабры, щетки и ведра.

Свет падал внутрь сплющенным, неправильным конусом, проникая из длинного горизонтального отверстия под потолком, узкого и незастекленного, но его было вполне достаточно, чтобы ясно видеть друг друга.

Нина притворила дверь, повернулась к Сету и бесстыдно осмотрела с ног до головы.

– Только что у тебя была вспышка гнева, в точности как у меня.

– Ничего подобного.

Парень потрогал лоб и скривился от боли. Постепенно он приходил в себя и сразу попытался выйти, но Нина преградила путь, с решительным прищуром глядя на него снизу вверх. Брюнет пошатывался и выглядел слабым.

– Еще как да! Ты всех перепугал до усрачки. А потом внезапно впал в оцепенение и послушно разрешил себя увести, словно ослеп или временно отключился. Со мной происходит то же самое, когда я злюсь! – Нина перешла на громкий шепот.

– Что дальше?

– Давно это у тебя? Началось после какой-нибудь травмы, или…

– Я не обязан тебе отчитываться.

– А ты не отчитывайся: это не допрос, а дружеская беседа.

– С каких пор мы стали друзьями?

– С тех самых, как я спасла твою задницу от потенциального убийства пару минут назад.

– Тебя никто об этом не просил.

Сет хотел что-то добавить, но вместо этого клацнул зубами и гневно задышал, шевеля ноздрями. Глаза у него стали совсем черные, непроницаемые, внушительный кадык гулял по горлу вверх-вниз.

Какая же она хрупкая – и притом наглая, блядь, просто не думай об этом сейчас, иначе она все заметит… Сет прикусил губу, чтобы сделать себе больно и отвлечься. Не помогло. Она стояла перед ним, сжав кулаки по швам, на две головы ниже ростом, и абсолютно ничего не боялась. Она – его – не боялась. Вот что всегда ему в ней нравилось. С самого начала.

Тонкая шея, тонкие запястья. И то и другое легко сломать. Висящая, как на вешалке, одежда не по размеру. Лицо сердечком, курносое, в веснушках. И откуда в этом миниатюрном существе столько наглости? Ее скромные габариты в совокупности с непомерным темпераментом напрочь вышибали мозги, заставляя кровь отливать от головы.

Девушка надвигалась, и по взгляду казалось, будто сейчас она толкнет его, запустит руки под водолазку и как следует облапает. Он успел представить, как это случится, и почти застонал, пораженный насыщенностью этой фантазии. Но девчонка к нему больше не прикасалась, будто боялась испачкаться.

– Знаешь, ты удивительный лицемер.

– Мне похуй, что ты обо мне думаешь. Мне похуй, что думает обо мне любой в этой школе.

Сет заметил, как девчонка сжалась от звука его голоса, усиленного эхом полупустого помещения. Тогда он снова испытал граничащее с безумием желание оттеснить ее к стене и продемонстрировать физическое превосходство. Наверное, все это отразилось на его лице, потому что Нина заявила, расправив плечи:

– Ты не сделаешь мне больно.

– Кто тебе такое сказал?

– Ты только что подчинялся мне.

– Я был не в себе.

– Брось! Ты был в гневе, которого испугалась даже я! Ты замахнулся, но не навредил мне, когда я попыталась тебя остановить.

– Не нужно было лезть. Я сам в состоянии разобраться.

– Не сомневаюсь. Но не при куче свидетелей.

– Это не тебе решать. – Сет ударил рукой по стене, оставив небольшую вмятину, но девчонка даже не вздрогнула. – Никогда больше не суйся в мои дела, мои разговоры и мои конфликты. Ты хоть подумала, как это выглядело со стороны?

Нина прищурилась, будто на ходу меняла план действий, отталкиваясь от услышанного.

– Вот как. Значит, я не должна вмешиваться в твою жизнь, даже если обладаю полезной для тебя информацией. Видимо, чья-то помощь тебя оскорбляет?

– Мне не нужны твои подачки и жалость, я как-нибудь сам разберусь.

– А я хотела предложить тебе сделку.

– Не представляю, что важного ты можешь мне сообщить.

– И не узнаешь. Обойдешься.

– Не нужно втягивать меня в чужие игры, я знаю, с кем ты водишься, и не нуждаюсь в такой заботе.

– Не обольщайся, это не забота, а сухой расчет. Я не за спасибо хотела тебя предупредить.

– Кто бы сомневался. Очень в стиле этой школы. Хотела продать добытую информацию?

– Скорее обменять.

– На что же?

Нина помедлила.

– Хуже, чем стали сегодня, наши отношения уже не будут. Мне нечего терять, и другой шанс вряд ли представится.

Сет молчал, ожидая продолжения. Он не понимал, к чему она клонит. Девушка сканировала его водолазку под распахнутым на груди плащом.

– Это ведь правда, что у тебя соски проколоты? – выпалила она и шагнула к нему.

– Что? – Сет был ошеломлен настолько, что действительно отшатнулся к стенке и ударился затылком. Из него как будто выбило остатки здравого смысла.

Нина повторила вопрос слово в слово, уже без смущения, требовательно и настойчиво.

– Какое тебе дело?

– Дай посмотреть.

– Зачем тебе это?!

– Тебе жалко, что ли? Проколол, чтобы от всех скрывать?

– Нина, отвечай на мои вопросы, если хочешь что-то получить от меня.

– Так сложно на пару секунд поднять одежду? Мне что, самой это сделать?

– Не сомневаюсь, что ты можешь, – ответил Сет, а самого от этой мысли бросило в жар. Слишком много шоковой терапии за сегодня.

– Ты меня стесняешься?

– Дело не в стеснении.

– А в чем?

– В личных границах. Которые ты нагло нарушаешь.

– Сет Ридли, мы с тобой только что поругались и больше не будем общаться. Представь, что это мое последнее желание. Плата за то, что я увела тебя, не дав покалечить Веласкеса, и спасла от больших проблем.

– Ты не отстанешь, – констатировал он с наигранным сожалением. Ее лицо было красноречивым ответом, и Сет решил подыграть.

Сменив гнев на милость, брюнет откинул в стороны полы плаща и взялся за нижний край обтягивающей ткани, которая не слишком скрывала мускулы, но все же делала их менее заметными, мягко ретушируя. От его кожи исходил слабый запах лосьона после бритья и дезодоранта, усиливающий нетерпение Нины.

– Знаешь, я передумал.

– Что?!

Дженовезе стояла близко, но все еще не касалась его тела, однако, услышав отказ, схватила Сета за борты плаща, тряхнула, звякнув пришитой цепочкой, и заставила наклониться к себе. На виске у нее трепыхалась крошечная жилка, словно подкожное насекомое.

– Так нельзя. Это нечестно!

Ридли как зомбированный смотрел в ее мутные глаза – венозно-синие, с медной призеленью у зрачка. Он накрыл ее руки своими, чтобы убрать с себя, но так и застыл, сжимая ладони девчонки.

Никому и никогда Сет не позволял вести себя так фамильярно по отношению к себе, не допускал прикосновений и интонаций, которые ему не нравились. Она словно провоцировала, желая проверить, где кончается его терпение и сможет ли он причинить ей боль.

Сет не представлял себе, чем все это может закончиться и на сколько еще хватит его выдержки. Подумать только, она просто привела его сюда и почти заставила раздеться. А они ведь даже не приятели. Какая же власть у нее над теми, с кем она дружит?

Ридли закрыл глаза, испугавшись, что под таким давлением может натворить нечто неприемлемое. Теперь Нина смотрела на черные ресницы, до того длинные, что густой тенью накрыли нижнее веко. Плотно сжав губы, Сет с какой-то покорностью, словно осужденный на бойню, опустил квадратный подбородок и, кажется, даже задержал дыхание. По крайней мере, широкая грудь перестала вздыматься, а в полной тишине не слышно было ни вдохов, ни выдохов.

Внезапно до Нины дошло, что он боится. Но чего может бояться такой, как Сет? Может быть, у него фобия замкнутого пространства, а она затащила его сюда и не выпускает? Или отходняки после припадка.

– Что с тобой? Зажмурился и не дышишь. Пытаешься остановить время?

Помедлив, Ридли распахнул глаза, и взгляд из вязкой сумрачной смолы вонзился в собеседницу. Зрачок неотделим от радужки. Нахмурившись, парень едва разлепил плоские губы, чтобы ответить, как послышался шум. Кто-то отворял дверь, и девчонка полуобернулась, все еще стискивая плащ, словно приклеилась к нему.

– Ну и ну, – запричитала уборщица, заметив их, – среди бела дня! Совести у вас нет. Нашли где уединиться! Хоть бы закрылись изнутри…

Дженовезе отпустила Сета и отошла на два шага, а он машинально поправил на себе одежду, слишком поздно сознавая, как глупо выглядит со стороны. Будто между ними действительно что-то было. В глубине души он радовался, что их прервали. Он был на грани от того, чтобы схватить ее подбородок и кое-что прошептать.

– Он должен мне денег, мы обсуждали сроки и проценты, – бросила Нина таким жестким тоном, что даже Сет на секунду поверил и стал вспоминать, когда она ему занимала. Прежде чем выйти, Нина обернулась к нему еще раз и пригрозила указательным пальцем.

– Ты пожалеешь, что отказался от помощи. На твоем месте было бы разумнее принять ее. Если не вернешь долг семнадцатого сентября, в школу лучше не приходи – тебе конец.

Она выговорила это с таким неотвратимым убеждением, с таким упрямством буравила его глазами исподлобья, будто на что-то намекала и настаивала, чтобы ее поняли правильно. Что она имела в виду? Почему назвала эту дату? Во что она пытается его втянуть?

Пока Сет Ридли приходил в себя, Дженовезе и след простыл, а пожилая женщина (видимо, принявшая сторону девчонки) принялась хулить его как последнего преступника и выгонять из подсобки, размахивая грязной тряпкой. Как будто это он домогался девочки, а не наоборот. Уворачиваясь, Ридли пробрался к выходу и сквозь зубы посоветовал ей закрыть рот, чем полностью обескуражил. Наконец-то к нему возвращалось самообладание.

Нины снаружи, конечно, уже не было. Видел бы эту сцену Лоуренс, мать твою, Клиффорд! Эта мысль вызвала кривую ухмылку, и самодовольство успокаивающим бальзамом разлилось в груди.

Сет Ридли не до конца разобрался, почему начал отталкивать Нину с таким остервенением.

То ли пытался отсрочить пугающий момент вскрытия тайны, что он и Icebreaker – на самом деле один человек; то ли в глубине души обижался на Нину за этого ее красавчика-офицера, точеного мраморного полубога, с которым она близка, а с Сетом нет; то ли чтобы обезопасить ее таким образом от организации, создать впечатление, что Дженовезе бессмысленно впутывать в шантаж, ведь Сету она никто.

Что из пунктов было на первом месте, а что на последнем, он не мог определить, но и остановить процесс отторжения тоже не мог. А если пытался, получалось ровно наоборот. Он снова закупоривался в своей раковине, чтобы никому не навредить. Слишком коварный след тянулся за ним из прошлого и никак не высыхал, едкий и скользкий, как от ядовитого слизняка.

Ставить Нину под угрозу из-за собственных проблем не хотелось даже при наличии Клиффорда. Сколько бы власти и самоотверженности не было сосредоточено в руках этого человека, как бы ни стремился он защитить подопечную, для организации он всего лишь насекомое. Можно взять в руку и перебить хребет большим пальцем, словно трухлявую ветку. Нет, офицер полиции, тем более такой молодой, не защитит ее от этих людей. От них ничто не защитит. Кроме умелого блефа – или полного подчинения.

Лишаясь Нины в реальной жизни, какое-то время Ридли обладал возможностью быть с нею в Сети. Пусть и анонимно, плевать. Иногда они молчали несколько дней подряд, иногда общались до поздней ночи. Во втором случае Сет засыпал с мобильником, прижатым к груди как мягкая игрушка, а утром не успевал побриться и приходил на занятия с легкой щетиной; Нина же, выбирая доспать поутру, обязательно опаздывала в школу, и оба выглядели сонно и вяло. Но никому бы и в голову не пришло, что по одной и той же причине.

Ей было интересно с ним, и, к счастью, она не стеснялась писать первая (что говорило об отсутствии или романтического интереса, или навязанных стереотипов). Но никогда больше не спрашивала, кто он такой на самом деле. Казалось, ей достаточно увлекательного общения в моменты, когда ее насыщенная жизнь делала паузу, давая возможность достаточно заскучать, чтобы взять в руки мобильник.

Сет понимал, что Icebreaker близок ей, но не в приоритете перед тем, из чего состоит ее реальная жизнь. В этой борьбе у него нет шансов. Нина не воспринимает всерьез приятеля по переписке, особенно – скрывающего личность, как бы интересно не было с ним поболтать. За нежелание привязываться к кому-то, кого на самом деле не знаешь, девчонку можно было только похвалить. Пока он остается анонимен, то будет вызывать больше подозрений, чем желания сблизиться.

Но Сет не ощущал готовности признаться. Как можно своими руками нарушить идиллию, пусть и шаткую?

Он наблюдал за Ниной в школе и заметил, что она немного изменилась. Стала более задумчива и рассеянна, чаще держала в руках телефон, о котором раньше не вспоминала, стиль одежды тоже стал другим. Ридли гадал, могли ли переписки с незнакомцем так повлиять на Нину, или тут замешан говнюк Клиффорд. Спросить у Отто не мог – тот был не в курсе в целях безопасности. Так или иначе, а он оставался ее самым близким другом и всегда был на ее стороне.

Осторожно общаясь с Ниной в течение занятий, Сет наблюдал за ее реакциями и несколько раз становился свидетелем искренней улыбки и горящих глаз. Долгое время этого было достаточно. А потом, с присущей непредсказуемостью, она заявила, что они не будут больше общаться, пока он не расскажет, кем является на самом деле. Разозлившись из-за очевидного ультиматума, Сет прекратил переписки и удалил второй аккаунт.

И почему-то, по странному совпадению, сразу после этого Дженовезе начала притягиваться к нему в реальности.

Episode 3

– МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО, что ты сделаешь, если я перестану тебе подчиняться. Ты ведь так много времени потратил, чтобы выстроить со мной дружеские отношения.

– Села. На свое. Место.

– Послушай, приятель, я не твоя вещь.

– Никакой я тебе не приятель, – повысил голос Клиффорд. – Я твой надзиратель. Будь добра подчиняться.

Впервые она его ни во что не ставила, от этого все вибрировало внутри, а рот перекашивался, стоило заговорить. Разве могут люди так отдалиться друг от друга всего за несколько минут?

– А я не в тюрьме, без надзирателя обойдусь. Раньше как-то справлялась.

– Куда ты пошла, хм? Вернись немедленно. Мы не договорили.

Едва Нина заметила движение в свою сторону, то схватила первое, что под руку попалось (а попалась ей призовая статуэтка турнира по боулингу среди полицейских) и что было силы замахнулась, не думая о последствиях. К счастью, Ларсу такие атаки были нипочем. Очутившись рядом, он без труда перехватил несущийся на него снаряд, остановил и вырвал статуэтку из рук девочки, отвел подальше за спину.

– Нет нужды так со мной обращаться.

– Пропусти меня к выходу.

– Ты правда думаешь, будто я тебе что-то сделаю?

– Я думаю, что хочу уйти.

– Будь послушной девочкой и вернись на место.

Его понесло. Он почувствовал, что возбудился от ее сопротивления, и двусмысленные слова лезли изо рта раньше, чем он успевал заметить. Правда, ее они совсем не смущали. Она упрямо пропускала их мимо ушей.

– Ты не имеешь права ограничивать мое передвижение.

– А ты не имеешь права нападать на офицера полиции при исполнении. И получишь ровно то, что заслуживаешь.

Лоуренс был взбешен до неприличия. Даже на подчиненных он так не отрывался. Хреновый из тебя педагог, – устало подумала Нина. Тем не менее она отлично знала, что Клиффорд не причинит ей вреда. Не потому, что полицейский, не потому, что девушек бить нельзя, а по какой-то еще причине, известной только ему, он не поднимет на нее руку (хотя это не значит, что он не хочет). Ничего не опасаясь, она приблизилась в упор, раскрыла пошире глаза и нарочито спокойно произнесла в его идеальное лицо:

– Если хотите остановить меня, вам придется меня задержать. Но не советую этого делать, офицер. Я насквозь вижу ваши намерения, и что-то мне подсказывает, вы не хотите потерять мою компанию навсегда. Я не ваша пленница и могу уйти, когда захочу. А будете преследовать, я сделаю так, что мы больше никогда не увидимся. И поверьте мне на слово, я знаю как. Мне даже врать не придется.

– На что ты намекаешь? – побледнел Клиффорд.

– Сам знаешь.

– Что ты имеешь в виду?!

– В сторону, офицер.

Он готов был взорваться, но вместо этого пришлось отступить. Это было тактически верно. Безумно хотелось заковать ее в наручники и никуда не выпускать, пока не ответит на все его вопросы под полиграфом, но так нельзя. Это уже походит на преступные действия – похищение и удерживание в неволе. Как раз то, чего он желал, но не мог себе позволить.

Девочка ушла, даже не хлопнув дверью, а аккуратно притворив ее. Вот настолько ей было плевать на его постыдное бешенство, вот настолько она сама не злилась, и было ей безразлично, что он там чувствует и на какое насилие готов пойти, лишь бы ее удержать.

Лучше бы хлопнула, ч-черт возьми! Это оставило бы надежду на примирение. Но безразличие не оставляет шансов ни на что.

Он сел и попытался успокоиться, глядя на кресло, в котором она только что сидела, и на стол между ними с незаконченной партией в нарды. Нина выигрывала, как всегда, и не посчитала нужным завершить игру, когда завязался спор.

Но поругались они по другой причине. Нарды тут не при чем. Теперь вообще не до игр. После такой серьезной ссоры Нина больше не сядет с ним за стол – перекинуться в картишки, как ни в чем не бывало.

Все. Сорвалась с крючка. И он сам виноват. Не только промолчать не смог, но и вовремя остановиться. Забавно, как быстро разрушается иллюзия душевной близости. Только что ты был убежден, что можешь доверить человеку все, рассказать и спросить, что угодно, и он не будет злиться, осуждать, менять к тебе отношение. И вот вы знаете друг друга несколько лет, а потом ругаетесь всего пару минут, и этого достаточно, чтобы наговорить ужасных гадостей.

Теперь трясет от внезапного инсайта: все разрушено, и как прежде больше не будет, даже если очень постараться. Мгновение перечеркивает вечность, а разбитая кружка никогда не станет целой. Была ли эта кружка целой с самого начала?

Накануне облавы Клиффорд решил немного надавить, но расслабился и увлекся. Он сам заговорил о Сете, что было огромной ошибкой: Нина сразу же напряглась. То, как она реагировала на имя этого ублюдка, злило Клиффорда до лихорадки. Никто не реагирует так на людей, которые им неинтересны. А Нине должно быть все равно! Ревность душила его, сжимала каждый внутренний орган, будто хотела лопнуть.

Откуда-то в нем взялась уверенность, будто Дженовезе ему принадлежит, раз уж он несет за нее ответственность. Он забыл, что девчонка ненавидит, когда ее принимают за безвольную вещь. В общении с нею демонстрировать даже каплю такого отношения недопустимо.

Малейшее давление на ее свободу вызывало мгновенную реакцию. А сегодня он перегнул палку и получил ровно то, что заслужил. Она вернула ему его гнев, многократно усиленный собственными линзами. Лазер [18]18
    Лазер – устройство, принцип работы которого заключается в том, чтобы многократно усиливать любую энергию, концентрируя ее в узконаправленный поток.


[Закрыть] ненависти обжег Ларса так, что он до сих пор дымился. Сгоревший дом, в котором никто больше не будет жить.

Сначала он пытался осторожно выведать у Нины, что ей известно об этом парне, какие слухи ходят в школе, не случалось ли с его участием необычных историй, какие между ними отношения, дружат ли они. Нина с безразличным видом отзывалась о Сете в позитивном ключе – то ли честно, то ли чтобы заставить ревновать, этого Ларс так и не понял, но до того взбеленился, что начал излишне эмоционально переубеждать подопечную.

Загибая пальцы и стараясь сохранять спокойствие, он перечислил все известные ему грешки Сета Ридли, описал все приводы в участок, нападение на офицера полиции при исполнении, неоднократное участие в драках и рэкете, подозрения в более серьезных преступлениях, негативные характеристики из бывшей школы и вообще все, что знал, чтобы очернить парня в ее глазах, опустить ниже плинтуса.

Не в силах остановиться, Клиффорд не забыл упомянуть также о возможной связи Сета с наркобизнесом Нью-Хейвена, хотя эта информация была не просто под секретом, но и не доказана.

Услышав последний факт, Нина подняла брови и молча бросила зары [19]19
    Зары – арабское название игральных костей; представляют собой кубики, на каждой из шести граней которых точками нанесены числа от 1 до 6.


[Закрыть]. Кубики выпали на 5 и 6. Они вместе смотрели на них некоторое время и не шевелились.

– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь?

– Я должен тебя обезопасить. Ты ошибаешься в нем. Мне как ответственному за тебя лицу не все равно, кто находится рядом с тобой.

– Ой, не прикрывайся полномочиями, – скривилась Нина. – Где же ты меня с ним вместе видел?

– Это не имеет значения по сравнению с информацией, которую я тебе рассказал. Ему стоит держаться от тебя подальше. И я это устрою.

– Значит, ты копаешь под всех, с кем я провожу время? Следишь за мной, что ли? – Спрашивая, Нина почему-то не выглядела удивленной, а спокойно скрестила руки на груди. Защитная поза.

«Не от меня тебе надо защищаться», – с досадой подумал Клиффорд.

– Не под всех. Ридли новенький, а потому привлек мое внимание. Повторяю, я твой социальный воспитатель и имею полное право знать, в какой среде ты находишься.

– Ты врешь, офицер Лоуренс Клиффорд, хоть и знаешь, что я ненавижу вранье больше всего на свете. Говоришь, стал копать под Сета, потому что он новенький, однако с тех пор, как он им стал, прошел практически год, ведь он перевелся в нашу школу после зимних каникул. Но что-то я не вижу досье на Рамона Веласкеса, который пришел совсем недавно и успел натворить бед. Сет ведет себя тише воды, в то время как Веласкес представляет для меня реальную угрозу, но его ты игнорируешь.

– Представляет угрозу? Что ты имеешь в виду? – Ларс даже привстал.

– Ты мне ответь, всевидящее око. Это ведь тебе не все равно, в какой компании я провожу время, в какой среде нахожусь и под чье влияние попадаю.

– Если он тебя обижает, только скажи.

– Расслабься, я сама с этим разберусь. Как и прежде.

– Почему я только сейчас узнаю, что кто-то угрожает моей подопечной?

– Потому что я не побегу тебе жаловаться, будто сама не могу разобраться. А еще ты заврался. Пытаешься Ридли выставить монстром. Что он тебе сделал?

– Лучше скажи, что тебе сделал Рамон Веласкес. Одно твое слово, и ему конец.

– Сам узнай, если ты такой всесильный. Заодно, может, накопаешь мне слабые места этого клоуна, которые я смогу использовать против него.

– Хорошо, но я все равно категорически против Ридли. Услышь меня, он действительно опасный тип, и есть подозрения, что за ним стоят еще более опасные люди. Хоть он и выглядит уравновешенным большую часть времени, поверь, это маскировка, которой он обучен. Он калечил людей, а может, и убивал, но его хорошо прикрывают, поэтому мы не знаем наверняка. Это не просто ученик старшей школы, а койот в шкуре пастушьей собаки.

– Мне кажется, у тебя разыгралась паранойя. Меня он и пальцем не тронул, хотя возможностей было предостаточно, и вообще, у меня есть мысли, что… хотя ладно, это не имеет к делу никакого отношения.

– Договаривай.

– Ты будешь кидать зары?

– Не зли меня.

– Какая разница, кем он был раньше и что творил в старой школе, если сейчас он другой? У всех есть второй шанс. Даже такие, как ты, попадают в полицию. Я не боюсь его, как и тебя.

Услышав это, Клиффорд побелел, посинел и покраснел в течение одной секунды. А несколько минут спустя они обнаружили себя практически заклятыми врагами. Выясняя отношения, они подняли крик, который напугал стажеров. Выходя из кабинета, Нина врезалась в них, спешащих на шум. От повышения голоса непосредственного начальства лица Эммета и Лота автоматически бледнели, а поджилки тряслись.

– Не советую показываться ему на глаза, – сказала Нина.

– Эммет! Лот! Живо ко мне! – заревели из кабинета. Стажеры подпрыгнули на месте и засуетились, пытаясь зайти одновременно.

Покидая этаж, Нина слышала, как Ларс на них орал, и в очередной раз поразилась, каким образом могла долгое время ладить с ним, причем настолько, что их отношения местами походили на дружбу. Теперь все по-другому. Недавние догадки о том, что ее используют в разведывательных целях, вкупе с этой показательной ссорой заставили Нину получше присмотреться к Лоуренсу. Она отстранилась и снова увидела душного, властного, жестокого и ревнивого параноика, каким он показался ей при первой встрече.

Интересно, почему именно такие люди работают в полиции и вообще приходят к власти? Или такими неизбежно становятся на руководящих должностях? Кто еще тут носит шкуры, – думала она, – кто у нас чемпион притворяться тем, кем не является, ты или Сет?

Запрет общаться с Ридли не очень понятен. Точнее, Нина отказывалась понимать его единственным возможным способом, которым стоит расшифровывать запрет одного мужчины видеться с другим мужчиной.

Ей стало противно.

Не только оттого, что Клиффорд вел себя как ревнивый подонок – он всегда таким был, и она это знала. Но еще и оттого, что они наговорили друг другу гадостей. И теперь на душе томилась тяжесть. Нина провела с Клиффордом так много времени, что не могла оставаться к нему эмоционально нейтральна.

Они вместе играли, вместе смеялись, делились подробностями жизни и даже питались. Последнее много для нее значит. Каким бы Ларс ни был, она к нему привязалась. И если первое время офицер представлял для нее абсолютный ноль, то сейчас поругаться и свалить в закат уже было не так просто.

Наверняка он тоже жалеет о том, что наговорил. Глупо получилось. Но спасибо, что не отправил оперативную группу в погоню и не пытался силой вернуть в участок. Видимо, все-таки понял обо мне самое важное. А значит, небезнадежен.

Сегодня, пока Клиффорд был вне себя, она снова увидела его идеальный образ. Фантом потенциального совершенства, как называет эту фишку Отто, явился на несколько секунд, позволив рассмотреть то, чего Нина не заметила в первый раз. Это был второй случай, когда Ларс предстал перед ней в эпатажно-инопланетном образе – иллюзия, живущая в ее голове. На момент первого проявления офицер еще даже не был ее надзирателем.

Идеальный образ Клиффорда, как и прежде, показался ей ужасно нелепой и карикатурной, но в то же время ужасно притягательной фантасмагорией, пародией на то, как будут выглядеть люди будущего. Мираж хотелось продлить, запечатлеть, чтобы потом как следует рассмотреть.

Невозможно было оторвать глаз от распущенных белых волос ниже плеч – два платиновых водопада, ниспадающие от ровной полоски пробора по обе стороны лица; от странного черно-фиолетового костюма, представляющего собой полукомбинезон-полуплащ с глубоким шнурованным вырезом на груди (сиреневая тесьма с блестящими эглетами), с крупными золотыми значками и бляшками, будто гипертрофированными элементами полицейской формы, и золотыми же плашками в уголках – на воротнике, по низу борта и на длинных рукавах. Лиловые губы магнитили к центру безумной композиции своим оттенком, особенно мультяшным на фоне желтых глаз.

Каким-то чудом сохранив самообладание, Нина даже вида не подала, что лицезрела одну из самых странных галлюцинаций в жизни на расстоянии вытянутой руки. Взяв паузу, она продолжила спор как ни в чем не бывало. Фантом растворился, словно отключившаяся голограмма.

Раньше Нина спрашивала себя, почему потенциальное совершенство Клиффорда выглядит как андрогинная топ-модель из космоса (или дешевого фантастического боевика?), а теперь радовалась – как же хорошо, что она заставила Лоуренса отрастить волосы. Очень уж ему идет. Правда, он редко бывал с распущенными, все время прятал под фуражку и только ей позволял смотреть на них и трогать. Как будто она была хозяйкой им, потому что согласно ее воле они не стриглись уже долгие месяцы.

Вот бы хоть раз увидеть его в этом образе в реальности! И Отто показать, потому что словами это не описать. Губы красить Ларс точно откажется, а на все остальное его возможно уломать при желании. Чем ласковее с ним обходишься, тем он сам становится мягче, будто мороженое в тепле. А иногда и вовсе не может ей отказать, если вести себя как капризная девочка.

Выйдя из участка под привычно сканирующими взглядами дежурных, Нина машинально направилась в сторону дома. Другу звонить не стала, хотелось побыть одной. Она брела и размышляла, не перегнула ли палку. Если Клиффорд себе такое позволяет, еще не значит, что и она может.