Текст книги "Рагу. Сборник рассказов на любой вкус"

Тук-тук

– Тук-тук.

– Кто там?

– Это я. Но я не почтальон и уж тем более не ношу фамилии, взятой от обогревательного сооружения.

– Тогда кто ты? И где я? Здесь как-то твердо и тесно. И темно. Постой-ка, я что…

– Да-да, дружочек, именно. Ты в гробу.

– Но я же… Но как же я… Да ведь я был так молод! Что со мной случилось?

– То же, что и со всеми такими, как ты.

– В каком смысле?

– Смерть с тобой случилась! Ахахаха! Кхм… Прости. Издержки профессии… Тебе точно хотелось бы это знать?

– Ну, конечно! И почему я в гробу? Я же не умер! Вот, я двигаюсь, я могу ударить по стенкам, смотри!

– Эй-эй, полегче! Я тут сижу вообще-то!

– …

– Да хватит молотить по гробу! Ты не Ума Турман, уже не выберешься!

– Да что произошло, в конце концов?!

– Ты растерял интерес.

– Интерес? Какой интерес?

– Вот, ты даже не понимаешь, о чем я. Эх, люди, какие вы слепые, когда дело касается вас самих…

– Ты там прикалываешься что ли?

– А тебе прикольно в гробу?.. Молчишь? Вот, и я так же прикалываюсь, как тебе там прикольно.

– Да, но.. От этого не умирают. Умирают от болезней, от рака, например…

– Ага, или от краба…

– Чего?

– Ну, клешня судьбы тебя за причинные места – хвать! Вот ты и того…

– Это не смешно!

– А-ха-ха! Прости, издержки профессии…

– …Ты – смерть?

– Размечтался! Еще бы она к такому, как ты, соблаговолила бы прийти, ага, как же!

– Тогда кто ты?

– Ты что, фильмов не смотрел?

– …Ты мой ангел-хранитель?

– Ты сам понял, что сейчас сморозил вообще?

– Ну да, не похож ты как-то по голосу.

– Спасибо за комплимент. Я вообще не то имел в виду. В фильмах много недурных цитат. Например: «А ты уверен, что задаешь правильные вопросы?»

– …

– Эй, ты чего молчишь? Помер что ли? А-ха-ха-ха!.. Эй! Прекрати стучать!

– Ты сам первый постучал! Зачем ты тут?

– Вот это правильный вопрос. Значит, мозги еще черви не сожрали.

– Ну?

– Ну, ты пока единственный, кто мне тут ответил. Стало быть, пока еще есть надежда.

– Надежда на что?

– На воскрешение.

– Это снова твой юмор?

– Нет, я предельно серьезен.

– И что мне делать?

– Ну, для начала тебе нужно прочесть заклинание. Повторяй за мной: Ego completum ineptias…

– Ego completum ineptias…

– Ego autem male vetus simia…

– Ego autem male vetus simia…

– А-ха-ха-ха!!!

– Что? Что ты снова ржешь?!

– Какой же ты наивный, человек!.. Эй, да ладно, не стучи, че ты, пошутить уж нельзя!

– Мне не до шуток, знаешь ли…

– Ладно-ладно. Смотри, ты сам себя в гроб уложил. И вытащить себя ты тоже можешь только сам.

– Но как? Мне нужно просто этого захотеть?

– Нет, принцесска моя, ты не в сказке!

– …Так и что?

– Ты должен найти то, что потерял.

– Интерес? Но как его найти? Я в темном узком гробу, а еще ты тут сидишь сверху и издеваешься надо мной…

– Ворчаньем делу не поможешь. Ну, удачи.

– Эй, стой! Ты куда! Мы же не договорили! Стой!

– …

– Эй, кто бы ты ни был! Прекрати шутить так! Ты где?

– Тук-тук.

– Что?

– Тук-тук.

– Кто там? Это ты?

– Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

– Да хватит! – он подскочил и стукнулся лбом об что-то твердое. Потерев место ушиба, Аркадий открыл глаза, осмотрелся и вспомнил, что он едет на нижней полке плацкарта поезда Воронеж-Уфа в рабочую командировку.

В окно тускло светила луна, в плацкарте стояла ничем не нарушаемая тишина. Вагон мерно раскачивался, скользя по рельсам к месту назначения.

– Приснится же такое, – пробормотал Аркадий и улегся обратно. Поплотнее укрывшись одеялом, он повернулся на бок и закрыл глаза. И вдруг четко услышал:

– Тук-тук.

2—1=0

Он первый подошел к ней познакомиться. Она только приехала из города на каникулы, а он полгода, как переехал в эту деревню. Подошел и сказал:

– Хочешь прокатиться на моем велике? Для тебя – бесплатно.

В то лето она впервые не рвалась обратно в город. Кешка – а именно так странно звали этого немного лопоухого, худощавого мальчика – открыл ей новый мир, мир деревенских развлечений. Он помог преодолеть ее страх и искупаться в озере, он показал ей гнездо сойки в лесу, они вместе охотились за лягушками, а по вечерам ловили светлячков.

Уже через неделю все взрослые звали их парочкой, и уже никогда их имена не звучали отдельно друг от друга, только вместе: Катька и Кешка.

В августе Катька уезжала вся в слезах. Бабушка одергивала внучку, шикая, что неприлично реветь белугой на все село, а Катька мысленно умоляла автобус сломаться где-нибудь по пути. Но тот приехал вовремя. И когда Катька уже собиралась в него сесть, приехал Кешка. Дети бросились друг другу в объятья, и Кешка жарко прошептал ей на ухо:

– Я буду ждать.

В следующий раз Катька приехала в деревню спустя четыре года. Было невозможно объяснить глупым взрослым, что деревня была гораздо привлекательнее для Катьки, нежели курорты Турции, Египта, а позже – выпускные экзамены.

Катька не надеялась вновь встретить друга детства, и специально не спрашивала о нем у бабушки – боялась услышать о его переезде. Но не успела она разложить вещи и выйти из дома, как увидела у ворот Кешку. Он сменил «Взрослик» на «Восход 3М», смешные шорты на рваные джинсы, а бейсболку на черную бандану.

– Хочешь, прокачу? – спросил Кешка неузнаваемым поломанным голосом. – Для тебя – бесплатно.

И Катька пропала. Это их общее лето затмило прошлое в первый же день, когда после купания в том самом озере Кешка ее поцеловал. Он снова открыл ей новый мир – мир романтики, первых чувств и признаний. Они до ночи грохотали по улицам на его мотоцикле, гневая взрослых, пробовали стянутую у его деда медовуху и до головокружения долго целовались.

За день до Катькиного отъезда Кешка подарил ей ромашку и сказал:

– Гадай.

Конечно, она и до этого гадала, но теперь, в присутствии самого объекта вопроса, Катька заметно занервничала. Как, впрочем, и Кешка – девушка заметила, как он нервно крутит в руках ключи от мотоцикла.

– Любит.. Не любит.. Любит! – Катька радостно повернулась к Кешке, а он обнял ее и, как когда-то, прошептал те же три слова:

– Я буду ждать.

В следующие несколько лет Катьке было не до деревни – окончание школы, поступление в университет, летняя практика…. Город крепко держал ее. Началась взрослая жизнь.

Катька хотела наладить хоть какую-то связь и писала письма, но Кешка не отвечал. Катька злилась, обижалась, плакала, но потом отвлекалась и откладывала мысли о Кешке на потом.

Возвращению в деревню послужил печальный повод: смерть бабушки. Катька корила себя за радостное возбуждение от мыслей увидеть Кешку.

Но она его не увидела. Каждое утро она выбегала из дома, но у ворот не было ни Кешки, ни его «Восхода».

Через несколько дней Катька спросила соседей и услышанное повергло ее в шок.

Спустя год после ее отъезда Кешка ввязался в драку с парнями из соседней деревни. Обычные разборки по дележке территории. Но противники пришли подготовленными, и Кешка был ранен ножом. Его приятели попытались остановить кровотечение, позвали на помощь, но когда врач прибыл на место, было уже поздно.

Кешку убили за неделю до его совершеннолетия.

Всего пару дней назад Катька уже шла по этому маршруту, но тогда он не казался столь долгим. Проходя мимо надгробий, она всматривалась в надписи и каждый раз облегченно выдыхала, увидев чужое имя.

Ей все еще не верилось в случившееся, и она вознамерилась обойти все кладбище, если понадобится, лишь бы убедиться в том, что это всего лишь жестокий розыгрыш.

Вдруг Катьке послышался рев мотора. Она обернулась, и ее сердце пропустило удар – с могильной плиты на нее смотрел Кешка.

Колени подкосились, и Катька рухнула на землю. Она плакала так, как в тот первый год знакомства с Кешкой, когда он провожал ее на автобус, будто снова слыша в ушах укоризненные возгласы бабушки.

Вдруг ее взгляд упал на основание надгробия. Из-за него выглядывал куцый кустик ромашки. Катька машинально протянула руку, сорвала цветок и стала шептать, выдергивая лепестки:

– Любит.. Не любит.. Любит..

А что если

…А что если родиться в Японии в обычной семье, где папа пропадает в офисе, а мама ведет хозяйство и ухаживает за младшим.

Я бы приходила со школы, выкрикивала «Тадаима!» и заходила к себе в комнату, снимая по пути удушающий галстук школьной формы. Затем вычесывала бы из волос лепестки сакуры (опять вытаскивать ее отовсюду, ох уж этот сезон), созванивалась бы с друзьями…

Я бы надевала странные майки с яркими принтами, короткие шорты и босоножки на огромной платформе и бежала бы петь с друзьями в караоке – что может быть лучше? Мы с друзьями смеялись бы, изображая такой странный английский язык, объедались морепродуктами и десертами с сакурой (и тут она..), а вечером я бы надела традиционное кимоно и пошла с родителями на фестиваль фейерверков.

…А что если родиться в Италии. Быть вечно загорелой, кокетливо прорыкивать букву «р» и эмоционально жестикулировать.

Разъезжать с другом на мопеде, есть сочные фрукты прямо с кустов и деревьев, танцевать босиком на раскаленной мостовой и впервые пробовать сладкое вино.

…А что если родиться в Австралии. Неохотно тащиться с сёрфом на урок на пляже, когда можно было бы поспать лишний час. Спокойно реагировать на мелких змей в саду, вовремя вызывать службы, отлавливающие питонов, практически безразлично реагировать на пауков всех размеров.

Подрабатывать помощником экскурсовода, позволяя туристам сфотографироваться с самым покладистым кенгуру, утверждая, что это – домашний питомец (и весело подмигивать при этом).

…А что если родиться в Стамбуле. Уметь торговаться на рынке, целовать руку отцу, стараться не флиртовать с русскими парнями (хотя общение с такими загадочными русскими девушками никто не отменял).

Работать в каком-нибудь офисе, откликаться на приставку «ханым» к имени и улыбаться на обращение «эфенди». Пить чай из маленьких стаканчиков формы тюльпана и знать, что такое «ракы».

…А что если… Если бы…

И кто мне мешает посетить эти страны и хоть немного вжиться в роль тех, кем бы я хотела родиться?

Относительность ощущений

«Привет. Скучала?» – эту фразу я слышала много раз. Фраза была наполнена сигаретным дымом на выдохе, сказанная хрипловатым голосом; отдавала смешинками, в почти осязаемой улыбке говорившего; сквозила грустью и печалью давно покинутого тобой человека.

Всегда отвечала честно. Либо да, либо «относительно». Любимое мое пространное слово – «относительно». Оно может означать и да, и нет, причем – одновременно. Это не то грубое и топорное «нет», которое сотрет отблеск надежды в душе вопрошающего. Это слово даже добавляет надежды.

«..скучала?» – и ты сразу чувствуешь правдивый ответ: ты чувствуешь, КТО это, ты сразу вспоминаешь его лицо, голос, не искаженный телефонной мембраной, привычки закусывать губу или потирать переносицу.

В трубке слышишь щелчок зажигалки и характерный вдох; слышишь шум города и даже пытаешься примерно определить территорию, откуда звонят; слышишь эхо и понимаешь, что звонят из новенькой, еще не обставленной квартиры (значит, слухи не врут).

За долю секунды ты рисуешь себе вполне полноценный образ человека, ожидающего твоего ответа: внешность, цвет глаз, кривая ухмылка или искренняя улыбка, рост, тембр голоса, температура тела, аромат кондиционера для белья или легкий запах вишневых сигарилл…

Ты даже пытаешься уверить себя в иллюзорной мысли, что можешь вот так запросто протянуть руку и дотронутся до этого образа, и образ не растает, а наоборот – наберет плотности, станет живым.

Но вместо этого ты на секунду прикрываешь глаза, открываешь их и уже видишь перед собой дорогу, по которой идешь; кафельную стену, в которую ты устремляешь взгляд за неимением ничего более интересного; вид на ночной город из своего окна.

Ты набираешься смелости; ухмыляешься; смеешься и отвечаешь свое, правдивое.

Ты смотришь на незнакомый или совсем родной и знакомый номер, пытаешься его запомнить или же хотела бы стереть не только из телефона, но и из памяти. Ты подпрыгиваешь от радости, неловко поскрипывая половицами или же хмуришь брови и думаешь лишь о том, откуда у него твой номер.

И иногда ты задаешь встречный вопрос, который порой оставляешь лишь только в голове; но задаешь его только самым нужным: «А ты скучал?».

Диалог

– Нет, я убью эту чертову стерву, сейчас я прикончу ее раз и навсегда! – он схватился за дробовик и уже дернулся к выходу, но ему преградили путь.

– Ну что ты опять, в самом деле, ну!.. Прекрати! И вообще – откуда у тебя эта штуковина? – она попыталась выхватить дробовик из его рук, но он крепко сжимал его в своих руках.

– А чего? Вполне брутально, – пожал он плечами и снова нахмурился: – Дай пройти.

– Но ты же сам знаешь, что чтобы добраться до нее….

– До этой стервы, – перебил он. Она закатила глаза и продолжила:

– ..до нее, нужно сначала прикончить еще несколько…

– Да они итак уже полудохлые, пока я дойду, они дух и испустят! – возмутился он и снова дернулся к выходу, она вновь встала на его пути.

– Дух, ага, – она ухмыльнулась. – Ты иногда такую чушь несешь…

– Ой, чья бы корова мычала, Сердце! – ощетинился он.

– Му, – с серьезным лицом промычала Сердце. – Разум, я тебя прошу…

– Ну что? Что ты меня просишь? – Разум остервенело взмахнул руками и чуть не ударил Сердце дробовиком – она увернулась. – Ты же сама прекрасно знаешь, что это было бы куда лучше, нежели растягивать эту тягомотину..

– Эта тягомотина, – строго прервала его Сердце, – называется ЧУВСТВА. И раз Ей так хочется, то не нужно мешать!

– «Не нужно мешать», – передразнил ее Разум и наткнулся на строгий взгляд Сердца. – В конце концов тебе же будет хуже всего.

– А мне не привыкать, – смело вскинула подбородок Сердце.

– Да я уж вижу.., – Разум грустно усмехнулся, пройдясь взглядом по многочисленным шрамам, обрамлявшим лицо Сердца.

– Успокойся уже, – Сердце мягко тронула дробовик и неожиданно резко вырвала его из рук Разума. Разум устало опустил руки и вздохнул. – Ты же прекрасно знаешь, что Надежда умрет последней и без твоей помощи…

– Знаю, – Разум устало вздохнул и потер переносицу. – Знаю-знаю… Так и быть, не в этот раз…

Сердце довольно улыбнулась и кинула дробовик в сторону.

– Но в следующий раз я ее самолично прикончу! Даже без дробовика! Вот прямо вот этими вот руками! – Разум страстно сцепил кулаки перед носом Сердца.

– Да-да-да, – Сердце ласково накрыла его кулаки ладонями. – Герой ты наш… Ладно, пошли чай попьем…

– С мятой?

– И с жасмином.

До дикого запада

Еще вчера Иоки ссорилась с отцом, отказываясь выходить замуж за напыщенного и вечно угрюмого сына вождя, и думала, что хуже дня в ее жизни и быть не может.

Но сейчас она бежала по лесу, ловко перепрыгивая природные преграды, слышала позади себя громкие хлопки и думала, что все бы отдала, лишь бы вчерашний день действительно оказался самым худшим в ее жизни…

Белые люди пришли на рассвете. Они повели себя, как настоящие трусы: пришли убивать спящих. Но Вихо, их вождь, уже знал, что белые на подходе к их селению и выставил лучших бойцов вокруг деревни. Их возгласы и разбудили всех.

Отец и мать Иоки тут же сказали ей бежать, бежать куда угодно, только подальше отсюда. Иоки сопротивлялась, тоже хотела участвовать в бою с белыми, но отец настоял, и Иоки быстрыми перебежками добралась до леса. Притаившись за деревом, она обернулась и увидела, что ее родителей уже окружили белые. Они не успели убежать вместе с ней.

Только Иоки хотела броситься на помощь, как раздалось два громких хлопка и отец и мать упали на землю. Иоки не понимала, что за оружие было у бледнолицых, но она поняла, что потеряла родителей.

Иоки бросилась бежать в сторону реки, а в голове стучала мысль: «Их больше нет». Иоки не могла поверить в это, она вспоминала, как еще вчера вечером мать рассказывала, как ее выдавали замуж, а Иоки слушала и перебирала украшения в ее косах.

От мамы пахло костром – запахом дома. Мама ласково гладила Иоки по голове и приговаривала, что Кэлэтэка, суженный Иоки, не так уж угрюм, как кажется, и станет хорошим мужем для нее…

А так же Иоки вспомнила последние слова, которые сказала отцу в тот вечер: «Я убегу, я скорее умру, чем выйду за него!». Она вспомнила гневный взгляд отца, его упрямо сомкнутые губы…

От мысли, что она не обнимет больше маму, не попросит прощения у отца за свое поведение, Иоки расплакалась. Она бежала и не понимала, куда бежит – пелена из слез застилала ей глаза.

Выбежав к реке, Иоки притормозила, утерла слезы и вдруг почувствовала резкую боль в ноге. Упав на землю, как подкошенная, Иоки обернулась: к ней бежал бледнолицый.

Он подбежал к ней, посмеиваясь и говоря что-то на некрасивом языке, стал хватать ее за руки, стараясь поднять. Иоки представила, что ее уведут в плен, что она будет рабыней этих мерзких убийц и тут же ловким движением руки сорвала с шеи нож и воткнула его мужчине в плечо.

Мужчина цыкнул и ударил Иоки по лицу, отчего та свалилась в воду. От неожиданности она хлебнула воды, но тут же девушку схватили за волосы и подняли на поверхность.

Бледнолицый крепко держал ее за плечи и что-то ей говорил. Иоки видела в его лице отражение собственных эмоций: неприязнь, ненависть, злость. Ей хотелось убить его, отомстить за родителей, отомстить за всех.

Иоки попыталась шевельнуться, но это было не так уж просто – мужчина держал крепко. Заметив ее тщетные попытки, бледнолицый засмеялся, а Иоки тут же плюнула ему в лицо. Мужчина яростно рыкнул и окунул ее головой в реку.

Поначалу она пыталась задерживать дыхание, но грудь сдавила боль от нехватки кислорода, и Иоки, наплевав на чувство собственного достоинства, стала пытаться вырваться. Но руки бледнолицего были сильны.

Иоки уже подумала, что скоро соединится с родителями, как вдруг хватка ослабла. Шумно вынырнув из воды, Иоки отбросила назад мокрые волосы и, жадно хватая ртом воздух, обернулась.

Позади нее лежал мертвый бледнолицый с томагавком в спине, а рядом верхом на лошади сидел Кэлэтэка.

Спешившись, сын вождя не глядя вырвал томагавк из спины убитого и подошел к Иоки. Молча он оторвал кусок ткани со своей набедренной повязки и туго перевязал рану на ноге Иоки.

– Кэлэтэка, что с остальными? Как все? Как Вихо? – тихо спросила Иоки. Кэлэтэка посмотрел на нее и лишь плотно сомкнул губы, и Иоки поняла все без слов.

– Садись, нужно ехать, – сказал Кэлэтэка и помог Иоки взобраться на лошадь. Сев верхом, они галопом понеслись вдоль реки.

Иоки обнимала своего суженного за талию и старалась сдержать слезы. Они скакали на восток, к соседнему племени, чтобы там быть готовыми дать отпор бледнолицым, отомстить за погибших и выгнать их со своей земли.

«Я выйду за тебя Кэлэтэка, защитник людей», – подумала Иоки, вспомнив значение имени своего суженного и обняла его еще крепче.

Тик-так

Время – мера исчисления, придуманная человеком для человека, чтобы его ограничивать, чтобы организовывать его.

Несмотря на это, каждое существо, каждая живая клетка, каждое действие имеет свое начало и окончание. Рождение и смерть.

А что если течение времени можно было бы менять так, как нам хочется? Обращать время вспять, перескакивать неприятные моменты? Как часто влюбленные растягивали бы минуты в часы? Как часто возвращался бы убитый горем потери в прошлое? Как многое мы могли бы поменять?

А стоит ли менять?

На извечный вопрос, который тревожит каждого хоть раз в жизни – «Что если?» – можно было бы найти ответ. И прожить несколько жизней. Или не родиться вовсе.

Что влияет на то, кто мы есть? То, в какой семье мы родились или под какой звездой? Или то, какой леденец мы выбрали в магазине, банановый или клубничный? Так ли уж права теория взмаха крыла бабочки?

Или у каждого есть своя собственная судьба, которая неизменно исполнится и настигнет нас, несмотря на наш выбор или его отсутствие?

«За что?», «Почему я?» – эти вопросы всегда направлены в пустоту, а пустота не дает ответов.

Люди всегда задумывались о смысле своего существования, смысле существования всего человечества и личности отдельно, но эти мысли никогда не обретут конкретность, никогда не раскроют тайны нашего пребывания здесь.

Время – неосязаемая и такая важная составляющая нашей жизни. Время нельзя обуздать, нельзя повернуть вспять, замедлить или ускорить. Мы можем лишь рассуждать о том, что было бы, если бы все произошло по-другому. Мы можем лишь мечтать или наоборот, в ужасе содрогаться, строя предположения, но продолжать терять секунды и минуты собственного существования.

Время не будет ждать. Оно нетерпеливо, как жаждущий при виде кувшина с водой. Оно не дает передышек, оно не останавливается, оно продолжает свой размеренный шаг, приближая нас к чему-то новому, отдаляя от чего-то обыденного и приевшегося, сводя и разводя нас с людьми, сталкивая нас лбами с невзгодами и благосклонно одаривая тем, о чем мечтали.

Мы суетимся, стараясь выжить, стараясь достичь физического или интеллектуального превосходства, мы боремся, переживаем, плачем, смеемся, надеемся, любим, ждем, негодуем, а время равнодушно продолжает свой шаг.

Каждая секунда приближает нас к чему-то, о чем мы еще не догадываемся. Каждая минута уже начала отсчет для чего-то нового, что подарит нам счастье, слезы, радость или чему-то нас научит.

Все уже началось.

Прямо сейчас, при каждом прочитанном слове, при каждой прочитанной букве вы – уже другие.

Ты – уже другой.

Ты можешь посмеяться над этим, отмахнуться, проскочить глазами, но ты – уже другой.

А какой именно – ты узнаешь позже, когда оглянешься на прошедшее, когда задумаешься, что привело тебя к тому, кем ты стал, когда ты задумаешься о течении времени.

Ты узнаешь, если захочешь узнать.