Текст книги "Русская история с древних времен до конца XVIII века."

Не все, однако, историки приходили к таким выводам. По мнению И.Е. Забелина, те народы, которые греко-римские писатели называют сарматами, были на самом деле не сарматы, а славяне. Сарматами греко-римские писатели называли наших славян ради высокого стиля, избегая простонародных имен и прибегая к книжным. Ранее таким книжным именем было имя скифов. Но после поражения скифов Митридатом Понтийским во II веке н. э. слава этого имени померкла, и греко-римские писатели взяли другое имя – сарматы. Имя сарматов прочно утвердилось у них за славянами, в отличие от германцев, а Сарматией римские писатели стали называть именно область славянских поселений.

Что так называемые сарматы были собственно славяне, это, по мнению Забелина, видно из их племенных имен, как они передаются у Страбона (умер в 45 г.) и Птолемея (II в. н. э.). Страбон около Днестра помещает тирегетов, а за ними далее на восток языгов, на север бастарнов, между Днепром и Доном роксолан, на низовьях Дуная певкинов, а на западном побережье Каспия – витиев. По Забелину, все эти племена не кто иные, как тиверцы нашей летописи, жившие по Днестру, языки, быстряне, русь, буковины, вятичи. Таким образом, здесь открываются не только исторически известные племена восточных славян, но и еще новые – языки, быстряне, буковины. Другие племена восточных славян Забелин открывает у Птолемея. В ставанах Птолемея он видит словен нашей летописи и путем разных догадок открывает их местожительство как раз около озера Ильмень; в саварах Птолемея – наших северян; в стурнах – обитателей бассейна Припяти, в которую-де впадает река Стырь, неподалеку от которой находится Тур-озеро, Туриск город, Турья река и Туров город; стурны – это туровцы нашей летописи; в идрах Птолемея Забелин усматривает дреговичей, а в хунах – кыян нашей летописи. Воображение Забелина уносится так далеко, что он открывает позднейшие русские города в городах, о которых упоминает Птолемей: Азагарион – это Чигирин (кстати сказать, построенный заведомо во второй половине XVI века), Лейнон – Волынь, Сарвакон – Червень и т. д. Так как ни у Страбона, ни у Птолемея нет собственно определенных показаний о местожительстве этих племен и расположении городов, Забелин свободно производит все свои сближения и толкования. Но при этом он наталкивается на одно серьезное препятствие: сарматы в известиях римских и греческих писателей являются кочевниками, между тем как славяне изображаются у них народом оседлым, земледельческим. Забелин старается обойти это препятствие таким образом. По его мнению, римские и греческие писатели изображали быт сарматов не по действительным наблюдениям, а по установившимся представлениям о Скифии и ее обитателях. Скифия по древним понятиям означала степь; кто жил в скифии, тот непременно был кочевником. Так поступил, между прочим, и Аммиан Марцеллин, давший наиболее подробное, но чисто фантастическое изображение быта этих мнимых сарматов.

Нельзя, однако, не видеть искусственности и натянутости этого последнего соображения. Трудно допустить, чтобы римляне хорошо не знали сарматов, с которыми у них было так много дел в I, II и III веках, и оседлых земледельцев представляли только по традиции кочевниками. С роксоланами они воевали в 69 году н. э. по случаю вторжения их в Мизию. Тацит, рассказывая об этом, изображает роксолан кочевниками: по его словам, они вовсе не способны к пешим сражениям; когда же поотрядно пускаются в бой на конях, то едва ли какая рать может устоять против них. Чтобы избавиться от их нападений, римляне должны были посылать им ежегодные подарки. При Марке Аврелии сарматские племена – языги, роксоланы, аланы и др. – воевали с римлянами в союзе с маркоманнами. Но особенно ожесточенную борьбу с сарматами империя вела в последние три десятилетия III века при императорах Аврелиане и Пробе, которые получили даже титул Сарматский. Борьба эта продолжалась и при их преемниках до Константина Великого включительно. Все это дает полное основание предполагать, что в римское общество должны были проникать более или менее верные сведения о сарматах. Поэтому нет основания не доверять известиям современных римских писателей, изображающих сарматов кочевниками. А если так, то нельзя видеть в них славян, о которых с самого начала греко-римские писатели говорят как об оседлом, земледельческом народе.

Что касается сближения имен, то оно является также натянутым и несостоятельным. Наблюдения новейших исследователей над остатками языка сарматов, сохранившимися в их собственных именах, приводят к заключению, что сарматы были иранцы, и таким образом вполне подтверждают заявления древних писателей о родстве сарматов с мидянами и персами. Покойный В.Ф. Миллер указывает, что имя царя языгов, приводимое Дионом Кассием, – Βαυάδασπος находит этимологическое объяснение в иранских корнях van – побеждать и aspa – конь (укротитель коней); другое имя Ζαντικός сводится к иранскому глагольному корню zan – рождать; воинственный сарматский крик marha, упоминаемый Аммианом Марцеллином, сопоставляется с авестийским marha – смерть, новоперсидским marg – смерть; имя одного из сарматских племен Ρωξολανοί объясняется из иранского корня rohs – светлый и значит «светлые аланы»; имя языгов объясняется из корня yazu – большой, высокий и т. д. Иранство сарматов Миллер доказывает и другими косвенными признаками. Одним из самых видных сарматских племен являются аланы. В Средние века имя «алан» асоциируется с кавказским народцем, именуемым у грузин ос, у нас в старину ясы, теперь осетины. Исследование же языка осетин совершенно определенно указывает на его принадлежность к иранской семье. По историческим свидетельствам и данным лингвистическим, нынешние осетины являются только остатками крупного племени, которое кочевало когда-то на равнинах Предкавказья до самого Дона и даже по Дону. Но роксоланы, кочевавшие от Днепра до Дона, были теми же аланами (светлые аланы). Значит, по всему протяжению наших степей до конца IV века господствовал иранский элемент. Этим объясняются названия крупнейших рек нашего юга – Дон, Днепр, Днестр, в которых слышатся корни, родственные осетинскому дон, что значит река. Этим же объясняется, вероятно, существование многих имен в греческих надписях Ольвии, Пантикапеи и особенно Танаиды, которые выводятся из иранских корней; этим же объясняются и иранские названия некоторых городов нашего юга, как, например, Ардабда (Феодосия), то есть семисторонний город, Сугдая (Судак) – святой, чистый.

Итак, на памяти истории степи нашего юга в течение продолжительного периода, почти в тысячу лет, были обиталищем преимущественно иранских племен. Как скифы, так и сарматы поддерживали деловые сношения, с одной стороны, с греческими колониями, раскиданными по берегам Черного и Азовского морей, с другой стороны, с восточными соплеменниками – иранцами, которые присылали их князькам оружие, драгоценные ткани и т. д. Таким образом, скифы и сарматы подвергались двойному влиянию эллинской и иранской культур, и под этим влиянием сложился у них своеобразный быт, своя собственная скифо-сарматская культура, памятники которой в огромном количестве остались на юге нашей страны и в настоящее время усердно изучаются нашими археологами.

Глава третья
Скифо-сарматская культура и ЕЕ значение в истории России; соседи скифов и сарматов

Скифо-сарматские древности открываются в погребальных курганах. Во многих местах нашего степного пространства на гладких равнинах возвышаются насыпи значительной величины и правильной формы. Некоторые из них имеют вид земляных пирамид до 10 саженей высоты и до 150 саженей в окружности, обложенных у основания камнями. Их зовут обыкновенно толстыми могилами. Наряду с ними иногда поднимаются продолговатые насыпи меньшей величины, называемые долгими могилами. Эти насыпи издавна привлекали к себе внимание обитателей степей, которые догадывались, что эти насыпи – могилы знатных людей и царей прежних народов и могут содержать разные сокровища. Вследствие этого степные курганы издавна раскапывались людьми, искавшими клады и сокровища, и небезуспешно. Обратили на них внимание и ученые люди, археологи.

Припомнив, что рассказывает Геродот о погребении царей и знатных людей у скифов, археологи пришли к заключению, что эти курганы представляют собой скифские могилы. Содержание Геродотова рассказа об этом погребении должно было и ученых привлечь к раскопкам, ибо обещало богатую научную добычу. Геродот рассказывает, что всех царей скифы погребали с особыми почестями и особым образом. Тело умершего, вскрыв живот и вычистив, наполняли благовонными семенами и травами, обмазывали воском, укладывали на колесницу и везли по степи к ближайшему подвластному народу, оттуда к следующему и т. д., пока не объезжали все подвластные племена. «Кто привезенное тело примет, делает то, что и царские скифы: урезывают себе ухо, остригают волосы, порезывают кругом мышцы, царапают лоб и ноздри и прокалывают левую руку стрелами». Каждое племя, встретив останки царя, потом сопровождало их до места погребения. Народу, таким образом, скапливалось в шествии великое множество. Места погребения находились в стране, называемой Герра, как назывался и народ, там живший, в том месте, до которого можно было плыть по Борисфену (значит, около порогов). Здесь вырывали большую четырехугольную яму, а в ней устраивали отдельные пещеры, как бы особые комнаты, из которых в одной погребали царя на кровати, водрузив по сторонам копья и устроив на них крышу из брусьев и ивовых прутьев. В остальных пещерах, сначала удушив, погребали одну из царских жен, виночерпия, повара, конюшего, письмоводца, вестоносца и царских коней, вместе с золотыми чашами и со всякими драгоценностями из одежды и домашнего обихода, большей частью тоже золотыми. Совершив похороны, все присутствующие засыпали могилу землей, стараясь сделать насыпь как можно выше… Через год справлялись поминки, при чем погибало еще 50 человек, самых лучших служителей умершего царя, и 50 наилучших коней. Их убивали и мертвых всадников на мертвых лошадях ставили на столбах и кольях вокруг кургана. Таким образом, на основании Геродотова рассказа можно было надеяться найти в курганах-могилах предметы скифского быта, домашней обстановки. Эти ожидания вполне подтвердились. Курганы дали обильные коллекции предметов быта разного времени, и притом не одних только скифов, но, по-видимому, и соплеменников их – сарматов. Различить то, что принадлежит скифам и что сарматам, ввиду их родства и однородности культурных влияний, под которыми они находились, не представляется возможным. Полученные археологические данные приходится поэтому признавать как данные одной скифо-сарматской культуры.

Раньше других царских могил, в 1831 году, была раскопана и обследована могила куль-обская в 6 верстах от Керчи. Гробница ее имела квадратную форму с крышей и состояла из каменных плит. В ней стоял кипарисовый саркофаг царя, а рядом такой же другой саркофаг, очевидно царской супруги (он, впрочем, истлел, и от него сохранились только ручки и ножки). Саркофаг царя разделялся на две части: в одной было положено тело царя, а в другой его оружие; между прочим здесь найден был меч с рукоятью, обложенной золотом, с надписью. Царь был погребен с различными драгоценностями. На стенах гробницы висели дорогие платья, которые, конечно, истлели; от них остались только металлические украшения в виде золотых и электро-новых (из смеси золота и серебра) бляшек. На голове царя уцелела войлочная шапка в виде башлыка, унизанная различного рода драгоценностями. Среди других предметов здесь найдены были четыре амфоры греческого типа и знаменитая куль-обская ваза, хранящаяся ныне в Эрмитаже. В углу гробницы найден скелет коня, а рядом головой к нему лежал скелет, вероятно, раба-конюха. Посредине гробницы на земле найден скелет царицы. Царица имела на голове электроновую диадему, на шее золотое сканное монисто с привесками и золотую гривну, на руках золотые браслеты с изображением охоты грифов на оленей.

Вторая замечательная «скифская» могила – Чертомлыцкая (верстах в 20 от города Никополя Екатеринославской губернии) – была раскопана И.Е. Забелиным в 1862 году. Могила представляет обширный курган высотой до 26 саженей по откосу и до 165 саженей в окружности, обложенный при подошве сажен на 7 камнем. Когда этот курган был раскопан на 1,5–2,5 аршина сверху, стали попадаться черепки разбитых амфор и разные вещицы, составлявшие конский убор: железные удила, бронзовые баранчики, пуговицы, запоны разные в виде птичьей головы, бронзовые, золотые и серебряные бляхи разной величины и формы, колокольчики, соединенные с бляхами железной цепочкой, бронзовые стрелки и т. д. Под ними найдены были бронзовый прорезной шар с трубкой для надевания на древко, бронзовые изображения львов, драконов и птиц; также с трубками для надевания на древко. Когда в насыпи прорыт был известный участок до глиняного материка, обнаружилась продолговатая четырехугольная яма, засыпанная черноземом, и в стороне от нее еще пять ям, две небольшие овальной формы, а три побольше – квадратные. В одной могиле овальной формы был найден остов человека, лежавшего лицом к главной гробнице. На шее у него был серебряный, покрытый листовым золотом обруч, около правого уха золотая серьга греческой работы, на среднем пальце правой руки – золотое, свитое спиралью из проволоки кольцо; рядом со скелетом справа лежали железное копье и такая же стрела или дротик, причем древки их уже совершенно истлели; у тазовой кости – кучка бронзовых стрелок с ясными следами истлевшего кожаного колчана. В другой овальной могиле лежал в том же положении скелет, у которого на шее был золотой витой массивный обруч (около 0,5 фунта весом), у головы справа – кучка бронзовых стрел с остатками древец, которые были расписаны киноварью поясками; подле кисти левой руки найдено еще несколько таких же стрелок. В квадратных могилах было найдено 11 конских скелетов, из них 5 с серебряными уздечными нарядами, а 6 с золотыми уздечными и седельными. Уздечные наряды состояли из массивного наносника, изображавшего бюст какого-то животного, из 2 больших блях с изображением птиц, из 2 небольших массивных пуговиц, из 6 больших пуговиц или блях с ушками. Седельный наряд каждого коня заключал: 4 пластины, украшавшие седло, 4 большие пуговицы или бляхи с ушками, железную пряжку и серебряное кольцо, вероятно, от подпруги. На двух конях, кроме того, находились шейные бронзовые уборы из больших и малых блях в виде полумесяца с привешенными колокольчиками. Главная могила оказалась расхищенной; на дне ее, после того как вынут был чернозем, оказались отпечатки красок голубой и карминной, по-видимому от стенок гроба, остатки истлевшего дерева и тростника, железные скобы и гвозди. Это расхищение произведено было через особую подземную лазейку, выкопанную сбоку кургана. Но похититель не все успел вынести – лазейка обвалилась и засыпала его землей, а часть набранных им в могиле вещей оказалась в подземном коридоре и пещерках, выкопанных в виде ниш из этого коридора. Тут найдены: 2 большие медные вазы, одна с шестью ручками в виде козлов, бронзовый светильник о шести рожках, 5 колчанов бронзовых стрел, 7 ножей, меч с рукояткой, обложенной золотом, бронзовое ведерцо, куча золотых блях (около 700 штук) с множеством золотых пуговок, служивших украшением какой-либо одежды или покрывала, остатки которого лежали под этими вещами. На четырехугольных бляшках изображена в профиль сидящая женская фигура с зеркалом в левой руке, а перед ней стоящая фигура скифа, пьющая из рога; на других бляшках изображены женские головы, розетки, Медузина голова; больше всего бляшек треугольных горошчатых. Тут же были найдены 2 золотых перстня, один с резным изображением собаки, другой с изображением быка, золотое массивное кольцо, золотой наконечник от ножен меча, золотая чеканная доска, служившая покрышкой для лука, другая с ножен меча – обе с изображением сцен из греческой мифологии, 5 мечей с рукоятками, покрытыми чеканным золотом, причем на четырех изображены грифоны и олени, а на пятом превосходно вычеканено изображение охоты и вверху две бычьих головы без рогов, много пластинок от железных и бронзовых наборных поясов и т. д.

Но хищники, к счастью, не попали в побочные четыре гробницы, которые выкопаны были по углам главной гробницы на два аршина ниже ее уровня и сообщались с ней покатыми спусками. В этих могилах найдены мужские скелеты и женский, по-видимому царицы. Мужские скелеты имели бронзовые или золотые обручи на шее, с изображениями львов на концах, на руках золотые браслеты, на пальцах золотые кольца, у пояса, с левой стороны, ножи с костяным черенком и мечи с рукоятью, покрытой золотом с грубыми изображениями грифонов и оленей, на чреслах пояса, состоявшие из бронзовых пластинок, подле – колчаны с бронзовыми стрелками, копья и стрелы с железными наконечниками; у одного остова в головах лежала бронзовая чашка с серебряными ручками и серебряный кувшинчик, у других лежали глиняные амфоры. У женского остова на шее был найден золотой массивный гладкий обруч около 1 фунта весом с изображением по концам львов; около ушей две серьги, состоящие из колец с семью подвесками каждое; на лбу золотой чеканный травами венчик с бляшками в виде цветков и розеток; около головы и всего корпуса лежали рядом 57 четырехугольных бляшек с изображением прямо сидящей женщины и стоящего справа от нее мальчика – с зеркалом в руке (бляшки эти служили каймой какого-либо покрова); на кистях рук были широкие гладкие золотые браслеты и стеклянные бусы, на девяти пальцах гладкие золотые перстни, а на одном с изображением летящей степной птицы вроде драхвы и т. д. Кроме скелетов и украшений, с которыми были положены в могилы трупы, в одном из этих подземелий найдена была целая куча золотых украшений в виде пластинок с изображениями драконов, львов, оленей, трав, цветов, плодов; драконов, терзающих оленей; драконов, борющихся со сфинксами; в виде бляшек круглых, четырехугольных, треугольных с изображениями Медузиной головы, Геркулеса со львом, льва, терзающего оленя, грифа, зайца, тельца и пр.; в виде пуговиц разной величины и формы, бус, украшенных сканью, запон в виде сфинксов и т. п. Всего найдено около 2500 предметов. По-видимому, все эти украшения нанизаны были на одежды, которые повешены были в этом подземелье и затем истлели (остались крючки, на которых они висели, и перетлевшие ткани). В другом подземелье найдена была знаменитая серебряная ваза вышиной в аршин и в диаметре до девяти вершков с изображениями сцен из скифской жизни; подле нее – большая плоская чаша на поддоне, украшенная желобками и травным узором, с двумя ручками, под коими изображены рельефно женские фигуры; на ней – большая серебряная ложка с рукоятью, украшенной в конце кабаньей головой. Наконец, в этих же подземельях найдено было несколько глиняных амфор греческой работы.

Подобные же вещи найдены были и в других могилах того же типа в Екатеринославской, Таврической, Киевской, Полтавской и Харьковской губерниях и в области Кубанской. Все эти предметы, найденные археологами, подтверждают и дополняют те известия о быте скифов и сарматов, которые мы имеем от древних писателей.

Мы видели, что Геродот восточных скифов называет не сеющими и не пашущими. Современник Геродота Гиппократ дает яркое изображение этого быта. «Называются они кочевниками, – пишет он, – потому что у них нет домов, а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие шестиколесные; они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями. Они непроницаемы ни для воды, ни для снега, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две и по три пары безрогих волов. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях; за ними следуют их стада овец и коров и табуны лошадей. На одном месте они остаются столько времени, пока хватает травы для стад, а когда ее не хватит, переходят в другую местность. Сами они едят мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку (сыр из кобыльего молока)». С этим описанием сходны и описания быта сарматов, даваемые Страбоном и другими греко-римскими писателями. Археология вполне подтверждает эти данные. Почти все изображения, найденные в могилах Скифии и Сарматии, рисуют нам быт степных кочевников: на Чертомлыцкой вазе изображены сцены приручения коней; на бляшках мы видим скифов, охотящихся в степях за зайцами; в другом месте 3 всадника преследуют оленей и т. д. Конь является лучшим товарищем и другом скифа, и скиф не расстается с ним и по смерти, кладя его с собой в могилу, иногда в богатом золотом и серебряном уборе. Изображения скифов на вазах и бляшках и найденные в могилах вещи дают возможность восстановить одежду скифов: это одежда лихих наездников. Скифы носили рубахи, не доходившие до колен, с узкими рукавами и кожаные узкие или матерчатые широкие штаны. Поверх надевали или безрукавки, или короткие кафтаны с узкими рукавами и косыми полами, более длинными спереди, чем сзади; некоторые были опушены мехом. Существенной частью скифской одежды был кожаный пояс с прорезами и пряжкой, на котором они носили колчан со стрелами, лук и меч. Обувью у скифов служили кожаные полусапожки, перевязанные двумя ремнями. На голове скифы носили башлыки из кожи или верблюжьей шерсти, состоявшие из нескольких кусков, причем один из них закрывал затылок и спускался на спину. Цари носили повязки (диадемы) и дорогие шапки из материи, кожи и металла, опушенные мехом. Женщины носили длинные одежды с длинными узкими рукавами и головной убор вроде кокошника. Как мужская, так и женская одежда украшалась нашитыми на нее бляшками круглой, овальной, четырехугольной формы, количество которых, а равно и материал зависели от знатности лица. На одежде куль-обского царя было повешено 266 золотых бляшек весом до 2,5 фунта в общей сложности, а на платье царицы золотых бляшек было на 3,5 фунта (474 штуки). Кроме бляшек, украшением одежды служили металлические и стеклянные бусы, трубочки с каемками, пуговки, привески и бубенчики. Скифы носили также украшение в ушах в виде серег (мужчины в одном правом ухе), шейные обручи, кольца и браслеты на руках. Вооружение скифов, по данным археологических раскопок, состояло из копий, мечей, топоров, луков со стрелами, щитов и лат, железных или бронзовых.