Текст книги "Русская история с древних времен до конца XVIII века."

Рассказывая о расселении славян с Дуная в разные стороны, автор «Повести временных лет» говорит между прочим: «Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех; а друзии седоша межю Припятью и Двиною и нарекошася дреговичи; инии седоша на Двине и нарекошася полочане, речьки ради, яже втечет в Двину, имянем Полота… словене же седоша около озера Илмеря, и прозвашася своим имянем, и сделаша град и нарекоша и Новгород; а друзии седоша по Десне и по Семи и по Суле, и нарекошася север». Затем, перечисляя славянские племена, населявшие нашу страну, автор «Повести» называет кривичей, «иже седят на верх Волги и на верх Двины, и на верх Днепра», бужан, которые прозвались этим именем, «зане седоша по Бугу, после же велыняне», радимичей, которые сели на Сожу, вятичей, севших по Оке, хорватов, дулебов которые сидели по Бугу, «где ныне велыняне». «А улучи и тиверци, – говорит он, – седяху по Днестру, приседяху к Дунаеви, бе множество их, седяху бо по Днестру оли до моря, и суть гради их до сего дне, да то ся зваху от греков Великая Скуфь» (Лаврентьевская летопись, с. 5, 10, 12).

По этим общим контурам, набрасываемым первоначальной летописью, получается такая картина расселения славян по нашей стране: славяне расселились по бассейнам Днепра, Западного и Южного Буга. Днепра и его правых притоков и левых: Сожа, Десны и Суды, – верхней Волги и Оки, верхней и средней Западной Двины и озера Ильмень. Славянская колонизация не захватывает бассейна нижнего Днепра, бассейна Дона, нижней Оки, где, по словам «Повести временных лет», сидит мурома, «язык свой», бассейна средней Волги приблизительно от впадения Тверцы, ибо дальше, по словам «Повести», расположены «инии языцы» – весь, меря. Весь север не охвачен еще славянской колонизацией: «в странах полунощных» живут чудь, ямь, пермь, печера.

Итак, наша начальная летопись не знает славян в степях на восток от Днепра и южнее Сулы, расходясь в данном случае с показаниями арабских писателей. Такое разноречие вполне понятно. Составитель нашей начальной летописи жил лет на полтораста позднее, когда размещение славянского населения в нашей стране уже значительно изменилось по сравнению с IX веком. Составитель «Повести временных лет» знает уже половцев; он современник зависимости хазар от русских князей, а эта зависимость падает на время между 1036 годом, когда Ярослав наголову разбил печенегов и очистил от них Хазарию, и 1061 годом, когда половцы завладели страной хазар. К тому времени, как увидим ниже, радикально изменились условия жизни в наших южных степях, и славянское население должно было покинуть их и отступить частью на север, частью на запад. Естественно поэтому, что бассейн Дона должен был выпасть у нашего летописца из области расселения славян.

За этим исключением, картину расселения славян, начертанную нашим летописцем для конца IX века, можно считать в общем правильной. Она подтверждается и частными указаниями самой летописи, и современными иноземными свидетельствами. По летописи мы встречаемся с разными славянскими городами в той области, которая очерчена летописцем как область славянской оседлости. Таковы: Новгород, Псков, Полоцк, Смоленск, Любеч, Киев, Чернигов, Переяславль, Ростов, Муром. Эти города являются древнейшими, происхождение которых теряется во мраке времен. Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей», в известном рассказе о торговле руссов с Константинополем (гл. 9) перечисляет те же города: Киев (Κιοάβα), Новгород (Νεμογαρδάς), Смоленск (Μηλινίσχα), Любеч (Τελιούτσα), Чернигов (Τζερνιγώγα), Вышгород (Βονσεγραδέ) и отчасти те же племена: древлян (Βερβιάνοι), дреговичей (Δρονγονβιτοϊ), кривичей (Κριβιτςõι), северян (Ζερβίοι) и славян. Все эти данные относятся к первым десятилетиям X века. Но еще ранее того, от последних десятилетий IX века, имеем известия от анонимного географа, по местонахождению его рукописи называемого Баварским, известия, которые также во многом подтверждают нашего автора «Повести временных лет». Он говорит о бужанах (Busani), волынянах (Velunzani), северянах (Zuirenni), уличах (Unlici), неопределенно указывая на место их жительства к северу от Дуная и на количество их городов. Эти данные утверждают нас в мысли, что составитель «Повести временных лет» более или менее правильно обозначил племенной состав восточного славянства, а известия Константина Багрянородного в известной степени подтверждают и саму картину расселения, даваемую «Повестью временных лет».

Из этой картины обнаруживается, что к началу X века славянское население уже далеко раскидалось по нашей стране не только в южном, но и в северном направлении. Область первоначальной славянской оседлости сильно увеличилась, славяне заняли огромную территорию.

Глава пятая
Материальная и духовная культура славян в эпоху их расселения в Восточной Европе

Культурное развитие Восточной Европы, прерванное разрушительным вторжением диких азиатских орд в конце IV, в V и VI веках, возобновилось и пошло вперед с расселением в ее южных и северных областях славянских племен.

Когда славяне стали расселяться в Восточной Европе, они уже далеко не были первобытными дикарями и прошли довольно значительную стадию культурного развития. Это был оседлый земледельческий народ, который знал и умел разводить полезные растения, водил домашних животных, промышлял охотой и рыбной ловлей, знал некоторые мастерства и ремесла. По данным лингвистики можно судить, что эту стадию культурного развития славяне проходили частью еще в то время, когда они не отделились от других индоевропейских народов, а частью уже в обособлении от них, но до своего разделения на восточных, западных и южных и в известном общении с соседними народами. Так, названия, касающиеся жилища и его частей и отчасти сходные с именами других индоевропейских народов, звучат более или менее одинаково во всех славянских языках: дом (греч. δόμος, лат. domus), изба (истба, stube), стена, кров, стреха, окно, дверь; сходны названия хозяйственных строений: двор, клеть, хлев, житница, гумно, плот (ограда); главных видов селений: село или весь, город. В родстве с именами других индоевропейских народов и между собой стоят в разных славянских языках названия, относящиеся возделывания земли, например орати (греч. àροω, лат. aro) – сеять, семя (лат. semen, верхненем. samo); названия хлебных и волокнистых растений: рожь (лит. rugys, сев.-нем. rugr), овес (лат. avena, лит. aviza), жито, ячмень, просо, мак (греч. μηχον, сев.-нем. mago, прусск. moke), лен (греч. λίνον, лат. linum, готское lein, лит. linai, ирл. lin), конопля; овощей: боб (лат. faba, прус. babo), репа (греч. ραπύς, лат. rapum, нем. rube), лук, чеснок, горох, чечевица; плодовых деревьев: черешня (греч. χεράσσιον, верхненем. chirse), вишня (греч. βνσσινήά), яблоня (ирл. aball, англ. apple, лит. obulas), груша (лит. kriasia), слива (лит. slywas), орех. В таком же родстве находятся и имена земледельческих орудий: рало, или орало (греч. âροτρον, лат. aratrum, ирл. aratar), плуг (сев.-нем. pflug, лит. pliugas), серп (греч. âπρη), борона, коса, грабли, вилы, лопаты, мотыга, воз, колесо. Общеславянскими и в родстве с именами других индоевропейских народов являются названия разных домашних животных: бык (греч. βοΰς, лат. bos), вол, корова, теля, конь, кобыла, жеребя, вепрь (лат. арег, верхненем. ebur), свинья, порося (лат. porcus, верхненем. farah), баран, овца (греч. οΐς, лат. ovis), коза, ягня (лат. agnus), гусь (нем. gans), утка (лат. anas, нем. ente), куря, голубь; названия животных продуктов: мясо (гот. mimz, лит. mesa), молоко (старонем. milug), сыр (лит. suris), масло, шкура, руно, волна (греч. λάνος, гот. wulla, лит. vilna), яйца. По инвентарю общеславянских слов можно заключать о занятиях славян в эпоху их совместной жизни пчеловодством: слова – пчела, матица, трутень, улей, борть, мед (санскр. madhus, греч. μέζν, верхненем. meto), воск (лит. waskas, верхненем. wahs) встречаются в разных славянских языках. Точно так же называются одинаково и промысловые животные, составляющие предмет охоты и водяной ловли, а равно и самые орудия охоты и ловли: бобры, куницы, волки, медведи, зайцы, олени, лоси и т. д.; лосось, линь, щука, осетр, угорь, окунь и т. д.; лук, стрела, тенета, сеть, пряжа, невод, уда. Предметы, получавшиеся от всех этих занятий, славяне уже умели перерабатывать, приспособлять известным образом к потреблению. Хлебные зерна они умели молоть, превращать в муку; из муки делали тесто и пекли хлеб (лат. libum, гот. klaifs, лит. klepas); из муки же и хмеля варили дрожжи (сев.-нем. dreggo, прус. dragis), брагу и пиво; из волокон льна и конопли пряли нити, из которых ткали полотна и плели сети, мрежи и невода; кожу животных превращали в усму и приготовляли черевики; из кожи с шерстью шили кожухи, шубы; из шерсти готовили сукна; из рыбы варили уху (лат. ius, лит. jusa); из меда напиток того же названия.

Славянам еще до разделения известны были некоторые металлы и способы их обработки. Слова: золото, серебро (гот. silubr, прус. siraplis), медь, железо (прус. gelso, лит. gelezis) – общеславянские, равно как: кузнец, ковач, золотарь. Употребление металлических орудий – ножа, топора, пилы, молота, наковальни, долота и клещей – было в полном ходу. При помощи этих орудий славяне рубили избы, изготовляли мебель и домашнюю посуду – столы, стулья, лавки, бочки, кади, дежи, ведра, жбаны, корыта, чаши, ложки, челны, ладьи. Известно было им приготовление посуды из глины и металлов: горнец, гончар, котел – слова общеславянские. Общеславянскими являются и наименования оружия: копье, щит, сулица, секира, лук с тетивой, стрела, броня, шлем (helm); металлических украшений: перстень, обручи, гривны; музыкальных инструментов; бубен, гусли. Инвентарь общеславянских слов можно еще пополнить названиями, свидетельствующими о начавшемся торговом обмене: торг, мера, локоть.

Вся эта культура славян, создавшаяся ко времени их расселения, была отчасти наследием древнейшей совместной жизни праславян с другими родственными народами, отчасти развилась после обособления их от этих племен. Но и при этом она развивалась не без воздействия со стороны. Исследователи в данном случае указывают на два главных влияния – иранское (через скифов и сарматов) и готское. Иранцы нашего юга, воспринимая элементы культуры от греков и с востока, из Месопотамии, передавали их своим северным соседям – славянам и финнам. Шафарик признавал иранское происхождение слов: курган, бугор, шатер, чертог; сюда же относят слова собака (шпака), топор, куря. Хорс, бог солнца, по-видимому, иранского происхождения (древнеперс. Керешь). Восточным влиянием, по-видимому, объясняется и поклонение загадочным божествам Симу, Реглу и Мокоши, о котором говорит «Слово христолюбца»: Сим сближают с Ἀσιμãζ 4-й книги Царств, Регл – с ассирийским Εργελ; Мокошь – с Астартой одного памятника Босфорского царства. Скифо-сарматское влияние заметно в предметах убранства, находимых в славянских могилах (шейные гривны, бубенчики и браслеты), в гончарных изделиях и их орнаментовке. Значительное место отводят исследователи готскому влиянию на жизнь славянства. Прежде всего, славяне переняли у готов некоторые вооружения, именно меч (гот. meki) и шлем (гот. helms) и военную тактику. Славяне стали сражаться уже не беспорядочно, а полком, целым народом (volk), под хоругвями (гот. hrunga). Через готов появились у славян пенязи (phenning); готское skat (schatz), скот – заимствовано было для обозначения имущества; готы познакомили славян и со стеклом (stikis), котлами (katils) и пилами (file); от готов заимствованы такие речения, как овощи (obst), осел (asilus), верблюд (гот. ulbandus), яблоко (apfel). Наконец, от готов заимствовали славяне и слово князь (konung, konig, king) для обозначения своих вождей. В какой мере справедливы все эти догадки, с уверенностью трудно сказать. Сходство готских и славянских речений могло произойти и другим путем, именно путем влияния славянской культуры и языка на готские. Но доля истины в этих догадках несомненна.

Картина древнейшего материального быта славян, которая воссоздается по данным сравнительного языковедения, не совсем согласуется с отзывами греческих и римских писателей VI и VII веков – Прокопия, Иорнанда, императоров Маврикия, Льва Мудрого и др., которые рисуют славян варварами, стоящими на низкой ступени развития. Маврикий и Лев Мудрый, например, говорят, что славяне не любят земледельческого труда и предпочитают жить в бедности и спокойствии, чем в богатстве и труде. Но надо принять во внимание, что эти отзывы даны свысока, людьми, оценивавшими жизнь современных им славян с точки зрения тогдашней греко-римской культуры. Кроме того, надо помнить, что названные писатели изображали быт славян в критическую эпоху их расселения, когда происходило некоторое понижение культурного уровня славянства вследствие сопровождавшего расселение хозяйственного расстройства и общественной дезорганизации. Но, во всяком случае, им не пришлось по расселении в нашей стране ab avo проходить весь тот путь развития, который они уже совершили в эпоху совместного жительства с остальными.

Как только они сели на новых местах, как только жизнь их вошла в постоянную колею, неминуемо должна была последовать известная реставрация прежнего житья-бытья. Славяне принялись обрабатывать землю, водить домашний скот, бить зверей, ловить рыбу, добывать мед и воск, обрабатывать растительные и животные продукты, металлы, принялись предметами своих промыслов торговать с другими народами. В языческих могилах, относимых археологами к полянам, древлянам и северянам, находятся железные серпы и даже иногда зерна хлебных растений (ржи, ячменя и пшеницы). Еврейский путешественник X века Ибн-Якуб сообщает, что славянская земля обильна всякого рода жизненными припасами, что славяне – народ хозяйственный, они занимаются земледелием усерднее, чем какой-либо другой народ. Арабские писатели IX века свидетельствуют, что славяне в большом количестве разводили домашний скот, в особенности свиней. В северянских, полянских и волынских могилах языческой эпохи находятся останки лошадей, овец, свиней, куриные кости и яичная скорлупа. О развитии охоты и пчеловодства косвенные указания дают свидетельства византийских (Константина Багрянородного) и арабских писателей о товарах, которые вывозились из Руси в IX и X веках в Византию, Хазарию и Камскую Болгарию. То были главным образом меха, воск, мед. Пчеловодство было не только бортевое, но и пасечное: один арабский источник IX века подробно описывает ульи у славян, говоря, что делаются они из дерева в виде сосудов и в них живут пчелы и собирается мед. Археологические данные указывают на известное развитие у восточных славян мастерства всякого рода, ремесел. В раскопках северянских, древлянских и волынских языческих могил часто находили остатки шерстяной материи, обрывки полотна льняного и конопляного, остатки кожаной обуви, кожаных мешочков и ременных поясов. В древлянских могилах попадаются остатки перегоревшего железа, большие молотки и наковальни, большие грубо выкованные гвозди, ножи, огнива; в других могилах – топоры, долота, ключи, щипцы, скобы, реже – оружие:

мечи, копья, кольчуги, шеломы, щиты. В одной могиле на Погорынье была найдена небольшая железная наковальня и молоток к ней, двое весов с многочисленными разновесками и окованный железом ящик – по-видимому, принадлежность ювелира, золотых и серебряных дел мастера (кузнеца).

С расселением славян в Восточной Европе не только не прекратилось, но и усилилось их торговое общение с соседними народами. На юге по берегам Черного и Азовского морей продолжали существовать греческие колонии, которые, как прежде, так и теперь, вели торговлю с северными варварами. Кроме греческих колоний на средней и нижней Волге в столицах двух тюркских царств – Хазарского и Болгарского, возникло два новых средоточия торговли. Сюда стали приезжать из Арабского халифата купцы с восточными товарами и увозили отсюда сырые продукты страны – меха, воск, мед, и живой товар – рабов. Большое участие в торговле Восточной Европы приняли северные германские племена – норманны, прибывавшие сюда, как и в другие страны Европы, вооруженными отрядами под предводительством своих конунгов.

В Восточной Европе, среди необъятных пространств, по которым разбросалось редкое население, норманнам нельзя было сосредоточить свою деятельность на грабежах и завоеваниях, и они скоро перешли к торговому обмену, к мирному общению с финнами и славянами. По рекам Восточной Европы они проложили знаменитый торговый «путь из варяг в греки» и с товарами Восточной Европы стали ездить и в Византию, и в Хазарию, и в Болгарию, увлекая вместе с собой и славянских купцов, втягивая в торговый оборот все население Восточной Европы. О развитии торговли у русских славян и даже финнов с греками и арабами имеются обстоятельные показания греческих и арабских писателей IX и X веков. О том же свидетельствуют многочисленные клады с восточными монетами VIII–X веков – арабскими диргемами и их частями – ногатами (¹/₂ диргемы) и резанами (¹/₆ диргемы), с англосаксонскими монетами, с византийскими золотыми (солидами).

Не растеряли славяне во время своего расселения и того духовного капитала, который был накоплен ими в предшествующую эпоху в области общего миросозерцания, верований и культа. Сравнительное языковедение и древнейшие исторические свидетельства указывают на то, что у славян еще до расселения выработались некоторые более или менее устойчивые религиозные представления и черты культа. Славянам присуща была идея богов, высших существ, подающих благо, «богатство», и идея бесов, злых существ, причиняющих беды и несчастия людям. Этих богов и бесов славяне ощущали в явлениях окружающей природы и приписывали их свободной воле все, что совершалось в этой природе. В этом воззрении, вызывавшем естественное стремление направить волю богов и бесов в свою пользу, и лежало начало религиозного культа, который состоял у славян в молениях, обетах и жертвах. Та стадия религиозного развития, на которой находилось славянство при самом начале своего расселения, прекрасно изображена византийским писателем VI века – Прокопием. «Славяне, – писал Прокопий, – признают одного бога – создателя молнии – владыкой всех и приносят ему жертвы. Не знают рока и совершенно не верят, что он имеет какую-либо власть над людьми; если кому грозит очевидная смерть, в болезни ли или на войне, он обещает, если не погибнет, жертву богу и, спасшись, приносит в жертву обещанное и думает, что этой жертвой купил себе жизнь. Почитают они реки, нимф и некоторые другие божества, приносят им всяческие жертвы и по этим жертвам гадают».

Эти верования держались долгое время как у восточных, так и западных славян после расселения и даже после принятия христианства. В одном памятнике церковной литературы, дошедшем до нас в рукописном сборнике XIV века, но по содержанию и языку, несомненно, более раннего времени, некий «христолюбец» с негодованием говорит о том, что, несмотря на принятие христианства, многие приносят жертвы несуществующим богам: «Иной называет реку богиней и требу творит, иной творит требу на студенце, ища от него дождя, веруют в Перуна, Велеса, Хорса; огню молятся, называя его Сварожичем, молятся роду и роженицам и кладут им требу-тризну: караваи, хлеб, сыры, мед, кур; приносят жертвы бесам, болотам и колодцам, считают богами солнце, месяц, землю и воду, зверей и гадов, веруют во встречу, в чох, в птичий грай и другую бесовскую кобь».

О почитании источников, болот и рощ, то есть божеств, живших в них, говорят литературные памятники с XI века. Так, митрополит Иоанн упоминает о тех, «еже жруть бесом, и болотом, и кладезем». Церковный устав Владимира среди проступков, подлежащих церковному наказанию, перечисляет: «или кто молится под овином, или в рощеньи, или у воды». По свидетельству Косьмы Пражского, чешское простонародье в XI веке также почитало студенцы-колодцы, огни, святые боры, деревья и камни и приносило им кровавые жертвы. Гельмольд, писавший в XII веке, говорит о почитании рощ, источников и даже камней как о всеобщем обычае прибалтийских славян. Стало быть, культ леса и воды был исконно славянским у наших предков и не был результатом слияния с ними финнов, как это утверждалось иногда в исторической литературе. Исконно славянскими являются и имена главных богов у русских славян: Перун, бог молнии и грома, Даждьбог и Велес, олицетворявшие разные функции бога солнца как небесного светила, как источника жизни на земле, человеческой и животной, Сварожич – бог огня. Эти имена сохранились также и у западных славян частью в названиях божеств (Сварожич), частью в личной и географической номенклатуре. И у восточных славян так же, как у западных, ставились изображения богов, их идолы, перед которыми они и совершали свои моления и требы. Об этом рассказывают и арабские писатели (Ибн Фадлан), и наша летопись. По рассказу летописи, при Игоре в Киеве стоял идол Перуна, перед которым и приносила клятву в соблюдении договора некрещеная русь. При Владимире в Киеве стояли идолы Перуна, Хорса, Даждьбога и Стрибога; в Ростове, по преданиям, стоял идол скотьего бога – Велеса.

Идолы стояли под открытым небом и на возвышенных местах; каких-либо хором для них – храмов – не было. Моления и требы совершались всеми, кто хотел; особого класса жрецов еще не было. Впрочем, были особые люди, объявлявшие себя и другими считавшиеся особо близкими с богами. То были вещие люди, знавшие и предрекавшие будущее. Из общей прародины принесли восточные славяне и свои верования в загробную жизнь. В могилах славян, относящихся к языческому периоду, вместе с костями или пеплом сожженного покойника находятся обыкновенно различные предметы хозяйственного обихода: нож, огниво, кремни для высекания огня, железные орудия, деревянная или глиняная посуда. Очевидно, погребая покойника или его прах, славяне убеждены были, что жизнь его будет так или иначе продолжаться и в могиле и что домашние вещи ему понадобятся. Представлением о загробном существовании объясняется и обычай справлять тризну на могиле покойника, которого услаждали пиром – яствами, питиями и песнями в его честь. Почет покойникам воздавался и в другое время, в самый расцвет весны, когда, по верованию славян, душа умерших выходила из могил погулять и повеселиться вместе с живыми на игрищах, названных заимствованным у жителей Римской империи словом русалии (rosalia, праздник роз), вследствие чего и души умерших стали называться русалками. Особым почетом пользовалась душа умершего родоначальника, дедушки домового, щура, которая пребывала в доме и продолжала печься о его благосостоянии. Эту душу славянин звал на помощь всякий раз, как его постигала какая-нибудь беда. Таков смысл известного заклинания: чур меня, чур меня. Наряду с представлениями о продолжении существования в могилах религиозная мысль славян возвышалась до представления иного мира – рая, страны тепла, света, зеленых садов, куда удалялись души умерших. Чтобы облегчить им этот переход, и существовал обряд сожжения трупов.