Текст книги "Беспощадная истина"

* * *

13 января 2003 года мой развод был завершен. Моника получила дом в Коннектикуте, свой дом и 6,5 миллиона долларов из моего будущего заработка. В перспективе она должна была получить залоговое право на мой дом в Лас-Вегасе. В тот момент она была настроена ко мне довольно враждебно, но, когда я обеспечивал ее необходимыми средствами, у меня не было повода для беспокойства. Ведь я был парнем с улицы, и я был готов башлять на улице.

Хотя моя душа больше и не лежала к боксу, мне все же надо было как-то зарабатывать. Я поручил Шелли организовать мне 22 февраля поединок с Клиффордом Этьеном. За неделю до боя я пошел сделать себе татуировку, которая стала затем притчей во языцех. Я обратился с просьбой набить мне рисунок на лице к татуировщику С. Виктору Уитмиллу, известному под псевдонимом Парадокс. Я ненавидел свое лицо и, в буквальном смысле, хотел обезобразить его. Я предложил набить по всему нему миниатюрные сердечки. Это не было какой-то уловкой, чтобы сделать себя более привлекательным для женщин. Я просто хотел спрятать свое лицо, замаскировать его. Но Виктор отказался делать это. Он сказал, что у меня вполне нормальное лицо. Взамен он предложил этнический рисунок племени маори, и я обещал подумать насчет него. Чем больше я думал об идее сделать на лице татуировку, которая использовалась воинами для наведения в бою ужаса на своих врагов, тем больше она мне нравилась. Поэтому я согласился.

К предстоящему поединку я тренировался гораздо активней, чем к поединку с Льюисом. К моменту боя я весил менее 225 фунтов, на девять фунтов легче[281]281
  102 кг и 4 кг соответственно.


[Закрыть], чем во время поединка с Льюисом. У Этьена был хороший показатель, он входил в десятку лучших боксеров обеих боксерских организаций[282]282
  Имеются в виду Всемирная боксерская ассоциация и Всемирный боксерский совет.


[Закрыть], но у него был «слабый подбородок»[283]283
  Иметь «слабый подбородок» (или «стеклянный подбородок») – на боксерском жаргоне означает плохо держать удары соперника.


[Закрыть]. В двадцати шести боях его десять раз отправляли в нокдаун.

В то время обо мне снимали документальный фильм, и я устроил перед поединком очередное представление:

– Я ненавижу Майка Тайсона. Больше всего я хотел бы, чтобы Майку Тайсону было как можно хуже. Вот почему я не люблю моих друзей и самого себя. Меня привлекают крайности. Возможно, в следующей жизни у меня будет лучшая жизнь. Вот почему я с нетерпением жду, чтобы отправиться в мир иной – я ненавижу то, как я сейчас живу. Я ненавижу свою теперешнюю жизнь.

Не знаю, почему я лучше собрался перед поединком с Этьеном, чем перед боем с Льюисом. Я отрешился от всего. Раздался гонг, и я набросился на Этьена. Когда мы оказались у канатов, я утащил его за собой на канвас. Думаю, что один из моих первых ударов доставил ему неприятности. Мы поднялись, я нырнул под один из его ударов, выбросил ответный удар, который пришелся ему в челюсть, и он упал. Я считал, что он вполне мог бы подняться. Не думаю, что это был настолько сильный удар, чтобы вырубить кого-нибудь. Но я не могу что-либо сказать наверняка, потому что удар был очень точным. После того как рефери отсчитал ему десять секунд, я помог ему встать, и мы обнялись. Клиффорд что-то шепнул мне на ухо.

На ринг вышел Джим Грей, чтобы взять интервью.

– Он сказал что-то вам на ухо, чего никто не мог слышать. Что именно он сказал?

– Честно говоря, он сказал: «Ты должен прекратить свою фигню и стать серьезным. Ты все делаешь несерьезно, поэтому ты сейчас здесь валяешь дурака». И он прав.

– И он, действительно, прав? – переспросил Джим.

– Да, он прав. Я счастлив, что я снова в Мемфисе и выступаю здесь на достойном уровне. Я рад, что брат Клиффорд дрался со мной. Нас не понимают, как мы можем проявлять друг к другу любовь и уважение, когда мы деремся друг с другом. Но мы таким образом придаем благородство своему образу жизни.

– Майк, вы действительно были больны на этой неделе? В чем заключалась проблема?

– Я повредил себе спину.

– Что вы имеете в виду? Что означает: повредили себе спину?

– У меня повреждена спина.

– Позвонок или участок?..

– Сегмент позвоночника.

– Это произошло во время спарринга?

– Нет, в результате аварии на мотоцикле. Врач обнаружил это. Я делал приседания, обычно я делаю 2500 приседаний в день с нагрузкой в двадцать фунтов[284]284
  9 кг.


[Закрыть], а тут я не мог выполнить эту норму. И я спросил врача: «Что такое?» И он ответил: «Хотите – верьте, хотите – нет, но у вас небольшое повреждение спины».

– И у вас сейчас есть боли? Вам делали какие-либо инъекции? Как вам удалось продержаться в этом поединке?

– Для меня инъекции сейчас исключены. Вы же знаете, что я должен проходить допинг-тест. Но, хвала Аллаху, все уже позади. Не знаю, как я смог продержаться. Я рад, что я могу драться, что я могу наносить хорошие и точные удары.

– Майк, вы были готовы к этому бою? Я имею в виду то, что ваш тренер Фредди Роуч за четыре дня до поединка советовал вам отказаться от него. Были ли вы готовы драться?

– Нет, я не был готов. Но я был обязан это сделать. Я должен был поступить как мужчина и драться. Я и так слишком много боев отменил в своей карьере, и я не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что я испугался. Кроме того, мне нужны деньги, мне постоянно нужны деньги, и я рад, что мы оба смогли заработать. Я очень уважаю его как человека, он мой друг.

Грей начал расспрашивать меня, намерен ли я еще раз встретиться с Льюисом. Была такая идея: еще один крупный поединок с Льюисом, чтобы заработать много денег.

– Я не готов драться с ним сейчас. У меня нет желания вновь быть побитым. И я не знаю, захочу ли я еще драться, если мне придется вновь провести бой с Льюисом. Мне бы хотелось сейчас собраться с мыслями, навести порядок в голове. В ней сейчас все перепутано. Мне бы хотелось навести порядок в своей жизни.

В этом мрачном настроении я вернулся в свой номер люкс, где съемочная группа продолжила делать документальный фильм обо мне. Я провел видеоконференцию со своими детьми, чтобы убедиться, что они видели, как их отец выиграл. Затем я выпроводил съемочную группу из своего номера и организовал вечеринку со своим другом-сутенером/бандитом. Он привел с собой своих девушек, а также девушку, которая была подружкой моего друга. Я принял немного «кокса», слегка покурил травки, и мое настроение поднялось. Мы открыли несколько бутылок шампанского «Дом Периньон». Мой друг рассказал одну из своих военных историй, мы все рассмеялись, и девушка, которая была подружкой моего друга, в шутку сказала: «Ух, ты полон дерьма, ниггер!»

Бац! Мой друг схватил бутылку шампанского и ударил ее по голове. Я попытался остановить его, но не успел. Кровь струей забила у нее из головы, как гейзер.

Я решил, что на моей жизни теперь поставлен крест. Мы были на Юге. Девушка, которая была замужем за всем известной знаменитостью, кричала, как сумасшедшая. Мой друг был готов укокошить всех вокруг, и я был причастен к этому. Затем, неожиданно для всех нас, мой друг и девушка стали совершенно спокойно разговаривать друг с другом, как ни в чем не бывало. Все это было похоже на обычную гребаную разборку сутенера со шлюхой.

Благодаря своему поединку с Этьеном я смог заработать еще 5 миллионов долларов, но у меня по-прежнему был огромный долг. Мой иск против Дона Кинга все еще проходил по разным инстанциям судебной системы. Дон очень нервничал в связи с предстоящим заслушиванием меня в суде, поэтому он пытался переговорить со мной. У меня не было долговременного контракта с Шелли, поэтому в тот период времени я был своего рода свободным агентом. Дон решил, что он мог бы склонить меня к сотрудничеству. Он подумал, что, если он поманит меня деньгами, я вернусь к нему и откажусь от иска.

Мне были нужны деньги во что бы то ни стало. Я не мог ждать несколько лет, пока мое исковое требование, наконец, будет удовлетворено. Мне были нужны деньги прямо сейчас. Даже незамедлительное вознаграждение не представлялось мне достаточно быстрым решением проблемы. В этой связи я вышел на Джеки Роу, чтобы она помогла мне уладить мое дело с Доном. Джеки была как питбуль. Когда я просил: «Бэби, достань мне это!», она шла и делала для меня это. А я после этого шел и ловил кайф.

В апреле этого года я попросил Джеки уговорить Дона приобрести мне три машины «Мерседес-Тигуан». По моей просьбе одну из них он должен был записать на имя Джеки, другую – на Луз и третью – на имя моего друга Зипа. Мы решили разыграть Дона: пообещать ему, что, если он предоставит наличные и машины, то я, может быть, откажусь от иска. Дон раз за разом назначал встречу, рассчитывая на то, что одурачит меня, заставив практически за бесплатно подписать новое соглашение об урегулировании дела, а я каждый раз грабил его или избивал.

Однажды я привел с собой в гостиничный номер, где остановился Дон, двух друзей детства. Когда мы пришли, Дон стал грубить им и угрожать. «За мной три трупа, два занесены в протокол», – бравировал он. Затем он бросил взгляд на моего друга, но тот ничего не сказал ему в ответ. Предполагалось, что мой друг должен напугать Дона, но Дон удивил его своим поведением. Я смотрел на своих приятелей и думал: «Вы же должны показать себя крутыми парнями, мать вашу!» Затем я внезапно поднялся и врезал Дону.

– Заткнись, ублюдок, нах… й! – сказал я.

И мои парни, те, которых я привел, чтобы разобраться с Доном, набросились на меня, чтобы утихомирить.

Между тем я продолжал встречаться с Доном всякий раз, когда он хотел переговорить со мной. Я очень рад, что на этом этапе своей жизни мне уже недоставало смелости, которая была у меня в молодые годы, иначе я, действительно, не оставил бы от Дона и мокрого места.

Однажды Дон позвонил мне и сказал, что он хочет подъехать в мой офис в Лас-Вегасе и завезти мне 100 000 долларов. Мой друг Зип был в городе, поэтому мы вдвоем были на месте, поджидая Дона.

Наконец, появился Дон с «дипломатом», набитым деньгами.

– Я должен расплатиться кое с кем, – сказал он и принялся отсчитывать 100 000 долларов. Зип подошел к нему, молча взял «дипломат» и принес его мне.

– Большое спасибо. Пожалуйста, проводи Дона на выход, – попросил я.

Зип схватил Дона за руку и вытащил его наружу. Там он сказал Дону:

– Нам с чемпионом сейчас надо поработать.

– Эй, приятель, мне нужны эти деньги! Я должен расплатиться кое с кем! Я же сказал это вам! – завопил Дон.

– До встречи, Дон. Был рад видеть вас. Всегда был вашим большим поклонником, – сказал Зип и закрыл дверь перед его носом. Мы принялись считать деньги. Там их была просто уйма.

Мой адвокат Дейл Кинселла узнал об этих встречах с Доном и в конце мая составил письмо к его адвокату:

«Я шокирован тем, что имело место последние тридцать дней и в чем принимал непосредственное участие ваш офис.

1. Я и Джерри Бернштейн являемся официально зарегистрированными юрисконсультами Майка. Рискованные попытки исключить нас из того, что происходит, должны вызвать у любого, а уж тем более у судьи Дэниэлса, серьезные опасения по поводу любого предложенного урегулирования.

2. Очевидно, Дон абсолютно не уяснил себе сути этого судебного процесса. А ведь именно его настойчивость в том, чтобы завладеть денежными средствами Майка, будь то в офисе или в гостиничном номере, и склонить его к оформлению документов без каких-либо независимых юридических или финансовых консультаций, и является одним из основных тем данного судебного процесса. Я действительно, не могу понять, о чем думает ваша сторона.

3. Склонность Майка к подписанию соглашений, а уж тем более соглашений об урегулировании претензий, под влиянием людей, которых он уважает, которым доверяет и/или в которых он уверен, что может им доверять (хотя бы на данный момент) подтверждена документально. Его недавнее решение урегулировать вопрос о своем разводе с Моникой без адвоката или консультаций по финансовым аспектам (которое пришлось отменить на основании неправомерного воздействия на него) является ярким примером того, о чем я веду речь.

4. После начала судебного процесса по иску Майка и после вызова Джерри, вас и меня для выступления в суде эти вопросы, наряду с другими, будут подняты в обязательном порядке. Я разделяю мнение суда о том, что дело Майка – это его дело, а не его адвоката, однако в наших общих интересах любое соглашение об урегулировании претензий, достигнутое между Майком и Доном, следует представлять (а точнее, должно представляться) на рассмотрение того, кто является независимым представителем Майка.

В связи с этим я был бы очень признателен, если Дон и/или ваш офис сочтете нужным поставить Джерри и меня в известность, что на данном этапе происходит».

Дейл, однако, не знал, что за несколько недель до того, как он послал это письмо, я попросил Джеки тайком от всех переговорить с Доном. Мой помощник Дэррил позвонил Джеки и передал ей, что мы израсходовали последние 5000 долларов. У нас не было денег, чтобы оплатить счета за дом, заплатить обслуге, ну, и так далее. Джеки приехала в Лас-Вегас и убедилась в том, насколько тяжело мое финансовое положение.

– Я хочу получить у Дона свои гребаные деньги, – сказал я ей.

Дон был в полном восторге, услышав от Джеки последние новости. Он уже отчаялся уладить дело, поскольку судебное заседание было назначено на сентябрь. Как только мы узнали об этом, Джефф Вальд сказал мне, что Дон собирается прибегнуть к своей магии и что нам предстоит увидеть, почему он был Доном Кингом. Джефф не знал, что я, пытаясь получить от Дона хоть какие-то деньги, просил Джеки напрямую переговорить с ним. Дон предложил мне за урегулирование претензий 20 миллионов долларов в обмен на получение им возможности вновь стать промоутером моих поединков. Я сказал Джеки, что прежде, чем приступать к разговору о совместной работе и урегулировании претензий, я бы хотел получить три вещи, которые пока еще были у Дона: «Роллс-Ройс» зеленого цвета, картину, которую подарил мне премьер-министр Италии Сильвио Берлускони и которая должна была немало стоить, а также то, что меня интересовало больше всего, – мое изображение в центре группы персонажей из комиксов «Люди Икс», которое сделал Стэн Ли.

Дон позвонил Джеки и сообщил ей, что для выработки соглашения об урегулировании претензий он организует нам перелет во Флориду и наше размещение в отеле «Делано». Мы с Джеки, ее сыном и моей подругой Луз сели в частный самолет Дона и полетели на юг. У меня была с собой приличная порция «кокса» и спортивная сумка с марихуаной на полфунта. Я наслаждался своим «коксом», курил косячки, слушал плеер и ловил кайф. У меня был улет выше полета самолета – как вдруг мне пришло прозрение:

«Это же мой самолет, мать его! Я заплатил за этот самолет. А этот сукин сын ведет себя так, словно он делает мне одолжение, организуя мне полет на юг на моем собственном гребаном самолете. Этот ниггер издевается надо мной!»

Наркотики одурманили мне мозги, я стал подозрительным и нервным. Короче, я распсиховался.

Дон встретил нас в частном аэропорту на своем «Роллс-Ройсе». С ним был шофер Изадор Болтон, который раньше, до того, как Дон украл его у меня, был моим шофером. Изадор был за рулем первой машины, в которой расположились помощники Дона. Мы поехали на юг из Форт-Лодердейла в Майами по автомагистрали I-95. Джеки была на переднем сиденье, я – на заднем вместе с Луз и сыном Джеки. Дон сказал что-то совершенно безобидное – и тут меня охватила ярость. И я врезал ему по его гребаной голове. Хрясь! Не поворачивайся спиной к кокаинисту, который в ярости! Не отказывай ему в помощи!

Дон съехал на разделительную полосу, и я начал, перегнувшись с заднего сиденья, душить его.

– Нет, Майк, отпусти его! – закричала Джеки.

– Джеки, держи этого ниггера, я сейчас переберусь к вам! – велел я.

Она ответила:

– Хорошо, я держу его!

Я вышел из машины, чтобы пересесть на переднее сиденье и еще надрать Дону задницу, но Джеки не могла удержать его, она была в шоке, и Дон, освободившись, поехал прочь по разделительной полосе.

Я остался стоять, б… дь, на автомагистрали. Дон немного проехал и выпустил из машины Джеки с сыном и Луз. Они подошли ко мне с моей сумкой, в которой было полфунта марихуаны. Заначка «кокса», когда я вышел из машины, была при мне.

– Почему ты дала ему уехать, Джеки? – закричал я. – Мы остались здесь, на этой е… ной дороге!

Мимо нас проносились машины и грузовики. Вдруг появился Изадор. Он приехал забрать нас, поскольку потерял из вида нашу машину, и, когда позвонил Дону, тот велел ему развернуться и взять нас.

Вслед за этим появился и Дон. Он подъехал ко мне, опустил окно и велел мне сесть в машину.

– Да пошел ты, ублюдок, – закричал я.

Изадор вышел из машины и оказался прямо напротив меня. Я дважды ударил его по лицу, сломав ему левую скулу. От ударов он свалился обратно на водительское сиденье, тогда я набросился на него, схватил его за ногу и укусил ее. Изадору удалось оттолкнуть меня и закрыть дверь, поэтому я ударил по ней снаружи, помяв обшивку. Я уже собирался разбить стекло, но ему удалось отъехать.

Его ботинки остались на дороге, он поехал босиком.

Подъехали полицейские. Они стали разговаривать с нами, при этом у меня было полкило «кокса», а Луз держала спортивную сумку с полуфунтами травки. Копы были так рады меня видеть, что, блин, даже не поинтересовались, что мы вчетвером делали на обочине автомагистрали. Стоило им только пошевелить своей задницей, и за такое количество «кокса» они могли запросто засадить нас за решетку на всю жизнь. Я ведь максималист. Почему я не мог купить просто «осьмушку»[285]285
  «Осьмушка» на сленге – одна восьмая часть унции кокаина (или 3,5 г).


[Закрыть]? Нет, мне надо было полкило. Ребята, которые продавали мне «кокс», сказали: «Майк, здесь столько, что это явно на продажу, а не для себя. Полиция не поверит, что тебе для кайфа надо полкило». Но я брал это как раз только для себя.

Копы предложили подвезти нас к месту назначения, мы набились в одну из машин, и нас доставили в Саут-Бич. Дон зарезервировал для нас пол-этажа в отеле, и мы решили оторваться по-полной. Джеки попросила Дона дать нам немного денег, и он прислал парнишку с парой сотен «кусков».

Весь месяц каждый вечер мы устраивали гулянки, затем приехал мой приятель на экскурсионном автобусе, мы подхватили пару девушек и объехали все восточное побережье.

В июне я получил еще один удар в связи с новым делом по вопросу пресловутого отцовства. Лживая девка Вонда Грейвс заявила, что в 1990 году я изнасиловал ее и, таким образом, являюсь отцом ее сына. Вести дело взялся адвокат Рауль Фелдер, этот кусок дерьма, который в свое время представлял Робин Гивенс. Он хвастался, что сможет «вновь нанести Майку Тайсону поражение на ринге». Они оба заткнулись, когда пришел тест на ДНК, который показал нулевую вероятность того, что я был отцом.

Но ангелом я в то время все же не был. Как-то в июне я гостил у своего друга детства Дэйва Мэлоуна, мы гоняли голубей в Браунсвилле. Вечером Дейв отвез меня назад в отель «Марриотт», в котором я остановился. У отеля два достаточно пьяных парня, которые возвращались в свои номера, подошли попросить у меня автограф. Я был под кайфом от кокаина. Позвольте кое-что объяснить насчет себя. Когда я нахожусь под кайфом ночью или рано утром, то со мной лучше не связываться. Я тогда становлюсь злобным и лезу на рожон. У меня случаются, б… дь, резкие перепады настроения, совсем как в этой чертовой истории с доктором Джекиллом и мистером Хайдом.

Так вот, эти два пуэрториканца подошли ко мне и попросили у меня автограф. Я попросил их отъе… ться от меня.

– Ты особенно-то не задавайся, – сказал один из них. – У нас пушки, а у тебя только кулаки.

Если бы я не был под «коксом», наверное, ничего бы не случилось. Но я был, так что я загнал их в холл, а затем погнал наверх по эскалатору. Когда мы одолели эскалатор, я с первого же удара нокаутировал одного из них. Другой парень попытался спрятаться за стойкой регистрации, но я вытащил его оттуда и ударил. Его спасла появившаяся охрана отеля.

Драка была моей ошибкой. Против меня хотели выдвинуть обвинения в физическом насилии, не представляющем общественной опасности, а против этих парней – в угрозе и преднамеренном причинении беспокойства. Я был вынужден на следующий день пойти в суд. Вернувшись, я показал Дэйву и Зипу пухлое полицейское досье, которое было частью протоколов судебного заседания.

– Они уже родились ублюдками, – сказал Дэйв. – Только взгляни на их досье!

– Дело в том, что это мое досье, – поправил я его.

– Приятель, мы тусуемся с тобой, потому что считаем тебя знаменитостью, но ты нам открыл глаза, – сказал Зип. – Твое полицейское досье хуже нашего, ниггер.

В то время я жил одним днем. Я уже устал от всего этого дерьма, которое окружало меня. У меня не было ощущения, что в моей команде был кто-нибудь, кому я мог бы доверять. Я уже устал от всех этих хитроумных попыток захватить власть в моем лагере, поэтому я избавился от всей своей управленческой команды.

Таким образом, у меня был только Шелли для того, чтобы как-то спланировать остаток моей карьеры. В моем контракте отдельным пунктом значился матч-реванш с Ленноксом Льюисом, и у него было намерение снова встретиться со мной, чтобы еще раз получить хорошие деньги. Но я вовсе не хотел, чтобы мою задницу надрали второй раз. Если бы я был мотивирован и находился в хорошей форме, я, без сомнения, смог бы накостылять ему. Но меня не интересовал бокс, меня интересовали наркотики.

Поэтому Шелли и люди Льюиса пришли с предложением моего участия в бое «на разогреве» следующего поединка Леннокса. Я был бы объявлен «со-знаменитостью». Однако я отказался выступать в бое «на разогреве», потому что для меня это было бы оскорблением. Итак, мы ответили на предложение команды Льюиса отказом, тогда они решили подойти с другой стороны и подали в суд на меня с Доном Кингом на 385 миллионов долларов, заявив, что Кинг побуждал меня игнорировать контракт, чтобы он мог организовать мне другие поединки.

Моей последней надеждой на получение каких-то средств оставался мой иск к Дону. К этому моменту Джефф Вальд уже знал, что я встречался с Доном, и был в ярости. Он сказал мне, что Дон будет до последнего, до самого начала суда затягивать все судебные иски, поданные против него, а затем все уладит. Джефф и Дейл Кинселла говорили мне, что мы могли бы где-то за 60 миллионов долларов согласиться на отказ от своих претензий на 100 миллионов долларов и что я мог бы даже получить обратно свою коллекцию записей поединков, которая долгие годы была бы для меня своего рода банковским депозитом. От меня требовалось лишь продержаться до суда, который был намечен на сентябрь.

Однако мое финансовое положение было настолько катастрофическим, что те, кто каждый день встречался со мной, предлагали мне объявить о банкротстве. В то время мы с Джеки сблизились с Джимми Хенчменом, рэп-предпринимателем, который участвовал в рекламных акциях Олимпийских игр и был генеральным директором компании «Цар энтертеймент». Джимми привела Барри Хенкерсона, режиссера звукозаписи, менеджера Тони Брэкстон[286]286
  Тони Мишель Брэкстон – американская певица в стиле ритм-н-блюз, автор песен и актриса, обладательница шести премий «Грэмми».


[Закрыть] и Ар Келли[287]287
  Ар Келли, сценическое имя Роберта Сильвестра Келли, – музыкант в стиле ритм-н-блюз, обладатель трех премий «Грэмми».


[Закрыть]. Все они уговаривали меня объявить о банкротстве. Хенкерсон сказал Джеки, что мне следовало бы воспользоваться главой 11 «Кодекса законов США о банкротстве», и Джеки зашла в Интернет и просмотрела в поисковой системе «Гугл» «Главу 11 Кодекса законов США о банкротстве». Вот чем я занимался в то время. Джеки была хорошим человеком, но эти вопросы все же были выше ее понимания. Никто из нас не имел ни малейшего понятия о крупных финансовых операциях или банкротстве. Мы просто весело проводили время и тратили деньги.

Итак, я позвонил Джеффу Вальду и сказал ему, что мне предлагают объявить о банкротстве.

– Не надо этого делать, поскольку в ту минуту, когда вы объявите о банкротстве, мы не сможем контролировать иск. Это будет делать только судья. И иск выскользнет из ваших рук, – попытался объяснить он.

– И это означает, что я проиграю дело? – спросил я.

– Вы не должны проиграть. Это несомненно, – ответил он.

Я, однако, не был в этом так уверен. Во время моего первого показания против Дона под присягой я пролил себе на колени кувшин с водой. А теперь еще в распоряжении Дона был инцидент с избиением во Флориде, который он мог использовать против меня.

Вальд был убежден, что Дон проводит работу со всеми моими друзьями, включая Джеки, чтобы повлиять на меня и подтолкнуть меня к тому, чтобы я заявил о банкротстве. Он названивал мне по нескольку раз в день, умоляя меня не делать этого шага. Я, однако, не верил, что мои друзья брали на лапу.

И когда я посмотрел на горы счетов, которые я не мог оплатить, я решился все же заявить о банкротстве. Хенкерсон предоставил мне юриста по делам о финансовой несостоятельности, и первого августа мы сделали соответствующее заявление. В тот же день мы вместе с Хенкерсоном, Хенчменом и моим телохранителем Риком прошлись по магазинам на Родео-Драйв. Ведь то, что я заявил о банкротстве, вовсе не означало, что у меня совершенно не было денег. У меня просто не было 100 миллионов долларов, чтобы оплатить свои долги, а так я продолжал заниматься всеми остальными делами. Пресса подняла большой шум по поводу моего похода по магазинам на Родео-Драйв, но никто из журналистов не был там со мной. Я разговаривал с мусульманами, которые держали магазины с одеждой высокого качества, показывал им свою мусульманскую карточку в расчете на скидку:

– Брат, как насчет того, чтобы я отдал полторы тысячи долларов за этот костюм стоимостью три тысячи долларов? Тебе ведь известно «золотое правило» ислама: пожелай своему брату то же, что желаешь самому себя[288]288
  13-й хадис пророка Мухаммада гласит: «Тот не познал истинной веры, кто не желает своему брату (в исламе) того же, чего желает самому себе».


[Закрыть].

На следующий день все газеты пестрели подробностями моего финансового положения. Мой долг составлял около 27 миллионов долларов, 17 миллионов из которых представляли собой задолженность налоговому управлению США и задолженность по английским налогам. Еще 10 миллионов долларов относились к личным расходам, включавшим, в частности, те деньги, которые я задолжал Монике в связи с разводом, банкам по ипотеке, а также огромные судебные издержки.

Я находился в таком подавленном настроении в связи с банкротством, был в таком отчаянии, что решил отказаться от своего дома.

– Да и х… с ним! Забирайте, нах…, этот дом! – сказал я своим адвокатам, и они выставили его на аукцион. Я в то время так торчал от наркоты, что не мог заниматься больше ничем другим. Я просто тренировался в зале. У меня не было намечено никаких поединков, я просто тренировался и получал кайф от наркотиков.

Я умел достаточно легко приспосабливаться к новой обстановке. Я мог жить и в роскошных условиях, и в трущобах. Я знал всех сутенеров и наркодилеров, и я умел рисковать своей жизнью. Даже когда я жил в трущобах, на мне были брюки и обувь за 2000 долларов. У меня в кармане могло не быть и пяти центов, но я по-прежнему волочился за девушками и флиртовал с красотками.

Я провел некоторое время в Финиксе с Шелли, матерью моего ребенка. Приезжал Дэйв Мэлоун и немного пообщался со мной. Я был совершенно без средств, поэтому на ужин мы ели хлопья в сахарной пудре и конфеты «Твиззлерс». У нас не было денег, чтобы что-либо организовать, так что мы просто сидели во дворе и наблюдали за моими голубями. В то время я завел правило, к которому периодически прибегал: за свой автограф я брал двадцать пять баксов, просто чтобы решить хоть какие-то первоочередные проблемы. Я был настолько беден, что парень, который украл у меня кредитную карту, пожаловался в Интернете, что он не смог по ней даже заплатить за ужин, настолько я оказался разорен.

Но в этой ситуации были и свои преимущества. Я вернулся на Восток, где тусовался со своим приятелем Марио Костой, который в обмен на право пользоваться первыми рядами в зале во время моих поединков содержал моих голубей. В Джерси-Сити у него был ресторан и бар. Как-то в один из дней мы с ним сидели на заднем дворике, где были голуби. Было красивое бабье лето. Я заснул, и Марио отошел. Через два часа я проснулся с криком: «Я богат! Я богат!» Марио прибежал назад и спросил:

– С тобой все в порядке, чемпион?

– Я богат, Марио, – сказал я. – У меня нет ни часов, ни денег, ни телефона, но я чувствую себя так спокойно. Никто не указывает мне: «Иди сюда! Иди туда! Сделай это!» У меня были автомобили, которые я никогда не водил, и я даже не знал, где были от них ключи. У меня были дома, в которых я не жил. Все меня обкрадывали. Теперь у меня ничего нет. Никто не звонит мне, никто меня не беспокоит, никто меня не ругает. Это так спокойно. Такое спокойствие дано только тому, кто богат, приятель.

Некоторые из моих друзей попытались решить мои проблемы. Так, мой друг Эрик Браун и его брат выделили мне от своей компании CMX Productions ссуду 50 000 долларов. Возможно, я что-то и мог сделать для них, но мне никогда не пришлось.

Между тем в августе мой приятель Крейг Буги начал переговоры относительно меня с одной из организаций кикбоксинга по версии К-1[289]289
  В версии К-1 смешанных единоборств разрешены удары коленями.


[Закрыть]. Поскольку мне негде было жить, люди из K-1 поселили меня в Лос-Анджелесе в номере люкс отеля «Беверли Уилшир», оплатив все мои расходы. Мне это пришлось весьма кстати, поскольку к тому времени меня уже изгнали из всех крупных отелей Лас-Вегаса и его южных пригородов. В обмен я участвовал в их рекламных акциях.

– Майк, вы нужны нам, чтобы обеспечить аудиторию на мероприятии на Гавайях.

Бац – и я полетел на юг на Гавайи. В следующем месяце я полетел куда-то еще. Я получил пятьдесят штук за это, сто штук – за то. Я сделал эти деньги, ничего не делая. И вместо того, чтобы экономить и оплачивать свои счета, я купил «Астон Мартин Ванквиш» и кабриолет «Роллс-Ройс». У меня были все эти автомобили, мне их было некуда девать. Каждый гребаный день я совершал покупки на Родео-Драйв. Я прогуливался по магазинам, смотрелся в зеркала, прикидывал, как я буду выглядеть, когда пойду сегодня вечером тусоваться. На мне будут брюки за 3000 долларов, рубашка за 4000 долларов и блейзер за 10 000 долларов. При всем при том я был совершенно нищим. Я был гол как сокол.

В «Беверли Уилшир» меня все знали. В одном из конференц-залов отеля проводились вечеринки для избранных, и я проникал на них без приглашения. Если там, к примеру, организовывались дебаты на палестино-израильскую тему, я на них неизменно присутствовал. Я был знатным халявщиком.

Я устраивал в своем номере вечеринки, заказывал стейки, омаров и икру с шампанским «Кристаль». Я приглашал на них самых известных наркодельцов, сутенеров и жуликов, и мы играли в кости. Вначале я обыгрывал их, а затем срался с ними:

– И это все ваши деньги, ниггеры? Я-то думал, что вы, бл… дь, солидные игроки здесь, в Лос-Анджелесе, что вам нет равных. Вот что происходит, когда вы рискнули связаться с настоящим «Железным Майком». Вы думали, что я просто боксер? А я, оказывается, настоящий ниггер-камнелом, приятели. С таким же успехом вы можете попытаться выиграть в лото – меня вы никогда не обыграете.