Текст книги "Пожиратели мертвых (13-й воин)"

ПРИЛОЖЕНИЕ
ДЕМОНЫ ЧЕРНОГО ТУМАНА

Как совершенно справедливо указывает Уильям Хоуэллз, лишь в очень редких случаях какое-либо живое существо умирает в таком месте и в таких условиях, что его останки сохраняются в виде окаменелостей в течение веков и тысячелетий. В особенности это утверждение справедливо для мелких, хрупких сухопутных животных, к каковым относится и человек. Вследствие этого находки окаменелых останков древнего человека и его предков чрезвычайно редки и представляют собой большую ценность.

Изображенные в учебниках схемы «родового древа человека» дают школьникам ложное представление о том, что этот ключевой вопрос науки вполне ясен и решен; на самом же деле это древо пересматривается и переосмысливается каждые несколько лет. Например, его ветвью, вызывающей наибольшее количество споров и противоречивых суждений, является та, которая некогда была обозначена как «неандертальский человек».

Этот термин берет свое название от долины реки в Германии, где впервые были обнаружены останки данного типа человека. Это произошло в 1856 году, за три года до первой публикации Дарвином своего труда «Происхождение видов». Викторианский мир не пришел в восторг от этих останков. Общественное мнение в первую очередь было шокировано примитивностью и обезьяноподобностью предполагаемого внешнего вида неандертальского человека; по сей день само слово «неандерталец» является в общем представлении синонимом всего того, что есть в человеческой натуре животного, грубого и первобытного.

Научный мир вздохнул с облегчением, когда большинство ученых сошлись на том, что неандерталец «исчез с лица земли» примерно 35 000 лет назад, и его место занял кроманьонский человек, чьи останки на радость современным ученым и общественности демонстрируют, как принято считать, куда большую развитость с точки зрения интеллекта и даже некоторую утонченность внешнего вида, в особенности по сравнению с черепно-костными останками неандертальца, свидетельствовавшими о его кровожадности, неразвитости и звероподобии. В научных кругах доминирующее место занял постулат о том, что представляющие собой более позднюю и высокую степень развития кроманьонцы в свое время истребили неандертальцев.

Объективности и полноте исследований препятствует тот факт, что в нашем распоряжении имеется очень мало находящихся в хорошем состоянии останков неандертальца – из более чем восьмидесяти известных фрагментов скелетов лишь десять-пятнадцать сохранились достаточно полно и к тому же могут быть датированы настолько достоверно, чтобы проводить серьезные исследования. Следует признать, что в настоящее время мы не можем с уверенностью судить о том, каков был ареал обитания этого предка человека и когда именно и по каким причинам он вымер. Кроме того, исследования его скелета и черепа, проведенные в соответствии с более современными методиками, поставили под сомнение существовавшее с викторианской эпохи представление о его чудовищном, получеловеческом внешнем виде.

В статье, опубликованной в 1957 году, Строе и Кейв писали: «Если воскресить неандертальца и поместить его в вагон современной нью-йоркской подземки – предварительно, конечно, отмыв, побрив и одев в современную одежду, – скорее всего, он привлечет к себе не больше внимания, чем любой из его потомков».

Другой антрополог выражает эту мысль еще более откровенно: «Посмотрев на него, вы решили бы, что этот парень суров и крут нравом, но вы вряд ли стали бы возражать, чтобы он женился на вашей сестре».

От этой точки зрения остается всего один короткий шаг до определения, употребляемого некоторыми современными антропологами: неандерталец, как анатомический вариант современного человека, не вымер, но сохранился среди нас.

Произошедшее в последнее время переосмысление немногочисленных остатков культурной деятельности неандертальцев также способствуют установлению более благосклонного отношения к этим особям. Антропологи прошлого были в высшей степени поражены красотой и совершенством наскальной живописи, соответствующей по времени периоду появлению и существованию кроманьонца; в той же мере, как и костные останки, эти рисунки, обнаруженные на стенах пещер, подкрепляют точку зрения о поистине чудесной перемене, происшедшей с человеком: то, что принято считать квинтэссенцией «дремучей неразвитости», сменилось новым, творческим восприятием мира и сопутствующим ему появлением искусства.

Тем не менее неандерталец также представляет собой забавный образец для изучения истоков культуры. Его культура, именуемая мустьерской – по названию места, где впервые были обнаружены ее следы: городка Ле Мустье во Франции, – характеризуется довольно высоким уровнем мастерства обработки каменных орудий, по крайней мере, значительно выше, чем на более ранних стадиях развития человека. Кроме того, в настоящее время учеными признается, что неандерталец пользовался также инструментами, сделанными из кости.

Пожалуй, наибольшее впечатление производит тот факт, что неандерталец был первым из наших предков, не только хоронившим своих умерших, но и сопровождавшим захоронение определенным ритуалом. Так, в Ле Мустье был найден скелет мальчика-подростка, помещенного в длинную яму наподобие траншеи в положении спящего; рядом с ним было обнаружено кремневое орудие, каменный топор и остатки жареного мяса. Тот факт, что эти предметы и материалы должны были сопровождать покойного в некотором подобии загробной жизни, у современных антропологов сомнений не вызывает.

Существуют и другие свидетельства, подтверждающие наличие у неандертальцев зачатков религиозных чувств: в Швейцарии найдены остатки храма, посвященного пещерному медведю – животному, которому неандертальцы поклонялись, относились с уважением как к противнику, но на которое также охотились и употребляли его мясо в пищу. А при раскопках пещеры Шанидар в Ираке был найден неандерталец, в могиле которого вместе с останками находились цветы.

Подобное отношение к жизни и смерти, самоосознание себя в этом мире всегда считалось основополагающим моментом при проведении черты, отделяющей разумного человека от остального животного мира. Исходя из данных современной науки, мы должны сделать вывод, что такое отношение впервые в истории человечества проявляется у неандертальцев.

Общая переоценка культуры неандертальцев совпадает с переосмыслением встречи Ибн Фадлана с «демонами тумана»; его описание этих существ идентично существующим представлениям об анатомии неандертальца и в какой-то мере дополняет имеющиеся у нас свидетельства. Кроме того, этот трактат заставляет поднять вопрос о том, действительно ли неандерталец исчез с лица земли много тысяч лет назад, или же отдельные группы этих древних людей могли существовать и во времена, описываемые исторической наукой.

Аргументы, основывающиеся на аналогиях, оказываются обоюдоострыми и дают весьма противоречивые примеры. Так, в истории отмечены случаи, когда буквально горстка людей, принадлежащих к технически более совершенной культуре, за короткое время, порой всего за несколько лет, стирала с лица земли целые цивилизации, менее развитые в материальном плане. Наиболее ярким примером такого взаимодействия культур и цивилизаций является история встречи европейцев с обитателями Нового Света. Впрочем, имеются также примеры существования первобытных сообществ на изолированных территориях, сохраняющихся в первозданном виде благодаря отсутствию контактов с более развитыми народами, проживающими по соседству. Подобное племя было недавно обнаружено на Филиппинах.

Академическая дискуссия по поводу описанных Ибн Фадланом существ может быть вкратце сведена к двум цитатам из статей Джеффри Райтвуда (Оксфордский университет) и Э. Д. Гудрича (Филадельфийский университет). В 1971 году Райтвуд писал: «Рукопись Ибн Фадлана предоставляет нам абсолютно приемлемое описание неандертальцев, совпадающее с данными, полученными при исследовании окаменевших останков, и нашими предположениями относительно уровня развития культуры этих первобытных людей. Это заключение мы признали бы абсолютно справедливым, если бы не являющееся уже общим местом утверждение, что этот вид вымер примерно 30-40 тысяч лет назад. Тем не менее нам стоит помнить о том, что мы уверовали в его исчезновение лишь потому, что до сих пор нами не обнаружены окаменевшие останки, относящиеся к более позднему времени, в то время как на самом деле отсутствие останков еще не доказывает того, что их на самом деле не существует.

Объективно говоря, у нас нет никаких причин, согласно которым мы могли бы априори отрицать возможность того, что одна или несколько групп неандертальцев долгое время изолированно существовала, например, в удаленных и труднодоступных районах Скандинавии. По крайней мере, такое допущение не противоречит другим научным данным и прекрасно объясняет появление обсуждаемого арабского текста и некоторых присутствующих в нем описаний».

Гудрич, палеонтолог, хорошо известный своим скептицизмом, в свою очередь, придерживается противоположной точки зрения (1972): «Общая точность и пунктуальность отчета Ибн Фадлана о проделанном им путешествии может ввести нас в искушение поверить ему на слово во всем, не обращая внимания на некоторые противоречия и преувеличения в его рукописи. Таких неточностей и противоречий в тексте можно обнаружить немало, и основываются они либо на предубеждении по отношению к представителям других культур, либо же на свойственном многим рассказчикам желании произвести как можно более сильное впечатление на читателя. Так, он называет викингов гигантами, в то время как большинство из них таковыми не было; он также постоянно подчеркивает, в какой грязи жили принимавшие его люди и как много они пили. В то же время другие наблюдатели, настолько же объективные, но, возможно, менее предубежденно относящиеся к описываемому народу, не делают акцента на этих чертах быта и поведения викингов. В том, что касается так называемых вендолов, Ибн Фадлан неоднократно указывает на их чрезвычайно развитый волосяной, если не сказать – шерстный покров, практически звериное обличье, тогда как в соответствии с данными науки, они не были ни столь волосатыми, ни звероподобными. Вполне возможно, что арабскому наблюдателю довелось встретиться с племенем, принадлежащим к виду Homosapiens, жившим в изоляции и не участвовавшим в техническом и культурном обмене с остальным населением Скандинавии.

В самом тексте манускрипта Ибн Фадлана существуют весьма значительные свидетельства того, что описываемые им «вендолы» относятся к виду Homosapiens. Упоминаемые арабским наблюдателем фигурки, изображающие беременную женщину, практически совпадают с доисторическими скульптурами, обнаруженными в окрестностях городка Ориньяк во Франции, и материальными свидетельствами граветтийской культуры, найденными во время раскопок в Виллендорфе, Австрия, слой 9. Как ориньякский, так и гра-веттийский культурные слои всегда связываются с наследием современного человека, но не неандертальца.

Нельзя забывать о том, что неподготовленному наблюдателю культурные различия очень часто представляются различиями физического свойства, и мы не имеем права быть столь наивными, чтобы впадать в ту же ошибку. Вспомним, как в конце 1880-х годов даже для образованного европейца было вполне естественно задаваться вопросом, можно ли вообще считать людьми представителей негроидной расы из первобытных африканских племен, или же они являются неким промежуточным звеном, появившимся в результате массовых совокуплений обезьян с людьми. Следует также учитывать, что порой культуры, разительно отличающиеся друг от друга по уровню развития, могут существовать бок о бок долгое время. Подобные контрасты мы можем, например, наблюдать в наше время в Австралии, где каменный век близко соседствует с эпохой реактивных самолетов. При интерпретации описаний, данных Ибн Фадланом, мы не можем считать, что речь идет о сохранившейся до исторических времен ветви неандертальцев при том условии, разумеется, что мы поборем в себе искушение заявить об этом во всеуслышание».

В конце концов мы подходим к извечной проблеме ограниченности научного метода как такового. Физик Герхард Роббинс пишет по этому поводу: «Строго говоря, ни одна гипотеза или теория не может быть доказана.

Ее можно только опровергнуть. Когда мы говорим, что принимаем ту или иную теорию или верим в нее, мы лишь имеем в виду, что не можем ее опровергнуть или иным способом доказать ее несостоятельность, а вовсе не возможность безоговорочно доказать ее состоятельность.

Любая научная теория может существовать годами и даже веками. Ученые могут накопить сотни взаимодополняющих свидетельств, доказывающих ее правоту и обоснованность. Тем не менее теория всегда остается уязвимой, и достаточно всего лишь одного достоверно доказанного противоречащего ей факта, чтобы ввергнуть эту теорию в хаос и оказаться перед необходимостью разработки новой. Абсолютно невозможно предсказать, когда возникнет такое противоречие. Вполне возможно, что это случится завтра, но есть и вероятность того, что этого не случится никогда. Впрочем, история науки усеяна обломками и руинами тех теорий, что некогда казались абсолютной истиной, а в какой-то момент были низвергнуты случайно полученными результатами экспериментов, порой даже не имеющих к ним прямого отношения».

Это и имел в виду Джеффри Райтвуд, выступая на седьмом Международном симпозиуме по палеонтологии человека в Женеве в 1972 году: «Все, что мне нужно, – это один-единственный череп, даже фрагмент черепа, даже часть челюсти. Более того, я готов ограничиться всего одним хорошо сохранившимся зубом, и нашу дискуссию можно будет считать законченной».

До тех пор пока не найдены соответствующие по датировке окаменевшие остатки скелетов, будут появляться все новые публикации и даже спекуляции на эту тему. Тем временем каждый из нас может принять для себя любую точку зрения, выбрав ту, которая больнее соответствует его собственному представлению о порядке вещей.

БИБЛИОГРАФИЯ

I. Основные источники

Якат ибн-Абдалла. Рукопись. Географический лексикон. 1400 г. н. э. (?), №№ 1403А-1589А. Архивный отдел библиотеки Университета Осло, Норвегия.

Переводы:

Блейк Роберт, Фрай Ричард. Опубликовано в «Византия – Мегавизантия: Сборник статей по византийской и современной греческой культуре», Нью-Йорк, 1947.

Кук Альберт С. Нью-Йорк, 1947.

Фраус-Долус Пер. Осло, 1959-1960.

Йоргенсен Олаф. 1971. Не опубликовано.

Назир Сейед Хуссейн. 1971. Не опубликовано.

Санкт-Петербург. Рукопись. Записки по местной истории, опубликованы Академией наук Санкт-Петербурга, 1823. №№ 233М-278М. Архивный отдел библиотеки Университета Осло, Норвегия.

Переводы:

Фраус-Долус Пер. Осло, 1959-1960.

Стенуит Роджер. 1971. Не опубликовано.

Солецки В. К. 1971. Не опубликовано.

Ахмад Туей. Рукопись. География. 1047 г. н. э. Архив Дж. X. Эмерсона. №№ LV 01-114. Архивный отдел библиотеки Университета Осло, Норвегия.

Переводы:

Фраус-Долус Пер. Осло. 1959-1960.

Назир Сейед Хуссейн. 1971. Не опубликовано.

ХиттиА. М. 1971. Не опубликовано.

Амин Рази. Рукопись. История военного дела. 1585-1595 гг. н. э. Архив Дж. X. Эмерсона. №№ LV 207-244. Архивный отдел библиотеки Университета Осло, Норвегия.

Переводы:

Фраус-Долус Пер. Осло. 1959-1960.

Бендиксон Роберт. 1971. Не опубликовано.

Портеус Элинор. 1971. Не опубликовано.

Ксимосская рукопись. Фрагменты географии. Датировка – ?. Обнаружена в архиве А. Г. Гавраса в соответствии с его завещанием. №№ 23008Т-2348Т. Архивный отдел библиотеки Университета Осло, Норвегия.

Переводы:

Фраус-Долус Пер. Осло, 1959-1960.

Бендиксон Роберт. 1971. Не опубликовано.

Портеус Элинор. 1971. Не опубликовано.

II. Дополнительные источники

Берндт Э., Берндт Р. X. Аннотированная библиография ссылок на рукопись Ибн Фад-лана от 1794 до 1970 года // Acta Archaeo-logica. VI. 1971. С. 334-389.

Эта замечательная компилятивная работа даст заинтересованному читателю ссылки на все дополнительные источники, касающиеся данной рукописи, опубликованные на английском, норвежском, шведском, датском, русском, французском, испанском и арабском языках в указанный промежуток времени. Общее количество указанных в данном издании источников составляет 1042 ед.

III. Цитируемые научные труды

Следующий список вполне удовлетворит читателя, не имеющего специальной археологической или исторической подготовки. Приводятся только труды, опубликованные на английском языке.

Уилсон Д. М. Викинги. – Лондон, 1970.

Брондстед Й. Викинги.– Лондон, 1960; 1965.

Арбман Х. Викинги. – Лондон, 1961.

Джонс Г. А. История викингов. – Оксфорд, 1968.

Сойер П. Эпоха викингов. – Лондон, 1962.

Фут П. Г., Уилсон Д. М. Достижения викингов.– Лондон, 1970.

Кендрик Т. Д. История викингов. – Лондон, 1930.

Азаред Абдул. Некрономикон/Под ред. X. П. Лавкрафта. – Провиденс, Род-Айленд, 1934.

НЕКОТОРЫЕ КОММЕНТАРИИ К «ПОЖИРАТЕЛЯМ МЕРТВЫХ»

«Пожиратели мертвых» были задуманы как ответ на своего рода вызов. В 1974 году мой друг Курт Вилландсен предложил мне прочитать в колледже специальный курс лекций, который он предварительно назвал «Величайшие занудства». Этот курс должен бьш касаться всех тех текстов, которые считаются этапными и принципиально важными для западной цивилизации, но которые в наше время по доброй воле читать никто не будет, потому что современному человеку они кажутся скучными и неинтересными. Курт заявил, что едва ли не первое место в списке нечитаемых по причине занудности произведений он отводит эпической поэме «Беовульф».

С этим я не мог согласиться и стал доказывать, что «Беовульф» – это драматично развивающаяся и очень захватывающая история, и что я смогу это доказать. Вернувшись домой, я тотчас же взялся за первые наброски, впоследствии превратившиеся в книгу, которую вы держите в руках.

С самого начала я основывался на той научной традиции, которая рассматривает эпическую поэзию и мифологию, исходя из предпосылки, что в основе каждого из этих произведений лежат реальные исторические факты. Так, Генрих Шлиман, предположив, что в «Илиаде» описываются реальные события, путем долгих поисков обнаружил то, что сегодня всеми признается как Троя и Микены; Артур Эванс поверил в реальность мифа о Минотавре, и под его руководством был раскопан Кносский дворец на Крите[47]47
  Классической научно-популярной книгой об Эвансе и Шлимане считается работа СВ. Керама (Курт В. Марек) «Боги, гробницы, ученые». – Нью-Йорк: Изд-во Альфреда Нопфа, 1967.


[Закрыть]. М. И. Финли и его коллеги тщательно отследили путь Улисса, внимательно проанализировав второе великое произведение Гомера – «Одиссею»[48]48
  Финли М. И. Мир Одиссея. – Нью-Йорк: Викинг-Пресс, 1965.


[Закрыть]. Лайонел Кассон написал работу о реальности путешествий, которые могли лежать в основе мифа о Ясоне и аргонавтах[49]49
  Кассон Лайонел. Античные мореплаватели, морские путешественники и пираты древнего Средиземноморья. – Нью-Йорк: Макмиллан, 1959.


[Закрыть]. Следуя этой традиции, вполне логично предположить, что и в основе «Беовульфа» лежат вполне реальные исторические факты.

Разумеется, эти факты были сильно обработаны долгими веками традиции устного пересказа, что и превратило их в совершенно фантастическое повествование, доступное нам сегодня. Я же предположил, что вполне возможно повернуть этот процесс вспять, сняв с изначальной последовательности фактов все позднейшие поэтические наслоения и домыслы и попытавшись таким образом вернуться к представляющему собой ядро такого рода произведений реальному человеческому опыту – тому, что могло произойти на самом деле.

Затея отделить вымысел от фактической первоосновы данного эпического произведения представлялась мне привлекательной, но ее воплощение не становилось от этого легче. Современная наука не предлагает объективной и беспристрастной технологии отделения поэтического вымысла от фактов. Любая попытка провести подобного рода анализ наталкивается на необходимость принять огромное количество субъективных допущений в отношении как значительных вопросов, так и самых мелких деталей. Это будет происходить на каждой странице – в итоге такое количество допущений и предположений сведет результат работы к тому, что мы получим вместо перечня объективно имевших место фактов новое произведение: современную псевдоисторическую фантазию на тему событий, которые могли иметь место в прошлом.

Неразрешимость данной проблемы явилась причиной того, что я не стал продолжать эту работу. Само собой, при написании романа я полагал создать собственное художественное произведение. Тем не менее такого рода вымысел требует строгой логики, и я всерьез опасался, что в моем произведении обнаружатся логические неувязки. В конце концов я решил для себя так: раз уж настоящие ученые не могут решить ту задачу, которую я поставил перед собой, я не могу претендовать на то, что и я ее решил всерьез и в полном объеме. Конечно, я не могу сказать, что мне не хватило воображения или решительности. Возникшая проблема имеет чисто практический характер. Как у исследователя, у меня не было никакой надежной системы координат для определения того, какие повествовательные элементы «Беовульфа» следует сохранить в исторической реконструкции, а какие изъять, поскольку они относятся к позднейшим наслоениям художественного вымысла.

Несмотря на то, что задача вычленения исторического ядра из мифа оказалась для меня неразрешимой, я по-прежнему оставался заинтригован всем, что так или иначе было связано с этой затеей. Подумав, я решил поставить вопрос по-другому: предположим, что тех объективных трудностей, которые препятствуют моей работе, , не существует. Таким образом, передо мной открывается широкое поле деятельности для проведения исторической реконструкции. Каким тогда будет конечный результат? Я предположил, что созданный путем такой работы текст будет, скорее всего, сугубо светским описанием боев и сражений, происходивших более тысячи лет назад. Кроме того, я также предположил, что, скорее всего, подобные свидетельства об оставшихся в истории человечества событиях должны быть достаточно бесстрастными и лишенными излишней героизации, ибо вряд ли описывающий их современник мог с уверенностью предположить историческую значимость событий, свидетелем которых оказался.

Такой ход мысли привел меня к своеобразному решению проблемы. Я со всей отчетливостью понял, что мне требуется текст, составленный свидетелем описываемых событий. Я не мог извлечь нужную составляющую из существующего сегодня текста «Беовульфа» и при этом не хотел придумывать ее сам. Таковы были рамки, в которые я сам себя поставил и которые препятствовали дальнейшей работе. Внезапно я понял, что придумывать мне ничего не нужно – все, что от меня требуется, это открыть, обнаружить искомые свидетельства очевидца.

Предположим, подумал я, что наблюдатель, являющийся современником описываемых событий, был к тому же их непосредственным участником. Параллельно он вел свои записи, которые впоследствии легли в основу героической поэмы. Предположим также, что этот отчет уже существуете просто не был исследован с этой точки зрения. Если это так, то мне не потребуется ничего придумывать. Я должен буду всего лишь воспроизвести свидетельства очевидца и снабдить их необходимыми для современного читателя примечаниями и аннотацией.

Затея с уже существующей рукописью позволяла обойти все логические проблемы, мешавшие мне реализовать свой замысел. В конце концов, найденная рукопись вполне могла быть не моим произведением – даже при том условии, что на самом деле создал ее я. Разумеется, подобный ход мыслей может показаться абсурдным, но такое происходит в творчестве сплошь и рядом. Очень часто бывает так, что актер не может играть без реквизита, грима или даже суфлера, то есть без приемов и технологий безусловно современных, но тем не менее обеспечивающих единство исполнителя с создаваемым образом. Я в своей работе попал в сходную ситуацию.

Я задумался над тем, какого рода произведение лучше всего подходит для решения моей задачи. В результате я пришел к выводу, что наибольшую пользу мне принесло бы свидетельство очевидца, не являющегося представителем описываемой им культуры, то есть чужестранца. Такой наблюдатель может дать более объективное описание разворачивающихся событий. Но кем мог быть этот сторонний наблюдатель? Откуда он мог попасть в те места, где происходят события?

Хорошенько подумав, я вдруг понял, что уже давно знаю имя нужного мне человека. В десятом веке араб по имени Ибн Фадлан проделал долгий путь из Багдада на север, туда, где сегодня находится Россия, и там он встретился с викингами. Его рукопись, хорошо известная ученым, является одним из наиболее ранних свидетельств о жизни и культуре викингов. Еще в колледже, работая над дипломом, я прочел несколько фрагментов этой рукописи. У Ибн Фадлана очень своеобразный, но в то же время вполне воспроизводимый стиль повествования. Его текст достаточно строг и скуп, что придает ему достоверность. В то же время автор совершенно непредсказуем. Я вдруг почувствовал, что по прошествии тысячи лет сам Ибн Фадлан не стал бы возражать против того, чтобы ожить в новой роли – в роли очевидца событий, которые легли в основу эпической поэмы «Беовульф».

Несмотря на то, что вся рукопись Ибн Фадлана была переведена на русский, немецкий, французский и многие другие языки, в английском переводе существуют лишь фрагменты этого текста. Собрав воедино и скомпоновав все существующие фрагменты рукописи, я с минимальными изменениями превратил их в первые три главы «Пожирателей мертвых»[50]50
  Насколько мне известно, существуют лишь два англоязычных источника по этому тексту. Первый представляет собой те самые фрагменты, которые я читал, будучи студентом: Роберт Блейк, Ричард Фрай. Викинги дома и в других странах // Карлтон С. Кун. Записки по общей антропологии. – Нью-Йорк: Генри Холт и Ко, 1952. С. 410-416. Второй источник: Роберт П. Блейк, Ричард Н. Фрай. Записки о рисале Ибн Фадлана // Византия – Мегавизантия. – Нью-Йорк, 1949. Т. 1.4. 2. С. 7-37. Я благодарен профессору Фраю за помощь, оказанную мне в подготовке первой публикации этой книги и ее второго издания.


[Закрыть]. Затем я написал оставшуюся часть романа, стараясь придерживаться стиля манускрипта Ибн Фадлана, как если бы он сам описывал свое вполне реальное путешествие. Кроме того, я снабдил текст комментариями и необходимыми сносками и примечаниями.

Разумеется, я был в курсе того, что путешествие, реально совершенное Ибн Фадланом в 921 году н.э., скорее всего, состоялось слишком поздно, чтобы лечь в основу «Беовульфа». Многие авторитетные исследователи сходятся на том, что это эпическое произведение было создано примерно на полтора века раньше описываемых событий. Впрочем, датировка поэм, долгое время существовавших только в устной форме, не может быть абсолютно точной. А кроме того, писатель все же имеет право на художественный вымысел и некоторую вольность в обращении с историческими фактами. В «Пожирателях мертвых» читатель может столкнуться с временными несоответствиями; в особенности это относится к встрече Ибн Фадлана с реликтовой группой неандертальцев. (Одна из странностей этой книги состоит в том, что за десятилетия, прошедшие с момента ее первого выхода в свет, в научной среде произошла серьезная переоценка традиционных представлений о неандертальском человеке; в результате допущение, что какие-то группы неандертальцев могли существовать в некоторых труднодоступных частях Европы буквально тысячу лет назад, уже не кажется таким дерзким и не попадающим в категорию научной гипотезы.)

Интересным представляется и то, насколько сложной и запутанной становится игра, которую ведет эта книга со своей исторической первоосновой. В какой-то момент правильно оценить достоверность описываемых событий практически невозможно. Я всегда придавал большое значение правдоподобию, но при этом старался оставлять для читателя некоторые ключи или зацепки, которые помогли бы ему отличить реальную первооснову от творческого вымысла. Тем не менее по прошествии некоторого времени я понял, что в «Пожирателях мертвых» я, быть может, излишне увлекся этой игрой. В процессе написания я вроде бы чувствовал, что граница между правдой и вымыслом прочерчивается достаточно четко. Так, например, имя одного из цитируемых переводчиков Ибн Фадлана – Пер Фраус-Долус, что в буквальном переводе с латыни означает «путем обмана и уловок». Тем не менее через несколько лет я сам уже не мог с уверенностью ответить на вопрос, какие из фрагментов представляют собой перевод оригинального текста, а какие являются моим вымыслом. В один прекрасный день я обратился к библиотечному каталогу, пытаясь разыскать информацию по указанным в библиографии к моей книге текстам. Потратив впустую несколько часов, я вдруг осознал, что какими бы убедительными ни выглядели сноски на эти источники, на самом деле они являются плодом моего вымысла. Я пришел в ярость от того, что напрасно потратил столько времени, прекрасно понимая при этом, что виноват в этом только я.

Я упомянул об этом лишь потому, что тенденция к размыванию границ между фактом и вымыслом получила широкое распространение в современном обществе. Вымысел плавно, постепенно, но уверенно проникает везде и повсюду, начиная со школьных программ по истории и заканчивая телевизионными новостями. Разумеется, телевидение всегда считалось достаточно продажным средством массовой информации, и наблюдающиеся в его развитии тенденции большинством из нас отторгаются или, по крайней мере, воспринимаются критически и подвергаются сомнению. Куда более серьезную угрозу представляет собой укрепившая в последнее время свои позиции так называемая «постмодернистская» наука. Кое-кто в академической среде в настоящее время совершенно серьезно утверждает и пытается обосновать это, что разницы между фактом и вымыслом не существует, что любое прочтение текста является субъективным и личностным и что ввиду этого вымысел, чистой воды выдумка представляется равноценной проведенному по всем правилам классической науки исследованию. В лучшем случае подобные измышления просто не попадают в поле зрения традиционных научных дисциплин и не пересекаются с академической наукой, в худшем же они несут в себе серьезную опасность и представляются весьма неприятными[51]51
  Для ознакомления с современным состоянием постмодернистской академической мысли см., например: Полин Мари Росно. Постмодернизм и общественные науки: взгляд изнутри, пути внутреннего развития и взаимного проникновения. – Принстон, Нью-Джерси, 1992; Новый историзм / Изд. X. Арам Везер. Нью-Йорк: Рутледж, 1989.


[Закрыть]. Впрочем, подобные взгляды в научной среде еще не были столь распространены двадцать лет назад, когда я сел за свой роман, замаскированный под научную монографию. Осмелюсь выразить надежду, что мода в академической среде вновь переменится – в особенности если ученые обнаружат, что начинают раз за разом попадать в расставленные им сочинителями ловушки в виде ложных ссылок и псевдоцитат, которые использовал и я.

Следуя изложенному выше и понимая, насколько все это может сбить с толку неподготовленного читателя, я считаю своим долгом открыто заявить о том, что ссылки и библиографические данные, указанные в данном послесловии, являются истинными и соответствуют действительности. Весь остальной роман, включая предисловие, основной текст, примечания и библиографию, следует расценивать как плод художественного вымысла.

После выхода в свет первого издания «Пожирателей мертвых» это шутливое переложение «Беовульфа» оказалось под серьезным огнем критиков и обозревателей, набросившихся на меня с такой яростью, словно я действительно осквернил памятник. Но в то же время ученые-исследователи «Беовульфа» приняли книгу благосклонно и совершенно адекватно отнеслись к ней как к художественному произведению, о чем многие из них даже сочли возможным написать мне.